Текст книги "Мелодия Бесконечности. Симфония чувств (СИ)"
Автор книги: Екатерина Голинченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 53 страниц)
– Что-то не так, госпожа? – появившаяся рядом джинния взяла её за руку, которая была ледяной на ощупь и тряслась от напряжения.
– Оставь меня, Тристана... пожалуйста, – устало произнесла Лаура нервно дергающимися губами и медленно развернувшись, тяжело зашагала прочь, – Сделанного не воротишь. Я уже ничего не могу изменить, как бы сильно не хотела этого, ларец открыт, и силу, что была заключена в нем, уже не вернуть назад. Видно, иного я не заслужила. Но в чем его вина? Он виноват, виноват! – зайдя за поворот, она остановилась, устало прислонившись к холодной каменной стене, и закрыла глаза. Из-под темных ресниц по детской розовой щеке скатилась слеза.
Да-да, несомненно, его вина в том, что он предал её, её чувства, убеждала она себя. Не понял и не оценил её особого к себе отношения, променяв его на дружбу Хранителей, вот и пусть сгинет вместе с ними и вместе с ней, с ненавистной Даниэллой, которая неожиданно и надолго заняла место в его сердце, предназначавшееся только ей, только Лауре. Она же всё замечала, как он меняется при одном упоминании о ней, Пусть... Она уже давно привыкла жить во мраке, жить с болью, но почему-то захотелось вдруг заплакать от злости на саму себя. И не знала, засчитать ли себе желанную победу или же признать свое самое большое поражение. Вирус программирует инфицированную душу на саморазрушение и приводит носителя к неминуемой гибели. Хранители продержатся дольше, но у азиата нет шансов против магии ларца: теперь он – смертный, а смертные наиболее уязвимы.
С неизменно грациозным поклоном джинния удалилась. Напоследок сочувственно взглянув на девочку, темнокожий дух покачала головой с длинными белоснежными волосами, глубоко вздохнула и бесшумно исчезла.
Ларец разбит, его уже не собрать, и не вернуть обратно то, что вырвалось оттуда. Лаура зябко поежилась – окружающее тепло не согревало, её тошнило от чувства бесконечного падения в черную пропасть. Обняв себя за плечи, она тихо всхлипнула. Было горько и стыдно, но ещё тяжелее далось признание того, что она совершила непоправимое – прежде всего для самой себя. Захотелось сорваться и догнать его. Остановить, дернув за рукав и доверчиво сжать своими пальцами его ладонь. И попросить отвести её туда, где будет светло и радостно, где не будет боли и всё станет хорошо. На это она так и не смогла заставить себя решиться, но Лаурита всё же успела в толпе незаметно обронить маленький листок бумаги с запиской в карман Ондзи. Вряд ли это могло чем-то серьезно помочь, но таким образом она хоть как-то могла успокоить свою совесть. Захочет ли он прочесть её послание или выбросит, не прочитав? Печаль окутала тяжелым темным покрывалом, украдкой взглянув на темноволосого мужчину с глазами цвета ночного неба, девочка скрылась из виду.
Азиат осмотрелся по сторонам – мимолетное ощущение присутствия Лауриты, и он уже пытался в толпе разглядеть её светлые волосы, её удивительные глаза. И непостижимый прилив тепла окутал сознание от одной только мысли о том, что она может быть где-то рядом. Но её не было, он не увидел её в толпе. Это вызвало лишь грустную улыбку – он снова обманулся, принимая желаемое за действительное. Но где бы не находилась светловолосая девочка с глазами, способными менять свой цвет под настроение хозяйки, он никогда не желал ей зла – даже после всего, что она натворила. До сих пор она была ему дорога, и он нашел в себе смелость признаться в этом.
"Лаура, где же ты?" – мысленно позвал он, но ответа так и не последовало.
Девочка сделав очередной шаг, остановилась и замерла – показалось, или её кто-то звал? Да нет, не может такого быть. Кто знает о том, что она здесь? Лаурита решительно тряхнула головой и продолжила свой путь не обернувшись более. Ах, если бы она могла донести свои чувства на расстояние – он так бесконечно далек от неё, а ведь она так близко, стоит протянуть руку. Сделает ли он это? Спасет ли от боли и одиночества?
