Текст книги "Мелодия Бесконечности. Симфония чувств (СИ)"
Автор книги: Екатерина Голинченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 53 страниц)
– Я же сказал, отпустите её, – снова этот голос... Этот голос! Ошибки здесь быть не могло... Но, Господи, как такое возможно? Питер! Её Питер и есть Питер Пен? Как такое возможно? Это лишь только сказки, не более того...
– И что ты сделаешь, мальчишка? – второй голос смеялся, – Раздвоишься? Сражайся со мной, трус! – потребовал он, и внутри у девушки всё сжалось от страха и холода.
– К вашим услугам, Капитан, – голос Питера был спокоен, как показалось Евангелине, – только после того, как вы отпустите девушку.
Стало быть, он так уверен в своих силах и не боится пиратов? Ах, ну да – это же Питер Пен! Теперь её Питер – бесстрашный мальчишка из сказки, который пожелал остаться вечно юным. А помнил ли он её ещё?
И она сама испугалась этой мысли – её сердце разорвется от боли, если откроется, что он забыл её, что их любви больше нет.
– Я не дурак, Питер, – девушку опять бесцеремонно толкнули, в этот раз она не ощутила опоры под ногами, – Но, ты появился, и заложница мне больше ни к чему, – не успела Ева опомниться, как её легкие начали наполняться водой, она тонула, а со связанными руками она не могла плыть, и ей оставалось только погибнуть. В голове всё путалось – суждено ли ей ещё хоть раз увидеть родителей, которые смогут ли перенести смерть единственной дочери... Их улыбки, улыбки друзей и любимого Питера...
– НЕТ! – этого крика она уже не слышала, без сознания погружаясь всё глубже в темные воды, – Ты бесчестный пират и негодяй, Крюк!
– Звучит почти как комплимент. И я не могу себе позволить не оправдать твоих ожиданий, Пен, – не слышала рыжеволосая и последовавшего за тем всплеска воды, когда парень кинулся в воду следом за ней, – Не упустите мальчишку!
К своему большому изумлению, Евангелина почувствовала кожей свежий ветер и соленые на вкус брызги на своих губах. Она медленно и осторожно открыла глаза и увидела перед собой мокрое лицо Питера и водную гладь – далеко внизу под ними. Её руки больше не были связаны, как не было и повязки на глазах, и они вдвоем парили в воздухе над водой.
Внизу звучали выстрелы и суетились пираты:
– Стреляйте в них, тупицы! Не дайте Питеру улизнуть! – громче всех кричал высокий темноволосый человек в странном камзоле и крюком вместо кисти левой руки.
– Питер! – девушка обвила слабеющими руками его шею, пока не потеряла сознание от переизбытка эмоций.
– Ив! Посмотри на меня! – он легко провел рукой по её рыжим волосам, и их зеленые глаза встретились, – Всё хорошо – на такой высоте их пули не достанут нас. Всё хорошо... – он указал рукой, и проследив взглядом, девушка увидела водопад и вспомнила, что именно его шум заглушал голоса пиратов, которые она пыталась расслышать, – Видишь вон там водопад? Задержи дыхание и сосчитай до двадцати – мы скроемся за ним.
– Питер, ты можешь объяснить, как мы оказались тут? – она смотрела на него и поражалась, до чего же ему идет этот его зеленый костюм, он был прирожденным Питером Пеном, и наверняка – как и множество ребят, с детства знал эту историю.
– Не могу знать, моя панна, – юноша покачал головой, – Закрой глаза и задержи дыхание – водопад заслонит нас и поможет спастись.
И вот они уже оказались в зеркальном зале, где увидели, наконец, знакомые лица Марка и Мей:
– Ребята, с вами всё в порядке? – обеспокоенные состоянием друзей, они подбежали к ним, помогая подняться с холодного пола, не переставая сыпать вопросами, – Вы же промокли до нитки! Где вы были? Что с вами случилось?
– Вы не поверите... – мягко улыбнулся Питер, выкручивая мокрую рубашку – цвета сочной весенней травы с серебряной вышивкой.
Марк рассмеялся, помогая ему:
– Поверьте, мы уже ни чему не удивимся.
