Текст книги "Ночная (СИ)"
Автор книги: Елена Ахметова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Дом.
Едва осознав это, я вцепилась в совершенно чужого мужчину обеими руками и позорно разревелась, уткнувшись лицом ему в плечо. Он, разумеется, растерялся – застыл на несколько секунд, кашлянул и смущенно похлопал меня по спине.
– Надо было самому первым из портала выходить, – глубокомысленно заметил кто-то рядом. – Вечно все девушки на тебе виснут!
– Научись уже сам открывать порталы, – огрызнулся незнакомец. – И наслаждайся! – с этими словами он бесцеремонно подтолкнул меня к своему… напарнику, наверное?
Тот охотно вытянул вперед руки, но я уже была вполне способна взять себя в свои и вежливо пожала его правую ладонь.
– Ну вот, – разочарованно протянул второй, пряча смешинки в уголках по-ирейски зеленых глаз, и коротко взмахнул передо мной раскрытым удостоверением Особого подразделения Сыска королевства Ирейя. – Всегда так! Эйвери Сабинн, не так ли?
Я кивнула, не слишком полагаясь на свой голос: что-то подсказывало, что нормально говорить я смогу еще не скоро.
– Бланш? – настороженно прохрипел снизу Раинер, резко вернувший интерес к происходящему. – Что они говорят?
Спасатели резко замолчали и, оттеснив меня к домику, дружно перегнулись через перила. Серый от боли храмовник явно не внушил им доверия.
– Местный, – уверенно сказал первый спасатель, тотчас потеряв интерес, и начал выплетать обратный портал.
В другой ситуации я бы даже залюбовалась. Магов-порталистов на Ирейе исчезающе мало, и посмотреть на их работу удается отнюдь не всем. Но сегодня меня волновало не его редчайшее искусство.
– Подождите, – я тронула его за предплечье – и неподдельно смутилась: легкого прикосновения оказалось достаточно, чтобы нарушить ток силы и исказить начатое заклинание. Маг проглотил ругательство, сразу же переводя высвобожденную силу в свечение, и раздраженно поинтересовался:
– Что? Хочешь остаться?
* * *
Оставаться я не желала твердо и решительно. Бросать Раинера, впрочем, – тоже, поэтому попыталась сумбурно изложить, кто это такой и чем я ему обязана.
Но сыскарей предсказуемо не проняло.
– Тангарра исключена из межгалактического сообщества по требованию представителей планеты, – уверенно заявил телепортист. – Сюда даже полеты запрещены, иначе бы вас, госпожа Сабинн, отыскали и эвакуировали гораздо раньше. Мы не имеем права вмешиваться в происходящее.
– Но его же искалечат! – вырвалось у меня.
Телепортист только тяжело вздохнул, и в разговор включился его напарник:
– А еще немногим меньше половины населения вымрет от чумы и сопутствующих болезней, – оптимистично спрогнозировал он. – Возможно, несколько тысяч женщин сожгут по обвинению в колдовстве. В среднем, насколько я помню, в странах с этим уровнем развития все примерно так и происходит. Но если планета выбирает политику изоляции – это ее право. Вмешательство, даже если дело касается всего одного человека, – грубое нарушение суверенитета Тангарры. А Ирейя, осмелюсь напомнить, подписала Планетарный Пакт. Давайте сойдемся на том, что вашему приятелю повезло, что он вообще жив, и позвольте проводить вас домой. Ваши родные чрезвычайно обеспокоены…
Это определенно был удар ниже пояса.
Сестер я не видела больше двух лет. И уже даже не надеялась увидеть.
– Раинер из храмовой дружины, – все-таки сказала я. – Для него руки…
– Госпожа Сабинн, – не выдержал телепортист, – мы сыскари, а не целители!
– Но можно же… – робко мяукнула я.
– Что? Притащить его Ирейю, исцелить и вернуть сюда?! – взорвался он. – Да это пятая телепортация за день, не считая маяка на ваше возвращение!..
