Текст книги "Невесомость (СИ) "

Автор книги: Екатерина Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 40 страниц)

Денис остановился, закрыл глаза, жадно впуская в себя воздух. А я...я не могла произнести ни слова, только чувствовала, как по щекам текли слёзы, руки, не слушаясь, ослабли и дрожали подобно болезненным, а внутри всё сжалось в ком, который нарастал с каждой секундой, готовый в любой момент прорваться, разорвав меня вместе со всей этой болью. Я знала, что прошлое Дениса не могло быть радужным, какое-то событие, подобное ссоре с любимым человеком, ссоре с родителями, скандалу в школе, не могло привести жизнерадостного парня к тому состоянию, в котором я его увидела в наше первое знакомство. Он был сломленным. А сломать человека, вызвать в его душе отвержение всего мира способно лишь что-то до жути страшное. Что-то, полное темноты, безвыходности, пустоты... Смерть – вот оно нужное слово. Мысли путались, а слёзы продолжали безмятежно скользить по лицу, просачиваясь ниже под ворот рубашки, обволакивая холодом всё моё тело.

Быть оставленным любимым человеком – это состояние, подобное прыжку в пропасть, где ничего нет, кроме каменных глыб и пустоты, но быть оставленным путем самоубийства – это слишком жестоко. Это плевок в сердце, это осознанное посылание страданий, душевных терзаний и ночных кошмаров.

– Меня разрывало на части, Анжел, – внезапно произнес Денис, подняв взгляд, в котором было столько боли, столько горечи и непонимания, что не каждому человеку по силам пережить подобное. – Сложно описать словами то состояние. Только тогда я впервые узнал, каково это – когда физическая боль ничто по сравнению с душевной. Когда ты ненавидишь себя за то, что не можешь ничего изменить. Она решила всё за нас, не спросив моего мнения, не думая о последствиях своего поступка. Просто ушла и всё.

– Денис... – негромко прошептала я сквозь пелену слёз. – Мне не понять эту девушку, но... может быть, она боялась жить дальше?

– Боялась, но если бы она мне сказала, мы бы справились. Вместе, – сглотнул он, посмотрев на меня. – Ты что, плачешь? Анжел, ну ты чего? Перестань, я не хотел сделать тебе больно.

– Пожалуйста, не обращай внимания, – проговорила я, прикоснувшись к руке Дениса, а другой вытерев слёзы. – Я просто под впечатлением. Знаешь, с первых дней нашей встречи я догадывалась, что ты не спроста избегаешь общения с одноклассниками, проявляешь полное равнодушие к окружающему, но... даже представить себе не могла подобное. Это очень страшно – разом потерять всё. Послушай... – добавила я в нерешительности. – Ты всё ещё её любишь?

– Её поступок убил во мне все чувства, Анжел. Сначала я винил во всём себя (да, что говорить, и сейчас в глубине души виню), но позже, когда не осталось сил, меня время от времени брала такая ярая злоба, такой гнев и обида, что казалось, будто я её ненавижу. А сейчас...сейчас наступило смирение, этого человека для меня больше нет, только воспоминания. Ведь она меня не любила.

– Почему ты так решил?

– Разве человек может, любя, причинить такие страдания? – с этим сложно было поспорить. – Её мама передала мне записку, в которой она перед смертью написала, что не хочет портить мне жизнь, что все её планы рухнули из-за этого "монстра", который сидел внутри. Но...как она могла назвать нашего ребенка монстром? Разве она могла любить человека, который был отцом этого маленького, ненавистного ей существа?

Я молчала. Денис был прав и знал это.

– Может, когда-то я смогу это понять, но только не сейчас.

Несколько минут мы ничего не говорили друг другу. Я смотрела на темную, блестящую поверхность реки, ощущая, как высохшие, соленые слёзы обжигали кожу, и думала. Думала о последних словах Дениса.

– Анжел, – мягко, уже совсем другим голосом произнес он, нарушив молчание. – Знаешь, почему я рассказал тебе это?

