Текст книги "За тридевять земель (СИ)"
Автор книги: Екатерина Филиппова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
Глава 22. Двери закрываются
Макс, повисший на плече у Гриши, который и сам не очень уверенно стоял на ногах и держался за колонну у входа в шатёр, заметил обращённое на них неблагосклонное внимание, и локтем пихнул приятеля в бок. Григорий встрепенулся, попытался сделать шаг вперёд, и чуть не упал. После этого парни потоптались на месте и сосредоточенно двинулись вперёд.
Василиса, приоткрыв рот, следила за странным акробатическим номером: сладкая парочка, держась друг на друга, синхронно выдвигала вперёд правые ноги, но на свою наступал только Гриша. Макс сначала заваливался направо, потом наступал на левую ногу, и теперь уже Гриша заваливался налево, цепляясь за Макса. Тем не они, ритмично раскачиваясь, медленно продвигались к цели.
Тем временем количество зрителей увеличилось: в первый ряд протолкались две француженки, заинтересованно приглядывающиеся к потенциальной добыче; пожилая японка в сопровождении явной родственницы двухвостой Лали подошла к Никифоровой и, непрестанно кланяясь, начала что-то ей объяснять; над всеми нависла голова супруги Горыныча. Подошедшая последней Ласковая Анни охнула, сочувственно посмотрела на Василису, подняла ладони, и плотный поток воздуха рванулся к страдальцам, приподнял их и перенёс к девушкам.
Макс оказался рядом с Василисой, а Гриша – лицом к лицу с Мореной. Посмотрев удивлённых девушек, Анни хихикнула, пошевелила пальцами, и два крошечные вихря поменяли парней местами. Те ошеломлённо заозирались, потом поняли, что мучительный путь завершён, улыбнулись и, протягивая девушкам на раскрытых ладонях маленькие, сверкающие серебряными бликами цветочки, хором сказали:
– Вот, это тебе.
Француженки завистливо заахали, Кощей неинтеллигентно присвистнул, японка замолчала на полуслове и засеменила вперёд. Тави подошла к Максу сбоку и начала осторожно принюхиваться к ладони, стараясь не коснуться лепестков даже кончиками усов.
Василиса осторожно, чтобы не повредить хрупкое чудо, взяла предназначенный ей цветок и восхищенно замерла: белоснежные лепестки, соприкоснувшись с её кожей, раскрылись, увеличились в несколько раз, превратив невзрачный бутон в сияющее подобие гигантского эдельвейса. Из середины цветка взметнулись хрустальные ленты света, обвили всё ещё соединённые ладони Гриши и Василисы, вспыхнули и исчезли. А цветок погас и уменьшился, притворившись обычным горным недомерком.
Прдоспевшая от шатра бабушка Василисы недоверчиво оглядела сначала Василисц с Григорием, потом Макса с Мореной, завороженно смотрящих друг на друга, и констатировала:
– Не думала, что ещё когда-нибудь такое увижу. Ну, раз так, совет вам да любовь…
Василиса пристроила живой и пульсирующий бутон в волосах и поинтересовалась:
– И что это было?
Ответила ей почему-то не бабушка, а Никифорова:
– А была это «хрустальная звезда», в народе её ещё называют «цветок истинной любви». Нужны пояснения? Только вот до сих пор почти никто из ныне живущих его не видел, только легенды люди друг другу пересказывали. Пока ваши красавцы не решили его у богов похитить. И с кем вы, скудные разумом, сражались?
Макс с Гришей переглянулись, начали говорить одновременно, потом замолчали, и Макс отступил на шаг назад, наступил на больную ногу и зашипел сквозь зубы. Гриша не стал повторять его ошибку и не двинулся с места. Стараясь не дышать в сторону слушателей, он начал сбивчиво объяснять:
– Ну, мне хорошие люди рассказали, что есть такой цветок и объяснили, где он примерно растёт. И тут такой случай, почти на месте, и Макс сразу согласился. Так мы же не знали, что он особо охраняемый. А этот вылез и сразу в драку…
Никифорова, сдерживая смех, уточнила:
– Полагаю, он – это Дионис?
– Ну. Так ведь он не сказал, что бог, а сразу Макса подшиб. А потом я его немного тоже…
– А потом он тебя?
