Текст книги "Честь семьи Прицци"

Автор книги: Эдгар Френсис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

– Все верно, – согласился Энджело. – Это большие деньги.

– Сотни тысяч. Вы потеряете на этом сотни тысяч долларов. Ну и мы, конечно.

– Девидсон, – спокойно заметил Портено, – вы ведь и сами понимаете, что конкретно наша семья ничего не может сделать в данной ситуации. Сорок лет Прицци поддерживают деловые отношения с вашим ведомством, основанные на правиле: «Мы платим деньги, вы оставляете нас в покое».

– Однако и я ничего не могу сделать, Энджело, – покачал головой Девидсон. – То, что происходит, не зависит от моего личного желания. Сейчас задействован весь полицейский аппарат города. Все системы. Рано или поздно, но убийца будет найден, поверь мне. Независимо от того, хотят семьи этого или нет. Нейтралитет, сохраняемый полицией, нарушен. Мы на многое смотрели сквозь пальцы и не лезли в ваши дела, пока не были затронуты наши интересы. Чем больше давление вы попытаетесь оказать на нас, тем больше денег это вам будет стоить.

– Кому-то попала шлея под хвост? – спросил Портено.

– Слушай, Энджело, нам происходящее нравится ничуть не больше, чем вам. Мы тоже теряем, и не только деньги. Поверь, мне бы хотелось, чтобы все пришло в норму. Подобные ситуации не идут на пользу ни вам, ни нам. Но задета наша честь, как ты этого не понимаешь? И пока убийца не будет найден, ничего нельзя изменить. Ни-че-го. Передай это Доминику…

… К девяти часам вечера Франциск сделал для себя вывод: люди, живущие на Пет-стрит, отличаются редкой невнимательностью. На все его вопросы в основном отвечали односложно: «Ничего не видели». Правда, двое сообщили, что их разбудил громкий звук клаксона, но мало ли машин проезжает здесь? Они даже не подошли к окну, тем более, что на помощь никто не звал. А про убийство узнали утром, когда полиция уже оцепила половину квартала. Таким образом, потратив на разговоры три часа, Кунз знал ровно столько же, сколько в начале обхода, и не продвинулся в своем расследование ни на шаг.

Тем не менее детектив продолжал упорно обходить дом за домом, сетуя, если где-нибудь отсутствовали хозяева. Ему казалось, что именно они должны знать нечто, способное помочь в расследовании, однако, по странному стечению обстоятельств, все эти люди разом куда-то ушли.

Франциску повезло именно в тот момент, когда он меньше всего ожидал этого. В предпоследнем от угла доме дверь открыла молодая симпатичная девушка. Отрекомендовавшись все тем же репортером «Лайф», детектив начал задавать свои обычные вопросы. Ответы, в общем-то, не отличались разнообразием. «Да, она была дома в тот вечер. Да, уже легла спать, но проснулась от звука клаксона. Нет, на улицу она не выглядывала, ничего не видела. Проверила, как себя чувствует дед, и вернулась в постель. Да, старик болен. Он попал в автомобильную катастрофу на Сан-Бернард хайвэй. Тело его парализовано, и он слепонемой.»

«Это и есть мой самый ценный свидетель, – невесело подумал детектив. – Парализованный, слепонемой старик».

– Он что, совсем не разговаривает? – спросил на всякий случай Кунз.

Девушка смутилась.

– Нет, ну… Дед «говорит» губами. Я понимаю его, научилась за два года. Но мне приходится каждые два часа подниматься, смотреть, как он себя чувствует. Днем с ним сидит медсестра из госпиталя. Пока я работаю.

– Понятно, – детектив вяло кивнул, уже размышляя, что же делать дальше. Наверное, самым правильным было бы отправиться в отель, спать. Решив, что это лучший вариант проведения времени хоть с какой-то пользой, он на всякий случай спросил: – Полиция, разумеется, уже допросила его?

– Я не знаю, – ответила девушка. – Меня не было дома. Они приходили, когда тут оставалась медицинская сестра. Если хотите, я могу спросить у него. Возможно, дед знает что-нибудь.

– Да, спросите, если, конечно, вас это не очень затруднит.

– Хорошо, – она кивнула. – Пойдемте вместе.

