Текст книги "Женского рода"

Автор книги: Екатерина Минорская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

7

Боя будто и не было: яркий белый свет снова уступит приглушенному блужданию цветных огней, несколько человек танцевали, толпа у бара рассеивалась, за четырехместными столиками рассаживались по восемь-десять девушек, и несколько пар выясняли отношения вдоль стены, ведущей к туалету.

– Здарэ, Кирш! – по-приятельски окликнул чей-то голос сквозь музыку.

– Привет,– низко ответила Кирш, не оглядываясь, морщась на ревущий рядом динамик.

– Как жизнь? – настаивал на общении голос, и на подходе к барной стойке перед Кирш остановилась женщина лет двадцати пяти – тридцати в кипенно-белой рубашке строгого покроя, яркость которой рассекал красный галстук; эта особа с зачесанными назад поблескивающими от геля черными волосами, улыбаясь, протянула Кирш сигарету.

– А Ли говорила, ты с ними в какую-то тусовку поедешь.

Кирш безразлично пожала плечами:

– Чего, Оксан, сама-то как?

– Нормуль, Кокс не нужен?

Кирш отрицательно помотала головой,

– Все приторговываешь? Почем у тебя?

– По сто пятьдесят, для тебя – сто. Сядем?

Они подошли ближе к стойке.

– На самом деле, Кирш, я редко этим занимаюсь, – продолжила Оксана. – Только когда совсем бабла нет. Понимаешь, заказы то есть, то нет… Надоело голых баб для этих мордоворотов рисовать.

– Ну да, фигня. Рисуй цветочки для офисов, – буркнула Кирш и тут же переключилась: – Водки!.. Хотя нет, чай крепкий, пожалуйста! – обреченно сказала она бармену.

Тот усмехнулся:

– Это не наше меню, но постоянным клиентам…

Кирш присела на стул возле стойки бара и, поправляя очки на переносице, будто с неохотой высматривала кого-то в зале. Оксана была из тех приятных Кирш ненавязчивых собеседниц, разговор с которыми мог прекращаться так же незаметно, как и начинался. Принюхиваясь к ароматному пару крепкого чая, Кирш не сразу заметила, что рядом с ней сидела и улыбалась ей уже не Оксана, а незнакомая девушка с вульгарным макияжем и глубоким декольте. Кирш смерила девушку безразличным взглядом и снова стала всматриваться в зал.

Она уже не была так пьяна, а тоска, не отпускающая Кирш, словно поднимала ее над людьми, настроенными с ней играть, и над самой собой, имеющей тело, о чем свидетельствовали пульсация в разбитой губе, боль в животе, головокружение и странный зуд в сердце… «С сердцем что-то не так», – думала Кирш почти испуганно: оно перестало принадлежать только ей и трубило о появлении в Жизни чего-то важного и несвоевременного, «Все не ко времени, но важно…» – думала Кирш и чувствовала злость и смущение. И те самые дни, когда она потеряла свою подругу, когдагак близко был убийца, когда нельзя было вернуться в собственный дом или быть рядом ссыном, она снова увидела лицо, которое хотелось видеть всегда. Мельком познакомившись счеловеком, обменявшись дежурными фразами, – и полюбить?!. Глаза важнее, вибрация души – ощутимее слов, черты лица – как там, в глубине, на изнанке век, в мечте…

– Вы здесь одна? – поинтересовалась у нее девушка с вульгарным макияжем.

Кирш показалось, что ее разбудили, и содрогнулась от обрушившихся на нее звуков.

– А что?

– Может быть, потанцуем, это моя любимая песня… – Девушка встала с высокого стула, и выразительная грудь в глубоком вырезе мягко коснулась голой руки Кирш. Для восемнадцатилетней Кирш такое прикосновение было бы подобно грому, избалованную тридцатилетнюю Кирш прелести случайной дамы уже не могли довести до мурашек.

– Сожалею, мадам, меня эта песня не вдохновляет…

Сколько у нее было женщин? Не так много, как желающих этого. Кирш впервые попыталась посчитать: в ее постели было столько же дам, сколько лет было ей самой, и только с тремя из них была по-настоящему откровенная постель (по-своему Кирш была целомудренной и никогда не делала вещей, которые казались ей хоть мало-мальски неуместными: ничто не могло заставить ее унизить себя в собственных глазах). Все это по-своему было похоже на любовь, достраивалось до нее, дорисовывалось штрихами и… множило разочарование.