– Почему? – несмело спросила я, как ничего другого желая броситься этому парню на шею, прижать к себе настолько крепко, чтобы почувствовать его сердце своим.

– Ты вернула мне смысл. Я не думал, что когда-нибудь встречу такого человека, который вдохнет в меня жизнь, но рядом с тобой всё так и получилось.

– Денис, нет...я не заслуживаю этих слов. Я... – "сделала тебе больно" хотелось продолжить мне, но я не смогла. – Спасибо, что ты доверился мне. Это очень много для меня значит.

Именно в эти секунды в моей сумке заиграли первые аккорды A beautiful lie, вернув нас в реальность.

– Да, мам? – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более непринужденно. – Всё хорошо, я просто решила прогуляться немножко. Да. Не волнуйся. Конечно.

– Потеряли дома? – улыбнулся Денис после этого непродолжительного разговора.

– Потеряли, – кивнула я, с грустью подумав о том, что следовало возвращаться. – Денис, прости, но мне нужно идти.

– Хорошо, я провожу тебя?

Боже, как я этого желала! Но...вспомнив о Карине, о том, что она случайно может увидеть нас из окна, вынуждена была отказаться.

– Нет, не нужно, давай простимся на остановке?

– Как скажешь, – пожал он плечами

За всю дорогу мы не сказали друг другу ни слова. Но это было одним из тех молчаний, что не смущало, а служило глубже и понятнее любых разговоров. Всё пошло вопреки моим намерениям забыть Дениса, но я ни сколько об этом не жалела. Не могла и не имела права жалеть. Денис полностью открыл мне свою душу. Мне, которая едва ли могла надеяться на доверие с его стороны после своего поступка, но...он открыл. Рассказал то, что оставило неизгладимый, темный, полный страха и ужаса след в его судьбе. В его жизни. В сердце.

Мне никогда не доводилось терять близких людей таким образом, но я знала, каково это от Киры, своей давней подруги по художественной школе. Она как-то призналась, что её отец застрелился, когда ей было около двенадцати лет, не оставив никаких объяснений. Рана со временем затянулась, воспоминания перестали быть столь болезненными, но произошедшее невзрачной, яркой тенью продолжало её преследовать. "Как бы я этого ни желала, – сказала она мне однажды, – этот след никогда не сотрется. Как он мог уйти из жизни, оставив жену, детей? Как?". Близкие могут оправдывать, могут искать утешения, но никогда не перестанут мучиться вопросом: "Почему?". Никогда. Уходя из жизни, человек не избавляет себя от проблем, не избавляет от них и близких, любящих его людей, а напротив, дарит лишь ужас, разочарование, разрушенные планы, мечты, разбитые надежды и угрызения совести.

Денис сказал, что в глубине души до сих пор винит себя в случившемся. Но...разве в том, что случилось, была его вина? Разве он не постарался бы помочь любимой девушке, взять всю ответственность за ребенка на себя, рассеять страхи родного человека, если бы только знал правду? Если бы только она пожелала довериться ему? Вся проблема состояла в том, что эта девушка не посчитала нужным открыться, открыть то, что её тревожило. Она приняла решение самостоятельно.

Могла бы я попытаться понять её? Представить, что ты, учась в десятом классе, вдруг узнала о нежелательной беременности? Конечно же, реакцию родных вообразить несложно – все бы всполошились, невольно стали бы смотреть на тебя разочарованными глазами, воспринимая, как позор семьи, как лишний, выбивавшийся из палитры мазок на безупречной картине. А через полгода, когда живот стал бы приобретать округлые, нескрываемые формы, знакомые, учителя, одноклассники стали бы обсуждать тебя за спиной, зарождать слухи о "нагуленном" ребенке, о распущенности его матери, ученики из других классов посмеивались бы в сторонке, несмело бросая любопытные взгляды в твою сторону, рассказывая своим родителям после уроков о девочке, которая, не стесняясь и не стыдясь, ходит по школе с большим животом, даже не догадываясь, что каждый поход в школу для тебя равен казни. Легко ли пережить это в семнадцать лет? Особенно девушке, которая никогда не разочаровывала окружающих? Слухи, разговоры, вопросы – это неприятно, но пережить можно. Страшнее тот факт, что тебе пришлось бы отказаться от своих желаний, от целей на будущее, отказаться от прежней себя. Смогла бы я пройти через это?

