Текст книги "Руна на ладони (СИ)"

Автор книги: Екатерина Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Надо же… даже веснушки пропали.

А следом он крутнул гривну, переложив серебряный витой жгут на загривок – и его шею, поросшую молочными волосками, ниже кадыка перечеркнула толстая цепь, соединявшая сзади концы гривны. Тоже серебряная.

Света вдруг потянулась вверх. Ульф застыл, приподнявшись на локте, когда она поцеловала бледно-розовый рубец у него на груди. Подбородок и нос защекотала светлая поросль…

И пальцы сами легли на живот Ульфа, впалый, неровно-жесткий. Погладили, запутавшись в молочных шерстинках, росших там дорожкой.

Ульф глубоко вздохнул, спросил сбивчиво, когда Света коснулась губами его шрама:

– Моя шерсть… может, тебе неприятно? Если хочешь, в Ульфхольме сбрею все ниже шеи. Чтобы было гладко, как у тебя тут.

Его рука погладила кожу в том месте, где у Светы начиналась линия бикини. Один из когтей скользнул по складке между бедром и холмиком под животом, добрался до ягодицы.

А у Светы перед глазами вдруг встало яркое, почти пугающее видение – Ульф с бритым торсом…

Она фыркнула, помотала головой. И, обхватив его, прижалась лицом к широкой груди. Щекой ощутила твердые, тяжелые пластины мышц под густой порослью, вдохнула запах – моря, соли, мужского пота, ещё чего-то, напоминавшего о травах.

Затем ладонь Ульфа поймала её подбородок. Надавила, заставив вскинуть голову. После поцелуя в губах осталось ощущение сладкой, ноющей немоты.

– Теперь лежи, – приказал вдруг он, оторвавшись от неё.

И Света замерла.

Его ласки опять были пугающе нечеловеческими. Сегодня даже более звериными, чем в прошлую ночь. Горячий язык вылизал соски. Клыки то и дело прихватывали кожу грудей – легко, словно играя…

А когда она, задохнувшись, вцепилась в его плечи, Ульф отвлекся. Проложил цепочку стремительных то ли поцелуев, то ли укусов от её локтя к плечу – оставив на коже легкие розовые следы.

И снова накрыл ртом одну из грудей. Язык примял сосок, по влажной коже скользнули клыки.

Пальцы Ульфа, лежавшие на талии Света, там, где начинался изгиб бедра, безостановочно сжимались и разжимались, проходясь по коже гребнем. И это – тоже звериное…

Но мысли у неё путались, и последнее, что Света подумала – неужели его первой жене все это не нравилось? Жадные, пусть и не человеческие ласки, яростный напор, когда от тебя ничего не ждут, а лишь дают, и дают щедро…

А потом пальцы Ульфа откинули одно её колено в сторону. Затупленные когти скользнули по коже, все ниже и ниже, и её выдох обернулся тихим стоном. Само так получилось, она этого не хотела. Удовольствие, зарождавшееся между ног – и темной волной текущее по телу, было горячим, жарким, почти болезненным. Смывающим всякий стыд.

Ладонь Ульфа накрыла холмик под животом, когти нырнули в мягкое, нежное. И язык скользнул по набухшему соску чуть сильней, приминая его…

Света глотнула воздуха, прошептала, забывшись, на своем языке:

– Пожалуйста!

Удовольствие было слишком сильным. Удовольствие становилось почти мучительным – и ей хотелось, чтобы оно наконец закончилось, завершившись тем, чем кончалось не один раз в прошлую ночь.

Ладонь, мучившая её, вдруг исчезла. Когти, уходя, напоследок погладили нежные складки между ног – теперь влажные, скользкие.

Ульф, хрипло хмыкнув, скинул штаны. Между ног Светы вклинилось его бедро, потом по соскам, ставшим странно чувствительными после поцелуев, колко прошлась поросль на его груди. Соскользнула от движения Ульфа гривна, коснулась её подбородка, зацепилась за него, заставив вздернуть голову…

Она расслабленно, как во сне, вернула серебряный витой жгут на место. Обхватила ладонями его шею. Глаза Ульфа горели сверху – янтарем, жарким, солнечным. Между её ног, раздвигая их ещё шире, вклинилось второе бедро.