Тем временем, семеро из окружавших маленького Алишера и других детей – почувствовали, как усиливается странное недомогание и накатывает желание отрешенно закрыться в собственном коконе от всего окружающего мира. Особенно сильно это действовало на Джона. Противно гложущая душу паника наступала с новой силой. Мужчина оглянулся в поисках мнимой причины своего неприятного состояния. Не заметив ничего подозрительного, Джон досадливо поморщился и беспомощно опустил плечи. А внутри всё продолжало сжиматься, словно огромная змея, всем своим скользким телом обвиваясь вокруг, душила стальными объятиями.
Джон бережно собрал осколки, с трудом подыскивая подходящее вразумительное объяснение, зачем, собственно, он это делает – и пока не находил такового. Что его настолько заинтересовало? Может быть Рафаэль, лучше всех, кого он знал, разбиравшийся в изделиях такой тонкой работы, мог бы объяснить, для чего служит подобного рода вещь, и вместе они восстановили и расшифровали бы так волнующие его таинственные письмена, выгравированные на ней.
Последней промелькнувшей среди сумбура мыслью в голове Джона было то, что не мешало бы отправить детей в более безопасное место – в Небесный Град под защиту Кали и Самаэля. Видел ли Алишер Лауру или другую девочку – неизвестно, но рисковать детьми он не мог и не желал.
Пока разум ещё не заволокло опасной пеленой помрачения, и холодный ветер, нагнавший хмурые, грязно-серые рваные облака, охлаждал больную голову, мужчина отправил брату в Джайпур снимки осколков, сделанных камерой мобильного телефона. Непокорный рассудок продолжал незаметно сопротивляться проклятию, но уже добравшись домой – затопила удушливая волна беспричинного страха и захотелось с головой забиться в раковину собственного подсознания и не реагировать на окружающую реальность, а память услужливо предоставляла все самые зловещие, леденяще кровь и запугивающие картины из недавнего сновидения, подпитывая противоестественную мистическую паранойю. Неужели его сила способна обречь на смерть и разрушение всех и всё, что было ему дорого?
– Сенсей, не возражаете, если я подвезу вас до клиники? – азиат услужливо предложил своему соотечественнику свою помощь.
Доктор признательно улыбнулся, с благодарностью принимая любезное приглашение:
– Благодарю, Танака-сан. Буду вам очень признателен, моя машина сейчас на техобслуживании, так что такое предложение было бы как нельзя кстати.
– Всегда готов помочь, доктор. Надеюсь, вы не против моего общества? – Ондзи шутливо раскланялся, – Думаю, мы найдем, о чем поболтать по дороге, как вы думаете?
Друзьям оставалось только взглядом проводить его автомобиль.
– Не правда ли, она – совершенство? Синева её глаз, золото её волос... Такая женщина заслуживает самого лучшего. Вы согласитесь со мной? Можете ли вы дать ей то, чего она заслуживает? – Ондзи вызывающе посмотрел в карие глаза молодого хирурга.
– К чему вы клоните, Танака-сан? – настороженно нахмурился доктор.
Прищурив свои глаза фиалкового цвета, Ондзи крепче сжал руль:
– Я прямо говорю, что такая женщина, как леди Даниэлла стоит гораздо большего, чем вечно занятой супруг, который в большей мере женат на своей работе, чем на своей очаровательной супруге.
– Вы меня в чем-то обвиняете? – от удивления доктор выгнул бровь.
– Если бы мне так повезло быть женатым на такой восхитительной женщине, – в нем говорила противоестественная зависть, горькая, едкая, жгучая и ядовитая, – я был бы самым счастливым и уделял бы ей гораздо больше внимания. Вас так часто нет рядом, когда вы нужны, что я не удивлюсь, если найдется кто-то другой, кто сможет очаровать её и восполнить недостаток интереса с вашей стороны.