Было бы довольно страшно, непонятно, но...если рядом человек, которого ты любишь, человек, который никогда не оставит тебя, не бросит с бедой один на один, то...неужели ты не попытаешься жить? Бороться? Доказать всем, что любимые люди тебе куда дороже, чем все эти разговоры за спиной. Неужели?

Часто, читая книги, смотря фильмы, я задумывалась, почему человек лишает себя жизни? Конечно же, каждый случай особенный, у каждого человека своя на то причина, но все они имеют общее – тот, кто намеренно лишает себя жизни, запутался в себе, в обстоятельствах и медленно сгорает изнутри. Во мне самоубийцы всегда пробуждали очень двоякое чувство. С одной стороны, я испытывала к таким людям искреннюю, глубочайшую жалость, сочувствие. Ведь, ощущая душевный покой, получая радость от жизни и счастье, никто не стал бы глотать таблетки, застреливаться или резать вены. Самоубийство – это поступок отчаявшегося человека. Человека, для которого день и ночь слились воедино, он не видит смысла продолжать цепочку жизни. Однако, если посмотреть на это с другой стороны, то я никогда не смогла бы понять ни одного застрелившегося, повесившегося или отравившегося, пусть и крайне несчастного человека, избравшего для себя такой темный путь. Как бы ни было тяжело, непросто, горько, но если ты веришь в Божье спасение, то как можно лишить себя жизни?

Именно поэтому я не могла для себя оправдать поступок бывшей девушки Дениса. Понять её внутреннее состояние было можно, но за мучения и страдания, которые она оставила после себя любящему её человеку, в моей душе по отношению к ней была только ярость и упрек. Не мне её судить, но и понять этот поступок я не могла. Только, представляя, какие раны она нанесла Денису, я с трудом удерживала слёзы, пока мы шли до остановки.

Денис доверил мне самое сокровенное. Это была его тайна, его частица души, в которую он позволил мне проникнуть даже несмотря на то, что несколько дней назад я так жестоко, так подло с ним обошлась. Это осознание давило на сердце, протыкало его чем-то острым, вызывая всё новые и новые приступы боли. Однако теперь я знала наверняка, что никогда впредь не поступлю так низко. Все опасения, страхи, переживания – это касается только меня и никого больше: ни Дениса, ни Карины. Как бы там ни было, но отвергать общение с этим парнем я больше не могла. Особенно теперь, когда он стал мне так близок, когда открыл самые дальние, самые тяжелые и темные двери в пространстве своей души. И простое общение ведь вовсе не преступление или подлость с моей стороны. "Главное, – думала я, – держать себя в руках".

– Ну что, – с улыбкой произнес он, протягивая мне пакет с фруктами, когда мы оказались у небольшой остановки, со всех сторон обклеенной многочисленными афишами. – Я рад, что мы сегодня встретились.

– И я безумно этому рада, Денис, – с чувствами произнесла я, подавляя в себе желание обнять его. – Я никогда не забуду этот разговор. Спасибо тебе за доверие.

– Спасибо, что выслушала, – не отводя мягких, зеленых глаз, проговорил он. – И, Анжел, то, что я сказал, не просто излияния с намерениями облегчить душу. Для меня было важно сказать это именно тебе.

– Я знаю, – прошептала я, чувствуя исходившее от Дениса тепло. – Знаю и безгранично это ценю.

В это мгновение произошло то, о чем я так давно мечтала – Денис без всяких лишних слов сделал шаг и крепко, но в то же время бережно, ласково прижал меня к себе. Счастье, что не так давно накрыло меня от ласкового майского вечера, обрушилось неимоверным потоком, заглушая голос разума, голос сознания, убивая чувство реальности и оставляя лишь эмоции. Я плакала. Плакала, потому что была не в силах сдержать всё это в себе.