Господи, – думал Франциск, проходя через прихожую, – зачем я это делаю? Какой может быть толк от слепонемого паралитика? Боже, он ведь даже сказать ничего не может! Да и увидеть тоже. Я зря теряю время, – мрачно подвел он итог.

«Ладно, Франци, – сказал детектив сам себе. – Ты уже потерял столько времени, что лишние несколько минут не имеют большого значения. Успокойся. По крайней мере, у тебя будет чистая совесть». Они прошли через небольшую гостиную и оказались в комнатке, которая сразу напомнила Франциску больничную палату. В углу стояла застеленная кровать и небольшой столик, на котором мурлыкал приемник.

Старик сидел у окна в кресле-каталке и смотрел на улицу пустыми незрячими глазами. Руки его спокойно лежали на коленях, и вся фигура выражала покорность тяжелой судьбе. Плечи сгорбились, а грудь впала, что усиливало впечатление обреченности. Однако голова сидела на жилистой шее ровно. Седые пушистые волосы обрамляли лицо, густо изрезанное сетью морщин. Рот с нелепо алыми губами плотно сжат. Нос, довольно широкий, делал слепца похожим на Санта-Клауса. Брови, такие же седые, как и волосы, оказались удивительно тонкими, плавно изогнутыми. Вот только глаза, дымчато-серые, портили добродушного старика, придавая лицу жесткость.

– Дедушка, – мягко сказала девушка. – Не пугайся, это я.

В облике слепца что-то переменилось. Почти незаметно, но Франциск вдруг почувствовал, что тот слышит! И это было неожиданностью. Когда он осознал, что старик парализован, слеп и нем, в голове детектива обрел контуры образ человека, абсолютно отрезанного от внешнего мира темнотой случившегося с ним несчастья. И человек этот не мог ничего. Но при этом Кунз совершенно упустил из вида слух. Старик мог слышать!

«Однако, есть ли в этом толк? – подумал он. – Что с того, что он слышал, если, кстати, еще и слышал. Дом-то стоит в семидесяти ярдах от места убийства».

Девушка развернула кресло так, чтобы старик оказался лицом к Франциску. Слепой вдруг дернул головой и что-то беззвучно спросил.

– Это из журнала «Лайф», – ответила девушка на немой вопрос. – Он расследует убийство. Помнишь, я рассказывала тебе? Собирает материал для статьи.

Старик вновь зашевелил губами.

Надо сказать, зрелище выглядело довольно дико, и детектив почувствовал неловкость. Ему стало неуютно, захотелось извиниться и уйти.

– Он говорит, что полиция уже была здесь. Они пришли и сразу же ушли, даже не поговорив с ним.

Девушка взглянула на Кунза, словно ожидая вопросов.

«Не поговорив? – подумал он. – Я их очень хорошо понимаю».

– Простите, – начал Франциск, ощущая себя полным идиотом. – Вы… э-э-э… Господи, даже не знаю, как сформулировать вопрос…

Девушка улыбнулась уголками губ.

– Не смущайтесь.

– Да нет, дело нс в этом. Я хотел узнать… Э-э-э… Когда вы легли спать в тот день?

Слепой начал быстро шевелить губами.

– Он лег рано, – сказала девушка и добавила от себя: – Я обычно кладу его в девять, но оставляю приемник на столике. Дедушка любит музыку. Он играл на флейте раньше. Да… Вы понимаете?

– Да, конечно, – торопливо кивнул Франциск.

Ему стало ужасно неловко. Даже стыдно. Краска залила щеки, и он подумал, что, должно быть, сейчас очень похож на большой помидор.

– Но он долго не спит, – продолжала девушка. – Иногда до утра слушает радио.

– Ага, – согласился детектив. – Ну, может быть, вы слышали что-нибудь странное в тот вечер?

Кунз понимал дикость собственного вопроса. «Клаксон», – всплыло в голове. – «Звук клаксона». То же, что и все…

Слепец «заговорил». Губы его двигались с такой скоростью, что детектив, как ни старался, не мог уловить слов, кроме самых простых. Девушка же без труда «читала» их и произносила готовые фразы. В конце концов у Франциска появилась иллюзия, что говорит сам старик.

– Ровно в десять, – только передали точное время, – подъехал автомобиль.

(«Плимут», – поправил для себя Кунз.)

