Текст книги "Love is above all (СИ)"

Автор книги: Екатерина Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Изменить что? То, что ты меня предал? Это мой ответ мог изменить? – сделав уверенный шаг ко мне, тем самым сократив между нами расстояние, моя девочка пыталась держаться уверенно и снова нацепить на себя кучу масок. Зря. Нет смысла. Всю фальшь за километр видно.

– Поля! – совершенно неожиданно вмешавшаяся в наш диалог Гагарина заставила подругу мигом прервать наш зрительный контакт и привлечь ее внимание к себе.

– Полина, пожалуйста, не лезь, – зло прошипела блондинка, отчего мне моментально слегка резануло слух. Ей явно нужно поменьше нервничать. Не идёт ей этот образ. – Ты не ответил на мой вопрос, – возвращая ко мне свой пристальный взгляд, Пелагея явно хотела меня спровоцировать и довести до такого же состояния. У нас игра такая новая или что? Детский сад, честное слово.

– Ханова, я сказала, прекрати! – в этот раз Полина уже прикрикнула громче и, не стесняясь, грубо схватила Полю за запястье, тем самым разворачивая к себе. – Соображаешь, что несёшь, нет? Успокоилась быстро, – вытирая с лица подруги мокрые дорожки слёз, Гагарина была очень серьёзна и явно недовольна поведением Пелагеи, что скрывать, в принципе, и не собиралась. Полинка, конечно, заводная и весёлая девушка, но при определенных обстоятельствах она может быть невероятно серьёзной и даже грубой. В такие моменты я даже начинаю ее побаиваться. – Дим, мне кажется, тебе лучше подождать остальных где-нибудь в другом месте, – кинув на меня не очень добрый взгляд, но при этом всё же стараясь сделать тон помягче, Полина тяжело выдохнула и, отступив немного от подруги, устало потёрла свою переносицу.

– Мне тоже так кажется, – послушно развернувшись, я за считанные секунды покинул этот проклятый коридор и сейчас уже бежал по длинным лестницам, желая лишь поскорее оказаться на улице.

Не понимаю я её. Совершенно не понимаю. Зачем всё так усложнять? Зачем мучать друг друга? Она ведь сама не забыла меня, не забыла все те чувства, что были между нами. А чувства, скажу я вам, были даже чересчур сильные. Хотя, почему были? Они и до сих пор есть! Но, что же тогда сейчас происходит? Кого Поля пытается обмануть? Меня? Себя? Не она ли когда-то была сторонником искренности и справедливости? Не она ли громче всех всегда кричала, что, если люди любят друг друга, они должны быть вместе? Даже, как она говорила, обязаны. Ведь никто не имеет права идти против своих же чувств.

Смысл сейчас предавать саму себя? Не проще ли нам вместе отпустить прошлое и просто попытаться начать всё заново? Хотя бы просто попытаться.

[…]

Двое мужчин, стоявшие где-то в сторонке, внимательно наблюдали за «очень интересной» картиной, представленной прямо посреди одного из коридоров «Останкино». Ругань двух самых любимых наставников проекта «Голос» не заметить было невозможно. Слов их немаленький ссоры, может быть, было и не слышно, но их всплески руками и убийственные взгляды говорили о многом.

– Нет, ты только посмотри, что они вытворяют, а! – взмахнув руками, Юрий Викторович устало закатил глаза и недовольно фыркнул. – Вот что ты мне прикажешь с ними делать? За ручку водить и мириться каждый раз заставлять? Или рассадить их опять друг от друга подальше к чертовой матери, пока не поубивали друг друга?

– Юр, да оставь ты их в покое. Молодые ж ещё, сами как-нибудь разберутся, – с грустью в голосе ответил Градский, наблюдая за тем, как гордо и быстро из коридора удаляется Дима, а Поля начинает еще сильнее нервничать, прижимаясь к подруге. О чем сейчас разговаривали эти блондинки, было едва лишь слышно, но их переживания все равно передались пожилому мужчине, настроение которого изрядно подпортилось.

