Текст книги "Голубой молоточек. Охота за сокровищами (СИ)"

Автор книги: Эдгар Ричард Горацио Уоллес

Соавторы: Росс Макдональд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

XXXV

Крона магнолии висела над рядами домиков, словно привязанная к стволу туча. Только в одном из домиков горел свет, приглушенный опущенным жалюзи. Я постучал в сетчатую наружную дверь.

За ней послышался какой-то шорох, а затем дыхание прислушивавшегося человека.

– Кто там? – послышался наконец женский голос.

– Меня зовут Арчер. Я частный детектив, работаю на Джека Баймейера.

– Ну и проваливайте к дьяволу, – последовал спокойный ответ. – А прежде чем это сделать, можете заглянуть к Баймейеру и предложить ему отправиться туда вместе с вами.

– Охотно, мисс Мид. Я тоже не люблю этого сукина сына.

Она открыла внутреннюю дверь, демонстрируя на фоне освещенной комнаты очертания своей маленькой, изящной фигурки.

– Я не расслышала вашу фамилию.

– Арчер. Лью Арчер.

– Вас прислал Джек Баймейер?

– Не совсем так. У него украли картину – ваш портрет. Я надеялся, что вы поможете мне найти ее.

– Откуда Джек прознал, что я живу здесь? Я не говорила об этом ни единому человеку.

– Меня прислала Паола Граймс.

– Теперь понятно. Я сделала глупость, впустив ее в дом. – Она выпрямилась, словно собиралась захлопнуть дверь перед моим носом. – Она непутевый член непутевой семьи.

– Сегодня утром я разговаривал в Коппер-Сити с ее матерью, Хуанитой. Она велела передать вам от нее поклон.

– Да? Очень мило с ее стороны.

Я назвал нужный пароль. Она подошла ближе, чтобы отворить наружную дверь. До этого трудно было угадать ее возраст, но теперь я заметил, что она прихрамывает и раскачивается при ходьбе, напоминая морскую птицу, с легкостью скользящую по волнам океана, но с трудом ковыляющую по земле.

Ее седая голова также напоминала птичью. У нее был высокий лоб, правильные черты лица, несколько впалые щеки, тонкий, прямой нос и живые, острые глаза. Заметив, что я разглядываю ее, она улыбнулась. У нее не хватало одного переднего зуба, поэтому улыбка была немного плутовской.

– Я вам нравлюсь? Не могу сказать, чтобы старость положительно влияла на мою красоту.

– Это правда.

– Ну и очень хорошо, – проговорила она, по-прежнему улыбаясь. – Моя внешность подверглась многочисленным испытаниям, но я не жалуюсь. Женщина не может иметь все сразу. Я много путешествовала – преимущественно первым классом – и знала знаменитых и умных людей.

– С одним из них я познакомился вчера в Тусоне.

– С Лэшмэном?

– Да.

– Что у него новенького?

– Он стареет. Но по-прежнему пишет. По правде говоря, когда я там был, он как раз работал над очередным вашим портретом.

Она немного помолчала. Потом подняла голову, и в ее глазах я увидел пустоту.

– Я изображена на нем такой, какая я сейчас, или такой, какой была прежде?

– Такой, как прежде.

– Разумеется, иначе и быть не могло. Ведь он не видел меня с тех пор, как я по-настоящему состарилась. – Она говорила о себе так, как будто была прекрасным, но к сожалению, непрочным произведением искусства: японской икебаной или мелодией, написанной человеком, не знавшим нотной грамоты. – Но хватит обо мне. Рассказывайте, что поделывает Хуанита.

Она уселась в кресло, стоявшее под лампой, а я поместился напротив. Коротко я рассказал ей о Хуаните Граймс, потом о ее бывшем муже, Поле, и о его гибели.

Казалось, она была потрясена услышанным.

– Не могу поверить в смерть Пола. Он был здесь с дочерью всего несколько дней назад.

– Она говорила мне об этом. Кажется, он хотел, чтобы вы удостоверили подлинность своего портрета.

