Текст книги "Голубой молоточек. Охота за сокровищами (СИ)"

Автор книги: Эдгар Ричард Горацио Уоллес

Соавторы: Росс Макдональд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

XII

Подойдя к расположенной рядом с выходом дежурной комнате для медсестер, я спросил, где можно найти миссис Джонсон. Старшая медсестра оказалась женщиной среднего возраста с бледным, худым лицом и нетерпеливым характером.

– В больнице работает много женщин с такой фамилией. Ее зовут Сара?

– Да. А ее мужа – Джерри и Джерард.

– Почему вы сразу не сказали? К сожалению, миссис Сара Джонсон больше не работает в нашей больнице. – Она произнесла это нарочито торжественным тоном, словно судья, зачитывающий миссис Джонсон приговор.

– Она говорила, что работает здесь.

– Значит, она обманула вас. – Услышав собственные слова, старшая медсестра, видимо, почувствовала их излишнюю суровость и постаралась немного смягчить: – Или вы ее плохо поняли. В настоящее время она работает в доме для выздоравливающих, неподалеку от автострады.

– Вы не знаете, как он называется?

– «Ля Палома», – с отвращением произнесла она. – Благодарю вас. А почему ее уволили?

– Я не сказала, что ее уволили. Просто ей позволили уйти. Но я не уполномочена вести разговор на эту тему. – Однако я почувствовал, что она не прочь меня задержать. – Вы из полиции? – спросила она.

– Я частный детектив, сотрудничающий с властями.

Вынув бумажник, я показал ей фотокопию своей лицензии. Она улыбнулась ей так, словно смотрела в зеркальце.

– Опять у нее неприятности?

– Надеюсь, что нет.

– И на этот раз снова речь идет о краже наркотиков?

– Я могу сказать только, что провожу расследование по делу миссис Джонсон. Как давно она перестала здесь работать?

– Это произошло на прошлой неделе. Дирекция разрешила ей уйти и дала хорошую рекомендацию. Но дольше держать ее не могли. Дело было совершенно ясное – у нее в кармане оказалось шесть таблеток. Когда ее обыскивали, я находилась рядом. Жаль, что вы не слышали, какими словами она поливала начальника.

– Что же она ему сказала?

– Ох, я не могу этого повторить. – Бледное лицо старшей сестры покрылось внезапным румянцем, словно я сделал ей неприличное предложение.

Она посмотрела на меня с заметной неприязнью, видимо, стыдясь своего излишнего волнения. Потом резко повернулась и молча удалилась.

Был уже первый час ночи. Я провел в больнице столько времени, что ощущал себя почти пациентом. На этот раз я вышел через другие ворота, не желая снова сталкиваться с капитаном Маккендриком, Пурвисом, Паолой или каким-нибудь умирающим мужчиной.

Проезжая по автостраде, я видел неоновую вывеску «Ля Палома», поэтому представлял себе, где находится пансионат для выздоравливающих. По пути из больницы я миновал несколько неосвещенных врачебных кабинетов, общежитие для медсестер и ряд улочек, застроенных еще до войны двухэтажными домиками, в которых обитали горожане среднего достатка. Населенная часть квартала отделялась от автострады узким парком, поросшим редкими дубами, под ветвями которых укрывались немногочисленные автомобили с влюбленными парочками; их передние стекла были изрядно запотевшими.

Комплекс облицованных камнем двухэтажных зданий, в которых помещался пансионат «Ля Палома», находился почти у самой автострады, словно бензоколонка. Когда я вошел внутрь и закрыл за собой дверь, приглушенный рокот изредка проезжавших в это время суток автомашин стал напоминать отдаленный гул морского прибоя. Его перекрывали доносившиеся с близкого расстояния звуки жизни пансионата: храп, вздохи и тихие, невнятные голоса пациентов.

Я услышал за собой тихие шаги приближавшейя медсестры. Это была молодая красивая негритянка.

– Слишком позднее время для посещений, – сказала она. – Все уже закрыто на ночь.

– Я хотел повидаться с вашей сотрудницей, миссис Джонсон.

