Текст книги "Людоед, который объелся (сборник)"
Автор книги: Эд Макбейн
Соавторы: Чарльз Вильямс,Хью Пентикост
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)
Мистер Шамбрен никогда не делал перерыва на обед. Как директор отеля «Бомонд», он был нужен множеству людей, чаще всего – между одиннадцатью и тремя часами: гостям отеля, штатным сотрудникам, посторонним лицам или организациям, желающим использовать помещение отеля для устройства банкетов или вечеров, выставки мод, специальных конференций. Особого внимания требовали прибытие или отъезд знаменитостей, важных особ и просто богатых людей. Хотя всеми этими проблемами занимались специальные отделы и их руководители, в экстренных случаях мистер Шамбрен всегда был наготове. Он владел даром подчинять своему авторитету людей, но всегда готов был взять на себя ответственность при решении щекотливых вопросов. Он мог принимать решения мгновенно и, проработав на своем посту почти тридцать лет, мог, не хвастаясь, сказать, что ни разу не раскаивался в своих решениях. Некоторые из них оказались неверными или неэффективными, но Шамбрен твердо знал: повторись такая ситуация, он бы разрешил ее таким же образом.
Завтрак мистера Шамбрена всегда был сытным – фруктовый сок, бараньи котлеты или небольшой бифштекс, иногда жареная форель или дуврский балык и тосты без счета. И кофе, кофе, который он пил весь день. Обедал он в семь часов вечера, и его обед отвечал требованиям самого изысканного вкуса.
Сотрудники любили мистера Шамбрена и понимали его с полуслова. На первый взгляд казалось, что большую часть своего времени он проводит в праздном безделье, но очень скоро становилось ясно, что он обладает одним удивительным свойством – всегда оказываться на месте в нужный момент.
В тот понедельник, около часу дня, мистер Шамбрен сидел за рабочим столом в своем кабинете, потягивая свой неизменный кофе и куря египетскую папиросу.
– Вас хочет видеть мистер Гамайэль, сэр! Он в приемной,– доложила по селектору секретарь.
Мистер Шамбрен поднялся из-за стола и направился к двери, чтобы лично приветствовать посетителя.
– Рад вас видеть, мистер Гамайэль! Входите, пожалуйста. Чашечку кофе?
– С большим удовольствием,– ответил мистер Гамайэль, присаживаясь в кресло у стола.
Мистер Гамайэль, египетский дипломат, был невысок ростом, худ, с кожей кофейного цвета и печальными темно-карими глазами. На нем было черное пальто с пушистым меховым воротником, в руке черная трость с тяжелым серебряным набалдашником, на голове – элегантная шляпа.
– Позвольте ваше пальто, сэр,– сказал Шамбрен.– Здесь очень жарко. Вы перегреетесь.
– Благодарю вас!
Гамайэль снял пальто и шляпу и передал их Шамбрену. Потом снова сел в кресло.
Шамбрен взял с сервировочного столика две чашечки турецкого кофе и придвинул гостю сигаретницу. Потом уселся и слегка приподнял брови с выражением вежливого вопроса.
– Как туг спокойно! —Гамайэль отпил кофе.– О, божественно!
– Спасибо, сэр! Я сам его варю. Есть некоторые вещи, которые я никому не доверяю.
– Вот именно поэтому я здесь, мистер Шамбрен.
– Весьма польщен! Я к вашим услугам.
– Я хочу получить авиабилеты для себя и моего секретаря сразу же после полуночи в субботу.
– Это очень просто,– ответил Шамбрен.– Наше бюро путешествий...
– Я не хочу, чтобы ваше бюро путешествий занималось этим,– прервал его Г амайэль.– Если бы это было обычное дело, я не стал бы отнимать ваше драгоценное время.
– О!
– Я хочу уехать совершенно незаметно, не привлекая ничьего внимания, мистер Шамбрен! Я оставлю вам деньги, чтобы расплатиться с администрацией после моего отъезда. .
– Понимаю.
– Я думаю, вы сможете забронировать два места, не указывая моего имени. Я директор фирмы «Заки и сыновья», импортирующей редкие духи. Вы можете сказать, что один из представителей фирмы должен лететь в Александрию, но кто именно – будет решено в самый последний момент. Разумеется, мой паспорт и другие документы в полном порядке.
– Это можно устроить.