Мей в это время помогала Еве выкручивать её старинную сорочку – белую, украшенную ручной вышивкой и кружевом:
– На вас напали крысы? Или вы попали в древний Китай? – высказала предположения азиатка, исходя из пережитого ими опыта.
Питер отрицательно покачал головой:
– О, нет! – он поднялся при помощи Марка, опираясь на его плечо, – Мы еле спаслись от пиратов.
Японка невольно всплеснула руками, округлив глаза:
– Пиратов? Настоящих? Подумать только!
– А где остальные? – Питер вопросительно посмотрел в серые глаза Марка, но тот только развел руками:
– Здесь только мы.
– Плохо дело, – зеленоглазый почесал затылок, оглядываясь вокруг, – Кроме зеркал тут ничего нет...
– Что делать будем? – Питер снова обратился к Марку, – Попробуем их разбить?
Евангелина с недоверием прикоснулась к холодной гладкой поверхности одного из них:
– А это не опасно?
– Стойте! – Мей дернула Марка за рукав и указала в дальний угол, привлекая внимание остальных, – Смотрите, смотрите, что-то движется! Там – в зеркале! – но их и без того озадачила вспышка света от одного из зеркал, после которой в зале к ним присоединились ещё двое.
– Слава Богу, это вы! – сестра Джона кинулась обнимать девушек, удивленно смотря по сторонам, – Но... где мы и как сюда попали?
– Прозвучит весьма странно, но, по всей вероятности – из этих самых зеркал, – на её вопрос ответил Питер.
– А где Джинн? Где Джафар? – Рафаэль почесал ушибленный затылок и попытался встать на ноги.
– Джинн? – в один голос переспросили все четверо, – Куда же это вас занесло?
– Всё это очень, очень странно, – Рафаэль нахмурил свои черные брови, – Но там было действительно опасно, – от одного воспоминания ему сделалось не по себе.
Кто же это так жестоко играет с ними?
Он помнил оглушающий взрыв, и тело будто ошпарили крутым кипятком – а когда открыл глаза, то оказался на холодном каменном полу темной пещеры, где по стенам завораживающе плясали отсветы слабого пламени единственного факела.
– Эй, мальчишка, ты там, что – уснул что ли? – раздался откуда-то сверху требовательный голос, – Шевелись, давай! Дядюшка ждет свой перстень.
Тогда он быстро вскочил на ноги и, взяв в руки факел, принялся изучать содержимое пещеры. И был потрясен количеством и богатством собранных здесь сокровищ со всего света, со всех известных человечеству континентов: из Европы и Азии, из Дальнего и Ближнего Востока, Америки, Африки и даже – Австралии.
И только особняком на отдельном постаменте стояла маленькая резная деревянная шкатулка, крышка которой была приоткрыта, и в ней лежало простое медное кольцо.
– Ну, где ты там, парень? – голос нетерпеливо зазвенел под сводами пещеры, – Давай сюда медное кольцо, да поживее!
Сам не понимая, почему – точно действуя по заранее спланированному сценарию, Рафаэль захватил шкатулку и направился к выходу. Но стоило только ему протянуть её, как жилистая старческая рука со скрюченными пальцами выхватила её, а его самого с неожиданной для пожилого человека силой толкнула назад, пока он кубарем не покатился вниз до самого дна пещеры, на мгновение потеряв сознание. И этого мгновения хватило, чтобы с той стороны выход завалили большим камнем, оставляя его в одиночестве и надвигающейся темноте догорающего факела.
Парень кинулся к выходу и принялся безуспешно колотить по камню и звать на помощь – его ни кто не услышал.
Рафаэль старался не паниковать, но страх настойчиво стучался в сердце.
А факел догорал, и распространяющаяся тьма, крадущимся вором пробиралась в неокрепшее ещё после случившегося сознание, наполняя его первобытным ужасом перед неизведанным, что таится во мгле.
Нет, так не пойдет! Он уже давно не маленький мальчик, которого можно напугать, рассказав перед сном простую детскую страшилку.
Но что он мог сделать сейчас? И все эти баснословные сокровища со всех концов мира ничего не стоили сейчас – когда речь шла о спасении жизни, они оказались лишь бесполезными побрякушками. Рафаэль устало улыбнулся сам себе – слишком дорого он заплатил за это знание, став причиной смерти собственного отца и чуть не потеряв всю свою семью. И ему предстоит ещё много работы, чтобы вновь заслужить их доверие. Пусть Джон и утверждает, что доверяет ему, но сам Раф так и не смог бы дать однозначного ответа – а доверяет ли он сам себе.
