Текст книги "Мелодия Бесконечности. Симфония чувств (СИ)"
Автор книги: Екатерина Голинченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 53 страниц)
Какой же она ещё, по сути, ребенок... А когда он сам последний раз вот так запросто радовался рассвету, снегу, или, вот, обычному самому дождю?
А капли дождя смывали всю тяжесть, и на душе становилось легче.
В клубе у господина Ондзи свадебное торжество подходило к завершению. Сменив за роялем Николь, азиат играл проникновенную композицию собственного сочинения. Мало того – он ещё и сам пел, и голос его совершал непередаваемые обороты от высоких тональностей, к более низким, глубоким, чуть хриплым – и обратно. И все в зале заворожено притихли и слушали. А его песня предназначалась только одной – той, чьи волосы золотым нимбом сияли в свете изысканных люстр, соперничая с блеском её ясных глаз, той, чье гибкое тело выгодно подчеркивал тонкий шелк.
Финальную композицию для гостей сыграли сами молодожены – в качестве признательности и благодарности за чудесный вечер.
Это его последний шанс, если он хочет пригласить её на танец.
К его радости, златовласая приняла приглашение. Её улыбка согревала и очищала, а ещё – он сам заметил на её тонкой шее серебряный кулон в виде ангела, что подарил ей.
Девушка провела по цепочке рукой и нежно улыбнувшись, ещё раз поблагодарила за подарок.
Боже, дай сил! Эта её улыбка – как она больно резала, этот её взгляд, от которого так и хотелось зажмуриться, спрятаться, скрыться... Но руки сами обняли хрупкий стан её – крепче.
Не сводил с неё глаз, и только вовремя закончившая звучать композиция уберегла его от опрометчивого поступка – поцеловать её на глазах у всех.
Посчитав, что теперь для этого настал наилучший момент, он ещё раз поклонился и церемонно простился со всеми.
Выкуривая сигарету, он наблюдал, как в морозном воздухе пар от его дыхания принимал необыкновенные формы.
Домой он ехал, пробиваясь вечерними пробками – создавалось впечатление, что город с наступлением темноты только оживал, расцвечиваясь огнями множества автомобильных фар, магазинных витрин, окон домов и парковых фонарей.
Оставив в прихожей обувь и верхнюю одежду, он проследовал в комнату – Лаура уже спала, не дождавшись его. Он бережно поправил покрывало и присел рядом, перебирая её светлые локоны:
– Лаура, скажи, почему всё так запуталось? Почему мы такие, и нет нам покоя? Тех людей, что причинили нам боль уже давно нет на этом свете, а мы до сих пор живы... Только – жизнь ли это? – девочка во сне улыбнулась и перевернулась на другой бок, – Что же снится тебе, госпожа? – он поцеловал её белокурую макушку и вышел из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.
Он вышел на лоджию, сел в кресло и закурил, всматриваясь в панораму ночного города, открывавшуюся из окон их высотного этажа.
Спустя некоторое время тихие звуки шагов и последующие успокаивающие массирующие движения нежных рук заставили его расслабленно откинуться и закрыть глаза:
– Фи, Ондзи, ты опять курил? Я же просила тебя, – Лаура поморщила хорошенький носик, игриво хлопнув его по плечу.
– Прости, госпожа, – мужчина виновато улыбнулся, поднеся её ладошку к своим губам,– Мне показалось, ты спала.
– Тебе, смотрю, тоже не спится, – она провела пальчиком по его напряженному лбу, – Вон, и лоб уже нахмурил. Тебе не идет, кстати. О чем ты думаешь, Ондзи? Ты много думаешь последнее время, тебе не кажется? И нахмуренное выражение лица тебе не идет – морщины останутся.
На минуту он задумался, подбирая слова для ответа. Лаурита, хоть и выглядела маленьким ребенком, но отнюдь не была таковой – свои шесть веков она прожила не зря, и порой ему казалось, что она видит его насквозь и уже заранее знает, что он может ей ответить.
Видя, что его лицо непроницаемо серьезно, Лаура тоже перестала улыбаться.