– Я сказал – сразу после полуночи,– продолжал Гамайэль,– но учтите, что до полуночи я буду в гостях у Обри Муна. Я смогу уйти только с последним ударом часов. После этого мне понадобится какое-то время, чтобы доехать до аэропорта. Если рейс будет только утром, я найду способ провести время, не возвращаясь в отель.
– А ваши вещи?
– Мои вещи, мистер Шамбрен, будут вывезены по частям в течение недели, так что в ночь на воскресенье я выйду от Обри Муна подышать свежим воздухом перед сном – я нарочно делал это каждый вечер последние три месяца.
– Постараюсь забронировать места,– сказал Шамбрен.– – И сразу же дам вам знать.
– Только прошу вас, не по телефону! Я вполне уверен в лояльности ваших телефонисток, но не могу допустить, чтобы о моем отъезде стало известно еще кому-нибудь кроме вас.
– Польщен вашим доверием.
Печальные темные глаза пристально посмотрели на Шамбрена.
– Я возбудил ваше любопытство?
Шамбрен дружески рассмеялся.
– Если бы человек в моей должности дал волю своему любопытству, мистер Гамайэль, он скоро оказался бы пациентом в клинике. Вы попросили о сугубо личной услуге. Она будет вам оказана.– Его тяжелые веки опустились.– Я допускаю известную долю любопытства, но оно не связано с планами вашего отъезда.
– Вот как?
– Меня удивляет, почему человек с вашим положением, вашим богатством позволяет втянуть себя в такое вульгарное мероприятие, как день рождения Обри Муна. На вашем месте, мистер Г амайэль, я бы вышел подышать свежим воздухом гораздо раньше. Я случайно знаю, что есть рейс в Александрию около одиннадцати часов.
Щека кофейного цвета задергалась.
– Ваша проницательность, мистер Шамбрен, стала легендой среди гостей отеля...
– Простите, если я был нескромен.
Гамайэль встал и оперся на трость с такой силой, что рука на серебряном набалдашнике побелела. Он перевел дух, положил трость на стол, позволил мистеру Шамбрену подать ему пальто, надел шляпу и произнес, тщательно выбирая каждое слово:
– Я спросил насчет вашего любопытства, и вы мне честно ответили, мистер Шамбрен! Это не было нескромностью. Но это было то, что у вас называется «в яблочко». Ответ на ваш вопрос мог раскрыть гораздо больше, чем нужно для спокойствия. Но на днях вы его, может быть, получите. Спасибо за внимание и помощь, мистер Шамбрен!
– Рад служить вам! Кстати, хочу дать один совет.
Гамайэль резко обернулся и устремил взгляд на мистера Шамбрена. В глазах директора вспыхнули веселые огоньки.
– Если уж вы будете на вечере Муна, сэр, избегайте, как чумы, супа из хвостов кенгуру. Он отвратителен!
Кабинет Элисон располагался на четвертом этаже, там же, где и святилище Шамбрена. Элисон Барнвелл работала в отеле сравнительно недавно. Ее назначение на должность пресс-секретаря прошло не совсем гладко. Элисон рекомендовал владелец отеля «Бомонд», мистер Джордж Бэтл, один из самых богатых людей в мире. В его империи отель был всего лишь игрушкой, стоившей несколько миллионов долларов. Странные слухи ходили об этом мистере Бэтле, например, что он ни разу не приехал в Америку потому, что боялся летать, а путешествовать морем не решался из страха утонуть.
Быть рекомендованной на работу самим хозяином – казалось, что может быть лучше? Его рекомендация была равносильна приказу. Но именно в этом и была загвоздка. Отелем управлял Пьер Шамбрен, и кадры подбирал он сам. Назначение на работу через его голову было далеко не лучшим способом завоевать дружбу и влияние среди служащих отеля «Бомонд».
Элисон имела к мистеру Джорджу Бзтлу весьма отдаленное отношение. Друг ее отца был и другом мистера Бэтла. Он-то и представил ее хозяину «Бомонда» на одном из вечеров в Каннах, где Элисон налаживала рекламу для какой-то кинокомпании. Приятель отца предложил Элисон на должность, которая в этот момент была свободной, похвалив между делом способности мистера Бэтла судить о людях с первого взгляда. Мистер Бэтл, желая утвердить за собой репутацию тонкого психолога, взглянул на Элисон и сказал «да». И не ошибся. Конечно, он ничего не понимал в людях, но вполне доверял своему другу. В данном случае друг сделал удачный выбор, предложив взять на работу Элисон. Она обладала хорошим вкусом, обаянием и умением видеть разницу между добротной рекламой и дурной славой.
