Текст книги "Женского рода"

Автор книги: Екатерина Минорская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Знаешь, Рэй, мне еще недавно нужны были только спорт и мороженое…

Пуля сделала паузу, Рэй ждала продолжения.

– …А теперь мне нужны женщины. Мне там, в клубе, сказали, что кто под девочкой оказался, уже к мужчинам не вернется.

Рэй усмехнулась:

– Кто «под» – может, и не вернется, кто «на» – тем мужики и вовсе не нужны; тут все: от запахов и вкусов до… хрен знает чего!

Пуля тяжело вздохнула:

– Ну вот и я подсела… А еще – героин…

– Кто ж тебя так?

– Женщина одна, очень взрослая, очень сильная.

– Богатая?

Пуля кивнула, и Рэй понимающе поджала губы.

– Жалеешь?

Пуля задумалась. Жалела ли она, что встретила Галину? Скорее всего, нет; она была окошком в какой-то другой, богатый, самоуверенный и лишенный запретов мир, до того Пуле недоступный. Что ушла из сборной перед ответственной поездкой и бросила серьезный спорт – жалела. Но два эти события оказались несовместимыми в ее жизни, просто однажды получилось так, что с одной стороны была раскрыта дверца серебристого «крайслера», из-за которой требовательно выглядывала Галина, а с другой – дверь спортивного клуба с возмущенным лицом тренера. И Пуля сделала свой выбор.

– Вот дура… – Пуля повернулась лицом к стене. – Все бы изменила, если б можно было в прошлое вернуться. Как быстро жизнь поворачивается: заметить не успеваешь, а все изменяется так сильно, будто вот до поворота твоя жизнь была, а дальше – хоп! – не твоя вовсе…

Рэй осторожно протянула к Пуле руку и похлопала по плечу:

– Я бы тоже в прошлом много чего изменила, а в настоящем, наверное, уже не получится… Хотя, видишь: стала говорить на «она», а еще недавно не могла, прям слух резало! Ну не то чтоб я по-другому себя чувствовать стала…

Пуля с интересом повернулась:

– Слушай, а ты когда с девочками спишь, ты себя парнем чувствуешь, ну там, внутри?

– Не ошибается природа так сильно. Если все здесь, – Рэй пренебрежительно окинула взглядом свое тело, – женское, то там внутри, не мужчина– это я теперь знаю. А что самое ужасное – и не женщина тоже. Оно. Никто этого не поймет, если ему самому не обломилось такое…

Присев и привалившись спиной к стене, Пуля задумчиво посмотрела на Рэй: для женского в ее теле было слишком мало изгибов; талия не обозначалась, ноги у щиколоток были едва ли не той же ширины, что в бедрах, грудь была утянута, а скуластое лицо больше походило на юношеское, чем на женское. У Пули родилась было теория, что активными лесбиянками становятся некрасивые, но она вспомнила и совсем иные внешности, увиденные ею в клубе…

Тут в нее вперился недовольный взгляд Рэй.

– Ты чего молчишь-то?!

– Думаю, так и сказки не сложится: полагается он и она, а тут что ни пара – она и оно. Грустная сказка.

– Ага, прямо красавица и чудовище!.. Не бери в голову! Эти клавы внутри такими чудищами бывают – о-го-го!

– А еще я родить хочу – одного только, не больше… И вырастить, чтоб ему всего хватало, в смысле, не только барахла всякого, а любви.

Пуля, затаившись, посмотрела на Рэй, но та не рассмеялась, а с уважением кивнула:

– Это правильно, здорово, молодца. Только про герыч надо забыть и вообще свалить отсюда – не твое это.

