Текст книги "Женского рода"

Автор книги: Екатерина Минорская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

– Ой, да я тоже была хорошенькая и все надеялась – они разойдутся, а мы с Кот вдвоем останемся!.. Захожу в ванну, а там Кот сидит на стиральной машине, раздвинув ноги…

– Без брюк?– зачем-то уточнила Алиса и снова покосилась на столик, где сидели Капа и Андрей.

– Естественно! И между ног – красная голова с метровым языком…

– А они тебя заметили?

Ада снова вздохнула:

– Кот Феклу откинула, но не из-за меня… просто она это мероприятие не любит… Так, наверное, пара секунд слабости…

– Такой уж стиль жизни, видимо… – как могла, попыталась утешить ее Алиса.

– Я в Питер собралась съездить – развеяться. Погуляешь со мной? Может, в кафешку какую-нибудь сходим?

– Конечно!

Ада приехала в Питер на следующий день и вопреки намерению остановиться у тети тут же была доставлена на набережную Макаренко.

Алиса суетилась все утро. С вечера она предупредила Андрея, что три дня будет в распоряжении московской подруги, желающей осмотреть Питер и окрестности. Утром, уже собираясь на вокзал встречать московский поезд, Алиса терпеливо выслушала вздохи Анны Михайловны: «Ты же почти не знаешь эту девушку!.. Это не совсем удобно: У нас так давно не было ремонта, квартира в ужасном состоянии, неподходящем для приема гостей… А эти обои!..»

– При чем здесь обои?! – то ли удивилась, то ли пристыдила бабушку Алиса и исчезла.

Анна Михайловна обессиленно села. Ее не столько смущал приезд незваной гостьи, сколько беспокоила внучка; что-то новое, не поддающееся контролю, уносило ее прочь от бабушкиной строгости, от прежней взвешенности и размеренности их жизни… На стене тикали часы, на книжных полках молчали книги, с любовью расставленные когда-то Алисой, альбомы в шкафу хранили прошлое, бронзовые подсвечники с достоинством держали высокие свечи, и Анне Михайловне казалось, что все это гарантирует самое верное, самое честное и спокойное противостояние времени и его искушениям… То, что она просидела так по крайней мере час, Анна Михайловна поняла, когда входная дверь снова распахнулась и Алиса крикнула с задором, несвойственным ей даже в юные годы:

– Бабуль, вот и мы!

По дороге с вокзала они говорили о Кирш, и Алисе показалось, что все еще может быть… Точнее, Ада рассказывала про проблемы с Кот, про то, как та бессовестно променяла ее на Феклу, но из всех ее реплик Алиса выхватывала то, что хотя бы косвенно касалось Кирш. Так, выяснилось, что Кот отчаянно устремлялась на поиски Кирш, но Рэй только разводила руками, а Ли Лит, даже если б знала, ничего не сказала бы неприятной ей и недолюбливающей ее саму Кот. И Алиса вспомнила, что у Кирш двое друзей, значит, возможно, та красотка из иномарки и есть вторая…

– Скажи… – Алиса окинула взглядом весь Невский, лишь бы не встретиться глазами с Адой. – Ас тем, с кем дружишь, можно спать, по-твоему?

– Это ты про Кирш и Кот?– Алиса споткнулась и быстро подтянула сапог. Ада же задумчиво продолжила: – Да нет, я знаю, что они спали в одной кровати, но у них точно ничего не было – просто спали.

– Я про Ли Лит, – не выдержала Алиса.

Ада поморщилась:

– Пафосная такая девица, я с ней не общалась; такие по переходам не ходят, как и Стелла твоя… А с Кирш они сто лет знакомы… Да нет, ты что, не спят, конечно. У Кирш с этим строго!

– В смысле?

– Она, по-моему, на разовые отношения не разменивается, а раз они с Ли Лит этой сто лет общаются и при этом у Кирш уже сто романов было, значит, они не спят.

Не сразу поняв Адину логику, Алиса задумалась, тем более что ее спутница вновь заговорила про Кот. «Сто романов» – не так страшно – значит, возможно, ни одного по-настоящему серьезного, решила Алиса и улыбнулась. И эта Ли Лит просто друг, конечно, просто друг, даже если в прошлом что-то у них и было…

Ада, казалось, до сих пор не придавала значения тому, что оказалась в другом городе, и, только когда они вышли на набережную Мойки, удивленно оглянулась:

– Ну надо же, Питер!