– Попробую ее найти. Она становится популярной. Вы уже второй человек, который ее спрашивает за сегодняшний день.

– А кто был первый?

Она запнулась.

– Может быть, вы ее муж? – спросила она наконец.

– Нет. Всего лишь знакомый.

– Перед вами ее посетил сын… молодой человек с рыжими усами. Он наделал немало шума, прежде чем мне удалось его выставить. Она окинула меня испытующим, хотя и дружелюбным взглядом: – Надеюсь, вы не собираетесь учинить скандал?

– Я как нельзя более далек от такого намерения, Просто я собираюсь предотвратить один конфликт.

– Хорошо, я позову ее. Но ведите себя потише, ладно? Люди уже спят.

– Ясное дело. А из-за чего он скандалил?

– Из-за денег. Ведь всегда все делается из-за денег.

– Не всегда, – заметил я. – Иногда причиной бывает любовь.

– И об этом тоже шла речь. В его машине сидела какая-то блондинка.

– Не всем так везет.

Она сделала строгое лицо, словно намереваясь отразить мои возможные домогательства.

– Я позову миссис Джонсон, – сказала она.

Миссис Джонсон приблизилась ко мне с явной неохотой. Ее опухшие глаза свидетельствовали о том, что она плакала.

– Что вам нужно? – Тон ее наводил на мысль, что она уже почти всего лишилась и немногое может предложить.

– Мне бы хотелось немного поговорить с вами.

– У меня и так уже большие неприятности на работе. Вы хотите, чтобы меня уволили?

– Нет. Но дело обстоит таким образом, что я частный детектив.

Ее взгляд окинул маленький, темный вестибюль и остановился на входной двери. Она напряглась, словно собиралась выбежать на автостраду.

Но я уже стоял между ней и дверью.

– Здесь есть какое-нибудь помещение, где мы могли бы спокойно поговорить несколько минут?

– Думаю, да. Но если я потеряю работу, это будет по вашей вине.

Она проводила меня в обставленную случайно подобранной мебелью приемную и зажгла стоявший на полу торшер с темным абажуром. Мы сели напротив друг друга, почти касаясь коленями. Она одернула белый нейлоновый халат, словно прикосновение ко мне могло его испачкать.

– Чего вы от меня хотите? И не притворяйтесь журналистом. Я с самого начала поняла, что вы полицейский.

– Я хочу повидаться с вашим сыном Фрэдом.

– Я тоже. – Она приподняла свои массивные плечи и снова их опустила. – Я начинаю беспокоиться за него. Уже целый день он не дает о себе знать.

– Он был здесь сегодня вечером. Чего он хотел?

Она некоторое время молчала. На ее лице отразилось усилие, будто она проглатывала собственную ложь, а может быть, выдумывала следующую.

– Ему нужны были деньги. Ничего нового в этом нет. Каждый имеет право попросить денег у собственной матери. Не первый раз я ему помогаю. Он всегда возвращает, если только есть из чего возвращать.

Я разорвал дымовую завесу, сотканную из ее слов:

– Перестаньте, миссис Джонсон. Фрэд оказался в трудной ситуации. Кража картины – достаточный повод для беспокойства. А теперь он еще похитил девушку, чтобы утаить предыдущее преступление.

– Он ее не похищал! Это ложь, никчемная ложь. Она поехала с ним по собственной воле. Откровенно говоря, пожалуй, она первая напала на эту идею. Уже довольно долгое время она бегала за Фрэдом. А если та маленькая черномазая сказала вам что-то другое, то она просто солгала. – Она стиснула кулак и махнула им в сторону двери, за которой скрылась чернокожая медсестра.

– А как обстоит дело с той картиной, миссис Джонсон?

– С какой картиной?

– Той, которую Фрэд украл из дома Баймейеров.

– Он вовсе не крал, а просто позаимствовал, чтобы подвергнуть ее каким-то анализам. Он отнес ее в музей, и оттуда ее украли.

– Фрэд сказал мне, что картина пропала из вашего дома.

