Текст книги "Честь семьи Прицци"

Автор книги: Эдгар Френсис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

«Господи, это же сделал я! ЭТО ЖЕ СДЕЛАЛ Я!!!»

Чарли не слышал истошного визга прохожих и завывающих, не более чем в трех кварталах, полицейских сирен. Да нет, ему было просто плевать на них. Просто плевать. Потому что в эту секунду он не просто стоял на Либерти-стрит. Он заглядывал в бездну, в черный провал забвения.

Чарли плохо осознавал, как развивались события дальше. Издалека, словно сквозь вату, до него донесся отчаянный скрип тормозов. Чьи-то руки крепко ухватились за плащ и втянули его в салон машины.

Окончательно же он пришел в себя только в доме у дона. Отец с гордостью смотрел на сидящих в креслах гостей, на Коррадо Прицци и, разумеется, на сына, выдержавшего этот страшный экзамен. Дон повернулся к стоящему в дверях, полностью перекрывавшему проем, Ралфу и поинтересовался:

– Все нормально?

Тот, терзая зубами какую-то щепку, кивнул.

– Как новичок?

На этот раз вопрос был поставлен прямо, а значит, требовал такого же прямого ответа. Громила перевел взгляд на Чарли и слегка усмехнулся: «Со всяким бывает».

– Хороший паренек, – растягивая слова, спокойно сказал он. – Получше многих, с кем мне приходилось работать. Все сделал, как надо.

Чарли Портено был благодарен ему.

А вечером он блевал в сортире, выпуская остатки ужина, данного в честь его «крещения». И напился до беспамятства, стараясь забыть кошмарное лицо-месиво жизнерадостного блондина.

Он иногда приходил к Чарли в снах. Окровавленный плащ, черные провалы глаз и все та же белозубая улыбка. Мертвая, безжизненная улыбка призрака.

Сначала Чарли орал и вскакивал по ночам в холодном поту. Затем сны стали являться все реже. Они и сейчас возникали в его мозгу жаркой полночью. И боялся он их не меньше, а может быть, даже больше, чем раньше. Просто Чарли привык к ним. Они заняли свое место в его жизни^ Прочное и незыблемое.

А семь лет спустя Ралфа пристрелили копы. Среди бела дня, прямо на улице. Что-то им не понравилось, а он по каким-то своим причинам, оставшимся неизвестными, открыл пальбу. Результат: четырнадцать пуль. Четырнадцать кусочков металла в его теле. Блондину же хватило двух.

У Ралфа осталась одинокая старая мама в небольшом городке Сомерсет, штат Кентукки, и Чарли послал ей чек на пятьдесят тысяч долларов. Вот так…

* * *

…Стрелки заняли нужное положение на циферблате. Короткая уткнулась в двойку, длинная в – дюжину. Ровно два часа дня. Бар отеля «Палас» был пуст, не считая одинокого мужчины, мрачно поглощающего одну порцию виски за другой, сидя на высоком табурете у стойки, и еще одного, не менее одинокого, утопающего в объемном полукруглом диване за столиком. Этим вторым и был Чарли Портено.

Сказать, что он волновался, значит не сказать вообще ничего. Сейчас Чарли очень напоминал толовую шашку, которую положили на мерцающие темно-рубиновые угли остывающего костровища. Никто не знает, когда она взорвется и каковы будут последствия, но все понимают

– штука опасная в любом случае. Воздух вокруг казался наэлектризованным, словно перед грозой. Чарли нервно барабанил кончиками пальцев по крышке стола, сделанной из толстого темного стекла. Он, следуя примеру хмурого мужчины у стойки, успел пропустить двойную порцию и подумывал, не повторить ли еще раз. В одну минуту третьего Чарли уже нервничал так, словно речь шла не о свидании, а, по меньшей мере, о конце света. В две минуты третьего он заказал еще одну двойную и выпил ее залпом, как заправский забулдыга, что, кстати говоря, было ему абсолютно несвойственно. Чарли вообще никогда не искал успокоения в алкоголе. Не считая, конечно, того дня… Ну да ладно. Будучи достаточно рассудительным человеком, Портено-младший отдавал себе отчет в том, что выпивка – средство на час. Проснувшись утром с огромной головой – настолько огромной, что в нее без труда уместились бы Мексика и Бразилия, вместе взятые, – вы обнаружите следующее: ваша депрессия не ушла, а, напротив, стала еще больше. Она поселилась в вашей башке, выжимая мозг, капля за каплей, до тех пор, пока он не превратится в дырявую тряпку. Затем депрессия примется за вашу душу, и это будет ничуть не легче. Наоборот. Вы взвоете и – обычно так и бывает – вновь приложитесь к бутылке, чтобы заглушить волчью тоску, раздирающую сердце. И уж тогда-то вам будет настолько хреново, насколько это вообще возможно. Но что примечательно: этого не произошло бы, не решись вы в самый первый раз на этот опрометчивый поступок – упиться в стельку. Дальше – больше, а в финале – закономерный итог. БАХ! – в один прекрасный день вы просыпаетесь и с удивлением обнаруживаете себя либо в больнице для алкоголиков, либо в лечебнице для душевнобольных.