Это был большой рефрижератор, марки «Додж». Из тех, что огромны, как пульмановский вагон. У него барахлит один из клапанов в двигателе, и поэтому дедушка узнает его. Эта машина приезжает раз в неделю и остается здесь под окнами на ночь. Уезжает, как правило, в восемь утра.

– Постойте, постойте, – торопливо перебил ее Кунз. – А откуда вы знаете марку машины и о неполадке в двигателе?

– Он увлекался автомобилями и прекрасно различает их на слух, – объяснила девушка. – У него отличный музыкальный слух.

– Ну, предположим… – недоверчиво протянул детектив. – И что же было дальше?

– Примерно через десять – пятнадцать минут к машине подошла женщина, – он слышал звук каблуков и хлопок дверцы. Она постоянно приходит в это время. Иногда, очень редко, это бывает другая девица, но чаще всего – она. Затем, где-то около одиннадцати, подъехала вторая машина – «плимут». Шофер очень нервничал.

Господи, я сейчас сойду с ума, – подумал детектив, а вслух спросил:

– А это-то откуда ему известно?

– Видите ли, «плимут» шел очень неровно. Его занесло на повороте, а потом автомобиль очень резко затормозил.

– Ага, так. И что же произошло потом?

– Затем, минут через двадцать – двадцать пять, появилась еще одна женщина. Высокая, она очень торопилась, почти бежала.

– Так. Тоже звук шагов?

– Да. Низенькие, даже когда идут медленно, все равно семенят, а эта женщина шла довольно быстро, но у нее длинный ровный шаг. Даже степенный, что ли.

– То есть, если я правильно понял, походка примерно такая же, как у манекенщицы?

– Да, именно. Скорее всего, она «умеет ходить». Либо работала демонстратором одежды, либо долго вращалась в высшем свете.

(Полицейские – идиоты, – подумал Кунз. – Этот слепой – настоящий клад. Вот бы все свидетели были слепыми музыкантами. У меня здорово облегчилась бы работа. Если, конечно, он ничего не путает.)

Эта женщина подошла к «плимуту» и села в кабину. Примерно через пару минут послышался треск разбивающегося стекла, а затем, почти сразу, звук клаксона. Видимо, она убила его, и он повалился на руль. Но вой сразу же стих. Однако она еще полминуты сидела в машине. Потом вышла, открыла багажник, взяла что-то или посмотрела внутрь, а затем захлопнула его и ушла. А еще через несколько минут уехал рефрижератор. Они видели убийцу.

Последняя реплика застала детектива врасплох.

– Кто?

– Те, кто сидел в грузовике.

– Почему вы так уверены?

– Они никогда не уезжали среди ночи. Никогда. Это был единственный раз. Найдите их, и получите подробное описание.

– Спасибо, – кивнул Франциск. – Вы, действительно, очень помогли мне.

– Он говорит, что был рад оказать вам эту помощь. В его положении не так часто удается быть замеченным. «Маркиз».

– Что?

– Он сказал, сейчас по улице едет «меркьюри-маркиз» шестьдесят седьмого года.

– Вы позволите? – спросил Франциск, подходя к окну.

– Конечно, – девушка улыбнулась. – Он никогда не ошибается.

Детектив же пока вообще не слышал звука мотора – все заглушала музыка, льющаяся из приемника. Протиснувшись к стеклу, Кунз наклонился и стал всматриваться в сумерки. Теперь и он различил шум двигателя. Он был настолько далекий и слабый, что Франциску показалось невероятным, как старик вообще услышал его. Две фары вспыхнули в конце улицы, озарив ее ярким белым светом, разогнав сгущающуюся темноту. Машина быстро проехала мимо и повернула за угол, моргнув красными задними фонарями. Это был темный «меркьюри-маркиз».

Франциск отошел от окна и посмотрел на девушку. Она улыбалась.

– Да, – сказал детектив, вздергивая брови. – Прошу прощения, но, признаться, я сначала не очень поверил во все эти подробности.

– Я понимаю, – кивнула она. – Это, действительно, очень непросто.

– Не то слово, – подтвердил Франциск. – Почти невероятно.

– Да.

– Еще раз огромное вам спасибо.

– Не за что, пойдемте, я провожу вас, – девушка вновь улыбнулась.

Они прошли через гостиную и остановились у двери.