Он вошел в её тело медленно, бережно. Его плоть раздвинула вход – и Света, как и в прошлую ночь, ощутила легкую болезненность, когда Ульф замер, войдя, насколько мог. Все-таки он был великоват для неё…

А возможно, и не только для неё.

– Пока не родишь, – пропыхтел вдруг Ульф. – В полную силу не трону. Свейта…

Он потянулся, кончиком когтя смахнул пару шерстинок, прилипших к её щеке. И двинулся, выскальзывая. Света зажмурилась, ощущая, как покачивание корабля сливается с движениями Ульфа.

Наслаждение толчками билось между ног – вслед за его движениями, вслед за его дыханием над ней. Разворачивалось, нарастало, распускаясь горячечным цветком, заставляя забыть все. Влажная от пота поросль на груди Ульфа скользила по её соскам…

А когда Свету скрутило, и она дернулась, с дрожью стискивая его бедрами – Ульф отыскал её губы. И замер, как-то сгорбленно над ней согнувшись, запечатав ей рот поцелуем, пока она прогибалась под ним, несмотря на его тяжесть.

Потом выдохнул:

– Ещё немного.

Снова двинулся, входя в неё до упора. Света почувствовала плеснувшую в ответ волну удовольствия. Уже слабую, угасающую, одарившую тело напоследок дрожью…

Затем все закончилось – с последним осторожным рывком Ульфа, с его выдохом над ней, глухими обертонами напомнившим вой. Он замер сверху, не двигаясь. Света, уткнувшись в его плечо и не обращая внимания на шерстинки, щекотавшие ей нос, подумала – как же все-таки хорошо.

– Вот ещё и ради этого, – пробормотал вдруг Ульф. – Стоит держаться за человеческую ипостась. Лесные волки этим делом занимаются гораздо реже.

Света тихо, обессилено фыркнула. Ульф шевельнулся, выходя.

И осталось только зыбкое покачивание палубы, на которой была расстелена постель. Да ещё жаркое тепло его тела у левого бока.

– Торгейр считает, что во всем виноват Гудбранд, младший сын убитого конунга Олафа, – вдруг сказал Ульф.

Она обессилено перекатила голову по подушке, посмотрела на него. Ульф лежал, подперев голову рукой – глаза закрыты, лицо расслаблено. Словно дремал. Только ноздри подрагивали.

– Торгейр старший сын конунга, был на Хрёланде, когда Олаф исчез. И он полагает, что за Гудбрандом стоит Сигтрюг, сын их тетки, сестры конунга. Говорят, Сигтрюг балуется колдовством. Что для мужчины позорно. Магия и прочие штуки – для слабых женщин. Мужчина должен биться мечом. Надо сказать, о Сигтрюге ходят недобрые слухи. Было несколько поединков, которые он сам затеял, оскорбив людей. Причем все, кого он вызвал, погибли. Кто-то споткнулся в начале драки, кто-то пропустил удар, словно разучился держать меч. Кроме того, люди ярла Хёгни, отца Сигтрюга, часто прикупают новых рабов. Похоже, в их поместье они мрут как мухи. А ещё болтают, будто Сигтрюг может обернуться волком, птицей… или любым другим зверем, по своему выбору.

– Волком? – изумленно спросила Света.

И Ульф открыл глаза. Объявил хрипловатым голосом:

– Я в это не верю. Сигтрюг не дурак, чтобы начать перекидываться в зверя на людях. И не думаю, что кто-то встретился в лесу с волком, который взял да и сказал человеческим голосом – здравствуй, путник, я Сигтрюг Хёгнисон. Это просто бабьи сплетни. Другое дело, что в поединках ему странно везет. И рабы в их поместье умирают…

– Ауг, – вдруг бросила Света. Вскинула руку, коснулась его плеча. – Нордмарк, Ульф. Смотреть – волком! Ты!

Он приподнялся – и ткнулся губами в её ладонь, лежавшую на его плече. Поцеловал, заявил, расслаблено блеснув желтым взглядом:

– Вспомнила, каким увидела меня в доме Ауг – и то, как я начал там перекидываться? Тогда я был зол, Свейта. Старуха пообещала мне невесту, я прождал всю ночь – а ты появилась слишком поздно. Однако мой волк всегда живет во мне. И при первой же возможности он высовывается наружу. Поэтому я могу не сдержаться… особенно если считаю, что кто-то заслужил урок. Но Сигтрюг человек. Я не раз и не два оказывался рядом с ним – и ловил его запах. Если он и превращается в волка, то использует для этого какое-то колдовство. Или зелье. Что-то, что применяет сам, намеренно. А такими делами на людях не занимаются.