Они решили прогуляться и выпить пива. Идти навстречу высокомерным витринам вдвоем было не так страшно, и Пуля, заметно повеселев, уже строила в голове планы о новой жизни. Здесь она была только ненужным винтиком – возможно, по собственной вине, а дома могла бы оказаться нужной – скажем, была бы тренером в спортивной секции… Рэй внимала ей без энтузиазма– где-то в глубине души знала, что выслушивает утопические прогнозы. Отчасти она завидовала: самой ей быть оптимисткой казалось делом утомительным и, думая о собственном будущем, Рэй рисовала себя разве что более спокойной и примиренной, но не устремленной к каким бы то ни было достижениям, тем более связанной с другими людьми. Рэй не нужен был мужчина, а женщинам, вернее сказать, в женщин она не верила, заключив из своих наблюдений, что женщина рядом – это симпатичный, уступчивый, сострадательный, но все-таки мираж, тающий со временем. А в лесбийских парах, лишенных мужских заблуждений, эти миражи таяли еще быстрее, чем обычно. Два человека, живущие вместе, – это два одиночества под одной крышей – так думала Рэй, и чем больше Пуля рассуждала о своей потребности в семье, тем большее внимание Рэй привлекали встречные фонари, различные аксессуары на эффектных дамах, проезжающие машины и облака на небе, Они приближались к дому Поля.

– Ты твердо решила, что оно тебе надо? – Рэй остановилась.

Пуля, которая уже не могла не думать о том, как она будет без героина, отводила глаза.

– Понимаешь, я ж тут не знаю никого, где я потом возьму, да и денег нет… А он сам предложил, просто так, а вечером его друг приедет– тогда и в дом не сунешься, так что…

Пуля осеклась, глядя на молодого человека, вышедшего из подъезда.

Перехватив этот взгляд и смерив взглядом Поля в приталенном пальто, Рэй тихо спросила:

– Это что за пидер?

Поль стянул с носа шарф, в который был укутан так, словно на улице стоял небывалый мороз, и подошел к Пуле.

– Привет, дорогая.

Они чмокнули друг друга в щеки.

– Знакомься, Поль, это Рэй, А ты куда собрался?

Поль неодобрительно хмыкнул:

– Фу! Ты, видимо, хотела спросить: «Далеко ли?» За фруктами, дорогая. А ты за?.. – Поль обнял Пулю за плечи и подтолкнул к подъезду. – Пойдем тогда скорей, времени мало. Мадам, вы подождете нас здесь?

Поль обратился к Рэй, но в этот момент напротив них остановилась машина.

Отпрянув от Пули, Паша устремился к выходящему ему навстречу Рафаэлю. Тот молча изучил взглядом Пулю, на плече которой только что была замечена рука его приятеля,и, отстранив Поля, направился к дому.

– Раф, я думал успею в магазин, ты же сказал…

Глядя, как Поль теребит свой шарф, Пуля пробурчала себе под нос:

– Встреча на Эльбе… Неудобно получилось.

Рэй с силой дернула Пулю за руку.

– «Неудобно…» Пошли отсюда!

Рафаэль долго молчал и ходил по квартире, перекладывая вещи, Поль непрерывно оправдывался и взглядом следил за перемещением домашних замшевых туфель. Потом над ним нависло лицо с выпученными темными глазами.

– Только не надо говорить, что вы не спали!

Поль пожал плечами и понял, что настал его черед молчать. Теперь он лишь вздрагивал время от времени, слушая Рафаэля. Здесь всплыло все прошлое Поля, когда он мог спать с кем попало и колоться одним шприцом с незнакомыми людьми… Разумеется, Рафаэль считал, что именно он вытащил Поля из этой клоаки.

Однажды Поль, покинутый старым другом, оказался в компании, которую и сам потом с брезгливостью назвал скверной. Кололись недоваренным «винтом», кое-где именуемым «джефом», и все, что помнил из тех дней Поль, – неприятные ему тела и снег: почему-то они выходили на улицу и сидели в подворотне возле злосчастной квартиры. Они набирали в горсть мягкий, только что выпавший снег и, когда он таял, кое-как промывали им один на всю компанию шприц. В один из тех часов, когда Полю случилось разглядывать этот тающий снег, в подворотню вошла Кирш; оглядевшись, она размашистой походкой подошла к Полю и, проигнорировав чьи-то недружелюбные попытки остановить се, уволокла его, полуживого, домой. Поль постарался скорее стереть из памяти ту унизительную «прогулку», когда он почти повис на Кирш, вцепившись в ее руку, а она, не переставая, материлась, что ей надоело вытаскивать из помойки всяких придурков, вроде него и его дружка. Позже, когда Поль познакомился с Рафаэлем, когда он, запозоренный Кирш, стал уже брезгливым и осторожным в своих пороках, он решил, что плохое осталось в прошлом и более не имеет к нему никакою отношения, а потому рассказал об этой истории с подворотней.