– Простите, – обернулся к девушке детектив. – Может быть, вы пообедаете со мной завтра?

Она засмеялась и покачала головой.

– Мне не хотелось бы вас огорчать, но, боюсь, ничего не получится. Я работаю днем.

– Ну вот, – сказал Кунз. – Как только заходит речь об обеде, все девушки почему-то сразу же удар#ются в работу. Ну, не странно ли, а?

– Да, наверное, – улыбнулась она и добавила: – Но я могла бы с вами поужинать.

– В самом деле? – удивился детектив. – Так, в котором часу?

– В пять я заканчиваю работу в казино «Голубая лагуна». Мы могли бы встретиться там.

– Отлично, – обрадовался он. – Я обязательно приду.

– Да, кстати, – она стала серьезной. – Этот рефрижератор принадлежит компании «Межгосударственные грузовые перевозки». Я видела его несколько раз, когда уходила на работу.

– Чудесно, – кивнул детектив. – Это очень облегчит мне задачу. Очень. Кстати, как вас зовут?

– Дайана, – улыбнулась она и протянула ему ладошку.

– А я…

– Я помню, Джон Гаррисон.

– Да, – кивнул он, пожимая руку. – Именно…

* * *

… Мейроуз вышла из ультрасовременного здания международного аэропорта Маккарейна в Лас-Вегасе. Яркое солнце ослепило после тяжелой нью-йоркской пасмурной осени. Асфальт отражал белый свет, и казалось, от него поднимается сияние – знамение свыше. предопределяющее поездку Мэй, сулящее удачу. Жаркий воздух, плотный как вода, облепил тело. Он стеснял движения, мешал идти, кружил голову.

Мейроуз пожалела, что надела темный костюм. На палящем солнце одежда превратилась в рыцарские доспехи, раскаленные пустынным зноем. Выгоревшее небо казалось безумно высоким. Редкие блекло-голубые мазки только усиливали это впечатление.

Детектив уже ждал ее на стоянке такси. Желтый «форд» подъехал к автобану, чтобы забрать пассажирку. Франциск предусмотрительно открыл дверцу, и Мэй, кивнув, села на заднее сиденье. Кунзу она показалась еще более холодной и надменной, чем в первый визит. Благодаря умело сделанному макияжу лицо ее приобрело ледяную красоту, отчужденную от всего мира стеной независимости и нежеланием быть причастной к его делам.

Машина отвалилась от тротуара и, набирая скорость, покатила к городу.

Как только «форд» миновал участок аэровокзала и выехал на шоссе, Мэй, не поворачивая головы, спросила у детектива:

– Вы уверены, что эта… девушка, действительно, все видела?

– Нет сомнений. Их грузовик стоял в нескольких ярдах от места убийства. Я отыскал водителя, а он назвал мне ее имя.

– Вы говорили с ней?

– Конечно, – усмехнулся Кунз. – А иначе зачем мне было бы вызывать вас?

Мейроуз посмотрела на него. Быстро, мельком, словно мазнула по лицу чем-то холодным.

– Она ВСЕ подтвердила и готова дать показания?

– Две тысячи долларов, и она согласна выступить даже в суде.

Тон детектива стал скучающе – равнодушным. Ему не понравилась манера разговора клиентки. Можно подумать, это он убил Палоу.

Повернувшись к окну, Франциск принялся рассматривать проносившиеся мимо особняки, окруженные зеленой изгородью. Пестрой и яркой. На мгновение ему даже почудилось, что в мире вообще нет Нью-Йорка, с его слякотью и дождем. Есть лишь этот, выросший в пустыне клок лета с пестрыми пятнами экзотических растений.

– Простите, мистер Кунз, – вновь подала голос Мейроуз. – Я не хотела вас задеть.

– Да нет, ничего.

– Вы отлично поработали.

– По поводу отчета, – Франциск взглянул на нее. – Мне нужно уточнить кое-какие вещи, но, боюсь, ваша Айрин Уокер очень загадочная женщина. И больше, чем я УЖЕ узнал о ней, мне ничего не найти.

– Это не страшно. Вы сумели доказать главное. По возвращении в Нью-Йорк я выплачу вам оставшуюся часть гонорара. Вместе с премиальными, разумеется. И с возмещением понесенных расходов.

– Отлично, – Франциск кивнул. – Я думаю, что сумею составить отчет за день.