– Нет, ногу я подвернул, уже когда мы спускались. Вообще-то мы с Доней потом помирились, и цветы он нам сам подарил, честно, кгда узнал, для кого. И даже обмыть это дело предложил. Ну, отказываться-то было неловко, вот мы немного и выпили. Но я обещал ему, как только домой попаду, вина из красной смородины передать, и самогона на кедровых орешках, у нас как раз четверть непочатая с того года осталась.
Никифорова одобрительно кивнула:
– Это правильно и очень дипломатично. А самогон – именно то, чего на Олимпе до сих пор не хватало. Ну, будем надеяться, что боги выживут. А теперь – к делам нашим скорбным.
Она доброжелательно оглядела присутствующих, в результате чего лишние тут же исчезли, потом ласково кивнула Максу с Мореной, и они тут же направились к шатру, при этом девушка практически тащила мужа на себе, а он мужественно сопротивлялся. Никифорова переглянулась с бабушкой и Премудрой, и коротко проинформировала Василису о её и Гришиной дальнейшей судьбе:
– Инструкции и списки переселенцев я вам сброшу, по ходу дела будете уточнять и выявлять. За консультациями в сложных случаях – ко мне, Деяну Силычу, к Премудрой, ну и, разумеется, к бабушке.
Гриша решил уточнить:
– К чьей бабушке? К вашей?
Василиса дёрнула его за рукав, а Никифорова радостно согласилась:
– Почему бы и нет? Попробуй. Она как раз новую печь поставила, конвекционную, может получиться забавно. Ха-ха.
Оглянувшись на напрягшегося Кощея, она сухо пояснила:
– Шутка. Печь, действительно, конвекционная, но Урманов туда точно не поместится, а бабула только целиком добрых молодцев запекает. Так, о чём это я? Ах, да, про запекание: в институте оба академку оформите, и все учебники за следующий курс сюда переправите. Если у Урманова возникнут проблемы с армией…
Гриша, баюкая на весу ногу, огрызнулся:
– Не беспокойтесь, не возникнут. Я отслужил.
– Да? Приятно слышать. Значит, перед нами не мальчик, а муж. И я, наверное, даже смогу угадать род войск.
– А что тут угадывать? И так понятно, что ВДВ.
– Это очень хорошо. Значит, и в бабушкиной печке, в случае чего, все кирпичи голыми руками переколотите. И вас не испугает, что я сама буду у вас по всему пройденному зачёты раз в месяц принимать, чтобы через год экстерном сдали. По местному праву Деян Силыч и сам с вами позанимается, и из соответствующих приказов людей опытных выделит.
Василиса с Гришей погрустнели, но Никифорова их успокоила:
– Не переживайте, это всё – в свободное время, а так будете к взаимному удовольствию нелегальную нечисть классифицировать и по назначению определять. Да, начать можете с того, что Лали свою с моей японской коллегой познакомите. Она и кису вашу образует, а то скоро ни одного нормального попугая в лесу не останется, и вам курс по японской нечисти прочитает, и зачёт примет, и практику. Но это всё – потом, когда двери закроем. Что застыли? Вперёд, в Москву…
Следующий месяц Василиса в сопровождении Григория металась по Москве, а также по городам и весям обеих реальностей как мышь под метлой. Общалась с переселенцами и попаданцами, и убедив на переезд, направляла их в ведомство Деяна Силыча, которое собственно и обеспечивало перемещение между мирами, утрясало обмены, выплачивало компенсации, а заодно взимало денежку малую за всякие дополнительные услуги, чем, видимо, деятельность свою практически окупало.
Хорошо хоть, что определили ей для эвакуации всего лишь Подмосковье, а Грише – его родные места. Хотя везде переселенцев было без счёта, а в северной глухомани народ вообще через одного на два мира жил.
И ведь каждому – рассказать, объяснить, уговорить, пригрозить, пообещать… Стараясь закончить с этими уговорами побыстрее, Гришу она загоняла до полусмерти и он, придя домой, рушился в койку и отрубался, а Ликси даже не пыталась высовываться – боялась, что и её к каким-нибудь работам пристроят.
На третий день Василиса предложила разделиться и вылавливать кандидатов на эвакуацию по-отдельности, чтобы поскорее разделаться с неизбежными скандалами и истериками, и наконец-то заняться собственными делами. Гриша заявил, что никуда её не отпустит, ни одну, ни даже с Ликси. Вредная кошка, опасаясь, что хозяйка Григория уговорит, решительно отказалась куда-то ещё путешествовать, мол, хватит, навоевались.