– Лаурита, скажи, а ты думала о том, что нас ждет? – он посадил её к себе на колени, с надеждой глядя на неё, – О том, что такое любовь? Что такое сочувствие? – ей показалось даже забавным это выражение растерявшегося школьника на его лице, испытавшего дискомфорт при первом столкновении с трудно разрешимой задачей.
– Сочувствие? К тем, кто бросил нас гнить во тьме? – глаза её сузились, выражая раздражение и презрение, – Не смеши меня!
– И тебе совсем не жаль их? – девочка резко замотала белокурой головой:
– А кто меня пожалел, скажи? – она требовательно посмотрела в его глаза цвета ночного неба, потом быстро сглотнула злую слезу, – Хорошо быть добрым и благородным, когда у тебя в жизни всё хорошо, когда есть семья и близкие, которые не жалеют на тебя своей любви, своего времени, своих денег, – детскими устами говорили в ней обида и боль, и мужчина почувствовал это, как она не старалась крыть от него свои истинные душевные порывы.
– Ты, похоже, сегодня не в настроении, госпожа, – примирительно улыбнулся Ондзи, погладив её светлые волосы, – Предлагаю сменить тему разговора.
– Что-то ты совсем размяк, хотя раньше ты славился своей стойкостью, – Лаура провела пальчиком по его губам, – Не знай я тебя настолько близко, могла предположить, что ты влюбился, – стремясь отыскать ответ в его непроницаемом сосредоточенном взгляде, – Ты хоть иногда думаешь обо мне? Как о женщине?
Ондзи напрягся и попытался выдавить снисходительную улыбку:
– Лаура... – он старался не выдать своих переживаний, чтобы не вызвать её гнева, – Ты же прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. К чему эти разговоры? – и его умиротворяющий взгляд бальзамом проливался на её истерзанную душу:
– Ты можешь брать любую из них, – спокойно заметила она, погладив его по напряженной руке, – Только не забывай, что твоя верность принадлежит мне. С ними можешь удовлетворять себя, но ты всё равно будешь возвращаться ко мне. На мое горе, у меня тело ребенка, и я не могу доказать тебе свою любовь, но чувства мои сильны зрелостью взрослой женщины.
– Госпожа ревнует? – мужчина слегка улыбнулся, одними уголками губ, – Не стоит, право. Твое место – всегда особенное в моем сердце и в моей жизни, – так оно и было, за то время, что он знал её, сам того не замечая, он глубоко привязался к ней, но она продолжала идти по тупиковому пути саморазрушения, ведя за собой и его. И как ей объяснить всю бессмысленность этого пути, когда она всё ещё находится во власти своей боли и своей обиды – словно продолжая наслаждаться ими, даже спустя шесть столетий?
– Из тебя вышел бы прекрасный дипломат, – кивнула головой Лаурита, – Твои слова приятны моему сердцу, но меня ждут дела. Ещё остался один, с кем я не поговорила. Спокойных снов.
– И тебе спокойной ночи, госпожа! – он поцеловал её в лоб, и девочка, спрыгнув с его колен, усмехнулась и покинула комнату, оставив мужчину в продолжительных раздумьях.
