Текст книги "За тридевять земель (СИ)"

Автор книги: Екатерина Филиппова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Глава 16. Битва у трактира

Обида жгла глаза, пережимала горло, не давая дышать, а при попытке пошевелиться отзывалась болью в затылке. Василиса тяжело, надрывно закашлялась, вытерла слёзы и села, не обращая внимания на ощущение раскалённого шара, перекатывающегося внутри черепа и замыкающего оголённые нервы. После очередного разряда, пронзившего тело от макушки до пяток, обида ушла, уступив место озверению. Девушка открыла глаза, увидела сидящую рядом на полу заплаканную тётку Анисью, бороду наклонившегося над ними Мирона и злобно спросила:

– Что это, чёрт побери, было?

На колени ей вспрыгнула Ликси, поставила лапы на плечи и начала вылизывать лицо, отрываясь только для того, чтобы что-то объяснить. Что – было непонятно, потому что от переживаний кошка перейти на человеческий язык забыла, и слушатели вздрагивали от трагического, с завываниями мява.

Дядька Мирон, безапелляционно заявив, что Василисе нужно на воздух, подхватил её на руки вместе с Ликси, вынес во двор и бережно уложил под яблоней на притащенный кем-то из сыновей матрас. Анисья подсунула ей под спину кучу подушек, накрыла пледом и, пригорюнившись, села рядом:

– Отравила тебя эта мерзавка, деточка, как есть – отравила. И в чай зелье какое-то подлила, и в варенье намешала. А затылок ты не трогай, шишка там у тебя, если бы не коса – так и совсем бы голову разбила.

Василиса осторожно перевела взгляд на крыльцо – на верхней широкой ступеньке, тихо поскуливая, яркой неопрятной кучей лежало спутанное верёвками тело, а распущенные волосы свисали чёрным языком до самой земли.

Поморщившись от боли, девушка жалобно спросила:

– Ну, зачем она так? Я ведь объяснила, что не нужен мне её Ренар, и вообще никто не нужен.

Анисья пожала плечами:

– Так Ренар её откуда-то с Востока привёз, а в тех краях, рассказывают, все друг друга травят без остановки, и яды такие хитрые. Ну, и он сам хорош.

Василиса удивилась:

– А почему тогда я жива? Яд некачественный оказался? Или меня теперь и отрава не берёт?

– Яд нормальный был, такой, от которого ничего не убережёт, как бы вообще не роса с чёрного лотоса. Это кошка твоя сумасшедшая тебя спасла.

Притянув к себе безвольно лежащую рядом Ликси, девушка поцеловала ей в чёрный бархатный носик и с благодарностью прошептала в поникшее ушко:

– Спасительница ты моя. Что бы я без тебя делала!

Лискси задрожала и начала рыдать, каяться, что опять не уследила, что во всём только она виновата, и Василисе нужно другую хранительницу искать…

Кошачью истерику успокаивали долго, но в конце-концов измученная Ликси немного успокоилась, и, всхлипывая, забралась на хозяйкино запястье, обвила его и заснула, продолжая вздрагивать, от чего по коже у девушки пошли холодные колючие волны.

Мирон отправил жену умыться и что-нибудь по-быстрому приготовить, присел рядом и начал рассказывать:

– Ну, ты упала, мы грохот услышали и выскочили. Та лежишь и не дышишь, эта – стоит в дверях и хохочет. И тут у тебя с руки как тень какая стекла, в кошку превратилась и на ведьму набросилась, всю изорвала. Ну, мы с ребятами эту гадину скрутили, кошку еле оттащили, а она к тебе на грудь вспрыгнула, и как заорёт! И Анисья в голос рыдает…

Дядька Мирон непроизвольно покрутил пальцем в ухе и продолжил:

– А потом она, ну, кошка, вроде бы как таять начала. И тут прямо из воздуха на вас падает какое-то чудище и начинает через тебя прыгать, туда-сюда, туда-сюда. Ну, тут кошка твоя опять проявилась, а ты оживела, села и как начала выражаться!

Василиса смутилась:

– Что-то не помню, чтобы я как-то особенно ругалась.

