Текст книги "Руна на ладони (СИ)"

Автор книги: Екатерина Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

И Света поняла, что оборотень заметил, куда она смотрела. Вдруг подумала – возможно, по лицу у неё даже проскочила гримаса отвращения…

Но с этим Света уже ничего не могла поделать. Да и потом, разве она не сама хотела, чтобы Ульф не так настойчиво шел к своей цели? Может, хоть это его остановит.

Света мотнула головой, отчаянно пытаясь припомнить, кривила ли она губы, когда смотрела на его ладонь. Вроде бы нет.

– Дай мне нож, – тихо сказал оборотень. – Моя волчья ипостась чует и ощущает больше, чем человечья.

Это прозвучало как извинение за то, что он не возвращает гривну на место. Или как объяснение?

Света немного неловко протянула ему рукоять. Оборотень взял нож, осмотрел его. Даже понюхал, поднеся к личине шлема. Поколупал когтем деревянные спинки рукояти, оплетенные тонким кожаным ремешком.

Нож как нож, хмуро размышлял Ульф. Но Свейтлан его держала так…

Словно от него что-то зависело. И стрелы огненных, пока её пальцы сжимали рукоять, от девушки отскакивали, он сам это видел.

Хотя на руке все-таки остался ожог…

– Когда тебя задело стрелой, ты держала нож? – спросил он, разглядывая её лицо, сейчас покрытое серыми полосками копоти.

Она помотала головой. Ульф протянул ей клинок, взяв за лезвие.

– Возьми его так, как держала.

Света приняла нож, внезапно показавшийся ей тяжелым. Наверно, от волнения. Опять стиснула рукоять ладонями…

Ульф вдруг перехватил её запястья, выдохнул:

– Сейчас просто подчиняйся мне. Я не сделаю тебе больно.

Она кивнула, и Ульф, прихватив лезвие и мягко отведя в сторону её левую ладонь, лежавшую сверху, начал по одному разжимать пальцы правой. Когда на рукояти остался только указательный, перекатил нож, не отрывая его от тонкой девичьей ладони…

Собственно, мысль об этом пришла Ульфу в голову ещё тогда, когда он разглядывал клинок. И если его догадка верна, то старая Ауг, похоже, кое о чем умолчала, пообещав ему невесту.

А может, она и сама не знала об этом, вдруг мелькнуло у него. Иногда старое колдовство достается людям, которые его используют, ничего в нем не смысля…

На середине рукояти, там, где кожаная оплетка немного расходилась, в темном дереве была глубоко прорезана черта. С двумя заостренными крюками на концах, смотревшими в разные стороны.

Руна Эйваз, которую волки называли Ихвар. Руна щита. Её иногда вырезали на оружии…

Но никогда ещё эта руна не действовала вот так прямо и открыто – как щит, оберегающий человека, державшего нож. Клинок принадлежал Ульфу, но он обычно хранил его в оружейной, вместе с другим своим оружием. Для пиров нож был слишком велик, для выхода в город слишком мал, но пару раз пригодился…

Самое смешное, что рукоять к клинку приделал он сам. И руну вырезал тоже сам, просто как дань обычаю.

Ульф убрал нож, отпустил ладонь, в его лапе казавшуюся почти детской.

Свейтлан стояла, глядя ему в глаза – и он вдруг обрадовался, что его волчью морду сейчас закрывала личина шлема.

Но девушка смотрела прямо, настойчиво. Ждала объяснений…

– Об этом мы поговорим позже, – объявил Ульф. – И не здесь, а в каюте. Рука ещё болит?

Свейтлан качнула головой.

Однако запах её говорил о том, что лоскут ткани с заклинанием светлых альвов убрал не всю боль. Но тут уж ничего не поделаешь. Женщины острее ощущают любой порез и любую болячку – особенно человеческие женщины.

– Дверь в свою каюту я перед боем запер – но ты, как я понимаю, выскочила оттуда раньше, – медленно сказал Ульф. Не спрашивая, а утверждая.

Так он ещё и дверь запер, изумилась Света. Решил закрыть её в каюте, пока не закончится бой?

А если бы они полегли здесь все до единого? Она так и просидела бы взаперти, пока за ней не пришли бы черные существа?