В подъезде они столкнулись с Любой, которая покосилась на Адину сумку и понимающе улыбнулась.

– С Московского?

Девушки кивнули, и Люба проводила их озадаченным взглядом – в хрупкой особе с длинным темным хвостом она не видела ничего такого, что выдавало бы ее особенную ориентацию. Алиса заметила этот взгляд и улыбнулась: ее позабавило Любино любопытство.

Анна Михайловна сдержанно поздоровалась, незаметно изучая Аду; поймав ее беглый взгляд, Алиса догадалась, как именно бабушка для себя охарактеризует московскую гостью: «простовата, пэтэушный взгляд, плохо воспитана».

Они скрылись в комнате, бросили вещи, наспех выпили кофе и, изучив все Алисины фотографии, отправились бродить по городу. Алисе казалось, что каждое слово, сказанное Аде, хотя бы слабым эхом отзывается где-то в Москве, рядом с другой девушкой со взъерошенной стрижкой и дерзким взглядом. Алиса еще не осознавала, что снова замышляет побег; Ада была ее заложницей.

Так бывает, что сразу сорваться невозможно, что нужно попробовать прыгнуть, преодолев притяжение, приземлиться и прыгнуть снова, выше, и, может быть, так случится, что однажды сила тяжести уступит место какой-то другой силе и у тебя получится не вернуться на землю или земля улетит от тебя сама…

Ада, и без того худенькая, казалась Алисе почти прозрачной: последние пару дней после разрыва с Кот она ничего не ела.

Они шли по набережной, и Ада, сокрушенно вскидывая и роняя руки, рассказывала о том, что жизнь ее сделалась невозможной.

Она развелась с мужем, когда встретила Кот, и та бросила ее сразу же после этого. Почему? Ада размышляла вслух; Кот не нужны были жертвы, потому что она не собиралась строить с Адой серьезные отношения; она вообще ничего не планировала, не обещала, не просила, но Аде показалось, что Кот смущает ее замужнее положение, ей мерещилась ревность и раненое самолюбие…. Казалось, мерещилось… Муж, бывший ее институтский преподаватель, был старше Ады, он выслушал ее спокойно и предложил сохранить брак, дав зеленый свет ее страстям, но Ада сказала, что уходит к любимому человеку… и ушла в никуда: Кот не устраивали эти «гетеросексуальные заморочки», и она не собиралась становиться «Адиным мужем». С тех пор дверь Кот для Ады была закрыта. Они мирились ненадолго, причем в последний раз вдруг поверилось, что все-таки смогут быть вместе. Но рядом всегда была Фекла – девушка с напором танка, не требующая тонкости обращения. Ада посмела обидеться на то, что Кот удалилась куда-то с Феклой, Кот вспылила и ушла– окончательно, «потому что ей надоел постоянный контроль и Адино собственничество».

Алиса сосредоточенно слушала, и слякоть на набережной начинала раздражать ее так же, как запутанный рассказ Ады, как неизвестность, как расстояние, отделяющее сердце от кого-то необходимого ему. Невозможно было забыть легкий запах «барбариски», и длинную шею, и властные руки, и грустные глаза с теплым, янтарным светом. «Не женщина и не мальчик, но что-то сильнее меня…»

– Эй, Алис, слышишь? Это что за шпиль?

– Адмиралтейство… Как ты думаешь, Кот тебя любила,в смысле, любит? – спросила Алиса прямо.

Опустив плечи, Ада несколько секунд шла молча… – Знаешь, Алис, по-моему, она никого не любит. Кирш – ее недосягаемая мечта, Фекла —подручное средство, а я – просто живой человек, меня неудобно любить… Кот обычных отношений просто боится, избегает; мне так кажется.

Алиса не спорила: она уже успела уяснить, что в другом мире есть другие законы, вернее, другие исключения. Она остановилась и посмотрела на Аду.

– Знаешь, я один адрес узнала… Я раньше не знала, что в Питере такие клубы есть… хочешь, сходим?