– Так, наверное, ты ещё без сознания была, потому и не помнишь. А красиво так слова сплела, я даже заслушалась, про Ренарову матушку особенно душевно получилось.

Мирон засмеялся и, посмотрев на покрасневшую девушку, попытался её успокоить:

– Да ты не переживай, когда без сознания – оно часто так выходит.

Чувствуя, как горят щёки, Василиса вдруг вспомнила:

– А чудище это где? Ну, которое прыгало?

Трактирщик кивнул на раскидистый смородиновый куст:

– Вот под ним и сидит, попрыгало и спряталось.

Василиса улыбнулась – вот и пригодилась новая знакомая, да ещё как! Слабым голосом она позвала:

– Лали, девочка, иди к нам, я хоть тебе спасибо скажу.

Из раздвинувшихся ветвей высунулась чёрно-рыжая мордочка, настороженно прислушалась, потом спряталась обратно. После недолгого шуршания кошка показалась целиком и робко, распластавшись по земле, двинулась к матрасу, безуспешно пытаясь спрятать хвосты – или хотя бы один.

Василиса затащила ей на колени и начала гладить, приговаривая:

– Вот, знакомься, дядя Мирон – моя спасительница, знаменитая волшебная японская кошка Бакэнэко, может мёртвых воскрешать. Я бы без неё…

Мирон внимательно оглядел хвосты, пробормотав, что два хвоста всяко лучше, чем ни одного, потом осторожно, одним пальцем погладил напрягшуюся спинку, и неожиданно взревел:

– Анисья!

Василиса с болезненным стоном схватилась за голову, испуганная жена вылетела из дверей со скалкой, выслушала короткий пересказ, и в мгновение ока накрыла для благодетельницы на вышитом рушнике роскошную поляну, пожалуй, побогаче, чем для самой спасённой: мясо сырое и варёное, рыба практически ещё живая и жареная, паштет, фарш, молоко-сливки-сметана… Степенно подошёл трактирный кот и положил с краю полузадушенную жирную мышь.

Потрясённая изобилием, молодая кошечка вопросительно оглянулась на Василису и, получив одобрение, приступила к трапезе. По жадности, с которой она накинулась на еду, было понятно, что жизнь в тропическом лесу была у неё не особенно сытая.

Анисья, разрываясь между желаниями притащить ещё еды, и понаблюдать на сказочной гостьей, шёпотом спросила:

– Зовут-то её как?

– Лали. Только вот русский она не понимает, только французский и вьетнамский. Мы с ней познакомились в…, ну, в общем, далеко отсюда.

– Лали? Лялечка, значит. И ничего, что по-нашему не говорит, по кошачьи-то наверняка умеет, вот Барсик наш и перескажет. Он, правда, не говорящий у нас, но уж объяснить-то сможет. А пока ты вот что ей скажи – пусть у нас жить остаётся. Это где же такое видано, чтобы кошка такая голодная была!

Выслушав перевод, Лали грустно помотала головой – нельзя ей с людьми жить, ведь в любой момент может её чудовище проснуться, и тогда она добрую хозяйку съест.

Анисья упёрла руки в крутые бёдра, и, возвышаясь над Лали как гора, с изумлением спросила:

– Меня? Она?

Лали несчастно кивнула – все знают, что бакэнэко обязательно своих хозяек съедают.

– Ну и страшная у вас там жизнь, – прокомментировал Мирон. – Не зря, значит, Горо к нам перебрался.

Анисья от него отмахнулась и продолжила допрос:

– Ну, допустим, съела, и не лопнула. И сколько ты меня переваривать будешь?

Объяснение, что переваривать не придётся – оборотень просто примет образ хозяйки и будет вместо неё жить, вызвало у женщины приступ хохота. Плюхнувшись на скамейку, она смеялась взахлёб, вытирая слёзы и всхлипывая. Успокоившись, Анисья встала, поманила кошку за собой и, показалв пальцем на две стоящие у крыльца огромные деревянные бадьи, спросила:

– Ведёрочки видишь? Большие?