– Александр Борисович, ведь ты же умный и мудрый человек, сам должен всё понимать. Меня совершенно не интересуют их личные забавы и проблемы. Меня заботит только то, как мы будем выкручиваться, если они нам в прямом эфире что-то подобное выдадут? Что ты мне тогда скажешь делать? Вырезать это никак не получится, а перед телезрителями позориться тоже не особо хочется.

– Да кто тебе сказал, что нам придётся позориться? Я тебя умоляю! Зрителю эти интриги только и нужны, – едва заметно усмехнувшись, мужчина похлопал продюсера по плечу, дабы хоть как-то его подбодрить.

– Да какие интриги, Александр Борисович? Наше шоу привлекает внимание настоящими и башенными эмоциями. Зрителю приятней наблюдать за всякими милостями, нежностями и шутками наставников, нежели за косыми и хмурыми взглядами. Я собрал «золотой состав» для того, чтобы все поклонники этого проекта наконец вернулись к экранам и с удовольствием смотрели наше шоу. Предыдущие два сезона и так нехило понизили наши рейтинги, так что вся надежда только на вас и на этот сезон. Но эти двое даже пройти мимо друг друга нормально не могут. Как они тогда, стесняюсь спросить, на том же финале себя вести будут? Там ведь эмоции нужны, чувства. Понимаешь? Искренность, всеми любимые «обнимашки», в конце концов.

– Юра, а я тебе ещё раз повторяю, не трогай ребят. Они не глупые, так что по поводу прямых эфиров можешь не волноваться, выносить всю свою грязь туда они точно не станут. Им самим неохота ещё больше пачкаться. Да и вообще, мне кажется, что до финала они смогут разобраться со своими чувствами, проблемами или что там у них.

– Хотелось бы мне в это верить, – всё тем же недовольным голосом ответил Юрий Викторович и поспешил в сторону своей гримерки.

[…]

Нехотя заходя в гримерку продюсера вместе с Леонидом Николаевичем, которого я успел встретить на улице, я кое-как перебирал ногами, а, как только очутился в этой небольшой комнатке, то сразу же поймал на себе несколько нескромных взглядов. Пелагея вместе с Гагариной сидела на диванчике слева от двери, а Александр Борисович приземлился рядышком на одном из удобных стульчиков. При этом все три пары глаз внимательно и пристально смотрели именно на меня. Не на Агутина, а на меня. Признаюсь, меня аж передернуло от такого излишнего внимания к своей персоне. Уж слишком многозначны были эти взгляды.

– Добрый день, Александр Борисович, – сделав несколько шагов в сторону мужчины, я приветливо пожал ему руку, после чего облокотился на туалетный столик, тем самым вставая прямо напротив сидящей на диване Пелагеи.

Леонид Николаевич также поспешил всех поприветствовать и только после долгих «обнимашек» с двумя обворожительными блондинками присел на стул рядом с Градским. Между коллегами моментально завязалась какая-то увлечённая беседа, которую я даже и не слышал, хотя и стоял рядом с ними. Мое внимание сейчас было сфокусировано только на обладательнице серо-зелёных глаз, которая продолжала прожигать во мне дыры. От такого пристального и нескрываемого взгляда создавалось впечатление, будто Поля что-то хочет сказать мне, но по каким-то причинам сильно сомневается и не делает этого, ну, или же она просто пытается уничтожить меня своими зелёными лазерами. Гагарина, конечно же, заметила наши эти переглядки, но протестовать и вмешиваться на этот раз не стала. Хотя, наверное, именно сейчас всё же и стоило.

В то время, как Пелагея не отрывала своих прекрасных глаз от моего лица, я пронзительно исследовал всё её тело. Долгого зрительного контакта сейчас совершенно не хотелось. Больно уж острые от него ощущения. Да и к тому же, наблюдать за тем, как Поля нервничает, когда её очень нескромно рассматривают, куда интересней.

Неоднократно пробегаясь по всему ее телу своим наглым взглядом, я успел заметить тёмные пятна, красовавшиеся на тонкой шее. Интересно, как она собирается объяснять это своему мужу? Кстати, а он вообще где? Полина говорила мне что-то про какую-то там игру и про то, что Иван скоро вернётся, но точной даты, по-моему, не называла. Знаете, так весело получается. За всю эту неделю Пелагея даже и не вспомнила о своём муже. Почти. Лишь короткие разговоры и банальные фразы, которые периодически у меня получалось подслушивать, и всё. Ничего более. Странно.