Что хуже всего, об этом даже не спросишь – по причине незнания языка…

И следом Света вдруг вспомнила то, что оборотень рассказывал об Ульфхольме. Почему-то само в памяти всплыло. Неприступный город, где не смеют появляться даже светлые альвы.

Куда наверняка не заплывают черные корабли, плюющиеся белым пламенем…

У неё вырвался долгий, судорожный вздох. Все, что Света видела сегодня – обожженные люди, крики, странный бой, в котором одни размахивали мечами, а другие швырялись белыми стрелами, что превращались в клубки огня – разом встало у неё перед глазами.

Не время раскисать, мрачно и грустно подумала она. Сейчас не до этого. Нужно понять, что за сила в этом ноже…

Или в ней самой?

Света набрала полную грудь соленоватого, пахнущего йодом и свежестью морского воздуха. Корабль шел на полном ходу, широкий бурун кипел внизу, под бортом, возле которого она стояла – и ветер, время от времени срывавший с него лохмотья пены, швырял ей в лицо крохотные капли. Почти неощутимые, но холодившие кожу…

Она ткнула пальцем в нож, который держал оборотень. Вопросительно вскинула брови, не отводя от него взгляда.

– Я уже сказал – об этом поговорим не здесь и потом, – негромко заявил Ульф. Из-за пластины на лице и без того приглушенный голос прозвучал невнятно. – Может, ты хочешь спуститься в каюту?

Света молча мотнула головой – и посмотрела на море. Черные корабли были уже далеко. Лежали на морской глади темными камешками…

– Двое из них больше не смогут идти на полном ходу, – сказал стоявший рядом оборотень. – Будут рыскать носом из стороны в сторону. Третий напоролся на скалы. Конечно, огненные рано или поздно снимут его с мели. И постараются уйти в сторону Муспельсхейма, откуда пришли. Но для проходящих судов эти струги теперь не опасны. Даже купеческий кнорр с легкостью уйдет от них. К тому же с Хрёланда пошлют в погоню пару-тройку драккаров… Свейтлан, зачем ты выскочила на палубу во время боя?

Он ещё спрашивает, подосадовала Света. И посмотрела на него.

Гривна по-прежнему лежала поверх доспеха. Но шерсть, до этого опушкой выбивавшаяся из-под личины шлема, уже исчезла. Словно втянулась в кожу, пока она смотрела на море. Ульф вскинул руку – сейчас почти человеческую, измазанную в саже. Правда, с когтями. Откинул личину вверх, бросил, глядя ей в глаза:

– Все-таки я был прав, когда сказал, что ты смелая.

Знал бы ты, как мне хочется сейчас оказаться в твоем Ульфхольме, молча подумала Света. А ещё лучше – на Земле. И чтобы никаких опасностей. Чтобы не вставали перед глазами обожженные люди…

Ульф придвинулся поближе, сказал тихо:

– Когда я на тебя смотрю, то вспоминаю почему-то лес вокруг Ульфхольма. Он тоже умеет молчать так, что все становится ясно. Я благодарю тебя за то, что ты сделала, Свейтлан. Без тебя все могло бы кончиться плохо. Очень плохо. Хоть девушкам и не следует выскакивать на палубу во время боя…

Его пальцы вдруг прошлись по её щеке, отодвигая пряди, которые трепал ветерок. Света ощутила сразу и когти, затупленные на концах, и подушечки пальцев, скользившие по коже. Все вместе оставило странное, сдвоенное ощущение тревожной ласки.

– Ещё немного, – выдохнул оборотень. – А затем мы спустимся вниз. И поговорим.

Света торопливо кивнула, заодно уклонившись от его руки. Сделала она это немного нервно – может, потому, что уклоняться ей совсем не хотелось…

А потом Света перевела взгляд в море. Черные метки чужих кораблей понемногу сливались со скалами удалявшихся островов.

Ульф убрал руку. Его невеста упорно смотрела в сторону, а запах её говорил о многом – там было и смущение, и отзвуки пережитого страха, и возбуждение, знакомое каждому, кто побывал в бою. А ещё боль.

Смелая, но слабая, как все люди, мелькнуло у него. Рассказать ей всю правду о своих догадках?

Вот только если он прав, это может зародить в головке Свейтлан ненужные мысли. О том, что она сможет прожить здесь и без него.