Ада протянула ладонь к ручке черной металлической двери и оглянулась на Алису.

– Тяжелая!

Ко входу, держась за руки, подошли две девушки: полная, стриженная под машинку, и худенькая в очках, замотанная длинным полосатым шарфом. Полная слегка подвинула Аду в сторону:

– Позвольте, дамочка…

Алиса вошла в клуб вслед за Адой и проводила взглядом пару, не размыкающую рук.

В клубе было мало народу, но нечем было дышать.

– Обычная уловка,– пояснила Ада,– отключают вентиляцию, чтобы разбирали напитки!

Они больше часа наблюдали за посетителями: постепенно девушек вытеснили пары геев, и Алиса предложила Аде уйти.

– По одним сразу видно, что педовки, а ведь некоторые с виду самые обычные мужики! —удивилась Ада уже на улице, разглядывая вновь прибывающих в заведение.

Следом за ними, матерясь, вышла с сигаретой в зубах полная девушка, за ней – худая в очках.

– А что тебя удивляет? Мы только пиво берем, а пидеры при бабле всегда! – хрипловато констатировала девушка в очках.

Ада оглянулась и подмигнула Алисе:

– И здесь лесби выгоняют, если мест нет. Вот видишь, в микс-клубах плохо, здесь нашего брата, точнее, сестру не жалуют: не тот класс, невыгодно!

– А геи богаче?

– Ну их куда больше, и среди них больше тех, кто при бабках.

Алиса достала телефон:

– Продиктуй мне, пожалуйста, номер Кирш.

Белая фигурка Ады, стоящая в стороне, была подтверждением того, что Кирш все-таки реальна, и потому Алиса удержалась от того, чтобы спешно нажать кнопку сброса после первого же длинного гудка. Никто не отвечал, и Алиса отправила sms: «Eto zvonit Alisa». Она едва успела передохнуть и собралась было перенабрать помер, как Кирш перезвонила сама;

– Привет, Алис, чего хотела?

Кирш говорила мягко, и Алиса осмелела:

– Узнать, как у тебя дела.

– Нормально. Но это не совсем телефонный разговор. – Вслушиваясь в голос Алисы, Кирш не улавливала прежних металлических ноток, а потому продолжила; – Ты, говорят, в Москву приезжала, в «Перчатке» была…

Алиса услышала упрек и улыбнулась:

– Кирш, я вообще-то к тебе приезжала…

– Да что ты! А почему же я этого не знала?! – В голосе ее по-прежнему звучала обида.

– А тебе кто – Рэй рассказала?

– Не важно,

– Я искала тебя. Приехала на дачу Стеллы, а ты с каким-то мужчиной, а потом – с женщиной, красивой…

Кирш присвистнула,

– Ты следила за мной! – крикнула она почти восторженно.

– Да, – призналась Алиса.

– Ты в Москве?!

– Дома, в Питере.

– Когда ты приедешь? Я тебя встречу!

– Завтра, – неожиданно для себя ответила Алиса. Сообщив о своем желании уехать в Москву завтра же, Алиса предложила Аде задержаться у нее дома сколько та пожелает.

– А как же твой жених?

Алиса вздохнула. Вечером они зашли к Марго,

В квартире был порядок, но не более – ничего, что выдавало бы существование в ней дамы преклонных лет: ни цветов на подоконниках, ни затейливых салфеток на столах – только разбросанные повсюду газеты, журналы, книги и рукописи. Если бы девушки сами не сняли обувь, им вряд ли предложили бы это сделать: казалось, Маргарита Георгиевна и не заметила бы, пройди они в комнату в сапогах. При этом пол был чист и хозяйка выглядела ухоженно и моложаво; от аккуратной седой стрижки – все того же «пажа» – до клетчатых шлепанцев, выглядывающих из-под темно-зеленого вельвета брюк.

Только отрешенный взгляд в сеточке морщин выдавал, что мыслями этот человек находится далеко от себя нынешнего и от своей комнаты со всеми ее вещами…

– Я тебя по телефону и не узнала – не девчачий уже голос. Как бабушка?

Марго спокойно разглядывала гостей, сидя в кресле под торшером, и Алисе показалось, что этой пожилой даме все равно: виделись они несколько лет назад, когда Алиса, только что пришедшая с выпускного вечера, получила от нее коробку грильяжа, или только вчера.