Он смолк, и Света нетерпеливо сказала:

– Нордмарк, Ульф. Торгейр. Идти, драться?

Ульф широко улыбнулся, открывая клыки.

– Так мало знать, и так много спрашивать…Торгейр хочет, чтобы мы вдвоем – только он и я – пошли в крепость. Темные альвы проложили туда подземный ход. Мы войдем в дом конунга ночью, тайно.

Они пойдут убивать, подумала Света. Один человек и один оборотень. А в крепости наверняка полно людей. Значит, захватить её они не смогут. А вот убить кого-то, прокравшись тайком…

Такие тут времена и нравы, мелькнула у неё безрадостная мысль. Ладонь соскользнула с его плеча.

Ульф вдруг потянулся, коснулся губами виска Светы. Тяжелая рука, покрытая молочным пухом, легла ей на грудь

– Запах изменился, – пробормотал он. – То, что придумал Торгейр, разумно. Подумай сама, Свейта. Старший сын конунга уверен, что младший, Гудбранд, убил их отца и пытался прикончить его самого. И похоже, что Гудбранд надеется стать хозяином Нордмарка – но при этом не может быть хозяином даже себе, раз за ним стоит Сигтрюг. Прольется много крови, пока сыновья конунга не выяснят, кто кем станет. Торгейр это понимает. Он мог бы явиться в Нордмарк со своими драккарами, объявить себя конунгом по праву старшинства… но выбрал другой путь. Тайное возвращение, несколько смертей. И в Нордмарке не умрет куча народа, когда братья сцепятся. Все решится за одну ночь.

– Ульф драться? – немного мрачно спросила Света.

Прозвучало глуповато, но тут уж она ничего не могла поделать. С её-то жалким словарным запасом…

Ульф улыбнулся, прошелся губами по её щеке и краешку рта.

– Я просто схожу, спрошу Гудбранда о том, что на самом деле творится в Нордмарке. И перекинусь парой слов с Сигтрюгом. Надеюсь, он будет в крепости. Хочу узнать, что за колдовство было использовано для убийства конунга. Вдруг моя догадка верна – и кто-то, как ты, владеет магией рун? Теперь поговорим о тебе. Завтра вечером мы подойдем к берегу неподалеку от Нордмарка. Я уйду, оставив тебя на «Черном волке». Охрану Торгейра высажу на берег, ни к чему чужим мужикам болтаться на моем драккаре. Сигвард и Викар знают несколько слов управления, их хватит, чтобы увести «Волка» к Ульфхольму, если что-то случится. Но до завтрашнего вечера ещё есть время. И будет хорошо, если ты кое-что узнаешь. Руны щита и копья уже запомнила?

Света кивнула – но тут же мотнула головой. Движение вышло смазанным, потому что лицо Ульфа было слишком близко, и носом она стукнулась о его нос.

– Я, – объявила она на наречии Ульфа, – идти. Смотреть. Должна! Я – запомнила руны!

– Последнее, что мне понадобится в крепости – это женщина у меня на хвосте, – спокойно сказал Ульф. – И почему-то мне кажется, что ты завизжишь, когда на твоих глазах кого-то прирежут. Или начнут допрашивать. Все женщины визжат. К тому же я твердо намерен вернуться. Все, что я говорю – это лишь на всякий случай. Схожу-ка за едой, а то в брюхе пусто. Ты тоже не обедала…

Он встал, начал одеваться. Света села, подобрала одежду, лежавшую на постели у самой переборки. Натянула рубаху, посмотрела вслед Ульфу, уже подошедшему к двери.

Возможно, он был прав. Они идут, чтобы убивать…

Мысль об этом вызывала холодок испуганного отвращения.

Да, это не Земля двадцать первого века, грустно подумала Света, обнимая колени – и глядя в окно, за которым по голубому небу ползли далекие облака. Никаких понятий о гуманизме…

Впрочем, в словах Ульфа присутствовала некая глубинная справедливость. Если свары между сыновьями пропавшего конунга не избежать – всем будет лучше, если они выяснят все между собой, не вовлекая в это дело кучу народа. Меньше крови прольется.