Напарник прервал его гневную тираду, просто хлопнув телепортиста ладонью по плечу. Тот умолк, будто кто-то выключил звук. А его напарник, разом растеряв всю смешливость и открытость, твердо сказал:
– Госпожа Сабинн, мы ничем не можем ему помочь. Но забрать вас – обязаны. Граждане Ирейи не имеют права находиться на Тангарре. Не мешайте лейтенанту Гейбу открывать портал.
Я обреченно взглянула им за спину – и подавилась воздухом.
Взобраться по отсыревшей веревочной лестнице, когда правая рука отказывается идти на контакт, – уже достижение. Но исхитриться сделать это беззвучно, пока чужаки заняты разговорами, да еще вынуть меч из ножен…
Я так и не поняла, что его выдало – то ли мой ошарашенный взгляд, то ли скрипнувшие в последний момент перила – но сыскари почти синхронно обернулись, и храмовника встретило сразу два магических щита, таких плотных, что они стали заметны в воздухе. Бросившийся в атаку Раинер натолкнулся на чуть светящуюся магическую дымку. Выставленный вперед меч зазвенел и вылетел из его ладони, а сам храмовник едва не рухнул с крыльца – но успел ухватиться за перила, побелев от боли в израненной руке.
– Чертовы колдуны! – выдохнул он. – Бланш, ты цела? – и, не дожидаясь ответа, в полный голос затянул боевую литанию.
У меня мурашки по коже пошли. До сих пор я ни разу не слышала, как он поет.
Много потеряла.
Пробирающий до самых костей, чуть хрипловатый голос брал низкие ноты литании безо всякого напряжения, и казалось, что пожелай он только – и перейдет в инфразвук. На Ирейе за владельца такого голоса передрались бы все продюсеры, и он моргнуть бы не успел, как проснулся бы звездой.
А здесь, в мире, где эталоном служил храмовый хор, состоящий сплошь из мальчишек, голос Раинера годился только для боевых молитв, призванных разрушать чужие чары.
Впрочем, следовало признать, что в них десятник преуспел. Литания звучала от силы полминуты – лейтенант Гейб успел сплести лишь каркас портала и еще только разворачивал его в окно перехода, когда оба щита мелко завибрировали и лопнули, будто мыльный пузырь.
Маги ошарашенно переглянулись, и этого мгновения хватило, чтобы все пошло наперекосяк.
Раинер прервал литанию на полуслове и, отпихнув плечом худощавого телепортиста, протянул ко мне руку, явно намереваясь сдернуть с места и удрать подальше от сыскарей. Храмовник промахнулся только с одним: привычка оказалась сильнее логики, и руку он протянул правую.
Распухшую, непослушную, какого-то жуткого, совершенно нездорового цвета.
И я дернулась назад, не в силах поделать что-нибудь со вполне естественным испугом и отвращением.
А позади только-только развернулся портал…
Раинер еще успел ухватить меня за платье на животе, скомкав и запачкав ткань. А потом сработало заклинание.
Вообще-то в портал полагается входить лицом вперед, закрыв глаза, набрав воздуха и слегка согнув колени. Мало ли что окажется по другую сторону? Любая ошибка в расчетах могла обернуться катастрофой – потому-то порталы и считались самым опасным способом перемещения. Не будь они мгновенными – звездолеты и автофлаксы давно бы вытеснили магов с арены.
Но тем порталы и хороши, что сейчас ты стоишь на гнилых досках бокоровой хижины, а в следующую секунду оказываешься посреди Центрального зала прибытия Нальмы… если соблюдать технику безопасности – то даже стоя.
Поскольку я перегруппироваться не успела, а Раинер понятия не имел, что это нужно сделать, то мы из портала выкатились кубарем. Вдобавок храмовник при падении рефлекторно выставил вперед правую руку и предприимчиво потерял сознание от боли, оставив меня разбираться с обалдевшей от такого триумфального прибытия хостесс самостоятельно.
– С вами все в порядке?! – испуганно охнула она, выскочив из-за своей стойки в центре зала, и тут же позеленела, рассмотрев, что Раинер-то точно не в порядке.