– Какое право вы имеете ставить мне в укор мою работу? Я должен выслушивать всё это? – Джек сердито сжал пальцы в кулак, которым так и хотелось заехать по раздражающей физиономии водителя под влиянием внезапно поднявшейся волны гнева, столь сильного и пугающего, – Остановите машину, я сам доберусь до клиники.
– Как прикажете, сенсей, – хмыкнул Танака, стараясь казаться равнодушным, когда готов был взорваться от переизбытка нахлынувших эмоций, – я предупредил, а дальше дело ваше.
Отвлекшись на перепалку, Ондзи не заметил, как из-за поворота появился автомобиль, оглушительно включивший сирену. Крутой поворот руля, внезапный резкий толчок огромной силы – и всё завертелось перед глазами, а черепная коробка, казалось, взорвалась изнутри. Кровь, стекающая по лицу мешала смотреть, а всё тело болело так, точно представляло собой кровавое месиво из мяса и костей.
Доктор снова пережил тот кошмар, когда лежал на операционном столе – разбитый, с переломанными конечностями, не представляя, будет ли он жить вообще, и насколько полноценную жизнь он сможет вести. Память заботливо укрыла эти мучительные воспоминания в самых отдаленных уголках сознания, а сейчас пришло ощущение такого пугающего дежа-вю, но сознание благоразумно покинуло разум доктора, давая отдых измученной телесной оболочке и не давая окончательно сойти с ума.
Пока к месту аварии спешила машина скорой помощи, остальная компания продолжила свой путь в направлении дома, простившись с Винсентом, Бьянкой и маленьким Паоло.
Когда их покидали сестры из дуэта "Sky Ocean", рыжеволосая Николь проходя мимо Джона, задержалась, ещё раз изучив его тревожным взглядом, с сожалением произнесла:
– Ты с трудом контролируешь себя. Ты становишься опасен не только для смертных, но и для магического сообщества. Наш долг – охранять тайну существования магии, и если ты станешь представлять угрозу, то мы вынуждены будем остановить тебя. И поверь – мы исполним свой долг, если потребуется.
Мужчина лишь смиренно кивнул, отводя затуманенный заклятием взгляд, но за него тотчас же вступилась Маргарита:
– Никки... не говори так, ведь мы же друзья, – с надеждой заметила темноволосая малышка.
– Да, друзья, но наша миссия – превыше всего, и в ней места для сантиментов, – за сестру ответила такая же сосредоточенная Мишель.
– Мишель? И ты считаешь так же? – Маргарита перевела взгляд на неё, ища поддержки и понимания в глазах цвета морской волны.
Рука русоволосой Стражницы мягко легла на плечо девушки:
– Прости, малышка, но у нас есть то, что более важно для нас, – Маргарита взволнованно задержала дыхание.
Джон, молчавший до этого, неожиданно подал голос:
– В таком случае, я прошу вас не сдерживаться. Я сам прошу вас остановить меня, если моя сила выйдет из-под контроля.
Доктор пришел в себя, он пытался напрячься и вспомнить произошедшие события, но стоило ему открыть глаза, как яркий белый свет хлестко резанул по глазам. Возвращение к реальности было ещё более болезненным, чем сама автокатастрофа.
Однако, в голове наступила отрезвляющая ясность, но оставалось такое чувство, что он лишился какой-то части своих воспоминаний.
Джек понимал, что находится в больничной палате, но не мог вспомнить, почему он здесь. Хотел приподняться, но в голове отдало острой болью и головокружением до тошноты и потери сознания.
Очнувшись повторно, вернулась и боль, но была она уже настолько яркой. С трудом скосив взгляд вправо, мужчина увидел кисть своей правой руки в металлических пластинах и штырях и застонал от отчаяния.