Сначала Шамбрен держался с ней холодно и настороженно. Но от Элисон, с ее неунывающей веселостью, трудно было отмахнуться. Не зная обычаев и порядков отеля, она приходила к Шамбрену за советом и помощью. И очень скоро проницательный Шамбрен оценил ее. И растаял. Между ними возникло и чисто человеческое доверие друг к другу. Шамбрен единственный в отеле «Бомонд» знал, что прелестная мисс Барнвелл – вдова, живущая под своим девичьим именем. Муж Элисон, которого она страстно любила, погиб при строго секретных обстоятельствах во время атомных испытаний в пустынях Невады. Шамбрен знал, что жизнерадостность девушки, гордая посадка ее прелестной головы были лишь частью маскировки. Глубокие раны, нанесенные пережитой трагедией, не заживали. Он знал также, что это было причиной ее удивительной работоспособности. То, что она была занята чуть ли не круглые сутки, отвлекало ее от собственного горя.
После телефонного звонка Сэнди Элисон заглянула в кабинет Шамбрена.
– Какоё приятное вторжение,– расцвел Шамбрен.
Его проницательный взгляд отметил совершенство ее костюма. Она умела прекрасно одеваться, не имея на то достаточно средств. Шамбрен всегда считал, что только от самих женщин зависит, насколько они привлекательны, и Элисон была блистательным подтверждением его теории.
– Садитесь, дорогая. Кофе?
Элисон наморщила нос. Она одна во всем отеле смела утверждать, что турецкий кофе мистера Шамбрена для нее далеко не нектар.
– Я к вам за советом,– сказала она.– С утра я вижу вокруг только зеленые лица, да и вы, надо сказать, выглядите неважно. Поскольку и мне приказано предстать пред Очи, я должна быть во всеоружии.
– Мун послал за вами? – спросил Шамбрен, наливая себе кофе.
– Да, и меня предупредили, что Великий Человек в весьма похотливом настроении.
– Не ходите, если вам не хочется. Давайте я возьму это на себя.
– Не глупите,– ответила Элисон.– Но я хочу знать, куда дует ветер. Я видела мистера Муна только один раз, в баре. Я заметила, что он поглядывает на меня с большим интересом. Ужасно неприятное чувство —.как будто тебя публично раздевают. Что за человек?
Шамбрен сел за стол и, прищурившись, взглянул на Элисон. Несколько лет назад он мог бы влюбиться в нее.
– Думаю, не будет преувеличением, если я скажу, что Мун – самый отвратительный тип, которого я когда-нибудь видел. А мы здесь, поверьте, Элисон, имели дело с гнусными личностями.
– Чересчур... з-э-э... властный?
– Садист! Никто, от мала до велика, не ускользает от его внимания: горничные, экономки, посыльные, лифтеры, телефонистки, клерки, официанты, администраторы – вся команда. Иметь с ним дело даже по самому пустяковому поводу – сущее наказание.
– А возражать ему – против правил?
– Если это касается отеля – да! Если же он перейдет на личности – возражайте сколько угодно.– Шамбрен засмеялся. Не так давно кто-то выразил свой протест весьма своеобразно. Мун имел обыкновение примерно раз в неделю давать обед в Гриль-баре. Он не очень-то щедр на чаевые. К тому же груб и сварлив. На одном таком обеде ему стало плохо, и он вынужден был покинуть своих гостей. Через две недели – – то же самое. Я вызвал метрдотеля, обслуживающего эти обеды Муна, и сказал ему: «Прекратите ваши штучки!»
Голубые глаза Элисон заблестели.
– Вы хотите сказать, что ему подсыпали слабительное?
– Я не могу это доказать, но после моего предупреждения ему ни разу не стало плохо.
– Потрясающе!
Шамбрен закурил папиросу, прикрыл глаза тяжелыми веками.
– Только не вздумайте недооценить его, Элисон! Это очень непростой тип подонка – опасный подонок. Этот званый вечер рассчитан на двести пятьдесят гостей. Очень сомневаюсь в том, что его интересует хотя бы один из них. Тридцать тысяч долларов для того, чтобы принять двести пятьдесят человек, на которых ему, в сущности, наплевать, и развлекать их всего четыре часа – здесь есть о чем задуматься.