Вдобавок из задрожавшего окна портала пулей вылетел лейтенант Гейб со своим говорливым напарником, и я поняла, что сейчас не в порядке будут все.
* * *
Раинер держался молодцом.
Если бы я с рождения верила, что магия – зло, из-за которого люди годами не видят солнца, и вдруг попала сначала в портал (за одно только это слово каратели бы уже разложили костер), а потом – под усыпляющее заклинание (о-очень большой костер) и в довершение всего проснулась неизвестно где, зато с совершенно целой рукой, укутанной слабо переливающимся флером хелльского «обеззараживателя»… в общем, без истерики дело бы не обошлось. Одной только мысли о реакции карателей на такой легкомысленной подход к богомерзкой магии было достаточно, чтобы меня пробирал неприятный холодок – а каково храмовому дружиннику?
Но все его негодование вылилось в один вопрос:
– Ты знала, как именно они помогут?
И, стоило мне покаянно кивнуть, как он просто перестал со мной разговаривать.
Поскольку единственным языком, которым Раинер владел, был тангаррский, а лейтенант Гейб со своим напарником умчались куда-то на доклад, это означало, что десятник не разговаривал вообще ни с кем. Персонал телепортационного изолятора это ничуть не смущало – потому как я, отвыкшая от родной речи, болтала за двоих, постепенно вспоминая слова и правильные обороты.
Попутно выяснилось, что нетронутая цивилизацией экология Тангарры благополучно излечила мою прогрессирующую близорукость и гипертонию, и уже к вечеру лечащий врач с энтузиазмом расхваливал коллегам диету со сниженным употреблением поваренной соли, но сам что-то пробовать не спешил. Меня в обсуждении участвовать не приглашали, очевидно, опасаясь, что я заодно изложу ее минусы, – или что мы с храмовником притащили с Тангарры какую-нибудь экзотическую заразу.
Раинер лежал в изоляторе напротив, бережно привязанный к койке, и практиковал диету со сниженным употреблением вообще всего. Выдернуть капельницу он, впрочем, не мог, и персонал спокойно дожидался прибытия психолога и инфекциониста.
А я долго металась по своему боксу, как загнанный зверь, и не знала, как буду оправдываться.
Больничная одежда казалась слишком тонкой, еда – зверски пересоленной, слишком яркий свет резал глаза, а запах дезинфекционного раствора ввинчивался в ноздри, как и не снилось вони Мертвого квартала. Я успокаивала себя тем, что теперь, наконец-то, смогу увидеться с сестрами, смогу доучиться, найти нормальную работу и прожить достойную жизнь, не оборачиваясь на покровителей и не завися от мужчин, но мысль о незавершенных делах свербела хуже блошиного укуса между лопатками.
Я обещала, что не покину город, пока храм не уверится, что чума схлынула. На Тангарре остался чрезмерно умный младший епископ Арман, пробовал свои силы в управлении Нищим кварталом упрямый Элои, бродили по улицам последние неупокойники и тихо дожидались своего часа закупоренные бутылки в двух разных домах…
А я так и не узнала, кем же был второй нахцерер и чего он хотел, когда украл душу у колдуна. И, что гораздо хуже, этого не узнал Раинер.
Вот уж чего он мне точно не простит.
Сыскари вернулись только наутро.
В ярком свете стало заметно, что они похожи – каким-то неуловимым, внутренним сходством, свойственным разве что близким родственникам. Телепортист был худощав и невысок, его напарник, напротив, – массивен, ярок и громок; но сродство чувствовалось и в том, как они держались, и в звучании речи. А еще у них оказались одинаково рыжевато-зеленые глаза, но вопрос о том, не братья ли господа сыскари, я предпочла придержать при себе – и правильно сделала: когда они подошли ближе к стеклу, отделяющему мою палату от приемной, я наконец-то рассмотрела одинаковые нашивки на форме.
«Р.В.Гейб» и «О.В. Гейб». И оба лейтенанты.
Я спрятала невольную усмешку и села на больничной койке, поприветствовав их вежливым кивком. Раинер в изоляторе напротив заметно встрепенулся, обнаруживая-таки интерес к происходящему – впервые за сутки.