– Да, ему хотелось именно этого. К сожалению, я не смогла припомнить ту картину. У него при себе была лишь маленькая фотография с нее, а меня писали столько раз, что я уж давно счет потеряла. Должна вам признаться, мне надоели картины; в особенности те, на которых представлено мое собственное лицо. С момента, как поселилась здесь, я не повесила ни одной, хотя у меня их множество в боковой комнате. – Она показала рукой на голые стены. – Не хочу, чтобы они напоминали мне о том, что я давно потеряла.

– Понимаю. Но не посмотрите ли вы еще раз на фотографию с картины?

– С моего портрета?

– Вероятно, да. Это та самая, которой интересовался Пол Граймс.

Я передал ей фотографию. Она тщательно осмотрела ее при свете лампы, а потом издала какой-то нечленораздельный звук, означавший, что она узнала портрет.

– Вы его когда-нибудь раньше видели, мисс Мид?

– Я вижу его в третий раз. И второй в течение этого вечера. Но я по-прежнему не могу сказать, кто и когда его нарисовал. Он несомненно похож на произведение Чентри, но я не помню, чтобы мне приходилось позировать для этого портрета.

– Некоторые утверждают, что он написан по памяти, без модели, к тому же, возможно, очень недавно.

– То же самое говорила сегодня вечером та молодая женщина.

– Какая женщина?

– Журналистка из здешней газеты. Я ей сказала, что не даю интервью, но она проявила такую настойчивость, что в конце концов я позволила ей прийти. Должна признаться, она произвела на меня приятное впечатление. Но ей от меня было мало толку.

– Ее звали Бетти Сиддон?

– Точно. Бетти Сиддон. Вы ее знаете?

– Я пытался с ней связаться. Она не сказала вам, куда собирается идти от вас?

– Сказала, что едет на какой-то пляж… кажется, Сикамор Бич.

– Может, Сикамор Пойнт?

– Да, пожалуй, вы правы. Так или иначе, человек, который продал Граймсу эту картину, позавчера утонул. Как его звали?

– Джейк Уитмор. Но он не утонул. Его утопили в пресной воде, скорее всего, в ванне.

Она была потрясена моим сообщением, хотя я вовсе не ставил перед собой такую цель. Лицо ее сделалось каким-то безжизненным и бесцветным; черты его оставались красивыми, но глаза стали мертвыми, словно глазницы статуи.

Она пошевелила бледно-фиолетовыми губами:

– Так, значит, этот Уитмор был убит?

– Такого мнения придерживаются полиция и коронер.

– Господи Иисусе! – Она дышала тяжело, как бегун после длинной дистанции.

– Может быть, принести вам воды, мисс Мид?

– У меня есть кое-что получше. – Она показала рукой на стоявший у стены буфет. – Там стоит бутылка виски «Джек Дэниелс». И стаканы. Налейте и себе заодно. Мне – без воды. Двойной.

Я вынул бутылку и налил, как она просила. Она выпила одним глотком, попросила еще один двойной и вновь одним духом опорожнила свой стакан. После этого лицо ее снова оживилось и обрело прежний цвет.

– Глотните и вы, – сказала она. – Ненавижу пить в одиночестве.

Я стал подумывать, не алкоголичка ли она, и пришел к заключению, что мои подозрения небезосновательны.

– Почему вы на меня так смотрите? – спросила она. – Я смешно выгляжу?

Вы видите в моих глазах что-то странное?

– Нет, что вы!

– Тогда нечего на меня так пялиться.

– Извините. Впрочем, мне уже пора.

– Вы интересуетесь этой мисс Сиддон, да?

– Интересуюсь. Вы прочли мои мысли.

– Я знаю мужчин, – сказала она. – А она не слишком молода для вас?

– Возможно. Когда она приходила?

– Я не смотрела на часы. Был ранний вечер.

– А как она вас разыскала?

– Позвонила в… – Внезапно она прикусила язык. Потом, после короткого напряженного молчания, добавила: – Понятия не имею.

– Вы начали говорить, что она куда-то позвонила.

– Я так сказала? Значит, вам известно больше, чем мне. Видимо, я думала о чем-то другом. Если вам нужно идти, я вас не задерживаю. Только поставьте бутылку на таком расстоянии, чтобы я могла до нее дотянуться, ладно?