В наших же отношениях с Полей было всё совершенно иначе. Когда я уезжал на гастроли, эта девочка в буквальном смысле разрывала мой телефон звонками и сообщениями. Она беспокоилась, волновалась, переживала. Если у нас были разные часовые пояса, она попросту могла сутками не спать, лишь бы только знать, что со мной всё в порядке. И это были не какие-то там порывы безудержной ревности, нет, определённо не так. Просто ей необходимо было знать, что я жив и здоров. Вы не подумайте, я делал всё то же самое. Наверное, я даже больше, чем она, названивал и терроризировал её своими бессмысленными и нескончаемыми сообщениями, когда она уезжала на свои концерты в другие города. Иногда это ее, конечно, очень раздражало, но высказывала она мне свои претензии только в мягкой шутливой форме. И никак иначе.

Ну, просто не могли мы быть друг от друга на расстоянии. Для нас тогда это казалось чем-то нереальным, невозможным. А сейчас… Сейчас расстояние было бы для нас даже неким спасением, наверное.

– Так, наконец-то все в сборе. Извиняюсь, был очень важный звонок, – резко влетевший в гримерку Аксюта моментально привлёк к себе всё внимание. – Ну, что? Я надеюсь, все уже примерно представили и подготовили дальнейшую работу со своими командами? – мужчина остановился возле стеллажей с документами и принялся раскладывать по папкам только что принесённые бумаги.

– Скажем так, ещё в процессе, – не сдерживая смеха, ответил за всех Агутин, отчего каждый из нас не смог удержаться от ответного смешка.

– У них завтра репетиции начинаются, а они там ещё в каком-то процессе. Неплохо-неплохо, – Юрий Викторович не скрывал своего сарказма и некого недовольства в голосе. Продолжая копошиться с документами, он даже не смотрел на нас. Не похоже это как-то на него. Не с той ноги что ли встал сегодня? – Друзья мои, я всё же надеюсь на ваш профессионализм, поэтому свято каждому из вас доверяю. Подготовьте свои команды достойно, как вы, в принципе, и умеете это делать.

– Юр, да не беспокойся ты, всё будет на высшем уровне, ты же нас знаешь, – уверенный голос Градского, видимо, всё же смог хоть немного приподнять настроение продюсеру, потому как он моментально улыбнулся и, оставив свои бумажки, повернулся к нам.

– Так, давайте-ка лучше начнём разбираться с вашими репетициями, – достав свой любимый красный блокнотик, Аксюта начал быстро перелистывать все страницы, чуть позже останавливаясь на одной из них. – Всё будет проходить в стандартном и привычном для нас режиме, так что беспокоиться не о чем. Репетиции по три часа в день, и это вместе с перерывами. Работаем по пять дней, потом два денька отдыхаем. Ничего нового не добавляем, работаем по старой схеме с нашим же любимым оркестром.

– Всё в том же зале? – робкий голос Поли заставил меня молниеносно повернуть голову в её сторону.

Такая зажатая и скромная. Было видно, что ей очень некомфортно в данный момент. Удивительно. Ранее она всегда чувствовала себя достаточно свободно и раскованно в этой компании. Сама тысячу раз говорила, что «золотой состав» и вся съёмочная группа «Голоса» стали для неё второй семьёй, с которой она готова пойти хоть на край света. Почему же ты тогда сейчас такая замкнутая с этой, так называемой, семьёй?

