Текст книги "Руна на ладони (СИ)"
Автор книги: Екатерина Федорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Точнее, перед оборотнем.
– Ты красивая, – медленно сказал Ульф.
А потом он потянулся к ней, пригибаясь – и косясь на её лицо. Отвел взгляд, только когда поймал ртом один из сосков.
Света вздрогнула, немного отшатнулась. Подумала путано, ни к селу, ни к городу – вот и началось.
Руки Ульфа легли на её бедра – чуть ниже ладоней, все ещё державших пояс штанов. Затупленные, округлые на концах когти мягко вдавились в ягодицы.
Уже и не отодвинешься, мелькнуло у неё.
А следом было – жар его рта, покалывающее прикосновение клыков, тревожная, шершавая ласка языка, прошедшегося по соску. Горячие выдохи на коже – его, Ульфа.
И Света, задохнувшись, разжала пальцы. Ладони Ульфа на мгновенье соскользнули с её тела, позволив штанам упасть. Снова легли на бедра. Он тут же поймал губами второй сосок…
Она так и стояла перед ним на коленях – бесстыже голая, напряженная. Смотрела на его макушку, судорожно дыша и вцепившись ему в плечи. Слушала, как бьется её сердце – и частый стук в ушах сливался с тяжелым дыханием Ульфа.
Жар от ласки его рта тек по телу, хватка рук, сжимавших бедра, становилась все крепче. От когтей, опять вдавившихся в кожу, сладко ныло в низу живота, между ног…
Ульф вдруг выпрямился, ладони Светы соскользнули с его плеч. Быстро расстегнул пояс, отшвырнул в сторону. Следом содрал рубаху, тоже отбросил.
И замер, разглядывая её. На этот раз всю. Она тоже смотрела – на широкие плечи, покрытые густой молочной порослью, сходившейся на впалом животе в шерстистую широкую полосу. На гривну, сверху и снизу отчеркнутую розовой полосой шрама. Под задравшейся верхней губой опять виднелись острые клыки. Пара по бокам была длинней остальных…
Мне сейчас следует испугаться, как-то мельком подумала Света, зачарованно глядя в янтарные глаза, сиявшие яростно и чисто.
Страха не было. Только – ожидание.
– Это… – вдруг хрипло сказал Ульф.
Рука его поднялась, коготь отследил край поросли между её ног.
– У вас так положено?
И он уже подушечкой пальца погладил безволосую кожу в складке между бедром и холмиком под животом.
Вряд ли тут слышали о линии бикини, осознала она.
И кивнула.
– Мне нравится, – тяжело выдыхая слова, сообщил Ульф. – Такая… гладкая. Даже тут.
А следом он накрыл холмик с порослью всей пригоршней. Пальцы дрогнули, шевельнулись, Света ощутила, как когти скользнули между складок…
Она задохнулась, потянулась к нему всем телом, снова ухватилась за его плечи. Шерсть на широкой груди Ульфа оказалась и жесткой, и мягкой одновременно. Соски, болезненно-чувствительные после его ласки, утонули в этой поросли…
– Сначала все будет по-человечески, – выдохнул Ульф.
Пальцы между ног опять шевельнулись, когти как-то несмело и тревожно прошлись между складок.
– Все как у людей, чтобы ты не пугалась. Но я не могу ждать… слишком давно ни с кем не был.
И он опрокинул Свету на постель – быстро, одним движением, успев подсунуть руку под затылок. А когда убрал ладонь, когти гребешком прошлись по коже под волосами. Света запрокинула голову, ощутив неожиданное желание потянуться вслед за его рукой…
Штаны, в которых запутались её ноги, вдруг исчезли. Следом Ульф приподнялся, дернул завязки у себя на поясе.
И хоть воспитанным девушкам глядеть на такое не полагалось – но Света смотрела.
Бедра Ульфа оказались крепкими, по-волчьи поджарыми. Их покрывала все та же серовато-молочная поросль – здесь, ниже пояса, уже не такая густая, как на груди, расходившаяся от низа впалого живота по ногам…
Но то, что делало его мужчиной, выглядело вполне по-человечески. И он не врал, говоря о том, что не может больше ждать.
– По сравнению с людьми я зарос шерстью, – торопливо заявил Ульф, поймав взгляд Светы.