– Хорошо. Это было бы как нельзя лучше.

Мейроуз улыбнулась, но из-за макияжа улыбка получилась такой же холодной, как и весь ее облик.

Хотя, наверное, это неплохо, учитывая, с какого рода женщиной ей предстоит разговаривать, подумал детектив. – В общем-то, подчеркнуто надменный вид – один из лучших в подобной ситуации.

Он вспомнил, как замер хозяин ночного ресторанчика, стоило только произнести фамилию клиентки. Прицци] Тощий усатый итальянец сделал стойку, как гончая на дичь. Тонике губы тут же растянула неприятная слащавая улыбочка. Разумеется, все будет в порядке, уважаемый господин, можете не сомневаться. Конечно, Динго – так звали девушку в баре – расскажет все, что ей известно.

Сама она не очень понравилась детективу. Красивая девчонка, но из той породы, что одной рукой лезут тебе в штаны, второй – в карман за наличными, при этом абсолютно не меняясь в лице. Глазки хищные, как у хорька, готового сожрать яйца в птичьем гнезде. Смазливая мордочка с вечным клеймом настороженности в ожидании пинка ногой. Нет, такие люди не нравились детективу. Он вообще не любил мелких людей. А уж по своей работе ему приходилось иметь дело и с миллионерами, и с бедняками. И случалось, что последние выглядели гораздо достойнее первых.

Ну что же. Франциск немного слукавил. Он, наверное, мог бы собрать еще какие-то сведения по Лайзе Джексон, но раз клиентке это не нужно… Зачем искать себе лишнюю работу? Достаточно того, что ему придется увязывать все, что у него уже есть, в некое удобоваримое целое, дабы мисс Прицци могла разобраться в этом деле.

Такси свернуло на Первую авеню, проехало еще квартал, миновав пару сверкающих даже в потоке солнечных лучей электрическими огнями казино и остановилось у небольшого ночного ресторана с ярким неоновым попугаем под козырьком и вывеской: «Зеленый какаду».

– Это здесь? – спросила Мэй детектива.

– Да.

Он вылез, обошел «форд», открыл дверцу, и Прицци выбралась из салона.

– Пойдемте, – предложил детектив. – Они ждут вас.

Мэй кивнула.

Ресторан оказался почти точной копией большинства таких же заведений во всех уголках мира. Рассчитанный на не слишком притязательный вкус, он предлагал максимум удобств для своих посетителей. Мэй «Зеленый какаду» показался довольно грязным местечком. В нем явно витал запах мобстеров, бутлегеров, «толкачей» и дешевых проституток. А также сигарет «Лакки страйк», пиво «Милуоки», кактусовой водки. Эти не очень приятные ароматы накрепко въелись в стены, стойку, столы, стулья и плотные портьеры на окнах, опущенные даже днем. Конечно, никаких кондиционеров здесь не знали, и зал проветривался только естественным образом. Возможно, сквозняк и делал свое дело, но только не сегодня. Воздух внутри оказался настолько тяжелым, что его можно было мазать на хлеб.

Мэй поморщилась.

Франциск заметил это и улыбнулся.

– Вы ведь не ожидали, что девица работает в «Уолдорф-Астория», правда?

На невысокой сцене, в разноцветных лучах маломощных прожекторов, танцевала высокая, фантастически худая блондинка топлссс. Узкая полоска алой, расшитой блестками материи едва прикрывала бедра.

– Это она, – кивнул детектив.

Мейроуз чуть прищурилась, словно взвешивая: насколько можно доверять словам такой девицы. Однако, какая разница, правду ей скажут или нет? Важно, чтобы это было именно то, что нужно. Даже если в итоге выяснится, что девица солгала. Ей нужно всего пару дней.

Она пошла вдоль стойки к сцене. Франциск двинулся за ней, оглядывая сидящих в зале людей. Уборщики, пара охранников за угловым столиком, несколько официантов, готовящихся к вечерней смене. Бартсндер, дающий указания двум барменам. Знакомый слащавый усач сидел за первым от сцены столиком и угрюмо созерцал вялые танцевальные «па» девицы. Блондинка первой заметила идущих по проходу гостей. Она прекратила двигаться и застыла в свете «юпитеров» многоцветным изваянием.