Девушка с декольте спустилась с танцпола и, вновь поскучнев, подошла к бару: ее танец, вдохновенный танец живота, не вызвал ни малейшей заинтересованности Кирш.

– Правду мне о тебе сказали, – перешла на «ты» обиженная девушка, – никаких эмоций поощрения!..

– С ума сойти! – начала злиться Кирш, – Вы тут уже с кем-то меня обсуждаете, моя хорошая, а я даже не имею чести вас знать! И, замечу, не стремлюсь к этому!

– Мы случайно познакомились с твоей бывшей подругой. – Девушка с декольте кивнула на белые джинсы в углу танцпола. Она отговаривала меня с тобой знакомиться: говорит, тебе на всех плевать!

Кирш пригляделась к обладательнице белых штанов и, признав в ней какую-то мимолетную связь, понимающе кивнула – скорее себе, нежели непрошеной собеседнице.

–Правильно говорит, не стоит со мной знакомиться! – Кирш отвернулась и стала наблюдать, как бармен готовит коктейль.

Кирш бесила привычка бывших пассий обсуждать ее персону с любопытными девицами. Все упреками Кирш в цинизме, в пренебрежительном отношении к их чувствам и к любви самой по себе. «От тебя доброго слова не дождешься!» – укоряла каждая и оставалась с Кирш, полюбив ее грубость; «Изменишь – уйду!»– пытались угрожать ей любовницы и всегда оставались рядом. Уходила только она. Могла жить с каждой подолгу, потому что быстро привыкала к людям, но целовала только первые несколько раз, и далеко не всех ниже губ; овладевала силой, могла делать больно – а юные девушки, да и зрелые женщины вели себя в ответ одинаково: испуганно и благодарно моргали и никогда не сопротивлялись. Страшно было признаться себе, по ни одну из них Кирш не любила: кто-то был удобен и предан, кто-то разыгрывал в постели спектакли, льстящие ее самолюбию, в кого-то она была влюблена – три месяца, не больше, и конец такому чувству приходил мгновенно– стоило ее подруге проснуться с дурным запахом изо рта, позволить себе выругаться или явиться в несвежем белье. А сначала, лет с двенадцати, всем говорила: «Люблю!» – и верила. Молодую учительницу по истории провожала до дома и встречала с обожающим взглядом, не помышляя ни о чем физическом, мечтая прожить всю жизнь возле нее, а та смеялась вместе с другими учителями и подшучивала над Кирш, снова пришедшей в класс раньше всех с букетом цветов, сорванных на клумбе… А потом была девушка, с которой часами гуляли, взявшись за руки, и однажды Кирш не смогла уже сдерживать себя и исцеловала подругу с пяток до макушки. С тех они почти не учились, пока та девушка не забеременела от юноши, чем-то похожего на Кирш… Потом в жизни Кирш появились наркотики и еще много того, что выжгло душу, как поле, на котором уже бесполезно было взращивать любовь. Стало все равно, кто был рядом в постели, лишь бы быстрей уходили утром и оставляли ей время одиночества.

Когда родился Максимка, рядом оставались только те, кто умел ходить на цыпочках и исчезать по одному взгляду. Когда Максимка стал жить с бабушкой, у нее появились женщины, которых не жаль было сбрасывать с лестницы или выталкивать из постели ногами… И тем, и тем нравилась та Кирш – грубая, заносчивая, способная оттолкнуть… но при этом искренняя и умеющая улыбнуться одними глазами так нежно, что можно было простить любую причиненную ею под горячую руку боль. Кирш нетрудно было играть эту роль. Она могла кричать в трубку особо назойливой подруге: «Приезжай, я тебя трахну!», ходить по дому в бейсболке и рэпперских штанах, по под ними часто могли прятаться кружевные бикини, а в душе давно притаилось желание растаять и бескорыстно пролить на кого-то всю свою нерастраченную теплоту, невостребованную нежность.