Тон его был извиняющимся, ноздри подрагивали – и янтарные глаза сейчас щурились. Она тихо, фыркающее выдохнула. Потянулась, погладила его колено, придавившее постель у её бедра. Пальцы запутались в волосках.
А потом ладони Ульфа облапили колени Светы. Нажали, поднимая и разводя в стороны. Она послушно вскинула бедра…
Ульф, очутившись у неё между ног, навис сверху. Быстро поцеловал ей груди, подрагивая при этом почему-то всем телом. Откинулся назад.
Потом было – твердая мужская плоть, входившая в неё. Ощущение жара, давящей уверенной тяжести…
Он почти её не касался – разве что там, между ног. Двигался осторожно, только как-то странно дрожал. Повисла в воздухе гривна, качнулась раз, другой.
Ей было хорошо, но чего-то словно не хватало. Ладони скользнули по напряженным рукам Ульфа, добрались до плеч. Она вцепилась в них, обхватила его бедра ногами. Дернулась ему навстречу, прогнувшись.
– Рискуешь, – пыхтящее и резко бросил вдруг Ульф.
Только ей уже было все равно. Между ног сладко ломило, в ушах стоял звон. И хотелось большего. Света судорожно втянула воздух, сжала пальцы – под ногти тут же что-то набилось…
Ульф вдруг подсунул руку ей под ягодицы. Прижал к себе, не спеша снова войти – и не позволяя Свете шевельнуться. Откинулся на бок, увлекая за собой, тут же подхватил её ногу, оказавшуюся сверху, закинул на свое бедро.
– Гривна, – выдохнул Ульф ей в лицо. – Должна касаться кожи. И так… так будет легче. Тебе.
А потом он быстро двинулся, входя в неё уже не так осторожно, как до этого. Хоть и по-прежнему – с дрожью по телу…
Света выдохнула, приоткрыв рот – в конце его рывка так и вовсе почти охнула. Рука Ульфа легла на спину, когтистая ладонь прижала плечо. Потом был следующий рывок, и когти скользнули у неё между лопаток, давяще погладив кожу.
Ей вдруг захотелось ощутить Ульфа всем телом – и она его обняла. По болезненно-напряженным соскам прошлась поросль, Света запрокинула голову, прогибаясь…
Ульф, не переставая двигаться, лизнул её горло. Когти одной руки придавили Свете поясницу, когти другой скользнули по лопаткам.
И что-то уже дрожало в теле, пытаясь сжаться вокруг плоти Ульфа – каменно-твердой, раздвигавшей её изнутри. Даже породившей в конце одного из рывков легкий отзвук боли, смешанный с обрывком мысли – как бы не…
Потом судорогой хлестнуло высвобождение, и Свету совсем уж по-дикому скрутило – чего раньше с ней никогда не было. Колено напрягшейся ноги, лежавшей на бедрах Ульфа, надавило на них, ногти скребнули по коже его плеч, и её повело в сторону от него.
Но руки Ульфа прижали, не позволив отодвинуться, он рванулся, снова входя в неё – и словно торопясь уловить своей плотью последнее биение, затухавшее в её теле…
Затем Света лежала в его руках уже расслабленная, выдыхая сквозь приоткрытые губы. Не ощущая собственного тела, сейчас невесомо-легкого, равнодушного к ускоряющемуся ритму движений Ульфа.
Правда, его последнее скользкое проникновение, вроде бы и мягкое, не размашистое, отозвалось в низу живота ноющим теплом.
Он застыл с воющим выдохом, притиснув её к себе. И несколько мгновений Света лежала в его объятьях, щекой чувствуя гривну. Нос и губы настойчиво щекотала поросль на его груди…
– Спасибо, – уронил вдруг Ульф над её макушкой.
Света тут же завозилась, пытаясь вскинуть голову. Ульф не сразу, но ослабил хватку, позволив ей это сделать. Она торопливо поцеловала его в щеку, чуть колючую, потянулась к губам…
– Я и не думал, – выдохнул Ульф, когда она уже почти дотянулась, – что это будет так хорошо.
И приоткрыл зажмуренные глаза, сверкнувшие янтарем.
– Но если ты не устала – и готова продолжать…
А потом были – поцелуй, и почти звериная ласка его языка. По горлу, по груди, по соскам…
***
Света проснулась со странным ощущением счастья. Потянулась, ощутив под спиной гладкость полотняной простыни, наброшенной на меха постели. Выставила из-под покрывала, подбитого тканью, руку. Сонно прищурилась, глядя на неё.