И лишь придя домой, вспомнила, что оставила красный, подаренный мне ребёнком шарик в камере хранения.

20 глава

Затишье

(Анжела)

19 мая

– Ребят, помните, что последний звонок уже в пятницу, у нас остается всего несколько последних репетиций, – проговорила участливо Ярослава, которая всею душой болела за наш вальс. – Поэтому давайте сделаем это так, чтобы самим понравилось.

– Как по мне, – заметил Андрей, – так у нас выходит очень даже ничего. По крайней мере, вспомните наши первые репетиции.

– По-моему, их лучше не вспоминать, – прыснул от смеха Артем. – Мы проделали огромный эволюционный ход.

– С этим не поспоришь, – с улыбкой вмешалась Алина, облокотившись на высокую, белоснежную арку перед крыльцом школы. – Теперь главное не облажаться с песнями, потому что на них мы вообще не выделяли времени.

– Ты, кстати, не забыла минус? – поинтересовалась Ярослава. – Вы ведь сегодня в перерывах между танцем собирались отработать?

Пока шла вся эта дискуссия касательно организационной части перед нашей воскресной репетицией, я сидела на крыльце школы подле Дениса и просто получала наслаждение от его близости. Мы слушали ребят, время от времени смотрели друг на друга, не говоря ни слова, наши локти соприкасались, образуя невидимую связь, и сколько же во всем этом было счастья! После откровения Дениса, после того, что произошло прошлым вечером на набережной, мы стали так близки, что все прежние недомолвки, недосказанность, казалось, остались в далеком-далеком прошлом, а барьер, сковавший нас изнутри, рассыпался на мелкие частицы, не оставив от себя и следа, подобно песочному замку. Я смотрела на него и физически ощущала, как в моём теле, в моём слабом, но оживленном теле волна за волной разливались нежность и то, то, что называется притяжением. Меня тянуло к этому человеку с невероятной, не поддающейся объяснению силой, которой я была не в состоянии совладеть. Духовно и физически. Но что было самым удивительным и приятным – сопротивляться этому абсолютно не хотелось. "Будь что будет", – только и вертелось в моих мыслях, которые были целиком и полностью заняты Денисом.

Его правда, история его любви, его далеко не светлого прошлого оставила в моём сердце очень яркий, значительный след, заставила меня не просто поменять взгляд на всю эту ситуацию в отношении Карины, но и открыть в этом человеке новые, незнакомые мне раньше стороны. Я любила Дениса и даже не пыталась перечить этому осознанию, что было бы совершенно бессмысленно. Что он чувствовал ко мне? Для меня это оставалось загадкой, сложным, неразрешимым вопросом, на который я не спешила узнать ответ. Мне было достаточно и того, что этот парень полностью доверял мне. Впустил в свою жизнь, в свой мир, в своё прошлое. В нашей жизни совсем не так много людей, которым мы можем открыть эти двери, не боясь последствий, а Денис мне открыл. Открыл даже после того, как я предала я. Плюнула ему в душу своим поведением. Даже после этого.

Я не могла предать его во второй раз.

– Ну всё, хватит заниматься болтологией, – заголосил Андрей. – Давайте уже танцевать. Раньше начнем, раньше закончим.

– Полностью согласна, – кивнула Ярослава с улыбкой. – Ребят, встаем!

– Идем? – нежно произнес Денис, бережно взяв меня за руку, отчего я на несколько секунд потерялась в пространстве.

В тот день Денис пришел в черных зауженных джинсах, черной майке с глубоким вырезом, из под которой была видна ключица, поверх была нараспашку надета светло-синяя рубашка с закатанными рукавами, а на запястье правой руки красиво сидели крупные часы на черном, очень стильном ремешке. От этого вида, разбавленного свежесладкой туалетной водой, до боли мне знакомой, я сходила с ума и не могла ничего с собой поделать. Денис был неотразим, до невероятности обаятелен и завораживал меня одним своим взглядом. Я смотрела на него, ловила тонкие струйки исходившего от него аромата, замирала от тепла его прикосновения, но всё же старалась по возможности держать себя в руках, не выказывая слишком явно своих эмоций. Однако...давалось это с огромным трудом.

