Текст книги "Людоед, который объелся (сборник)"
Автор книги: Эд Макбейн
Соавторы: Чарльз Вильямс,Хью Пентикост
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)
Она поднялась со стула, вышла на кухню и нацарапала несколько слов на листке телефонной книги, потом вырвала его и отнесла Фанни. Та испуганно посмотрела на нее, когда она вошла в комнату, видимо, ожидая тревожных новостей. Фанни знала, что в последнее время лейтенант приносит только дурные вести.
Тедди протянула ей листок, и Фанни прочитала:
«Разбуди детей и скажи им, что их отец, возможно, еще жив».
Фанни быстро взглянула на Тедди, пробормотала: «Слава Богу!» – и выбежала из комнаты.
Глава 11
Полицейский явился в управление в понедельник утром и ожидал за решеткой, пока Мейер звонком не пригласил его к себе. Он открыл дверцу в решетчатой перегородке и подошел к столу Мейера.
– Вы, наверное, не знаете меня. Я – полицейский Ангмери.
– Мне кажется, я встречал вас,– ответил Мейер.
– Может, я зря явился к вам, может быть, вам уже известно об этом. Но моя жена уверена, что я все равно должен вам рассказать!
– А в чем дело?
– Я в этом округе работаю недавно, всего шесть месяцев. А вообще, это у меня первый округ, я ведь недавно работаю копом.
– Мгм,– сказал Мейер.
– Если вы уже все знаете, то так и скажите, ладно? Моя жена говорит, а вдруг вы все-таки не знаете, а это окажется важным.
– Ну ладно. В чем все-таки дело? – сказал Мейер торопливо.
– Карелла.
– Что Карелла?
– Я ведь сказал вам, что я новенький в округе и поэтому не знаю всех по именам. Но я узнал его потом по фотографии в газете, хотя это и старый снимок. Он тогда был еще сам полицейским. В общем, это он.
– Что, собственно, вы хотите сказать, Ангмери? Я вас, черт возьми, не понимаю!
– Нес куклу,– пояснил Ангмери.
– Что за чушь? Я ничегошеньки не понимаю!
– Я в тот день дежурил в вестибюле, понимаете? В том доме. Я говорю об убийстве Тинки Сакс.
Мейер вдруг резко наклонился вперед.
– Ну, говорите же, говорите! Я вас слушаю!
– Ну так вот. Он пришел туда в прошлый понедельник вечером, примерно в пять часов или полшестого, показал мне свой жетон и вошел в квартиру. Когда же он вышел оттуда, он страшно торопился и нес под мышкой куклу.
– Вы хотите сказать, что в понедельник вечером на прошлой неделе Карелла побывал на квартире у Сакс?
– Именно так!
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно!
Ангмери сделал паузу.
– Так вы все-таки не знали об этом? Хм... Моя жена была права!
Он снова помолчал.
– Она всегда бывает права.
– Что вы сказали про куклу? – перебил его размышления Мейер.
– Обыкновенная такая кукла, понимаете? В какие играют дети. Девочки. Со светлыми волосами, знаете? К-у-к-л-а.
– О! То есть вы утверждаете, что Карелла вышел из квартиры с детской куклой в руках?
– Точно!
– В прошлый понедельник вечером?
– Ну да!
– Он вам ничего не сказал?
– Ничего.
* * *
Было девять часов утра, когда Мейер подъехал к дому Тинки Сакс на Стаффорд-Плейс. Он коротко переговорил с управляющим домом Мэнни Фарбером и поднялся на лифте на четвертый этаж. На площадке полицейский пост уже был снят. Он прошел по коридору и отпер дверь в Тинкину квартиру ключом, который получил по ордеру в отделе хранения.
В квартире стояла мертвая тишина, так соответствующая тому, что здесь произошло. Пустые квартиры молчат по-разному, и это очень хорошо знакомо любому полицейскому...
Квартира, из которой хозяева выехали на лето, молчит не так, как та, куда все вернутся к вечеру. А жилье, в котором побывала смерть, молчит по-особенному – холодно и тоскливо, и это молчание понятно каждому, кто хоть раз в жизни видел смерть.
Мейер знал и понимал такое молчание, хотя и не мог объяснить, в чем тут секрет. Отключенные провода, крепко завернутые краны, молчаливый телефон, часы без обычного тиканья, плотно задернутые шторы на окнах, ни единого звука с улицы – все эти детали еще больше подчеркивали суровую тишину, хотя и составляли только часть ее. Ибо сама эта жуткая тишина, казалось, витала в воздухе и даже не зависела от отсутствия привычных домашних звуков.
Что-то дрогнуло в душе у Мейера, откликнулось на это молчание, едва он переступил порог. Он помедлил в дверях, не снимая руки с дверной ручки, потом вздохнул и медленно закрыл за собой дверь. Солнечные лучи, с трудом пробиваясь сквозь плотно задернутые шторы, освещали отдельные пылинки, повисшие в неподвижном воздухе. Он медленно прошел по комнатам, как будто боясь спугнуть какой-то призрак прежней жизни, царившей в этой квартире.
Подойдя к детской, он заглянул в открытую дверь и увидел ряды кукол, сидевших на полках книжного шкафа, стоявшего у стены под окнами.
Да, их были целые ряды, по-разному одетых, глядевших на него немигающими взорами стеклянных глаз. Их розовые щеки блестели, нежные немые рты застыли в улыбке, накрашенные губы извивались над пластиковыми зубами, по спинам струились черные, рыжие, светлые, серебряные нейлоновые волосы.
Мейер как раз собирался войти в комнату, как вдруг услышал, что в замке поворачивается ключ. Этот звук испугал его, ворвавшись в тишину квартиры подобно грому. Он услышал щелчок замка, потом звук поворачиваемой ручки двери.