Произнеся медленно эту тираду, Чарли снова взглянул на часы. Четыре минуты третьего. Черт!

– А если она не придет?

– Стоп, стоп, стоп. Подожди. С чего это тебе в голову пришла такая глупость?

– Как это «с чего»? Чарли, не будь кретином. А кто смылся с банкета? Анна Австрийская, что ли?

– Эй, приятель, что ты заводишься, пока ничего не случилось?! Сейчас еще только…)

Чарли вновь посмотрел на часы.

_(… пять минут третьего! Она могла задержаться в дороге!

– Кому ты лапшу на уши вешаешь? Себе? Брось, приятель. Все ясно, как божий день: Айрин Уокер не появится тут! А ты-то хорош. Перся из самого Нью-Йорка, надел этот идиотский пиджак, эти…)_

…Звякнув медным, начищенным почти до белизны колокольчиком, дверь бара открылась, и Айрин Уокер вошла в зал. Увидев Чарли, она улыбнулась и помахала рукой. Губы Чарли растянула радостная ответная улыбка. Он подумал, что сейчас, наверное, очень похож на колледж-боя во время первого свидания, но ничего поделать не мог. Мысленный диалог, крутящийся в голове полминуты назад, показался бредом сумасшедшего. Тем не менее воображаемый оппонент разочарованно заткнулся, и Чарли – опять-таки, мысленно – показал ему язык. Она пришла! Она здесь!!!

Официант, уже отчаявшийся получить чаевые, полетел к столику. Лицо его сияло, словно к ним зашла, по меньшей мере, Фэй Данауэй[7]7
  Фэй Данауэй – известная американская актриса (конец 60-х – начало 70-х годов). Снималась в фильмах «Бонни и Клайд», «Афера Томаса Крауна» и др.


[Закрыть].

«Конечно, подумал Чарли, не переставая улыбаться, – когда видишь ТАКУЮ женщину и парня с ТАКОЙ физиономией и в ТАКОМ пиджаке вместе, можешь рассчитывать, что обломятся чаевые – Рокфеллер позавидует».

Официант и Айрин подошли к столику почти одновременно. Чарли улыбнулся еще шире.

– А я испугался, что больше никогда вас не увижу.

Она засмеялась и, на мгновение повернувшись к официанту, быстро заказала:

– Принесите нам коктейль «Пиа де пинья ком Баккарди».

Тот радостно кивнул и удалился с такой готовностью, будто смыслом всей его жизни было именно изготовление коктейля «Бок…». «Бок…» для Айрин Уокер и ее спутника.

Чарли так и не смог воспроизвести название. И не потому, что обладал дырявой головой или привык пить всякую бурду, а просто название оказалось жутк® незнакомым и трудно произносимым. Но она сделала заказ так легко, словно занималась только тем, что заходила в бары и просила принести этот самый коктейль.

– Простите, что вы сейчас заказали? – поинтересовался Чарли.

– Я заказала коктейль. Надеюсь, он вам понравится.

Она легко опустилась на мягкие подушки дивана, изящно откинувшись на спинку. Портено скользнул взглядом по ее фигуре. Темный шерстяной жакет, аккуратная белая водолазка, длинная плиссированная юбка и шарфик. Все подобрано с идеальным вкусом. Он улыбнулся.

– Скажите еще раз.

Айрин засмеялась и с готовностью повторила:

– «Пиа де пинья ком Баккарди».

– Это что-то, имеющее отношение к Пуэрто-Рико?

– Не знаю. Возможно, и к Пуэрто-Рико. Вообще-то, этот коктейль состоит из ананасового сока и рома. Больше похоже на кубинские рецепты.

