Текст книги "Ожерелье голубки. Райский сад ассасинов"

Автор книги: Э. Хайне

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Две ночи в неделю Орландо проводил в раю. Когда он с первыми лучами зари добирался до своего приюта в Альдебаране, то, не раздеваясь, заваливался спать от смертельной усталости. Однажды ему приснился сон: им с братом было не больше четырнадцати.

Там были огороженные выгоны для коней, сразу за конюшнями. Он слышал резкий запах конского пота и кожаных седел, соломы и свежего навоза. Трое слуг держали кобылу. Ее бедра дрожали – от страха, от волнения? Глаза широко раскрылись в диком ужасе. Жеребец, арабский чистокровный, наскакивал на нее с жадностью хищника. Дрожащая розга мясного цвета, клейко блестящая, как слизь мухомора. Пена текла из ноздрей и пасти. Глаза коня бешено выпучились. Дико фыркая, он овладел кобылой. Из ее сокращающейся вульвы выступил сок.

Боль или удовольствие? Какие чувства вызывает эта необузданность? Орландо хотел бы сам испытать это. Он все хотел знать по собственному опыту – иначе, чем Адриан, который черпал свои познания из книг, правил, заученных наизусть сентенций. Орландо хотел познать мир, потрогать и почувствовать его. Книги он считал скучными. Ему было только шесть лет, когда он разрезал курице живот, чтобы выяснить, откуда появляются яйца. Теперь, в четырнадцать, он хотел знать, каково это, когда мужчина овладевает женщиной.

Она была в два раза старше его и как все вдовы, носила распущенные волосы. Она стояла на коленях в ручье возле белильни и стирала на камне белье. Унее были голые мокрые руки. Опустившись на четвереньки и подоткнув юбку выше бедер, она покачивалась, и ритм ее движений напомнил ему о похоти совокупляющихся лошадей. На сеновале над стойлами он овладел ею сзади как горячей кобылицей. В свете фонаря конюшни ее полные ягодицы были бледны и полны, точно луна. Почему она стонала так ужасно? Это было волнующе и отвратительно как казнь. Открытие показалось ему чудовищным, вроде ночного бега по кладбищу в час духов. Настолько чудовищным, что он так ни с кем и не поделился.

* * *

В старом замке Штауферов, в котором не жили уже десятилетия, разместили принца империи. Купеческие семьи города Нюрнберга предоставили мебель и посуду. Штат придворных состоял из трех дюжин слуг. Тут были телохранители, повара, кучера, личная прислуга, священник и и писарь, с которым принц водил дружбу. В его обязанности входило обеспечение Генриха девушками, что было нелегко, с тех пор как император посадил своего мятежного первенца под домашний арест. Охрана была строгой. Принцу запрещалось удаляться от крепости дальше чем полдня пути на лошади. До начала темноты он должен был возвращаться. Потомворота запирались.

Хотя Генрих только перешагнул за половину своего жизненного пути, он ходил с трудом, точно старик. Тучность и подагра вынуждали его передвигаться с трудом, что однако никак не отразилось на его ненасытном аппетите. С одинаковой жадностью поглощал он пищу и сжимал в объятиях юную женскую плоть. Последнюю страсть он унаследовал от отца. В чем они основательно расходились, так это в их отношении к религии. Пока император в кругу своих советчиков величал Моисея, Иисуса и Мухаммеда «тремя самыми великими обманщиками на Земле», принц Генрих проводил долгие часы в замковой капелле.

Причиной тому было не только строгое воспитание, полученное принцем от клириков, которые посвятили себя образованию царственного юноши в Германии. А как‑то раз он поведал своему другу, что нигде в продуваемых ветрами стенах замка он не чувствовал себя так уютно, как в тесных покоях капеллы, обшитых деревянными панно и согретых бесчисленными свечами. Это было самое теплое и светлое помещение замка. Кстати пришлось и поддерживаемое церковью суеверие, что человек во время мессы не стареет. Приближенным принца хорошо была знакома картина: наследник трона, спящий прямо перед алтарем, пока его духовник читает мессу. Генрих, который, казалось, предчувствовал свой ранний уход, ничего не боялся так сильно, как старости и смерти, хотя чужая смерть его зачаровывала. Он не пропускал ни одной казни. С особой страстью он ловил мух, чтобы потом наколоть их на булавку. Мышеловки, которые ставили повара, обычно он освобождал собственноручно, чтобы утопить в железных ведрах пойманные «голые хвосты», как он называл мышей и крыс

Когда Бенедикт и Магдалена вошли во двор замка, принц забавлялся тем, что отрывал бабочке крылья. Бенедикт, выдав себя за торговца, предложил ему коллекцию полированных янтарей, на которые тот едва обратил внимание. Взгляд Генриха был прикован к Магдалене.