А ведь и вправду сможет, угрюмо подумал вдруг Ульф.

И эта мысль ударила, как кулак, врезавший под дых – коротко и резко. Лишив и покоя, и радости после только что выигранного боя. Если его догадка верна…

Тогда Свейтлан легко найдет себе покровителя – да они в очередь к ней будут выстраиваться. Кто не захочет держать при себе живой щит? И возможно, не только щит? Очень многие отдадут за такое очень многое.

А он просто оборотень со своим драккаром, состоящий в морской страже Эрхейма. И ещё он тот, по чьей воле Свейтлан попала сюда. Она никогда больше не увидит своих родичей, оставшихся в другом мире – тоже по его воле.

Если бы не её дар, который так помог сегодня, Свейтлан могла бы надеяться лишь на него. На его защиту и заботу.

Со временем она забыла бы, как и почему сюда попала. Женщины, как молоденькие ивы – с готовностью склоняются под ветром, а потом так и застывают, наклонившись туда, куда их пригнули самые сильные ветра. Не зря иву зовут женским деревом.

Ещё пару мгновений Ульф угрюмо размышлял – сказать ей обо всем или нет?

Свейтлан продолжала упорно смотреть в сторону моря. Выглядела она сейчас беззащитной и несчастной. В углу губ застыла скорбная складка…

Надо сказать, решил вдруг Ульф. Её дар таков, что его не отберешь – и в сундук не спрячешь. Рано или поздно Свейтлан и сама поймет, что она нечто большее, чем просто девушка из другого мира, затерявшаяся в этом.

И тогда припомнит, из-за кого попала сюда. Можно, конечно, спрятать её ото всех в Ульфхольме…

Но такой дар не скроешь. И ей самой думать о нем не запретишь. Рано или поздно она все сообразит. А потом уже не сможет жить как простая жена обычного оборотня.

И тогда он её все равно потеряет. Вот только потом это будет больней.

– Пошли вниз, – спокойно сказал Ульф. – Пора поговорить.

Он задержался перед своей каютой. Приложил руку к переборке, буркнул:

– Опинн скеула мин.

И тут же распахнул дверь. Перешагнул через порог.

Все в каюте теперь пахло его невестой. Надолго ли?

Ульф ощерился, на ходу содрав с головы шлем – и швырнув его на доски палубы. Быстро, не давая себе времени передумать, подошел к сундуку. Открыл крышку, нашел на дне среди своей одежды пару золотых брошей. Нагрудных, женских.

Он купил их, собравшись посвататься к Хильдегард, дочери ярла Арнстейна. В затейливых узорах запутались капли алых камней – как ягоды в золотой листве. Посередине была выложена руна Тиваз, из крученной золотой проволоки, припаянной к основе.

Волки называли её Тивар, руной копья. Украшения с этой руной дарили перед свадьбой в знак того, как сильно жених желает невесту. Тогда они ему не пригодились, зато сейчас послужат…

Ульф снова ощерился, со стуком закрыл крышку. Прошелся, подобрал шлем, поставил на сундук. Равнодушно отбросил в сторону одну из брошей.

Следом повернулся к Свейтлан. Та стояла посреди каюты, глядя на него тревожно – и в то же время с жадным любопытством.

– Встань вон там, – негромко приказал Ульф, взмахом руки указав на переборку слева от двери, напротив сундука.

Света молча подчинилась. Ей было и страшновато, и интересно. Даже боль в руке как-то забылась.

Ульф молча рванул когтями кожаную оплетку на рукояти ножа, который по-прежнему держал в руке. Ремешки полопались с тонким звуком. Он содрал деревянные защечины, обнажая железный сердечник, идущий через всю рукоять от лезвия. Перевел взгляд на Свейтлан – та теперь смотрела немного испугано.

– Я никогда не причиню тебе боли, – ровно, как-то монотонно, объявил Ульф.

А потом подошел к ней. Сказал, протягивая нож:

– Возьми. Сначала мы проверим, то ли это, о чем я думаю. Потом поговорим. Как я и обещал.

Света молча взяла нож здоровой рукой.

– Попробуй метнуть его в мой шлем. – Оборотень отступил в сторону, приглашающе кивнул.