Лали добросовестно обошла ёмкости по кругу, как бы считая шаги, и утвердительно кивнула. Анисья опять рассмеялась и продолжила ликбез по различиям между русскими и японскими сказками:

– Вот съешь меня, и придётся тебе эти бадьи, полные, по шесть раз на дню поросятам таскать, а перед этим в них отруби запаривать. У чудовища твоего мозги есть, оно, что не сообразит, что лучше как сыр в масле кататься, чем пахать хуже ломовой лошади.

Мирон виновато забормотал, что он-то всегда перетащить-помочь готов, и сынов надо припрягать, здоровые лбы, не развалятся, если по очереди. Анисья согласно кивнула, и добавила для Лали, что потом, после парочки перенесёнными помощниками бадеек, ей придётся ещё мужикам спину мазями растирать, их стоны выслушивать, а потом в трактире за стойкой стоять – вместо болезных.

Лали задумалась, потом неуверенно сказала, что чудовище, наверное, не захочет так жить – вот сидеть в шёлковом кимоно, любоваться на цветущую сакуру и играть на сямисэне оно готово. Так что, может быть, ей и стоит остаться, если здесь не всегда так холодно. Описание зимы привело кошку в трепет, и она решительно заявила, что такую погоду ей не пережить, если она даже сейчас мёрзнет.

Анисья прослезилась и взяла с «Лялечки» обещание наведываться в гости, хотя бы летом. Лали благодарно потёрлась обо все ноги и руки, быстренько доела остатки паштета, и попросила Василису:

– Ты меня отведи обратно, а то я не очень хорошо дорогу запомнила.

Девушка начала приподниматься, но Мирон придавил её к подушкам:

– И не думай. Ведь только что мёртвая была, да и головой чуть пол не проломила, тебе хотя бы несколько дней отлежаться.

Лали пристыженно засопела, крутанулась на месте и исчезла – только для того, чтобы через мгновение вернуться, волоча в зубах огромное манго. Затащить на матрас она его уже не смогла, аккуратно положила рядом и гордо заявила:

– У меня всё получилось! И дорогу нашла, и тебе подарок принесла. А хозяевам здешним скажи, что, если понравится, к ним тоже с гостинцами приходить буду.

Тётка Анисья от возмущения взмахнула руками:

– Да какие гостинцы! Можешь хоть каждый день приходить – и накормим, и напоим, и у печки пристроим, и шерстку вычешем. Да и Барсик будет рад – вон, как смотрит! И если помощь какая будет нужна – мы сразу, только скажи.

Смысл горячей речи Лали поняла без перевода и ответила щедрым предложением:

– Вы тоже, как умрёте – меня сразу зовите. Я теперь знаю, как оживлять. И дома ещё на птичках потренируюсь. Наверное, лучше на попугаях – они ведь тоже разговаривают.

С этим глубокомысленным замечанием двухвостая экспериментаторша исчезла, прихватив последний кусок жареной рыбы. Выслушав Василисин вольный перевод, тётка Анисья запричитала, что птичек жалко. Её муж раскатисто засмеялся:

– Жалельщица наша! Как курам головы рубить – так ничего.

– Так куры – они для того и живут, чтобы в суп. А попугая Лялечка лучше бы нам притащила, его в зале посадить можно и словам нужным научить – сразу народу прибавится.

Мирон покосился на Василису и усмехнулся:

– Да уж, в трактире птичка много новых слов узнает.

А девушке вдруг безумно, до тошноты захотелось варёной курицы. Ножку, с блестящей от жира шкуркой и прилипшей горошиной чёрного перца. Она просительно взглянула на Анисью, и та сразу догадалась:

– Курочки захотела? Да что же сразу не сказала! Я сейчас, моментом…

Подхватив юбку, она стремительно умчалась за дом, откуда послышались заполошное кудахтанье и глухой стук. Анисья быстро вернулась и радостно доложила:

– Сейчас будет, девки уже вариться ставят.

Василиса сглотнула и пошарила глазами – что бы такого немедленно съесть. Остатки кошачьей трапезы выглядели непривлекательно, так что оставалось только манго. Подняв увесистый плод, она продемонстрировала его супругам и спросила:

– К вам такие привозят?