И вот теперь – он может медленно умирать во тьме и одиночестве, не имея даже возможности исповедаться и проститься с близкими.
От безысходности он пнул эту гору золота и самоцветов – она сейчас вызывала у него только раздражение.
И тут к его ногам со звоном выкатилась старая запыленная лампа. Парень осторожно поднял её, сдувая пыль, и принялся протирать рукавом.
Раздался страшный грохот, лампа выпала из его рук, а сам он был сбит с ног обвалившимися со сводов камнями. И сквозь туман, наполнивший помещение, раздался голос такой силы, что закладывало уши:
– Приветствую Тебя, Господин и Повелитель! Джинн, раб Лампы, готов служить Отыскавшему!
Рафаэль поднял глаза и увидел говорящего – крупного чернокожего мужчину в шароварах и чалме красного цвета. В полумраке белки его глаз и его белоснежная улыбка пугали, но юноша постарался взять себя в руки.
– Чего пожелает Отыскавший? Я обязан выполнить три желания Повелителя.
"Нубиец или абиссинец" – решил про себя младший принц.
– Кто, кто-вший? – удивленно переспросил он, – И ты – самый настоящий Джинн? – посчитал нужным уточнить Рафаэль.
– Обижаешь, Повелитель, – собеседник оскорбленно надул губы, – Я две тысячи лет заточен в лампу, но ещё ни кто не усомнился во мне.
– Ну, прости – не каждый день мне приходится иметь дело с джиннами, – принес свои извинения младший принц, ему совсем не хотелось злить джинна – кто знает, на что он способен в гневе.
– Заметно, – темнокожий улыбнулся, и, видимо, принял его извинения.
– И ты можешь вытащить нас отсюда? – с надеждой спросил парень.
– Куда хочет попасть Повелитель? – только и уточнил джинн, похоже было, что для него в самом деле нет ничего невозможного.
– Перенеси меня туда, где сейчас находится Джафар, – нашелся Рафаэль, хотя сомневался, что ему хотелось оказаться именно там, но слова уже слетели с его языка, – Я потребую у него объяснений, за что он бросил меня умирать.
– На это и я отвечу тебе, Повелитель, – чернокожий снова сверкнул белками своих глаз и сощурился,– Пророчеством ему предсказано было, что младший сын плотника Юсуфа – Аладдин – положит конец его власти и освободит народ.Только он мог отыскать сокровищницу легендарных сорока разбойников.
– Но, моё имя – Рафаэль! – возмутился парень, – И отца моего зовут не Юсуф, и вообще, это всё – сказки.
– Это не сказки, Повелитель, – назидательно поправил его джинн, – Это – легенды. Чувствуешь разницу?
– Хорошо, хорошо, я верю тебе, – вынужден был он согласиться, – А теперь давай выбираться отсюда.
– Как пожелает Отыскавший! – джинн хлопнул своими огромными ладонями и церемонно поклонился, – Слушаюсь и повинуюсь!
И стоило только Рафаэлю моргнуть, как оказался в просторном нарядном коридоре, выполненном в лучших традициях самых роскошный дворцов Альгамбры.
– Ах, это ты! Тот парень, что спас меня на базаре? – едва он успел осмотреться, как на шею ему кинулась девушка, – Ты пришел помочь мне? Мне больше не у кого просить помощи… Я не смогла бросить отца и вернулась.
– Ями?! – узнав, он крепче обнял её, пусть она и принимает его сейчас за другого, но главное, что она жива, что сейчас – рядом с ним, – Что ты здесь делаешь?
– Прошу! У нас мало времени – султан полностью попал под чары визиря Джафара! – девушка продолжала настаивать, схватив за руку и умоляюще глядя на него.