Света прищурилась. От неё до сундука было шагов пять. Правда, метаньем ножичков она прежде не занималась…

Нож полетел – и глухо стукнулся о переднюю стенку сундука, даже не коснувшись шлема. Света разочаровано выдохнула.

– Это только начало, – уронил оборотень. – Дай мне руку, которую задели огненные.

Она немного неуверенно протянула обожженную руку. Та подрагивала…

Ульф молча положил ей на ладонь золотой овал. Сам пригнул её пальцы, заявил:

– Согни. И держи крепко.

Потом сходил к сундуку, принес нож. Отдал ей, приказал:

– Думай о том, что хочешь попасть. И кидай.

На этот раз Света даже не целилась. Знала, что все равно не попадет.

Но нож неожиданно ударился о шлем. Громыхнуло, она изумленно приоткрыла рот, не удержавшись от возгласа:

– Ого!

– Попробуем ещё раз, – тихо сказал Ульф.

Оборотень выглядел спокойным – и почему-то отстраненным.

– Стой тут, – распорядился он. – Брошь не отпускай.

А потом Ульф опять двинулся к сундуку. Но на полпути зачем-то свернул в угол, развязал узел с тканями, оставленный там Светой. Оторвал широкую полосу от темно-красного отреза, снова подобрал нож и вернулся. Выдохнул:

– Возьми.

Света взяла протянутый нож, сжала железную полоску, оставшуюся от рукояти. Ульф вдруг начал завязывать ей глаза полоской ткани.

Хочет, чтобы метнула нож вслепую, сообразила Света. Тяжелый золотой овал понемногу нагревался у неё в кулаке. Ульф был рядом. От него пахло дымом, потом, кровью, выделанной кожей, ещё чем-то металлическим.

Он стоял так близко, что у Светы между лопаток побежали мурашки. Но не от страха. Просто потому, что Ульф стоял рядом. И дыхание непонятно почему частило…

– Бросай, – спокойно велел оборотень.

Света коротко замахнулась, практически не целясь. Сказала восхищенно, когда железо в ответ грохотнуло:

– Вау!

Ульф молча стоял рядом, и она сама стащила с головы повязку. Посмотрела на него.

Свейтлан посмотрела на него так радостно, что Ульфу вдруг захотелось завыть. Вот и все. Ей больше не нужен защитник. Она сама способна его защитить.

– Бог Один, – медленно проговорил он, глядя на Свейтлан.

На её губы, изогнувшиеся в восторженной улыбке. На вскинутые брови. На россыпь веснушек, сияющие глаза…

Она ещё никогда не смотрела на него так. И возможно, больше уже не посмотрит.

– Бог Один когда-то провисел девять дней на Мировом ясене Игдрасиле, приколотый к нему копьем, – спокойно сказал Ульф. – Взамен он получил мудрость. И помимо прочего, узнал секрет рун. Говорят, когда-то руны были волшебными. С их помощью можно было творить колдовство. Но люди уже много веков пользуются рунами – и ничего. Никакого колдовства. Однако в твоих руках руны снова ожили.

Свейтлан улыбнулась уже изумленно.

А мог бы и промолчать, безрадостно подумал Ульф. И осторожно отловил обожженную руку Свейтлан. Забрал брошь, ткнул когтистым пальцем в стрелку из золотой проволоки – держа золотой овал так, чтобы она её видела.

– Это руна Тиваз. Мы, оборотни, называем её Тивар, руной копья. Она означает желание, попадающее в цель. Или просто достижение цели.

Если бы не этот проклятый дар, мелькнуло вдруг у него в уме, он когда-нибудь объяснил бы Свейтлан, что имеет в виду волк, даря девушке украшение с такой руной. И не только объяснил, но и показал…

Света заворожено уставилась на стрелочку, выложенную в середине броши из крученной золотой проволоки. Руна копья, попадающая в цель?

Она вдруг припомнила, что оборотень положил украшение на её ладонь так, чтобы стрелка коснулась кожи. То есть чтобы руна была на ладони…

А потом она попала ножом в шлем. С завязанными глазами.