– А вы были на Кубе?

Чарли придвинулся поближе. Он чувствовал себя на седьмом небе. Близость Айрин кружила голову. Чарли ощущал тонкий аромат ее духов, видел золотистый ореол волос и нежные ямочки на щеках.

– Да, – кивнула она. – Во время медового месяца.

Чарли показалось, что его со страшной силой ударили в живот. Он резко выдохнул. Это признание, произнесенное с такой легкостью, буквально пригвоздило его к креслу. Руки и ноги стали ватными, а сердце учащенно забилось. Однако Чарли заставил себя улыбнуться и беззаботно – насколько это вообще было возможно в такой ситуации – спросил:

– Надо же, а я и не знал, что вы замужем…

По степени артистизма Чарли Портено явно не дотягивал до Мейроуз. Ему не часто приходилось скрывать чувства, и, – сказалось отсутствие опыта, – волнение так отчетливо прозвучало в его голосе, что Айрин тут же пояснила:

– Мой муж оставил меня восемь лет назад. Я не знаю, где он сейчас. Да, собственно, меня это и не интересует.

Эти слова поразили Чарли куда больше, чем признание Айрин в замужестве.

– ОН БРОСИЛ ВАС?!

Изумление его было до того неприкрытым, что она снова рассмеялась.

– Сумасшедший, правда?

Подошедший официант поставил на столик два высоких бокала, наполненных густой оранжево-коричневой жидкостью с белой шапкой взбитых сливок и долькой лимона. Его появление дало Чарли небольшую передышку. Да, сегодня ему пришлось много удивляться. Куда еще больше. Когда официант удалился, он уже вполне владел собой и чуть подсевшим голосом предложил:

– Если хотите, я мог бы его найти.

Она отрицательно качнула головой, видимо, вспомнив что-то не очень приятное из своей прошлой жизни.

– Нет. Раз уж потерялся, пусть потерянным и остается.

– А может быть, вы когда-нибудь снова захотите выйти замуж?

Айрин пожала плечами.

– Если это произойдет, тогда я и отыщу его. Не раньше. А до тех пор я ничего не хочу о нем знать, – неловкая пауза повисла в воздухе, а затем она осторожно спросила: – А вы? Вы женаты?

– Оооооо… – теперь настал черед улыбаться ему. – Однажды едва не дошло до Этого. Ее звали Мейроуз, и мы вместе выросли.

Он замолчал ненадолго, и Айрин заинтересованно спросила:

– И что же случилось?

– Ну, мы поссорились. Я пригласил танцевать другую девушку, а Мэй приревновала. Ну и… Одним словом, произошел крупный скандал. И она, за день до свадьбы, собрала вещи и смоталась в Мексику с каким-то мужиком. Поселилась там с ним в отеле…

Чарли рассказывал так, как провинциальный – и надо заметить, не очень хороший – актер декламирует шекспировского «Отелло». Тем не менее итальянский темперамент прорывался в живой энергичной жестикуляции. Он умел рассказывать. И в его изложении история выглядела очень забавной, если не откровенно смешной, байкой, которой Чарли задумал повеселить новую знакомую.

Но Айрин слушала серьезно и внимательно, наблюдая за шевелившимися губами, произносящими СЛОВА. Несмотря на напускную трагичность голоса и такую же наигранно-злодейскую мимику, это все-таки была ЕГО история. Действительно касающаяся именно Чарли Портено, а не кого-то другого.

– Представляешь, а когда они вернулись, этот парень ее даже на порог не пустил, – продолжил он. – Я понимаю, смешно, но все это произошло восемь лет назад. Такое совпадение…

– А что с этой девушкой сейчас?

– Отец жутко поругался с ней и выгнал из семьи. Она живет в Манхеттене и не может появиться в Бруклине даже в день семейных торжеств. Мейроуз теперь оформляет квартиры. Говорят, зарабатывает хорошие деньги.

– Мда, интересное семейство у вас, – задумчиво протянула Айрин.

– Да нет, в общем, нормальное.

– Пиджак мне ваш нравится, – вдруг сказала она.

Чарли улыбнулся.

– Правда?

– Да.