Алиса в двух словах рассказала про их жизнь, про маму и Америку, про папины письма и про то, как недавно они с бабушкой разглядывали альбом со старыми фотографиями, где на одной из них Алиса увидела их втроем…

– Ясно, – оборвала Алису Марго. – Эту? – Маргарита Георгиевна кивнула на книжную полку, где между стеклами стоял точно такой же, как у них, снимок со старыми подругами, обнявшимися под дождем.

Ада разглядывала фотографии на стенах и всячески пыталась привлечь к ним внимание Алисы – на них на всех они были вдвоем; Марго с дерзким взглядом из-под короткой челки и Зоя, улыбающаяся в ореоле аккуратно уложенных локонов.

– Я спросила бабушку, почему вы с ней перестали общаться – в смысле, так редко и только по телефону…

—Ичто она сказала? – Марго усмехнулась.

– Она рассказала вашу с Зоей Андреевной историю.

Алиса покраснела, но постаралась не отвести взгляд в сторону. Маргарита Георгиевна несколько секунд смотрела на нее молча, потом чуть хрипло спросила:

– Зачем?

Алиса будто окаменела, поняв, что не подготовила объяснения своему неожиданному интересу к чужой любви.

– Понимаете, – тишину разрядил бодрый голосок Ады, – мы с Алисой познакомились в Москве на лесбийской вечеринке; она любит женщину, и я тоже, хотя и была замужем…

Марго изумленно посмотрела на девушек и, почесан кончик носа, отвернулась. Когда они снова встретились глазами, Маргарита Георгиевна щурилась на них с любопытством.

– …И у нас проблемы, сложности в отношениях с нашими подругами, – звонко завершила Ада.

Марго встала из кресла и прошлась по комнате. Она буркнула себе под нос слова «лесбийская вечеринка», робко пробуя их на вкус, и задумалась над тем, что за ними стоит.

– Не морочьте себе голову, девушки, живите, как белые люди!

– Как «белые» не получается. – Алиса пожала плечами.

Маргарита Георгиевна явно не была расположена к разговору, не хотела вслух предаваться воспоминаниям и делиться опытом отношений. Она напоила гостей чаем с рижским бальзамом и сказала, что, по ее мнению, теперь в сферу моды попало гораздо больше, чем возможно себе представить, и стоит взвесить, не является ли нынешний уклон в жизни Алисы и Ады просто случайностью, увлечением, данью моде. Марго произнесла эти слова не назидательно, а, скорее, утомленно, будто выполнила неприятную обязанность.

Узнав, что Алиса едет в Москву, Марго попросила ее об одолжении – завезти небольшую рукопись в библиотеку Института Африки.

– Не люблю связываться с почтой, – добавила Маргарита Георгиевна и вручила Алисе единственный экземпляр в красной папке с веревочками. – Вернешься – заглядывай. Бабушке привет.

Приход девушек пробудил в памяти Маргариты Георгиевны многое из того, что со временем ушло, казалось, навсегда.

…Марго не любила вспоминать эту историю. Пожалуй, только теперь, в одиночестве, спустя годы после ухода Зон из этой жизни, ее седовласой подруге хватило мужества вызывать из памяти и те воспоминания, которые были ей тяжелым и бессмысленно жестоким теперь укором из прошлого.

Однажды, еще в молодости, Марго показалось, что Зоя разлюбила ее (если такое вообще возможно, жизнь не имеет смысла), а то и не любила вовсе. И поводов для таких неутешительных выводов особых не было, только взгляд; Зоя перестала смотреть в одни лишь Маргаритины глаза и с интересом изучала чужие лица, характеры, отношения. Марго присматривалась к подруге, но не подавала вида, что внутри у нее закипает вулкан.