– В наш мир вернулось старое колдовство, – хриплым голосом объявил Ульф. – Вместе с тобой, Свейтлан. Я, может быть, и утаил бы… но тебя видело слишком много народа. Мои воины рано или поздно вернутся к своим семьям. К людям, что живут в Эрхейме. И кто-нибудь из них обязательно проговорится. Как бы ни уважали меня те, кто ходит на моем драккаре, но я оборотень, а они в первую очередь люди. О тебе узнают в Эрхейме.

Он протянул ей брошь.

– Если хочешь… пусть это станет моим подарком тебе. Вместе со второй брошью, которая валяется где-то тут. Я недавно пометил эти побрякушки своей кровью, так что любой оборотень сразу узнает в них подарок другого волка. Может, когда-нибудь это тебе пригодится. Правда, рано или поздно мой запах с них сойдет. Тебе придется многому научиться, Свейтлан. Опробовать все руны – огня, бури, льда. Кроме того, есть ещё руны урожая, чаши. И руна врат. Не знаю, на что она будет способна в твоих руках. Но ты станешь женщиной, которой многое подвластно. И, похоже, все, что тебе для этого нужно – это просто коснуться руны.

Света недоверчиво улыбнулась. То, что говорил Ульф, было невероятно…

Но он говорил слишком уверенно. И её прогулка по палубе во время боя подтверждала его слова.

Ещё вчера все, на что Света могла надеяться – это милость оборотня. И место в его доме, за которое пришлось бы расплатиться своим телом, став его женой.

А теперь она стала…вернее, скоро будет женщиной, которой многое подвластно. Будет, как только выучит руны и опробует их.

Лишь одно её смущало – слова Ульф ронял как-то слишком тяжело. И голос у него стал хриплым.

– Когда мы придем на Хрёланд, – сообщил он, сунув ей в ладонь брошь, – я проведу с тобой на берегу столько времени, сколько потребуется. Покажу тебе руны. Постою рядом, пока ты будешь их опробывать. Здесь, на моем драккаре, посреди моря, я тебе такое позволить не могу.

Он говорил про руны бури и огня, припомнила Света кое-что из сказанного им. Ну да, на корабле с ними лучше не экспериментировать. Ей теперь придется всегда смотреть, за что она хватается…

– Отныне ты не должна касаться вещей, помеченных рунами, – тут же, словно подслушав её мысли, заявил Ульф. – Потом, когда научишься владеть своим даром, я могу отвезти тебя обратно в Нордмарк. Если, конечно, ты сама этого захочешь. Но я бы посоветовал остаться на Хрёланде. Ярл Ульвдан Серый Плащ, который там правит, будет рад девушке, что может защитить его острова. Огнем, льдом и бурей…

Это прозвучало так неожиданно, что она изумленно уставилась на оборотня.

То есть он хочет оставить её где-нибудь? Антон сбежал, этот тоже собирается бросить…

Света вдруг припомнила, что к ведьмам в средневековье относились без особой радости.

Правда, тут их вроде бы уважали. Но может, Ульф боится, что она принесет беду в его возлюбленный Ульфхольм? Огнем, льдом и бурей, как он сказал…

Если припомнить, как жестко, неуклонно сам оборотень соблюдал все правила своего народа – гривну с кожи не убирать, на женщине своей крови не жениться – то дело может обстоять именно так. Ульф решил, что она слишком опасна для его сородичей.

И тогда ей не на что обижаться. Кроме того, что из-за него она попала сюда.

Или Ульф не хочет связываться с женщиной, которой не сможет управлять? Которой нельзя приказать?

Света стояла у переборки и смотрела Ульфу в глаза. Янтарное сияние в них выцвело, теперь они стали просто желтыми…

Оборотень вдруг скривился, отвел глаза. Протянул руку, несильно и как-то неторопливо ударил по переборке за Светиной спиной. Доски ответили глухим звуком.

Но она даже не вздрогнула. И не отвела от него взгляда.

– На драккаре есть место, где ты сможешь помыться, – с хрипотцой сказал оборотень, по-прежнему не глядя на неё. – Я найду для тебя пресную воду – правда, согреть её не получится, придется мыться холодной. Попозже, когда в помывочной уже не будет людей из моего хирда, я за тобой зайду. Отведу туда. А завтра к вечеру, если ничего не случится, мы придем на Хрёланд. Там ты помоешься по-настоящему, горячей водой. Пока отдыхай. И… не шей сегодня. Береги руку.