Края повязки на предплечье немного отошли. Ночью она её даже не замечала. Потом сама спадет, когда все заживет, сказал Ульф…
Ульф. Света задохнулась, вспомнив то, что было ночью. Тут же перекатилась на живот, закрутив вокруг себя покрывало, взбила обеими руками подушку, подгребая под себя. Потерлась о льняную наволочку щекой. Зажмурилась.
Было хорошо. Хотелось то ли урчать, то ли мурлыкать – и она прогундосила несколько звуков, отдаленно похожих на какую-то песню из её прошлого. Из родного мира…
И тут хлопнула дверь. Света оторвала голову от подушки. Вошел Ульф.
***
Лучи солнца, лившиеся в окна каюты, зажигали в волосах Свейтлан рыжие искры. Она выглядела сонной, но довольной и счастливой. Под глазами залегли легкие тени – сказалась ночь с ним. Губы припухли, веснушки отливали золотом…
Ульф стоял, глядя на Свейтлан. По каюте плыл её аромат – сложный, из многих тонов. И смешанный теперь с его запахом.
Ноздри Ульфа раздувались.
В том, как она пахла, не было даже намека на недовольство. Он несколько мгновений простоял неподвижно, растворяясь в теплом и радостном запахе Свейтлан. Теперь – его женщины. Его жены.
Потом тряхнул головой, объявил:
– Я знаю, что следовало бы дать тебе поспать после первой ночи. Но мы скоро придем в Грюпанг, главный город Хрёланда. Чайки уже летают над морем, значит, земля близко… и мои люди ждут тебя на палубе. Одевайся, Свейтлан. Согласно законам Ульфхольма, я должен объявить всем, кто спит бок о бок со мной, что теперь ты моя жена. Чтобы не было потом обид, если тебя кто-нибудь заденет – и я обойдусь с ним, как положено.
Её ждут люди, осознала Света главное из того, что сказал Ульф.
Она вскинулась, поднимаясь над подушкой – а потом сообразила, что под покрывалом на ней ничего нет. Смутилась, крутнула рукой в воздухе, давая знать Ульфу, чтобы он отвернулся.
Тот насмешливо вскинул брови.
– Я тебя уже видел, Свейтлан. Этой ночью, всю. И при свете альвова огня ты мне понравилась. Думаешь, при солнечном свете что-то изменится?
Уши у неё загорелись. Но Ульф, помедлив, все-таки повернулся к ней спиной. Света выскочила из-под покрывала, отыскала одежду, обувь…
Ульф развернулся, едва она накинула рубаху. Но в ответ на её жест – двумя ладонями по щекам – мотнул головой.
– Умоешься потом. Сначала я объявлю тебя своей женой.
Он шагнул вперед, мгновенно оказавшись рядом. Схватил её за руку, потащил за собой, даже не дав причесаться.
Над палубой и впрямь носились чайки.
И, негромко переговариваясь, тут стояли люди Ульфа. Крепкие плечистые мужики, с неровно побритыми лицами, с длинными волосами. В отличие от оборотня, его люди свои гривы оставляли распущенными. Кое у кого под глазами были намазано черным – короткими мазками, по скулам. Наверно, чтобы солнце не слепило, отсвечивая от кожи…
Мужчины толпились по всему кораблю, стояли группками где по двое, где по трое. В просветах между ними поблескивали на солнце темные борта драккара. Вокруг играли бликами пронзительно-синие волны, укатываясь вдаль, к бесконечным горизонтам, распахнувшимся по обе стороны от корабля, и справа, и слева.
От люка к носу шла полоса пустого пространства – нешироким коридором, посреди которого возвышалась мачта.
Публичное оглашение как свадебный обряд, подумала Света, шагнув на последнюю ступеньку вслед за Ульфом. Как тут все просто. Уложил в постель, наутро назвал женой – и все, ты замужем теперь.
Хотя нет, припомнила она. В Ульфхольме ещё сделают надпись на каких-то родовых камнях. То есть распишут их по-местному…
Ульф потянул за руку, и она зашагала по проходу. Со всех сторон на неё смотрели – правда, во взглядах не было ничего унизительного. Люди Ульфа глядели спокойно, с любопытством, с интересом, не более того. Разговоры понемногу стихали.