– Ты бесподобна на каблуках, Анжел, – вдруг неожиданно шепнул он мне на ухо перед началом танца, чем вызвал новую бурю чувств. – Я не сомневался, что они тебе идут.

– Спасибо, – несмело проговорила я в ответ, не веря ни одному сказанному Денисом слову, поскольку стоя в своих новых босоножках перед всем классом, ощущала себя очень глупо и нелепо, словно вышла на сцену неподготовленная. И это до невероятности сковывало изнутри. – Не могу с тобой согласиться.

– И не нужно, – улыбнулся он, одарив меня взглядом, в котором читалось куда больше, чем просто доброжелательность и светлое, радужное настроение. – Я просто это знаю и всё.

Меня разрывало от его завораживающего голоса, от глубины зеленых глаз. От рук этого парня. Все чувства, что я так старательно держала в дальних ящичках своего сердца, разом оттуда хлынули, затмив собою всё прочее. И сопротивляться этому наводнению я была не в силах. Слишком долго боролась с этой стихией. Слишком долго и усердно, но она меня победила, потому что идти против неё было равнозначно битве с собственной тенью. Перед этими чувствами я была абсолютно обезоружена, открыта и слаба. Они оказались куда сильнее меня.

Как это было ни странно, но танцевать в новой, незнакомой и непривычной мне обуви, оказалось гораздо удобнее, нежели танцевать в кедах. Я ожидала чего угодно: сломать на репетиции каблук, наступать Денису на ноги, навернуться посередине школьного двора, но...явно не этого. Шаг с каждым разом становился всё увереннее и легче, затылок уже не упирался Денису в подбородок, а находился на уровне его глаз, давай мне таким образом возможность видеть лицо своего партнера, встречаться с ним взглядом и чувствовать. Чувствовать и чувствовать его изнутри. Не верилось, что сутки назад между нами всё было иначе. Наши прикосновения были куда грубее, никаких эмоций, никаких разговоров и полнейшая пустота. Удивительно, как за какой-то незначительный промежуток времени всё способно так кардинально измениться, изменить тебя и твоё отношение к ситуации. Я не представляла и не хотела даже думать о том, к чему всё это вело, но закрывать от Дениса двери больше не могла.

– Может, сделаем небольшую паузу? – протянула Рита после шестого прогона танца. – Как-то тяжеловато танцевать на каблуках.

– Да, я тоже хочу переобуться ненадолго, – вмешалась Вика, не отпуская руки Кирилла.

– Значит, как раз прогоним сейчас мою песню, – обрадовалась Алина оживленно. – Мальчики, а вы после меня?

– Угу, – кивнул Артем. – Я пока схожу за Маратом, заберу его с классного часа.

Марат – это парень из параллельного класса, который должен был вместе с Артемом на последнем звонке исполнить песню о школе в формате репа.

– Ну всё, отлично, тогда я за микрофоном, – ободрено пропела Алина, устремившись ко входу в школу.

А у всех нас была отличная возможность немного передохнуть и снять напряжение. Что касалось меня, то мне нужно было снять не только напряжение, но и пыл, который переполнял меня изнутри, готовясь в любой момент прорваться огненной лавиной, чего я не на шутку опасалась. И потому, поймав взгляд Дениса, я выпустила его руку и ловя губами свежий, майский воздух, неспешно прошла к ступенькам школьного крыльца, где уже удобно располагались девчонки, отдыхая от высоких каблуков. Около получаса, думалось мне, у нас было в запасе точно, и этого времени мне должно было хватить для того, чтобы остыть и, как говорила моя бабушка, освежить голову. Но...если бы только всё было так просто.

– Ну что, Анжел, каково тебе смена кед на босоножки? – заняв место справа от меня, в радостных эмоциях проговорила Карина. – Согласись, это куда удобнее?