Рафаэль не любил лесбиянок, он считал их слишком откровенными конкурентами и презирал за демонстрацию силы: чувств или кулаков – не важно. Кирш он не любил особенно: она – грубая и мужеподобная – совершенно по-женски умела говорить «да», приближенное к «нет», а значит, по мнению Рафаэля, на нее нельзя было полагаться в мужских делах (каковыми он считал все те, что способны были приносить доход). В способность женщин, даже не совсем обычных, к дружбе Рафаэль не верил, а потому из доверенного Полем мрачного сюжета его биографии он вынес только одно: Кирш связана с темным прошлым его приятеля, а сам Поль до встречи с рафинированным Рафаэлем прозябал в грязи.

Теперь история с талым снегом вновь поднялась на поверхность вместе с прочим мутным содержимым того дна, по которому сейчас с восторгом топтался Рафаэль: ему невыносима была мысль, что его сожитель может спать с женщинами.

Когда визгливые интонации Рафаэля стихли и их обоих придавила тишина, Поль, уже было поверивший в то, что припадок ревности исчерпан и вечер может наладиться, услышал роковой вопрос:

– Ты хотя бы предупредил ее, что у тебя ВИЧ?

Поль отвернулся, и губы у него задрожали. В сущности, ему было наплевать на постороннюю ему девушку Пулю, которая явилась к нему незваной, но он все равно предупредил бы ее, если бы… если б сам помнил, что инфицирован. Но он часто забывал об этом: мозг, пораженный героином, иногда давал сбои, а может, просто прятался от реальности.

– Хуже бабы! – взвизг пул Рафаэль и хлопнул дверью спальни.

Поль уже давно забыл о самоуважении, он просто хотел дожить свою жизнь. В женском образе он, как ему казалось, был лучше защищен от ответственности, но быть «бабой»… Бабами он считал тех особей женского пола, которые в ответ на агрессию пьяных отцов и безразличие матерей надевали на себя мужские ботинки. Давным-давно поспорив об этом с Кирш, Поль вынужден был согласиться с ней: в своем побеге он пошел всего лишь на физиологическое извращение, женщины же мутируют страшнее: что-то происходит с их душами и вернуться назад, однажды отказавшись от женского взгляда, уже невозможно. Кирш называла это разношенностью души.

Счастье, если такой душе достанет силы на любовь до того, как она разрушится совсем.

Мужчина сконцентрирован в пространстве, женщина разлита в нем как воздух; женщины, идущие навстречу друг другу, поневоле материализуются в пространстве, и так появляется Оно. И если себя Поль считал просто бесполезным для мироздания, то Оно казалось ему даже опасным, и Кирш попадала именно в эту категорию.

Кирш, в свою очередь, не верила в «экологию души», но, если бы можно было вернуться в юность с разумом и опытом зрелости, она, мотаясь в хаосе людей, сторонилась бы многих: разношенность души теперь виделась ей заразной, как уныние, как психическая болезнь, как раковый омут.

Сидя на парапете у проезжей части, Кирш верила в спасение своей души. Смочить бы ее слезами, чтоб не иссохла совсем, только своих слез Кирш недоставало. Но внутри уже пульсировала, набирая уверенность с каждым ударом, какая-то новая, направленная сила.

И вот, когда мимо Кирш по шоссе, ведущему в Москву, проносились машины, заглушая стук ее сердца, на старой тумбочке питерской квартиры зазвонил телефон. Когда рука Анны Михайловны уже почти легла на трубку, Алиса, едва переступившая порог, успела опередить бабушку.

– Алло? Алло, я вас слушаю…

На другом конце трубки что-то гудело. Кирш сглотнула, и голос прозвучал уверенно, даже задиристо:

– Алис, привет, это Кирш, как жизнь?!

Алиса отбросила косу с плеча и уселась на тумбочку, чего раньше с ней не случалось. Анна Михайловна, покачав головой, ушла в комнату.

– Привет, Кирш! Здорово, что ты позвонила!

– С Адкой тут случайно созвонились… А у Стеллы только твоего жениха телефон.