Вот только Ульф…

Света нахмурилась. Если во всем замешана магия рун, то в крепости он может наткнуться на человека, владеющего ей.

Есть же руна огня, с ужасом припомнила она. и его могут сжечь заживо. Наверно, могут. Или рабья руна. Что будет, если Ульфа превратят в существо, подчиняющееся чужим приказам?

Но смогу ли я что-то сделать, в панике подумала Света.

И, не в силах больше сидеть, вскочила, подошла к окну. Под босыми ступнями тихо скрипнули доски палубы.

Главное, не визжать, решила она, глядя на море. И выучить как можно больше рун. Если есть рабья руна, как её назвал Ульф – должен быть и знак, который её сводит на нет. Не может быть действия без противодействия.

В крайнем случае ей уже известна руна щита. Вдруг она защищает не только от белых стрел огненных, но и от чужой магии?

Осталось только уговорить Ульфа взять её с собой…

К тому моменту, когда оборотень вернулся, нагруженный едой, у Светы уже созрел план.

– Ульф, – объявила она, не дав ему даже опустить принесенное на сундук. – Я – говорить.

Тот тихо фыркнул, поставил круглый поднос на крышку сундука, повернулся к ней. Разрешил снисходительно, почесав когтистым пальцем грудь в разрезе распахнутого ворота рубахи, над гривной:

– Ну, говори.

– Смотреть, – громко сказала Света. И вскинула ладонь с растопыренными пальцами. – Олаф…

Она провела другой ладонью по горлу, потом загнула палец на вскинутой руке.

– Мертв, – согласился Ульф.

– Гудбранд – идти, Ульф… идти Хрёланд. – Света свободной рукой изобразила волны. Загнула второй палец.

Ульф с непонятным весельем на лице оскалил клыки, следя за ней. Подтвердил:

– Да, младший Олафсон отправил меня на Хрёланд.

– Торгейр, – громко объявила Света. – Торгейр идти Ульф. Говорить – корабль, Нордмарк, Гудбранд.

Она загнула третий палец. Оборотень кивнул.

– Да, старший Олафсон пришел на мой корабль, чтобы вместе со мной отправится в Нордмарк и убить Гудбранда. Тоже вместе со мной. Что дальше?

– Корабль Торгейр идти. – Света опять изобразила волну одной рукой. Кивнула через плечо, на окно, у которого стояла. – Идти Нордмарк. «Черный волк» – стоять. Корабль Торгейр – драться «Черный волк». Ты – не знать.

Она загнула и четвертый палец, Посмотрела на Ульфа внимательно.

Сказанное ею было наспех сляпанной выдумкой. И к тому же не слишком умной, Света это понимала.

Но только это могло подтолкнуть Ульфа взять её с собой. Опасение за её жизнь. А вдруг да…

– Ты хочешь сказать, что корабли Торгейра могут идти за нами следом? – медленно спросил Ульф. – И что они попробуют захватить мой драккар, пока я буду в крепости? Но зачем? И дело в том, что Торгейр не просто так оставил свои корабли на Хрёланде. Он не доверяет своим. Его пытались убить, пока он был у себя в каюте. Ночью, на его драккаре, как сказал Торгейр…

– Как сказал Торгейр, – эхом отозвалась Света.

Внимательно глядя при этом на него. Добавила обличающе, сведя брови на переносице:

– Ты – не знать! Как сказал Торгейр!

Ульф нахмурился.

Доля истины в её словах присутствовала. О покушении на старшего Олафсона он знал со слов самого Олафсона. И то ли было оно, то ли не было…

Но Торгейр приволок с собой два десятка человек – хоть и сказал, что не доверяет людям со своих драккаров. С другой стороны, сыну конунга без личной стражи нельзя, это все-таки не простой воин.

В остальном, что через пень-колоду высказала Свейта, разумного было мало. Пожелай Торгейр отбить его драккар – сделать это следовало на рейде Грюпанга. А ещё разумнее было зазвать оборотня к себе, прикончить, обвинив в измене, и предложить его людям принести клятву уже новому хозяину «Черного волка» – в обмен на их жизнь.

Вот только зачем это Торгейру? Корабли у него есть, ещё один драккар – да ещё бесчестно отбитый у ярла морской стражи Эрхейма – ему ни к чему. Бабья глупость, короче.