Между тем, свадебное торжество подходило к своему завершению, и гости начали уже разъезжаться по домам, провожаемые оставшимся помощником Ондзи – Винтером. Особенно тепло он простился с Маргаритой, которая, несмотря на свою слабость, смогла всё же уговорить безумно любящего её мужа остаться до окончания праздника и вернуться домой вместе со всеми. И пусть у его жены были светлые волосы, но в глазах, таких же карих, как и у Маргариты, был такой же внутренний свет и такая же огромная душевная сила в хрупкой телесной оболочке. Когда-то и его мир был таким – где любят и ждут, где можно не бояться холодных одиноких ночей, где под дорогой модной одеждой сердце бьется с надеждой и любовью, и каждый его удар не отдает тупой ноющей болью. Не уберег он своего счастья... Потому и пошел в услужение к новым хозяевам, как когда-то служил королю, своему сюзерену. Своей службой он гордился, но отправляясь в поход, он оставил свою вотчину уязвимой, чтобы вернувшись, найти замок и поместье разоренными и узнать о смерти своих обожаемых жены и дочери, которых забрала безжалостная чума вместе с тысячей других жизней. Их даже не предали земле с подобающими почестями. Тогда он начал свой собственный крестовый поход, бросаясь из одной авантюры в другую, ища смерти на поле боя. В следующую эпидемию, приход которой он ожидал, словно избавления, заразился и он сам. Он уже приготовился встречать по ту сторону реальности тех, по ком изнывало его сердце. Тогда-то и появилась она... Лаура – так она представилась. Она обещала вернуть их, вернуть его семью, в обмен на преданность. И она сдержала своё слово, только он предпочел бы лучше снова увидеть их мертвыми, чем такими: походившими на них прежних лишь внешне, оставаясь отдаленным подобием человека, лишенных души и разума. И он решился на страшное – он попросил её вернуть жену и дочь назад, чтобы избавить и их, и себя от мучений, чтобы души их обрели наконец покой. Но договор уже имел нерасторжимую силу – это не избавило его от услужения Лауре. И вот он до сих пор вынужден нести эту службу и этот свой крест... Тогда ему было всё равно, он лишился смысла своей жизни, а вот теперь, глядя на этих счастливых людей, он снова задумался о многих вещах, о том, что правильно, а что – нет.
Когда возвратились остальные, Марк и Мей уже вернулись в дом, чему парень был даже рад, ибо находиться наедине с ней – было выше его сил, и невозможно было дольше терпеть. И не мог он подобрать слов, чтобы описать всё смятение обуревавших его чувств. Боялся, что она может неправильно понять его, неверно истолковать. Это влечение пугало его, путая день с ночью, и он боялся испугать её – и появление друзей он встретил с большим облегчением – царившее между ним и девушкой напряжение отошло на второй план. К счастью, все они были настолько утомлены событиями сегодняшнего насыщенного дня, что единственным основным желанием сейчас – было желание преклонить голову на подушке и забыться сладким сном, и все мучительные вопросы можно было отложить до утра.
А Маргарите захотелось продолжить завтра увлекательную беседу с Виславом и Барбарой – родителями Евангелины, и попросить их рассказать для её альбома любовных историй свою историю знакомства, ведь каждая из них – уникальна и неповторима и являет собой триумф и феерию самого прекрасного из всех человеческих чувств. Прежде чем подняться к себе в комнату, она, положив голову на плечо мужа, одарила засмущавшихся Марка и Мей ободряющим взглядом. И Даниэлла, взяв под руку доктора, понимающе хихикнула, игриво подмигнув.
Постепенно все обитатели дома разошлись по своим комнатам, чтобы завершить этот чудесный день в крепких объятиях друг друга – включая и отца Марка вместе с Александрой и яркую пару рыжеволосых Этьена и Николь, пока парень и девушка снова не остались одни.
– Сегодня был такой удивительный день, столько всего произошло, – маленькая японка устало улыбнулась, – Но я так счастлива была провести его с вами, с тобой...
– Я... тоже, – юноша попытался улыбнуться, и сейчас это получилось у него совершенно свободно и естественно, – был счастлив... – он провел рукой по её волосам и поцеловал её в лоб, – Ты, видимо, утомилась уже за сегодня. Спокойной ночи, Мей!
– Спокойной ночи, Марк! – она действительно выглядела уставшей после всего пережитого за сегодняшний день, но внутри ощущалась такая легкость, – Нам завтра, правда, рано вставать... – да, сегодня они оба очень устали, но впереди у них – целая жизнь, их история только начинает писаться на бесконечном полотне жизни. И сниться им сегодняшней ночью будут сны, полные света и любви. А когда они оба будут готовы перейти на следующий уровень отношений, то сами поймут это, и сопротивление этому станет бесполезным и лишенным смысла.
А Маргариту даже в такую ночь не переставали навещать кошмары.