Они проговорили не больше трех минут: общими фразами, полуулыбками – как люди, испытывающие потребность в общении друг с другом, но не чувствующие прана на его возможность. Алиса не могла совладать с волнением, отчего голос ее, вопреки пронизавшему все тело трепету, звучал неестественно монотонно. Ей хотелось кричать Кирш, что она уже не может жить без нее, что вся ее изящно выстроенная жизненная перспектива рухнула, как карточный домик, но вместо этого получалось; «Видела на выставке Рафаэля», «Неплохо было бы снова съездить в Москву»…

Прислушиваясь к металлическим ноткам в голосе Алисы, Кирш почти проклинала себя за этот звонок.

– Ладно, я еще позвоню, – закруглила она разговор, и Алиса послушно положила трубку. В душе осталось смешанное чувство; не вмещающейся в грудь радости, щелчка, окончательно вырвавшего Алису из прошлого, и горечи от этого почти официального «ладно…».

Кирш быстро сунула телефон в карман и, услышав, как он завибрировал, с детским страхом в глазах вынула его вновь: лишь бы это была не она, не Алиса!

Звонил Ден, Кирш показалось, что он был взволнован.

– Что-нибудь случилось?! Ты у Максимки был? – Кирш почти хрипела, пытаясь перекричать загудевший рядом трейлер.

– Там все в порядке, отвез им продукты. Мама твоя просила передать, что с ними какая-то Мальвина целыми днями тусит…

Они договорились о встрече, и Кирш тут же забыла о разговоре с Дсном: она думала только про свой звонок Алисе. Когда следующим вечером Ден переступил порог Стеллиной дачи, Кирш встретила его колонной пустых пивных бутылок на столе.

– Ну здорово. – Кирш смотрела на Дениса исподлобья и не переставая пилила ногти. Он присел напротив с официальным видом и огляделся. Кирш отложила пилку и, спустив ноги с дивана, вопросительно уставилась на гостя,

Денис помолчал, словно примчался на эту встречу без особой цели и, взвесив про себя слова, добытые им ценой немалых усилий, слегка подался вперед. На ночь глядя Кирш, пожалуй, могла натворить глупостей – Ден еще раз окинул взглядом пустые бутылки.

– Да я так, навестить решил, продуктов вот привез.

– Заботливый ты наш! – Кирш расслабленно откинулась на спинку дивана.

– Вчера на вокзале знаешь кого встретил? Рэй, вышла она из этого…из Кризисного…

Денис не любил друзей Кирш и говорил о них, стараясь не выдавать голосом слишком откровенного презрения.

– Она что, уезжала куда-то – с вокзала-то? – Кирщ заволновалась.

– Да нет, —Ден отмахнулся, – подругу какую-то провожала домой – крепыша такого же, как она сама.

Кирш пожала плечами, пытаясь вспомнить, были ли у Рэй такие подруги. Денис взял единственную бутылку, в которой еще оставалось пиво, и сделал глоток.

– Привет тебе передавала, если увижу: сказала, звонить не будет, сама позвонишь, когда будет удобно или нужно чего. Она, кажется, думает, что у тебя мобильный прослушивается.

– Бедная Рэй! Думает, я такая важная персона!

– Просила тебе еще передать, что милиционерша доброй оказалась – денег дала на дорогу этой самой ее подруге. Что за милиционерша-то?

– А, так, спят они периодически.

Еще пару часов они говорили в основном о Максимке и о том, какая забавная эта голубоволосая Мальвина Наконец Кирш спросила:

– И что там твои бывшие коллеги: долго будут моих караулить?

Денис понял, что до утра не дотянет, и обреченно вздохнул:

– Не знаю, кого ты имела в виду, ну насчет убийства, но хочу тебя предупредить; ты ведь здесь, на даче этой Стеллы, а значит, ее не подозреваешь…

– Ты о чем?! – Кирш прикусила кулак.

– Да наши там накопали на допросе… Короче, одна девчонка видела случайно, как Стелла эта что-то в один бокал подмешивала.

Едва успев договорить, Ден отпрянул назад: Кирш схватила одну из бутылок и с размаху разбила о край стола.