‑ Она твоя баба? – спросил он.

‑ Нет, господин, она моя сестра, – солгал Бенедикт.

‑ Вы путешествуете вместе?

‑ Это так, господин. С тех пор как наш отец, да благословит его Бог, был убит разбойниками, мы сами ведем торговлю фризским золотом.

‑ Я люблю электрон цвета меда, – сказал принц. – У вас еще есть с собой?

‑ О да, конечно, – солгал Бенедикт, предполагая, что Генрих не будет интересоваться следующей партией янтаря.

‑ Где вы остановились?

‑ В доме «У медведя».

‑ Надеюсь, вы еще задержитесь здесь.

‑ Если будет угодно вашему величеству.

‑ Силы небесные! – воскликнул Бенедикт, когда они снова находились на другой стороне замкового рва. – Он готов был съесть тебя своими взглядами как змея лягушку.

Магдалена сказала:

‑ Принца я представляла себе совсем по‑другому. Ты уверен, что это он?

‑ Они сторожат его как пленника. Никому не позволено находиться с ним наедине. Никому, кроме его девушек.

‑ А нет другого пути, чтобы приблизиться к нему?

‑ Нет, – сказал Бенедикт.

‑ Тогда давай поскорее покончим с этим. И чем скорее, тем лучше.

‑ Не так быстро! – предупредил ее Бенедикт. – Ты должна держать его на расстоянии, жеманиться, отвергать! Вскружи ему голову! Искусство заключается в разжигании аппетита, а не в кормлении.

‑ А если я снова забеременею?

‑ Лучше бастард из королевского дома, чем пала‑чонок, – засмеялся Бенедикт.

Теперь засмеялась и Магдалена.

Вечером Бенедикту нанес визит Альбан, писарь принца. Тот без обиняков приступил к делу.

‑ Принц сгорает от любви к вашей сестре.

‑ Он просит ее руки? – спросил Бенедикт. Альбан близко наклонил к нему свое лицо. Он был

близорук, и по этой причине недоверчив и легко раздражим. Секретарь посмотрел на Бенедикта злыми глазами:

‑ Ты смеешься над принцем?

‑ Ни в коем случае.

‑ Ты же прекрасно знаешь, что он не может жениться на твоей сестре. Когда‑нибудь он наденет корону империи. Вы должны рассматривать ею желание как честь для себя. Это не будет вам в ущерб.

Он помахал туго набитым кошельком. Бенедикт возмущенно отказался:

‑ Как смеете вы! Я не сводник! Моя сестра – не блудница, продающая себя за деньги! Сообщите вашему господину, что я поговорю с ней. Если ей это придется по душе, то она посетит принца Генриха. Однако в любом случае решение остается за ней.

Они заставили принца ждать два дня. Бенедикт заказал платье с широкой красной юбкой и узким корсажем. В нем Магдалена и приехала в замок, с цветами и лентами в волосах, украшенная, как животное для заклания на алтаре языческого божества

* * *

Когда Орландо покинул Хизуран и вышел из туннеля смерти, дождь брызнул ему в лицо. Облака плыли по угрюмой долине как белый дым. Пещера, в которой он на ночь оставил лошадь, была пуста Стволы деревьев, закрывающие вход, теперь стояли возле скалы. Если бы их сбросили лошадь или дикие звери, то валялись бы на земле. Кто‑то чужой побывал здесь и забрал его лошадь.