Мейер метнулся в детскую как раз в тот момент, когда дверь распахнулась. Он окинул комнату быстрым взглядом: книжный шкаф, кровать, стенной шкаф, маленький комодик. В коридоре уже были слышны шаги, приближавшиеся к детской. Мейер решительно распахнул дверцу стенного шкафа и приготовил пистолет.
Шаги приближались.
Он втиснулся в узкую щель между стеной и дверцей шкафа, оставив только узенькую щелочку. Затаив дыхание, в полной темноте он терпеливо ждал.
Мужчина, вошедший в детскую, был высок – не менее шести футов и двух дюймов, широкоплеч и узок в талии. Он остановился в дверях, как будто почувствовав чье-то присутствие и как бы принюхиваясь к воздуху, вкотором носится посторонний запах.
Потом, очевидно, отбросив сомнения, подсказанные интуицией, решительно шагнул к книжному шкафу и стал собирать куклы, все подряд, без разбора, сколько поместится в охапке.
Когда он был уже на пороге, Мейер рывком распахнул дверцу шкафа. Мужчина резко повернулся, ошарашенный внезапным шумом. Глаза его широко раскрылись. Нелепо вцепившись в прижатый к груди груз, он прислонился к косяку двери, переводя взгляд с лица Мейера на кольт 38-го калибра в его руке и снова на лицо.
– Кто вы такой? – спросил он наконец.
– Ктоя такой? Отличный вопрос! – сказал Мейер.– Положите-ка кукол вон туда, и поживее.
– Что?..
– Делайте то, что я вам велел, мистер!
Мужчина подошел к кровати. Облизывая пересохшие губы, он хмуро посмотрел на Мейера и бросил свой груз на постель.
– Подойдите к стене! – скомандовал Мейер.
– Послушайте, какого черта!
– Упритесь в стену руками, наклонитесь вперед и расставьте пошире ноги. Ну, быстро!
– Ладно. Только успокойтесь.
Мужчина выполнил приказание Мейера. Детектив быстро и умело обыскал его – посмотрел карманы пиджака, брюк, похлопал по штанинам. Потом отошел в сторону и сказал:
– Повернитесь и держите руки вверх!
Мужчина повиновался. Снова облизнув губы, он уставился на пистолет Мейера.
– Что вы здесь делаете? – спросил Мейер.
– Это я вас должен спросить!
– Я полицейский офицер. Отвечайте, когда...
– О! О’кей!
– Что «о’кей»?
– Я – Деннис Сакс.
– Кто?
– Деннис...
– Тинкин муж?
– Точнее – бывший муж.
– Где ваш бумажник?
– Вот здесь, у меня...
– Не шевелиться! Немедленно прислонитесь снова тс стене!
Мужчина повиновался. Мейер нащупал у него в кармане бумажник, достал его и обнаружил в нем водительское удостоверение. В нем стояло имя: Деннис Сакс. Мейер протянул ему бумажник.
– Ладно, опустите руки. Что вы здесь делаете?
– Моей дочери понадобились ее куклы,– ответил Сакс.– Вот я и пришел за ними.
– Как вы сюда вошли?
– У меня есть ключ. Я ведь жил здесь раньше, знаете ли...
– Я считал, что вы с вашей женой разошлись.
– Так и есть.
– И у вас все еще есть ключ от ее квартиры?
– Разумеется.
– Это все, что вам было здесь нужно? Только куклы?
– Да-
– Может, какая-нибудь из них вам особенно нужна?
– Да нет.
– Ваша дочь не просила какую-нибудь конкретную куклу?
– Нет. Она просто сказала, что хотела бы иметь у себя несколько своих кукол, и спросила, не могу ли я ей их привезти.
– Ну, а вы сами?
– Что «я сам»?
– Вы сами! Может, вы имели в виду какую-нибудь определенную куклу?
– Я?!
– Ну не я же, мистер Сакс! Именно вы!
– Нет... Что, собственно, вы хотите спросить? Мы что, о куклах сейчас говорим?
– Да, именно о куклах я сейчас и говорю.
– Интересно, для чего это мне могла понадобиться какая-нибудь определенная кукла?
– Именно это я и хотел бы выяснить у вас!
– Мне кажется, что я вас совершенно не понимаю!
– Ну ладно, забудем об этом.
Сакс нахмурился и взглянул на кукол, лежащих на кровати. Поколебавшись, он пожал плечами и сказал:
– Так как же, можно мне их забрать?
– Боюсь, что нет.
– Почему? Ведь они принадлежат моей дочери.
– Нам необходимо осмотреть их, мистер Сакс.
– Для чего?
– Сам не знаю. Но это необходимо.
Сакс снова бросил взгляд на кровать, потом повернулся к Мейеру и пристально посмотрел на него. Помолчав, он сказал:
– Полагаю, что вы отдаете себе отчет в том, что у нас с вами состоялась довольно странная беседа?
– Да, конечно... Но именно таким путем раскрываются преступления... Мне туг надо кое-что сделать, мистер Сакс. Если у вас здесь нет больше дел, буду вам очень обязан, если вы уйдете.
Сакс кивнул, ничего не ответил, еще раз посмотрел на кукол и вышел из комнаты. Через минуту входная дверь за ним закрылась.
С полминуты Мейер постоял, прислушиваясь. Как только послышался звук затворяемой двери, он промчался по коридору к выходу, быстро сосчитал про себя до девяти и чуть-чуть приоткрыл дверь. Выглянув в щелочку на площадку, он увидел Сакса, ожидавшего лифт. По всему было видно, что он страшно разозлен. Нажав на кнопку вызова, но так и не дождавшись лифта, Сакс стал спускаться вниз. Потом все-таки вернулся обратно. Он внимательно посмотрел на закрытую дверь в Тинкину квартиру и опять стал ждать лифта.