Уже за это я была готова расцеловать обоих сыскарей, но опять-таки сдержалась, предоставляя им первое слово. Взял его, предсказуемо, напарник телепортиста.
– Госпожа Сабинн, – зазвучало из колонок, – доброе утро. Вы не уделите нам несколько минут?
Как будто я тут была страшно занята.
– Разумеется, – вздохнула я. – Как к вам обращаться?
Вопрос вызвал у обоих улыбку – одинаково светлую и открытую, но если телепортисту она придавала вид утомленного родителя, радующегося, что его отпрыск наконец-то самостоятельно дошел до горшка, то на его напарника тут же с интересом обернулись сразу две молодые медсестры, пробегавшие мимо.
– Зовите меня Рэвен, – предложил он и кивнул в сторону телепортиста: – А его – Оберон.
– Тогда – просто Эйвери, – отозвалась я.
Собственное имя до сих пор звучало как-то чуждо. За последние два года «Бланш» стало куда привычней, пустило в меня корни и все еще заставляло смиренно опускать взгляд при разговоре – хотя моим собеседникам от этого явно было некомфортно.
Штатный психолог сказала, что предстоит много работы. Я была вынуждена с ней согласиться.
– Прежде всего, позвольте принести извинения, – заговорил Оберон. – Мое поведение вчера было неприемлемо, и я сожалею об этом.
Судя по интонации, сожалел он в первую очередь потому, что не выспался, но я все равно с пониманием склонила голову:
– Вчера вы устали после множественных телепортаций, и мы все действовали сгоряча. Уверена, Раинер тоже сожалеет, что напал на вас.
…и о том, что связался со мной. Пожалуй, об этом – сильнее всего.
– Сомневаюсь, – вклинился Рэвен и открыто ухмыльнулся, оглянувшись через плечо.
Храмовник буквально прожигал взглядом его спину. Но стоически молчал и даже не дергался, отлично понимая, на чьей стороне преимущество.
– Сожалеет, – мрачно подтвердила я. – Просто он еще этого не понял. Вы вернете его на Тангарру?
Потому что если нет – он меня с потрохами съест. И вот об этом точно сожалеть не будет.
– Как раз об этом мы хотели с вами поговорить, – подтвердил мои худшие опасения Рэвен и присел на скамейку для посетителей, без слов намекая, что разговор будет долгим. Оберон опустился рядом и принялся добросовестно бороться со сном. – Видите ли, то, как он сумел разрушить два последовательных щита одновременно, произвело определенное впечатление на отдел Магического Противодействия. До сих пор разрушение таких конструкций считалось возможным при последовательном подходе: сначала лопается внешнее заклинание, и только потом становится возможным добраться до внутреннего плетения. Но ваш… друг взломал оба сразу – и, стоит отметить, в кратчайшие сроки. Вы знаете, как ему это удалось?
Я поджала губы, начиная понимать, к чему он клонит, и Раинер в палате напротив зловеще нахмурился, пристально всматриваясь в мое лицо.
– Это что-то из секретов религиозной общины Тангарры, – с неохотой сообщила я. – Их орден основан как раз для борьбы с последствиями чрезмерного употребления магии. Над Тангаррой постоянно висит облачная завеса силового типа, как над Хеллой, и храмовники в меру своих способностей делают все, чтобы она рассеялась. Кое-какие полезные наработки у них действительно есть, но это довольно примитивные голосовые схемы. Я никогда ими не интересовалась.
Кроме как с эстетической точки зрения. Но в исполнении других храмовников боевые литании звучали как-то обыденно и скучно.
– Но они действуют, – заметил Рэвен. – Ваш друг владеет методикой, неизвестной даже в Гильдии Магов, способной представлять опасность любым современным охранным системам, потому как все они строятся на принципе последовательной защиты и не рассчитаны на мгновенную реакцию на вмешательство. Это касается в том числе щитовых заклинаний вокруг госпиталя при телепортационной станции, что и привело к необходимости приковать вашего друга, э-э, физически, а не магически, поскольку он был несколько…
– Агрессивен, – подсказала я.