Отворилась дверь палаты, и вошел лечащий врач с выражением искреннего сочувствия на лице взглянувший на его руку, от чего возникало жгучее желание обреченно взвыть:
– Господин Хадзама... Ваша правая кисть раздроблена, мы сделали всё возможное: сопоставили кости, наложили шины, восстановили целостность сухожилий и нервов, но всё же... Пройдет достаточно времени, прежде чем подвижность и чувствительность восстановятся, но даже тогда нельзя гарантировать, что функции вернутся в полном объеме... – на этих словах врач замолчал и продолжил уже совсем неуверенно, наблюдая, как темнеет лицо пациента, и как он пытается крепче стиснуть зубы, не имея возможности хоть как-то пошевелиться на больничной койке, – Вы не сможете выполнять деликатную работу... вы не сможете больше оперировать, доктор... Вы понимаете? Безусловно, за ваши выдающиеся заслуги, вас с честью примут в качестве консультанта, но не оперирующего хирурга.
– Ложь! – зло сплюнул японец, напрягая мышцы лица, – Вы лжете! Это всё – ложь...
– Вы вернее меня знаете о последствиях подобного рода травм, – осторожно, с сочувствием, проговорил врач, – Сожалею, Хадзама-сенсей. Никто не смог бы провести операцию лучше...
– Я... смог бы... – беззвучно прошептали пересохшие губы Джека.
– Вы помните, что с вами произошло?
– Голова... так болит... – слабо двигая языком, поинтересовался доктор, даже в таком состоянии он оставался врачом, – должно быть, была авария... Водитель? Что с ним?
– Не волнуйтесь, ваш друг отделался менее значительными повреждениями и выразил желание поскорее поставить в известность ваших близких, что типично для его ситуации – он считает себя виновным в трагедии, так как был за рулем транспортного средства. Вашему приятелю повезло больше, чем вам, но в нем говорит вина за случившееся. Он отверг мои рекомендации касательно собственного здоровья.
Проведя необходимые врачебные манипуляции, лечащий врач удалился, оставляя Джека предаваться раздумиям насчет дальнейшей жизни без любимой работы. Он думал, что сильный, но сейчас был беспомощнее младенца. И как теперь жить ему, привыкшему всего добиваться самому и своими руками строить свою судьбу.
Давно Ондзи не испытывал такого страха – не отдохнув, не переодевшись и не дождавшись, пока подействует обезболивающее, такси уже несло его, петляя улицами, чтобы сообщить о печальном происшествии. На его счастье, во время самого столкновения, не замеченные среди дыма, от них отделились две серые субстанции, больше походившие на химерные облака темного дыма, и проклятие двух из смертных грехов, программирующие своих носителей на саморазрушение вплоть о гибели, освободились для поиска новых жертв.
Обнаружив в кармане своего пиджака короткое послание, выполненное знакомым почерком, Ондзи ещё долго держал его в руке, шепотом зачитывая наизусть, а душа беспокойно металась подстреленным зверем.
Не менее драматичными смятениями раздираема была душа и помощника азиата.
Винтер проводил мать и её дитя до дверей их дома, задержав руку женщины в своей ладони дольше обычного, пока сынишка побежал переодеваться.
Наконец он смог отпустить Бьянку, уже развернувшись, чтобы уйти, скрывая печаль в своих глазах, как цепочка на его шее порвалась, и хранимый им столько лет оберег упал к его ногам. А он не успел подхватить его, стоя и растерянно глядя в пол.
– Эта дама на портрете... Кто она? – белокурая женщина наклонилась, чтобы поднять оброненный им кулон и замерла, изумленно хлопнув ресницами.
С тихим звуком ударившись об пол, украшение раскрылось, и на неё с портрета на внутренней стороне смотрела копия Бьянки в богатом платье старинного кроя. И от этого пугающего сходства неприятный холодок пробежал по позвоночнику, вызывая нездоровую бледность.
– Она умерла много лет назад. Очень много лет... – Винсент поспешил забрать вещь из её протянутой руки.
– Она так похожа на меня... – несмело заметила молодая женщина и склонила голову.
Мужчина коснулся ладонью её плеча:
– Скорее наоборот, это вы удивительно похожи на неё. И это так … невероятно.