Разве что…

Самый ценный груз «Черного волка» на сегодня – это Свейта, подумал Ульф, глядя на ту, что стала его женой. Хорошо, что Торгейр о ней не знает. Не может знать…

Или может?

Надо посмотреть на это все по-другому, мелькнуло у него. Предположим, Олафсон как-то узнал о даре Свейты.

Что будет, если Торгейр спустится вместе с ним на берег – а вернувшись назад, объявит о смерти Ульфа? И поднимется на драккар весь израненный, чтобы Свейта ему поверила? Следом предложит его вдове защиту и немалые почести…

Что сделает Свейта после такого? В Ульфхольме она никого не знает. Вено ей не выплачено, рунная надпись на родовых камнях не выбита. И в Ульфхольм ещё надо добраться…

А тут готовый защитник. Возможно, даже горюющий о смерти Ульфа. Молодой красивый конунг.

Только говорить Свейте о таком не стоит. Случись что, Торгейр будет ей неплохим защитником. И все это может оказаться лишь неверной догадкой. Не мог сын конунга узнать про её дар так быстро, никак не мог.

Разве что от огненных… но это невозможно.

– Как я понимаю, ты твердо намерена отправиться со мной в крепость, – объявил Ульф, раздвигая губы в улыбке, подозрительно похожей на оскал.

Свейта молча кивнула. Напомнила:

– Крепость – человек, руны. Я – знать руны! Драться!

– Чувствую я, ты надерешься, – проворчал Ульф. – Но руны учить мы будем. Вот прямо сейчас и начнем. Главное, не пытайся пока их использовать. Не касайся их, просто смотри и запоминай. А там посмотрим…

Он подхватил с подноса короткий нож, заодно сунул в рот кусок вяленого мяса. Отошел к переборке в углу за дверью – и пока жевал, тремя короткими движениями вырезал на досках знак. Сказал Свейте, уже стоявшей у него за плечом:

– Это – руна Феху, или Фё, как называем её мы, волки. Руна огня. Если перевернуть, то будет уже вот такой знак.

Ульф стремительно вырезал рядом ещё одну руну.

– В таком положении Фё означает угасание. Смотри внимательно. Потом на всякий случай я все это соскребу. Чтобы ты ненароком не коснулась – и не подожгла мою каюту.

Нож снова с шорохом скользнул по доскам, нанося на темно-янтарное дерево следующий знак – Урур, руна бури.

***

Свейта, поклевав что-то с подноса и постояв перед рунами, вырезанными на переборке, начала зевать.

Ульф, заметив это, соскреб большую часть знаков. Оставил лишь те, что показались ему безопасными – руну наследства и женскую, знания, урожая, рассвета…

К Гьиоф, свадебной руне, он тоже не прикоснулся. Подумал, ухмыльнувшись – пусть красуется. Может, хоть она принесет ему удачу. И жена останется с ним, не устанет после нескольких лет, не поступит так, как Тюрдис…

Ульф поморщился. Сказал, повернувшись к Свейте, снова торчавшей у него за спиной:

– Сейчас отдыхай. Для человека этой ночью ты спала слишком мало. Из каюты не выходи – на драккаре полно чужих. Разве что до нужника можешь сбегать.

Свейта кивнула – и снова зевнула. Ульф, глядя на неё, вдруг вспомнил, что в одной из кают теперь спит Торгейр. То ли спит, то ли…

– Вот что – давай я сам тебя туда провожу, – бросил он. – Прямо сейчас. Так будет спокойней. Олафсон здесь. Кто его знает, может, он и впрямь что-то затеял. С этими конунгами и их сыновьями никогда нельзя быть уверенным… я тебя отведу, приведу обратно, закрою – и спи спокойно.

Она снова кивнула. Глаза у неё уже спали.

А потом Ульф стоял на палубе – и размышлял. Вдоль бортов сидели и лежали люди Торгейра, от них время от времени волнами наплывал запах, отдававший неприязнью. Гривна на груди в ответ на это стремительно теплела…

Но не жгла, так что людская неприязнь не мешала ему думать.

Может, он и впрямь плывет в ловушку?

Торгейр мог соврать про покушение. Но рассказ про запах соснового леса посреди моря, про дыру в переборке… все это очень уж напоминало пущенную в ход руну Врат.