– Не в себе, – не согласился Рэвен. – Однако наше руководство выразило надежду, что вы сумеете убедить его поделиться знаниями. После этого, если он захочет, разумеется, мы вернем его на Тангарру целым и невредимым.
– Он не станет со мной разговаривать, – обреченно сообщила я.
Лейтенант нехорошо усмехнулся.
– Вы свободно владеете его родным языком, и он вас хорошо знает, – заметил он. – Рано или поздно он заговорит.
Я поймала себя на том, что сама не хочу ни с кем разговаривать.
О да, Раинер заговорит. Рано или поздно. Человек – социальное животное, и общение – одна из базовых потребностей.
Кроме того, тангаррский язык – такая экзотика, что по всему Альянсу на нем говорит хорошо если десяток человек (а зачем учить язык закрытой страны, кроме как в познавательно-лингвистических целях?). Трое из них уже сидят здесь, и с двоими из этой тройки Раинер точно не захочет общаться.
Но… мне это было слишком хорошо знакомо.
Чужой мир, где все непонятно, непривычно, страшно. Чужие люди, чужой язык, чужие обычаи, чужие опасности… и посреди этого – один-единственный человек, готовый прислушаться. Пригреть. Научить.
И использовать в своих интересах, чтобы потом выбросить, как ненужную вещь.
Разве не так все было у меня со Старшим?..
– Попробуйте, – вкрадчиво попросил Рэвен. – Психолог ведь может помочь только вам, тангаррским он не владеет. А вашему другу наверняка одиноко и страшно.
– Вы не представляете, насколько, – мрачно буркнула я.
Братья на мгновение застыли, переваривая фразу, – даже Оберон стряхнул накатывающую дрему и встрепенулся.
– Зато вы представляете, – безжалостно ударил он по больному, – и можете ему помочь. Вас ведь выпишут уже днем, после визита врачебной комиссии? А вашего друга будут вынуждены передать под опеку соответствующим органам…
Я горько усмехнулась. Вот она, цивилизация: меня-то без разговоров вышвырнули в Нищий квартал, а Раинера под опеку передадут… с которой он даже поговорить не сможет.
– Не нужно его никуда передавать. Я заберу его домой. Под свою ответственность.
Сыскари переглянулись, и Оберон как-то неоднозначно дернул плечом – но Рэвен его прекрасно понял.
– Боюсь, вы не можете брать кого-либо под свою ответственность, пока сами не завершите реабилитацию, – сказал Рэвен. – Но если вы позволите пригласить вас… – он осекся и обернулся, проследив мой взгляд.
Раинер сосредоточенно и целеустремленно выкручивал только-только залеченную руку из стягивающего ремня. Чтобы преуспеть, ему пришлось бы вывихнуть себе палец, но, кажется, он уже был на это готов. Тревога сработала раньше, чем храмовник повторно покалечился, и в изолятор ворвались санитары в сияющем ореоле обеззараживающего заклинания.
Храмовник затих, не дожидаясь решительных действий, и безразлично уставился в потолок, не реагируя на персонал.
– Вояка, – с каким-то уважительным неодобрением в голосе протянул Оберон и как-то хитро сощурился, но промолчал.
Его брат заломил бровь – но спрашивать ни о чем не спешил, и я тоже предпочла промолчать.
Тем более что мои слова, похоже, тут вообще никакого веса не имели…
Глава 6 Братья и сестры
Сестры примчались сразу после визита сыскарей – прямиком с планетолета, не переодевшись по погоде и не сдав багаж.
– Эйви-и-и!! – Ясмайн, младшенькая, как обычно, голосила за троих и тут же прилипла ладонями к стеклу, точно надеялась продавить его и ворваться внутрь. Юнити на правах старшей сестры смотрела на обеих так покровительственно, что я снова почувствовала себя взбалмошным подростком, но со своей стороны стекла не отцепилась, прижимая пальцы к тому месту, где преграды касалась младшенькая. В горле стоял комок, и глаза подозрительно щипало.