Она коснулась белой сморщенной ладонью поверхности столика, стоявшего возле ее кресла.

– Я еще не ухожу, – отозвался я.

– Откровенно говоря, я бы предпочла, чтобы вы ушли. Я очень устала. Впрочем, я сказала вам все, что знаю.

– Сильно сомневаюсь в этом, мисс Мид. Будучи в Аризоне, я ознакомился с рядом чрезвычайно интересных фактов. Оказывается, в начале сороковых годов ваш сын Уильям был убит и брошен в пустыне неизвестным преступником.

Ее лицо изменилось и побледнело.

– Хуанита Граймс всегда была чересчур болтлива.

– Не она была моим главным источником информации. Убийство вашего сына – общеизвестный факт. Я разговаривал с человеком, который обнаружил его тело и проводил расследование по этому делу. С шерифом Брозертоном.

– И что из того?

– Вы не хотите знать, кто убил вашего сына?

– Теперь это уже не имеет значения, – ответила она. – Какая разница? Он мертв. Мертв уже тридцать два года.

– Но, по моему мнению, человек, который его убил, жив.

– Откуда вам это известно?

– Я кожей чувствую. Хотя имеются и многочисленные косвенные доказательства. Погибли еще два человека: Пол Граймс и Джейкоб Уитмор. А также мужчина, останки которого выкопали сегодня в оранжерее Ричарда Чентри.

Она хотела что-то сказать, но ей это удалось лишь со второй попытки:

– Что это за мужчина?

– Его личность пока не установили, но это лишь вопрос времени. Он появился двадцать пять лет назад в доме мистера и миссис Чентри вместе с какой-то женщиной и маленьким мальчиком. Между ним и Чентри произошла ссора, перешедшая в драку. Согласно известной мне версии, он упал, ударился головой и умер. Чентри закопали его.

– Вам это известно от миссис Чентри?

– В частности, и от нее.

Она широко открыла глаза, вследствие чего ее лицо словно съежилось и уменьшилось.

– Что еще она вам сказала?

– Пожалуй, это все. Она должна сказать еще что-то?

– Это я вас спрашиваю.

– А я подозреваю, что вы-то знаете ответ. Почему Джек Баймейер купил вам дом в каньоне Чентри?

– Потому что я его об этом попросила.

– Джек Баймейер не настолько щедр.

– Ко мне в то время он был щедр. – На лице ее появился легкий румянец, осевший на скулах. – Действительно, с возрастом он изменился не в лучшую сторону. Как и я.

– А я предполагаю, что Баймейер купил вам тот дом по поручению семейства Чентри. Или, может быть, они подарили вам его при посредничестве Баймейера?

– С какой стати им было это делать?

– Чтобы добиться вашего молчания при расследовании обстоятельств убийства Уильяма.

– Смерть Уильяма была общеизвестным фактом. Кому нужно было мое молчание?

– Его убийце. Предполагаю, что им был Ричард Чентри. Сразу же после этого он переехал из Аризоны в Калифорнию. Следствие против него было прекращено, если вообще возбуждалось. Вы же свои подозрения оставили при себе.

Она покачала головой:

– Вы меня не знаете. Я любила сына. Когда мне показали тело Уильяма, я чуть сама не умерла.

И не забывайте, он также принадлежал к тому семейству. Феликс Чентри был его отцом. Между Уильямом и Ричардом не было никаких столкновений.

– Почему же тогда Ричард уехал из Аризоны сразу после смерти Уильяма?

– Не знаю. Может потому, что боялся быть убитым.

– Он так утверждал?

– Я никогда не говорила с ним об этом. И даже не видела его с тех пор.

– Со времени смерти Уильяма?

– Да. Я не видела его тридцать два года. А в течение двадцати пяти лет никто не знает, что с ним и куда он подевался. Только сегодня я узнала от вас, почему это произошло. – Она беспокойно задвигалась и взглянула на стоявшую рядом бутылку. – Если вы намерены пробыть у меня еще некоторое время, то можете налить мне еще. И себе тоже.

– Нет, спасибо. Еще несколько вопросов, и я оставлю вас в покое. Кажется, после вашего сына осталась вдова с маленьким ребенком?