Всмотревшись в лицо девушки, я заметил, что под ее глазами чуть видны чёрные следы от потекшей туши, которые Гагарина так усердно пыталась смыть, ее носик слегка красный, а глаза и вовсе какие-то серые. Никакого намёка на зелёный оттенок в её взгляде даже и не было. Какое-то чересчур подавленное состояние. Чёрт, сейчас я снова почувствовал себя конченным подонком, который вновь причинил своей девочке боль. Слова, сказанные мною буквально пятнадцать минут назад, были слишком жестоки. Я должен был поговорить с ней, спокойно все обсудить, но в итоге позаботился только о своих чувствах и выплеснул на неё все эмоции. А она? О ней я подумал? Ей ведь тоже нелегко. Не могла же она вот так взять и сразу побежать бросать своего мужа после нашей ночи и полностью перестраивать всю свою жизнь. Это нереально. У нее есть семья, дочь. Она привыкла к такому ритму жизни за год. Какое право я имею осуждать ее за что-то и подталкивать к чему-то, если сам когда-то вынудил ее к прибегнуть такой жизни?

«Никогда не смей осуждать Полю. Слышишь? Никогда.». Гагарина снова оказалась права.

– Да, Поль, все репетиции в том же зале, что и раньше. Только за три дня до съёмок начинаем репетировать на сцене, – Юрий Викторович улыбнулся и снова устремил свой взгляд в блокнотик. – От вас требуется только определиться со временем. У кого какие предпочтения?

– Ой, Юр, мне бы поближе к вечеру где-нибудь, – подал голос Агутин и едва нахмурился. – Не хочется совсем в самую рань вставать.

– У меня любое время свободно, – подхватила Поля, стараясь больше не смотреть в мою сторону. – Так что мне без разницы.

– Я примерно уже накидал тут. В общем, Димочка у нас в этот раз будет работать с девяти утра до двенадцати, – что? Почему так рано? – Поля с двенадцати до трёх, – он издевается? Мог бы уже сразу в одно время нас поставить. – Александр Борисович, ты у нас сразу после Поли и до шести. Лень, а тебе самая поздняя репетиция – до девяти.

– О, меня все устраивает, – радостно воскликнул Градский, покосившись на меня.

– Меня уж тем более. Хоть высыпаться нормально в этом сезоне начну. Надоели мне эти утренние репетиции, – да уж, Леонид Николаевич, завидую я вам.

– Вот и отличненько. В принципе, можете тогда идти по своим делам, завтра увидимся. А вот Пелагея и Дима ненадолго останутся, – строго посмотрев и на меня, и на Полю, Аксюта медленно подошёл ко мне и точно так же облокотился на туалетный столик.

Одарив нас многозначащими взглядами и усмешками, Градский и Агутин быстро распрощались с каждым из нас и поспешили удалиться из гримерки, дабы не вмешиваться в предстоящий разговор. Разумеется, примерную суть разговора я уже и так заранее знал. Аксюте всё никак неймётся, и он снова начнёт разбирать наши «отношения» с Пелагеей. Только, какой смысл вмешиваться ему, если мы сами ещё не разобрались? Лично мне кажется, что это пустая трата времени.

– Поль, я тебя в коридоре подожду, – под внимательным взглядом продюсера Гагарина встала с дивана и быстро вышла из гримерки, оставляя нас троих в полной тишине. К сожалению, недолгой тишине.

– Значит, так, дорогие мои, – как только за блондинкой плотно закрылась дверь, мужчина тяжело выдохнул и, взяв стул, перетащил его на середину комнаты, тем самым оказываясь между мной и Полей, после чего присел на него. – У нас с вами уже был разговор по поводу ваших этих «взаимоотношений»? Правильно, был. Может быть, объясните тогда, что я полчаса назад лицезрел прямо посреди коридора? – о, да, это очень хороший вопрос. Не подскажите ли случайно ещё и ответ на него?

Осторожно посмотрев на Пелагею, ожидая от неё хоть какого-то ответа, я заметил, как она лишь вновь нахмурилась и нервно поджала губы. Я видел, как ей неприятно сейчас все это слушать, а тем более ещё и обсуждать. Юрий Викторович явно не вовремя поднял эту больную для нас обоих тему. Ни у меня, ни у Поли не было никакого желания обсуждать именно в данный момент наши отношения. Слишком всё запутано и сложно. К тому же, это касается только нас двоих. Никого больше.

– Юрий Викторович, всё в порядке, никаких проблем нет, – хриплым голосом ответил я, стараясь казаться более менее равнодушным ко всей сложившейся ситуации. Уж не знаю, получалось у меня это или нет, но я и правда старался изо всех сил.