И тут появилась эта девушка со сказочным именем Алиса…

Кирш дышала на кулак, разглядывая косточки… И кто придумал, что по этим косточкам можно определять, сколько в месяце дней: тридцать или тридцать один: январь– косточка – значит, тридцать один; февраль – впадинка – значит, короткий месяц… Обычно две косточки и одна впадника или две впадинки и одна косточка – таков срок влюбленности, а если от первого «здравствуй» до последнего «прощай» – то, пожалуй, больше: три косточки и три впадинки… Одной руки хватало на всю любовь. И откуда она взялась, эта девушка, и зачем, ведь ничего не может быть… Кирш вспоминала Алису; конечно, она натуралка, к тому же у нее жених, скоро свадьба…

Большинство бывших любовниц Кирш были гетеросексуальныи нидо, ни после нее не спали с женщинами, она знала,что «разнести» на постель можно любую женщину, независимо от ее ориентации, возраста и социальною положения. Но эта Алиса – совсем иное: она любит другого, она особенная, и ее не хочется «разводить», от нее хочется большего, несравнимо большего, нереального. Кирш очнулась оттого, что, задумавшись, чуть не прожгла джинсы сигаретой; рядом, теребя ремень от сумки, стояла Алиса.

– Я Алиса, помните?

Кирш усмехнулась:

– А я, если помнишь, Кирш, и давай на «ты», о'кей?

– Там твои друзья.., Мы думали, ты подойдешь, я случайно увидела…

Кирш посмотрела в том направлении, куда указала Алиса: за колонной столик был не виден.

– Какие друзья? У меня их двое: одна – в больнице, одна уже уехала в номера с девушкой…

– Ее Кот зовут… —Алиса покраснела, впервые назвав почти незнакомого человека прозвищем.

– А, Кот… Пускай разберется сперва со своими дамами. Ты уже познакомилась с Адой и Феклой? Такие разные, да? Хорошо дополняют друг друга!

Заметив в голосе Кирш издевку, Алиса вспыхнула и сделала было шаг в сторону, но Кирш осторожно взяла ее за запястье и сказала намного нежнее, будто и не своим голосом:

– Просто очень странно увидеть тебя здесь. Но очень приятно увидеть вновь… Что ты будешь пить?

Алиса пожала плечами и, пока Кирш выясняла у бармена качество коньяка, смотрела на танцпол, думая, будут ли они танцевать вдвоем.

Было странно, как танцуют другие. В обычных клубах влюбленные не так откровенны; если поцелуй, объятия, то все «в рамках», все без излишеств, здесь же все с вызовом неделю прокисавших, забродивших и наконец взорвавшихся чувств. Сколько им, лет по двадцать пять?.. Девушка целует другую девушку– страстно, искренне, с преданной улыбкой поглаживая ее по коротким волосам, а та, продолжая танцевать с закрытыми глазами, сжимает веки еще крепче, еще сильнее прижимается к подруге и медленно оседает к полу, целуя любимой живот, бедро, ногу; а первая подхватывает ее на руки и кружит… «Не-ужели так бывает?» – подумала Алиса, покраснев. Ей странно было ощущать в себе потребность испытать нечто подобное, будто ей уже снился такой сон: нереальный, невозможный, но от которого и кровь изнутри, и воздух снаружи наполняют тебя щекочущим, согревающим смыслом и не хочется просыпаться… Внимание Алисы привлекла пара, танцующая на одном месте: им было не меньше сорока, но они держались за руки и, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза.

Уже несколько секунд Кирш с улыбкой изучала Алису со стороны, потом протянула ей бокал:

– Ты первый раз в таком месте?

Алиса замялась, предчувствуя последующий вопрос, Как ответить? В самом деле, что она здесь делает сейчас, что ее привело?.. Придется врать что-то глупое, отводить глаза, неуверенно жестикулировать… Ответила честно:

– Мне скоро уезжать, хотелось еще раз встретиться с тобой… Стелла сказала…

Кирш закашлялась.

– Стелла вообще очень любит говорить. Так что же сказала Стелла?

– Ну… – Алиса заметила, что народ вокруг оживился и стал подтягиваться к танцполу.

– Что я – лесбиянка?.. И привела на экскурсию?

– Ну да.

Кирш мотнула головой,

– И как же тебя жених отпустил? Или он не знает, куда ты пошла, а? – На этот раз Кирш спросила без издевки, с интересом, добродушно щуря глаза.