– Я, Ульф Ормульфсон, говорю всем! – рявкнул Ульф, остановившись возле носа – и разворачиваясь к людям.
У Светы от этого крика зазвенело в ушах. Ульф выпустил её руку – но тут же вцепился в плечо.
– Что эта женщина, Свейтлан Холегсдоутир – моя жена! Если кто-нибудь о ней спросит, скажете то, что услышали сегодня! Если кто-то об этом промолчит или забудет, я напомню – и не только на словах!
Ульф сделал паузу – а потом вдруг негромко добавил:
– Все. Теперь займитесь делом. До Хрёланда ещё есть время. Сигвард, четыре человека на нос, четыре на корму. Пусть попрыгают с обычными мечами.
Он снова поймал Светину руку – и резво потащил к люку. Она торопливо пошла следом, растеряно размышляя – и это все? Вышел, назвал женой, поволок обратно. И все?
Ульф довел её до каюты. Захлопнул ногой дверь, бросил:
– Что-то не так, Свейтлан?
Она сдавлено вздохнула. Заставила себя улыбнуться, хоть и подумала с легкой грустью, глядя ему в лицо – хочу белое платье.
Вот только в этом мире, если хочешь белого платья, то нужно сшить его самой. А то и ткань соткать…
Ульф издал глухой звук – словно прочищая горло. Неожиданно обнял, пробормотал, склоняясь так, что его губы коснулись её уха:
– Это не настоящая печаль. Так, мелкая печалька… но ты должна побыстрей выучить наш язык, Свейтлан. Чтобы в следующий раз высказать все, что у тебя на уме. Я знаю, ты пытаешься учить. Но наши слова, похоже, смешались у тебя в голове в кашу. Сделаем так – в один день ты будешь запоминать десять слов. Не больше, чтобы не путаться. Но и не меньше. Пять утром, пять вечером. И через месяц, а то и раньше, ты начнешь говорить. Повторяй за мной. Смотреть. Идти. Драться. Жить. Любить…
Ну прямо квинтэссенция его жизни, мельком подумала Света, торопливо проговаривая то, что он сказал.
ГЛАВА 5
Грюпанг, раскинувшийся по берегам большого вытянутого залива, приближался. Горбатые дерновые крыши издалека походили на желтовато-зеленые волны, стекавшие к берегу с невысоких, пологих гор вокруг залива.
Ульф, стоя на носу, и рассматривая корабли у причалов, вдруг уловил знакомый запах. Ветер задувал в правый борт, так что он для начала бросил взгляд через правое плечо.
Свейтлан стояла на палубе чуть поодаль – у планширя, глядя на город. Уже умытая, причесанная, в его рубахе и штанах, слишком свободных для неё, больше похожая на мальчишку, чем на женщину. Недлинные волосы это сходство лишь подчеркивали…
Ничего, решил Ульф, снова переводя взгляд на причалы Грюпанга. Волосы со временем отрастут. И она перестанет походить на рабыню, которым длинные волосы не положены.
А в городе он отведет Свейтлан в дом Ингульфа, волка, служившего Ульвдану. Купит у него несколько платьев – у того, по слухам, были две дочки. И обе на выданье. У девчонок наверняка есть готовые наряды в приданом, и немало. На его марки они купят тряпья на десяток новых платьев, так что никто не останется в обиде…
А Свейтлан заодно вымоется горячей водой и поест домашней еды.
Но ещё через пару мгновений Ульф разглядел у одного из причалов драккар, над которым лениво колыхалось алое знамя, помеченное черной росомахой – знак конунга Олафа. Рядом замер ещё один корабль, с красной лентой флажка, падавшей с мачты.
Торгейр, старший сын конунга, был в Грюпанге.
Плохо, подумал Ульф. Придется первым делом сходить к Торгейру. А он-то хотел рассказать дурные вести Ульвдану – и пусть ярл сам шлет корабли в море, на поиски драккаров Торгейра, чтобы передать тому весть о пропаже отца…
На следующее утро Ульф собирался отплыть в Ульфхольм. Этой ночью его жизнь опять круто поменялась – уже в который раз после того, как Свейтлан появилась в его мире. Учитывая, что она не способна даже попросить за себя достойное вено – её лучше не отпускать, добром это не кончится.