Усатый хозяин тоже повернулся, заметив детектива и его спутницу, и торопливо поднялся.

– Мисс Прицци? – спросил он, приторно улыбаясь. Мэй кивнула. – Пройдемте в мой кабинет.

Итальянец сделал девице знак рукой, и та, легко соскочив со сцены, пошла за ним, едва взглянув в сторону Франциска.

Кунз решил, что он лучше побудет в зале. Ни к чему лезть в дела нанимателя, особенно если заранее знаешь, о чем будут говорить. Остановившись у стойки, он повернулся к бармену.

– Налей-ка пива, приятель.

– Жаркий день? – спросил тот, ловко вскрывая

бутылку «Миллера» и переливая содержимое в высокий бокал.

– Пекло, – хмыкнул детектив. – Как среди лета.

Бартендер, не говоря ни слова, кивнул в сторону двери, за которой скрылись Мейроуз, хозяин и девица. Тот все понял и быстро направился следом.

Итальянец угодливо распахнул дверь в кабинет, прошел к столу и, включив лампу, сел, указав Мэй на стоящее рядом кресло.

– Прошу вас, мисс Прицци.

Она кивнула.

В дверях возник щегольской бармен.

– Хотите что-нибудь выпить, мисс Прицци?

– Молочный коктейль, – коротко ответила Мэй.

– Молочный коктейль? – удивленно переспросил тот.

– Ты же слышал! – рявкнул хозяин. – Молочный коктейль! И поторопись!

Мэй опустилась в кресло. Блондинка заняла еще одно, у стены напротив.

– Кажется, я могу вам чем-то помочь? – спросила она.

Глаза ее настороженно следили за лицом Мэй. Та усмехнулась. Не она начинает разговор. Не она.

Поняв, что ответа не последует, итальянец тяжело уставился на танцовщицу.

– Давай-ка, Динго, расскажи мисс Прицци все, что ты знаешь.

Та пожала плечами.

– Обслуживала я тут одного клиента. Он нормальный парень, шофер. Приезжает на своей колымаге, – она прищурилась, будто вспоминая о чем-то, произошедшем давным-давно. – Перевозит грузы на здоровом грузовике. Ну, в общем, мы с ним устроились на этой полке, что за сиденьем. А неподалеку, ярдах в шести, стояла еще одна тачка. Легковой автомобиль. Одним словом, прошло какое-то время, слышу, клаксон загудел. Я подняла голову, а из машины вылазит эта самая женщина. Ну, та, фотографию которой показывал толстяк. Вот, она подошла к багажнику, открыла его и вытащила саквояж.

И слиняла. Тогда Том – шофер – пошел посмотреть, что случилось. Возвращается и говорит: мол, так и так, в машине жмурик сидит. Ну, понятное дело, мы тут же уехали. Зачем нам лишние проблемы?

Мэй достала из сумочки фотографию.

– Это она?

Блондинка равнодушно взяла карточку и почти сразу же положила обратно.

– Да, та самая женщина.

– Вы уверены?

Девица ухмыльнулась.

– Там падал свет от крыльца. Я хорошо разглядела ее.

Мэй кивнула и достала пачку банкнот. Танцовщица впилась в них взглядом. Не торопясь, стодолларовые купюры переходили к новой владелице. Итальянец облизнул пересохшие губы. Отсчитав две тысячи, Мейроуз убрала остальное в сумочку, положила сверху фотографию и холодно улыбнулась.

– Отправляйся в круиз, дорогая. Возможно, ты мне понадобишься. Тогда я разыщу тебя.

Девица аккуратно свернула банкноты трубочкой и зажала в кулаке.

– Конечно, – согласилась она. – В любое время.

– Вот и хорошо, – Мейроуз поднялась. – Спасибо за помощь.

Итальянец торопливо осклабился и закивал головой.

– Конечно, только одно слово, мисс Прицци.

Мэй спокойно повернулась и направилась к выходу. Она прошла мимо бармена, замершего у двери с подносом, на котором стоял бокал молочного коктейля, вышла в зал и обратилась к сидящему у стойки детективу:

– Все в порядке, мистер Кунз. Она, действительно, все подтвердила. Вы можете возвращаться в Нью-Йорк. Подготовьте отчет, и послезавтра я буду ждать вас у себя в офисе. Ровно в полдень.