В серебристый сон
Ты бы с ним ушел
По дороге вечных звезд
Над простором строгих гор
Ты бы перед ним
На колени встал
Не стыдясь ни слов, ни слез
Кто любил – тот и распял...
«Ария»."Кровь за кровь"
Сердце болезненно сжималось от того, каким она увидела мужа – в полинявшем рубище, босого, с длинными растрепанными волосами и заросшим щетиной лицом, сидящего в тесной, темной, пыльной камере, на его теле виднелись следы пыток.
Дверь в камеру приоткрылась, и вошел темноволосый юноша в расшитом серебром черном мундире.
В душе забрезжила надежда, что – вот оно, избавление, что сейчас он протянет свою руку, поможет ослабевшему в заточении отцу подняться и заберет подальше от этого ужасного места. Но этого так и не случилось... Анри не спешил с помощью, он смотрел со смесью ярости и восхищения.
– Ты всё так же непреклонен в своем решении и отказываешься присягать? – юноша старался смягчить тон: всё-таки перед ним был его отец.
Джон поднялся, повернувшись спиной, устремив взгляд на небольшое зарешеченное окно – что он делал не так? Почему его любимый сын превратился в чудовище? Разве он любил его меньше других своих детей? Потом он повернулся, чтобы посмотреть на лицо сына:
– Если бы я был уверен, что ты принесешь благо своему народу, то уже стоял бы перед тобой на коленях и целовал бы твою руку, признавая своим господином и повелителем. Но, глядя не тебя сейчас, сердце мое обливается кровью. И всё же я продолжаю взывать к твоему благоразумию, сын. Я не могу изменить своим принципам, и всему тому, во что я верю, не могу бросить свой народ.
– Но тысячи уже присягнули! – Анри раздраженно сжал пальцы.
– И я не виню их за это, они хотят спасти свои жизни, но для меня это означало бы показать народу, что я разделяю твои методы и поддерживаю тебя, а этого я не могу сделать, – один Бог знал, как ему было тяжело и больно сейчас, но голос его не дрогнул, – Словно обоюдоострый клинок: приняв – погубишь душу, отвергнув – подвергнешь смерти тело. Прошу, прости меня, сын мой, но это единственное, чего я не могу сделать для тебя.
– Последний раз спрашиваю, отец, – он положил свою руку на плечо Джона, – Ведь это только слова. Не разбивай матери сердце.
– Ты уже разбил – и её, и мое сердце, – мужчина печально покачал головой, – А я привык отвечать за всё то, что слетает с моего языка.
– Ты всё ещё отказываешься? – юноша всё ещё не верил своим ушам.
– Не всё ещё – всегда! – он резко убрал с плеча ладонь сына, – Видимо, мы разговариваем с тобой на разных языках.
– Ты знаешь, что это повлечет за собой? – гневно процедил сквозь зубы Анри.
– Думаешь, что я горю желанием принять мученическую смерть? – устало бросил мужчина, – Это не так. Как и все, я тоже хочу жить, но пусть мой народ видит, что я не одобряю такого твоего поведения. Скажи, разве мало мы любили тебя? Разве мало давали тебе, что тебе потребовалось ещё больше?
– Зачем же вы остались тогда, если я так вас разочаровал? – парень с досады ударил кулаком о кирпичную кладку стены.
– А сам ты как думаешь? – Джон испытывающее посмотрел в темно-серые глаза сына.
– Где же остальные? – был следующий вопрос.
– Там, где они будут в безопасности от того, каким ты стал, – спокойно ответил мужчина.
– Проклятье! Отец, не заставляй меня! Как я смогу? – не выдержав, его голос сорвался до крика, – Видит Бог, не этого я добивался... Глупо, очень глупо. Приговор приведут в исполнение на рассвете. Ни кто не посмеет усомниться в моей власти!
Гордись, отец – я великий герой!
Вся власть моя, и в этом суть
На крови я построил свой путь!
Смотри, отец, я могу все миры
Купить, продать и слёзы все
Превратить в серебро и успех!