Получив отрицательный ответ, Василиса тут же предложила кошачий подарок продегустировать совместно. И вкус, и аромат, и, главное, размер, вызвали неподдельный восторг, а Мирон тут же заинтересовался, где такое растёт и как бы туда караван сгонять, а то одна кошка много не натаскает.

Анисья оставила компаньонов обсуждать вопросы логистики, и убежала разбираться, почему курочку до сих пор не принесли. А Василиса, проследив за ней взглядом, вдруг осознала, что отравительница так и лежит на крыльце, и забеспокоилась:

– Дядя Мирон, а этой-то что делать будем?

– Да пусть пока полежит. Вот охрану вызовем, и пусть они разбираются.

Но, как это обычно и бывает, службы безопасности вызывать не пришлось – они объявились сами. Как раз в тот момент, когда тётка Анисья вынесла благоухающую тушку, с горошинками перца в нужных местах и прилипшим лавровым листочком, у Василисы завибрировала серёжка, и в воздухе появилась озабоченная морда Серого Волка на фоне облаков:

– Асенька, да как же так! Я как только узнал – сразу на Маха и к тебе. Как ты? Я же теперь всю жизнь себе не прощу! Ты потерпи, мы уже через полчаса будем.

Василиса оторвала куриную ножку, без всякого удовольствия отгрызла кусочек, тяжело вздохнула и посмотрела на Мирона:

– Ну, и кто у вас тут стучит?

– Во что стучит?

– Не во что, а кому. Кто безопасникам, ну, охране, доносит?

Мирон помрачнел и задумался:

– Так вроде ни за кем не замечали.

– А нужно было замечать. Так, сейчас что-нибудь придумает, потому что про Лялечку вашу тоже лишним людям знать ни к чему, да и про Тануки – тоже. Пожалуй, тут только один способ подойдёт – ну-ка, пусть все работники сюда выйдут. Времени немного есть, так что сейчас стукача быстренько найдём, и я ухожу – не хочется что-то с Серым общаться.

Осторожно погладив спящую Ликси, она тихо спросила:

– Ты не поможешь?

Кошка подскочила, очумело затрясла головой и заявила:

– А я не сплю!

– Конечно, не спишь. Слушай, сейчас сюда много людей выйдет, ты сможешь понять, кто из них боится?

– А что он сделал?

– Да докладывает кому-то обо всём, что здесь происходит.

Ликси самодовольно потянулась:

– Это легко. Страх – он очень гадко пахнет, хуже, чем тот чай.

– А ты откуда про чай знаешь? Это ведь давно было.

– Так ты вспоминала – а я почувствовала. У меня это только сегодня начало получаться.

– Понятненько. Теперь не только по моим снам толпы шляются, а ещё по воспоминаниям. Ладно, милая, я не сержусь, только ты уж меня предупреждай, если ещё какие волшебные способности начнут прорезаться.

Работников оказалось меньше десятка, и Ликси, пробежавшись зигзагом у них между ногами – девицы при этом взвизгивали и задирали юбки – виновного вычислила мгновенно, хотя, как выяснилось, могли обойтись и без кошачьих экстрасенсорных способностей: парень переминался с ноги на ногу, обильно потел, и пытался мелкими шажками переместиться подальше. Василиса тут же вспомнила, что именно он приносил им с Серым Волком чай, и повернулась к Мирону:

– А ведь мне и в прошлый раз показалось, что этот тип подслушивает. Кто он?

– Да новенький, я его только перед тем твоим приходом нанял. Ну, ничего, пока мы его в погреб определим, а там и побеседуем – кому сообщал, зачем…

Парень, крепко прихваченный Мироновыми сыновьями, задёргался, но был оперативно уволочен. Трактирщик побарабанил пальцами по столу и полюбопытствовал:

– Как ты там сказала – стучал? Богатое слово.

– Это из нашего мира. Их ещё дятлами называют, слышал: тук, тук, тук-тук-тук.