Когда лифт наконец прибыл, Сакс сердито сказал лифтеру:
– Почему это вас так долго не было?
Вошел в кабину.
Мейер немедленно выскочил из квартиры, запер за собой дверь и помчался по служебной лестнице вниз. Он прыгал через три ступеньки и перевел дух только у запасного выхода в вестибюль. Детектив чуть приоткрыл дверь и выглянул. Сквозь узкую щель ему был виден лифтер, стоявший в проеме парадного входа в здание. Быстрым шагом Мейер вышел в холл, бросил мимоходом взгляд на открытую дверь лифта и проскочил мимо лифтера на улицу. Он сразу же увидел спину Сакса, сворачивавшего за угол, и бросился за ним вдогонку.
Ему пришлось переждать на углу пару минут, так что, когда он снова увидел Сакса, тот уже садился в такси. Теперь уже у Мейера не было времени бежать к тому месту, где он оставил свой автомобиль, поэтому он тоже остановил такси и приказал шоферу тоном полицейского:
– Следуйте за той машиной!
Мейер был вовсе не в восторге от этого мероприятия, потому что предвидел неприятные объяснения в управлении по поводу оплаты за проезд, но у него не было другого выхода.
Водитель обернулся и посмотрел на Мейера, чтобы выяснить, кто это тут раскомандовался. Но встретив его жесткий взгляд, промолчал и поехал за машиной Сакса.
– Вы коп? – спросил он наконец.
– Да,– кивнул Мейер.
– Кого мы догоняем?
– Вестсайдского душителя,– хохотнул Мейер.
– Да?
– Перестаньте валять дурака!
– Вы собираетесь заплатить мне за эту гонку, или все это будет за так?
– Заплачу, не волнуйтесь,– ответил Мейер.– Вы только не упустите его, ладно?
– О’кей!
Было уже десять часов, и улицы полны транспорта. Такси, которое они преследовали, пересекло чуть ли не весь город, но Мейеру попался искусный водитель. Воздух, казалось, содрогался от шума: завывали сирены, скрипели тормоза, визжали шины, орали водители и пешеходы. Но Мейер ничего этого не слышал, наклонившись вперед и следя за идущим впереди такси. Он просто не отрывал взгляда от мчавшейся впереди машины.
– По-моему, они собираются остановиться,– сказал шофер.
– Хорошо, остановитесь позади них, только не очень близко.
На счетчике было восемьдесят пять центов. Мейер вытащил долларовую бумажку и протянул водителю. Тот заворчал, недовольный мизерными чаевыми, но Мейер с удовольствием обозвал его задницей и выскочил из машины.
В этот момент Сакс уже направлялся к жилому дому, расположенному а центре квартала ,
Мейер промчался через улицу и нырнул в арку парадного как раз в тот момент, когда за Саксом захлопнулась внутренняя стеклянная дверь. Мейер нажал сразу на десяток кнопок на стене холла и в ожидании ответного зуммера прижался носом к стеклу, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть внутри вестибюля. Но Сакса не было видно: наверное, лифты находились в дальнем конце площадки. С полдюжины ответных зуммеров зажужжали одновременно, включая механизм открытия двери.
Толкнув ее, Мейер ворвался в вестибюль. На указателе этажей возле лифта, вспыхивали, сменяя друг' друга, цифры 3, 4, 5. На последней мелькание прекратилось.
Мейер кивнул и вернулся в холл к парадному. Внимательно пересчитав кнопки звонков, он выяснил, что на пятом эт;аже шесть квартир. Под каждой кнопкой стояла фамилия жильца, и Мейер принялся их изучать, как вдруг услышал позади себя голос:
– Мне кажется, что ты ищешь доктора Джейсона Леви.
Вздрогнув, Мейер обернулся. Перед ним стоял Берт Клинг.
* * *
Частный кабинет доктора Джейсона Леви был выкрашен белой антисептической краской. Единственным украшением на стене служил большой календарь с очень крупными цифрами. Стол доктора выглядел весьма официально и профессионально. Сделанный из стали, он был завален медицинскими журналами и книгами, рентгенограммами, фармацевтическими средствами и бланками рецептов. Да и у самого доктора был весьма деловой
вид человека, не привыкшего тратить время на пустые разговоры: открытое лицо под львиной гривой волос, очки с толстыми линзами, крупный крючковатый нос, тонкие губы.
Сидя за своим столом, он молча переводил взгляд с детективов на Денниса Сакса, предоставляя кому-нибудь из них право заговорить первым.
Нам хотелось бы знать, что вы здесь делаете, мистер Сакс? – начал Мейер.
– Я пациент,– ответил Сакс.
– Это правда, доктор Леви?
Доктор с минуту поколебался, потом покачал своей крупной головой:
– Нет, неправда!
– Ну что ж, начнем сначала? – спросил Мейер.
– Мне нечего вам сказать,– ответил Сакс.
– Почему вы считали необходимым звонить каждую неделю доктору из Аризоны? – задал вопрос Клинг.
– Кто вам сказал, что я звонил сюда?
– Мистер Уолтер Блаунт, управляющий отелем «Майор Пауэлл» в Рэнсфилде.
– Он лжет!
– Зачем бы это ему понадобилось?
– Я не знаю этого,– сказал Сакс.– Спросите у него сами.
– Да нет, это можно сделать гораздо проще,– возразил Клинг.
– Доктор Леви, скажите, звонил ли вам мистер Сакс из Аризоны каждую неделю?
– Да.
– По-видимому, вы здесь несколько расходитесь во мнениях,– усмехнулся Мейер.
– Зачем он вам звонил? – спросил Берт доктора.
– Доктор, не отвечайте! – крикнул Сакс.
– Деннис, но что же вы пытаетесь скрыть, она же мертва?