– Вот ты где! – когда появился искавший девушку мужчина, то он уже не выглядел безобидным сгорбленным старцем с посохом в руке, нет, моложе он, конечно не стал, и посох тоже при нем был, но держался строго и подтянуто, и одет был уже не в нищенские лохмотья, а в расшитый парадный камзол, – Думала сбежать от меня, непослушная девчонка? Разве долг дочери не состоит в том, чтобы уважать волю родителя? Султан благословил наш брак, так что лучше тебе смириться, – он попытался схватить девушку за руку, но Рафаэль не дал ему этого сделать, остановив его руку и сурово нахмурив брови:
– Простите, уважаемый, но вы не можете жениться на ней – эта девушка уже моя жена.
– А ты кто такой, что вмешиваешься? – оскалился визирь, отдернув руку, – Ты? Разве ты не должен...
Юноша криво усмехнулся:
– Умереть, хотите сказать? – видимо, он ещё не скоро сможет забыть преследования призраков пещеры, – Ну, извините, что живой, – от вымученной улыбки свело скулы, а внутреннее напряжение нарастало.
– Ничего, сейчас мы исправим это недоразумение, – зловеще пообещал Джафар, и его перекошенное и потемневшее от злобы лицо не предвещало ничего хорошего, – Что ты можешь против Кольца Могущества, мальчишка?
Но тут снова вмешалась девушка:
– Ты запудрил моему отцу мозги, негодяй! – она обвиняющее указала на него пальцем, – Мой отец любит меня и никогда бы не дал своего согласия на мой брак с таким ужасным человеком по доброй воле!
– Это не важно, – покачал головой визирь, улыбаясь, – Главное, он дал его.
Рафаэль первым пришел в себя, не желая испытывать на себе темную магию колдуна, вместе с принцессой пустился по коридору.
– Пожалуйста, помоги мне освободить отца, – принцесса смотрела на него с отчаянной надеждой, – Его держат в тюремной башне. Ковер-самолет нас мигом домчит.
– И вы настолько наивны, что считаете, будто я дам вам уйти? – голос Джафара громыхал повсюду, и дворец вокруг них начал рушиться, им с трудом удавалось уворачиваться от падающих балок, люстр и оконных проемов, – Этот дворец станет вашей могилой, а на его месте я построю новый, ещё более грандиозный. Вас же со временем – ни кто и не вспомнит.
– Так ты так жаждал могущества? – младший принц серьезно разозлился и был полон решимости, – Ты получишь его сполна!
– Я уже весь трепещу от страха, – расхохотался ему в лицо визирь.
– Джинн, явись! – потребовал юноша.
– Я тут, Повелитель! – огромный джинн появился перед ними.
– Сколько желаний у меня осталось? – не растерявшись от его вида, деловито поинтересовался Рафаэль.
– Два желания, повелитель, – ответил джинн.
– Тогда – слушай меня внимательно: желаю, чтобы джинн лампы стал свободным!
– Но, Повелитель... – начал было слуга лампы, но Рафаэль предупреждающе выставил вперед ладонь:
– Не перебивай меня, пожалуйста, – выразительно посмотрел на него парень, – Желаю, чтобы его место занял визирь Джафар! Ты хотел могущества – получи его, только отныне ты будешь следовать правилам лампы, и быть может, ещё через тысячу лет ты усвоишь урок.
– Да будет так, Повелитель! Я не забуду, что ты для меня сделал, – чернокожий джинн снова хлопнул в ладоши и замер в поклоне, – Слушаюсь и повинуюсь!
И то – истинная правда. Хотите – верьте, а хотите – нет, но всё было именно так. И слово джинна – в том порука.
Когда Рафаэль закончил рассказ об их приключениях, то засияло ещё одно зеркало, и появилась Маргарита: прическа её была растрепана, платье на ней было порвано, а босые ноги изодраны в кровь. Но это ни сколько не уменьшило её радости от встречи с друзьями, и она наконец могла перестать дрожать.
Она поведала им, как очутилась в темном и страшном лесу, как долго бежала из последних сил, словно от этого зависела её жизнь, а ветви то и дел цеплялись за волосы и одежду, хватали за руки и за ноги, точно живые. А она всё продолжала бежать, пока деревья не сменили кустарники, а кустарники – густая мягкая трава на краю утеса высоко над уровнем моря, где она могла дать отдых своим израненным ступням. Могла, но не успела. Только девушка собралась перевести дух, из леса к ней вышла древняя старуха в черном плаще с капюшоном. Пока Маргарита удивленно хлопала глазами, та достала из складок одежды спелое красное яблоко и протянула ей:
– Проголодалась, небось, горемычная, – ласково улыбнулась незнакомка, – Скушай, вот, яблочко.