Каждый его нерв находился в напряжении. Что за грозовые облака собрались над его головой? Опасность висела в воздухе. В узкой долине с ее отвесными скалистыми стенами он беззащитен перед любым нападением. Кроме всего прочего, он безоружен. Только свой кривой кинжал он постоянно носил на поясе. Стоит ли ему вернуться? В подземном лабиринте пещеры в безопасности. Но много ли будет толку, если он спрячется в нору как крыса? Когда‑нибудь ему придется выйти наружу. И у того, кто поджидает его в засаде, тоже есть время. Нет, он не должен отказываться от закона действия. «Человек, который поднимается, пока его враг спит, стоит уже в полный рост, когда его враг открывает глаза. Не делай того, что от тебя ожидает враг». Чего этот неизвестный враг ожидает от Орландо? Есть ли у него вообще выбор? Он мог бы бежать не в Аламут, а по долине в противоположном направлении, вверх по реке. Тогда бы вечером он пришел в деревни, где живут семьи низаритов.

Сколько может быть у него врагов? Если бы они превосходили его численностью, то ожидали бы его на выходе Кахф аз‑зулумата – там они убили бы его. Тот факт, что у него забрали лошадь, чтобы заставить его идти пешком, доказывает, что он имеет дело с одним или двумя противниками, и коварства им не занимать.

Будь он на их месте, где бы он устроил засаду? В двух фарсахах отсюда расщелина так узка, что по тропе у ручья рядом не пройдут две лошади. Обвалившиеся скалы закрывают обзор. «Здесь, – подумал Орландо, – я бы поставил мой капкан».

Несколько мгновений он мысленно просчитывал возможные ходы – свои и противника, продвигаясь под защитой тумана к тому узкому проходу. Однако дотом он стал пробираться по течению реки, навстречу светлеющему утреннему небу.

Орландо не прошел и полчаса, как услышал в стороне от тропы легкий треск. Судя по звуку, там наступили на сухую ветку. Он бросился на землю, прополз вперед на животе по влажной траве, затаив дыхание, и прислушался. Там, за колючим кустарником, таилась темная фигура. Раздалось жалобное блеянье. Орландо выпрямился с улыбкой – то была пугливая молодая коза. На небольшом расстоянии паслось стадо коричневых коротконогих горных коз с длинными закрученными рогами. Двое подпасков, еще совсем дети, подбежали к незнакомцу – босоногие, закутанные в длинношерстные козьи шкуры

‑ Вы далеко зашли со своими козами, – заметил Орландо.

‑ Здесь, наверху, трава лучше.

‑ Я ищу мужчину на коне. Вы видели его?

‑ Мы никого не видели, господин. Они с любопытством разглядывали его.

‑ Ты кто? – спросил самый младший. Он говорил звонким девчоночьим голосом.

‑ Я живу в Аламуте, а сейчас охочусь.

‑ На кого ты охотишься?

‑ На циветту.

‑ Циветту? – Их глаза загорелись. – Ты видел циветту?

‑ Отличный экземпляр, – солгал Орландо. – У нее нора в двух фарсахах отсюда вверх по реке. Если хотите, можете пойти со мной и выкурить ее.

‑ А как же козы?

‑ Мы возьмем их с собой. Мы погоним их перед собой. Циветты, как вы знаете, очень пугливы. Они боятся человека, но любят коз. Возможно, так мы сможем ее перехитрить. Сколько у вас коз?

‑ Восемнадцать, – ответил старший подпасок.

Между тем туман все сгущался. Воздух наполнялся моросящим дождем. На траве и ветках блестели бесчисленные капельки воды.

Они гнали коз перед собой бамбуковыми палками, а порой кидали в них камнями. Пастухи одолжили Орландо одно из своих покрывал. Оно уже издали воняло козлом и кишело блохами, но было теплым и защищало от дождя. Время от времени они устраивали привал, чтобы дать возможность животным поесть.

Орландо разрезал свой кожаный пояс на узкие полоски, которые он сплел в косичку, завершив конец речной галькой величиной с кулак.

‑ Что ты там делаешь?

‑ Пращу.

‑ Для циветты?

‑ Да, для циветты.

Потом они нашли мертвого сурка С обнаженными зубами он скалился, будто даже мертвый хотел защититься. Хищные птицы расклевали его тело. Внутренности висели клочьями. Запах разложения привлек рои навозных мух. Им не мешал даже дождь.

Орландо отрезал ветку у куста бузины и удалил мягкие внутренние ткани. Сухую ветку он вытер о разложившееся мясо. Зеленой пеной он наполнил

полую ветку, которую заткнул пробкой из бузиновой коры.