Она покачала головой:

– Наверное, вы его плохо поняли. Ее вынесли из музейного подвала. Это они виноваты.

– Итак, вы решили придерживаться такой версии – вы и Фрэд?

– Это правда, поэтому мы ее и придерживаемся. Фрэд чист как стеклышко. Если вы сами этого не видите, значит у вас испорченное воображение. Вы слишком долго имели дело с негодяями.

– Это правда, – согласился я. – Мне кажется, что и вы к ним относитесь.

– Я не собираюсь сидеть здесь и выслушивать ваши грубости.

Она пыталась возбудить в себе гнев, но у нее это как-то не получалось. Слишком много она пережила в течение одного дня, а грядущая ночь нависала над ней, как грозная волна.

Она опустила глаза на сплетенные пальцы и прижалась к ним лицом. Она не рыдала, не плакала, не произносила ни слова, но ее молчание на фоне приглушенного гула автострады выражало беспросветное отчаяние.

Вскоре она выпрямилась и посмотрела на меня с полным спокойствием:

– Я должна вернуться к работе.

– Но ведь вас никто не контролирует.

– Может быть, и так, но если утром будет беспорядок, виноватой окажусь я. Нас здесь всего двое.

– Я думал, вы работаете в больнице.

– Работала. Но у меня вышла ссора с одним из начальников.

– Не хотите ли вы рассказать мне об этом?

– Ничего особенного не произошло. Так, пустяки.

– Так расскажите.

– А почему я должна вам рассказывать? У меня и без ваших расспросов достаточно хлопот.

– И наверное, совесть неспокойна?

– Моя совесть касается только меня. Я не нуждаюсь в вашей помощи.

Она сидела в полной неподвижности. Я восхищался ею, как мог бы восхищаться статуей, если бы ее история была мне абсолютно безразлична. Но ее молчание было мне не на руку. Вся эта история, начавшаяся с не слишком серьезной кражи, постепенно втягивала в свою орбиту все новых людей; двое мужчин уже расстались с жизнью, а дочь Баймейеров скрылась в неизвестном направлении.

– Куда поехал Фрэд с мисс Баймейер?

– Не знаю.

– Вы не спросили об этом? Вряд ли вы дали бы ему денег, не поинтересовавшись, что он собирается с ними делать.

– И все же именно так оно и было.

– Думаю, что вы говорите неправду.

– Можете думать, что хотите, – произнесла она равнодушным тоном.

– И это уже не в первый раз. Вы уже неоднократно обманывали меня.

В ее глазах промелькнуло что-то вроде интереса, и она взглянула на меня с видом превосходства, которое испытывают лгуны в отношении тех, кого обманывают.

– Например, вы ушли из больницы, потому что вас поймали на краже наркотиков. А вы утверждали, что причиной был какой-то конфликт с начальником.

– Он как раз и касался наркотиков, – поспешно произнесла она. – Они недосчитались какого-то количества и свалили это на меня.

– А вы были ни при чем?

– Разумеется. За кого вы меня принимаете?

– За человека, который говорит неправду.

Она резко дернулась, словно намереваясь уйти, но не встала с места.

– Пожалуйста, можете меня оскорблять. Я привыкла к этому. Вы ничего не сможете доказать.

– Вы сейчас находитесь под действием наркотиков?

– Я их не употребляю.

– Никаких?

– Никаких.

– Тогда для кого вы их крали? Для Фрэда?

Она скривила лицо, изображая смех, но издала лишь тонкое, почти беззвучное хихиканье. Если бы я услышал ее голос, не зная, кому он принадлежит, то подумал бы, что это голос молодой, легкомысленной девицы.

– Почему Фрэд взял ту картину, миссис Джонсон? Чтобы продать ее и купить наркотики?

– Он не наркоман.

– Так, может быть, он хотел их добыть для мисс Баймейер?

– Что за нелепая мысль! Ведь у нее есть собственное состояние.

– Поэтому Фрэд и интересуется ею?

Она наклонилась вперед, не снимая рук с коленей; вид у нее был очень сдержанный и смертельно серьезный. Женщина, которая еще минуту назад хихикала, бесследно исчезла.