Как-то они вместе пришли на вечеринку при институте. Все танцевали парами; конечно, не было ничего предосудительного, чтобы женщина танцевала с женщиной: в послевоенное время на танцевальных площадках было много таких скучающих дамских дуэтов. Но Зоя и Марго были не из тех и не могли себе позволить медленный танец и посторонней компании. Они мило общались с вдохновителями новой поэтической студии, когда перед Зоей неожиданно возник высокий статный мужчина в эффектном кремовом костюме; сначала Зоя отказалась от танца, но он скатал что-то такое, отчего она засмеялась и, улыбнувшись Марго, пошла с незнакомцем на вальс. Все поплыло перед глазами, и Маргарита несколько секунд не видела ничего, кроме его руки, лежащей на Зоиной талии. Она решительно бросила об пол бокал и, прошипев: «Шлюха!» – вышла вон. Ночью домой Марго не вернулась – напросилась на ночлег к бывшей однокласснице, весь следующий день она пила портвейн и не подходила к телефону и затыкала уши, чтобы не слышать звонок в дверь. Только утром, по дороге на работу, она встретила дрожащую от холода Зою, укрывшуюся от дождя в телефонной будке.

– Ты чего тут? – спросила Марго, стараясь оставаться невозмутимой.

Зоя смотрела на подругу безумными глазами – ни сожаления, ни вины, ни мольбы о прощении – только ужас и призыв к объяснению.

– Зачем ты так сделала, объясни мне?..

– А ты?! Как тебе незнакомец в кремовом костюме?!

– Он был на вечеринке с молодой женой, но она уделяла ему слишком мало внимания. Он захотел, чтобы она приревновала его к кому-нибудь. – Зоя говорила спокойно, глядя на подругу с грустью.

– И кроме тебя, никого не нашлось?! – Марго всеми силами старалась не смягчить тон, но чувствовала, что уже колеблется. – Могла бы меня предупредить, – добавила она, уже глядя в сторону.

– Я думала, ты поймешь по моей улыбке, что не стоит беспокоиться. Если ты веришь мне, то и так должна знать, что не стоит беспокоиться.

Марго ненавидела свою ревность и дала ей такую волю впервые. Стоит отпустить эту охотничью собаку, как один из двоих начинает чувствовать себя преследуемым зверем, а второй – бесславным охотником…

Что-то надолго изменилось, надломилось в их отношениях после той истории, Зоя потеряла беззаботную улыбку, всегда прежде сопровождавшую их прогулки. Марго стала видеть за этим дурное предзнаменование и крепче сжимала губы от досады.

Испытания – как ветер: свечу он потушит, костер, напротив, раздует. Они ждали: свеча или костер; прошло время – оказалось, костер. Потом были другие пересуды, но женщины уже знали, что это не оторвет их друг от друга. Теперь Марго помнила каждое обидное слово, сказанное Зое, наверное, потому что та ни разу не ответила подруге той же монетой.

Вспоминая приход Алисы и Ады, Маргарита Георгиевна ухмыльнулась: «У них проблемы с их подругами!» Она представила себе, что у такой мягкой девушки, как Алиса, подруга может быть только дерзкая и самолюбивая – под стать ей, Марго. И ей несложно было представить, как трудно, должно быть, приходится нежной Алисе в том мире, который она выбрала. Как часто в этом мире сталкиваются два обычно нежных друг к другу взгляда, проявляясь в иной ипостаси: в одном негодует задетое самолюбие, в другом беспомощно бьется что-то больше похожее на отчаяние… «Бедная девочка!»– задумчиво проговорила себе под нос Маргарита Георгиевна, глядя, как кольца табачного дыма поднимаются к абажуру торшера.

На Московский вокзал Алису проводила Ада: она решила остаться в Питере еще на пару дней – у тетки.

От чужой нелюбви можно спастись только любовью к самому себе, и умирают от безответных чувств не те, кого отверг кто-т о, а те, кто сам не сумел полюбить себя. Роман с самим собой – беспокойная вещь, неясная постороннему взгляду, а потому человек ранимый, неуверенный в себе, зачастую презирающий себя может показаться другим самовлюбленным эгоистом. Одиноки те, кто любит себя отраженной, как лунный свет, любовью, искомой в чужих глазах. А много ли других?

Алиса любила себя, как всякое хрупкое, но знающее себе цену создание: она была уверена, что окружающие непременно должны любить ее. Это был вечный огонь – ровный и постоянный, но абсолютно невозможный на необитаемом острове.