– Вы... Вы любили её? – шепотом спросила Бьянка и печально умолкла, отстранившись от него.
– Больше, чем кого-либо в этом мире, – выдавил из себя признание Винсент, стараясь быть откровенным с ней, и не осознавая, насколько ранит её своими словами, – Сильнее я, пожалуй, любил только ещё одну женщину в своей жизни, нашу дочь Стефанию.
А белокурой Бьянке было очень больно. С чего она вообще могла решить, что интересна ему сама по себе? Как она могла подумать, что в жизни такого мужчины не было женщины? Тем более такой женщины, с которой никто не сможет соперничать – с его родной дочерью. Она, видимо, сейчас уже стала совсем взрослой барышней, отрадой для отца. Как она посвятила всю себя воспитанию сына, так он, должно быть, отдает все внимание дочери... Она не смела винить его, наоборот – могла только восхищаться такой трогательной верности семье с его стороны. Но сердце отчего-то тоскливо сжалось. Он и так сделал для неё слишком много и поддержал тогда, когда она больше всего в этом нуждалась – так имеет ли она право требовать от него большее?
– А ваша дочь, где она сейчас? – спросила она, чтобы сгладить неловкую паузу, и тут же поняла, какую нелепость сказала: лицо мужчины заметно помрачнело.
– В лучшем, смею надеяться, мире, – его голос дрогнул во время ответа, – вместе со своей матерью.
– Господи, мне так жаль... – светловолосая женщина виновато опустила глаза, – Прошу простить мою бестактность, я ведь не могла и подумать.
– Вам я готов простить всё, что угодно, – мягко улыбнулся Винтер, проведя рукой по её щеке и мягким светлым волосам, перебирая золотистые пряди, от чего женщина дернулась, нервно вздрогнув, хватая губами воздух.
– Винс, не надо... – Бьянка набрала воздух в легкие и глубоко вздохнула в попытке побороть горечь и разочарование от того, что ей готовы многое простить, принимая за другую, упуская её собственную личность, – Вы видите во мне лишь замену той, другой. Так неправильно. Я – не она. Возможно, сейчас мы забудемся, и это будет как прекрасный сон, как … несбывшаяся мечта. А потом наступит прозрение, и будет оно болезненным для нас обоих, оставляя нас с разбитыми сердцами и ранящими душу воспоминаниями. Если я хоть что-нибудь для вас значу, как Бьянка, а не как копия почившей супруги, вы не будете настолько жестоки со мной.
Всё не так, всё не правильно. Так не должно быть. Она не сможет жить чужой жизнью, пусть и так похожей на неё женщины, ведь у неё есть собственные желания, мечты и стремления. Да и использовать свое сходство не хотелось – это было бы верхом бесчестия. Сыграть на чужих чувствах в свою пользу. А сам Винсент? Не возненавидит ли он её, когда осознает, что она – не его покойная возлюбленная, а другая женщина, на которую он спроецировал свои чувства?
Прозрение принесет обоим столько боли и разочарования...
– Я бы не посмел... – виновато пробормотал Винсерас, и взгляд его глаз болотного цвета заметно потеплел.
– Я очень тебя прошу, Винс, не мучай меня. Теперь тебе лучше уйти, пока мы не натворили ещё больших глупостей... – женщина тяжело выдохнула, с трудом заставляя себя не смотреть на него, напряженно застывшего с протянутой рукой.
– Мне сейчас лучше уйти, верно, – опустив руку, машинально повторил он за ней, судорожно сжав пальцы, – Всё равно я теряю способность здраво мыслить в вашем присутствии...
– Мама! – на их голоса прибежал темноволосый мальчуган, обхватив колени матери своими маленькими ручками, – Мама, а дядя останется с нами ужинать? Давай попросим его остаться? – Паоло поднял голову, заискивающе глядя на мать.