И чем позже люди узнают о её даре, тем лучше. Парней со своего драккара Ульф уже предупредил, чтобы они помалкивали о Свейтлан. Конечно, рано или поздно кто-нибудь все равно проболтается – люди есть люди.
Но это случится не сразу. Им ещё нужно будет вернуться в Нордмарк…
А рассиживаться на Хрёланде Ульф не хотел. И позволять Свейтлан опробывать здесь руны – тоже. По пути к Ульфхольму лежала пара безлюдных островов…
Но теперь придется встретиться с Торгейром.
Ульф вцепился в планширь, рассматривая быстро растущий драккар под алым стягом.
***
В каюте Торгейра, в отличие от его собственной, сундуков стояло несколько. Имелась даже кровать. Ульф мазнул по ней взглядом – из-под мехов высовывались углы подушек, обтянутых серо-голубым полотном, с вышитыми на них черными росомахами…
Старший сын конунга, войдя в каюту первым, кивнул на один из сундуков.
– Садись. И выкладывай новости – раз уж не захотел сообщать их при всех.
– Я постою, – спокойно сказал Ульф. – У меня дурные вести, Олафсон. Гудбранд отправил меня сюда, чтобы передать – конунг Олаф исчез…
Торгейр выслушал Ульфа молча. Нахмурился, когда оборотень упомянул о бегстве темных альвов. Потом, услышав о трех стругах огненных, почему-то очутившихся у Лафейских островов, где должен был пройти драккар с вестями из Нордмарка, досадливо поморщился.
И бросил, внимательно глядя на Ульфа:
– Полагаю, оборотни моего отца знают чуть больше того, что ты сейчас рассказал, Ульф. Когда-то ты принес клятву конунгу Олафу – быть ему верным, служить честно… разве сын Олафа не должен знать то же, что и ты? Хотя бы для того, чтобы понять, откуда начинать поиски? Или кому отомстить, если что?
Чуять Торгейр не может, мелькнуло у Ульфа. Значит, он его просто прощупывает. Беда в том, что в словах сына конунга была своя правда. Он когда-то принес клятву Олафу…
– И потом, если мой отец так и не найдется, – тихо заметил Торгейр, – разве оборотням не пригодится доброе расположение нового конунга?
Он прав, угрюмо подумал Ульф. И буркнул:
– Это всего лишь догадки… и то, что я видел в Нордмарке.
– Выкладывай все, Ульф, – быстро потребовал Торгейр.
А затем с бесстрастным лицом выслушал известие о том, что глава оборотневой стражи, Гуннульф, уверен – конунг уже мертв. Снова нахмурился, когда Ульф начал рассказывать о смерти колдуньи. И том, что в её доме побывал инеистый.
Потом Олафсон молча подставил руку, принимая протянутые Ульфом четыре костяшки с рунами. Те, что оборотень подобрал возле тела Ауг. Уронил, рассматривая их:
– Одал, Тейвас, Урус и Альгис…
Руна наследная, руна копья, руна бури – а ещё лосиная, или руна божьей защиты, молча подумал Ульф, припомнив то, что в детстве рассказывал отец, обучая его письму.
Правда, руны, когда он их нашел, лежали перевернутыми. Выходит, их значение уже поменялось…
– Ты их понюхал? – задумчиво спросил Торгейр. – От костяшек пахло только той старухой, Ауг? Или кем-нибудь ещё?
– Нет, – бесстрастно ответил Ульф. – Но на них была кровь – а она смывает многие запахи. Кроме того, их мог разложить инеистый. Инеистые йотуны не пахнут.
– Значит, то ли колдунья сама разложила руны… – протянул сын конунга. – То ли это сделал йотун, который её убил. Тогда это ложный след. Что ты знаешь об этих рунах, Ульф? Говорят, волки называют их немного по-другому, не так, как мы.
Ульф на мгновенье задумался.
– Одал, или Отфил – это наследная руна. Означает полученное наследство… но если её перевернуть, то выходит уже потеря. Тейвас, или Тивар – руна копья. Означает удар, попадающий в цель. Перевернутая – промах. А Урус, или Урур – руна бури. Или руна грозы, дождя. Если её перевернуть, то, наверное, это уже затишье…
– Перед бурей, – вдруг уронил Торгейр.
И красивое, уверенное лицо его внезапно стало значительным. Ульф, по запаху уловив, что сын конунга собирается что-то сказать, замолчал.