– Тридцать тысяч долларов! – произнесла Элисон, широко раскрыв глаза.
Шамбрен пожал плечами.
– Тридцать тысяч – это еще не много. Орхидеи с Гавайских островов, специальные продукты из Австралии, Канады, Европы. Хор Метрополитен Опера, чтобы пропеть «С днем рождения». Золотые безделушки от Тиффани для подарков гостям. Кушанья, напитки, подношения. Да, тридцать тысяч совсем не так много. Мы устраиваем четыре-пять банкетов подобного рода в год, но для крупных фирм, которые могут списать их как расходы на поощрение своих служащих.
– Но он-то что от этого имеет? – спросила Элисон.– Ведь эти люди его не интересуют?
– Должен напомнить вам, дорогая, что у нас отель люкс! С утра и до вечера мы имеем дело с излишествами. Мы стоим очень дорого, Элисон, но мы в этом не одиноки. Люди тратят такие деньги, чтобы создать определенный имидж. Мун устраивает вечер за тридцать тысяч долларов потому, что этим он утверждает свой образ. Конечно, вы не сталкиваетесь с такими людьми на каждом углу, но города полны ими и у нас, и за границей. В отеле «Бомонд» мы имеем дело с их концентрацией.
– Ух! – выдохнула Элисон.
Шамбрен засмеялся.
– Знаете ту витрину меховых изделия в вестибюле? До того, как вы сюда приехали, в этой витрине был выставлен маленький механический медвежонок. Он сидел за столом, а перед ним стоял стакан. Нос медведя то погружался в стакан, то поднимался. Вы, наверное, видели такие игрушки. Когда нос мокрый, он поднимается, когда сухой – опускается и вытягивается вперед. Так вот, одна южноамериканская дама, которая остановилась у нас, пришла ко мне узнать, сколько стоит этот медведь. Я позвонил в магазин. Сто восемьдесят четыре доллара сорок пять центов. Я сказал это даме, выразив мое сожаление. За игрушку – такая неимоверная цена! «Пожалуйста, пришлите двенадцать экземпляров мне в Эквадор,– спокойно сказала она.– Я хочу подарить их моим внукам». И она удалилась, подтвердив свою репутацию доброй бабушки. Никогда не удивляйтесь, Элисон, любой сумме денег в этом заведении. Как только вы решите, что то, что вы услышали,– верх экстравагантности, тут же явится кто-нибудь, кто даст еще больше.
Элисон покачала головой.
– Ну что ж, по крайней мере, вы помогли мне увидеть мистера Муна в перспективе. Какие предложения я должна подготовить, прежде чем явлюсь к нему?
– Он сам вам скажет, чего хочет,– ответил Шамбрен.– Обри Мун всегда точно знает, что ему нужно,– и получает это.– Его глаза сузились.– Зная вас, дорогая, я думаю, что вы выйдете из этого испытания с честью. Боюсь только, что вы найдете в нем мало привлекательного.
Элисон встала.
– Я никогда не говорила вам, что занималась в колледже джиу-джитсу? Нас уверяли, что нам часто придется этим пользоваться.– Ее глаза помрачнели.– Я слишком скоро стала единственной женщиной единственного мужчины, чтобы проверить, так ли это...
Она стремительно вышла в приемную и буквально столкнулась с молодым человеком, стоявшим у стола секретаря Шамбрена.
– Извините,– сказала она.– Замечталась.
Элисон обратила внимание на глаза молодого человека, серые, с тонкой сеткой морщин в уголках. Трудно было определить, молод ли он или просто выглядит моложаво. У него были светлые, коротко подстриженные волосы. Рот плотно сжат, однако стоило ему улыбнуться, и все лицо его смягчалось, принимало добродушное выражение.
– Напротив, в этом было что-то приятное,– ответил он.
«Звучит как-то по-братски»,– подумала Элисон, направляясь в свой кабинет.
Глава 4Если босс Пьера Шамбрена, вечно отсутствующий мистер Джордж Бэтл, не был способен мгновенно определить характер человека, то Шамбрен, пробыв на посту директора отеля «Бомонд» более двадцати лет, умел вычислить незнакомца мгновенно. Он видел множество человеческих типов и мог почти безошибочно классифицировать их. Соответствуют ли их средства стоимости пребывания в отеле? Скандалисты ли они, развратники или жалобщики? Не является ли отель «Бомонд» лишь маскировкой для какой-нибудь аферы? И – в более общем, расплывчатом смысле – «подходящие» они или «неподходящие»?