– Никаких проблем, значит, нет? Димочка, друг мой, нет проблем – это когда наставники на протяжении всего проекта сотрудничают друг с другом, помогают с репертуаром, поддерживают, пьют вместе чаек в перерывах, обнимаются и веселятся от души, если хочешь. Вот это я понимаю – нет проблем. А то, что устраиваете вы посреди коридоров – это уже не проблема, а проблемище. Голову хоть иногда, но включать-то нужно, – с каждым новым словом повышая свой тон, Аксюта и не думал останавливаться и, закончив со мной, резко посмотрел на Полю, отчего та моментально опустила свой взгляд, покрываясь румянцем. Нет, не от стыда или неловкости, а от эмоций, которые она сейчас пытается сдержать. – Я понимаю, у вас там свои тараканы и «шуры-муры», но, Пелагея, ведь мы с тобой с самого начала договаривались, что все ваши личные недомолвки и прочее вы оставите за пределами этого шоу. Ты сама лично пообещала мне, что всё будет гладко, без всяких ссор. И что я вижу? Да одними вашими взглядами простого смертного убить можно. Я не понимаю, что вы там выясняете всё между собой? Год назад ещё не разобрались что ли? Ладно Дима – он сам по себе, «ночной хулиган», всё успокоиться не может, но ты-то куда? Замужняя ведь женщина, Полька. Чего вы мне тут разборки свои устраиваете? Мы все так скучали друг по другу, а вы своими ссорами всю атмосферу портите, – слишком громкая речь продюсера достаточно яро отразилась на бедной Поле, которая уже максимально измяла подол своей красной юбки. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не расплакаться прямо у нас на глазах, до боли прикусывая нижнюю губу. Я видел это. Чувствовал. Этот год ее действительно сильно изменил. Хотите точнее? Он попросту ее сломал. Она стала слишком близко к сердцу воспринимать всё. Эти слова Аксюты можно было смело пропустить мимо ушей, тем более, что хоть в чём-то, но он прав. Вот только Пелагея явно была другого мнения. Да и я знаю, как она не любит, когда ее отчитывают или ругают. Мой маленький капризный ребёнок. И что бы она там не говорила и не пыталась мне доказать, она всё равно осталась той самой хрупкой и беззащитной Полей, которую я никому и никогда не смогу дать в обиду.

– Поль, выйди, пожалуйста, – опуская свой хмурый взгляд в пол и шумно выдыхая, я надеялся, что Пелагея просто послушно встанет и покинет эту чёртову комнату. Ей самой же так будет лучше. Но нет, эта особа даже и не собиралась этого делать. Она неподвижно сидела в той же позе и, хлопая ресницами, смотрела на меня удивлёнными глазами. – Тебя там Полина ждёт. Всё, иди, пожалуйста, к ней, – за мгновение сократив расстояние от туалетного столика до дивана, я аккуратно взял блондинку за локоть и всё же заставил подняться с мягкой поверхности. – Иди, Поль, иди, – потихоньку подталкивая Ханову к двери, я заметил, как она вздрагивает от каждого моего прикосновения и даже пытается сопротивляться.

– Дим… – не дослушав дальнейшие слова Пелагеи, я в буквальном смысле вытолкал ее за дверь, после чего развернулся обратно лицом к Аксюте.

Как бы сильно я не был зол сейчас на Полю, которая действительно уже начала перегибать палку со своими чувствами, я все равно не допущу, чтобы хоть кто-то доводил ее до слёз. Она не заслуживает такого отношения к себе. Кто угодно, но только не она. Достаточно того, что эта девочка пережила из-за меня. Сколько слез она пролила, сколько нервов потратила. Интересно, а за что она ненавидит меня больше? За само предательство? Или за мучительные и долгие секунды без меня?

– Юрий Викторович, зачем вы так с ней? Вы же видите, что она сегодня и так вся нервная, ещё и вы со своими претензиями. Она же девушка, в конце концов, – продолжая стоять к двери спиной и не отходя от неё ни на шаг, я внимательно смотрел прямо на мужчину, искренне надеясь, что мы побыстрее закроем эту тему. Навсегда.