«Мельница». «Баллада о трех братьях»
Маргарита задыхалась, судорожно вцепившись пальцами в полотно простыни. Тихонько поднявшись, чтобы не разбудить спящего рядом мужа, она накинула теплый халат и вышла на лоджию, обняв себя трясущимися руками, смотрела на занимающийся рассвет за окном.
И даже халат не спасал от внутреннего холода, сочетавшегося с природным холодом морозного рассвета. Поднеся ладони к губам, она согревала их своим дыханием, наблюдая, как при каждом выдохе изо рта вырываются клубы пара. Руки и губы продолжали дрожать, дрожала она уже всем телом. Возможно ли изменить судьбу? Что она должна сделать для того, чтобы не видеть своего сына таким? А если не сможет? Как ей выбирать между мужем и сыном? Как же страшно и тяжело, Господи! Нельзя допустить, чтобы страх перед днем завтрашним омрачил день сегодняшний. И вспомнила она виденную ею Екатерину Медичи... Что же должна была чувствовать эта женщина, видя, в кого превратились её дети, так тяжело выстраданные ею? И как же далеко может зайти материнская любовь? На что можно пойти ради своего ребенка? На что будет готова пойти она сама? Для себя Маргарита решила, что скорее жизнь свою положит, чем допустит, чтобы сбылась такая страшная судьба для самых дорогих ей мужчин. Что может сделать слабая женщина? Она может любить и согреть теплом своего материнского сердца – именно это делает даже слабую женщину поистине всемогущей.
На соседнем балконе появился Рафаэль. Его загорелое лицо выглядело бедным, а движения – какими-то нервными и дерганными. Он попытался закурить, но, заметив Маргариту, затушил сигарету и коротко поклонился, слегка улыбнувшись. Маргарита улыбнулась в ответ. Наверно, выглядела она не многим лучше него – такая же бледная и взволнованная. Такое её состояние он приписывал её беременности, а она предполагала, что это он просто отходит от волнений и переживаний вчерашнего дня.
И каждый из них не догадывался, что им обоим этой ночью выпало столкнуться с пугающими сновидениями.
Маргарита поежилась, и, ещё раз улыбнувшись Рафаэлю, вернулась в комнату в теплые объятия мужа. Для себя она твердо решила, что жизнь положит, но не даст осуществиться своему ночному кошмару.
И только она снова оказалась в постели, как ощутила силу и нежность мужских рук:
– Прости, не хотела будить тебя, – виновато улыбнулась Маргарита, пока он согревал её озябшие пальцы.
– И ты хотела лишить меня счастья быть разбуженным тобой? – мужчина игриво нахмурился, шепча на ухо и обволакивая своей чувственностью, – Чем я так провинился перед тобой, коварная моя женщина?
– О, месье, поверьте, это я ещё не проявила всего своего коварства, – Маргарита рассмеялась, переводя дыхание от его поцелуев.
– Мадам, когда вы так говорите, то лишаете меня рассудка и силы воли, – продолжил Джон, перенимая её шалость.
– Я готова искупить свою вину, – они продолжали сладкую шалость, и эта игра эта приятно возбуждала и будоражила воображение, – Будут пожелания, месье?
– Всё, что ТЫ пожелаешь, – и Джон даже не собирался спорить – женщины, по его философии, созданы для того, чтобы их любить, восхищаться ими, а не спорить с ними, – Всё в твоих руках – и даже я.
Он прошептал, с сожалением прерывая поцелуй, чтобы перевести дыхание:
– Тогда не будем терять время, – и Маргарита подумала, что в другие времена его, определенно, приняли бы за ведьмака, настолько магнетически он мог воздействовать на людей – далеко не только на неё, – Мы ведь хотим успеть к завтраку? Ещё ты хотел обсудить с братом совместную коллекцию одежды и аксессуаров.
– Хотел, но это может и подождать, – и его голос, его прикосновения помогали забыть все тревоги, давали сил и надежду выдержать предначертанное, – И, если мы уже заговорили о делах – не пора ли нам подумать о приданом для наших девочек?
– Я так боюсь сглазить, – откровенно призналась она, – Ты, верно, посчитаешь это ребячеством чистой воды – и, возможно, будешь прав. Прости, что это доставляет тебе лишние хлопоты, но пока дети не появятся на свет здоровыми, я не рискну что-либо покупать.