– Вы – врач и вовсе не обязаны им рассказывать... Вы все равно что священник! Они не могут вас принудить...
– Деннис, она же мертва!
– Эти звонки имели отношение к вашей жене? – обратился Клинг к Саксу.
– Нет.
– Да,– ответил Леви.
– Тинка была вашей пациенткой, не так ли, доктор?
– Да.
– Доктор Леви, я запрещаю вам рассказывать о моей...
– Да, Тинка Сакс была моей пациенткой,– прервал его Леви.– Я стал лечить ее в начале этого года.
– В январе?
– Да. Пятого января. Более трех месяцев назад.
– Доктор, клянусь моей покойной женой, что, если вы будете продолжать, я обращусь в Американскую ассоциацию врачей и...
– Чепуха,– сказал Леви с яростью.– Ваша жена мертва. Если мы можем помочь полиции найти убийцу...
– Вы им все равно ничем не поможете! Только испачкаете память о ней этими мерзкими полицейскими расследованиями...
– Мистер Сакс, не знаю, известно вам или нет, но ее память все равно уже испачкана таким расследованием, и в ваших силах, возможно, свести его к минимуму.
– Зачем она пришла к вам? – спросил Клинг.– Что у нее было не в порядке, доктор?
– Она сказала мне, что в Новый год приняла решение. Сказала, что твердо решила, наконец, прибегнуть к помощи медицины. На самом деле, все это звучало очень патетически. И потом, она была так одинока, так беспомощна и так красива...
– Я просто не мог с ней больше оставаться! – крикнул Деннис Сакс.– Ведь не железный же я! Просто не в силах был выносить это. Я не виновен в том, что с ней произошло! Моей вины в этом нет!
– Никто вас и не думает обвинять,– сказал Леви.–Ее болезнь началась очень давно, еще до встречи с вами.
– Чем она была больна? – спросил Мейер.
– Доктор, заклинаю, не говорите им!
– Деннис, но я должен!
– Ничего вы им не должны! Пусть все остается как есть. Пусть она останется в памяти у всех как прекрасная, волнующая женщина, а не как...
Деннис резко оборвал свою речь.
– А не как кто? – спросил Мейер.
В комнате вдруг стало очень тихо.
– А не как кто? – настойчиво повторил Мейер.
Леви тяжело вздохнул и качнул головой:
– А не как наркоманка...
Глава 12
В тот же день, вернувшись в управление, Клинг и Мейер расположились за столом в дежурной комнате и углубились в регистрационный журнал доктора Леви.
«5 января
Пациентку зовут Тинка Сакс, точнее, Тина Карин Сакс. Она разведена, имеет дочь пяти лет. Живет в городе и ведет весьма деятельную жизнь. Это связано с ее профессией и было до сих пор одной из причин, мешавших ей обратиться за врачебной помощью. Она заявила мне, что в новогоднюю ночь приняла решение и намерена приложить все силы, чтобы побороть в себе пагубную привычку. С семнадцати лет она принимает наркотики, а в настоящее время постоянно употребляет героин. Я объяснил ей, что наиболее эффективными методами отлучения от наркотиков, по крайней мере в моей практике, являются морфиновый и метадоновый методы. Оба эти препарата, по моим наблюдениям, служат отличными лекарственными средствами от любых наркотиков или их комбинаций, какими бы мои пациенты раньше ни пользовались. Я сказал ей также, что сам лично предпочитаю морфиновый метод.
Она спросила меня, насколько болезненным будет лечение. Очевидно, она когда-то пыталась резко оборвать прием наркотиков, но это оказалось слишком мучительным, так что она не выдержала.
Я объяснил, что ей, конечно, придется выдержать все неприятные симптомы отлучения, какой из названных методов она бы ни предпочла. В случае с морфином, однако, процесс будет протекать болезненнее, однако ей станет легче уже через неделю. При метадоновом методе симптомы менее мучительны, зато ее будет бить сильная дрожь в течение месяца после начала лечения.
Она ответила мне, что хотела бы все обдумать и что позвонит мне, когда примет окончательное решение.
12 января
Я и не думал, что когда-нибудь увижу или услышу Тинку Сакс снова, но она пришла ко мне сегодня и спросила у моей ассистентки, не смогу ли я уделить ей десять минут. Я, разумеется, согласился, и ее проводили ко мне в кабинет. Мы проговорили сорок пять минут. Она сказала, что все еще не решила, как ей поступить, и хочет поэтому все подробности обсудить вместе со мной.
Ее профессия – демонстрация дамских туалетов. Она манекенщица высшего класса и получает большие деньги. Поэтому ее особенно беспокоит, что лечение повлечет за собой такое значительное недомогание и она будет вынуждена на время оставить работу, а это может пагубно отразиться на ее карьере.
Я возразил ей, что пристрастие к героину практически уже отразилось на ее карьере потому что она тратит большую часть доходов на покупку наркотиков.
Ей как будто не понравилось тс, что я сказал, и она резко возразила, что очень высоко ценит все остальные блага своей профессии: славу, признание и так далее...
Тогда я задал ей вопрос, действительно ли она может ценить что-то, кроме героина.
Мой вопрос вызвал в ней бурную вспышку гнева, и мне даже показалось, что она сейчас же уйдет. Но она осталась и сказала, что я, наверное, не представляю себе всего ужаса такого существования. Она же надеется только на мое понимание, ведь употреблять наркотики сна начала в семнадцать лет, когда ее впервые угостили марихуаной в одной компании ка пляже Малибу. С тех самых пор она в течение года курила марихуану. Может быть, она так никогда и не попробовала бы «настоящего дерьма», если – бы не один фотограф, который дал ей понюхать героина вскоре после того, как она стала манекенщицей. После этого он попытался изнасиловать ее, и это потрясение чуть было не отвратило Тинку от профессии манекенщицы навсегда. Но оно нисколько не помешало ей с того самого раза при всяком удобном случае курить марихуану и нюхать героин.