– Хорошо.

Детектив спокойно допил пиво, глядя в ее удаляющуюся спину, расплатился и не торопясь вышел на улицу. Мисс Прицци уже не было. Он постоял с полминуты, раздумывая, чем сейчас заняться, и решил заехать в «Голубую лагуну» к Дайане, а потом отправиться в аэропорт…

* * *

… Дверь открыла Энимей. Мейроуз улыбнулась ей и чуть наклонила голову.

– Здравствуйте, Энимей, – почтительно произнесла она.

Женщина ответила ей доброй морщинистой улыбкой.

– Здравствуй, Мейроуз. Ты замечательно выглядишь. Возвращение пошло тебе на пользу.

– Спасибо.

Энимей отступила в сторону, пропуская внучку в дом. После свадебного наряда она выглядела неожиданно просто. По крайней мерс Мейроуз, нс видевшая собственную бабушку восемь лет, нашла перемену поразительной. Если на свадьбе с ней разговаривала пожилая аристократка, в которой ощущалась огромная внутренняя сила, то теперь Энимей больше походила на обычную крестьянку. Простое дешевое платье, седые волосы забраны в пучок на затылке, на лице ни грамма косметики. Гость, незнакомый с ней, скорее всего, принял бы Энимей за прислугу.

Мейроуз не подала вида, что удивлена столь небрежным отношением к собственной внешности. Ей, выросшей среди американцев, было трудно понять чисто итальянские обычаи. Порой они казались Мэй никчемными и даже глупыми. Скажем, то же отношение к женщине."Хозяйка по дому". Все. Энимей никогда не должна знать о делах мужа. Почему? Если у нее есть голова на плечах и она отлично разбирается в бизнесе? Есть определенные вещи, которые Мейроуз не просто не понимала, а отказывалась понимать. В отношении бизнеса она полностью поддерживала Энджело Портсно, который говорил: «Дело есть дело!» Действительно, какая разница, кто именно его делает, если это идет на пользу семье? Какая разница, кто добывает деньги?

Итальянцы – да и не только они – большие лицемеры. К такому выводу Мэй пришла уже давно. Эти люди громко кричат о верности традициям и обычаям, но готовы закрыть глаза и на то, и на другое, если это сулит хорошие деньги. Они твердят о чести, но поступятся ею, если им обломится жирный кусочек. «Как честь делает деньги, так и деньги делают честь.» Вот что им следовало бы написать золотыми буквами на стенах собственных спален, чтобы, проснувшись, первым делом читать эту непоколебимую для них истину. Жизнь семьи, как и ее влияние, зиждется не на чести, а на долларах. Хрустящих бумажках с серо-черными портретами посередине. Попробуйте получить от конгрессмена, талдыча ему о чести! Черта с два! А предложите ему сто тысяч «зелененьких»?

Мейроуз терпеть не могла лицемерия, в любом его проявлении. Конечно, политика – политикой. Но если ты готов удавиться за деньги, то не надо корчить из себя мецената-бессребреника. Все равно все знают, что это не так. Называй сумму и получай свои тугие пачки. Считай их дрожащими пальцами, прячь в «кейс» и тащи в банк, только не делай при этом вид, что ты – свят, а остальные – грешники.

– Ты хочешь увидеть Коррадо? – прервала размышления Мэй женщина.

– Да, – кивнула та. – Я хотела поблагодарить его за помощь.

– Это правильно.

На морщинистом лице Энимей вновь зацвела благодушная улыбка.

– Он очень переживал за тебя.

– Я знаю, – ответила Мейроуз. – Дедушка всегда был добр ко мне.

– Пойдем, я провожу тебя.

Энимей взяла Мейроуз за локоть и повела в глубь дома.

Мэй не была здесь давно. Вечность. Всю жизнь. Однако она помнила его. Отлично помнила. Но то, что раньше нравилось ей, восхищало, сейчас казалось тяжелым и угрюмым. На всем ощущался налет старости. Так же, как в «Зеленом какаду» пахло крепкими сигаретами и дешевым виски, здесь пахло тленом. Песком времен, страхом перед скорой смертью и забвением. Человек, как бы умен он ни был, все равно смертен. И ничто не спасет от этого.