– О каких хлопотах ты говоришь? – он погладил жену по голове, глядя в такие огромные её карие глаза, – Если ты так хочешь, то так и будет. После того, что ты пережила. Я прекрасно понимаю твои страхи и не хочу их усугублять. Займемся этим, когда будешь готова – достану самое лучшее.
– И я благодарна тебе за понимание, – Маргарита довольно улыбнулась.
А Рафаэль вернулся в объятия любимой супруги, ложась рядом и крепче обняв её, ещё сладко спящую, и только ощущение её присутствия рядом и тепла её тела давало ему чувство успокоения.
И ночной кошмар стал рассеиваться, как дымный молочный туман на рассвете, привнося ясность без страха смотреть в день завтрашний, уже золотивший своим светом крыши и будивший беспокойных птиц. И так хотелось выкинуть из головы эти мысли и эти воспоминания вместе с образом белокурой девочки с дьявольским взглядом.
Она появилась, словно из воздуха:
– Приветствую вас, мой принц, – начала она первой, пока он удивленно рассматривал её, одетую в длинное старинное платье цвета темного вина, на фоне которого так контрастировали её светлые волосы, завитые в крупные локоны, – Как печально видеть, что вас лишили всего, что полагается вам, как единственному законному наследнику, – с сочувствующим видом она подошла ближе, снимая со своей маленькой руки изящную кожаную перчатку, протягивая мягкую ухоженную ладонь, – Неужели вас не задевает такая вопиющая несправедливость? Ваш престол отдан отпрыску незаконнорожденного сына вашего батюшки, в то время как ваши интересы жестоко попраны.
Мужчина же не спешил ответно пожать её руку:
– С кем имею честь общаться, сударыня? – спокойно поинтересовался он, продолжая изучать её: среди его знакомых такой не значилось, и в её присутствии он ощущал непонятный дискомфорт.
– Моё имя Лаура, мой принц, статный и гордый сын своего отца, – светловолосая девочка чопорно поклонилась, склонившись в легком реверансе, – Не годится вам оставаться на вторых ролях. Всю жизнь вы были в тени брата – всегда второй, всегда младший. Я могу помочь вернуть ваш трон, – словно рыбак, забросивший удочку с наживкой, она вопросительно посмотрела на него, ожидая его ответных слов.
– Разрешите указать вам, сударыня, что ваши сведения устарели, – сухо бросил Рафаэль, сурово сведя брови, – Князь признал своих старших детей такими же законными наследниками.
– И вам никогда-никогда не хотелось сесть на престол, причитающийся вам по праву, мой принц? – светло-янтарные глаза заискивающе смотрели на него.
– Поверьте, сударыня, – горько усмехнулся, покачав головой, – есть множество мест, гораздо более удобных и безопасных для сидения. Я бы не хотел ввязываться в эти игры.
Лаурита дернулась, сморгнув досаду, и поджав пухлые губы, ядовито выдала:
– Простите, мой принц, видимо, я ошиблась, и это не вы – не так давно готовы были устроить государственный переворот, – вот так, получи, прекрасный принц, я насквозь вижу твою отравленную гордыней душу.
– И это так, – и ему нечем было крыть, и нечего было возразить, кроме одного, – Но я больше не играю в эти игры, едва не потеряв всё. Боюсь, сударыня, вы ошиблись адресом, – ему дали шанс, его простили, и первой простила та, которую он собирался убить – эта маленькая хрупкая девушка с большими глазами оказалась сильнее и лучше его, а он своим недостойным поведением довел родного отца до сердечного приступа. При всём желании – такое невозможно забыть и за всю жизнь. Он слишком хорошо усвоил этот горький урок. Сейчас ему хотелось только покоя и поменьше думать об этом.
– Тогда, я, кажется, действительно ошиблась, – Лаура ещё раз посмотрела на него, и ей не понравился этот блеск сожаления и раскаяния в его глазах, – Прошу прощения. Что побеспокоила, мой принц. Будь вы настоящим принцем, вы бы боролись за своё наследство...