Выражение ее глаз изменилось, как будто она смотрела в далекое прошлое.

– Кажется, да.

– Значит, вы не уверены в этом?

– Мне говорили о них. Но я их никогда не видела.

– Почему?

– Это случилось не по моей воле. Просто они как сквозь землю провалились. До меня дошли слухи, что та женщина, вдова сына, вышла за кого-то другого и взяла его фамилию.

– Вам известна эта фамилия?

– К сожалению, нет. Они никогда не пытались вступить со мной в контакт.

– Вы думаете, они находились в контакте с Ричардом Чентри?

– Откуда я могу знать? – сказала она отворачиваясь.

– А та женщина с мальчиком, которые двадцать пять лет назад посетили дом Ричарда Чентри… не могли это быть вдова Уильяма и ее сын?

– Понятия не имею. Мне кажется, вы пытаетесь связать весьма отдаленные дела.

– Я вынужден это делать. Разгадка лежит в далеком прошлом. Вы не догадываетесь, кто мог быть тот мужчина, которого убили и похоронили в оранжерее?

– Не имею ни малейшего понятия.

– А это не мог быть ваш сын Уильям?

– Вы с ума сошли! Уильям был убит в Аризоне в сорок третьем году, то есть семью годами раньше.

– Вы видели его труп?

– Да.

– Говорят, он был сильно обезображен. Вы были в состоянии опознать его с полной уверенностью?

– Да. Мой сын Уильям умер тридцать два года назад.

– А что сталось с его останками, после того как вы их опознали?

– Мне точно не известно.

– Это странно.

– Неужели? Как вам известно, у него была в Калифорнии жена. Она потребовала, чтобы тело отослали ей, и там его похоронила. Я не возражала. Мертвый человек уходит навсегда. Не имеет никакого значения, где он будет погребен. – Она говорила сухим, равнодушным тоном, но у меня было такое впечатление, что она сознательно душит в себе чувства. Словно читая мои мысли, она добавила: – Когда я умру, а это, наверное, случится скоро, я хочу, чтобы мое тело сожгли и прах развеяли в пустыне поблизости от Тусона.

– Неподалеку от Лэшмэна?

Она взглянула на меня с раздражением и одновременно с интересом:

– Вы чертовски много знаете.

– А вы чертовски мало хотите мне сказать, Милдред, – отозвался я. – Так где же, в конце концов, был похоронен Уильям?

– Кажется, где-то в Калифорнии.

– Вы когда-нибудь были на его могиле?

– Нет, я не знаю, где она находится.

– И вам неизвестно, где проживает его вдова?

– Нет. Я никогда не интересовалась родственниками. Я ушла из своей семьи, когда мне было четырнадцать лет, еще в Денвере, и никогда не возвращалась. Да и не скучала по ней.

Но она продолжала вглядываться полуприкрытыми глазами в отдаленное прошлое, словно желала проследить весь свой жизненный путь. Быть может, она испытала то же, что и я: подземный толчок достаточной силы, чтобы заставить мертвеца встать из могилы.

XXXVІ

Когда я добрался до Сикамор Пойнт, часы в моем автомобиле показывали почти три. Море кашляло сквозь сон у подножия пляжа. Я тоже едва не поддался искушению соснуть на переднем сиденье машины.

Но в домике Джейкоба Уитмора горел свет, и я пережил момент надежды, что застану в нем Бетти. Однако оказалось, что Джесси Гейбл одна.

Стоило мне войти в освещенную комнату, как я заметил происшедшую с Джесси метаморфозу: движения ее были более решительными, глаза глядели смелее. Я почувствовал запах спиртного, но она вовсе не казалась пьяной. Она указала мне на стул.

– Вы должны мне сто долларов, – заявила она. – Я узнала фамилию женщины, которая продала Джейку ту картину.

– Кто же это такая?

Она наклонилась над столом, положив руку мне на плечо:

– Минуточку. Не спешите так. Откуда я могу знать, есть ли у вас эти сто долларов?

Я отсчитал и положил на стол требуемую сумму. Она потянулась было за деньгами, но я схватил их прежде, чем она успела к ним прикоснуться.

– Эй! – крикнула она. – Это мои деньги.

– Вы еще не назвали мне имя той женщины.