Вместо этого она потребовала, чтобы дуб был снова водружён на подоконник, полит и обласкан, а она будет за ним ухаживать, чтобы избавить от пережитого стресса – столько дней бедняжку таскали туда-сюда, и ни разу даже на солнце не выставили!
Григорий ожидаемо возмутился:
– Прекрасно без тебя дуб твой проживёт. Совсем хозяйку забросила, только спишь, да ешь. А я еду тебе таскаю.
Василиса за любимицу вступилась:
– Да ладно, пусть отдохнёт, у неё тоже переживаний было… И сколько она там ест – так, как птичка.
Ликси благодарно мяукнула, а Гриша саркастически засмеялся:
– Это точно, типичная птичка: за день половину собственного веса уминает. И питается исключительно солнечным светом, ветчиной и взбитыми сливками.
Обиженно дёрнув шкурой, Ликси уменьшилась, забралась за дуб и там затихла. Василиса расстроилась, ушла на кухню и загремела пустыми кастрюлями. Гриша уныло побродил от дуба к плите, грустно повздыхал, попытался подлизаться к обеим, а когда это не удалось, развернулся и выскочил из квартиры, хлопнув дверью.
Не успела Василиса обидеться окончательно, как Гриша вернулся, свалил на кухонный стол две гигантские, распространяющие умопомрачительный аромат, пиццы, бутылку вина, упаковку баллончиков со взбитыми сливками, сложил перед собой ладони, изобразил на лице глубочайшее раскаяние, и забубнил:
– Был не прав, исправлюсь, во искупление дары принёс и готов денно и нощно трудиться, чтобы…
Василиса прервала покаяние поцелуем и тут же цапнула кусок гавайской. Ликси возникла как из ниоткуда и пристроилась к карбонаре. Стремительно слизав начинку с пары кусков, она снисходительно обронила:
– Ветчину можешь больше не приносить, – и отправилась за дуб, досыпать.
Едва лишь Василиса с Гришей расположились нормально за столом и пригубили по первому бокалу, как в дверь требовательно позвонили. Гриша насторожился и неожиданно плавной кошачьей походкой переместился в коридор, а моментально проснувшаяся Ликси распушилась на пороге. Тревога оказалась напрасной – через мгновение Гриша, улыбаясь, вернулся на кухню со смутно знакомым мужиком, крупным, обманчиво полным, но явно накачанным, с элегантной шкиперской бородкой и в костюме, похоже, аж от Бриони.
Василиса повнимательнее вгляделась, и ахнула – да это же Деян Силыч! Ключник решительно подошёл к столу, сложил два куска пиццы бутербродом, и заглотил в мгновение ока. Плотно усевшись на стул, он покаялся:
– Всего две недели на этой клятой диете, а уже озверел, разве что на людей не кидаюсь. Смотрю на девку пригожую, ножки из под юбки короткой так и сверкают, а у меня перед глазами – окорок крутится. Тфу!
Василиса тут же поставила перед гостем тарелку, налила вина и преданно уставилась на него в ожидании новостей, которые не заставили себя ждать:
– Я тут переговоры со всякими разными веду, чтобы от дел отошли и переездам не мешали. Недалеко, вот и решил заглянуть. Видите, вырядиться пришлись, – и он с отвращением подёргал себя за полу пиджака, – бороду обкорнать. Хотя ничего так получилось. Брадобрей – из наших, второе поколение здесь, вот, уговорил вернуться, цирюльню открыть. А что, согласился. Правда, условие поставил, что называться она будет «Барбершоп».
Гриша засмеялся и переложил Деян Силычу на тарелку ещё пару кусков пиццы. Василиса осуждающе поджала губы, но не возражала – новости важнее. Уже степенне поглотив очередную порцию, гость с одобрением посмаковал вино, и продолжил:
– Премудрая в Тридесятом царстве споры улаживает, мы со Внучкой – здесь, с этими, как их, инвесторами. Почти от всех откупились – от кого золотом с изумрудами, кому ещё пару пудов осетровой икры подбросить пришлось, а баба одна молодильные яблочки затребовала. Ну, тётушка твоя поорала, но три штуки прям от сердца оторвала. Беда вот только, ещё с одними никак столковаться не можем, от любых переговоров отказываются.