Алиса впервые заглянула в освещенное окошко диджейской: это же юноша, несомненно юноша, почему ей показалось, что он объявляет женским голосом?

Тут диджей заговорил:

– А следующую композицию Колибри дарит Тусе со словами: «Малыш, я тебя очень сильно love!» И с вами по-прежнему я, Инга!

Аккорды, привлекшие женщин к танцполу, все явственнее заполняли клуб и уже отдавались где-то в грудной клетке, передвзглядом Алисы было уже много нежных пар, будто приготовившихся встретить объятиями свой гимн.

Заметив, как Алиса прислушивается, Кирш пояснила:

– Это «Мураками».

– Писатель Мураками?

– Песня Сургановой. Будем танцевать?– Кирш подала Алисе руку и, со страхом, как на долю секунды показалось Алисе, заглянула ей в глаза.

Алиса сняла с плеча сумку и поставила ее на стул, про себяподумав, что после, скорей всего, не найдет ее на этом месте. Кирш стянула с переносицы очки иоставила их на барной стойке возле Алисиной сумки.

Обрушились слова: «Солнце выключает облака, ветер дунул,нег препятствий… И текут издалека вены по запястью…»

Не зная, куда деть руки, Алиса огляделась вокруг, будто ища подсказки, и растерялась: положение рук не лимитировалось, и никаких «пионерских расстояний» между танцующими; Кирш осторожно, но уверенно взяла Алису за талию, и та с облегчением положила руки ей на плечи – как раньше танцевала с мужчинами.

Красивый женский голос продолжал: «…Я люблю тебя всей душой, я хочу любить тебя руками…»

Алиса чувствовала тепло, разливающееся по телу от рук Кирш, и понимала, что выбирать расстояние предоставлено ей, Алисе, впервые танцующей с женщиной: Кирш не меняла положения рук, не пыталась притянуть Алису ближе, она лишь бегло заглянула ей в глаза и склонила голову над ее плечом,

«…Я люблю тебя во все глаза, я хочу любить тебя руками…»

…Если люди находятся по разные стороны стены и хотят, чтобы она исчезла, иногда это случается: Алиса свила руки вокруг шеи Кирш, та в ответ притянула ее к себе, подняв горячие ладони к лопаткам, будто ища там крылья; теперь между ними не было расстояния, и обе прислушивались к стуку не своего сердца.

Алиса не видела, что теперь Кирш танцевала с закрытыми глазами, только чувствовала, что она ниже склонила голову; сама Алиса видела лишь проплывающие за плечом Кирш огни и длинную шею, которой сзади едва касались темные волосы. Девушки почти не дышали: Кирш затаила дыхание, думая, что так этот сон продлится дольше, Алиса старалась не выдыхать, она осторожно втягивала воздух с запахом Кирш, и он казался ей похожим на запах барбариса или, скорей, конфет «барбарисок» – запах тела, а не парфюмерии, куда более тонкий и едва уловимый… Хотелось посметь.., Алиса прислушивалась к своим руками, свитым на шее Кирш, – они были сложены обреченно, были пока послушны разуму, и про себя Алиса улыбнулась: ей больше всею на свете хотелось дотронуться до загривка Кирш… Рука дрогнула и осторожно погладила длинную шею, потом поднялась выше и нежно потеребила волосы на загривке. Кирш на секунду откинула голову назад и прижала Алису сильнее, чтобы та не увидела ее счастливую улыбку.

Потом, спустя время, окажется, что в этот миг они думали об одном и том же: «Конечно, эта девушка не будет моей и не знает, что я ее уже люблю…» И обе закрывали глаза, желая как можно точнее перенести в память этот танец, это дыхание, это ощущение тела и то, как не вмещалась в него душа, ударяясь об изнанку человеческого существа и желая вырваться наружу.