– Что-то ты не сильно задумывался о том, что она девушка, когда стоял перед ней в нахальной позе, запустив руки в карманы, – подколоть меня Аксюте действительно удалось. Осуждаю его за столь некорректное поведение по отношению к Поле, хотя сам-то ничем не лучше.

Едва заметно усмехнувшись, я устало пробежался по всей комнате беглым взглядом в поисках хоть каких-то слов и оправданий. Хотя, почему я должен оправдываться? Ничего такого мы с Пелагеей ещё не сделали. Ещё не сделали.

– Дима, я всё понимаю, но постарайся и ты меня понять. Возвращение «золотого состава» просто взорвёт всю публику. Уже взорвало. Ты глазки-то свои раскрой и только посмотри, сколько всего уже появилось в социальных сетях, а мы ведь ещё даже не выходили в эфир. И мне ли скрывать, кого больше всего рады видеть телезрители? – уже представляю эти надоедливые статейки с глупыми названиями «любимая парочка снова вместе». – Я же говорил вам, что мне не нужно, чтобы вы играли на камеру и притворялись друзьями, ну, или кем вам там удобней. Я просто хочу, чтобы на съёмочной площадке присутствовала прежняя атмосфера. Понимаешь, о чем я? Чтобы мы работали все дружненько, как и раньше. Вот эти ваши ссоры здесь совершенно никому не нужны. А если на финале вам приспичит поругаться и снова выяснять отношения? Ты мне предлагаешь тогда экстренно прямой эфир прерывать?

– Юрий Викторович, зачем вы всё драматизируете? Какой финал? Какие выяснения отношений? Слепые прослушивания мы же сняли идеально. Чем вам там атмосфера не понравилась? – закатив глаза, я спиной облокотился на дверь и устремил свой взгляд в потолок. И почему вы все такие, мать вашу, сложные?

– На слепых прослушиваниях вы действительно отлично справились, придраться не к чему. Но мы сейчас разговариваем о прямых эфирах, где невозможно уже будет что-то исправить. Вы с Пелагеей…

– Да причём тут вообще Пелагея? Зачем вы разговариваете с ней на эти темы? Она замужняя девушка, и, поверьте, ей эти ваши разговоры вообще не нужны. Я сам к ней цепляюсь и провоцирую ее на ссоры. Знаете ли, не очень мне комфортно работать с человеком, с которым я чуть в ЗАГС однажды не ушёл. Поля меня всячески игнорирует, а меня это раздражает, вот я и придираюсь к ней, – в принципе, доля правды в моих словах была. Может быть, если бы я постоянно не дёргал Пелагею и не пытался начать разговор, то никаких бы ссор и вовсе не было, а она так и продолжала бы ходить с мертвым и отрешённым лицом, не обращая на меня никакого внимания.

– Ты? Пелагею? Не она тебя? – удивлённо изогнув бровь и усмехнувшись, Юрий Викторович встал со стула.

– Послушайте, какая вообще разница, кто и кого цепляет? Мы не выносим это на съёмочную площадку и делать этого не собираемся. Что ещё нужно? То, что между нами остались какие-то недомолвки, это, извините, конечно, только наше с ней дело. Мы сами как-нибудь всё решим и уладим. Не лезьте вы к Поле с лишними вопросами, ей и так тяжело, – я говорил ровно, не повышая тона, из последних сил пытаясь объяснить продюсеру, что волноваться ему уж точно не имеет никакого смысла.

– Ну, хорошо, допустим, ты меня убедил, и за прямые эфиры я могу быть полностью спокоен, – положительно кивая головой, Аксюта поднял руки в стороны и, слегка прищурившись, присел на туалетный столик. – Ты мне только объясни одну вещь, потому что сам я никак этого понять не могу. Чего вы всё поделить не можете? Полька давно замужем, дочь у нее есть, а вы продолжаете тут страсти свои крутить. Смысл, Дим?

– Ну, если есть, что крутить, значит, и смысл тоже есть, Юрий Викторович, – а разве не так? – Надежда, как вы знаете, умирает последней.