Значит, Олафсон или видел убийцу, попавшего в его каюту именно так, как он описал – или знает о забытой нынче магии достаточно, чтобы приукрасить свою ложь нужными подробностями.

И тогда ему известно, как убили его отца. Возможно, Торгейр намеренно упомянул о том, что подозревает своих людей в измене – чтобы хозяин «Черного волка» не забыл высадить его охрану на берег, придя в бухту под Нордмарком…

Двадцать человек. Более чем достаточно, чтобы убить одного оборотня. Для простого человека достаточно и пары умелых воинов.

Ульф нахмурился. Ауг в свое время уверенно пообещала ему, что он получит невесту. Словно уже делала нечто подобное. И теперь ему частенько вспоминались старухины слова – ты получишь даже больше, чем ожидаешь…

Колдунья знала, кто может сюда попасть. Жаль, что вопросами – как, зачем и почему – задаваться теперь глупо. Ауг мертва, спросить не у кого.

Разве что у тех, кто приходил к колдунье до него и получил то же, что и он сам, мелькнуло вдруг у Ульфа. Женщину из Неистинного Мидгарда.

И Ауг могли допросить перед смертью. Инеистые йотуны говорят на человеческом наречии. Как и огненные. А если инеистый, что был в доме колдуньи, связан с кем-то из людей…

Тогда лучше сразу предположить, что Торгейр может знать о даре Свейты. Не зря же Олафсон прибежал на драккар, пока сам он был в городе. Возможно, хотел посмотреть на Свейту?

Никогда не считай себя умней человека, вспомнил вдруг Ульф одну из волчьих поговорок.

Когти вонзились в доску планширя.

Хорошо лишь одно, решил он, не спеша их вытаскивать. Как и ему, тем, кто может знать о даре его жены, озлобленная, несчастная Свейта не нужна.

Более того, она со своим даром тогда будет для них смертельно опасна. Значит, силой её никто не станет отбивать. Попытаются обмануть, увести хитростью, посулами…

Как поступил он сам.

Предположим, подумал Ульф, что все эти догадки верны.

Тогда Торгейр дождется, пока он расправится с Гудбрандом и Сигтрюгом, а потом прикончит и его. Следом придет к Свейте с печальными новостями. И утешит горюющую вдову…

И драккары Олафсона могут сейчас идти за ними следом. Если Торгейр приказал ярлу Грюдди привести корабли в определенную бухту под Нордмарком, чтобы наутро драккары были под боком, на всякий случай…

Ульф шевельнул пальцами, выдирая когти из доски. И пригладил подушечками пальцев быстро зарастающие ямки на планшире.

Умирать ради того, чтобы Торгейр потом мог утешить его вдову, он не собирался.

Но Гудбранда тоже хотелось бы послушать, подумал он.

В любом случае, все выяснится уже там, в Нордмарке. Прав он или нет. Затеял Торгейр только убийство брата и Сигтрюга – или же решил в одну ночь загрести все, что можно. Пока Свейта не знает языка, не разбирается в местных людях – управлять ею легко.

***

Вечером Свету разбудила рука Ульфа, скользнувшая по плечу.

И, уже просыпаясь, она услышала, как он вздохнул. Потом ощутила на щеке тепло его губ. Сонно улыбнулась, открывая глаза.

Ульф склонился над ней, пробормотал:

– Свейта…

– Торгейр, – хрипловатым со сна голосом тут же объявила Света. – Нордмарк, я – идти. Сила рун – я.

Он ткнулся ей в щеку носом, фыркнул. И негромко заявил:

– Собралась меня защищать, Свейта? Мелкая, слабая, с гладкой кожей. Да, именно тебя мне не будет хватать в крепости. Без тебя – никак!

Пальцы Ульфа уже запутались в её прядях, всклокоченных со сна. В следующее мгновенье она ощутила его губы на своей шее…

И подумала возмущенно – отвлекает.

Но руки её жили своей собственной жизнью. Света стянула с его волос кожаный ремешок, пригладила ладонями жесткие рассыпавшиеся волосы…

– Нордмарк, – все-таки выдохнула она, на последних крохах упрямства. – Я – идти.

По коже на горле скользнули клыки. Собрали складку, придавили – не больно, но как-то…

Как-то намекающее.