И Кирш нашла ответ: «Значит, она все-таки есть. Есть и навсегда останется внутри. Есть, но скоро уедет на поезде». А Алиса, укротив свой рассудок одним лишь запахом «барбариски», удивлялась: «Неужели это со мной?..» – и ощущала, как, словно черный корабль, далеко-далеко уплывал от нее Питер вместе со всеми его обитателями, и родиной становилась эта девушка в темной майке, со свитером, завязанным на талии, с пряным запахом, с сильными нежными руками и красивым изгибом тонкой шеи…

Если кто-то случайно задевал Алису в танце, Кирш бережно разворачивала ее так, чтобы укрыть от чужой небрежности, или же резко выбрасывала руку, отодвигая самых конфликтных или плохо стоящих на ногах барышень. Их Алиса не видела, и это было неважно, она простила бы сейчас любую обиду, лишь бы этот танец длился как можно дольше. Но песня заканчивалась, и Кирш, слегка оттолкнув Алису от себя, знаком показала, что на секунду отлучится. Алиса прислонилась к колонне, обтянутой мягкой кожей, и вспомнила, как во время боя Кирш едва не ударилась головой об эту самую колонну. «Так вот почему все четыре так обтянуты…» – подумала Алиса где-то на поверхности своего сознания. «Так вот какая эта любовь…»– думалось где-то глубже и яснее. Кирш появилась перед Алисой, взъерошивая мокрые волосы, а по умытому лицу, поблескивая, стекали капельки воды.

Потом был быстрый танец, и поначалу Алиса ловила взгляд Кирш, но потом поняла, что та лишь изредка поднимает с пола свой отрешенный взгляд и близоруко, равнодушно скользит по всем людям, кроме нее. Так они и танцевали, почти не встречаясь взглядами, будто опасаясь не увидеть друг у друга в глазах вторую половину своей тайны.

Кирш двигалась по-спортивному прыгуче и легко, управляя своим телом, как утомленный собственным мастерством виртуоз, нс желающий выкладываться по максимуму; Алиса же уповала на природную пластику, старалась преодолеть сковавшую тело оторопь.

Потом снова начался медленный танец, и еще один, и они приближались друг к другу, будто по-другому уже и быть не могло. Алиса не понимала, что происходит: вдруг среди медленного танца Кирш слегка отталкивала ее от себя и шла умываться, иногда просто заглядывала ей в глаза с расстояния, с которого уже виден взгляд, а не просто глаза с их влажным, ничего не выражающим блеском.

Heт смерти без жизни и нет отчаянного страха потерь у того, кто ничего не имеет: едва Алисе хоть на несколько минут казалось, что Кирш принадлежит ей, как в душе начинала рождаться паника: «Она может отталкивать меня!», «Она смеет смотреть на кого-то еще!».

Рядом угрюмо танцевала Кот, на которой отчаянно пыталась повиснуть та самая красноголовая девица. Когда Алиса мельком увидела, как они прижимаются, с вызовом шаря по телам друг друга, ей показалось, что ими руководит единственное желание друг друга задушить. Кирш заметила взгляд Алисы:

–Это как раз и есть Фекла. Стремная девица.

– Она – девушка Кот?

Кирш усмехнулась:

– Можно и так сказать.

– А как же Ада? Она что, Кот совсем не нравится?. Ведь Кот нравишься ты, это заметно…

Кирш заглянула Алисе в глаза с любопытством, ласково щуря глаза:

– Солнце, мы с Кот просто приятели… Ада хорошая девчонка, но, по-моему, для Кот слишком покорная, а Фекла больная на всю голову, может наброситься ни с того ни с сего. Неужели тебя Стелла и с ними познакомила?

Алиса коротко рассказала Кирш про переход на «Пушкинской» и про знакомство с Адой. Кирш кивнула и задумалась.

– Ты когда уезжаешь?

– Завтра.

– Завтра мы не сможем увидеться, мне нужно эту тварь найти, которая поспешила отсюда свалить, и выяснить у нее кое-что…

– Стеллу? – Алиса удивленно заморгала.

– Долинскую.

Алиса задумалась, но рядом с ее лицом снова была склоненная шея Кирш и запах «барбариски».

Когда Кирш отпускала Алису от себя, той казалось, что она не может быть любимой этим дерзким существом, что Кирш, возможно, захочет лишь развлечься с ней, соблазнить, даже уничтожить, но не больше. Когда Кирш снова брала ее за руку и притягивала к себе, Алисе казалось, что она простит этой девушке все, даже нелюбовь. Лишь бы «пройти хотя бы раз…» – Алиса вспомнила песню, которую в молодости любила мама, – «…по краешку ее судьбы»…

Несколько раз они встретились глазами.