Потом кто-то предупредил ее, что постоянное вдыхание наркотика может изуродовать ей нос, и, поскольку форма носа играет огромную роль в ее карьере, она сразу же перестала его нюхать. Но обходиться без наркотика она уже не могла и стала делать себе инъекции. Первый раз она проделала это в компании мужчины, давнего наркомана, когда он пригласил ее в меблированные комнаты в Северном Голливуде. Но им не повезло. Их застукала полиция и арестовала обоих. Ей в то время было всего девятнадцать лет, и, к счастью, ее освободили, приговорив к наказанию условно.
Через месяц она уже была в Нью-Йорке, полная решимости никогда больше не притрагиваться к наркотикам, радуясь тому, что больше трех тысяч миль отделяют ее от бывших друзей и их привычек. Но очень скоро после своего приезда она узнала, что здесь порошок достать так же легко, как и в Лос-Анджелесе. Более того, она стала сотрудничать с Катлерами и уже через несколько недель поняла, что зарабатывает гораздо больше денег, чем необходимо для безбедного существования, даже если сочетать его с привычкой к употреблению наркотиков.
И она начала впрыскивать себе героин подкожно, в мягкие ткани, а спустя некоторое время перешла к внутривенными инъекциям. С тех пор прошло уже немало лет, и все это время она продолжает впрыскивать наркотик прямо в вену. Так что теперь она уже погрязла в этом и выхода не видит.
И неужели после всего того, что она рассказала мне сейчас о себе, я надеюсь ее вылечить?
Как она сможет просыпаться по утрам со спокойной душой, если не будет знать наверняка, что под подушкой у нее есть наркотик?
На эго я ответил ей, что страх, который она испытывает, знаком каждому наркоману, который думает о лечении, но он совершенно безоснователен. Правда, мои уверения она приняла недоверчиво.
– Я еще подумаю об этом,– сказала она ра прощание.
Откровенно говоря, не думаю, чтобы она когда-нибудь вернулась.
20 января
Тинка Сакс сегодня начала лечение. Она выбрала морфиновый метод, хотя и понимает, что он будет мучительнее. Однако она боится, что более длительный период отлучения ее от наркотиков повредит карьере.
Вот уж поистине забавное соображение для того, кто столько лет делал все, чтобы разрушить эту последнюю.
Я с самого начала сказал, что предпочел бы госпитализировать Тинку, но она наотрез отказалась, заявив, что если я ставлю такие условия, то наша сделка не состоится.
Мне пришлось объяснить Тинке, что в случае отказа от госпитализации я не смогу гарантировать достаточно надежных результатов лечения, но она ответила, что будет надеяться на лучшее, но ни за что на согласится лечь ни в какую чертову больницу. Все же мне удалось добиться у нее согласия, что она не станет выходить из дому хотя бы в течение первых нескольких дней лечения, оставаясь в своей квартире под наблюдением опытной сестры, пока реакция организма не станет слабее.
Я предупредил ее, чтобы она не вздумала покупать наркотик тайком и не поддерживала никаких отношений с наркоманами и торговцами наркотиками.
У нас очень жесткий режим. Для начала она будет получать четверть грамма морфия по четыре раза в день, за двадцать минут до еды. Дозы будут вводиться подкожно, морфий будет растворяться в гидрохлоре.
Хочу надеяться, что отлучение от героина будет закончено через две недели.
21 января
Тинку мучают тошнота и понос. Я прописал ей тирозин и белладонну. Она очень страдает. Совсем не спала прошлой ночью.
Я распорядился, чтобы сестра дала ей на ночь три грамма нембутала и еще полтора грамма, если Тинку все же будет мучить бессонница.
Моя пациентка всегда очень ухаживала за своим телом, и этот фактор сейчас играет важную роль. Она необычайно хороша собой, и я не сомневаюсь, что она превосходная манекенщица, но мне совершенно непонятно, как это фотографы не замечали на ее теле следы от уколов? И как это ей удавалось не дрожать во время позирования перед фотокамерой? Она всегда избегала уколов в икры или в руки. Но ее бедра сплошь покрыты шрамами. Она призналась мне, что по этой причине никогда не рекламировала нижнего белья или купальных костюмов.
Продолжаем прием морфия по четверти грамма четырежды в день.
22 января
Сократили инъекции морфия до четверти грамма дважды в день. Реакция организма все еще сильная. Ей пришлось отменить все сеансы, сославшись на женское недомогание, что . не вызвало в агентстве никакого удивления, так как к подобным жалобам привыкли.
Совершенно пропал аппетит. Я прописал ей витамины.
23 января
Реакция организма начинает ослабевать. Делаем инъекции только по одной восьмой грамма четырежды в день.
24 января
Продолжаем лечение, одна восьмая грамма по четыре раза в день.
С завтрашнего утра Тинка отказывается от услуг сестры и будет ежедневно являться ко мне на прием для получения инъекций. Мне это очень не по душе, но я вынужден согласиться, в противном случае она откажется от лечения.
25 января
Перешли на инъекции одного грамма кодеина два раза в день в сочетании с одной восьмой грамма морфия дважды в день.
Сегодня Тинка пришла ко мне в половине девятого, перед завтраком, и я сделал ей укол. Она возвращалась в половине первого и в половине седьмого. Последний укол я сделал ей в половине двенадцатого у нее на квартире.
Она ведет себя очень беспокойно, и я прописал ей полграмма фенобарбитала, чтобы она успокоилась.
26 января
Тинка Сакс не явилась на прием. Я несколько раз звонил ей на квартиру, но к телефону никто не подходит. Я не осмелился позвонить в агентство, потому что они могут заподозрить, что Тинка – моя пациентка.