Она покачала головой. Ее светлые волосы упали на плечи, как шелковая шаль.

– Вы мне не доверяете?

– Доверял, пока вы доверяли мне.

– Вы говорите совсем как Джейк. Он всегда умел все поставить с ног на голову.

– Кто продал ему картину?

– Скажу, когда получу деньги.

Я положил на стол пятьдесят долларов:

– Здесь половина. Вторую половину вы получите, когда назовете фамилию.

– Мои сведения стоят дороже. Это серьезное дело. Мне сказали, что я должна получить за них большую награду.

Не поднимаясь со стула, я наблюдал за ее лицом. Два дня назад, когда я появился здесь впервые, она, как мне показалось, не заботилась так о деньгах.

– Кто же должен заплатить эту награду?

– Редакция газеты.

– Это вам пообещала Бетти Сиддон?

– В общем, да. Она сказала, что мне хорошо заплатят за эту информацию.

– И вы сказали ей, кто эта женщина?

Она отвела взгляд и уставилась в темный угол комнаты.

– Мисс Сиддон сказала, что это очень важно. А я не была уверена, придете ли вы еще. Вы же знаете, как у меня обстоят дела. Я нуждаюсь в деньгах.

Я знал, как обстоят дела. Знал я и то, что она продавала кости Джейкоба Уитмора, а я у нее их покупал. Я положил на стол остальные пятьдесят долларов.

Джесси снова потянулась за ними, но рука ее опустилась на полпути. Она взглянула на меня так, будто я собирался помешать ей. Мне уже прискучили эти игры.

– Возьмите же их наконец, – сказал я.

Она сгребла десяти– и двадцатидолларовые купюры и сунула их под рубашку, за лифчик, виновато посмотрев при этом на меня, готовая расплакаться.

– Не будем терять времени, Джесси, – сказал я. – Что это за женщина?

– Ее фамилия миссис Джонсон, – произнесла она тихим, неуверенным голосом.

– Мать Фрэда?

– Не знаю, чья она мать.

– Как ее зовут?

– Не знаю. Стэнли Мейер сообщил мне только ее фамилию.

– Какой Стэнли Мейер?

– Он работает санитаром в больнице. Художник-любитель. Продает свои картины во время ярмарок на пляже. Его киоск стоит рядом с будкой Джейка. Он видел, как Джейк покупал у нее ту картину.

– Вы имеете в виду женский портрет, который Джейк продал затем Полу Граймсу?

Она утвердительно кивнула:

– Ведь вас эта картина интересует, да?

– Да. Стэнли Мейер описал вам ту женщину?

– Более или менее. Он сказал, что она среднего возраста, лет пятидесяти, высокая, толстая. У нее темные, седеющие волосы.

– А он не говорил, как она была одета?

– Нет.

– Откуда ему известна ее фамилия?

– Он знает ее по больнице. Миссис Джонсон работала там медсестрой, пока ее не выгнали.

– А за что ее выгнали?

– Мейер понятия не имеет. Знает только, что потом она работала в доме для выздоравливающих «Ля Палома».

– Что еще он рассказал об этой миссис Джонсон?

– Больше я ничего не помню.

– Вы все это сказали Бетти Сиддон?

– Да.

– Как давно она была у вас?

– Точно не могу сказать. Джейк терпеть не мог часов. Он читал, что мы должны определять время по солнцу, как индейцы из племени чумашей.

– Бетти Сиддон была здесь перед заходом солнца или после?

– После. Теперь я вспомнила: она пришла сразу после вашего отъезда.

– Вы сказали ей, что я здесь был?

– Нет.

– А она не говорила, когда уезжала, куда собирается?

– Точно она не сказала. Но спрашивала про тот дом для выздоравливающих, «Ля Палома». Ей хотелось проверить, там ли работает сейчас миссис Джонсон.

Обратно я возвращался по почти пустынной автостраде, навстречу попадались лишь немногочисленные грузовики. Я чувствовал, что оставил позади барьер, отделявший конец ночи от холодного раннего утра, и в состоянии обходиться без сна, в случае необходимости, еще целый день.