Василиса поколебалась, но подложила рассказчику ещё один кусочек, за что и была вознаграждена:
– А у нас днями тут переполох большой случился: темницу дворцовую взорвали. Теперь ещё разбираться – кто из татей сбежал, а кто под завалами остался. Ну, ничего, здесь закончим, и переловим. Всех, кого сюда высылают сюда, уже собрали в подвале уцелевшей части, в последний час и отправим, чтобы чего не намутили. Так что вы тут держитесь, немного осталось.
Не успел Деян Силыч откланяться, как надрывно заверещал городской телефон. Василиса, ожидавшая звонков от ещё не пристроенных подопечных, схватила трубку и тут же пожалела об этом, услышав голос Ренара. Бард долго каялся и извинялся за подругу, сказал, что остаётся здесь, и в сказку больше не ногой, а то и голос потерять не долго. Где будет выступать – не сказал, мол, пока обсуждается. На выступления не приглашал, делами Василисы не интересовался, быстро скомкал разговор и отключился.
Выслушав пересказ малосодержательной беседы, Гриша отреагировал довольно злобно:
– И что звонил? Может, что сказать хотел?
– Хотел бы – так сказал. А вообще-то – жалко его.
– Ты ещё Оззи пожалей, и Иван-царевича.
– Их мне не жалко, а Ренара с Волком – жалко.
– А что Волк? Тупой служака, мозгов не больше, чем у хозяина. Хорошо, не возмущайся, не тупой, а лично преданый, хотя – не велика разница. Ладно, спать пора, а то завтра вставать рано, у нас ещё дюжина переселенцев осталась, а времени – всё меньше.
В итоге они успели практически всё: академку оформили, книги по списку закупили, её квартиру сдали, а Гришину – продали. Его дом возле сказочной деревни набили под завязку всем, на что указывал сорочий инстинкт, включая солнечные панели. А в самой деревне круглосуточно стучали топоры – ставили избы для новых переселенцев.
В середине последней недели перед уходом в сказку на выходе из дома их отловила Никифорова, усадила в свой гоночный болид, за пять минут доставила в ЗАГС, а ещё через десять они вышли оттуда мужем и женой. Свидетелями выступали сама Внучка и отловленный на улице смутно знакомый мужик. После окончания краткой церемонии он нахально расцеловал Василису и напомнил:
– Так ты же со мной во Вьетнам летела. Я вот решил здесь остаться, первого пилота получил – а оно всяко интереснее, чем просто так самому летать.
Поймав грозный взгляд Никифоровой, пообещавшей со всеми местными идиотами разобраться, он трусливо сбежал. Сваха выбросила ошарашенных новобрачных где-то в центре, приказав сегодня отдыхать и праздновать, и умчалась. Гриша потянул жену к ближайшему кафе, но резко затормозил, разглядев за витринным окном что-то оживлённо обсуждающих Анатоля и Ингу. Инга его тоже заметила и демонстративно отвернулась, а Анатоль приветственно замахал рукой, приглашая присоединиться.
Переглянувшись, Гриша с Василсой зашли, о чём тут же пожалели. Инга, уставившись в окно, гоняла по тарелке листик салата. Анатоль, напротив, был до приторности дружелюбен и оживлён. С энтузиазмом поведав собеседникам, что исследование монет прдвигается неслыханными темпами, ещё чуть-чуть – и будет прорыв, он понизил голос и таинственным голосом спросил:
– А про седьмую монету слышали? Нам с той стороны доверенный человек информацию передал. Её в лаборатории ещё «мастер-кольцо» называют, с ним через люьые двери между мирами пройти можно, даже если их закроют. Вась, ты о таком слышала?
Зашли. Французская кухня. Василиса листает меню, а Анатоль оживлённо рассказывает о том, как продвигается исследование монет. Ещё чуть-чуть – и будет прорыв. А ещё с той стороны доверенный человек передал информацию о седьмой монете, по-другому – мастер кольце, с которым и через закрытые двери пройти можно.
– Ты не слышала?
Василиса поколебалась, потом сказала, что слышала, но такие кольца только у старших Хранительниц есть, и все наперечёт, так что вряд ли хоть одно удастся добыть.
Анатоль многозначительно помолчал, потом снисходительно пояснил, что и к старшим подход можно найти, если уметь. Еще раз пристально посмотрел на Василису, игнорируя Григория, и посоветовал сразу ему звонить, если вдруг что узнает. И лучше бы узнать побыстрее, потому что такие силы задействованы, и такие деньги крутятся, что лучше на пути не вставать.