Мирон немного развеселился, а Василиса со вновь проснувшимся аппетитом накинулась на остывшую курятину. Но доесть ей опять не дали: на лужайку обрушился Мих, намного раньше, чем через обещанные полчаса, с него мощным прыжком слетел Волк и бросился к Василисе:

– Всё, больше я с тебя глаз не спущу! Это надо же, с отравительницей известной чаи распивать! Ладно, она просто народ по городу травила, но тут кого осмелилась! Так, сейчас мы тебя переправим в безопасное место, охрану приставим, там муха не пролетит, мышь не пробежит…

Василиса прервала поток обещаний:

– Там – это где?

– Так у Иван-царевича тайный терем есть за городом, там и спрячешься, пока мы будем разбираться, кто этот заговор против тебя организовал. Так, ребята, поднимайте гостью нашу вместе с матрасом, да бережнее, не растрясите, а то я вам…

Из-за кучки деревьев у дороги вышли с десяток охранников в форме и начали решительно приближаться. Василиса возмутилась:

– Я вроде бы не просила меня спасать и прятать, и не хочу я ни в какой терем, тем более – в Иванов.

– Да что же ты, не понимаешь, он о тебе заботится! Сейчас такое закрутилось, что везде опасно стало.

– Если опасно – я в свой мир уйду.

– Что ты, и там достанут. Ты не думай, терем совсем как ваши дома построен, и материалы все от вас, и мебель.

Василиса рывком выскочила из-под пледа и прижалась спиной к яблоне, шикнув на Линси, чтобы не смела высовываться. Посмотрела Серому в глаза и, отчётливо артикулируя, буквально по слогам заявила:

– Не пой-ду!

Волк мотнул головой, и охранники ускорили шаг. Мирон, крякнув, оторвал от скамейке сиденье и встал перед девушкой, выразительно поигрывая длинной доской. На крыльцо выскочила Анисья с верной скалкой, обменялась взглядами с Василисой, которая разводила руки в стороны и показывала на своё плечо, понятливо кивнула и исчезла в доме.

Меньше, чем через минуту она почувствовала, что кто-то дёргает её за подол и, скосив глаза, увидела совсем мелкого пацанёнка, протягивающего ей рюкзачок. Накидывая лямку на плечо, Василиса с удивлением обнаружила, что так и сжимает в пальцах полуобгрызенную куриную кость. Пока она раздумывала, куда бы её незаметно выбросить, диспозиция на лужайке изменилась: стражники застыли на месте, Мирон перехватил доску как копьё и выставил её вперёд, Волк, уговаривавший его «не дурить», пригнулся к земле и оскалился.

Посмотрев в ту сторону, куда были направлены и доска, и взгляды всех присутствующих, она увидела очень знакомого элегантного джентльмена средних лет, который поправил шейный платок и негромко заявил:

– Поскольку охранные службы Тридесятого царства показали свою полную неспособность обеспечить безопасность нашей гостьи, Кощеево царство в моём лице берёт заботу о её благополучии на себя.

Протянув Василисе руку, Оззи заговорил с интонациями, очень напоминающим Ренаровы:

– Пойдёмте, дорогая. В конце концов, я отвечаю за вас и перед вашим отцом. Я думаю, что у нас вам будет намного комфортнее и интереснее, чем у этих плебеев. А впереди у вас увлекательная жизнь, высочайшее положение и много, очень, очень много любви…

Голос пел и завораживал, и Василиса подумала, что прививку, даже две, от подобного воздействия она получила очень вовремя, так что теперь не таяла и растекалась, а ощущала только весёлую злость. Девушка вышла вперёд, отстранив Мирона, и встала посередине между Оззи и Серым Волком. Осмотрев поле боя, она обнаружила, что действующих лиц прибавилось: из-за угла выдвигались Мироновы работники с дрекольем, на крыльце стояли его сыновья, зажав в лапищах впечатляющего вида колуны на длинных рукоятках и пытаясь оттеснить за дверь Анисью, а на коньке крыши устроилась чем-то знакомая ворона.

Подавив неуместное хихиканье, Василиса высоко подняла недоеденную куриную голень и торжественно продекламировала внезапно возникшие в памяти строки кого-то из российских классиков-юмористов:

– Отправляясь в гости, собирайте кости!