Пиджак, действительно, был роскошный. Ярко-желтый, клубный, купленный на Лексингтон-авеню, в «Блумингдейле», за 365 долларов. Отец, когда впервые увидел его на сыне, оценивающе оглядел того со всех сторон и вынес свой вердикт:

– Отличная вещь. Но только не для этого города. Слишком броский. А нам ни к чему производить дешевые эффекты. Ты – Портено, и можешь гордиться этим. Сними его и не надевай здесь никогда.

Чарли слушал Энджело во всем, что касалось дел. А пиджак касался их самым непосредственным образом. Слишком заметная вещь. Именно поэтому он полгода провисел у Чарли в шкафу, терпеливо дожидаясь своего часа.

– Такой в Нью-Йорке и не оденешь, – признался Чарли Айрин. – Сразу покажешься белой вороной. У нас бытует мнение, что мужчина должен выделяться не одеждой, не галстуками, не бриллиантами, а умом. Господи, да что я ерунду какую-то говорю, – вдруг весело поморщился он. Осторожно положив руку на спинку дивана, Чарли придвинулся к Айрин поближе. – Скажите, а каким образом вы – американка – оказались на итальянской свадьбе?

– А там что, были одни итальянцы? – задала она встречный вопрос.

– Ну нет, конечно. Не все.

Айрин сделала неопределенное движение рукой, как бы говоря: «О чем же тогда речь?»

– Я не американка. Полька. Моя настоящая фамилия

– Волкович. А теперь я – Уокер.

– Но и с той, и с другой фамилией, вы все равно очаровательны.

– Спасибо, – засмеялась Айрин. – Но, согласитесь, фамилия Уокер гораздо больше подходит финансовому консультанту, чем Волкович, правда?

– Не знаю, наверное, – согласился Чарли. – А кого вы консультируете, если не секрет?

– В основном, крупные корпорации. Налоги, капиталовложения. Хотя иногда к моим услугам прибегают и частные лица. Когда, допустим, похищают их родственников или детей, – она подняла бокал и отпила глоток.

– Попробуйте, это очень вкусно.

Чарли последовал ее примеру.

– Да, действительно. Никогда не пробовал такого. Вообще-то, я чаще употребляю виски и мартини. Но это, правда, очень вкусно, – он не без удовольствия потягивал густую прохладную смесь. – И какие же вы советы даете тем, у кого похитили, ну, скажем, сына?

Она внимательно посмотрела на него.

– Например, на Ближнем Востоке похитили сына одного из местных финансовых магнатов и потребовали выкуп.

– И что? – заинтересовался Чарли.

– Я посоветовала заплатить деньги, так как они не облагаются налогом. Наверное, это звучит немного цинично. Нам кажется довольно диким думать о деньгах, точнее, об их экономии, когда дело касается беды, случившейся с нашим ребенком, но там совсем другая культура. Они деловые люди. Бизнес – это бизнес, и о нем надо помнить в любую минуту, – она допила коктейль и поставила бокал на столик. – Этот человек заплатил, сэкономив почти шестьдесят процентов на налогах.

– Но ведь мальчишку могли и не вернуть?

– Могли, – подтвердила Айрин. – Но похитители знали, с кем имеют дело. В общем, все обошлось.

– Наверное, вам неплохо платят за ваши советы. Учитывая, какие деньги вы помогаете сохранить этим людям, – протянул Чарли.

– Да, мне, действительно, очень неплохо платят, – она помолчала. – А чем занимаетесь вы, мистер Портено?

– Чарли. Лучше просто Чарли, – поправил он.

– О’кей. Так чем вы занимаетесь, Чарли?

Портено раздумывал меньше секунды, а затем бодро ответил:

– Я тоже специалист по финансовым вопросам. В своей области, разумеется.

– Да? – Айрин явно заинтересовалась. – Выходит, мы – коллеги?

– В некотором роде, – кивнул он.

– Любопытно. И каковы же границы этой «вашей области»?

– О-о, они очень велики. Я – специалист широкого профиля, – засмеялся Чарли. Только сейчас это был странный смех. В нем явно слышались крохотные вкрапления ехидства и – отчасти – горечи.

– Помогаете сохранить деньги?

– И это тоже, хотя гораздо чаще помогаю возвращать их. Ну, и другие услуги…

Она взглянула на него с некоторым недоумением, но, поскольку дальнейших объяснений не последовало, разговор сам собой сошел на нет. Несколько минут они оба молчали, думая каждый о своем. А уж им-то было о чем подумать. Первым нарушил затянувшуюся паузу Чарли:

– По-моему, вчера речь шла об обеде. Если, конечно, мне не изменяет память.