Кирш любила себя яростно, постоянно борясь с ненавистью. Веру в свою неповторимость и бесценность она должна была подпитывать истово, как постоянно подкладывают поленья в костер: Кирш нужна была свита людей с восторженными взглядами.

И обеим казалось, что, если человек отвернулся, значит, он просто решил по каким-то причинам скрыть или подавить свою любовь. Так кажется многим избалованным вниманием людям, но, если они вдруг начинают сомневаться в себе, значит, скорее всего, пришел и их черед отразить чей-то свет…

Теперь, вновь подъезжая к Москве, Алиса раздумывала, все ли обязательно должны любить ее и не напрасно ли она внушила себе, что тогда, танцуя, Кирш без слов призналась ей в любви…

Кирш же, бродя по Ленинградскому вокзалу, думала, что свита ей вовсе не нужна и что всего одна особенная девушка – это именно то, что должно быть на месте множества обычных.

И Алиса понимала, что ее самолюбие висит на волоске, и Кирш осознавала, что становится более уязвимой. Любовь защищает только от внешних дрязг, а внутри этой странной системы на двоих человек становится совершенно незащищенным, будто кто-то стянул с него кожу и поставил посреди степи: и легкий ветерок покажется ураганом, и мимолетный равнодушный взгляд может свалить с ног…

Кирш принимала это как данность и с интересом прислушивалась к своим страхам. Алиса встречала эту новь настороженно: ей казалось, что, когда в этой степи стоят мужчина и женщина, один имеет право на жесткость, другая – на капризы и дурные настроения; но две женщины имеют право на все: безжалостную жесткость и двойной каприз. Русская рулетка – страшно и притягательно.

…Кирш стояла на перроне, скрестив руки на груди и выставив вперед ногу в красном ботинке, – Алиса про себя улыбнулась. Они встретились взглядами.

– Чего? – настороженно, но с вызовом спросила Кирш, сузив глаза и пытаясь понять, не над ней ли смеется Алиса.

– Давай сумку.

Она закинула Алисину сумку на плечо и пошла по направлению к выходу с таким невозмутимым видом, будто встречала ее на вокзале каждый день и это мероприятие ей порядком поднадоело, как и сама Алиса.

Алиса послушно шла сзади. Кирш тащила сумку, а Алиса сжимала под мышкой красную папку.

– Ты что, кирпичей набрала?! – Кирш оглянулась на нее и наконец впервые улыбнулась, собрав в уголках рта забавные лучики.

Алиса уехала, оставив в недоумении Андрея и поссорившись с Анной Михайловной. Тяжелый осадок на сердце утаптывался только красными ботинками, шагающими рядом.

– Что это мы несем? – Кирш кивнула на папку,

– Одна женщина попросила завезти, я тебя потом с ней познакомлю.

Кирш пожала плечами, показывая, что ее совсем не обязательно с кем-то знакомить.

Им надо было на Большую Никитскую, и Алиса тихо спросила:

– А это ничего, что мы вот так запросто идем по центру Москвы? Ты же скрываешься, у тебя же проблемы?..

Кирш отмахнулась и насупилась.

Охранник спросил документы; девушки переглянулись, и Кирш сказала, что подождет на улице. Но мужчина в форме, одиноко сидящий под высоким потолком с барельефами, зевнул и добавил:

– Можно по одному.

Алиса поспешила протянуть свой паспорт, и они с Кирш прошли во двор института.

Попав в этот двор-колодец, Алиса замерла на месте, а Кирш, сунув руки в карманы, присвистнула. Это было слишком нереально: глухие серые стены в сухих зарослях дикого винограда, а посреди, в снегу, – фонтан-дракон, к которому с разных сторон шли два черных металлических человечка – бородатые старцы с посохами.

Следом за Алисой и Кирш из двери выбежал в одном свитере какой-то мужчина и поспешил через дворик к другой двери, но Алиса окликнула его:

– Простите, что это за человечки?

Мужчина остановился и ответил обстоятельно, как это обычно делает человек, привыкший больше общаться с книжками, чем с людьми. Выяснилось, что, вероятно, старцы были привезены старым хозяином особняка из какой-нибудь страны, скорее всего из Китая, что раньше здесь было немецкое посольство («Вряд ли это они поставили не их эстетика!» – хмыкнул мужчина), а еще раньше здесь жил граф, со времен которого фигурки, наверное, и стоят.