Ну да, с горькой иронией подумала Света. Теперь её ладони – её богатство.

– Я найду для тебя какие-нибудь тряпки, когда мы придем на Хрёланд. – Ульф наконец посмотрел на неё. – Если хочешь, куплю рабыню, чтобы прислуживала.

Надо понимать, ещё один прощальный дар, устало подумала Света. Рабыню – ей? Дарить человека, как безделушку? Наверно, здесь это в порядке вещей.

– Отдыхай, – буркнул Ульф.

И вышел, забрав шлем.

Она осталась одна. Прошлась по каюте, подобрала с пола вторую брошь. Подумала, держа золотые овалы перед собой – он пометил их своей кровью. Интересно, в каком случае, по его мнению, они могут пригодиться?

А потом Света опустилась на постель. И уставилась в окно напротив, за которым синело чистое небо. Ульф от неё отказался. Вот так просто, только потому, что у неё обнаружился дар. Но обещал помочь с рунами. И оборотень поможет как-то устроиться, если она правильно его поняла.

Наверно, надо было радоваться. Наверно. У неё открылся дар, который делает её чуть ли не всемогущей. Надо радоваться…

Вот только было тоскливо. Антон сбежал. Этот благородно отказался. Но обещал помочь.

***

Ульф остановился, едва переступил порог собственной каюты. В проходе, тянувшемся через весь корабль, слабо горела пара альвовых огней. На другом его конце, перед дверью кухонного закутка, сейчас приоткрытой, стояли четверо его людей. Тихо беседовали – но при его появлении смолкли.

Однако он успел расслышать обрывок их разговора. Парни обсуждали то, что сделала в сегодняшнем бою Свейтлан.

Ульф недобро зыркнул на них. Шагнул было к лесенке, ведущей наверх – но тут же остановился.

Его меч, брошенный на палубе, уже должны были оттащить в оружейную. Ему тоже следовало туда сходить – отнести шлем, снять и оставить доспех, сначала отчистив его от копоти…

Ульф посмотрел на темно-серый купол шлема, который держал в руке. На взлобке, рядом с гребнем, осталась неровная вмятина. На личине – ещё одна.

Магия темных альвов, вплавленная в темно-серый металл, не устояла перед даром Свейтлан. При этом она даже не целилась. И в броске её не было сноровки.

Выходит, старая магия, подвластная Свейтлан, сильнее не только мощи огненных йотунов – но и колдовства альвов.

А для него это значит только одно – он опять вернется в Ульфхольм без пары.

Ульф молча двинулся в оружейную, гадая, удастся ли ему выправить вмятины на шлеме. Обычно ни человеку, ни оборотню было не под силу изменить форму того, что вышло из мастерских темных альвов. Но Свейтлан это удалось. Может, ему тоже удастся исправить то, что сделала она со шлемом…

Главное, чтобы в месте вмятин магия альвов не ослабла. Впрочем, на драккаре была пара запасных доспехов – и шлемов. Личины у них человеческие, но ничего, подерется с открытым забралом.

Ему ещё следовало отвести Свейтлан помыться. Но сначала нужно самому окунуться в море. Смыть копоть, остудить голову…

***

Света не знала, сколько она просидела, уставясь в окно.

Не было тех чувств, что остались у неё после бегства Антона. Ни унизительного осознания, что её бросили, ни воспоминаний, болезненно саднящих в памяти. Сейчас она ощущала только тоскливую опустошенность. И одиночество.

За эти два дня Ульф сумел заполнить её жизнь. Просто потому, что был рядом. Она то злилась на него, то была ему благодарна. То задумывалась, каково это – жить с ним.

А теперь об этом можно забыть.

Но почему он так легко от неё отказался? Вариант «струсил» Света отмела сразу же. То, чем занимался оборотень, трусости не предполагало.

Может, Ульф решил, что он теперь ей не ровня? Или не захотел возиться с женщиной, которой подвластна какая-то магия? Вдруг она схватится не за ту руну и разнесет ему весь дом на части…

Что самое забавное, именно готовность Ульфа отпустить её говорила о нем больше всяких слов.

Будь он мелкой душонкой, мрачно решила Света, то попытался бы её использовать. Женщина, владеющая забытой магией – тоже своего рода оружие.