– Нет, она вам не изменяет, Чарли, – улыбка вновь озарила лицо Айрин.

– Тогда почему мы до сих пор сидим здесь?! – с деланным возмущением заявил он.

Расплачиваясь с официантом, Чарли отвалил такие щедрые чаевые, что у того глаза полезли на лоб.

– И вот еще что, приятель, – шепнул он парню, вручая крупную купюру. – Сделай такой же коктейль тому бедолаге у стойки. Ему, судя по всему, не очень везет сегодня.

– Да, сэр… – понимающе кивнул официант. – Конечно, сэр…

… У нее оказался шикарный автомобиль. Нет, Айрин Уокер вообще была шикарной женщиной, но машина поражала воображение. Ярко-красный «роллс-ройс» – кабриолет, стилизованный в духе 30-х годов, сверкающий хромированными крыльями и тысячей самых разных мелочей, с позолоченными фарами и решеткой радиатора, он хотя и производил впечатление ископаемого, но не старого, окаменевшего, а антикварного, над которым трясутся тысячи людей, лишь бы лишняя пылинка не повредила его.

Появление автомобиля на улицах Лос-Анджелеса вызывало такую же реакцию, как если бы в Нью-Йорке по

Бродвею степенно прогуливалась парочка динозавров. Прохожие изумленно оборачивались, провожая взглядом невиданное чудо. Водители притормаживали, посматривая на «ролле» – а заодно и на женщину за рулем – с откровенным восхищением. Чарли чувствовал себя довольно неуютно под этими многочисленными взглядами. Это было то самое, о чем говорил Энджело. Слишком броско. Однако машина ему понравилась. Под крышкой капота работал мощный двигатель. Шкала на спидометре заканчивалась цифрой 170 миль, что казалось Чарли невозможным до тех пор, пока в какой-то момент Айрин не нажала на педаль газа, чтобы обойти «конвой» из полутора десятков огромных рефрижераторов. Стрелка прыгнула к отметке 110, при этом звук двигателя абсолютно не изменился, оставшись ровным и уверенным. Ей-богу, после этого Чарли не удивился бы, если бы выяснилось, что в багажнике спрятан реактивный двигатель, под днищем – крылья, и при желании, «ролле» превращается в небольшой самолет.

– Что это за машина? – спросил он Айрин, перекрикивая свист ветра.

Крыша была откинута, и солнце припекало по-летнему сильно. Чарли словно окунулся в весну.

– Хорошая машина, правда? – улыбнулась она. – Вам нравится?

– Конечно. Еще как!

– Японцы производят их в Англии. Штучно! Сборка только вручную. Для арабских шахов.

Портено присвистнул.

– Ого, да она, должно быть, стоит кучу денег?

– Конечно, за так мне ее никто не дал. – Айрин усмехнулась.

– Шикарная машина, – еще раз похвалил Чарли. – Только очень яркая.

– Мне это не мешает, – пожала она плечами. – Но я не очень-то часто на ней езжу. У полицейских эта машина вызывает ужас. И желание выписать штраф за нарушение общественного порядка…

* * *

…Примерно в то же время, когда Чарли летел по Лос-Анджелесу в огненно-красном «роллс-ройсе» Айрин Уокер, Мейроуз Прицци пыталась работать. Сидя за огромным кульманом, она рисовала эскиз для своего очередного заказа. Двадцать пять тысяч долларов. После того как на этом куске ватмана появится обстановка квартиры, он станет стоить двадцать пять тысяч долларов. Или около того. Останется пустяк – воплотить задуманное в жизнь. Перенести набросок в реальность. Но ведь это не главное, не так ли? Важна идея…

Пальцы, сжимающие цанговый карандаш, автоматически бегали по белой бумаге, нанося на нее линии, овалы, круги, нечто, пока еще не совсем понятное, но постепенно становящееся все больше похожим на рисунок весьма экстравагантного интерьера.

Мейроуз работала, хотя голова ее была занята совершенно другим. А точнее, Чарли Портено. И Энджело Портено тоже, само сабой. И всем, что связывает их воедино – семьей.

Примирения с отцом пока не произошло, но проблема заключалась не в этом. После того как Доминик устроил скандал на свадьбе, окончательное возвращение в семью являлось лишь вопросом времени. На случай, если Энимэй не сумеет как следует надавить на сына, и тот не позвонит сам, у Мэй был заготовлен еще один вариант: письмо деду с намеком на несправедливую обиду, нанесенную ей отцом в святой день.