«Интересно, – подумала Мейроуз, шагая по длинному коридору к кабинету собственного деда. – Как он чувствует себя по ночам? Наверняка, не спит. Лежит с открытыми глазами до утра, всматриваясь в темноту и прислушиваясь к слабым ударам своего устаревшего сердца. Кровь еще наполняет старый разболтанный механизм, называемый телом, однако это ненадолго, и скоро дон – всемогущий в этом миру ДОН! – предстанет перед судом Всевышнего таким же нагим, как и его жертвы. Он знает это, и мысли не дают ему спать спокойно. И иногда к нему приходит сожаление. Ни за какие деньги, ни за что на свете нельзя получить невозможного. Жизнь. Точнее, бессмертие. Эти мысли пронеслись в се голове, не вызвав даже подобия улыбки на тонких алых губах. Но они не вызвали и жалости. К чему жалеть о неизбежном?».

Пройдя по коридору, стены которого были увешаны картинами, а пол затянут толстым ковровым покрытием, они оказались перед тяжелыми дубовыми дверями.

Энимей осторожно постучала и, прошептав Мейроуз: «Подожди здесь», шагнула внутрь.

Мэй стояла, глядя на темное старое дерево, и ей представилось, как полчища термитов поедают его, точат каждую секунду, без остановки. В одно прекрасное мгновение ты толкаешь дверь, а она рассыпается в труху. Так же и люди. Их сжирает время. Беззубое чудовище, прячущееся во мраке пустоты, ненасытное и злое, делающее такими же злыми людей. Оно приходит ниоткуда и с первого мгновения жизни дышит тебе в затылок, радостно предвкушая миг, когда сможет поглотить тебя целиком, без остатка. Его желтые глаза пялятся человеку между лопаток, а лапу перекидывают кости на невидимых счетах. Год… год… год… Взрослеешь, стареешь, умираешь. И чем человек ближе к последнему порогу, тем больше он начинает бояться своей смерти и тем меньше ценит чужую жизнь.

Дверь вновь открылась, на этот раз широко и гостеприимно. Энимсй вышла, улыбнувшись внучке.

– Заходи, Мейроуз. Коррадо ждет тебя!

Да, он ждет. На этот раз улыбка все же предательски тронула губы, однако Мэй сбросила ее.

Дон. Ее дед. Она не может войти к собственному деду, если его не предупредят заранее. Это – не проявление самоуважения, это – боязнь того, что однажды за жизнью дона придут так же, как за жизнями многих, умерших по его указке. Да. И не нужно строить воздушные замки.

Мэй шагнула в кабинет.

Коррадо Прицци стоял посреди комнаты. Он очень изменился за восемь лет, которые она провела вне семьи. Но сейчас это ее нс шокировало. Дон выступал на свадьбе, и ей удалось оценить произошедшие в нем перемены. С первого же взгляда стало ясно, что дед очень скоро отойдет от дел совсем. Будет спокойно доживать остаток дней где-нибудь на Лонг-Айленде. Доминик – без Коррадо – ничто. Ноль. Дон, наверняка, сделает ход, который нетрудно предугадать. Отстранит сына от дел, назначит кого-то, кому доверяет и в ком уверен, своим преемником и отправится на покой. Но только после того, как будет абсолютно уверен, что семью возглавляет человек, способный организовать все, до мелочей. Она знала такого человека и не сомневалась, что дон его тоже знает.

Коррадо пошел навстречу внучке, вытянув сухие руки перед собой, словно собираясь обнять ее.

– Не надо, не надо благодарить меня, – проскрипел он, улыбаясь. Улыбка эта была неприятной. Тусклой и безжизненной. В ней не чувствовалось той радости, которую выражал голос. – Конечно, я помог тебе вернуться домой, но ведь ты – моя кровь. И раз уж ты вновь обрела семью, я буду заботиться о тебе.

Он приблизился, нс опуская рук.

Мэй хорошо знала обычай. Взяв сморщенную ладонь старика, она нагнулась и поцеловала сухую холодную кожу. Ощущение было неприятным, словно ей пришлось приложиться губами к руке мертвеца.

– Спасибо, дедушка, – улыбнулась она в ответ, едва сдерживая гримасу отвращения. – Ты вернул меня в рай из чистилища.

Коррадо вдруг резко вцепился ей в локоть. Несмотря на преклонный возраст, пальца его оказались неожиданно сильными.