В три часа дня удалось поговорить с гувернанткой ее дочери, которая только что, перед моим звонком, привела девочку с детской площадки. Она не знает, где миссис Сакс, и советует мне позвонить в агентство. Позвонил домой Тинке в полночь, но ее все еще нет. Гувернантка сказала, что я совершенно напрасно разбудил ее. Очевидно, она не видит в таких исчезновениях своей хозяйки ничего необычного. В ее обязанности входит только приводить девочку с детской площадки и проводить с ней столько времени, сколько потребуется. Она сказала, что миссис Сакс зачастую отсутствует по ночам и тогда гувернантке вменяется в обязанность утром отводить Анну на детскую площадку и заходить за ней в половине третьего. Однажды миссис Сакс уехала на целых три дня, и в этом нет ничего необычного.
Я очень встревожен.
4 февраля
Тинка сегодня утром явилась ко мне на прием, смущенно извинилась и объяснила, что ей пришлось на несколько дней уехать из города по вызову одной из фирм. Они снимали серию новых твидовых костюмов, и им нужен был сельский пейзаж в качестве фона.
Я уличил ее во лжи, и только тогда она призналась, что вовсе не уезжала никуда, а просто провела всю прошлую неделю на квартире своего друга из Калифорнии. После моих настойчивых расспросов она призналась также, что этот ее друг – старый наркоман. В сущности, это именно тот мужчина, с которым ее задержали, когда ей было девятнадцать лет. От приехал в Нью-Йорк в сентябре прошлого года, денег у него было мало, жилья не было. Она некоторое время помогала ему материально и разрешила жить в своем домике в Мэвис-Каунти, пока не продала его в сентябре. Тогда она помогла ему найти квартиру на Сорок пятой улице и стала временами встречаться с ним.
Мне было совершенно ясно, что она опять принимала героин. Она не стала этого отрицать, но выразила самое искреннее отчаяние и раскаяние, а потом заявила, что теперь еще больше, чем раньше, горит желанием побороть свою ужасную привычку. Когда я спросил, собирается ли ее приятель и дальше оставаться в городе, она ответила утвердительно, но добавила, что он теперь живет не один и не нуждается в старых друзьях, которые помогали бы ему вести прежний образ жизни.
Я вырвал у Тинки обещание, что она никогда больше не будет встречаться с этим человеком. Завтра утром мы снова начинаем курс лечения. На этот раз я настоял, чтобы сестра оставалась с ней по крайней мере две недели.
Опять начинаем с нуля.
9 февраля
Мы добились великолепных результатов за эти пять дней.
Инъекция морфия доведена до одной восьмой грамма четыре раза в день, завтра начинаем добавлять кодеин.
Сегодня Тинка впервые заговорила со мной о своем бывшем муже. Он археолог, работает где-то в экспедиции, кажется, в Аризоне. Она поддерживает с ним самые теплые отношения. Вчера она звонила ему, чтобы рассказать, что начала лечение и надеется на скорое выздоровление. Она очень хочет начать с ним новую жизнь, как только излечится. Он все еще любит ее. Если бы не ее ужасное пристрастие, они никогда бы не развелись. Тинка сказала, что ее муж ничего не знал об этой ее привычке до тех пор, пока их дочери не исполнился год. Это тем удивительнее, что в утробе матери-наркоманки с ее испорченной кровью ребенок еще до рождения становится наркоманом.
Девочка все время плакала, ее рвало, она постоянно капризничала. Деннис и домашний врач считали, что ребенок мучается по какой-то неизвестной им причине. Одна только мать знала правду: девочка испытывала все страдания, связанные с отлучением от наркотиков. Тинка не раз испытывала сильнейшее желание дать дочери дозу наркотика, но все же не сделала этого, и ребенок пережил все эти муки, организм его справился, но только для того, чтобы пережить теперь не менее сильное потрясение– развод родителей и разлуку с отцом.
Однажды Деннис нашел у Тинки в комнате шприц, но ей удалось выкрутиться, объяснив ему, что у нее аллергия к некоторым красителям нейлоновых платьев, в которых она позирует. Поэтому доктор прописал ей уколы антигисгамина, чтобы несколько ослабить аллергическую реакцию. Но ей никак не удавалось объяснить мужу, куда девается большая часть денег с их общего банковского счета. Кроме того, он нашел в конце концов три стеклянные ампулы с белым порошком, которые она прятала в глубине своего туалетного столика. Он с возмущением потребовал объяснений. Пришлось ей признаться мужу, что она наркоманка в течение почти семи лет и, в общем, не видит в этом ничего страшного, поскольку у нее вполне достаточно денег, чтобы доставлять себе такое удовольствие. И, черт побери, ему должно быть отлично известно, что это она приносит в дом большую часть денег, и что ему, собственно, еще от нее нужно?
Деннис тогда не выдержал и ударил ее по лицу. Потом он сказал, что утром они вместе отправятся к врачу. Наутро Тинка исчезла из дому. Она появилась лишь спустя три недели, истерзанная, грязная, и сказала Деннису, что она провела это время в компании трех цветных музыкантов одного из городских клубов. Все трое были наркоманами, и она уже не помнит, чем они там все вместе занимались. К тому времени Деннис уже проконсультировался с врачом и сказал Тинке, что наркомания отнюдь не является неизлечимой, что существуют разные способы лечения и что успех обеспечен, если только сам пациент...
На это Тинка ответила, чтобы он не смешил ее. Она насквозь пропитана наркотиками, и к тому же ей это очень нравится. Так что пусть он идет к черту. Это вовсе не его забота. И вообще, «провались ты, проклятая обезьяна, до чего ты мне опротивел!»
Шесть месяцев спустя он потребовал развода.