И Винтер замер в ожидании – в глубине его исстрадавшейся души затеплилась робкая надежда, что его не прогонят, что ему позволят остаться. Он уже давно отвык даже думать о женщинах – с того времени, как похоронил свое сердце вместе с женой и дочерью в фамильной усыпальнице, он блуждал по жизни и не находил покоя. Пока не встретил Маргариту – внешне она была противоположностью его дорогой Анне, но своим характером напомнила о том, о чем мучительно было вспоминать, разбередив так и не зажившие раны. Но именно тогда внутри поселилась трепетная надежда, что стоит жить, и быть может... Быть может, однажды он встретит свою женщину...
И вот этот день настал – в её глазах хотелось утонуть, её золотистых волос хотелось коснуться... Она пробудила в нем давно забытые чувства. И если Бьянка отвергнет его, то что остается у него в этом мире? От близости её тепла и запаха легкого парфюма с примесью ароматов сладкой выпечки кружилась голова, першило в горле и слезы подступали к глазам. Желать эту женщину казалось почти кощунством, но побороть себя никак не выходило... Вспомнилось, что точно так же пахла его Анна, которая очень любила готовить и часто вместе с кухонной прислугой занималась готовкой, а ему нравилось целовать её перепачканные в муке губы, чтобы она звонко и так чисто рассмеялась. Малышка дочка в своей какой-то детской ревности хватала своими пальчиками рассыпанную по столу муку и мазала ею свои щечки, повернув личико, всё в белых пятнах к нему, чтобы папа обязательно не забыл и её поцеловать. И когда он делал это, девочка весело хохотала и хлопала в ладоши, поднимая белую мучную пыль, что оседала потом на его волосах и усах.
– Паоло, тебе хотелось бы этого? – женщина дрожащей рукой провела по черным кудрям сына.
– Конечно, мамочка! – радостно закивал ребенок, – Ну, давай попросим, пожалуйста-пожалуйста!
Мужчина испуганно вздрогнул, ожидая ответа женщины, как своего приговора.
Бьянка кивнула, улыбнувшись.
– Благодарю, – мужчина взял в свои руки её ладони и поднес к своим губам, – Я сделаю всё, чтобы тебе никогда не пришлось пожалеть о том, что не прогнала меня и дала мне этот шанс. Ты нужна мне, очень нужна... – и ей захотелось, Боже, как же ей захотелось просто поверить его словам и полностью довериться ему.
Она обещала себе быть сильной ради сына, но так сложно было оставаться таковой в одиночку.
– Винс, ну не при ребенке же, – женщина смутилась и покраснела, но неприкрытая чувственность в его взгляде говорила об искренности его желания.
– После того, как папа ушел, маме так тяжело и плохо... – совершенно серьезно заметил темноволосый мальчуган, когда мужчина нагнулся, чтобы взять его не руки, – Вы поможете ей, сеньор Винсерас? Помогите ей, прошу вас... Я так хочу увидеть, как мама снова улыбается.
И ничего более прекрасного и светлого он не испытывал уже так давно... и думал, что не испытает уже никогда.
– Я тоже хочу этого больше всего на свете, малыш, – тихо ответил Винтер, погладив черные кудри ребенка.
Отоварившись и завершив-таки свой безумный шоппинг-марафон, Маргарита замерла в нерешительности вместе со своей тележкой из супермаркета, доверху нагруженной покупками – на улице нос неприятно защекотал запах дыма, а в двух кварталах пронзительно взвыла серена промчавшейся пожарной бригады. Если бы её спросили сейчас, то девушка не смогла бы дать вразумительного ответа, что же двигало ею в тот момент, когда она забросила новые приобретения, кроме большого пятилитрового бутыля минеральной воды, в салон такси, дав купюру водителю и попросив подождать её на стоянке магазина минут пятнадцать. Она не могла бы объяснить, чем думала тогда, почему сорвалась, что хотела предпринять и как не боялась, что таксист может в это время просто-напросто скрыться с её товаром. Маргарита просто бежала на этот дымный запах и громкие людские голоса. И она оказалась права – горело здание неподалеку. Девушка никогда не проявляла больших достижений в спорте, вот и сейчас скоростной забег с дополнительным грузом воды заставил её мучиться отдышкой, зато в голове неожиданно наступило просветление, мысли были кристально чистыми, а свое поведение она расценила, как единственно верное.