Молодой человек со светлыми волосами, с морщинками возле глаз, суровой складкой рта и неожиданно открытой улыбкой вызвал у Шамбрена сомнение лишь в одном. Цена отеля – сорок долларов в сутки за одноместный номер – слитком высока для гостя этого типа. Но, может быть, он собирается устроить себе короткие каникулы?
Шамбрен взглянул на письмо, которое ему вручил молодой человек:
«Дорогой Пьер!
Буду глубоко благодарен за любое содействие,. оказанное Вами моему молодому другу Джону Уилзу.
С приветом Тони Вейл».
Энтони Вейл некогда был помощником Шамбрена в отеле «Бомонд», а теперь занимал должность директора «Чедвик Хауза» в Лондоне. Шамбрен принял решение.
Он поднял глаза и улыбнулся Джону Уилзу.
– Как поживает Тони?
– Отлично, во всяком случае, когда я видел его последний раз, сэр! – У Уилза был мягкий й приятный голос. Его речь звучала вполне по-британски, но что-то в ней было не то.
– Вы англичанин, мистер Уилз?
– Нет, сэр! Американец. Уроженец Колумбуса, штат Огайо. Но я много лет проживал в Англии. Мой отец представлял в Лондоне крупную компанию. Когда началась война, он вступил в британскую армию. Меня с матерью отослали домой. А после войны мы вернулись обратно в Лондон.
– Значит, ваш отец благополучно пережил все это?
– Он пережил войну.– Щека Уилза задергалась.– Умер в 1950-м, в Лондоне. А несколько месяцев назад я похоронил и мать...
– Так, так... Чем могу служить, мистер Уилз?
Уилз вынул сигарету, закурил. Шамбрен чувствовал на себе его внимательный, изучающий взгляд. Ну что ж, пусть попытается прочесть что-нибудь в полуприкрытых глазах!
– Я всего попробовал понемногу, мистер Шамбрен. Для большой войны, правда, я был слишком мал. Кое-что делал здесь, в Америке. Восемнадцать месяцев в Корее. Летчиком. После этого трудно сделать карьеру. Прерванное образование... Обычная история в наше время.
– Слишком обычная,– сказал Шамбрен.
– Мне уже тридцать три,– сказал Уилз таким тоном, будто это была глубокая старость.
– Счастливчик,– вздохнул Шамбрен.
– Совершенно случайно мне повезло. Несколько знакомых парней решили начать дело по организации туристских поездок – типа кругосветных путешествий, самого высокого класса, на уровне люкс. Мне предложили быть директором одного из маршрутов. Но для этого я должен хорошо знать свое дело!
Пальцы Шамбрена забарабанили по столу что-то бравурное. Тон Уилза был менее искренним, чем вначале. Рассказывая о своих планах, он избегал смотреть Шамбрену в глаза. Может быть, просто смущение от того, что парень до сих пор не нашел своего места в жизни? Может быть...
Неожиданно Уилз улыбнулся – совершенно обезоруживающей, искренней улыбкой.
– Я никогда не бывал долго ни в отелях люкс, ни на первоклассных курортах. Не люблю я все это, да и денег у нас никогда не было. Но теперь мне нужно знать всю эту кухню. Тони сказал, что ваш отель – самый роскошный в мире! Что мне надо, сэр,– так это просто пошататься тут и там, приглядеться, как работает вся эта машина, понять ее изнутри.
– Ну, это не так уж и трудно. Сколько времени вам нужно?
– Только неделю, сэр. Включая субботу.
– Где вы остановились?
– Я уже снял здесь номер, сэр.
– Пожалуй, поручу-ка я вас моему пресс-секретарю. Она знает отель сверху донизу и может познакомить вас с руководителями разных отделов, со всеми, с кем вам захочется поговорить. Однако придется подождать до завтрашнего утра. Сегодня она занята другим делом, кстати, оно может заинтересовать вас. Вы, конечно, слыхали про Обри Муна?
Голубые глаза Уилза вдруг заблестели, взгляд стал жестким.
– Да. Конечно.