– Вы не знаете Фрэда. И никогда не узнаете – вам не хватает ума. Он порядочный человек и относится к мисс Баймейер как брат, старший брат.

– Так куда же старший брат завез свою сестричку?

– Напрасно ехидничаете.

– Просто хочу знать, где они или куда собираются ехать. Вы знаете?

– Понятия не имею.

– Вы не дали бы им денег на дорогу, если бы не знали, куда они едут.

– А кто говорит, что я дала им денег?

– Я.

Она стиснула кулаки и несколько раз стукнула ими по обтянутым белым нейлоном коленям:

– Я убью эту черномазую мартышку!

– Не советую. Если вы это сделаете, то сядете в тюрьму.

Она скривила губы в неприятной усмешке:

– Да ведь я пошутила.

– Но выбрали для этого неподходящий момент и неподходящую тему. Сегодня вечером был убит человек по имени Пол Граймс.

– Убит?

– Избит до смерти.

Миссис Джонсон наклонилась вбок и повалилась на пол. Она не пошевелилась до тех пор, пока чернокожая медсестра, которую я позвал на помощь, не облила ей голову водой. После этого она поднялась, с трудом хватая ртом воздух, и прикоснулась к волосам.

– Зачем ты это сделала? Ты испортила мне прическу.

– Вы потеряли сознание, – напомнил я ей.

Она покачала головой и слегка покачнулась. Медсестра, обхватив ее рукой, помогла ей сохранить равновесие.

– Лучше присядь, дорогая. Ты и в самом деле потеряла сознание.

Однако миссис Джонсон предпочла остаться на ногах.

– Что случилось? Кто-то оглушил меня?

– Вас оглушила услышанная от меня новость, – ответил я. – Пол Граймс сегодня вечером был избит до смерти. Я нашел его на улице, неподалеку отсюда.

Миссис Джонсон придала своему лицу выражение полного равнодушия, а затем облеклась в маску притворного неведения:

– Кто это такой?

– Антиквар, родом из Аризоны. Это он продал Баймейерам картину. Вы его не знаете?

– Вы можете повторить его фамилию?

– Пол Граймс.

– Никогда не слышала о таком.

– Почему же вы упали в обморок, когда я сказал, что он убит?

– Не из-за этого. У меня случаются такие внезапные обмороки. Они не опасны.

– Может, я лучше отвезу вас домой?

– Нет! Я потеряю место. Не могу себе этого позволить. Это наш единственный источник дохода.

Она опустила голову, повернулась и нетвердым шагом направилась в сторону палат для пациентов.

– Куда Фрэд собирается отвезти мисс Баймейер? – спросил я, идя сзади.

Она не ответила и вообще никак не отреагировала на мой вопрос.

XIII

Я доехал по автостраде до почти опустевшего центра города. По дороге меня опередила патрульная полицейская машина. Водитель, поравнявшись со мной, бросил на меня мимолетный взгляд и помчался дальше.

На третьем этаже здания редакции горел свет. Окна выходили в поросший травой и окруженный пальмами небольшой сквер. Высокие деревья стояли тихо и неподвижно; ночь была совершенно безветренная.

Поставив машину в сквере, я поднялся на третий этаж. Идя на стук пишущей машинки, я пересек большой пустой зал и подошел к отделенной перегородкой кабине, в которой работала Бетти Джо. Когда я позвал ее по имени, она удивленно подняла взгляд:

– Вы не должны так поступать. Вы меня напугали.

– Извините.

– Ничего. По правде сказать, я рада, что вы зашли. Я пытаюсь связать статью об этом убийстве в какое-то логическое целое.

– Можно мне ее прочитать?

– В завтрашней газете, если только ее напечатают. Мои статьи не всегда помещают. Редактор информационного отдела принадлежит к мужским шовинистам и пытается дискриминировать меня, публикуя на страницах, предназначенных для женщин. – Она улыбнулась, но ее темные глаза воинственно сверкнули.

– Но ведь вы можете представить мне свою концепцию происшедшего?