– У тебя взгляд откровенный, – сказала Кирш, улыбнувшись, и опустила глаза.

«Нет, это не похоже на нелюбовь, просто она избалована вниманием, просто она знает, как лишить покоя наверняка… А вдруг это желание любви, попытка любви?» – думала Алиса, понимая, что ей стала нужна эта надежда. Как говорил когда-то ее дедушка: «Tusis at amour non selator». То есть по-латыни: «Кашель и любовь не скроешь». «Оттого и глаза откровенные», – улыбнулась про себя Алиса.

– Ты над чем смеешься?– строго и слегка настороженно поинтересовалась Кирш,

Алиса слегка пожала плечами и улыбнулась еще шире:

– Не смеюсь улыбаюсь: настроение хорошее!

Начался блок быстрой музыки. Алиса с досадой обнаружила, что кто-то возник между ней и Кирш: это Кот, вытанцовывая замысловатые карикатурные па, встала между Кирш и Алисой и что-то заговорила на ухо Кирш. И тут же Алиса увидела поднимающуюся на танцпол и уже изрядно выпившую Аду, но в этот момент кто-то схватил и поцеловал Алисину руку; она развернулась и увидела перед собой женщину, похожую на борца сумо: она была необъятных размеров и наверняка не могла возникнуть рядом ни с того ни с сего; от мысли, что смогла не заметить появления на танцполе такого внушительного существа, Алиса невольно улыбнулась куда-то утаскивающей ее за запястье даме… В этот момент она встретилась глазами с Кирш: та с каменным лицом смотрела на Алису через плечо Кот и, в мгновение оцепив безвольную Алисину руку и улыбку, адресованную кому-то, отвернулась. В груди у Алисы похолодело. Она с ненавистью и недоумением смотрела на огромную женщину.

– Вы что-то хотели?– Алиса вырвала руку из широкой ладони незнакомки.

– Не скучаешь? У тебя есть подруга? – Женщина спросила это низким, но мягким голосом.

– Есть. – Алиса простилась с женщиной виноватым взглядом и отошла в сторону, ища глазами Кирш: рядом с Кот вместо нее уже стояла Ада.

Днджей Инга объявила о начале шоу-программы и попросила освободить танцпол. Увидев, как девушки расходятся к столикам, пристраиваются вдоль стен и рассаживаются на полу у края таицпола, Алиса тоже отошла и встала все к той же спасительной колонне.

Уй хотелось уйти, потому что стало неуютно, и было страшно уходить, потому что тогда не было бы возврата… Алисе всегда казалось, что два человека, заинтересованные в диалоге, – это два человека, которые сидят на разных плотах, но держат одну веревку: пока они оба ее держат, плоты плывут рядом, но стоит хотя бы одному отпустить конец веревки, и течение разнесет их, даже если второй вцепится в свой конец обеими руками. Так бывает, что реку застилает туман, видно только ослабевшую веревку, и трудно понять, бросил ли ее другой человек или просто ослабил натяжение. Страшно стать тем, кто отпустит веревку. Алиса понимала, что в этот самый вечер связь их только появилась, и уехать сейчас не простившись – значит бросить свой конец.

Вкрадчивая и напряженная скандинавская баллада совсем не подходила к незамысловатому интерьеру клуба; на танцпол вышли три девушки в средневековых костюмах, и параллельно с тем, как баллада набирала темп и жесткость, девушки теряли парики и одежду. Тут Алиса услышала за спиной, чуть выше своей головы:

–Ничего так девочки, да?

Алиса вздрогнула и, чтобы не запрыгать от радости, что Кирш снова рядом, просто кивнула головой.

– Будешь смотреть?

Алиса снова кивнула, не оборачиваясь. Секунду спустя заметив, что Кирш собирается отойти, не удовлетворенная ее формальными кивками, Алиса решила, что нужно обязательно произнести какие-то слова дружелюбным тоном, и поспешила спросить:

– А ты разве не будешь смотреть?