Разум подсказывал, что не следует ничего брать у незнакомых людей, потому Маргарита покачала головой, вежливо отказавшись.
– Да, бери, не бойся, – старуха чуть ли не насильно пыталась заставить её съесть его.
Когда же девушка снова отказалась, то лицо старухи изменилось, а она сама, будто стала большего размера, продолжая наступать, вынуждая подходить всё ближе к краю утеса:
– Ты съешь его, негодница! Я заставлю тебя! И когда ты умрешь, я смогу вечность любоваться твоим трупом, Белоснежка!
Стоп! Белоснежка? Нет, вы это, что – серьезно? До чего же разыгралось её воображение.
Ну, почему? Так нечестно?! Сказки должны быть милыми и добрыми, а её пытаются убить... За что? Это явно какая-то ошибка!
У девушки оставалось два варианта: либо прыгнуть с утеса, либо применить то, чему учил их на тренировках Джон.
Обманное движение – и ведьма, не удержавшись на скользкой влажной траве, полетела вниз на камни вместе со своим яблоком. Девушка, обессилев, отползла подальше от края, судорожно переводя дыхание, пока не лишилась чувств.
Пришла в себя она уже в зале с зеркалами.
Парни принялись простукивать зеркала, но результат по-прежнему был отрицательным.
Потом одно из дальних зеркал зажглось слабым светом, и Маргарита бросилась к нему. В нем она увидела мужа.
Посреди ледяного интерьера Джон сидел с выражением отрешенности и безразличия. Его, обычно смуглое, лицо – было бледным, губы его – тоже были бледными, волосы и ресницы были покрыты инеем, а в глазах – пустота и холод, за которыми угадывались боль и одиночество.
Что должен был чувствовать сын южного народа с горячей кровью, когда его сердце, его душа и его совесть томятся в ледяных тисках равнодушия и апатии, словно скованные толстым слоем льда бурные воды, стремящиеся прорваться наружу?
– Браво, мой мальчик! – звонко рассмеялся женский голос, и раздался звук, будто кто-то захлопал в ладоши, – Далеко пойдешь! Ты идеально решил это уравнение на "всё равно". Из тебя выйдет достойный мой преемник, ты получишь в награду весь мир – и пару коньков в придачу.
– И Герду, – сухо бросил он ледяным голосом с металлическим оттенком.
– Что? Зачем тебе Герда? – в интонации второго голоса чувствовалось замешательство.
– И Герду... – упрямо повторил он без тени каких-либо эмоций в голосе, – Я к ней привык...
– Ах, ну, тогда – это совсем другое дело, – заключил голос с некоторым удовлетворением, – Привычка не вызывает чувств и эмоций – только покой. Покой и ясность морозного дня. Ни любви, ни тревог, ни привязанности. Привычку нельзя полюбить, привычку невозможно ненавидеть. Её не замечаешь. Будет тебе Герда. Я сама её приведу, – оставляя его в холоде и одиночестве.
– На свете быть, на свете быть удобнее двуличным,
А правда что? А правда – миф, пора забыть о ней.
Ты понял, Кей? Ты понял, Кей?
– Мне это безразлично.
– Ты понял правильно меня, ты молодец! О'кей.
– Иметь друзей, иметь друзей старо и неприлично,
– А что друзья? Друзья – ничто. Удобней без друзей.
Ты понял, Кей? Ты понял, Кей?
– Мне это безразлично.
– Ты понял правильно меня, ты молодец! О'кей.
– Когда-нибудь, когда-нибудь – и ум, и опыт личный
Тебе подскажут: надо быть и в чувствах холодней.
Ты понял, Кей? Ты понял, Кей?
– Мне это безразлично.
– Ты понял правильно меня, ты молодец! О'кей.
В.Коростылев
– Я не пущу тебя! – Марк с трудом оттащил от зеркала упирающуюся Маргариту, – Опомнись! Ты чуть жива вернулась и снова идешь туда?
– Но там Жан! Прости, Марк, но сейчас ты мне не указ, – девушка вырвалась из его рук, переводя полный боли взгляд с парня на отражение за стеклом, – Ты не остановишь меня.