– Не будь я настоящим принцем, я бы не проявил чудеса долготерпения, и уже давно попросил бы леди удалиться, – и выглядел он сейчас настоящим принцем, истинным сыном великого Князя, – Данное предложение меня не интересует.
– А зря, очень зря, – холодно сощурилась Лаура, – Многое скоро изменится, и ценность моего расположения несоизмеримо возрастет.
– Именно потому, что я принц крови и сын своего отца, – Рафаэль оказался более стойким, чем она предполагала, – я не буду размениваться на сомнительные ценности, какие бы времена не настали.
– И никогда не надоедало оставаться на вторых ролях? – напоследок обронила светловолосая девочка, желая посадить в его душе зерна сомнения, – И никогда не хотелось вернуть себе корону племянника? – она исчезла, а его продолжало трясти, и возникла острая потребность выйти вдохнуть утреннего морозного воздуха и сделать пару затяжек. Нет, он всё сделал правильно. Даже если когда-нибудь его брат не сможет уже держать меч, чтобы защищать свою семью и свой народ – он примет оружие из его рук и продолжит его дело и будет помогать советом и поддержкой тому, кто станет более достойным звания правителя.
На вторых ролях, говорите? Господи, да какая разница, когда для своей семьи – для красавицы-жены и будущих детей – он всегда останется номером первым!
А в клубе господина Танака, забыв обо всех и обо всем: о пережитом, о магии, о силе и долге Хранителей, видя перед собой только зеленые глаза друг друга – как зеркальное отражение, молодожены предавались любви. Ловкие пальцы медленно ослабили шнуровку расшитого корсета, и шуршащие пышные юбки опустились на пол, как опускается над водной гладью невесомый туман, как сильный прибой выносит на берег белоснежную морскую пену. И капли воды после душа на их телах сверкали россыпью бриллиантов, которые хотелось бережно собирать губами и пальцами, заворожено глядя на своё отражение в каждой сверкающей частице. И выдыхая тихие стоны, они обессиленные уснули, когда уже не осталось сил любить друг друга, чтобы утром распахнуть свои счастливые глаза навстречу новому дню, когда они провожали Марка и Мей вместе с Ондзи в аэропорт.
– Ну, вот Марк, – грустно посмотрела на юношу маленькая Аделина, – Ты не дождался меня и нашел себе другую. Но я понимаю тебя – она красивая, – хитро заулыбалась девочка, а миниатюрная японка гордо тряхнула своими волосами.
– Ты тоже будешь очень красивой, – парень присел перед ней, продолжив совершенно серьезным тоном, – Не такой, как она. У тебя другая красота, но это не значит, что ты не будешь привлекательной. Красивые золотистые волосы и голубые глаза ценились во все времена. Вот увидишь, все известные модельные агентства ещё будут соперничать, чтобы ты работала именно с ними. И все парни будут у твоих ног – выбирай только того, на которого укажет твоё сердце, – после чего она обняла его за шею, и он поднял её на руки, – Что тебе привезти? – спросил, обаятельно улыбнувшись, – Кимоно? Куклу?
– Марк, ты слишком её балуешь, – рассмеялась, покачав головой, златовласая.
– Да? Не заметил, – с совершенно невозмутимым выражением лица парировал Марк, – Ты так считаешь?
Душевно и весело простившись, Ондзи ещё долго следил за мелькавшей в толпе светлой макушкой Даниэллы. Если бы Марк и Мей не были поглощены друг другом, всецело погруженные в свои чувства и переживания, то они заметили бы это, но им, понятное дело, сейчас было не до него. И азиат с облегчением отметил это. Пусть лучше занимаются своей личной жизнью – а со своей он уж как-нибудь сам справится, не первый день по земле ходит.Как-нибудь...
А загадочная Япония становилась всё ближе и ближе...
Многие и многие годы эта страна оставалась закрытой для подавляющего большинства иностранных граждан, и лишь не так давно она стала приоткрывать себя остальному миру.