– В субботу вечером он отмечает у нас в отеле свой день рождения. Приглашены двести пятьдесят человек. Этот вечер будет стоить ему от тридцати до сорока тысяч долларов. Типичная операция «люкс», мистер Уилз! Пожалуй, я попрошу мисс Барнвелл ввести вас в курс дела. Вы увидите наш бизнес во всем его объеме.
– Это очень интересно,– сказал Уилз.– Познакомиться с делом под таким углом зрения – это как раз то, что мне нужно.
– Прекрасно! Завтра утром я устрою вам свидание с мисс Барнвелл. А теперь – осмотритесь. Я позвоню руководителю службы безопасности. Его зовут Джерри Додд. Бывший полицейский. Все, что вы захотите увидеть, любое место, какое захотите посетить,– обратитесь к Джерри. Он все устроит. А завтра утром – мисс Барнвелл.
– Не знаю, как благодарить вас, мистер Шамбрен!
– Пустяки. Сказать по правде, мне даже льстит то, что я могу показать наш отель человеку, который интересуется его работой.
Джен Уилз вышел в холл. Во рту у него пересохло. Трудно было врать в лицо такому приличному парню, как Шамбрен. Интересно, как бы он повел себя, если бы знал, что помогает будущему преступнику, собирающемуся совершить убийство у него в отеле?
Без трех минут два Элисон Барнвелл позвонила в дверь пентхауса «М». Возможно, из духа противоречия она надела сегодня лучшее из своих вечерних платьев, которое прекрасно подчеркивало ее стройную фигуру. Одной из привилегий ее работы была возможность покупать одежду со скидкой, и она имела знакомого модельера, который продавал свои модели после демонстрации по низкой цене. Если Обри Мун на самом деле настроен похотливо, решила Элисон, она заставит его пережить самое острое разочарование. Старый козел! В субботу ему стукнет семьдесят пять!
Дверь открыла Сэнди Стюарт. Увидев Элисон, она ахнула.
– Вы должны были послать кого-нибудь другого, Элисон,– прошептала она.
– Не глупите, детка! Это моя работа.
– Он отсылает меня прочь.
– Ну и отдохните,– сказала Элисон.– Если бы я не смогла обскакать семидесятипятилетнего сластолюбца, мне следовало бы уйти в монастырь.
– Вы его не знаете,– вздохнула Сэнди.
– Я знаю себя,– спокойно возразила Элисон.– Но не будем заставлять Великого Человека ждать.
Элисон не совсем ясно представляла, что ее ждет, но вид Обри Муна, облаченного в японский халат, полулежащего на своем троне, возле которого в горшочке курился фимиам, Муна, прихлебывающего кокосовое молоко и держащего сигарету, вставленную в длинный агатовый мундштук,– вызвал в ней непреодолимое желание расхохотаться. Однако черные, как бусинки, глаза подействовали на нее отрезвляюще. Элисон вдруг почувствовала, как по спине пробежала легкая дрожь. «Вот оно – зло в его чистом виде»,– подумала она.
– Рад отметить вашу пунктуальность. Вы истинно деловой человек, мисс Барнвелл! – Голос Муна был тонкий, как бы замирающий, однако очень напряженный, как струны фортепиано.
– Я ценю не только ваше время, мистер Мун, но и свое,– произнесла Элисон нежным голосом.
– Вы свободны, Сэнди,– повернулся Мун к своей секретарше.– На два часа.
– Может быть, что-нибудь нужно? – начала Сэнди.
– Ничего,– прервал ее Мун, раздраженно махнув рукой, чтоб она уходила.– Садитесь, пожалуйста, мисс Барнвелл.
– Спасибо.– Элисон села, достала блокнот и золотой карандашик из своей сумочки крокодиловой кожи и с веселой готовностью подняла глаза на Великого Человека.
Мун смотрел на нее изучающим взглядом. И явно остался доволен тем, что увидел.
– Надеюсь, вы пришли сюда, не питая ко мне вражды?
– Вражды? А почему я должна чувствовать к вам вражду, мистер Мун? Мы едва обменялись двумя словами с тех пор, как я здесь.