– Не мешай ей, – неожиданно поддержала её азиатка, – Если бы на месте Джона была бы я, разве ты сидел бы тут и просто наблюдал? – и на это ему нечего было возразить, – Если кто и сможет его вернуть, то только она.
Маргарита шагнула в зеркало...
Однажды в старой Дании,
По сказочному адресу,
В одном старинном здании
Придумал сказку Андерсен.
И грустную, и дерзкую,
И острую, и нежную,
И взрослую, и детскую -
Про Королеву Снежную.
Принцесса на горошине,
Башмачники и мельники,
Все были огорошены,
Прочтя её немедленно.
И грустную, и дерзкую,
И острую, и нежную,
И взрослую, и детскую -
Про Королеву Снежную.
Прошли века над крышами,
И сказку все усвоили,
Её мы тоже слышали,
Но поняли по-своему.
И грустную, и дерзкую,
И острую, и нежную,
И взрослую, и детскую -
Про Королеву Снежную.
И взрослую, и детскую -
Про Королеву Снежную…
– Мы – за тобой! – друзья хотели последовать за ней, но их голоса только растворились далеким эхом, и Маргарита осталась снова в одиночестве.
За зеркалом оказался лес со скудной растительностью под хмурым серым небом, узкая дорога петляла межу холмов, поросших колючими кустарниками и крапивой, и уходила до сверкающего замка на заснеженной вершине горы. Жестокий холодный ветер толкал в спину, но – не помогал идти вперед, а всё время сбивал с ног, Маргарите то и дело приходилось подниматься с земли, отряхивая ладони и юбку и сбитые колени, ойкая от ожогов крапивой и царапаясь о колючки, но на третий-четвертый раз она уже просто перестала замечать боль и отвлекаться на неё.
И всё вокруг словно было пропитано ядом – не слышно было ни звука: ни зверя, ни птицы, и тишина вокруг стояла пугающе мертвая.
Кроме Маргариты, покинуть зеркальный зал не удалось ни кому – как они ни пытались, как ни старались колотить по зеркалам, ни одно из них не поддалось, даже слабо светившееся – то, в котором видели Джона, и то погасло. Им же оставалось только гадать о том, что происходило там – за стеклом...
И друзья всё безуспешно пытались пробиться к ней, продолжая колотить по зеркалам.
Только ступив в пространство зазеркалья, Маргарита ощутила пронизывающий холод. Те лохмотья, в которые превратилась её одежда, совершенно не спасали положения. Верхней одежды на ней не было, как и обуви. Девушка сообразила, что это, должно быть, сказка о Снежной Королеве. Тогда всё верно: если она – Герда, то башмачки она отдала реке, а шубку, шапочку и муфту забрала маленькая разбойница. Руки и ноги её были изодраны в кровь колючим терновником и пожжены злой крапивой. От боли и холода хотелось плакать, но слезам невозможно было пролиться, они застывали прямо на щеках. Она крепче сжала зубы и продолжила идти по ледяному полу, оставляя на нем красные следы своих ступней – мороз остужал раны, притупляя боль и облегчая состояние.
Остановилась Маргарита у огромных, в три человеческих роста, ледяных дверей. Дотянувшись до ручки, обхватив её обеими руками и повиснув всем телом, пока та не поддалась – и девушка оказалась в большом зале из ослепительно сверкавшего льда. Зрелище, поражающее воображение: колонны, оконные рамы, даже потолок и люстры были изо льда, всё сияло и переливалось, подобно наполненной доверху шкатулке с драгоценными камнями. Но это был холодный блеск, лишенный жизни.
И тут раздался звонкий смех, подобный перезвону тысячи хрустальных колокольчиков:
– Ну, надо же... А ты упрямая девчонка! Признаться – ты очень удивила меня, что смогла добраться сюда, – Маргарита вертела головой по сторонам, но рядом никого не оказалось…
А голос, тем не менее, продолжал вещать:
– Ты так хочешь видеть его? Ох, ну ты только посмотри на себя – в каком ты виде? Ты же женщина! – произнеся с укоризной, – Он так ждал тебя, а ты хочешь явиться перед ним вот так? Твои волосы ужасны. Твое платье всё грязное и изорвано. Да хоть взгляни на себя в зеркало – на кого ты похожа.