– Раньше не мог сказать?!

Кирш захотелось подпалить дом, но Денис остановил.

— Тыж сама говорила – не ее это дача! Собирать вещи было недолго, и через десять минут они уже ехали прочь.

Стелла с опаской отодвинула мысок сапога от металлической заплатки на ножке стола и посмотрела сквозь решетку окна на улицу.

– То есть больше вам не нужна?

– Ну почему же, Стеллочка?! – Человек, еще недавно с презрением смотревший на Кирш, сидящую на другом конце стола, теперь избегал взгляда в ту сторону, будто Стелла на том же месте была всего лишь привидением. – Твоя информация всегда представляла для нас интерес… Конечно, если потрудиться, ты могла бы узнать и о местонахождении этой особы…

Стелла привычно отвернулась, стараясь принять невозмутимый вид.

– …но теперь это не имеег значения, – продолжал милиционер. – Ив свете новой информации ты, Стнллочка, ужевызываешь сомнения как информатор. Ты теперь, дорогуша, подозреваемая. Давай разбираться с мотивами.

Выйдя из отделения и свернув в переулок, ведущий к шоссе, Стелла достала сигарету, но кто-то сзади уверенно подхватил ее под локоть и подтолкнул к машине. От неожиданности она выронила сигарету и только тогда решилась оглянуться:

– Левушка?!

Галинин сожитель, дождавшись, когда Стелла окажется на заднем сиденье, быстро уселся рядом и захлопнул дверь с тонированными стеклами.

– Сейчас расскажешь Галине, о чем с ментами трещала.

Стелла презрительно отвернулась.

– Между прочим, Галина в курсе…

Стелле претила мысль, что однажды она наравне с совершенно непотребной публикой – районными проститутками и наркоманами – поневоле стала информировать оперов. Получалось, что они, находящиеся на несравнимо разных уровнях одного и того же греха, были равны – нет, не перед Высшим Судом – перед людьми, столь же нечистоплотными, каковыми Стелла считала всех служак. Галина «дружила» только с парой молодых полковников и всегда ждала опасности от мелких чинов, среди которых могли случайно оказаться принципиальные бессеребреники, истые борцы за справедливость.

– А нечего было вчера Галине нервы трепать! – после паузы сказал Левушка. – Она бы и не сомневалась, что ее имя нигде не всплывет.

Стелла с силой потерла колено указательным пальцем, боясь вспылить и расплакаться. Присутствие шофера или Левушки вряд ли могло бы ее остановить – ее истерики подавлялись только тем магическим взглядом удава на кролика, каким обычно встречала чужие эмоции Долинская.

А упомянутая Левушкой «трепка нервов», случившаяся накануне в доме Галины, была лишь ее, Стеллиной, робкой попыткой проявить свою волю: вчера Стелла высказала желание уехать, намекнув на отсутствие необходимых для этого денег и пожаловавшись, что перестала спать но ночам.

Они летели по шоссе с уверенностью спецмашины, словно где-то их ждал пожар, донорское сердце или ужин с президентом. Но ждала всего лишь начавшая нервничать Галина: в ее жизни было столько безнаказанного порока, что разрушить целую систему приходящей с ним прибыли из-за какой-то ничтожной ногайки было бы просто нелепо. Галина не считала Лизу личностью – всего лишь серой мышью, осмелившейся на шантаж, так что Стеллины муки совести начинали ее раздражать…

Стелла же не хотела быть подозреваемой, как в тот злосчастный вечер не собиралась стать убийцей. Но если еще утром она считала, что все ее последние поступки совершенно уравновешиваются тем фактом, что Кирш скрывается на ее даче, то теперь Стелла была с собой честнее – Кирш была случайно оказавшимся в ее руках залогом, реализация которого ждала удобного времени. Отдать Кирш милиции – теперь уже глупо, а вот Галине… Стелла ясно представила, как встретит сейчас тяжелый взгляд Долинской и сначала услышит: «И что ты им сказала?» – А потом: «Отвечай, я жду!»– и она ответит: «Кирш на моей даче!»