А ещё он мог продать её кому-нибудь. Учитывая, что ни языка, ни здешних нравов она не знает – да запросто. Наврал бы ей с три короба, потом отвел к новому владельцу…

И по всему выходило, что доверять сейчас она могла только Ульфу. Именно потому, что он от неё отказался.

Руки Светы, расслабленно лежавшие на коленях, дрогнули. Красные камни на брошах, зажатые в ладонях, радостно блестнули. Она перевела на них взгляд и задумалась.

Украшения были явно женские. Зачем Ульф хранил их? Про запас, на случай, вдруг подвернется подходящая невеста? Или они кому-то предназначались? Интересно, кому?

И в этот момент мысли её внезапно приняли другое направление. Света вдруг осознала, что одного он так и не сказал – «в Ульфхольме ты мне не нужна». Прямо. В открытую.

Но может, ещё скажет? Деликатность оборотню вроде бы не свойственна…

Что в её положении только к лучшему. По крайней мере, будет знать, что тут ей надеяться не на кого.

А следом Света вдруг приняла решение.

И, поднимаясь с постели, даже ощутила легкий стыд – уж больно большая разница была между тем, как она думала об Ульфе прежде, и тем, как думала сейчас.

Но ведь и он начал вести себя по-другому…

Она, не обращая внимания на боль в руке, убрала броши в узел с тканями, лежавший в углу. Собрала валявшиеся на полу обрывки кожаных ремешков и деревянные планки с рукояти ножа. Подобрала сам нож, так и оставшийся на крышке сундука. Сунула его туда же, в узел.

Затем встала у окна, дожидаясь Ульфа, который обещал отвести её помыться.

Лишь бы у них тут имелось мыло, думала Света, глядя на синюю гладь моря, расстилавшуюся за оконцем каюты. И хорошо, что она сберегла сумку вместе со всем её содержимым. С одеждой будет потрудней. Ничего, она что-нибудь придумает.

В сказке про серого волка спрятана и другая мораль, мелькнуло вдруг у Светы, пока она стояла у окна.

С бедным волком ничего не случилось бы, не повстречайся ему в лесу Красная Шапочка.

***

Ульф пришел мокрый и весь какой-то взъерошенный. Молочно-серая грива, сейчас не стянутая сзади кожаным ремешком, оказалась распущена. Над лбом жестко, иглами торчали короткие тонкие пряди – словно сквозь обычные волосы у оборотня пробивался звериный подпушек.

– Пойдем, – буркнул он.

И повел Свету к неприметной дверке в самом конце коридора, идущего через весь корабль. Толкнул створку, затем первым вошел в крохотный закуток.

Пол и переборки тут покрывала та же темная субстанция, что защищала борта корабля.

– Вода. – Ульф кивнул на два мешка из коричневой кожи, приваленные к одной из переборок. Оба выглядели какими-то рыхлыми, словно оплывшими. – Чистая, из запасов для питья. Там – мыло.

Он указал взмахом когтистой ладони на полку в углу, с высоким бортиком. Света разглядела стоявшую на ней деревянную плошку.

– Воду лей прямо на палубу. Потом обшивка выцедит её в море. Шить с такой рукой тебе нельзя, но прежнюю одежду тоже лучше не надевать. Если хочешь, я принесу тебе чистую рубаху и штаны из своих запасов. Наденешь? Они, конечно, великоваты – но зато не будут обтягивать твою…

Ульф споткнулся. Глаза блеснули, словно блекло-желтые камешки на свету.

Задницу, мысленно закончила Света за него. И быстро кивнула.

– Не будут обтягивать твое тело, – равнодушно поправился оборотень. – Повязку можешь намочить, ей все равно ничего не будет. Лоскут отойдет только тогда, когда все заживет.

Он развернулся, вышел – а Света осталась.

Похоже, полотенцами на этом лайнере не пользуются, мелькнуло у неё. Не зря же Ульф пришел мокрый. И запоры на дверях отсутствуют, даже тут.

Она шагнула к полочке, чтобы исследовать мыло в деревянной плошке – надо же занять себя хоть чем-то в ожидании Ульфа. Раздеваться, когда он в любой момент мог войти, не хотелось.