– А теперь представь, – разжав клыки, пробормотал Ульф, – что по этому месту сейчас прошелся чужой нож. На кое-что ты способна, Свейта. Может быть, даже на многое. Но убить тебя так же легко, как обычного человека. И да, в схватке с огненными тебя защитила руна щита. Но ты… мы с тобой даже не знаем, как это действует.

Свете на мгновенье вдруг стало уютно и тепло – вот от этого «мы с тобой».

Но тут же она подумала, что расслабляться нельзя. Это он так её бдительность усыпляет…

– Возможно, руна щита способна прикрыть тебя только от стрел огненных, – прошептал Ульф. И неторопливо лизнул впадинку над её ключицей. – То есть от того, в чем есть магия. А от клинка в руках человека уже не защитит. Или эта руна срабатывает не всегда. На свой драккар я раз в год приглашаю темных альвов – обновить водную прядь. Может, в следующий раз у тебя ничего не выйдет? Мы ничего об этом не знаем.

Он прошелся языком по впадинке над второй ключицей – а Света вдруг уперлась ладонями ему в грудь. Сказала быстро, добавив слово, которое успела запомнить, слушая Ульфа:

– Идти! Я – надо! В кирепости!

И дернулась под Ульфом, который успел перейти из сидячего положения в лежачее, придавив её всем телом.

Он шумно вздохнул, но перекатился на бок. Спросил было:

– Может, ты…

Но Света уже вскочила на ноги. В два быстрых шага добралась до сундука, на котором лежала её сумка. Выхватила оттуда то, что ей было нужно, затем вернулась.

Ульф тоже приподнялся – и сел на кровати. Смотрел он на неё скорее насмешливо, чем серьезно. Серовато-молочные пряди казались встрепанными, надо лбом опять топорщились короткие волосы.

Света, присев на корточки между раздвинутых колен Ульфа, сунула ему под нос одну из деревянных планок, содранных с рукояти ножа. Поддержала…

Ульф глянул на деревяшку, помеченную руной щита, перевел взгляд на неё. Желтые глаза блеснули.

– Нет. Я не собираюсь…

Света, не дав ему закончить фразу, сунула в ладонь Ульфа небольшой нож – тот самый, что он дал ей ещё на берегу Нордмарка. В кожаных ножнах, со шнурком. Сказала настойчиво, вспомнив те немногие слова, которые успела запомнить:

– Я – сила рун! Надо! Я – идти Нордмарк!

И медленно, демонстративно уложила деревянную планку на свою ладонь, руной к коже. Сжала кулак…

Но встать не успела – руки Ульфа скользнули по её бедрам. Сжались, заставив свести колени и удержав на месте. Нож, который она дала, со стуком упал на доски палубы.

Одно мгновенье оборотень смотрел на неё немигающим желтым взглядом, потом сказал низким, ворчливым тоном:

– Я не причиню боли своей жене – ни клыком, ни когтем, ни стальным лезвием. Я не стану испытывать, на что ты способна, швыряясь в тебя ножом или пытаясь поранить. Забудь об этом. К тому же есть и другое – возможно, нападающий должен желать причинить тебе боль. Или убить, ранить. И лишь тогда руна проснется.

Но если не попробуем – не узнаем, подумала Света.

И вдруг вспомнила о куртке.

***

Свейта внезапно вскинула перед ним одну ладонь – выставила её в странном жесте, словно просила подождать. Кивнула как-то многозначительно, хоть и непонятно…

И выскользнула из захвата рук Ульфа. Правда, держал он её не слишком крепко.

Назад Свейта вернулась, накинув на плечи толстую стеганую рубаху, в которой появилась в доме Ауг. Застегнула на вороте, под горлом, что-то похожее на пуговицу, сообщила, опять показав деревяшку с руной:

– Я – идти!

А следом ухватилась свободной ладонью за пустой рукав, свисавший с её плеча – в который так и не просунула руку. Потрясла им в воздухе, сказала почти с вызовом:

– Ты – драться?

В следующее мгновенье Свейта подтолкнула к нему нож, валявшийся теперь на палубе, между его расставленных ног…

И подтолкнула пальцами босой ступни. Ульф едва успел подавить порыв схватить и сжать её в ладонях. Блеснули влажно-розовым мелкие ногти – такие крохотные по сравнению с его когтями, такие человеческие.