Не оглядываясь, она с силой бросила косточку назад, надеясь, что не попала в Мирона, и, потерев колечко, шагнула вперёд, чтобы в ту же секунду растянуться на булыжной мостовой, споткнувшись о выступающий камень. Потирая коленку, Василиса с трудом поднялась, лишь для того, чтобы вздрогнуть от вибрации серёжки и схватиться за ухо.

Бабушка смотрела на неё и строго, и озабоченно:

– Ты почему такая взъерошенная?

– Споткнулась, упала, – от того, чтобы добавить «очнулась – гипс» смогла удержаться, хотя язык чесался.

– Ты где?

Василиса огляделась и уверенно ответила:

– В Лиссе, как ты и велела.

– Хорошо. Мы с твоим потенциальным мужем Оззи немного повздорили, так что будь осторожнее. Чтобы из города – ни шагу. Завтра мы с Кощеем встречаемся, думаю, что за пару дней мы всё урегулируем. А пока считай, что у тебя каникулы. Отдыхай, заслужила. Деньги закончатся – дай знать, пришлю. Да, и не волнуйся, отцу я сказала, что ты у меня погостишь.

Бабушка послала воздушный поцелуй и отключилась. Василиса немного посидела на скамейке, потом по извилистым улочкам вышла через арку на высокий берег и замерла от восторга при виде порта. Ликси вылезла, осмотрелась, и начала носиться по широкому парапету набережной. Прохожие с удовольствием смотрели на задумавшуюся красивую девушку и не менее красивую красивую резвящуюся кошку, но не приставали.

Когда солнце опустилось почти до горизонта, к Василисе подошла немолодая, скромно одетая женщина и с улыбкой спросила:

– Первый раз у нас? Не смущайтесь, все так поначалу, а другие сюда и не попадают. Вы уже где-то устроились?

Василиса улыбнулась в ответ и помотала головой, подумав, что ведь, действительно, где-то ночевать нужно. Не успела она задать вопрос о хороших гостиницах, как собеседница предложила снять у неё комнату – даже не комнату, а целую пристроечку, со спальней и гостиной. И совсем дёшево – потому, что соседние дома море загораживают, а все гости только с видом на порт жить хотят.

Дом с крошечным ухоженным садиком оказался на тихой улочке, идущей за рядом домов параллельно набережной. Моря, действительно было не видно, но цветущая вишня под окном пристройки, по мнению Василисы, полностью искупала этот недостаток. Умывшись и переплетя наконец-то полностью растрепавшуюся косу, она вернулась к порту, хотя Ликси уговаривала угомониться и лечь спать – очень уж хотелось посмотреть на закат.

В итоге выяснилось, что хранительница была права – минут через пять глаза у девушки начали закрываться. От багрового диска оставалось ещё больше половины, когда Василиса зевнула, встала со скамейки и направилась к новому дому.

Не успела она дойти до нужного переулка, как за спиной раздались какие-то дикие звуки. Обернувшись, Василиса поняла, что сон сбежал, потому что открывшаяся картина не оставила ему не единого шанса: конкурировать с этим зрелищем не смогло бы даже самое безумное сновидение.

Затаив дыхание, она наблюдала как к ней приближаются два мужчины, один – высокий и мощный, второй – пониже и худощавый. По тому, что шли они в знаменитой позе «домиком» и, пытаясь сохранить равновесие, двигались по синусоиде, можно было понять, что оба смертельно пьяны. Вся прелесть и бредовость ситуации заключались в том, что одним из мужчин был Гриша.

Парочка пыталась что-то петь, но каждый – свою песню, поэтому на выходе было слышно только унылое завывание в диссонирующих тональностях. Судя по всему, исполнители тоже это осознали, потому что остановились, не рискнув отцепиться отцепиться друг от друга, и по знаку Григория, размашисто дирижирующего свободной рукой, неожиданно слаженно грянули:

Только мы с конём по полю идём,

Мы идем с конем по полю вдвоем.1)

Василиса встала перед певцами и доброжелательно поинтересовалась:

– Гриша, а кто из вас двоих – конь?

________________________________________________

1) Группа «Любэ». Конь