Я не видела их больше двух лет. И уже почти отчаялась увидеть когда-нибудь вообще.
А Ясмайн вытянулась и похорошела, став ужасно похожей на отца – те же точеные черты узковатого лица, тонкие руки с аристократически изящной кистью, волосы белого золота. Красавица. Угловатая девчонка в переломную пору осталась в прошлом.
Зато Юнити почти не изменилась – вся мягкая, неуловимо уютная, с трогательными мамиными кудряшками, упрямо выбивающимися из строгого пучка на затылке. Словно и не было этих двух лет…
– Нам сообщили только ночью, – виновато улыбнувшись, сказала старшенькая. – И сюда пускать не хотели, но мы проявили некоторую настойчивость.
– Могу себе представить, – невольно улыбнулась я в ответ и сморгнула выступившие слезы. – Никто не пострадал, надеюсь?
Ясмайн, смутившись, отняла от нагревшегося стекла свои изящно-смертоносные ладошки, но скрыть заметную пульсацию под ногтями было ей не под силу. Похоже, с последней нашей встречи ее дар развился с отметки «возможно, из девочки выйдет сносный пиромант» до полноценного «спасайся, кто может!».
– Только мое чувство собственного достоинства, – проворчала Юнити, проводив сестричкины руки опасливым взглядом. С тех пор, как Ясмайн могла, задумавшись, подпалить собственное платье, прошло куда больше двух лет, но некоторые привычки оказались неискоренимы.
Где-то здесь меня накрыло осознание, что я все-таки вернулась. Вот они, сестры – Юнити, заменившая нам мать, когда ее не стало, Ясмайн, способная перепугать окружающих одним только рассеянным видом или, наоборот, слишком хорошим настроением. А там, за стеклом, – родная Нальма, шумная, людная, светлая, в вечной водяной взвеси и рокоте горных речушек, мчащихся по перепускным каналам.
Я здесь. Наконец-то дома.
Со мной все будет хорошо.
– Без паники, – скомандовала я, видя, что сестер мои невольные слезы напугали – даром что сами обе стояли с красными глазами, а Ясмайн хлюпала носом так, что система связи даже не фильтровала это, как посторонний шум, транслируя каждый шмыг на весь изолятор. – У меня ничего не болит, я просто ужасно рада. Не помню, говорила ли, но я вас люблю. Очень.
Основной минус общения с сестрами: скажи им что-нибудь хорошее – а они обе вообще разревутся от избытка чувств. И что прикажете делать, если у самой глаза на мокром месте?..
Это все мамочка с ее типично хелльским воспитанием. Никакие папины гены не перевешивают наследственную повышенную эмоциональность.
С внезапно сработавшей тревогой они, как выяснилось, тоже не помогают: от внезапного писка со стороны сестринского поста мы дружно подскочили, но проморгаться смогли не сразу. А когда все-таки справились со своей повышенной чувствительностью, Раинеру уже что-то вкололи, и он обвалился поперек койки, подмяв под себя порванные ремни.
Один из санитаров мрачно ощупывал лицо. Подбитый глаз стремительно заплывал.
– А это?.. – робко спросила Ясмайн, с нескрываемым интересом разглядывая храмовничью филею, удачно облепленную больничной робой.
Вид был и правда неплохой. Если бы владелец филеи не висел головой вниз поперек койки и вообще хоть с кем-нибудь разговаривал, ему бы просто цены не было.
– А это, – обреченно вздохнула я, – брат Раинер из храмовой дружины, который спас меня от нахцерера.
И от излишнего интереса настоятеля, вызвавшись лично втереться в доверие странной девице. И от синода, выступив перед ним с докладом до того, как туда пригласили меня. И от карателей, к которым я едва не угодила со своей излишней инициативностью в поисках второго нахцерера. И от нищих, когда не стало Старшого…
– Долгая история, – призналась я после паузы и снова сморгнула слезы – на этот раз, увы, отнюдь не счастливые.
– А ты куда-то торопишься? – с непередаваемым скептицизмом в голосе уточнила Юнити.