Непонятно, конечно, зачем Ульф не предложил ей свою рубаху ещё в каюте. Не пришлось бы сейчас бегать…

Мыло оказалось ужасное. Липкое, мягкое, как студень, и вонючее. Грязно-коричневое, смешанное с мелкой черной крошкой, похожей на измельченный уголь.

Света вытерла о край плошки палец, которым коснулась содержимого. И, вздохнув, молча пообещала себе, что первое, чем займется, когда будет хоть какое-то место для жилья – это попробует сама сварить мыло.

Как это делается, Света не знала, но в памяти плавали обрывки каких-то сведений. Жир варят, добавляя в него что-то щелочное. Вроде бы щелок раньше получали, настаивая золу на воде…

Буду экспериментировать, решила она.

Следом Света шагнула к кожаным мешкам, приваленным к переборке. В памяти всплыл следующий обрывок сведений – кажется, когда-то такие сосуды назывались мехами.

Мешки были сделаны из шкур, снятых целиком, без разрезов. Дырки на месте ног зашили, стянув кожаными ремнями. Узкие деревянные горловины сверху, заткнутые пробками, тоже оказались обмотаны ремнями.

На гвоздике рядом висел черпачок.

Все же тут есть место для мытья, подумала Света. Для средневековья это уже роскошь.

***

Хитрость Ульфа не удалась.

Когда он толкнул дверь, вернувшись с одеждой, Свейтлан стояла в закутке одетой.

И посмотреть на то, что могло принадлежать ему – но уже не будет принадлежать – не удалось.

Оно и к лучшему, хмуро подумал Ульф. Не будет потом сниться по ночам.

Бросив Свейтлан одежду и выйдя из помывочной, он подпер спиной переборку возле двери, решив посторожить тут, пока она моется.

Смысла в этом не было – случись кому-то из его людей заглянуть в закуток, никто не позволил бы себе лишнего. Жить хочется всем…

Но Свейтлан может оскорбиться, оправдался перед собой Ульф. А девушку, в руках которой оживает забытая сила рун, сердить не следовало.

Верхняя губа у него дернулась, задираясь вверх и открывая клыки. Если бы не её Хеллев дар…

Взгляд Ульфа на мгновенье стал рассеянным.

Вот именно, мелькнуло у него. Если бы не её дар.

Он припомнил, что делала колдунья в ту ночь, после которой Свейтлан попала сюда. Ничего особенного, честно говоря. Приказала ему держать фишку с руной и думать о невесте. Сама поела и села за пряжу. Словно от неё ничего не зависело.

В ту ночь Ауг не произнесла ни одного заклинания. Не колдовала над огнем, не чертила рун… даже травы не заваривала. Она не сделала вообще ничего.

И выходит, что попадание в этот мир – дело рук самой Свейтлан. Рук, ожививших руну. Он напрасно просидел всю ночь, стискивая костяшку, помеченную знаком Гьиоф. Девушка появилась лишь утром, когда он уже поднялся и шагнул к Ауг.

Но при этом продолжал держать костяшку в кулаке, вспомнил Ульф. К тому же Свейтлан, попав в его мир, очутилась именно в доме колдуньи…

За дверью, возле которой Ульф стоял, шумно плеснуло водой. Слух волка вычленил из этих звуков короткие, судорожные вздохи. Свейтлан явно не привыкла мыться холодной водой.

И кожа у неё сейчас, должно быть, пошла зябкими пупырышками…

Ульф тряхнул головой, зашагал к своей каюте. Посторожить он может и издалека. Проход все равно просматривался из конца в конец.

***

Когда Света сочла, что она готова, волны за окнами каюты уже окрасились в алое с одной стороны. День заканчивался.

Вот и хорошо, решила Света, стоя у одного из окон – и собираясь с духом. Закат на море любого сухаря настроит на романтический лад…

Интересно, бывают у оборотней романтические чувства?

Она вздохнула, поймала прядку, падавшую ей на плечо. Поморщилась.

Волосы, вымытые коричневым мылом, топорщились. И стали неприятно жесткими на ощупь. Но Света сделала все, что могла – прошлась по ним влажным платочком из своей сумки, причесывала до тех пор, пока здоровая рука не заныла, а на прядях не появился хоть какой-то блеск. Подушилась в надежде заглушить запах мыла.