Ни дон, ни Доминик, скорее всего, не решатся пойти против традиции. Люди, поступающие подобным образом, быстро теряют уважение окружающих. А уж на свадьбе народу было предостаточно. С отца бы сталось, он вообще никогда не отличался большим умом, но дед сумеет нажать на него и настоять на своем. Дон Коррадо Прицци не зря слывет самым умным доном в Нью-Йорке. Его ставили в один ряд с самим Вито Корлеоне, а это кое-что значит. Неделя, и все уладится. Мейроуз не сомневалась в благополучном исходе дела.

Куда больше ее беспокоило собственное будущее, зависящее в немалой степени от Энджело Портено. Как умный человек, она не рассчитывала, что возвращение вновь вернет ей статус «невесты Чарли». Нет, конечно. Мэй придется побороться за это. Восемь лет разлуки неизбежно наложили свой отпечаток и на нее, и на него. Но если она хочет мира с хитрым ублюдком Энджело и сохранения своего положения при любом исходе дела, то Чарли ей нужен. Нет, пожалуй, даже не нужен, а просто необходим… Мэй должна заставить его жениться на себе. В противном случае придется предпринимать какие-то шаги для того, чтобы раздавить Портено. Обоих. Она понимает, какая опасность заключается в их альянсе с Прицци. И прежде всего, для будущего семьи и… Да, и ее будущего. Мейроуз не собирается жертвовать им. Отнюдь. Если Энджело не видит в ней противника – он глубоко заблуждается. И для него, и для Чарли будет гораздо лучше, если Чарли женится на ней.

Это не было новым решением, и Мейроуз уже давно не пылала к Портено-младшему той страстью, что горела в ней восемь лет назад. Нет. Теперь она находила Чарли лишь привлекательным, не более. Но женитьба являлась лучшим, наименее затруднительным и хлопотным вариантом, позволяющим Мэй достичь желаемого, не прибегая к прямым стравливаниям Прицци и Портено. Да, подобное сотрудничество устраивало ее больше, чем что-либо другое.

Внутрисемейные ссоры ослабляют влияние семьи. Она становится уязвимой, а этого Мэй не хотелось. Но, когда нет другого выхода…

Разговор с Чарли на свадьбе подтвердил ее худшие опасения, а его звонок, хотя отчасти и порадовал Мэй, но достаточно красноречиво говорил о том, что Портено-младший увлекся некоей дамой, присутствовавшей на церемонии.

Видимо, Чарли ничего не удалось выяснить о ней, иначе он не стал бы звонить. Это тоже радовало. Портено не принадлежал к типу мужчин, которые готовы долго облизывайся на подвешенную кость. Нет. Ему нужно обладать своим, держать это в руках. Иначе, он быстро остывает. Любовь к мифической незнакомке не может продолжаться бесконечно. Рано или поздно Чарли охладеет. И, исходя из опыта Мейроуз, скорее это произойдет раньше, чем позже. Глядишь, через неделю он уже будет носиться по Нью-Йорку с поднятым хвостом. Однако лучше, если Мэй тоже не будет сидеть все это время сложа руки. Чувствам мужчины в момент пика легко придать другое направление. Нужное ей, ведущее к заранее запланированному финалу.

Мейроуз пыталась разыскать Чарли в течение дня, но все попытки заканчивались неудачей. Портено не было дома, не было в клубе, который он посещал время от времени, не было его и в любимом баре на углу Четвертой и Атлантик-авеню, в нескольких шагах от дома, и в уютном, хотя и небольшом, итальянском ресторане на Малберри-стрит, или Виа Сан-Дженнаро, как называл ее Чарли и, по его утверждению, многие силицийцы, живущие в Литтл-Итали, его не было тоже. Одним словом, Чарли нигде не было. Конечно, он мог находиться у отца, но Энджело она не стала бы звонить ни за что в жизни. Даже если бы пришлось подыхать с голоду, а Портено остался бы единственным человеком на земле, у которого можно было бы попросить корку хлеба, она и тогда бы не сняла трубку и не набрала проклятый номер.