– Рассказывай! – потребовала Ясмайн, все еще впечатленная филеей.
Ей-то я первой и рассказала про храмовый обет безбрачия, тщательно скрывая собственное злорадство. А потом меня стало не остановить.
Я говорила и говорила, выплескивая все, что накопилось за эти чудовищно долгие два года. Рассказывала про Старшого (да, Юнити, не такой ты представляла мою первую любовь, если это вообще можно так назвать!), про чуму и голод. Про зуд в заживающем магическом канале, про то, как тяжело ходить босиком с непривычки и что теперь, если не найду нормальную работу, улечу на Хеллу: цивильная Гильдия Воров есть только там, а других полезных навыков я за собой не вспомнила. Забывала слова, мешая ирейский с тангаррским и унилингвой, захлебывалась впечатлениями, жалобами и радостью от того, что все это наконец-то закончилось. Сетовала, что закончилось все только для меня, а Раинер со своими рыцарственными порывами попал как кур во щи…
– Ты что же это, действительно собралась с ним? – все-таки вклинилась Ясмайн, растерянно хлопнув ресницами.
Впечатляющую филею как раз спрятали обратно под одеяло, а ремни дополняли наручниками, отчего бессознательный храмовник лишился всякого магического флера, но я все равно упрямо кивнула.
– Он попал сюда, защищая меня. Было бы нечестно просто бросить его один на один с совершенно чужим миром, – напомнила я. – Он не знает язык, не понимает толком, что происходит. Ему страшно. Я не могу все оставить вот так. Да и реабилитация, справедливости ради, нужна нам обоим.
– Врач сказал, что ты цела, – нахмурилась Юнити. – Не хотел нас беспокоить?
В свете нездорово яркого сияния под ногтями разволновавшейся Ясмайн никто бы не рискнул расшатывать их душевное равновесие – хотя, если задуматься, куда уж больше-то? Но в этот раз все дело было в другом, и я виновато покачала головой.
– Я действительно цела, на удивление, – подтвердила я и заставила себя поднять взгляд. – Просто… это было тяжело. Очень. Мне нужно будет какое-то время, чтобы привыкнуть к нормальной жизни.
Хотя мысль о том, что меня никто не сожжет за неосторожное слово, грела необычайно. Но все еще казалась чертовски странной.
Вот прямо возьмут – и не сожгут?..
Впрочем, не стоит упускать из вида Раинера. Он-то вот как раз бы с удовольствием…
– Мы останемся в Нальме, – сообщила я сестрам. – Нас разместят в штаб-квартире Противодействия. Не знаю, можно ли будет меня навещать, но я уже запросила документы на новые сенсоры взамен расплавившихся…
– Противодействия, – медленно повторила Юнити, не дослушав тираду о тонкостях отечественной бумажной волокиты. – Он заинтересовал нашу оборонку? Эйви, ради всего святого, с кем ты связалась?
– Он обычный десятник из храмовой дружины, – сказала я, ощущая досадную неуверенность в своих словах. – МагПро заинтересовал не столько он, сколько тангаррские храмовые секреты. Они там научились весьма занятным штукам.
– Настолько занятным, что проняло даже столичное Противодействие? – мрачно уточнила Юнити. – У них же уровень развития отстает от Альянса на пару тысячелетий! Их даже Тейнар обогнал!
Тейнар, положим, уже пятьдесят лет как позволил построить космопорт на своей территории и вполне успешно торговал с Альянсом, зарекомендовав себя одним из лучших поставщиков мяса и шерсти. А Тангарра с ее политикой полной изоляции плодами чужого труда не пользовалась принципиально.
– Кое в чем они нас опередили, – я виновато пожала плечами. – До сих пор никто особо не концентрировался на методах рассеивания магии и разрушения плетений. А у них целая страна только об этом и думает. Сожги ведьму на костре, смерть колдуну и прочий национальный колорит.
– Эк тебя эти костры зацепили, – обескураженно хмыкнула Ясмайн.
Я одарила ее мрачным взглядом. Попадись храмовникам женщина с такой отчетливой силовой пульсацией под ногтями – ее бы костры зацепили ну просто до смерти.