– Ну, ну, мисс Барнвелл. Те, кто меня не знает, предубеждены против меня – благодаря моим друзьям и врагам. По лицу Сэнди я понял, что она предупредила вас о том, что я позволил себе некоторые замечания по поводу вашей привлекательности и даже размышлял вслух, насколько вы можете быть расположены ко мне. Конечно, это шокировало бедняжку Сэнди, она такая пуританка! И потом, мистер Шамбрен,– я так и слышу, как он предупреждает вас, что я декадент, да еще порочный. Но святые, как правило, весьма скучны, не правда ли?
– Никогда не была знакома ни с одним из них,– парировала Элисон.
Мун внимательно всматривался в лицо девушки. Казалось, он пытается разгадать ее, прочитать ее мысли.
– Моя философия жизни, мисс Барнвелл, несколько шокирует святош и конформистов. Меня окрестили садистом за то, что я говорю правду о слабых и нерешительных людях, которые правят нашим миром. Но видите ли, большинство из нас воспитаны на мифе, по которому Бог – это любовь. Но Бог допускает войны. Он допускает жестокость. Эксплуатацию слабых, гибель беспомощных. Он насылает засухи, ураганы, наводнения, порчу. Тысячу лет человек лгал и в то же время, осеняя себя крестом, говорил: «Пусть Бог поразит меня на месте, если я лгу». И ни разу Бог не покарал кого-либо за слова лжи. Ненависть – вот ключ к постижению Бога, и человека тоже! Большинство людей маскируют свою ненависть фальшивым благородством. Хотите знать правду об Обри Муне? Он никогда не прикидывался благородным, не пытался скрыть ненависть и враждебность, лежащие в основе его натуры. Так что Обри Мун в большей степени честный человек, чем любой другой из ваших знакомых, мисс Барнвелл!..
Элисон посмотрела ему прямо в лицо.
– Значит, люди ненавидят вас за то, что вы не прикрываетесь благородством, которого у вас нет?
– Как прикрываются они, мисс Барнвелл...
– И чтобы наказать их, вы разыгрываете из себя Бога – ваш вариант Бога – и посылаете на них разрушительные ураганы, наводнения, засухи?
Черные глазки полоснули холодом.
– Не слышу ли я нотки дерзости, мисс Барнвелл?
– Я не из дерзких, мистер Мун,– улыбнулась она.– Разве что на работе. А моя работа – организация рекламы, общественного мнения. Может, перейдем к делу?
– Вы для меня в некотором роде сюрприз, мисс Барнвелл! В вас есть нечто большее, чем хорошенькое личико и красивая фигура. Мне придется об этом подумать. А теперь, как вы предлагаете, перейдем к делу – обсудим, как мы подадим публике мой день рождения...
Элисон сидела не шевелясь, держа наготове карандаш и блокнот, и молилась о том, чтобы кровь не прилила к ее щекам и не выдала бы гнев и отвращение, которые она испытывала к этому шуту.
Минут за двадцать до начала беседы Элисон с Обри Муном одна из телефонисток на коммутаторе третьего этажа приняла красный сигнал из номера 609.
Тихий, без всякого выражения женский голос спросил:
– Не могли бы вы прислать в номер телефонную книгу?
– Какую именно, мисс? В сетке под столиком возле вашей кровати четыре телефонных книги по Нью-Йорку.
– О!..– Пауза.– Тогда будьте добры, пришлите мне бостонскую телефонную книгу.
– Может быть, я найду нужный вам номер, мисс?
– Пожалуйста, пришлите мне книгу.
– Сейчас, мисс.– Телефонистка выключила связь.– Кто в номере 609?
Миссис Вич справилась в картотеке.
– Некая мисс Памела Прим. У нас впервые, насколько я знаю.
– Она просит телефонную книгу по Бостону...
Книга была отправлена с посыльным. Прошло двадцать пять минут, и на щите снова вспыхнул красный сигнал на номере 609. Тот же тихий голос произнес:
– Не могли бы вы прислать мне телефонную книгу по... по Чикаго?
На этот раз телефонистка не задавала вопросов. Каким бы странным ни показалось требование постояльца – в отеле «Бомонд» оно выполнялось неукоснительно.
– Может, она практикуется в чтении? – сухо заметил посыльный, унося вторую телефонную книгу.
Через двадцать минут снова загорелся красный сигнал из номера 609.
– Не могли бы вы... не могли бы вы принести мне телефонную книгу по Филадельфии? Пожалуйста!
– Конечно, мисс.– Связь отключилась.– Сумасшедшая ведьма,– пробормотала телефонистка, вручая посыльному третью телефонную книгу.