Возле пожарной машины надрывно рыдала женщина, укутанная в клетчатый плед. Когда ей предложили успокаивающий чай, она резко отвергла предложение, всё продолжая повторять, что в доме остался её маленький сын, её мальчик.
– Мадемуазель, вы в своем уме? Куда? – перепуганный страж правопорядка окликнул девушку, но она уже не слышала его слов, – Что вы делаете?
Маргариту уже не остановить было. Сердце сжал такой всеобъемлющий ужас, стоило ей представить ребенка одного, без матери, плачущего от страха в охваченном пламенем доме и зовущего мать, что ноги сами понесли в направлении угрозы. Тысячи высокоимпульсных разрядов доносили в мозг единственную важную для женщины, для матери, мысль – там в опасности ребенок, беззащитное дитя. Она же сама теперь мать. А если бы на месте этого ребенка оказался её сын? Её сын... А будет ли дан ей такой шанс? От этих дум стало вдруг больно и горько.
Если она не сможет дать жизнь собственному ребенку, то хотя бы спасет этого.
Раздумывая не долго, Маргарита вылила на себя содержимое бутыля с водой и рванула с места, не отвлекаясь на оклики полицейских – ей ли, повелительнице пламени, бояться огня? И в это мгновение от её тела отделилась темная облакообразная субстанция, и действие проклятия было нейтрализовано искренними и сильными переживаниями её сердца о ближнем, пересилившими мысли о её собственной безопасности.
Когда Маргарита снова появилась, наглотавшись дыма и закашлявшись от едкого раздражающего привкуса во рту и опаляющей боли, разрывавшей её легкие, неся на руках бесчувственного мальчика, завернутого в её мокрый джемпер. Передав сына матери, едва не повредившейся рассудком от горя, девушка упала, потеряв сознание.
– Но, каким образом? Как вам удалось? – с трудом разомкнув тяжелые веки, Маргарита увидела перед собой встревоженное лицо полицейского, склонившегося над ней, в руке он держал стакан с водой.
– Лучше даже не спрашивайте, – девушка взяла стакан из его рук и сделала несколько жадных глотков, – Я была в состоянии аффекта.
– Да? – не похоже было, что его устроил такой ответ, – Вам знаком этот ребенок? Вы знаете его мать?
– Нет... Нет, я впервые их вижу, – девушка отрицательно покачала головой.
– Тогда, почему? – у полицейского возникло много вопросов, похоже было, что он отчитывает её, на что Маргарита недовольно поморщилась, – Почему вы рисковали собой ради незнакомых людей? Ребенка бы в любом случае попытались спасти.
– Я сама не понимаю, что произошло, я думала тогда только о том, чтобы спасти этого мальчика, – теперь уже она морщилась от сильной давящей головной боли и неприятного тянущего ощущения обожженной кожи, – Я же сама мать, как вы не понимаете?
– Так вот она, наша героиня? – вездесущий папарацци оказался тут как тут со своим доставучим вниманием, – Не откажетесь побеседовать с прессой? Расскажете, что вы чувствовали? Вам было очень страшно?
– Без комментариев, – сейчас Маргарите хотелось только одного – поскорее оказаться дома, выпить чушку горячего кофе, чтобы перестало морозить, упасть головой на любимую подушку и накрыться с головой одеялом, – Разрешите пройти, мне нехорошо. Мне нужно домой... – она поспешила исчезнуть с места происшествия и вернулась к ожидающему её такси.
Пока Маргарита ехала домой, её златокудрая подруга ехала с занятий в художественной студии, куда ей посоветовал записаться Марк, где не присущим ей зазнайством не только проявила свой талант живописца, но и необыкновенной бравадой бахвалилась им.
Блондинка упаковывала в багажник свою картину и принадлежности для рисования, когда рядом пронеся черный джипп с тонированными стеклами, а за ним, воя и мигая – автомобиль внутренней полиции.