Инстинктивно одернув платье и заправив выбившиеся пряди за ухо, Маргарита потребовала:
– Я хочу увидеть его!
– Конечно, можешь пройти к нему, – милостиво согласился голос, – Ты пришла за ним, и я признаю свое поражение. Только приведи себя прежде в порядок, а то ещё он подумает, что я издевалась над тобой, но ведь это не так?
– Ой, ли! – Маргарита снова принялась осматриваться, даже изучив все люстры и потолок, но по-прежнему не понимала, откуда тот исходил.
Тут прямо перед ней, откуда ни возьмись, появилось отполированное до зеркального блеска, сплошь ледяное – большое зеркало, в котором она видела своё отражение: грязная нищенка в рубище с воспаленными глазами и обветренными губами – и только.
– Ну, посмотри, посмотри на себя – сущая оборванка, – продолжал, не унимаясь, голос.
– Ой, мамочки! – Маргарита закусила губу, с сожалением снова оглядев себя, – Господи, и правда – ужас, да и только, – принявшись рукавом оттирать грязь с лица.
– Ну, что? Я была не права? – хихикнул голос, – Возьми, хоть снегом лицо протри.
– Что это? – девушка отшатнулась от зеркала, когда вместо её отражения возникла другая – ослепительно белая и сияющая: от чистой бледной кожи и белоснежных волос до роскошного платья в пол с меховой накидкой.
– Не что, а кто, – рассмеялся голос, и белая девушка шагнула из зеркала, и от неё так и веяло ледяным холодом, от чего Маргарита снова ежилась, поправляя порванные рукава своего платья, – Всё вышло именно так, как я и планировала. Теперь можешь убираться, куда хочешь, а со мной пойдет Ледяная Герда. Пошла прочь!
– Т-ты, ты обманула меня! – пораженная девушка отступила, закрыв лицо руками, сдерживая подступившие слезы.
– Обмануть такую наивную дурочку, как ты, не составило особого труда, – заливался смехом голос, и чем дольше девушка слушала, тем он всё больше казался ей каким знакомым, словно подобное уже слышалось ей уже где-то, но механический оттенок всё время мешал распознать его, – Всегда нужно помнить, что в сказках всё может быть совсем не таким, как кажется.
– Я не оставлю его и ни куда без него я не уйду! – Маргарита топнула ножкой, сжала кулачки, и позвала, что было силы, – Жан!
Но ответом ей была тишина, а стоящая рядом леди в белом исчезла – лишь горстка снега осталась на том месте, где она стояла. Ей только показалось или она была так похожа на ту, которая назвалась Амандой, что так заинтересованно смотрела на Джона на вечере?
Голос равнодушно фыркнул:
– Можешь кричать пока не сорвешь голос, тебя всё равно никто не услышит. Он больше не хочет посадить меня на горячую печь, чтобы я растаяла, – и по помещению прошелся порыв ледяного ветра, заставивший девушку сжаться и зажмуриться, – Да он и не вспомнит тебя. Зачем ему оборванка-Герда, когда у него теперь есть блистательная новая Герда – идеальная и совершенная.
– Врешь ты всё! – не сдержалась Маргарита, и эхо разнесло её крик под высокими сводами, – Жан не такой! Он не купится на холодный фальшивый блеск!
Таинственный голос заходился от смеха, раздаваясь невесомым перезвоном, в то время, как Маргарита сильнее сжимала кулаки от досады и смущения.
– Какой Жан? Не знаю такого... Но, ты можешь спросить у Кая, если он захочет с тобой разговаривать, конечно. Иди и посмотри, как у тебя отнимают дорогого тебе человека, а ты не сможешь ничего предпринять.
– Это мы ещё посмотрим! – словно забыв об усталости и ранах, девушка кинулась искать его, минуя один зал за другим, пока не добралась до винтовой лестницы, уходящей на верхний этаж.
Что-то подсказывало ей, что искать следует именно там. Однако, поднявшись в комнату, она замерла, пораженная: её Джон и девица из зеркала сидели на ледяном полу подле стола с розами в вазе и парой резных стульев рядом – и всё это было сплошь изо льда, даже цветы – без аромата, хоть и походившие внешне на живые, поглощенные составлением ледяной мозаики из сверкающих кусочков льда.