‑ Это тоже для охоты? – спросили пастушки.

‑ Да, для охоты.

После многочасового пути, наконец, они дошли до сужающейся части долины, в которой Орландо ожидал своего незнакомого противника. Тот, кто все время лежал в засаде там наверху, немного увидел бы в мороси дождя, даже если у него орлиный взор. Они остановились. Орландо опустился на колени, чтобы стать, насколько это возможно, меньше. Покрывало накрыло его голову.

‑ Да пребудет с вами Аллах, – раздался голос над их головами.

Мальчики испуганно остановились.

‑ Кто там?

Никого не было видно.

‑ Кто вы? – снова послышался голос сверху.

‑ Пастухи из Хабарона.

‑ Вы видели мужчину без лошади?

‑ Нет, – сказал Орландо высоким голосом. Мальчики удивленно уставились на него. Он приложил указательный палец к губам в знак молчания.

Пара камней скатилась с отвесных склонов. Орландо отметил про себя место.

‑ Что ты делаешь там наверху? – спросил младший, с голосом девчонки. – Тебе нужно помочь?

‑ Нет, идите дальше. Вы мне не нужны.

Они погнали коз за следующий поворот долины.

‑ Чего же он ждал там? – удивлялись подпаски.

‑ Меня, – сказал Орландо.

‑А что он хочет от тебя?

‑ Не знаю, но сейчас я это выясню. Идите за своими козами. Я сейчас вернусь.

Держась близко к отвесному краю, он ловко подполз обратно. Он почуял лошадей раньше, чем их увидел. Они были привязаны к хвойным деревьям. Двое животных, слава Богу, только двое: его лошадь и чужая. Значит, в засаде только один.

Прислонясь спиной к скале Орландо продолжал шарить руками. Не существовало другого пути, по которому можно было взобраться по отвесному склону. Вернувшись к впадине, которая скрывала коней, он осмотрел подъем, будто желал навек запомнить все особенности. Куда ступит человек, который будет спускаться вниз? За что будет цепляться руками? Куда он должен прыгнуть? Когда Орландо решил, что нашел правильное место, то вырыл там ямку своим кинжалом: квадрат в полтора фута и глубиной в фут. Потом разрезал бамбуковые палки толщиной в большой палец, поделил пополам, заточил, так что они стали острыми как костяные занозы. Наконец, он воткнул их в землю ямы, чтобы острые концы торчали вверх. Достал из сумки полую ветку бузины, открыл ее и смазал зеленым липким тлением бамбуковые иглы. Завершив это дело, Орландо укрыл ловушку ветками и листьями и присыпал землей.

Лошади уже начали нервничать. Запах смерти внушил им страх. Их топот и фырканье нельзя было не услышать. Орландо должен был поторапливаться.

Хотя вся процедура заняла только несколько минут, он был весь в поту. Он отвязал чужую лошадь, молодую кобылицу, которая радостно потерлась ноздрями о его плечо.

‑ Прости, сестра, – сказал он. – Иначе нельзя.

Удар, который он ей нанес сокрушительным концом пращи, был совершенно неожиданным. Кобылица заржала и поскакала прочь. Орландо вскочил на своего жеребца. Он еще слышал, как незнакомец, ругаясь, спускался вниз по крутому спуску. Потом пришпорил коня. У козьих пастухов он задержался только на мгновенье, не спешиваясь.

‑ Благодарю вас. Вы мне очень помогли.

‑ А циветта?

‑ Ее мы поймаем в следующий раз.

Тот, кто украл у него лошадь, чтобы заманить его в засаду, был уже почти мертв. Бамбуковые иглы с трупным ядом вопьются глубоко в плоть и пронзят его до самых костей. Если он и останется жив после того, как проведет в пути несколько часов, то в любом случае будет уже безнадежно отравлен.

Орландо не испытывал никакой жалости к этому человеку, как не испытывают сострадания к змее.

Два дня спустя стражники у больших ворот сожалели о смерти молодого низарита.

‑Ты должен увидеть его ступни, – сказал Абу Наджа, врач, – обожженные и распухшие как ноги слона. Каждый шаг причинял ему нестерпимую боль. Безумие горело в его глазах.

‑ Что с ним произошло?

‑ Я не знаю. Никто этого не знает. Я никогда не видел таких ран. Будто он наступил в змеиное гнездо.