Меня спасло только то, что на момент прибытия на Тангарру мой главный энергетический канал представлял из себя нечто, изрядно напоминающее заштопанный чулок – и магии в нем было не больше, чем в заштопанном чулке. Но пара торжественных сожжений все же произвела на меня неизгладимое впечатление.
– Наиболее действенное средство от магов, между прочим, – пробурчала я. – А вот чтобы магов изловить или ликвидировать последствия их появления на свет, и существует храмовая дружина. На Тангарре, между прочим, даже бывают ясные дни – до тридцати в году. А на Хелле – до семи, при том, что первоначальная толщина облачной завесы примерно одинакова.
– То есть он действительно может рассеять облачную завесу? – недоверчиво спросила Юнити и обернулась через плечо.
Прикованный к койке храмовник грозного впечатления не производил. Да и вообще не производил – пока не начинал двигаться.
Или петь.
– Не в одиночку и не сразу, – признала я. – Но потенциально – да, способен.
А поскольку с момента принятия закона о начальных магических школах над Нальмой уже не раз собирались весьма подозрительные тучки (попробуйте-ка объяснить трехлетнему ребенку, что такое магия четвертого класса и почему ее нельзя использовать!), МагПро получило зеленый свет. А заступаться за Раинера здесь было некому.
– Я договорюсь, чтобы нам разрешили тебя навещать, – сдалась Юнити. – Мы оставили магазин на госпожу Лиминн, так что можем задержаться в Нальме на пару недель.
– О, цветочная лавка доросла до магазина? – оживилась я.
И до самого прихода врачебной комиссии разговор был познавательным и благопристойным, никоим образом не связанным с перемыванием косточек Магическому Противодействию и сцеживанием яда на головы Гильдии Магов, прозевавшей неожиданный прогресс Тангарры.
Ну, разве что самую чуточку.
* * *
Комнаты в штаб-квартире не были рассчитаны на длительное проживание и больше всего напоминали безликий гостиничный номер: просто койка, тумбочка и одинокий комод, втиснутые на минимально возможную площадь, – чтобы было куда прийти и упасть после тяжелого рабочего дня, когда нет сил даже добраться до дома.
На сотрудников МагПро временное жилье, должно быть, производило крайне гнетущее впечатление. Я же – после сна вповалку в общем бараке Нищего квартала и давящей тесноты храмовой кельи – к предоставленным апартаментам отнеслась вполне благосклонно.
Раинер к ним не отнесся никак – поскольку, схлопотав комплексную прививку от свойственных только Ирейе болезней, немедленно свалился с температурой и теперь лежал пластом. Врач из медпункта при штаб-квартире развел руками и признал, что такое иногда бывает и теперь остается только ждать выздоровления.
Я коварно воспользовалась беспомощностью больного, пробравшись в его номер и продежурив до самого его пробуждения со стаканом воды. Я полагала, что храмовник по-прежнему не горит желанием со мной разговаривать, а вожделенная жидкость его все-таки сподвигнет на пару слов – но здорово промахнулась.
Проснувшись и обнаружив меня в изголовье кровати, Раинер рывком перевернулся и со второй попытки схватил меня за запястья, прохрипев что-то неразборчивое. Судя по провалу первой попытки, температура и не думала спадать, и резких движений ему делать не стоило, но объяснить это получилось не сразу.
– Что они с тобой сделали? – выпив стакан воды и отдышавшись, спросил Раинер.
Озадачить меня еще больше не вышло бы даже у целеустремленных братьев Гейбов.
– Со мной? – переспросила я, уверенная, что ослышалась.
Храмовник откинулся на подушку и утомленно закрыл глаза. От яркого искусственного света они слезились, и я в очередной раз поймала себя на жалости, которой Раинер никогда бы мне не простил, но… первые дни на Тангарре мне казалось, что постоянный сумрак в край посадит мне зрение, прежде чем я привыкну.
Кажется, я начинала понимать, на чем зиждилась симпатия Старшого к странной чужачке. Самооценку эта мысль не поднимала.