– Это очень странно, но да, я соглашусь, – с улыбкой кивнула я, положив голову на плечо своей сестры. А мой взгляд абсолютно не слушался разума и продолжал витать где-то в области Дениса, касаясь его, но не прикасаясь открыто. – Танцуя на каблуках, ощущаешь себя совсем иначе. По крайней мере, коровой на льду я себя уже не чувствую.

– Ну вот видишь! А я что говорила. Правильно подобранная обувь способна творить чудеса.

– Какие чудеса? – вмешалась подошедшая к нам Вика. Любовь подарила ей второе дыхание, вторую себя. Кирилл открыл Вику с той стороны, которая не была знакома прежде даже ей самой, словно какие-то грани, какие-то особенные черты расцвели в ней, подобно весенним цветам, согреваемыми ярким, мягким солнцем. И эта пора цветения, любви, пора безграничного счастья и новой жизни – самое прекрасное для любой девушки.

– Анжела, наконец, осознала, что каблуки – это не так уж и плохо, – прозвучал теплый голос Карины над моей макушкой. – Девчат... – помедлив, добавила Карина чуть тише. – А знаете что?

– Что же? – присаживаясь на ступеньки, произнесла Вика заинтересованно.

– У меня полнейшее ощущение, что всё это сон. Я до сих пор не могу осознать, что уже через неделю не будет никаких репетиций, уроков...всё закончится. Кажется, будто мы готовимся к какому-то конкурсу, к какому-то школьному мероприятию, после которого снова наступят привычные будни, уйдет вся эта суматоха, волнение, спадет прилив эмоций, возбуждения...всё просто встанет на свои места. Однако, этого не будет. А я смотрю на всех и не могу поверить.

– Карин, ну-у, снова лиричные нотки, – протянула Вика. – Погрустить мы ещё успеем. Давайте получать удовольствие от этих последних дней.

– Я получаю, – призналась Карина с улыбкой, но грустью в глазах. – Только конец всё ближе, и как бы ни хотелось, но не выходит закрыть глаза на это.

Я полностью понимала свою сестру. Становилось страшно от осознания того, что с каждой минутой время ускользало в никуда, забирая с собой частицы нас, наше детство и что-то такое, чего не выразить словами. Что-то подобное происходит с приходом осени, когда лето ещё не покинуло землю, но с каждым днем оказывается всё дальше и дальше... Воздух холодеет, становится пропитан частицами северного ветра, небо мрачнеет, цветы и листва увядают, птицы готовятся к отлету, а люди одевают вязаные кофты и всё чаще проводят вечера в компании с книжками и горячим чаем за малиновым или вишневым вареньем. И это предчувствие скорых перемен настолько сильно, настолько тревожно и глубоко, что не может не быть грустным.

– А Алина, оказывается, очень даже неплохо поёт, – дрожащим голосом проговорила Карина, вслушиваясь в песню, которая окутала весь наш школьный двор. – Я ожидала немного другого.

Я знала множество песен о прощании со школой, о школьной дружбе, о тех днях, которым нет возврата и ожидала услышать что-то знакомое, что-то избитое и популярное, наподобие "Куда уходит детство" или "Школьная пора", но, к удивлению, этой песни, которую исполняла Алина, ранее я никогда и нигде не слышала. Смысл в ней был таким же, что и в десятках других подобных песен, но то ли само исполнение Алины было столь трогательным, то ли лиричная музыка, однако всё это вместе настолько глубоко проникало в душу, что почти у всех девчонок начали выступать на глазах слёзы. Но если здесь мы старались ещё хоть как-то по возможности сдерживаться, не давать воли слезам, то во время исполнения второй песни Артемом и Маратом под названием "Прощай школа", это стало невозможным, и чувства на пару с эмоциями взяли верх. Плакали все, за исключением Саши, которая с неподдельным интересом и удивлением вместе с мальчиками наблюдала за этим зрелищем с улыбкой на лице.

– Так, всё, пора заканчивать, – заговорил Андрей, переводя с одного заплаканного лица на другое. – Девчат, у вас впереди будет ещё, как минимум, две возможности оплакать наш уход из школы.