На несколько минут Мэй отвлеклась от своей работы, положила карандаш, встала и пошла на кухню. Достав из холодильника бутылку мартини, она налила полстакана и сделала пару глотков. Напиток приятно холодил небо. Мэй подошла к окну, медленно поворачивая высокий стаканчик в длинных пальцах. Глядя сквозь оконное стекло на залитую светом Пятую авеню, девушка вновь вернулась к своим мыслям…

А что, если Чарли все-таки нашел эту лавандовую блондинку? Что тогда? Ну что ж… Тогда, наверное, это плохо для него кончится. Единственный вариант, который абсолютно не входил в ее планы. Абсолютно. В этом случае придется предпринимать самые активные меры. Хотя и из этого на начальном этапе можно было бы извлечь кое-какую выгоду. Но лишь на начальном.

Внезапно Мейроуз поставила стакан, направилась в гостиную и, схватив телефон, набрала номер…

После непродолжительной серии гудков в трубке что-то щелкнуло, и веселый голос прощебетал:

– Алло? Конни слушает…

Мэй усмехнулась. Да, Конни слишком молода. Ее еще не била жизнь, и она свято уверена, что любовь превыше всего. Посмотрим, девочка, как ты запоешь через пару лет, когда поймешь, что твой муж – ублюдочный кобель и трахает всех баб в Голливуде, а любовь на поверку не более, чем грязная тряпка для мытья полов, перемежающаяся постельными сценами…

– Алло. Добрый день, Конни, – проворковалА она. – Это Мейроуз. – Мейроуз не позволила себе проявить свои чувства, пустить их в свой голос.

В трубке повисло удивленное молчание. Было понятно, что звонок застал Конни врасплох. Когда она заговорила, голос ее звучал едва ли не с беззащитной растерянностью. Да, она забыла Мейроуз. Просто вычеркнула из своей жизни. Мэй почувствовала, что слепая ярость заполняет мозг. Ей хотелось заорать что-нибудь дико обидное и швырнуть трубку, но она сдержалась. Злостью ничего не достигнешь в этой жизни. Хладнокровие! В любой ситуации надо сохранять хладнокровие и ясность ума. Не дать гневу захватить над тобой контроль.

– Алло, – протянула Конни. – Мэй?… Как твои дела?

– Спасибо, Конни, – по возможности весело ответила та. – У меня все отлично. Просто отлично. Как твой муж?

– О-о-о-о, – протянула и радостно засмеялась Конни. – Он великолепен.

Разумеется, вновь подумала Мэй, еще бы это было не так.

– Где вы решили провести медовый месяц?

– Аааааа… – сейчас это была наиболее близкая Конни тема, и она могла бы говорить часами. – Ну, сперва в Венеции, а потом поедем в круиз по Средиземному морю.

– Это должно быть отлично, – подтвердила Мэйроуз.

– Я надеюсь, – Конни вновь засмеялась. В трубке послышалась какая-то возня, а затем она продолжила: —

А чем ты занимаешься? Мы так давно не виделись, я почти ничего о тебе не знаю.

Вот-вот, злость вновь колыхнулась в груди Мейроуз, конечно. В наше время трудно снять трубку и набрать номер. Ну ладно, она не могла сделать этого по простой причине – ее изгнали. Но Конни-то могла позвонить?! Сестра все-таки. Так нет. Никому не было до нее дела.

– Я? – переспросила она. – Я работаю декоратором.

– Оу?! Ну и как идет твой бизнес? – любопытство было вполне искренним.

– Нормально, – Мэй не стала вдаваться в подробности. – Послушай-ка, у меня возникла небольшая проблема.

– Да? Если я смогу помочь тебе… – Конни замялась.

Не волнуйся, это не связано ни с деньгами, ни с семьей, усмехнулась про себя Мейроуз.

– Видишь ли, вчера на свадьбе присутствовала некая особа. Блондинка в лавандовом платье. Ты случайно не знаешь, кто она?

– Блондинка в лавандовом платье? – удивилась девушка. – Н-нет, не знаю. А зачем тебе это?

– Да один мой знакомый намекнул, что у нее, возможно, найдется пара заказчиков для меня. Весьма состоятельных. Вот я и подумала, может быть, ты знаешь что-нибудь о ней.

– Нет, к сожалению, – Конни захихикала, словно ее щекотали. – Слушай, почему бы тебе не узнать у своего знакомого?

Вопрос не застал Мэй врасплох. Она предполагала, что он будет задан, и была готова ответить.