– Кто-то затеял нечто большее, чем просто убийство конунга Эрхейма – а в смерти отца я после твоих слов уверен, – объявил Торгейр. – Как ты думаешь, кто может стоять за всем этим, Ульф?
Оборотень усмехнулся про себя – но на лицо его усмешка не вышла. Люди любят говорить много слов…
– Гудбранд, – бросил Ульф, зная, что именно этого от него ждет Торгейр.
Хотя на самом деле Ульф был уверен в одном – все случившееся младшему сыну конунга и не по зубам, и не по плечу. Но это дело людей, не его…
– Думаю, Гудбранд надеется, что станет конунгом вместо отца, – отрывисто бросил Торгейр. – Хотя возможно, что тут нечто большее. И Гудбранда лишь используют. Тогда за ним кто-то стоит. А что скажешь ты, Ульф?
Что тут можно сказать, кроме того, о чем и так болтает весь Нордмарк, нехотя подумал Ульф.
И проворчал:
– Гудбранд с детства дружен с Сигтрюгом, сыном твоей тетки Сигню и ярла Хёгни. А ещё говорят, будто Сигтрюг увлекается сейдом…
Торгейр решительно кивнул.
– Да, сейдом. Магией, которой недостойно заниматься мужчине и воину. Я слышал, что в поместье ярла Хёгни творятся странные дела. Мне нужно вернуться в Нордмарк, Ульф. Но ярл Ульвдан опасается нападения на Грюпанг. Только поэтому ты застал меня здесь с двумя драккарами… Ульвдан попросил время от времени заглядывать в гавань, проверять, как тут дела. И он не поймет, если я вдруг оставлю Хрёланд без этих кораблей. Ему ещё придется посылать драккары обшарить море к югу от Лафейских островов. И выяснять, как они смогли зайти так глубоко в наши воды, никем не замеченные.
Торгейр сделал паузу, затем объявил:
– Так что я оставлю свои драккары здесь, а ты доставишь меня в Нордмарк. И поможешь разобраться с тем, что там творится. А потом я тебя отпущу в твой волчий город.
Ульф вдруг ощутил, как у него дернулась, задираясь, верхняя губа. Заметил сдержано:
– Но мы можем опять наткнуться на огненных. У Лафейских островов мне просто повезло. Один драккар – это слишком мало для сына конунга…
– Не прибедняйся, Ульф, – резко сказал Торгейр. – Это твой драккар, и его достаточно, чтобы доставить меня в Нордмарк. Кстати, я хотел бы ещё раз услышать рассказ о той битве с огненными. И во всех подробностях.
Ульф посмотрел на него равнодушно – хоть так и подмывало оскалиться.
Свейтлан на «Черном волке». Только Олафсона там и не хватает…
– Я сын твоего конунга, – негромко напомнил вдруг Торгейр. – И следующий конунг Эрхейма. Ты же хочешь и дальше служить в морской страже Эрхейма? Или решил опять стать вольным ярлом? Сам знаешь, как мало они живут. А то, что вольные добывают на кораблях инеистых, приносит им мало прибыли. Корабли торгашей до них не доплывают, и все по половинной цене скупают люди конунга…
По половинной – это ещё хорошо, подумал Ульф, вспоминая прежние деньки, когда он плавал на потрепанном кнорре вместе с братом отца, Бёрульфом. Там и оставшимся там, в северных водах, граничащих с морем вокруг Нифльхейма, земли инеистых йотунов.
– Я сейчас отправлюсь к Ульвдану, – спокойно сказал Торгейр. – Расскажу ему новости. А потом приду на твой корабль. Пополни запасы, если нужно. Но поторопись.
– Боюсь, на моем драккаре не найдется такого ложа, Олафсон, – грубо сказал Ульф.
И перевел взгляд в угол, на кровать.
– Ничего, переночую на нарах, вместе с твоими людьми, – бросил Торгейр. – Да, со мной ещё будет человек двадцать моей личной охраны. Но они могут лечь на палубе, наверху. Сейчас по ночам тепло, конец лета.
Придется запереть Свейтлан в каюте, решил Ульф. Два дня до Нордмарка… а что потом?