Стелла скрестила руки на груди, смерила брезгливым взглядом Левушкино огромное колено, которым он, вероятно, планировал предотвратить возможный Стеллин побег, и, отвернувшись, принялась смотреть на проезжающие машины. Проведя эту ночь у подруги с выключенным телефоном, Стелла и не ведала, что чудом избежала встречи с Кирш.

– Алиса?! – Высокая женщина в шляпе шагнула ей навстречу и, спокойно рассматривая ее лицо, так же удивленно спросила: – У тебя все в порядке, девочка моя?

В этот час, в этот день Алиса меньше всего рассчитывала встретить на улице свою школьную классную руководительницу – учительницу физики.

– Здравствуйте, Нина Васильевна, Все в порядке, спасибо.

Сколько лет прошло после школы, а при каждой встрече с бывшими преподавателями Алиса робела и отвечала им, немного зажимая и поднимая голос, как обычно случалось с ней у доски; на этот раз она впервые поздоровалась тихим, спокойным и немного уставшим голосом.

– Замуж не вышла еще?– задала незамужняя Нина Васильевна свой дежурный вопрос.

Алиса помедлила с ответом, то ли раздумывая над ним, то ли рассматривая шляпу учительницы.

– Я только что с вокзала, Нина Васильевна, простите, пойду…

Она приехала в тот же Питер, который покинула вчера, и его мостовые привыкали к шагам совсем другой Алисы:теперь не она с трепетом прислушивалась к дыханию города, к падающему снегу, к голосам проходящих людей – теперь город настороженно вслушивался в ее едкий шепот: «Дура, дура, дура…»

А все было так, как еще недавно не могло быть в жизни Алисы; даже не просто спонтанно, а совсем уж по какому-то безответственному наитию. Через час после звонка Кирш Алиса уже набирала номер Ады. Выключен… Значит, и телефон Кирш не узнать. Позже Алиса подумала, что дозвонись она тогда Кирш, она, пожалуй, могла бы и не поехать в Москву: ведь была вероятность, что та могла прохладно воспринять ее сообщение о скором визите… А мозг работал, как у преступника, замыслившего побег: поездом – долго, а у соседки Любы хорошее знакомство в аэропорту…

Только в самолете, глядя на тучи сверху вниз, Алиса подумала, что напрасно не предупредила о своем отъезде Андрея, а брошенное бабушке: «Мне срочно нужно в Москву – пригласили на свадьбу» – вряд ли прозвучало убедительно.

Но даже думать об этом было странно; желания были сильнее доводов разума, оправдания слышнее оговорок. Алиса закрыла глаза и стала представлять, как постучится в дверь Стеллипой дачи и скажет, что приехала в Москву по делам, а сюда заехала за какой-то забытой вещью,,, Представляя, какой же именно предмет она могла забыть в тот день, когда они останавливались там с Андреем, Алиса задремала.

От аэропорта она взяла такси и на всякий случай снова набрала помер Ады – сначала раздались редкие гудки, а потом – незнакомый женский голос (Ада отвечала по телефону ниже, чем могла представить Алиса).

– Алиса! В Москве? Здорово!

– Ада, так получилось, что у меня нет телефона Кирш, а мне нужно ей позвонить…

– Это бесполезно, дорогая; она не отвечает на звонки! Можно было бы обидеться, зная, что у нее определитель, но Кот звонила и со своего номера, и с моего, и вообще с постороннего городского! Можно, конечно, понять Кирш; думаю, она сейчас отвечает только самым близким!

Ада выпалила свою речь на одном дыхании и, как показалось Алисе, добавила что-то еще, но тише. «Самым близким» – было последнее, что услышала Алиса, и, несколько раз повторив это про себя, ответила:

– Да, разумеется,

– Мы с Кот в «Перчатку» идем, там сегодня презентация «тематического» сайта – пойдем с нами? – Голос Ады звучал победно.

– Спасибо, вряд ли. Так у вас с Кот все в порядке?

– Ох, не знаю… Но с Феклой они подрались конкретно, – уже шепотом, доверительно произнесла Ада.

Они попрощались, и Алисе ничего не оставалось, как нетерпеливо считать километры, кончиками пальцев нащупывать вспотевшие от волнения ладони и усмирять биение сердца, предчувствующего встречу (мысль, что Кирш может не оказаться на Стеллиной даче, даже не приходила Алисе в голову).