– Они вообще-то бронзовые, это их так уж краскойзамазали, для сохранности, наверно, их и перекапывали уже: чинили одного. Новый русский какой-тохотел их себе на дачу, денег много давал, чтобы помогли их вывезти, не афишируя, никто возиться не захотел; так и стоят. Скоро институт в другое место перенесут, а это здание вместе с ними вот. – Мужчина кивнул на черных человечков. – Кто-то, кажется, в частное владение выкупает.

– Спасибо…

– Не за что.

Мужчина скрылся за скрипучей дверью, а Алиса обернулась к Кирш:

– Здорово, да? Завораживает.

Кирш пожала плечами.

– Человечки как человечки… Просто странный такой дворик.

– Весь вопрос в том, куда они смотрят. – Алиса обошла фигурки.

Со стороны казалось, что оба старца смотрят на фонтан; один – чуть склонившись перед ним и опершись на посох, другой – встав на одно колено и придерживая посох рукой. Но если присмотреться, оказывалось, что один из старцев смотрит чуть в сторону: не на фонтан, а на второго человечка. Алисе показалось, что и тот, обратисьлицом к фонтану, косится на своего старого приятеля, но это было не очевидно. Загадав про себя ответ Кирш, Алиса сжала кулаки и спросила:

– Куда они смотрят?

– Друг на друга, конечно, – констатировала Кирш и поторопила уже замерзающую подругу к двери.

Алиса счастливо разжала кулаки и прошла. Уже на обратном пути из библиотеки, вновь проходя через дворик с бронзовыми человечками, Алиса подмигнула им, а Кирш раздала по легкому щелбану.

Они шли по Москве, слегка сторонясь друг друга, и со стороны походили на юношу и девушку старшеклассников, не знающих, как вести себя на первом свидании. Алиса то и дело забрасывала на плечо соскальзывающую сумку. Кирш поправляла на носу очки. При этом они оживленно разговаривали, но то, о чем на самом деле хотелось говорить обеим, оставалось между произносимых слов и повисало в воздухе, как обнаженные электрические нити. Кирш удивилась, узнав о приезде Ады в Питер и об их неожиданной дружбе с Алисой, но Алиса поспешила объяснить Кирш мотивы, и та, как показалось Алисе, смогла расслабиться.

– Хорошая девчонка Ада, только Фекла ее близко к Кот не подпустит, – с уверенностью и одновременно с сожалением произнесла Кирш.

Возле перехода Алиса поскользнулась и ухватила Кирш за рукав – та подала ей руку, и они пошли под руку молча. Кирш сжала Алисину кисть крепче и вздохнула:

– Ледяная совсем! – Не выпуская Алисиной руки, она опустила ее в теплый карман своей куртки.

Несколько шагов они сделали молча, привыкая к новому ощущению; Кирш вспомнила, какой маленькой показалась ей рука Алисы тогда, в клубе; ее спутница затаила дыхание, чувствуя приятное тепло, разливающееся по телу.

– И давно ты живешь с женщинами?– ни с того ни сего, спросила Кирш.

Электрические нити начали рассеиваться.

Алиса замялась и, посмотрев на Кирш исподлобья, помотала головой. Кирш вопросительно подняла бровь, показывая, что по-прежнему ждет ответа.

– Мы когда танцевали в клубе, ты была без очков… Было лицо открытое, а теперь как будто закрытое… Можно померить?

Кирш потерла кончик носа (это было похоже на жест Марго) и протянула Алисе очки, сказав при этом:

– Так я жду ответа, моя снежная королева!

Стекла очков явно не подходили Алисе, и она часто заморгала из-под них, глядя на Кирш.

– Кстати, тебе идет оправа: ты в них на стерву похожа! – Кирш усмехнулась и поправила чуть было не выскользнувшую из кармана руку Алисы.

Алиса подняла очки на лоб, закрепив на берете, и отвернулась:

– Ты чего? Это же был комплимент! – Кирш сжала руку Алисы в кармане.