Все это время он отчаянно боролся, чтобы спасти эту теперь уже почти незнакомую женщину, которая тем не менее была матерью его ребенка. Это упрямое животное, которое было одержимо лишь одним желанием: побольше героина. Их расходы были ошеломляющими. Она не могла ставить на карту свою карьеру. Ведь если бы она лишилась работы, ей ни в коем– случае не удалось бы добывать те чудовищные дозы героина, в которых она нуждалась. Так что ей приходилось играть роль знаменитой манекенщицы, жить в шикарной кварт аре и разъезжать в наемных лимузинах, а также питаться в лучших ресторанах, посещать различные приемы и так далее, и все это в то время, когда изнутри ее постоянно точила жгучая потребность в героине. Она работала как лошадь, как рабыня. Часть дохода уходила на то, чтобы поддерживать в окружающих легенду о благополучном существовании, что было совершенно необходимо при ее профессии, Остальные же деньги, все без остатка, уходили на покупку наркотиков для нее и ее друзей. Такие друзья всегда находились.
Иногда она исчезала на целые недели, призываемая звуками одной ей слышной песни, отправляясь на поиски других наркоманов, стремясь в общество себе подобных, приобретая друзей среди грезивших наяву. У них были такие же шрамы, как у нее, и точно так же, как и она, эти люди не считали приверженность к наркотикам проклятием.
Они разошлись бы еще раньше, но ребенок представлял серьезную проблему... Он знал, что не может оставить Анну наедине с матерью, но ведь не мог же он таскать ее с собой по экспедициям, по всему белому свету. Он прекрасно понимал, что если Тинкин норок станет известен при бракоразводном процессе, то ему немедленно присудят ребенка. Но при этом Тинкина карьера будет погублена, и кто мог бы сейчас сказать, какую травму в будущем могло бы все это нанести Анне?
И он пообещал Тинке, что не станет поднимать вопроса о ее болезни при разводе, если она позволит нанять для ребенка гувернантку, на которую можно будет положиться во всем.
Если бы не ее продолжительные исчезновения из дому, она во всем остальном могла бы считаться примерной матерью. Если же гувернантка принесет Деннису успокоение и даст им возможность скрыть от людей порок Тинки, то она абсолютно не возражает против этого. Так они и поступили.
Деннис, всегда влюбленный в свою жену, всегда озабоченный благополучием своей дочери, был, тем не менее, счастлив, когда вырвался из зловещей атмосферы собственного дома, где оставил жену-наркоманку и дочь, которая отныне была обречена, на жизнь только с матерью.
Тинка, со своей стороны, тоже была счастлива, что он уехал. Он утомлял ее своими пуританскими проклятиями, и ей теперь было совершенно непонятно, как она вообще могла выйти за него замуж. Видимо, она сделала это в те дни, когда приняла романтическое решение побороть свою пагубную привычку и начать новую ЖИЗНЬ.
Я заметил ей, что это – именно то, чем она сейчас к занимается.
Тинка согласилась со мной, и глаза ее при этом сияли.
12 февраля
Тинка больше не нуждается в морфия, а прием кодеина мы довели до одного грамма дважды в день и затем полграмма дважды в день.
13 февраля
Сегодня у меня был междугородный разговор с Деннисом Саксом. Он хотел узнать, как поживает его жена, и просил разрешения звонить мне один раз в неделю, по пятницам или субботам, чтобы справляться о том, как идет лечение. К сожалению, все остальные дни недели он проводит в пустыне за работой.
Я сказал ему, что прогнозы самые утешительные, и выразил надежду, что лечение будет закончено к двадцатому числу этого месяца.
14 февраля
Кодеин сократили до половины грамма дважды в день. Вводим также дважды в день тиамин.
15 февраля
Сегодня ночью Тинка исчезла из своей квартиры, пока сестра дремала. Она еще не вернулась, и мне неизвестно, где она.
20 февраля
Не могу найти Тинку.
1 марта
Несколько раз звонил Тинке на квартиру. Гувернантка продолжает заботиться об Анне. От Тинки нет ни одного слова.
8 марта
В отчаянии я сегодня позвонил в агентство Катлеров, чтобы выяснить, не известно ли им место пребывания
Тинки. Они попросили меня представиться, и я ответил, что я врач, лечащий Тинку от кожной аллергии,– собственная Тинкина ложь. Мне сказали, что она уехала на Виргинские острова для съемок новой партии туалетов, но вернется обратно до 20 марта.
22 марта
Тинка сегодня сама пришла ко мне. Сказала, что получила приглашение на Виргинские острова и совершенно неожиданно приняла его, забыв позвонить мне.
Я ответил, что она лжет.
Ладно, согласилась она. Она ухватилась за эту поездку, как за средство избавиться ог меня и моего лечения. Сама не понимает, почему, но ее вдруг охватила паника. Она поняла, что через несколько дней, самое большее – через неделю, она лишится даже тиамина. Что же тогда останется? Как жить по целым дням без капли хоть какого-то наркотика? А тут ей позвонил Артур Катлер и передал предложение насчет Виргинских островов. Она представила себе песчаный пляж, солнце и просто загорелась. По чистому совпадению ее калифорнийский приятель тоже позвонил ей в этот же вечер, и, когда она сказала ему, куда собирается, он заявил, что сейчас же уложит чемодан и выедет туда же.
Я спросил, что за отношения могут быть у нее с приятелем из Калифорнии, если он уже дважды вынуждал ее делать перерывы в лечении.
– Какие перерывы? – спросила она.
И тут же стала клясться, что не притрагивалась к наркотикам во время своего отсутствия. Это просто тот самый хороший друг, и только.
– Но вы ведь сами сказали мне, что он наркоман,– сказал я.
Ну да, это правда, но он ей даже и не предлагал порошка, пока они были на островах. И вообще, она совершенно уверена, что навсегда покончила с этим. Она, в сущности, пришла ко мне только затем, чтобы сказать, что больше не нуждается ни в каком лечении.