Москву объехали по кольцевой и снова оказались за городом, в кромешной тьме, разрываемой только светом фар. Когда свернули в поселок и, поплутав по поворотам между дачами, выехали к Стсллиному участку «с тыла», Алиса вдруг резко подалась вперед и попросила водителя остановиться.

– И свет погасите, пожалуйста.

Теперь стало виднее: ворота дачи действительно были открыты, и спустя несколько секунд из них выехала и остановилась машина; следом за ней, хлопнув воротами, вышла Кирш с рюкзаком на плече. Вышедший из машины высокий мужчина обнял, как показалось Алисе, Кирш за плечи. Потом рюкзак оказался на заднем сиденье, а черная фигура Кирш сложилась, чтобы пройти в переднюю дверь, и, только попав в слабое освещение салона, обрела цвета и формы.

– Мы что, в шпионов играем? – недовольно спросил водитель, повернувшись к Алисе.

– Знаете что, – Алиса не отрывала взгляд от медленно отъезжающей машины, – давайте поедем за ними, и я заплачу в два раза больше.

– Яволь. – Таксист профессиональным взглядом оценил Алисину платежеспособность и, вздохнув, тронулся с места.

Алиса прижала к себе сумку, пытаясь вспомнить, есть ли у нее необходимая сумма.

На шоссе она чуть было не потеряла машину Кирш из вида; между ними, неуклюже выехав из-за поворота, вклинился огромный серебристый трейлер. Алиса возмущенно выдохнула и вопрошающе посмотрела на своего невольного компаньона, тот цокнул и при первой же возможности перестроился в другой ряд. Зазвонил телефон – это был Андрей. Алиса хотела ответить, по, подумав, телефон выключила.

Выехав на кольцо, машина Кирш остановилась. Алиса умоляюще положила ладонь на руль, и они затормозили метрах в пятидесяти от преследуемых. Таксист с невозмутимым видом вышел протереть лобовое стекло. Алиса же, не отрывая взгляда от стоящей на обочине машины, нащупала в сумке очечник и надела очки. Почему они остановились? Заметили, что за ними шпионят? Дурацкая ситуация, идиотская… Смысла этого преследования объяснить себе Алиса не могла. Чего проще было выйти из машины там, в поселке, подойти, поздороваться… По магические Адины слова про близких людей превратили Алису в шпиона. Ну и что теперь? Можно, конечно, выйти и превратить преследование в шутку… Алиса взялась за ручку двери, но тут к машине, в которой была Кирш, припарковалась иномарка. Одновременно хлопнули две двери, и навстречу к остановившейся на месте Кирш устремилась девушка с эффектным силуэтом песочных часов. Они обнялись, поцеловались, и, ведя незнакомку за талию, Кирш пересела в ее машину. Автомобиль с высоким мужчиной отъехал первым, потом иномарка; Алисин водитель включил зажигание и обреченно спросил:

– За какой едем?

Алиса откинулась на сиденье и, проводив взглядом влившуюся в общий поток машин иномарку с двумя девушками, тихо ответила.

– Ни за какой; на Курский вокзал, пожалуйста.

Алиса заглянула в кошелек: достаточно, чтобы расплатиться с таксистом и купить недорогой билет на поезд. К счастью, она слышала от знакомых, что с Курского вокзала уехать проще, чем с Ленинградского; лишь бы он был скорее – любой, проходящий через Москву поезд, где будут свободные места…

– Ты с какого города-то приехала? – впервые за весь путь поинтересовался таксист.

– Из Санкт-Петербурга, – дрогнувшим голосом произнесла Алиса, боясь, что доверительное «из Питера» может потонуть в лавине подступающих слез.

– Чудные вы какие-то, питерцы…

Уже отойдя от кассы с билетом в руке, Алиса поняла, что до поезда у нее два часа, которые она может и хочет провести единственным образом.

Оказавшись через четверть часа у дверей «Перчатки», Алиса поняла, что не надеется увидеть здесь Кирш, но ей нужно выпить, чтобы снять этот непроходящий спазм в затылке и заглянуть в глаза людям, которых ей так сложно понять и которые, кажется, играют в любовь, как в игру без правил…

Уже в зале кто-то окликнул се; против света она не сразу разглядела лица и, неуверенно подойдя к бару, узнала Аду и Кот, рядом с которыми стояла коренастая особа, скорее напоминающая деревенского юношу.