Показывать её Торгейру не хотелось. Тот начнет спрашивать, кто она, откуда. Где волк её нашел. Будет присматриваться…
Ульф стиснул клыки, внезапно осознав, что хочет запереть жену вовсе не из-за этого. Торгейр по-мужски красив – видный мужик, рослый, с ровными чертами лица. Из тех, что нравятся бабам. И сын конунга.
А ещё он из тех, кто может предложить Свейтлан защиту и немалое богатство – за её дар. И нет сомнений в том, что Торгейр все это предложит, как только узнает о ней правду.
Но при этом он может ещё и понравиться Свейтлан. Как человек, как мужчина.
В памяти Ульфа вдруг всплыло воспоминание – Свейтлан, разглядывающая возле причала в Нордмарке того красавчика, светлого альва. Её заворожено-восторженное лицо. Изменившийся запах…
А теперь другой красавчик, но уже человек, без зверских привычек светлых альвов, окажется рядом со Свейтлан. На его драккаре.
Вот чего я боюсь на самом деле, угрюмо подумал Ульф. Снова учуять её изменившийся запах, зная при этом, что красивый сын конунга рано или поздно узнает о Свейтлан. И отправит к ней своих посланцев, и предложит другую жизнь – стать щитом и копьем молодого конунга…
– Иди, Ульф, – велел Торгейр тем временем. – Готовься к отплытию. Помни, я не забуду того, кто оказался рядом со мной в трудное время. Я знаю, как мой брат Гудбранд относится к оборотням. Полагаю, он уже выгнал всех твоих сородичей из Нордмарка. Это плохо, потому что люди и оборотни должны дружить. Мы вам нужны, чтобы молодым волкам было на ком жениться. Вы нам нужны, потому что волки слишком хорошо воюют…
Сын конунга махнул рукой по направлению к двери, давая знать, что разговор окончен. Ульф молча развернулся и вышел.
Надо было уйти в Ульфхольм, как советовал Гуннульф, угрюмо подумал он, выходя на палубу. Но – клятва. В конце концов, конунг Олаф заслуживал того, чтобы его старший сын узнал, что случилось с отцом. И от Торгейра кожу под гривной не жжет. Для всех будет лучше, если именно он станет новым конунгом Эрхейма…
Но как быть со Свейтлан?
Её все равно придется выпускать из каюты, подумал Ульф. Хотя бы иногда – чтобы умылась, сходила в отхожее место…
И рано или поздно Торгейр или кто-нибудь из его людей её заметит. Излишняя скрытность только вызовет ненужные вопросы.
Скажу сыну конунга, что везу на драккаре жену, решил на ходу Ульф. Будет спрашивать – совру, что удачно купил подходящую рабыню, тут же дал свободу и женился. Тем более что волосы у Свейтлан недлинные. И языка она не знает, как и положено рабыне, недавно привезенной из дальних краев…
Но свободно ходить по драккару и мозолить глаза чужим мужикам ей незачем.
Кожу Ульфа под гривной неприятно зажгло – несколько человек, без дела болтавшихся на палубе, посмотрели в его сторону. Он, не меняясь в лице, в два прыжка выбрался на причал. Заторопился к берегу, думая уже о другом.
Зачем сын конунга решил вернуться в Нордмарк на чужом драккаре? В то, что корабли Торгейра позарез нужны здесь, Ульф не верил. У дальних причалов Грюпанга прямо сейчас покачивались на мелкой волне сторожевые драккары Хрёланда. Пять скидбладниров, таких же, как его «Черный волк».
Может, Олафсон опасается предательства? И полагает, что не вернется в Нордмарк живым, если отчалит на одном из своих драккаров?
Пожалуй, так оно и есть, решил Ульф. Не зря же сын конунга заявил, что согласен спать рядом с воинами из чужого хирда, оставив личную стражу на палубе. И то, что Торгейр сидел здесь, на рейде Грюпанга, не спеша уйти в открытое море, тоже было неспроста.
Все-таки конунг Олаф пропал из собственной крепости, причем пропал уже мертвым, если только Гуннульфа не подвел его нюх… может, Олафсон опасается чего-то подобного? И не доверяет даже своей охране?
Правда, страхом от него не пахло. Только сильной тревогой. И лишь немного горечью – все-таки он только что узнал о том, что его отец, возможно, мертв.