– Я ничего не принимала. Абсолютно ничего – ни героина, ни морфия, совсем ничего все это время, пока меня тут не было. Я излечилась,– заявила она.
– Вы лжете,– сказал я.
– Ах, так? Ну ладно! Коли уж я так желаю узнать всю правду, то она мне ее сейчас всю выложит.
Это тот самый друг из Калифорнии, который выручил ее много лет назад из тюрьмы. Он сказал офицерам, которые их арестовали, что он спекулирует наркотиками, и это с его стороны было очень благородно. Это был смелый поступок. Он сказал, будто пытался насильно заставить Тинку принять наркотик. Только благодаря ему она получила условный приговор, а его посадили, так что теперь я сам могу убедиться, как она ему обязана. Кроме того, она совершенно не понимает, почему это нельзя провести с ним некоторое время на съемках вместо того, чтобы слоняться с целой кучей модельеров и фотографов, не говоря уже о нимфоманке – редакторше модного журнала. Да и кто я ей, собственно, нянька, что ли?
Я спросил, каким это образом друг из Калифорнии так неожиданно разбогател.
– Что вы имеете в виду? – спросила она.
– Разве он не нуждался в деньгах и жилье, когда впервые появился в нашем городе?
– Да, нуждался.
Как же ему удается обеспечить свою потребность в наркотиках да еще и отдыхать на Виргинских островах?
Тут она призналась, что сама оплатила все его расходы. Если человек спас ее от тюрьмы, почему бы ей не оплатить его проезд и счет за пребывание в отеле?
Но я не отступал и, наконец, добился от нее всей правды.
Она уже много лет посылает этому человеку деньги, и не потому, что он ее просил об этом. Просто она сама считает себя обязанной. Именно его ложь помогла ей приехать сюда и стать тем, чем она стала. Самое меньшее, что она могла для него сделать,– это время от времени посылать ему немного денег. Да, она помогала ему с тех самых пор, как он сюда приехал. Ну да, это она сама пригласила его поехать с ней. Вовсе он не звонил ей в тот вечер случайно. Больше того, она не только оплатила ему дорогу на самолете и счет за отель, но и оказала ту же самую услугу его подружке, которую Тинка обрисовала как чрезвычайно красивую женщину.
И она совершенно не употребляла героин, так она утверждает?
Слезы, гнев, брань...
Да, героин! Достаточно героина, чтобы завалить им весь остров, и она заплатила за каждую его каплю. Утром, в обед и вечером – все время был героин. Она сама удивляется, как это ей. удавалось позировать перед камерой. Свои головокружения она объясняла окружающим влиянием солнца. Да она просто не вынимала иглы из бедра, она там так и торчала. Да, там был героин, и ей безумно нравилась каждая минута такого времяпровождения! И вообще, какого дьявола мне от нее еще нужно?
– Хочу вас вылечить,– вот и все, что я ей сказал.
23 марта
Она сегодня объявила мне, что я хочу убить ее с самого первого дня. Я заметил, что она недостаточно крепкого сложения, чтобы выдержать муки лечения, и вообще все это кончится тем, что она умрет. Она сказала, что ее адвокат подготовил завещание и завтра она его подпишет. После этого она снова начнет лечение, но она почему-то уверена, что все это кончится ее смертью.
Я сказал ей, что она болтает чепуху.
24 марта
Сегодня Тинка Сакс подписала свое завещание. Она 1 принесла мне отрывок из стихотворения, которое написала прошлой ночью:
Когда я подумаю,
Что я есть
И чем я могла бы быть,
Я содрогаюсь и страшусь Наступления ночи.
А днем я стараюсь разогнать Призрак, который мучает...
Я спросил ее, почему она не закончила стихотворение. Она сказала, что не может пока закончить, потому что ей неизвестен исход.
– Какой исход? – спросил я.– Какого исхода вы хотите?
– Хочу излечиться,– ответила она.
– Тогда вы излечитесь,– твердо сказал я.
25 марта
Мы снова начали лечение.
27 марта
Деннис Сакс сегодня снова звонил из Аризоны, чтобы навести справки о своей бывшей жене.
Я сообщил ему, что у нас был перерыв, но теперь мы начали лечение снова и надеемся на скорое выздоровление, самое позднее – 15 апреля...
Он интересовался, не может ли он что-нибудь сделать для Тинки. Я ответил, что единственный человек, который может помочь Тинке, это – сама Тинка.
28 марта
Лечение продолжается.
Полграмма морфия дважды в день и четверть грамма морфия дважды в день.
30 марта
Одна восьмая грамма морфия четыре раза в день.
Прогноз – утешительный.
31 марта
Одна восьмая грамма морфия дважды в день, один грамм кодеина дважды в день.
1 апреля
Сегодня Тинка мне призналась, что стала потихоньку покупать героин и впрыскивать себе, когда сестра этого не видит. Я впал в ярость.
– Первоапрельская шутка! – воскликнула она и стала смеяться.
Думаю, на этот раз у нее есть тане.
2 апреля
Один грамм кодеина четыре раза в день.
3 апреля
Один грамм кодеина дважды в день и полграмма кодеина дважды в день.
4 апреля
Полграмма кодеина четыре раза в день.
5 апреля
Полграмма кодеина дважды в день, тиамин дважды в день.
6 апреля
Тиамин четырежды в день. Сегодня рассчитали сестру.
7 апреля
Тиамин три раза в день. На этот раз мы близки к победе!
8 апреля
Тиамин два раза в день.
9 апреля
Сегодня она сказала мне, что почти уверена в полной победе над своей привычкой. Я тоже так считаю.
Отлучение от инъекций практически закончено. Впереди у нее – новая жизнь».
На этом записи доктора Леви заканчивались, потому что это была дата убийства Тинки.