Свейта уже топала к переборке рядом с дверью. Встала там, сжала в кулаке деревяшку, вскинула перед собой. Кивнула в сторону рукава, болтавшегося в воздухе, потребовала:

– Ульф? Да, нет? Испугавшимся?

Он фыркнул. Лениво поднял с палубы нож, вытащил из ножен, Предупредил, посмотрев на неё:

– А теперь замри. Не дергайся и не шевелись.

Свейта возбужденно кивнула. Стояла она лицом к шарику альвова огня, и глаза на свету сияли – словно зеркало лесного озера, дно которого устлано потемневшими осенними листьями…

Ульф метнул нож без особого замаха – а чего там замахиваться? Четыре шага, цель ясно видна. И тряпка, даже не тело. Не говоря уже о доспехе.

Но – не вышло. Нож отлетел, брякнул по доскам у изголовья постели. Свейта что-то восхищенно, неразборчиво выдохнула…

А Ульф нахмурился.

С одной стороны ей нужно осваивать руны. И хорошо, что руна щита её снова защитила.

Но с другой стороны, она опять начнет требовать, чтобы её взяли в Нордмарк.

Вот только брать Свейту с собой Ульф не собирался. В крепости придется идти на кончиках лап, принюхиваясь ко всему – потому что любой, кто попадется навстречу, может оказаться человеком, владеющим магией рун.

Если такой человек, конечно, вообще существует. И служит Гудбранду или Сигтрюгу.

В любом случае, все, на что он может надеяться, это быстрота, нюх и слух оборотня. А какая быстрота, когда на хвосте висит баба? Да не просто баба, а его собственная жена? К тому же – Свейта. Веснушки, упрямый взгляд, слабые руки и ноги…

А ведь ещё придется присматривать за Торгейром, мелькнуло у Ульфа. Может, сын конунга и впрямь собирается от него избавиться. Сделать это в ночной вылазке – легче легкого. Ударить в спину у дверей опочивальни Гудбранда. Или подать знак своим людям на обратном пути, когда они выйдут из подземного хода…

И мечты Свейты о том, что она пригодится ему в крепости, раз руны в её руках оживают – бредни девчонки, никогда не бывавшей в бою. Даже если он столкнется с человеком, владеющим магией рун, толку от Свейты будет мало. Зато погибнуть она может запросто.

Это все равно что отправить сопливого юнца, впервые взявшегося за меч, на поединок с мужиком, уже дравшимся не в одной битве. Знающим, куда и как направить лезвие – в отличие от юнца…

И в это мгновенье Ульф наконец понял, как ему следует поступить. Так, чтобы уберечь жену от всего того, чем могла обернуться её прогулка в крепость – и от глупых мечтаний заодно.

– Я согласен, Свейта, – громко объявил он.

А следом постарался улыбнуться поласковее – раз его клыки Свейту больше не пугали. Пообещал уверенно:

– Ты пойдешь со мною в Нордмарк.

И тут же добавил, чтобы отвлечь:

– А пока попробуем другую руну. Скажем…

Тут Ульф задумался. Какого знака Свейта может коснуться на корабле, не рискуя его повредить?

Пожалуй, только женской руны, Бъяркан. Или Беркан, как её зовут люди. Это ещё и знак Великой Матери. Свейта коснется руны, а он, так сказать, опробует её действие. Она отвлечется, вымотается – и на завтра у неё останется меньше силенок…

Может, после такого у меня все-таки народится волчонок, подумал Ульф. И если что, за ним и за женой потом присмотрят. Главное, не позволять пока Свейте использовать руну знания, Ансус. Вдруг она открывает то, что в голове у собеседника?

Ульф вдруг замер, глядя на Свейту, все ещё ждущую у переборки, когда он назовет следующую руну для пробы.

Что, если она опробует Ансус рядом с Торгейром?

Главное, самому при этом скрыть свои мысли. Не думать о том, что собрался сделать. Конечно, если Торгейр что-то знает о людях, владеющих магией рун, он может поступить так же. Но вдруг Свейта что-то поймет, оказавшись рядом с ним? Это можно позволить, раз интереса к молодому и красивому сыну конунга она не проявила…

Скорее уж наоборот, насмешливо подумал Ульф.

Но даже если Свейта узнает, что замыслил он сам – ничего, выкрутится. Скажет, что ей показалось…