Василиса кивнула, лениво полистала меню и, обращаясь только к Грише, жалобно сказала, что она голодная и здешними мышиными порциями не наестся. И вообще она французскую кухню и шампанское не хочет, а хочет прямо сейчас пиццу и вино, поэтому не пойти ли им поскать подходящее заведение. Инга фыркнула и прокомментировала:
– Надо же, всего-ничего с крестьянином плотно пообщалась, а вкусы пейзанские уже переняла, – и с демонстративным удовольствием сжевала помятый листик салата.
Гриша согласно кивнул, подхватил Василису под руку и, не прощаясь, вывел ей на улицу. В соседнем переулке они выбрали маленький ресторанчик с правильными, по мнению Василисы, скатертями и занавесками, и заказали на двоих огромную пиццу со всем-всем-всем. В ожидании заказа девушка предложила хоть куда-нибудь сходить вечером – продолжить празднование, и притащила со стойки у входа стопку флаеров. Гриша их все отодвинул, и предложил альтернативный вариант – вернуться домой и провести, наконец-то, ночь как нормальные молодожёны, а не как заезженные ломовые лошади.
Задетые его локтем карточки упали на пол и, собирая их, он вдруг засмеялся и протянул одну Василисе:
– Не хочешь сходить?
На глянцевой картинке загадочно улыбался Лис под крупной надписью «Каждый четверг в „Трёх углах“». Василиса отрицательно покачала головой, но спросила:
– А сегодня точно четверг?
Гриша ответил, что не уверен, но пусть жена не переживает, что не удастся соприкоснуться с прекрасным – он специально для неё всего Стаса Михайлова скачает – с собой взять. Василиса попыталась шлёпнуть его карточкой по носу, но вдруг застыла: с обратной стороны густо подведёнными глазами на неё щурилась Айгуль.
Перехватив её руку, Гриша заинтересовался:
– Это кто?
– А это та бешеная Ренарова персиянка, которая меня отравила.
Григорий отнял карточку и зачитал:
– Потомственная гадалка Айгуль. Раскрывает прошлое, открывает будущее с помощью волшебного чая.
Василиса против воли захихикала, но страхи свои озвучила:
– Как этот идиот её сюда притащил? И она ведь пол-Москвы перетравит.
– Как – понятно. Теперь ясно, кто взрыв организовал, о котором Деян Силыч рассказывал. Что перетравит – ну, пусть теперь Ренар у персиянки на коротком поводке ходит: один взгляд налево, и будет сам уголовку с отравлениями расхлёбывать. А здесь не очень-то темницы повзрываешь. В конце концов, это было его решение, а уж что там было – любовь или чувство вины – мне не интересно. Мы скоро далеко от них всех будем.
После свадьбы время полетело бешеными скачками, а количество не сделанного и не предусмотренного только возрастало. Ппришлось разбираться с отбывающими и остающимися родственниками. Гришины родители куда-то ехать отказались, заявив, что хоть кто-то из семьи должен родные края блюсти. И младшую дочь с мужем не отпустили – виданное ли дело, ей рожать через два месяца, а она за тридевять земель потащится. Естественно, домовой остался с ними, отрядив в новый дом своего сына, такого же бородатого и обстоятельного.
Василисин отец заявил, что они с Ким переезжают – он уже успел договориться с Мореной об открытии школы и обычного, и дельфиньего серфинга, и, как муравей, таскал на ту сторону оборудование и костюмы. О маме речь даже не заходила, но Василиса, тем не менее, ей позвонила, чтобы сообщить, что вышла замуж, уезжает надолго путешествовать по местам, где связи не будет. В ответ получила сухое поздравление и предложение «звонить», если что.
Гриша обнаружил её грустно вздыхающей, и предложил немедленно отправиться домой, в сказку, и посадить, наконец-то, треклятый дуб, который он замучился поливать, как и таскать Ликси пиццу и взбитые сливки – а ведь толку-то от обоих никакого: одна так и продолжает спать, прилепившись к стволу, а другой даже не пытается расти, не говоря уже о желудях.
Место для посадки они выбрали рядом с домом, на небольшом взгорке. Деревце, показавшееся совсем игрушечным рядом с лесными гигантами, огородили двумя рядами кольев и жердями, а кошке было велено бдеть и отпугивать всех, крупнее мыши, мышей же можно просто есть.