– Ты кто? – Джон поднял голову от своего занятия, смотря взглядом, полным пустоты и отчужденности.
От неожиданности Маргарита хлопнула глазами и замотала головой, зажмурившись:
– Как это – кто? Это же я! – и слезы боли и обиды наворачивались на глаза, – Ты, что, действительно не помнишь меня? – неужели это тот же человек, чье пылкое сердце не могло оставаться равнодушными ко всему, что происходит вокруг, тот человек, чьи горячие губы и руки страстью и ласками возносили её к запредельным высотам блаженства?
– Уходи, ты нам мешаешь, – он даже голоса не повысил, всё такой же холодный тон, но Маргарита отшатнулась, как от пощечины, – У меня есть уже Герда.
Белая леди провела ладонью по его плечу, посылая Маргарите торжествующий взгляд:
– И я весьма рада этому обстоятельству, – и снова этот тон, механический, бездушный, словно бы записанный на пленку и воспроизводимый магнитофоном или проигрывателем, без эмоций, без индивидуальности. Она сказала, что рада? Да в её интонации не то, что радости, не было вообще ни каких чувств!
– Но, ведь она не настоящая! – Маргарита решительно приблизилась.
Белая леди так же монотонно продолжила, проведя пальцем по его щеке:
– Я абсолютно настоящая и в данных условиях подхожу ему более тебя, а ты – бесполезна.
Маргарита едва не задохнулась от возмущения, убрав её руку с его плеча:
– Ты – всего лишь моё отражение! Кукла! – она повернула его голову, так чтобы он мог лучше разглядеть это лицо: гладкое, белоснежное, лишенное чувств и эмоций, как у статуи из мертвого мрамора, – Бездушная кукла!
– Мне всё равно, – таким был его ответ, сказал, как отрезал, только ей было не всё равно, и сердце разрывалось от боли.
Маргарита схватила его за руку, вырывая из цепких холодных пальчиков, и подняла с пола
– Да, что же они тобой распоряжаются!
– Не трогай меня! – он тут же высвободил свою руку, принявшись растирать её, точно ему на самом деле было больно, – Ты делаешь мне больно! Больно...
Маргарита смотрела на Джона округлившимися от ужаса глазами:
– Тебе больно от простой человеческой теплоты? – она отказывалась верить своим ушам, в такое невозможно было поверить, – Что же они сделали с тобой?
– Мне больно... – повторил он, и только в этот раз в его интонации прозвучали хоть какие-то эмоции, хоть какое-то смятение чувств: значит, они всё-таки ещё остались у него, значит до него ещё есть шанс достучаться, – Это чувство нарушает мой покой...
Но тут снова вмешалась вторая – грациозно поднявшись и не менее грациозно подойдя к нему, она приложила свою холодную руку к тому месту, где до этого прикасалась ладонь Маргариты:
– Дай мне руку, – он вздрогнул, и глаза его расширились, – Теперь не больно? – в ответ он только кивнул головой:
– Теперь не больно, – тихо прошептал, с трудом выдохнув, точно что-то мешало ему свободно дышать, – Теперь хорошо.
– Один поцелуй – и станет совсем хорошо, – белая развернула его лицом к себе, дотронувшись губами до его губ, от чего лицо его снова стало застывшим, – Вот так – гораздо лучше, не правда ли? Больше не буду тебя целовать, а не то зацелую до смерти.
Позвольте, но это уже, право, слишком!
– Ну, всё! Хватит! – только Маргарита намерилась сделать шаг, белая снова встала у неё на пути:
– Отойди от него! – но она уже не вызывала страха, – Ты смущаешь его.
– И не подумаю! – Маргарита отодвинула её, беря мужа за руку, растирая и согревая своим дыханием его замерзшие пальцы, – Жан, Господи, ты весь холодный! Я готова отдать тебе всё своё тепло, – по её щекам текли слезы, от холода она перестала уже что-либо чувствовать, медленно сползая, не в силах даже удержаться за него обмороженными пальцами, – Я... не могу... Неужели всего моего огня не хватит, чтобы согреть тебя? Так не честно... Моих сил не хватает, я замерзаю... – она упала прямо на стол с цветами, и звон снова заставил Джона вздрогнуть.