– Честно говоря, – заметил Никита, сидя на верхней ступеньке крыльца, – мне самому хочется пустить слезу, глядя на это.

– Я предчувствую, что если эту процессию не остановить, – рассмеялся Андрей, – то именно так всё и закончится.

– Нужно радоваться, а не плакать, – заговорила Саша, с умилением глядя на всё это. – Впереди только лучшее.

– Как этому можно радоваться? Мы одиннадцать лет были вместе, а что там дальше будет, никто не знает, – вытерев слёзы голубоватым носовым платочком, произнесла Карина. Тушь на её ресницах немного размазалась, глаза и нос стали красными, но несмотря на это, она, как и прежде, была прекрасна. Я знала и раньше, что существуют люди, которых слёзы ничуть не портят, а лишь делают краше, потому что слёзы – это проявление внутренней красоты, но в тот миг мне казалось, что я могла бы вечность смотреть и любоваться своей сестрой. В проявлениях чувств она была подобна ребенку, но от этого ещё прекраснее.

– Одно я знаю точно: наша школьная дружба перерастет в другую, в более зрелую, – продолжала Саша. – Бросьте вы! Мы не перестанем видеться, да и школьные двери всегда для нас открыты. Ну, никто ведь не умирает.

– А чувство такое, будто именно так оно и есть, – призналась Рита. – Очень больно.

– Всё, я больше не могу на это смотреть, – заголосил Андрей. – Включаем рок. Никит, моя флешка ведь у тебя?

– Да, в сумке. Сейчас достану.

И через несколько минут двор школы окутал завораживающий голос солиста "Skillet" песней Whispers in the dark, который не мог никого оставить равнодушным. Конечно, не любители альтернативной музыки были не в восторге от проявленной инициативы Андрея, но большая часть нашего класса осталась довольной, в том числе и девушки, поскольку такая резкая смена музыки действительно заставила слёзы остановиться. Но...как обычно бывает у девушек, после минут меланхолии и слабости наступает момент под названием «Ой, тушь размазалась!». И наши парни с недоумением и интересом наблюдали за тем, как многие из девчонок принялись в волнении и суматохе искать в сумках платочки и салфетки, чтобы привести себя в прежний вид. Я же, переобув босоножки на свои голубые любимые кеды, решила сходить в школу умыться, освежить лицо, поскольку высохшие соленые слёзы начинали жечь кожу, что было мало приятно. К счастью, в тот день я с таким увлечением писала утром сочинение по «Судьбе человека», что перед выходом успевала накраситься только гигиенической помадой, что вышло мне лишь на руку.

– Анжел, ты в школу? – произнесла Карина, на лице которой не осталось и капли следа недавних слёз. – Я с тобой, очень пить хочется.

– У меня есть с собой вишневый сок, будешь? – вмешалась Вика, повеселев. – Он, правда, на любителя, но тебе, думаю, понравится.

– Я обожаю вишневый сок!

Стекая по лицу крохотными потоками, леденящая вода подействовала ободряюще, словно меня разом переместили из одного настроения в другое. Лиричные песни о школе сделали своё дело. Раньше я не понимала этого. Не понимала, почему выпускницы одиннадцатого класса на линейках в честь последнего звонка начинали ни с того ни с сего плакать, обниматься, говорить, как им будет не хватать школы. Мне казалось, что в этом было что-то искусственное, словно делалось на показ. Однако теперь же...я это поняла. Я знала заранее, что в тот день эти непродолжительные несколько минут наших слёз были всего лишь репетицией. Пока ещё у нас была неделя. Последняя неделя, последняя возможность на веки запечатлеть в памяти школьное время, но совсем скоро, когда наступит осознание того, что мы больше никогда не придем на уроки, никогда не испытаем те чувства и ощущения, что сейчас...вот тогда-то будет по-настоящему страшно.

И думать об этом становилось всё сложнее. Все мы знали, что будет больно, но оттягивали это время. А оно незаметно подкрадывалось всё ближе, и сегодня мы впервые услышали его тяжелые шаги.