‑ Кем он был?

‑ Одним из стражников у Мадинат ас‑Салам. Хусейн был необузданным парнем, сорвиголова, какие только существуют в горах Даилама Из тех, кто ничего не боится, верно преданный Кайму, прирожденный ассасин.

«Странно, – подумал Орландо, – почему же этот Хусейн не вышел со мной на бой? Почему он хотел убить меня из засады? Почему он хотел убить меня? Что я ему сделал?»

Вечером Орландо снял со стены волчий капкан. Он будет теперь брать его с собой при всех выездах.

В Аламуте никому ничто не принадлежало. Все было общим. Квартиры, платье, оружие и лошадей получали в пользование на оставшийся срок жизни. Все берегли полученные вещи. Кузнецы при необходимости работали бесплатно. О потере оружия или коня нужно было сразу сообщить Шахне. За утрату имущества строго наказывали.

Не по этой ли причине у него украли коня? Этот победитель монголов опасен.

Орландо редко сталкивался с ним, но если речь шла об элементарном требовании коня или оружия, то Шахна был высшей инстанцией. И Каим был беспощаден, если речь шла о нарушении существующего порядка

Он казнил даже собственных сыновей, о чем низа‑риты говорили с благоговейным уважением и приглушенным голосом.

Старший был замешан в самовольном политическом заговоре. Когда Старец Горы узнал об этом, то велел его казнить. Младший, который попал в беззаботную компанию, в пьяном угаре убил человека. Каим не нашел для него прощения. Он велел публично обезглавить своего последнего сына, верный словам пророка: «Справедливость должна не только царить, но и быть показана народу».

Прошла целая неделя, а Бенедикт до сих пор ничего не знал о Магдалене. Все чаще его взоры обращались к замку. Где она? Бенедикт начал уже беспокоиться,

‑ Ах, брось! Она уже не ребенок. Самое худшее она уже пережила.

И все же! Во сне он видел ее на повозке живодера, в руках палача, у которого было одутловатое лицо принца.

В воскресное утро она разбудила его.

Она выглядела утомленной после бессонной ночи.

‑ Фу, какой он, наследник императора! – сказала она. – Он носит свой скипетр в штанах и державу там же. Он овладел мною в капелле, перед ликом Христа, обнаженный, сзади, как это делают собаки. Он ненасытен и привязчив как молодая косуля, которую кормят из бутылки.

‑ Он разговорчив?

‑ Как ветер в ивах.

‑ О чем он говорит с тобой?

‑ О Боге и своих самых порочных желаниях. Он страдает от одиночества. Прежде всего, он очень много пьет.

‑ Это хорошо. Это развязывает язык.

‑ Но делает неприятным дыхание. Он воняет, как затхлая бочка.

‑ Что ты узнала?

‑ Мы говорили о нашем детстве. Ему нечего сообщить хорошего. Матери он не знает. Отец в его глазах – дьявол в образе человека. Своего опекуна, Кельгеймца, он осыпает ужасными ругательствами и проклятиями.

‑ Расскажи!

‑ Это было уже за полночь. Вино помутило его взгляд и сделало ватным язык. Тогда я осмелилась спросить, кто лее убил герцога.

‑ И что он на это ответил?

‑ Он сказал: «В редком случае забой свиньи приносит мяснику столько радости, как в этом случае». А потом рассмеялся так, что мне стало жутко.

‑ Он так сказал?

‑ Когда он впадает в невероятную ярость, то использует слова, которых я не понимаю. Думаю, это латынь. Он говорит то так, то эдак, рваными фразами, перемежая слова проклятиями и злым смехом. Он говорил о документе, который находится у него.

‑ Документ? Ты уверена? Знаешь, где он хранит свои бумаги?

‑ Да, я видела, как Альбан подал ему пергамент, который принц запер в ларце. Он стоит в спальных покоях. Ключ принц носит у себя на шее.

‑ Ты можешь взять ключ, когда принц заснет. Дай ему люциферум!

‑ Это нетрудно, но я не умею читать.

‑ Это не твоя забота.

Бенедикт ждал, пока колокол доминиканского монастыря пробьет шесть раз. Потом постучал в ворота замка.