Япония – сравнительно небольшая, но густонаселенная островная страна в Азии. Для более наглядного сравнения – площадь её территории в два раза меньше, к примеру, Украины, а по количеству населения – примерно в два с половиной раза больше, соответственно.
Страна контрастов, как модно нынче выражаться. Страна с многообразными климатическими условиями, разнообразным животным и растительным миром. Страна, где сосуществуют самые последние нововведения науки и техники и трепетно и бережно взлелеяны нерушимые вековые традиции и ремесла, такие, как изготовление тканей, керамики и кукол. Страна, где люди, которые могут себе позволить последние модели мобильных, где даже бачок в сортире снабжен таким количеством функций, что просто приводит в состояние ступора, люди всё ещё не разучились с какой-то детской непосредственностью радоваться первому снегу, свету полной луны, цветению вишни, наслаждаться созерцанием звездного неба над головой, сидя в природном горячем источнике, с поистине буддийским и философским спокойствием и умиротворением.
Страна, где процветает формализм культа поклонов и извинений и коллективизм высокой степени – на работе и учебе, наравне с ярко выраженным индивидуализмом вне этих стен – на улицах квартала Харадзюку, где словно с книг и экранов сошли герои популярных фильмов, комиксов и – почти вечный карнавал, почти вечный Хеллоуин.
Страна, где в чистых водах водится в изобилии рыба, а воздух в городах остается чистым, несмотря на огромное количество автомобильного транспорта, который является здесь именно – одним из многих средств передвижения, а не символом роскошества.
Страна, где дети остаются привилегированным классом, но также велико количество рано начинающих свою трудовую деятельность в достаточно юном возрасте, чтобы обеспечить себе содержание на получение достойного образования.
Страна, в языке которой такое невообразимое количество иероглифов, что все их не выучить и за всю жизнь, но большинство её жителей предпочитает комиксы и графические новеллы, где основное действие не описывается, а прорисовывается с минимальным набором слов. Где и "яма" – это вовсе не яма, а совсем даже наоборот – "гора".
Страна, где до сих пор ценится добродетель целомудрия, но процветает продажная любовь, где равно ценится древнее искусство каллиграфии и игры на старинных музыкальных инструментах и осведомленность в самых продвинутых достижениях и технологиях.
Единственная страна – формально являющаяся Империей, правящая династия которой не прерывалась с времен ее основания.
Сходя по трапу, Марк ощутил ужасную головную боль, сведенными от спазма пальцами он схватился за перила турникета, осев на колени, не в состоянии свободно дышать, лишь только тяжело хрипя – его ноги снова ступили на эту землю. Когда-то его звали Юто и он ходил по этой земле, не раз обагряя её своей кровью.
– Марк! – хорошо, что азиат вовремя успел подхватить его под руки, а Мей испуганно смотрела, как он задыхается.
В это время её позвала охрана – машина за ней уже приехала:
– Езжай, – махнув рукой подбодрил её соотечественник, – Не волнуйся, я позабочусь о нем.
– Тебя ждут, – прохрипел парень, – Со мной будет всё в порядке. Я позвоню.
– Оnegai shimasu! (Я вас очень прошу! – яп.) – бегло коснувшись его руки, обратилась она к Ондзи, попыталась изобразить поклон и усиленно моргая, передала свой багаж охранникам, последовав за ними к выходу из аэропорта.
– Yamete kudasai! (Остановите это, прошу! – яп.) – если бы Марк посмотрел сейчас на Ондзи, то увидел бы, как от удивления широко раскрылись его глаза цвета ночного неба. Откуда этот чужак говорит по-японски? А если бы азиат увидел то, что вставало перед глазами Марка, то удивился бы ещё больше – парень снова переживал смерть своих друзей по братству наемников, и снова не мог им помочь. Снова он видел расширенные от ужаса большие глаза Марико на бледном лице, глядящей на блестящее острие, торчащее из груди, дрожащие тонкие пальцы Акэми, ухватившейся за рукоять ножа, что вошел ей в правый глаз, смешанное выражение скорби и вечного покоя в безжизненных глазах Ори.