За долгие годы работы на коммутаторе миссис Вич не раз имела дело со странными просьбами. Где-то, в каком-то далеком уголке ее упорядоченного мозга, зазвучали сигналы тревоги. Тревоги за отель, который был ее жизнью.
Прошло, пожалуй, минут пятнадцать после того, как унесли третью телефонную книгу. Миссис Вич резко встала из-за своего стола и подошла к телефонистке, обслуживающей шестой этаж.
– Что-нибудь еще из номера 609?
– Нет, миссис Вич. По-моему, она просто коллекционирует телефонные книги.
– Соедини меня ..с мистером Шамбреном! – резко сказала миссис Вич и вернулась к своему столу.
Через минуту в трубке зазвучал бодрый голос Шамбрена:
– Да, миссис Вич?
– Номер 609 затребовал три иногородних книги,– доложила миссис Вич.– Некая Памела Прим, согласно гостевой карточке. Между тем никаких иногородних звонков не было, сэр. Я подумала...
– Графоманка разыскивает адреса? – предположил Шамбрен.
– Я подумала о другом, сэр,– внешне спокойно сказала миссис Вич.– На этих книгах можно стоять, если сложить их в стопку.
В голосе Шамбрена появились жесткие нотки.
– Спасибо, миссис Вич! Велите Джерри Додду ждать меня на шестом этаже. Пусть захватит ключ.
На резкий стук в дверь номера 609 ответа не последовало. Джерри Додд открыл дверь служебным ключом.
– Господи, спаси нас,– прошептал Джерри.
Перед ними покачивались голые пятки мисс Памелы Прим. Стул, на котором она, видимо, сложила стопкой семь телефонных книг, опрокинулся и лежал на полу. Мисс Прим повесилась на поясе от махрового халата.
Самоубийство в большом отеле не столь уж необычно. Джерри Додд разрезал пояс и положил мисс Прим на кровать. В том, что делать что-либо было уже бесполезно, никто не сомневался. Тут же были приняты обычные меры: вызвали полицию, принесли кислород, хранившийся в аптечке на втором этаже. Это была формальная процедура, ибо мисс Прим уже ничем нельзя было помочь.
– Никогда не знал до этого дня, как ее зовут,– сказал Джерри, когда все усилия оказались тщетны.
– А вы ее знаете? – спросил Шамбрен.
– Ее знают почти все в отеле. Мы называли ее просто «Герцогиня».
Первой мыслью Шамбрена было уволить ночного администратора: в отеле «Бомонд» не сдают номера женщинам определенных профессий. Потом он вспомнил, что Карл Невер, который работает ночью, заболел, а у его заместителя не было основания отказывать какой-то Памеле Прим.
Единственным имуществом мисс Прим была небольшая дорожная сумка. Дамская сумочка лежала открытой на бюро. Шамбрен взглянул, нет ли там каких-нибудь документов. Кроме губной помады, пудры и нескольких ключей в сумочке было заказное письмо, адресованное мисс Памеле Прим. Указанный на конверте дом находился в нескольких кварталах от отеля «Бомонд». Имя и адрес были напечатаны на обычном конверте с маркой, на месте обратного адреса – почтовый ящик почтамта.
Само письмо было также напечатано на машинке, на листе хорошей белой бумаги. Читая его, Шамбрен постепенно менялся в лице.
«20 декабря.
Дорогая мисс Прим!
Мне хорошо известна Ваша ненависть к Обри Муну. Я знаю также в точности состояние Ваших финансов. У меня к Вам предложение, которое одновременно удовлетворит и Вашу жажду мести, и потребность в деньгах. В этот момент на Ваше имя в Уолтон Трест Компани на Медисон-авеню положена сумма 10 000 долларов. Можете получить их сегодня же. Можете использовать их, как Вам угодно: расплатиться с долгами, уехать за границу, сжечь их на костре.
Вы зарабатываете право на эти деньги, если через два месяца, то есть двадцатого февраля, Обри Муна не будет в живых.
Если Вы возьмете деньги, а он в полночь 20 февраля будет еще жив, Вы сами не доживете до конца следующего дня. Если же Вы не возьмете этих денег, то останетесь жить, но много-много раз пожалеете о том, что упустили единственный случай освободиться от Муна, от нищеты и деградации».
Письмо не было подписано.