– Будьте аккуратней там со своими надеждами, Димочка, – тяжело выдохнув, продюсер ловко слез с туалетного столика и вернулся к стеллажам с документами, начиная что-то там искать.

– Пообещайте, что вы больше не будете разговаривать с Пелагеей на эту тему. Если что, вы лучше мне говорите, а я постараюсь исправить всё, что будет в моих силах. Мы правда стараемся сдерживаться, но у нас пока не особо это получается, – разместив уже одну свою ладонь на ручке двери, я упрямо дожидался ответа Аксюты.

– Хорошо, не буду я вас доставать этими разговорами. Но ты понимаешь, что я вам устрою, если хоть маленькая капелька вашей этой грязи попадёт в эфир, – ох, ещё как знаю.

– Спасибо, Юрий Викторович. До завтра, – резко дергая ручку, я вылетел из гримерки, стараясь как можно тише закрыть за собой дверь, и тут же чуть ли не лбами столкнулся с Пелагеей, которая всё это время, видимо, стояла прямо под дверью. Неужели подслушивала?

Дверь за мной давно уже захлопнулась, но пошевелиться я так и не смог. Мы с Полей стояли близко друг к другу настолько, что наше неровное дыхание словно смешалось и превратилось в общее, одно на двоих. Понимаете? Всё вокруг будто замерло, давая нам маленькую возможность насладиться друг другом. С помощью такого близкого контакта я даже смог разглядеть, как слегка отчего-то подрагивают Полины пушистые ресницы. Да и она сама вся дрожит. Волнуется.

– Спасибо тебе, – едва слышно прошептав эту фразу, Пелагея медленно приподнялась на носочки и невесомо коснулась моих губ. Я даже ничего не успел толком понять.

В этот момент я готов был просто провалиться сквозь землю. Господи, так нежно, так сладко умеет только она. Ни одни губы любой другой девушки никогда не смогут сравниться с ее невероятными и такими манящими губами. Не буду скрывать, в своей жизни я прикасался ко многим женщинам нашей планеты, но только с ней я мог получать такие бешеные эмоции. И только с ней я наконец когда-то понял, что других-то мне больше и не надо.

Полины тоненькие пальчики нежно коснулись моего лица, после чего большим пальцем правой руки она принялась проводить линию моей скулы. Признаюсь, я чуть не взвыл от удовольствия. Биение наших сердец казалось сейчас самым громким звуком, который эхом отдавался в голове каждого. Знаете, я ожидал, что Поля вот-вот отстраниться от меня и будет вновь винить себя за несдержанные эмоции, но с каждой новой секундой она только углубляла этот по началу робкий и аккуратный поцелуй. Мои руки невольно нашли ее хрупкую талию и ещё ближе прижали ее дрожащее тельце к себе.

Вот оно – счастье. Большего в этой жизни, наверное, и не надо. Простое, казалось бы, осознание того, что моя девочка сейчас стоит в моих объятиях и никуда не хочет уходить, разливалось приятным теплом по всему телу. Она не пъяна, она трезва. На этот раз она всё прекрасно понимает и осознаёт. Она никуда не убежит и никуда не уйдёт. Она сейчас стоит здесь и со мной. Она и в дальнейшем останется со мной. Навсегда…

========== XV ==========

«Когда пытаешься убежать от прошлого, оно не просто тебя догоняет, оно на тебя обрушивается, заслоняя не только будущее, но и все вокруг, даже небо, и оставляя лишь одну дорогу, по которой можно попасть домой, но эта дорога ведет сквозь него».

– Сара Дессен

Что такое любовь? Такая, знаете, настоящая и самая искренняя. Как в фильмах, книгах. Найдите мне хоть одного человека, который со стопроцентной уверенностью сможет ответить на этот, казалось бы, простой вопрос, и я буду считать его восьмым чудом света. Почему? Да потому что невозможно объяснить, рассказать, нарисовать или описать любовь. Это нереально. Что бы там не писала всеми любимая «Википедия» или любые другие толковые словари, это чувство, которое не подлежит никакому описанию. Любовь можно только чувствовать, ощущать. Она способна окрылить нас до небес, подарить веру и надежду, разбудить в душе все светлые чувства, даже если до этого мы были уверены, что ничего хорошего в нашем сердечке уже и не осталось.