– Он улетел в Европу сегодня утром. Знаешь, этот парень – видная «шишка» в финансовых кругах, и пробудет там не меньше трех недель, а заказы, естественно, достанутся кому-нибудь другому.

– Ну да, понятно, – девушка снова засмеялась, на этот раз громче, чем вызвала у Мейроуз еще один приступ острого раздражения. – Знаешь, я могу попробовать узнать что-нибудь у отца. В конце концов, раз эта сеньора присутствовала на банкете, значит, она должна быть в списке приглашенных, верно?

– О, Конни, я была бы очень признательна, если бы ты могла узнать это для меня.

– Хорошо, – по тону сестры чувствовалось, что ей хочется быстрее повесить трубку и заняться чем-нибудь поинтереснее. – Я спрошу отца и вечером перезвоню.

– Только… Знаешь, не говори ему, что это я просила тебя. О’кей? Я боюсь, тогда он откажет.

– Хорошо, – легко согласилась девушка. – Скажу, что это для одного знакомого…

– О’кей. Я буду ждать твоего звонка.

– Да, до вечера.

Конни положила трубку, а Мейроуз еще несколько секунд стояла, слушая резкие короткие гудки.

Вот так. Будем надеяться, что ей удастся добыть какие-нибудь сведения об этой особе. Возможно, они так никогда и не понадобятся, но кто знает. Может случиться и по-другому, верно? Всегда лучше заранее выяснять все о конкурентах и… врагах. Да, врагах.

Мейроуз осторожно опустила трубку на рычаг, вышла в кухню и налила себе еще мартини. Ничего не поделаешь, придется ждать. Вечером. Что-что, а ждать она умеет. Да уж. Восемь лет ей пришлось ждать. Восемь!

Сделав глоток, Мэй прикурила длинную sigarillos и опять подошла к окну.

Ей нравился вид, открывающийся из ее квартиры. Яркие огни реклам, множество людей и поток машин создавали у Мейроуз ощущение праздника. Одно было плохо – слишком мало неба видно в каньоне домов. Слишком мало неба.

Делая глоток за глотком, она разглядывала бурлящую внизу пеструю людскую реку и думала о том, что они никогда не смотрят вверх. Тут все привыкли смотреть под ноги, ну, в крайнем случае, по сторонам. Эти люди не знают, что такое настоящая свобода. Не знают, в чем она, не знают, какова она на вкус. Их заблуждение заключается в том, что они свалили в одну кучу деньги, независимость и свободу, считая, что это – одно и то же.

Дерьмо собачье! Деньги – это деньги, и ничего больше. Деньги могут укрепить вашу независимость, но никогда – никогда! – не могут дать вам свободу. Вы способны зарабатывать миллионы и не быть при этом свободным человеком.

Все просто. Свободы, общей, одинаковой для всех, просто нет. Для каждого свобода – это нечто свое, тайное, хранящееся на самой глубине души.

Свобода выбора – это не свобода, а независимость.

А она хочет быть действительно свободной, и сделает для этого все. Все…

* * *

…Никто не смог бы назвать Чарли Портено излишне прихотливым человеком. Одежду он покупал либо в «Лорд и Тейлор», либо в «Бергдорф Гудмен». И уж совсем редко шил ее на заказ.

Обувь носил мягкую, кожаную, от Гуччи. Галстуки от Диора. Запонки приобретал у «Фортуноффа».

В еде Чарли был демократичен и непритязателен. Если его друг или спутница предпочитали итальянскую кухню – хорошо. Нет – прекрасно, он вполне может обойтись американской или какой-нибудь другой. Китайской, французской, русской. Для Чарли это не играло решающей роли. Главное, чтобы все было вкусно. В этом Портено-младший отличался от своего отца, который посещал только итальянские рестораны и вообще сходил с ума по настоящей пицце или хорошо приготовленным спагетти «Болонья» с говядиной и помидорами. Единственное, в чем сходились отец и сын, так это в том, что настоящий мужчина должен есть много мяса. И Чарли, и Энджело любили мясо. Но это и все. И если Энджело предпочитал телячьи отбивные по-милански, ну, в крайнем случае, лангет или филе-миньон по-неаполитански, то Чарли было абсолютно плевать, по какому именно рецепту приготовлено мясо. Он с одинаковым аппетитом мог съесть французский провансальский бифштекс, китайскую жареную свинину с перцем, баранину по-арабски или обычный американский ростбиф. Главное, что это мясо и оно вкусно приготовлено.