– Так, я предлагаю продолжить танцевать вальс, – проговорила Ярослава с энтузиазмом, ища глазами своего партнера. – Иначе мы так до утра можем сидеть и слушать музыку.

– Да, ребят, давайте, – согласно поддержал её Артем. – У меня через час физика, да и у всех, наверняка, какие-то дела.

– По-моему, дела на этой неделе у всех одни, – улыбнулась Вика. – И именуются репетиторами.

– Не напоминайте, – рассмеялась Саша. – Давайте уже танцевать.

Все без каких-либо противоречий устремились к своим партнерам, а Ярослава к выданному нам директором школы на эту неделю музыкальному центру, чтобы сменить музыку.

– Всё хорошо, Анжел? – нежно коснувшись моей руки, произнес Денис, глубоко вглядываясь в мои глаза, которые всё ещё оставались красными от слёз.

– Конечно, – кивнула я с улыбкой, не в силах устоять от взгляда, которого мне так долго не хватало. – Просто всё происходящее как-то очень грустно.

– Не хочется покидать школу?

– Очень не хочется, – призналась я, ощущая, как теплая, крепкая рука этого парня бережно сжимала мою. – Не хочется расставаться с ребятами, с нашими репетициями, с этими стенами, которые мне подарили жизнь, о какой я могла только мечтать раньше. Всё прошло слишком быстро.

– Это ведь не конец, – улыбнулся он, и под порывом ветра меня окутал исходивший от него притягательный аромат свежести и сладостный запах цветущих яблонь, вместе создавая союз чего-то волшебного, легкого и неземного, что хотелось разом вобрать в себя как можно больше этого воздуха, боясь, что в одно мгновение он испарится. – Мне тоже грустно это осознавать, но знаешь, что мне дарит успокоение?

– Что же? – несмело прошептала я.

– То, что ты будешь рядом.

Я не верила услышанному. Денис смотрел мне прямо в глаза и говорил, что я буду рядом. Он хотел, чтобы я была рядом! После всего, что между нами произошло. Мне хотелось закрыть глаза и раствориться вместе с этим воздухом, пропитанным частичками Дениса, весны и чувств, которые поглощали меня всё глубже, полностью овладевая сознанием, поскольку сердце уже было полно до краев.

– Анжел, решила не переобуваться? – вернул меня в реальность высокий голос Риты, раздавшийся за спиной.

Я в недоумении взглянула на свои кеды.

– Да, совсем забыла, – произнесла я, повернувшись к ней. Из-за высокой обуви Рита стала на полголовы выше меня. – Да и мы ведь всё равно скоро заканчиваем.

– Советую тебе почаще носить каблуки. Они до безумия тебе идут, делают очень изящной.

– Спасибо, – ощущая неловкость из-за стоявших рядом с нами парней, бросила я. – Это взаимно, Рит.

Но через секунду заиграла музыка, прервав наш диалог. Честно говоря, это меня спасло, потому что обсуждать друг друга в присутствии Дениса и Егора мне крайне не хотелось.

– Ребят, помните про плавность, – воскликнула Ярослава при вступлении. – И несмотря на ошибки, продолжаем танцевать.

Было видно, что парни уже измучены. Девушки получали от вальса удовольствие, а уж тем более при мысли о скорой разлуке, но парней выполнение одних и тех же движений под одну и ту же, успевшую всем приесться музыку, утомляло. Ошибок, разумеется, было очень мало, но ребята танцевали уже словно на автомате, не думая ни о какой плавности. Что касалось нас с Денисом, то...тут всё было иначе. Наш танец был подобен разговору – искреннему, естественному и не зазубренному. Казалось, что с помощью движений, прикосновений и взглядов мы говорили друг другу то, о чем молчали всё это время. То, что рвалось на волю, но на протяжении долгого времени было не высказано. Я не замечала, как летело время, перестала видеть одноклассников, не слышала замечаний Ярославы и выкриков ребят время от времени. Передо мной был только Денис и тепло, которое от него исходило, и возвращаться из этого плена и забвения было последним, чего я в те минуты желала.