– К сожалению, у меня ее нет. Я пытаюсь построить статью, опираясь на вопросы: кем была женщина на той картине? Кто писал портрет? Ну и, разумеется, кто его украл? По сути дела, это тройная загадка, ведь так? А вы не знаете, кто украл?

– Пожалуй, знаю, но я бы не хотел, чтобы вы на меня ссылались.

– Я даже не упомяну о вас, – заверила она. – Мне бы просто хотелось узнать подоплеку всего этого дела.

– Ладно. Если верить показаниям свидетелей, которые, говоря по правде, немногого стоят, картина была похищена дважды за короткий промежуток времени. Студент факультета истории искусств по имени Фрэд Джонсон взял ее из дома Баймейеров…

– Тот самый Фрэд Джонсон из музея? Никак не могла бы подумать, что он на это способен.

– Может быть, так оно и есть. Он утверждает, что взял картину, чтобы подвергнуть ее каким-то исследованиям и установить, действительно ли она написана Чентри. Но кто-то украл ее из дома его родителей или из музея… Существуют две версии.

Бетти Джо делала какие-то заметки карандашом на листке бумаги.

– А где теперь Фрэд? Как вы думаете, могу я с ним побеседовать?

– Если сумеете его разыскать. Он уехал в неизвестном направлении вместе с дочерью Баймейеров. Если же говорить об остальных ваших вопросах, то я не знаю, кто написал эту картину. Может, Чентри, а может, нет. Не исключено, что это известно Фрэду. Мне частично удалось установить личность женщины на портрете. Ее зовут Милдред.

– Она живет здесь?

– Сомневаюсь. Когда-то в молодости она работала натурщицей в Тусоне. Ее знал Пол Граймс, тот человек, которого убили. На портрете она значительно моложе, чем в действительности.

– Это означает, что картина написана давно?

– Как раз это и составляет одну из загадок, которые пытался разрешить Фрэд, Он стремился определить возраст картины, чтобы прийти к выводу, мог ли ее написать Чентри.

Бетти Джо подняла голову от своих записей и с интересом взглянула на меня:

– Вы полагаете, что это мог быть он?

– Мое мнение в данном случае маловажно. Я не видел ни картины, ни ее фотографии.

– Почему же вы сразу не сказали? Я принесу ее.

Она быстро поднялась и скрылась за дверью с табличкой «Фотослужба». Волны вибрирующего воздуха, которые она оставила после себя, расходились по моему телу.

Я ощущал себя усталым и одиноким, но не был уверен, что стоит предпринимать попытку преодолеть пропасть между поколениями. Она могла разверзнуться подо мной и поглотить. Я попытался сосредоточить внимание на женщине с портрета, которой я до сих пор не видел.

Бетти Джо принесла фото и положила его на письменный стол. Это была цветная фотография картины, размером приблизительно четыре на шесть дюймов. Я придвинул ее поближе к свету флюоресцентной лампы. Паола сказала правду – женщина была очень красива.

У нее были классические черты и нежный цвет лица, свойственный блондинкам. Вся картина дышала глубиной, сконцентрированной в холодных, голубых глазах женщины; у меня было такое впечатление, что я наблюдаю за ней – или она за мной – с большого расстояния. Возможно, причиной были слова Паолы о том, что женщины, позировавшей для портрета, уже нет в живых или она старушка, а ее красота уцелела лишь на портрете.

В то же время, глядя на репродукцию, я яснее представил себе контуры всего этого дела. Мне захотелось во что бы то ни стало отыскать картину и познакомиться с этой женщиной, если только она жива. Мне очень захотелось узнать, где, когда и кем она была написана.

– Вы поместите снимок в завтрашнем номере?

– Скорее всего, нет, – ответила Бетти Джо. – Фотограф утверждает, что копия, которую он сделал, в печати будет выглядеть не лучшим образом.

– Мне бы пригодилась даже скверная копия. Оригинал должен быть возвращен полиции.

– Я думаю, вы могли бы попросить у Карлоса один экземпляр.

– Попросите у него сами, ладно? Вы его знаете. Может быть, это помогло бы мне разыскать Фрэда и мисс Баймейер.