Оставив машину на стоянке возле приюта «Ля Палома», я нажал звонок служебного входа. Внутри послышались бормотание и шлепающие шаги. Дверь приоткрылась на цепочке, и я увидел чернокожую медсестру.

– Я был здесь вчера вечером, – сказал я.

– Я вас помню. Если вы ищете миссис Джонсон, то пришли неудачно. Она второй раз за ночь оставила дом на меня. Я чуть жива от усталости, а до конца смены еще много часов. Разговор с вами не облегчает мне работу.

– Я вас понимаю. Мне тоже пришлось всю ночь работать.

Она недоверчиво посмотрела на меня:

– Чем же вы занимались?

– Я детектив. Вы позволите мне войти и немного поговорить с вами, мисс…

– Миссис. Миссис Холмэн. – Она со вздохом сняла цепочку. – Хорошо. Только побыстрее.

Мы остановились, прислонившись к стене, в темном вестибюле. Вздохи и стоны пациентов, вперемешку с неравномерным шумом, доносившимся с автострады, сливались в аккомпанемент, сопутствовавший музыке раннего утра.

Лицо девушки растворялось в темноте, а ее глаза казались блестящими глазами ночи.

– Что вы хотите узнать? – спросила она.

– Почему миссис Джонсон пошла домой?

– Позвонил Фрэд. Это ее сын. И сказал, что старик снова сходит с ума. Он жуткий пьяница, и только она способна его утихомирить, когда он в таком состоянии. Она взяла такси и поехала домой. Я на нее не в обиде: в конце концов, нужно же было что-то делать. – Она глубоко вздохнула; я почувствовал в темноте тепло ее дыхания. – Я не могу осуждать миссис Джонсон. У меня у самой есть пьяницы в семье.

– Вы когда-нибудь были у нее дома?

– Нет, – решительно отозвалась она. – Если у вас больше нет вопросов, то не стоит терять время.

– У меня еще несколько вопросов. Это очень важно… вопрос жизни и смерти.

– Чьей жизни? – удивленно спросила она. – Чьей смерти?

– Одной женщины по имени Бетти Сиддон. Она работает в редакции здешней газеты.

Я услышал, как она глубоко вздохнула.

– Вы слышали раньше это имя?

– Да. Слышала. Она звонила из редакции в самом начале моего дежурства. Ей хотелось знать, есть ли среди наших пациентов женщина по имени Милдред Мид. Я ответила ей, что эта женщина находилась у нас какое-то время, но теперь переехала. Ей захотелось самостоятельности, и она наняла домик в Магнолия Корт. Впрочем, мисс Мид поселилась у нас вследствие связей с миссис Джонсон.

– Каких связей?

– Они в родственных отношениях друг с другом.

– В каких именно?

– Они мне не говорили.

– Миссис Джонсон знала о звонке мисс Сиддон?

– Нет. Я не хотела ее волновать. После отъезда мисс Мид она была очень недовольна. Можно сказать, что она отнеслась к этому, как к личному оскорблению. Они тогда ужасно поссорились. Откровенно говоря, чуть не разодрались. Обе они слишком вспыльчивы и легко теряют контроль над собой, как мне кажется.

Ее красноречие показалось мне наигранным; у меня было такое впечатление, что своими словами она создает дымовую завесу, заслоняющую от меня то, что мне хотелось знать.

– Мисс Сиддон приезжала сюда сегодня вечером? – спросил я напрямик.

– Нет. – Ответ прозвучал столь же решительно. Но ее ресницы слегка подрагивали, как будто пытались скрыть какую-то мысль.

– Если она здесь была, вы должны непременно сказать мне об этом. Ей может угрожать серьезная опасность.

– Мне очень жаль, но я ее не видела.

– Это правда, миссис Холмэн?

– Перестаньте сверлить мне дырку на голове! – неожиданно взорвалась она. – Я очень сожалею, что происходит что-то недоброе и что ваша знакомая впуталась в неприятную историю. Но это не моя вина. Может быть, вам больше нечего делать, а меня ждет работа.

Я неохотно простился с ней, чувствуя, что она знает больше, чем говорит. Атмосфера дома призрения, с его стариками, болезнями и подавляемой болью, сопутствовала мне до самого дома Джонсонов.