Но Торгейр воин и сын конунга. Его с детства учили загонять страх вглубь, не показывать ничего, не распускать себя…
Я влез в людские игры по самый хвост, мелькнуло у Ульфа, пока он шагал по причалу. Оборотень ощерился, пара человек, несших на один из кораблей мешки с припасами, резко подались в сторону. Под гривной тут же запекло.
Он ускорил шаг, решив на ходу – сначала зайду к Ингульфу за одеждой для Свейтлан. Припасов на обратный путь хватит. За пресной водой люди уже посланы. Главное, успеть вернуться до того, как Торгейр закончит свой разговор с Ульвданом и ступит на палубу «Черного волка».
Впрочем, ярл Хрёланда живет на дальнем конце Грюпанга, его крепость смотрит не на гавань, а на море с южной стороны от бухты. Торгейру ещё надо дойти туда…
Ульф ускорил шаг. Доски настила погромыхивали под ногами, но не прогибались под весом оборотня – на Хрёланде добывали железо и медь, и причалы здесь были сделаны на совесть, под тяжелые тележки с крицами и готовым товаром. Самым разным, от мечей до медных светильников и посуды…
***
Света стояла у борта, разглядывая Грюпанг.
Город лез вверх по пологим горным склонам лестницей из зеленых крыш, над которыми курились дымки. Там, где заканчивались дома, дымные столбы становились гуще и черней.
Крепости тут не было, в отличие от Нордмарка. От небольших площадей на берегу растопыренными пальцами уходили в море причалы. К воде между ними стекали неширокие улочки, у конца каждой покачивались лодки.
Корабли в гавани мало походили на драккар Ульфа. Тут были суда и покрупней, и помельче «Черного волка». Но у большей части на мачтах имелись паруса. Кое-где шла погрузка-выгрузка…
Люди Ульфа стояли на палубе, часть даже перебралась на причал. Вокруг неё было оставлено пустое место – широким полукругом, показательно. К Свете никто не подходил, она тоже ни с кем не пыталась заговорить.
Кто их знает, эти средневековые нравы, думала Света, глядя на город – и вдыхая воздух, в котором солено-йодистый запах моря мешался с кисловатым привкусом дыма. Может, теперь, когда она стала женой Ульфа, разговор с ней грозит его воинам неприятностями? Она жена их командира, вдруг с ней не положено болтать просто так, не по делу…
Света так и стояла, разглядывая город и людей на ближайшей площади – одетых в яркие, разноцветные рубахи. А потом на причале показался отряд. В сторону «Черного волка», выстроившись по двое, шли высокие мужики. Все в доспехах, усаженных бляхами темного металла. В таких же шлемах.
Только человек в голове отряда шел с непокрытой головой. И был без доспеха, хоть и с мечом на поясе. Длинные, светло-каштановые с рыжиной, волосы. Красивое лицо – уверенное, с широким, упрямым подбородком, с густыми бровями вразлет, с ровным носом…
Отряд остановился у сходни, перекинутой на причал с драккара Ульфа. Теперь уже можно было разглядеть заплечные мешки за спинами пришедших. Мужчина без шлема и без доспеха, стоявший впереди, громко спросил:
– Где Ульф?
– Ярл в городе! – крикнул в ответ один из людей Ульфа. – Приветствуем тебя, Торгейр Олафсон!
Тот, кого назвали Торгейром, тут же молча зашагал по сходням – ещё с причала бросив внимательный взгляд на Свету. Она напряглась…
Может, вернуться в каюту, мелькнула у неё быстрая мысль. Но раз теперь она жена Ульфа, разве не нужно узнать, кто пришел на его корабль? И посмотреть, что будут делать пришедшие?
Следом за Торгейром по доскам сходен двинулись люди в доспехах. Команда «Черного волка» им не препятствовала – наоборот, люди Ульфа отступили к носу и корме, освобождая место для идущих.
Значит, это не враги, подумала Света.
Торгейр тем временем двинулся к ней. Остановился всего в паре шагов – и спросил с едва заметным оттенком пренебрежения в голосе, равнодушно рассматривая Свету:
– Кто это?
Она беспомощно оглянулась в сторону людей Ульфа, толпившихся теперь у неё за спиной.
– Жена ярла, – объявил кто-то. – Наш ярл женился этим утром… вернее, этой ночью.
На лице Торгейра мелькнула ухмылка – но тут же пропала.
– Ульф женился? Прямо в море? Мне он об этом не сказал. Как тебя зовут, жена Ульфа?