– Но если вам это удастся, вы сообщите мне подробности, хорошо?

– Ладно, я о вас не забуду, – проговорил я и тут же отдал себе отчет в двусмысленности своих слов.

Бетти Джо отнесла копию обратно, а я тем временем уселся на ее стул, положил голову на сложенные на столе руки и моментально погрузился в сон. По-видимому, мне снились какие-то авантюрные приключения или, может быть, предчувствие их. Так или иначе, когда девушка коснулась ладонью моего плеча, я вскочил на ноги, хватаясь за спрятанную под пиджаком кобуру револьвера, которого у меня при себе не было.

Бетти Джо резко отпрянула, закрывшись руками с растопыренными пальцами.

– Вы меня напугали.

– Извините.

– Карлос делает для вас копию. А мне, к сожалению, пора садиться за машинку. Я хочу закончить статью, чтобы она могла попасть в вечерний выпуск. Кстати, я могу упомянуть в ней вас?

– Пожалуйста, только без фамилии.

– Вы скромный.

– Не слишком. Но я частный детектив. И мне незачем афишировать свое имя.

Я перешел за стол редактора городских новостей и снова положил голову на руки. Уже довольно давно мне не приходилось спать в комнате, где, кроме меня, находилась девушка. Впрочем, комната была большая, ярко освещенная, а голова девушки была занята совершенно иными проблемами.

Она разбудила меня восклицанием, стоя на некотором расстоянии:

– Мистер Арчер?

Рядом с ней стоял какой-то молодой негр. Он показал мне сделанное им черно-белое фото. Оно получилось несколько смазанным и серым, как будто светловолосая женщина отодвинулась еще дальше во времени, вне пределов досягаемости солнечных лучей. Но черты ее лица можно было различить.

Я поблагодарил фотографа и предложил ему деньги, но он отказался, сделав жест открытыми ладонями, словно отталкивая что-то от себя. Затем он вернулся в свою лабораторию, а Бетти Джо вновь засела за машинку. Напечатав несколько слов, она неожиданно прервала свое занятие, сняла руки с клавиш и опустила их на колени.

– Не знаю, удастся ли мне накропать эту статью. Я ведь не могу упоминать ни Фрэда Джонсона, ни ту девушку. При таком положении дел мне в общем-то не о чем писать, понимаете?

– Будет о чем.

– Но когда? Я слишком мало знаю об этих людях. Если бы женщина с портрета была жива и мне удалось с ней встретиться, ситуация выглядела бы совершенно иначе. Я могла бы сделать ее главным персонажем статьи.

– Вы и так можете сделать это.

– Но было бы намного лучше, если бы я могла написать, кто она и где живет. Если, конечно, она еще жива. Может быть, даже добавить интервью с ней.

– Не исключено, что это знают супруги Баймейер, – заметил я. – Возможно, они приобрели этот портрет по каким-то личным причинам.

Она взглянула на часы:

– Уже слишком поздно. У меня не хватит смелости звонить им в такое время. Впрочем, все равно неизвестно, знают ли они что-нибудь. Рут Баймейер распространяется о своей дружбе с Ричардом Чентри, но сомневаюсь, что ее когда-либо связывали с ним близкие отношения.

Я не возразил ей. Мне не хотелось в эту минуту разговаривать с моими клиентами. С того времени, как они меня наняли, масштабы дела страшно выросли, и я не рассчитывал, что сумею им вскоре все объяснить. Но у меня было желание еще раз попытаться разговорить миссис Чентри.

– А вот с женой Чентри ее связывали близкие отношения.

– Вы думаете, Фрэнсин Чентри захочет со мной разговаривать?

– Ей трудно будет отказаться теперь, когда речь идет об убийстве, которое она, кажется, приняла очень близко к сердцу. Вероятно, ей известно все об этой женщине с портрета. Ведь она и сама часто позировала мужу.

– Откуда вы знаете?

– От нее.

– Мне она никогда об этом не говорила.

– Потому что вы не мужчина.

– Наконец-то вы это заметили.