Зачем и для чего она это сделала? Что и кому хотела доказать? Потом Даниэлла не находила весомых причин подобного поведения, но в тот момент что-то взыграло в её крови с такой силой, что попросту невозможно было сопротивляться. Она была уверена, что сделает всё лучше профессионалов и гладко проведет задержание, чтобы потом благосклонно принять заслуженную похвалу.
Резко захлопнув багажник, Дэни запрыгнула в машину и дала по газам на полную мощность.
Было ли это стремлением покрасоваться или заявить о себе – уже не важно было, девушка даже не пыталась остановиться, проскочив пару раз на красный свет и свернув на третьем перекрестке по кротчайшему пути старыми переулками. Удача в этой безрассудной гонке, судя по всему, была на ее стороне. Девушку вела сила проклятия, и если бы не слаженные действия полиции и жандармов, то одержимость гордыней привела бы прямиком на тот свет.
Стало быть, хранила её и некая высшая сила, ибо Даниэлле не пришлось даже таранить транспортное средство преступников, как она предполагала изначально.
– Вы так бесстрашно направили свой автомобиль наперерез грабителям – что вы чувствовали в этот момент? – дальше белокурая уже плохо помнила, что происходило и очнулась только когда её окружили незнакомые люди и начали задавать множество вопросов.
– Ах, это вы обо мне говорите? – девушка ослепительно улыбнулась и неожиданно даже для самой себя, выдала вдруг, – Что же... Давайте поговорим обо мне. Спрашивайте. Моё имя – Даниэлла. Не стесняйтесь – что ещё вы хотите знать?
В другой раз она со стыда бы сгорела от такой наглости, но сейчас ей всё было ни по чем.
Первым делом навстречу Маргарите выбежала Аделька, которой девушка вручила одну коробку огромных размеров, и вторую – поменьше.
– О, Боже! Она же ростом с меня! – девочка с восторгом рассматривала сквозь прозрачный блистер большую голубоглазую куклу в белом атласном платье невесты и свадебными аксессуарами – колье и фатой, – И я могу примерять её ожерелье и чудесное платье. А какие у неё прекрасные мягкие шелковистые волосы, и они так блестят на солнце. Она похожа на ангела.
– Ты – мой маленький ангел, – счастливо улыбнулась Маргарита, довольная, что смогла доставить радость и угадать желание ребенка.
– О, а это что? – вторая кукла была стандартных размеров, но радости от её получения было не меньше, – Ах, да ведь это же Кен! И он может бриться, как папа, то есть, не по настоящему, конечно, – объяснила девочка, показывая, что многое уже знает и многое понимает, – Щетина на его лице исчезает и снова проявляется от воды разной температуры: холодной или теплой.
Алишер и Рози получили от Маргариты конструкторы и новые спортивные костюмы.
Но тут в коридоре появилась мать девушки, посмотреть, из-за чего такой шум.
– Марго? Откуда всё это? – мадам Валентина неодобрительно посмотрела на два громадных пакета с покупками, что стояли в прихожей.
– Ммм... Я просто купила. Нам же всё это нужно? – Маргарита закусила губу, её глаза виновато бегали из стороны в сторону, – Правда...
– Ты думаешь? – мать заслуженно была недовольна ею.
– Не знаю, что со мной, руки просто сами делали свое дело... – девушка развела руками, она действительно не могла объяснить, что произошло. Хорошо ещё, что успела надеть новый свитер взамен испорченного, а то пришлось бы объяснять и свой внешний вид.
– Шарль, – женщина крикнула в комнату, позвав супруга, – ты только посмотри, дорогой, ты только посмотри, что вытворяет наша дочь. А я говорила тебе, что ты ей много позволяешь и вот – совсем разбаловал.
На помощь девушке пришла подруга Джастина, высокая девушка с каштановыми волосами, большими глазами серого цвета и совершенно не женской мускульной силой:
– Мадам Валентина, это я попросила Маргариту купить продуктов для кулинарного шоу, в котором я участвую, – взяв оба пакета, она отнесла разбирать их на кухню.