Вот и я сейчас стою, вся такая окрылённая, и до конца не понимаю, что в данный момент происходит со мной и моими чувствами. Вся эта неопределённость, конечно, слегка настораживает, но мне настолько хорошо, что я даже не хочу зацикливать на этом своё внимание. Для меня самое главное, что я наконец-то почувствовала, что мои чувства, эмоции живы. Живы. Понимаете? Я только что нашла то, что так желала найти, возвращаясь в Москву. Я нашла саму себя. Это невероятно. Это просто невозможно. Мне казалось, что вернуть свой внутренний мир к жизни, я смогу только благодаря сцене и людям, обмен энергией с которыми для меня является чуть ли не смыслом всего моего существования. Но нет, я немного ошиблась. Я нашла себя рядом с человеком, с которым до последнего избегала всяческих встреч. Я боялась его. Боялась прошлого, связанного с ним. Но именно с этим человеком я за долгое время сейчас почувствовала себя живой. Я не знаю, почему этого не произошло ещё в ту ночь, когда все наши грани и принципы полетели к чертям. По моей милости, между прочим. Может быть, из-за того, что в тот вечер мною одолевал алкоголь, и я ориентировалась только на свои желания, совершенно позабыв о чувствах. Да, скорее всего, из-за этого.

Господи, да это сейчас совсем не важно. Важно лишь то, что в данный момент мои ноги подкашиваются, а сердце не прекращает замирать от наслаждения. Важно, что рядом стоит человек, который освещает все тёмные стороны моего мира. Важно, что именно с ним внутри меня всё оживает и вновь появляется желание жить. Жить именно для себя, а не просто для кого-то. Этот человек, сам того не осознавая, сейчас развеял все мои страхи, сомнения и прочие неприятные чувства, которые мешали мне нормально дышать все это время.

Спрашивается, а чем я думала раньше? Неужели для того, чтобы переступить наконец через себя, мне потребовалось потерять его доверие, почувствовать его холод? Почему мы всегда всё сами усложняем? Когда Дима буквально полчаса назад просто прошёл мимо меня, даже не поздоровавшись, я испугалась. Правда. В душе поселился страх, что всё, доигралась. Я боялась, что теперь он всегда будет именно так на меня смотреть. Я бы не вынесла этого. Нет, только не его равнодушия. Ведь я и так весь этот чёртов год именно этого и боялась. Я боялась, что однажды Дима будет меня ненавидеть и проклинать настолько, что я попросту не смогу этого вынести. Да, ведь это невыносимо больно, когда человек, которого ты до безумия, до потери пульса любишь, презирает тебя и не хочет даже видеть. Я тогда настолько сильно закрылась в себе и позволила страху овладеть мной, что поклялась, что никогда не смогу этого допустить. Не смогу выпустить всё наружу. Я струсила. Поступила нечестно, неправильно. Я избавила себя от этой адской боли, перекидывая ее на него. Я думала, я надеялась, что так будет лучше для всех. Но я ошиблась. Сильно ошиблась.

[…]

Вы когда-нибудь испытывали чувство внезапного и неожиданного счастья? Когда за одну секунду, за одно мгновение вся ваша жизнь резко поворачивается на сто восемьдесят градусов, и всё, что ещё минуту назад не имело никакого смысла и было безразлично, вдруг стало самым важным и дорогим. Я испытывал. Только что испытал.

Полчаса назад мне хотелось разнести и уничтожить всё, что только попадалось мне на глаза. Я готов был чуть ли не послать всех к чертям и, бросив всё, улететь куда-нибудь подальше, наплевав и на «Голос», и на людей, которые на меня надеятся. Настолько мне было больно и паршиво на душе. Я не знал, куда себя деть и чем занять, чтобы хоть как-то утихомирить всплеск эмоций внутри. Всё раздражало и бесило. Не было никакого желания хоть что-то делать. А моей уверенности, что этот вечер я вновь проведу на полу в своей квартире, разделяя все душевные страдания с крепким алкоголем, просто не было предела. Но всё резко изменилось… За один миг изменилось.