Кирш поморщилась и замотала головой:

– Мне этого добра и в жизни хватает, что я, голых девок не видела…

Девушки на танцполе уже были абсолютно раздеты и, успев вытащить к себе кого-то из зрителей, вытворяли с несчастными такие чудеса, что Алиса поспешила перевести глаза на зрителей; некоторые смотрели на действо не мигая, кто-то по-прежнему не отводил взгляда от своей подруги, некоторым было откровенно скучно.

– Нравится? – Кирш спросила с интересом.

Вид у Алисы был озадаченный: стриптиз ей не правился ни мужской, ни женский, но, если красивый человек делал что-то красиво, это зрелище отзывалось у нее приятным волнением где-то чуть выше груди,– в этом она и призналась Кирш. Та ненадолго задумалась и спросила:

– Где, говоришь, отзывается?.. У-ум, а у меня все проще, все физиологические реакции на красивых девочек там.

Кирш подмигнула Алисе, и та проводила ее взгляд, уходящий куда-то ниже пояса.

Заметив на Алисином лице смущение, Кирш виновато улыбнулась и, взяв ее руку в свою ладонь, стала бережно перебирать ей пальцы.

– Шучу, шучу. Отчасти.

Алиса смотрела на людей вокруг и привыкала к тому, что вокруг все было похоже на обычную жизнь, но более открыто, откровенно, надорванно, несдержанно… Оказывается, есть мир без мужчин, где влюбляются, любят, ревнуют, выясняют отношения и не нуждаются в мужском внимании. Коротко стриженные, длинноволосые, совсем юные, почти пожилые… – разные собрались они здесь, как одна стая, будто нужда заставила. Если вдвоем – смотрят на остальных, как на врагов, как на конкурентов, если в одиночку – смотрят ищуще, оценивают…

Алиса побледнела; какая-то девушка в обтягивающем вельветовом костюме и темных очках, пошатнувшись, отошла от бара и, в три шага оказавшись рядом с ними, повисла на шее Кирш. Кирш попробовала осторожно откинуть девушку, та зашипела, потом крикнула: «Дрянь!» – и начала стучать по плечам Кирш кулаками. Та, схватив темпераментную знакомую за плечи, поволокла ее куда-то к туалету. Ада проводила их взглядом и встала из-за столика Кот, через несколько секунд она уже усаживала за него Алису, подвигая ей свой коктейль.

– Садись, поболтаем; у тебя Кирш увели, у меня Кот, как всегда, не моя…

Слово «увели» неприятно кольнуло Алису, и она решила принять безразличный вид.

– Темпераментная девушка, наверное… Бывшая знакомая… – Алиса намекнула, что была бы не прочь узнать что-нибудь о девушке, так бесцеремонно предъявляющей свои права на Кирш.

– Стася-то? О да! – Ада потянула через трубочку коктейль, от которого отказалась Алиса. Странный персонаж, ее, как и Кирш, «сделали» в двенадцать лет, и тоже мамина подружка…

– «Сделали»?

– Ну девственности лишили… Ох уж эти мамы, оставляют детей кому ни попадя! Представляешь, Стасю эту на неделю оставили у маминой подруги на даче, а та, когда мыла ее в ванной, стала к ней приставать, с тех пор все и пошло; тезка как мужик была и на тридцать лет старше Стаськи, вот у девки крышу и снесло. А Кирш тебе про себя не рассказывала, ну, как ее…? – Алиса отрицательно замотала головой. Ада понимающе кивнула и продолжила: – Ну, ее-то, говорят, не буч «сделала», а тетка такая вся из себя. Она и сейчас с ее мамой дружит вроде; она, видишь ли, в Кирш мальчика увидела. Так это Кирш только на руку было; ей к тому времени уже женщины правились, шока никакого не было. А Стася эта до сих пор в себя не придет – вены себе режет постоянно. Они с Кирш жили сто лет назад: недолго, недели две, не больше, так Стаська ей потом звонила со всех мостов, что топиться собирается, или что вешается, или что вены порезала – больная, одним словом.

Алиса машинально взяла с тарелки, стоящей перед Адой, тост с сыром и отломила кусочек, осознавая, что совершенно не хочет есть.

За столик подсела Кот, а следом, с неохотой, недовольно поглядывая на Аду, и Фекла.

– Кого обсуждаем? – ядовито спросила Фекла, глядя почему-то на Адин коктейль.

– Да про Стасю рассказываю.