– Я не потому…. Я никогда не жила с женщинами…

Кирш понимающе поджала губы. Признание Алисы одновременно и смущало и радовало: не хотелось поверить, что это просто каприз, но, с другой стороны, Кирш была первой женщиной для многих своих бывших подруг, и никто из них не отказывался от нее, наоборот, женщины бросали из-за нее семьи. Ей это было не нужно, как Кот не нужны были жертвы Ады. Кирш оставляла готовых на все подруг не потому, что ее тяготила их самоотверженность, нет, напротив, их самоотверженность начинала тяготить ее, потому что тяготили они сами, и она уже начинала отдаляться. Отношение Кирш к женщинам всегда было вспышкой – яркой, но короткой, а она не собиралась общаться с кем бы то ни было из жалости. Таких людей называют влюбчивыми, но на самом деле в них так яростно желание любви, что они не ждут, а ищут се, каждый раз веря, что сердце екнуло именно на ту, единственную. Но потом… то избранница появлялась без косметики и прически, то демонстрировала свой целлюлит, то случалась какая-то другая неприятная оплошность, вроде кусочка сигаретной бумажки, прилипшей к губам, и Кирш начинала ненавидеть любовницу, как опошленную мечту, уничтоженную сказку. Кирш ждала женщину, которой она простит любой изъян.

Сейчас, держа в своем кармане Алисину руку, она прислушивалась к себе и понимала, что ей безразлично любое «но» в этой девушке: оно просто не имеет значения, не имеет силы. Страшно было представить, что именно она сможет отказаться от Кирш, пережив ее как яркий, чувственный, но лишь эксперимент своей жизни,

– Может, не стоит пробовать?– поинтересовалась Кирш, стараясь придать голосу задиристость.

Алиса промолчала.

Целую вечность – минуты две – они не разговаривали; Кирш сняла с Алисиной головы свои очки и надела их сама. Вскинув голову, она шла без шапки, и приходилось время от времени смахивать с волос снежинки. Когда Кирш собралась с мыслями и повернулась к Алисе, чтобы что-то сказать, в Алисиной сумке заверещал телефон: пришло сообщение. Пока Алиса читала его, Кирш с любопытством заглядывала:

– От жениха, да?

Алиса смущенно улыбнулась:

– От Рэй. Спрашивает, как там Питер.

У Кирш напряглись скулы.

– Кому ты еще в «Перчатке» телефон дала? – Кирш выпустила Алисину руку из кармана.

Замотав головой, Алиса испуганно вцепилась в рукав своей спутницы.

– Мы просто общались! И для меня самое главное в Рэй – что она твой друг.

Кирш недоверчиво ухмыльнулась:

– А для нее в тебе?.. Ответь ей, что будешь вечером на московском концерте своей землячки Сургановой.

Алиса быстро набрала текст сообщения и через несколько секунд получила в ответ улыбающуюся рожицу и несколько восклицательных знаков. Взглянув через плечо Алисы на экран ее телефона, Кирш снова ухмыльнулась, и над переносицей у нее появилась недовольная складка.

– Мы идем на концерт? – Алиса улыбалась.

– На самом деле мне гам нужно встретиться с одним человеком. Я тебя провожу в клуб, а после концерта заберу, и мы поедем в деревню. Если ты, конечно, не против.

Алиса была не против ехать с Кирш куда угодно, но несколько вопросов для порядка задать было необходимо:

– К тебе на дачу?

– Да. Это, конечно, не Стсллииа дача – это далеко, и там собачий холод. Но я туда съездила сразу после твоего звонка и привела все в божеский вид. Печку будем топить.

– А как же мы доедем ночью?

– Нас Денис довезет – тот мужчина, которого ты видела. Но сперва заедем к Ли Лит за моим рюкзаком: она только ночью вернется, а утром улетает за границу.

– Это та девушка, которую я видела? – передразнила Алиса.

Кирш не ответила – она думала о чем-то другом.

– Слушай, Алис, а ты где Новый год встречать собралась?

Уже темнело, и город заливали цветным светом праздничные огни, на витринах красовались модно украшенные елки, и Алиса только сейчас, после вопроса Кирш, осознала, что все это великолепие не просто так украшает их путь, что со всей неотвратимостью приближается ее любимый праздник. Обычно она уже за месяц начинала покупать подарки, мишуру, новые шарики на елку, а тут – забыла вовсе.