– Алисочка, как здорово, что ты пришла! – затараторила Ада и чмокнула Алису в щеку, овеяв сладким запахом «Теоремы» Фенди, перебивающимся пивным духом.

Кот приветственно кивнула и неспешно переступила с ноги на ногу.

– Как Кирш-то – встретила?

Алиса вежливо улыбнулась, пытаясь сообщить своей улыбкой, что в этом мире ничто не может лишить ее спокойствия духа, но уголки губ дрогнули, и улыбка соскользнула с лица, чудом не превратившись в слой антипод – полумесяц обиженных губ.

– К сожалению, нет, – ответила Алиса.

– Меня кто-нибудь представит красивой девушке?! – Оторвавшись от стены, коренастая, не отрываясь, смотрела на Алису.

– Ах да, конечно, прости!.. Алисочка – это Рэй, друг Кирш, я тебе про нее рассказывала.

– Могу себе представить что именно! Не слушайте ее, мадам.

– Чего ты, как Кирш: «Мадам, мадам»?! – захохотала Ада. – Ее Алиса зовут, и она пока мадемуазель!

Первые секунды Рэй смотрела на Алису, стараясь сохранить у глаз лукавый прищур, но веки восторженно приподнимались, отчего взгляд получался совершенно детским и открытым.

Не то чтобы Алиса поразила Рэй сногсшибательной красотой, но отчего-то вдруг легко поверилось, что все недостатки, все изъяны, если они и есть в этой девушке, простительны и даже необходимы для ее нездешнего образа. Она была другой, просто другой, совершенно иной, отличной от тех, что до сих пор встречались Рэй. Захотелось дотронуться губами до красивою лица – какого-то слишком несовременною, словно сошедшего с полотен старых художников и обреченного скитаться в этом неуютном мире; захотелось проверить искренность этих глаз… И страшно было помыслить о том, чтобы дотронуться руками до всего скрытого джинсовой тканью – наверняка такого же бледного и трогательного, как этот овал, и шея, и руки. Такое смущение и смятение чувств Рэй испытывала впервые, и это никак не вписывалось в ее повое мировоззрение спокойного безразличия.

Рэй отвела взгляд, чтобы передохнуть, и, скользнув им по грубым мысам своих мужских ботинок, резко вскинула голову, вернув себе насмешливый прищур; внутри щелкнуло привычное правило соответствия имиджу буча: все женские эмоции можно лишь сублимировать в кулачный бой, сантименты – к черту, наружу никаких эмоций, а тем паче чувств. Рэй снисходительно поинтересовалась у Алисы, давно ли она знает Кирш, и лениво махнула кому-то у танцпола, чтобы можно было отойти в сторону, изобразив перед Алисой независимый вид. Она потянулась было за своей кружкой, но тут выхватила из разговора Ады с таинственной Алисой несколько слов:

– Ты надолго приехала? Скоро в Питер?

– Поезд через полтора часа.

Рэй чуть не поставила кружку мимо стойки и резко развернулась:

– Постойте-ка, девушка, какой поезд, почему через полтора часа?!

Кот, до того момента уныло наблюдавшая за едва заметной постороннему глазу мукой Рэй, презрительно хмыкнула и в ритме начинающейся песни вышла на танцпол, выводя руками странные фигуры. За ней, бросив на стул сумочку, побежала Ада, успев крикнуть Алисе что-то вроде: «Да ты что? Какая досада».

– Что будем пить?

Услышав этот вопрос, так похожий интонацией и сопровождающим его заботливым взглядом на такой же, заданный в прошлый раз Кирш, Алиса почувствовала вновь подступившую к горлу досаду.

– У меня настроение неважное, если честно. Я, пожалуй, водку буду.

Рэй суетилась вокруг Алисы, с грохотом ставя свой стул на металлической ножке то справа, то слева от нее, задавала какие-то вопросы и, кивая на Алисин голос, не слушала ответы, а разглядывала, как двигаются ее губы и вздрагивает кончик носа.