– Обычная лохушка на посадках, чего ее обсуждать… – лениво откликнулась Кот, явно не расположенная к разговору. – Опять поперлись отношения выяснять, будет слезы свои поганые лить, бабские…

Алиса всматривалась в полумрак, в котором исчезли Кирш и Стася. Они появились, держась за руки. Алиса присмотрелась внимательней – нет, не так. Кирш сжимала руку девушки в вельветовом костюме, а та, уже без темных очков, пыталась рукавом свободной руки вытереть мокрое лицо. Кирш остановилась у того поворота стены, где коридор, ведущий от туалета, переходил в зал, и прижала свою подконвойную к стене – Стася послушно прислонилась спиной к черной поверхности. Как показалось Алисе, Кирш пригрозила; Стася недовольно посмотрела в сторону их столика.

– Ау! А вы с Кирш-то давно знакомы? – Кот подвинула Алисе карту вин.

Алиса, заметив подходящего официанта, стала рассеянно пробегать глазами столбики: «Вина», «Слабоалкогольные коктейли», «Коньяк»…

– У вас есть вкусные коктейли, не из жестяных банок? – Алиса чувствовала неловкость от того, что не успела ответить Кот, и умоляюще смотрела на официанта.

– Попробуйте «Кир»,

– «Кирш»? Да, конечно.

Алиса покраснела, а Кот усмехнулась.

Ада кивнула официанту, показав два пальца, потом наклонилась к Алисе:

– Кирш – это самогон такой, а «Кир» – красное винцо со специями, но тоже вроде вишней отдает, вкусно.

– И водки две по сто! – крикнула вслед уходящему официанту Фекла.

– Три водки! – поправила Кот, увидев, как Кирш кулаками отталкивается от стены, у которой как приклеенная стоит Стася.

Кирш подошла и как ни в чем не бывало села на свободный стул рядом с Алисой. И, сразу же отмахнувшись от вопросов Ады, начала расспрашивать Алису про Питер и про ее работу. Алиса отвечала с удовольствием, в какой-то момент даже забыв, что ее слушает кто-то кроме Кирш, но та редко поднимала глаза, смотрела, как показалось Алисе, сквозь нее и, наконец, начала ломать зубочистки, стоящие в стаканчике посреди стола: она явно была не в духе. Алиса вдруг вспомнила, что среди присутствующих нет друзей Кирш, и, воспользовавшись тем, что Фекла и Кот начали выяснять что-то на повышенных тонах, спросила:

– А кто те двое – твои друзья?

– А что?

Алиса опустила глаза:

– Просто интересно…

– Я не собираюсь удовлетворять чье-то праздное любопытство. – Кирш сказала это серьезно, и Алисе стало не по себе. Она извинилась, чувствуя напряжение в верхней губе – главный признак волнения, делающий невозможным даже легкую вежливую улыбку. Кирш внимательно всмотрелась в лицо Алисы:

– Ну ты что?! Не сердись. Обычные друзья: Рэй – отчаянный человек, не простой, прямой; здесь часто бывает, а сейчас в больнице нервную систему поправляет, Ли Лит совсем другая, себе на уме, но хороший человечек, а это главное. А что она стерва – так это комплимент для женщины, свидетельствующий о наличии ума.

Алисе хотелось спросить что-то подробнее о том, как это – дружить с Кирш, но она не знала, как сформулировать вопрос; к тому же за столом уже было затишье.

Ада влюбленными захмелевшими глазами смотрела на всех присутствующих и то и дело бросала реплики, повисающие в воздухе. Фекла вжала красную голову в плечи и, как только у столика появился молодой человек с подносом, схватила и махом осушила свою рюмку. Кот чокнулась с Кирш, а та, дождавшись, когда Алиса возьмет свой коктейль, коснулась ее бокала осторожным «дзииь»…

Едва Алиса поднесла к губам бокал с темно-вишневым снадобьем, как через волну рэйва возле танцпола раздались крик и звон разбитого стекла: в толпе мелькнул вельветовый костюм, несколько человек шарахнулись в сторону, кто-то позвал охранника… Кто-то схватил Стасю за руку, пытаясь удержать, но тут же отпустил; в другой руке она сжимала за горлышко отбитую бутылку.