Ликси внимательно проинспектировала ограду, одобрительно мявкнула, а хозяевам предложила есть мышей самим, затребовав ежедневных поставок пиццы – потому что пицца, как и сливки, совсем не еда, а подпитка для нежной кошачьей души.
Последний день наступил неожиданно. Вставать пришлось рано – через три часа нужно было оказаться в земной части Гришиной деревни, со всеми попрощаться, перейти в сказку и сразу же оттуда – прибыть на Олимп, двери закрывать. Конечно, можно было переехать и вчера, чтобы ночевать уже на новом месте, но было как-то грустно уходить, не попрощавшись со старым домом.
Привычный заоконный пейзаж из крыш, труб и редких пятен зелени выглядел теперь, при расставании, даже романтично. Гриша, стоявший в обнимку с Василисой у окна, поцеловал жену и попытался успокоить:
– Не переживай, год – это ведь не так уж много. А соскучишься по здешнему смогу – всегда ведь навестить сможешь.
Василиса встрепенулась:
– По поводу смога… Мы ведь противокомариную сетку так и не купили, сбегай, а? Она в соседнем хозмаге есть. А я пока сумку последнюю соберу и ключи соседке оставлю, для квартирантов.
Гриша обречённо вздохнул и пошёл к дверям, пообещав вернуться через пять минут – и чтобы она была готова и не вздумала вспомнить про что-то ещё. Через пять минут он, естественно, не вернулся. Через двадцать Василиса забеспокоилась а через двадцать пять раздался телефонный звонок и вежливый голос попросил госпожу Васильеву, Василису Васильевну.
Чуть не потеряв сознание от ужаса, девушка опустилась на диван и, постепенно успокаиваясь, выслушала новость о том, что её друг задержан за хранение наркотиков и пока находится в отделении полиции по соседству. И положение его сильно осложняется сопротивлением представителям власти с нанесением им огромного количества травм. Если она хочет повидаться с приятелем перед отправкой в СИЗО, и, тем более, передать арестованному какие-то вещи, ей лучше прибыть незамедлительно и обратиться к звонящему, оперуполномоченному Иванову, который за молодого человека и его девушку искренне переживает.
Василиса облегчённо вздохнула, ещё раз выслушала подчёркнутое напоминание про вещи, и обещала быть очень, очень скоро. Подхватив сумку, она отдала соседке ключи, расцеловалась с ней на прощание, и через пару минут уже входила в отделение.
Встретивший её лейтенант был крайне предупредителен и тут же проводил девушку к клетке, где на большом рулоне сетки в одиночестве понуро сидел её муж с огромным синяком под глазом. Василиса очень вежливо поинтересовалась, может ли она поговорить с задержанным не через решётку, потому что вопросы будут обсуждаться деликатные, так что кричать не хочется. Лейтенанта её идея явно обрадовала, и он, поддерживая Василису под локоток, проводил её в обезьянник и защёлкнул замок:
– Не переживайте, это правила такие. Как только скажете – я вас сразу выпущу. А тем временем и человек один хороший подъедет, который вашу проблему поможет решить. Вы меня понимаете?
Василиса мило поблагодарила доброго оперативника, подтвердила, что абсолютно всё поняла, пытаясь попутно вспомнить все нарушенные им статьи уголовно-процессуального кодекса, подошла к Грише, и, встав вполоборота к решётке, громко спросила:
– Ну, что, допрыгался?
Краем глаза она продолжала наблюдать за немедленно приклеившимся к телефону лейтенантом и совершенно не удивилась, когда за его плечом на мгновение мелькнуло лицо Анатоля. Отойдя на шаг от Гриши, Василиса прислушалась, и с удовольствием приняла к сведению передаваемую натужным шёпотом информацию о том они оба здесь, под замком, и никуда не денутся, а девица сообразительная, к переговорам явно готова, а про монеты он, как и велено, не спрашивал.
Потом трубку вырвал Анатоль и начал истерическим шёпотом требовать, чтобы переговоры вёл он сам, мол, в силу старого знакомства и знания всей подноготной… Не дослушав до конца, она заставила мужа подняться, всучила ему сумку, потёрла колечко, представила себе избу в полуопустевшей деревне и громко сказала:
– Домой!
Метнувшиеся к клетке при звуке её голоса лейтенант и Анатоль успели увидеть только тающие в воздухе силуэты. И, самое возмутительное, исчезая, эти призрачные фигуры целовались.