‑ Принц Генрих ожидает меня, – сказал он, когда стражник отворил ворота. – Я торговец янтарем, которого его высочество…

‑Я знаю тебя, ты уже был здесь, – перебил привратник.

‑ Ты знаешь дорогу?

‑ Да.

Он тщательно продумал каждый свой шаг, и все же, когда ворота за ним закрылись на замок, от страха пот выступил на его лбу. Теперь не осталось пути к отступлению. Он уже почти пересек двор, как стражник со стены крикнул ему:

‑ Стой! Куда идешь?

‑ Все в порядке, – ответил тому часовой на воротах. – Торговец янтарем. Принц ожидает его.

Бенедикт поднялся по открытой лестнице, нашел вход на второй этаж, отыскал прихожую и в конце остановился у двери в спальные покои. Магдалена так точно описала ему дорогу, что он нашел бы ее и в темноте. Бенедикт оглянулся, открыл дверь и проскользнул внутрь. В помещении царил полумрак.

Прошло какое‑то время, пока его глаза привыкали к темноте. На кровати он различил два обнаженных тела. Магдалена жестом позвала его. Принц лежал, уткнувшись лицом в ее колени. Он храпел с открытым ртом. Магдалена осторожно сняла с его шеи цепочку с ключом. Бенедикт взял ключ и отыскал глазами ларец. Он стоял возле самой постели, у изголовья. Бенедикт вставил ключ в замочную скважину и повернул его три раза. Обитая железом крышка была так тяжела, что ему понадобилась сила обеих рук, чтобы поднять ее. Перед ним лежала в идеальном порядке целая гора свитков. Их оказалось гораздо больше, чем он ожидал. Он встал на колени, протянул руки в ларец, как… Ужас пронизал его, точно удар кинжалом! Кто‑то ударил его сзади по плечу. С тихим вскриком он повернулся. Красное существо! Шерсть какою‑то зверя коснулась его. Бенедикт взглянул в глаза животного. Оно отскочило, уселось на задние лапы на безопасном расстоянии от человека и, затаясь, стало рассматривать его.

Ручной хорек в серебряном ошейнике. Почему Магдалена ничего не сказала ему об этой чертовской твари? Вздохнув с облегчением, Бенедикт снова собрался с духом.

Пока все еще шло хорошо.

Магдалена поманила к себе хорька, подняла на кровать.

Множество пергаментов были письмами немецких князей, которые заверяли принца в своей преданности. Некоторые имели печать императорской канцелярии из Катании. Просматривая документы, Бенедикт натолкнулся на письмо, которое привлекло его внимание. Вычурный почерк трудно поддавался прочтению. Бенедикт подошел к окну, чтобы разобрать его. Он прочитал:

Королю Генриху

От Хасан ибн Саббаха

Чтобы доказать Вам, как нам важна Ваша дружба,

мы рассматриваем Ваше желание как нашу обязан‑

ность. Считайте герцога уже мертвым. Ибо сказано:

«Разве вы не знаете, сколь далеко простирается рука

истинного Владыки?»

Бенедикт неоднократно перечитал письмо, чтобы запомнить его наизусть. Он был убежден в том, что держит в руках доказательство того, что убийство герцога Кельгеймского принц Генрих поручил некоему Хасану ибн Саббаху. Но чего добивался принц, и кто этот Хасан ибн Саббах?

Вдруг в прихожей раздались шаги, Бенедикт поспешно положил письмо обратно в ларец, закрыл крышку и спрятался за длинной портьерой. Кто это мог быть? Господи, помоги мне! Miserere mei!

Шаги прошли мимо. Бенедикт увидел достаточно. Ему пора было уходить.

Он осторожно открыл дверь. Прихожая была пуста. Никем незамеченный, он добрался до открытой лестницы. Спокойным шагом пересек двор, уверенный в себе, как торговец, который только что провернул прибыльное дельце.

‑ Бог в помощь, – пожелал он привратнику, который отворил ему ворота. Только тогда он почувствовал себя в безопасности. Deo gratias!

* * *

Новость распространилась внутри крепости как огонь по степи: жена Шахны сбежала с даиламцем.

Была собрана группа ассасинов, которым предстояло преследовать беглецов. Все хотели принять в этом участие. Каждый болезненно чувствовал оскорбление, нанесенное его мужской чести.

‑ Каим хочет, чтобы ты тоже поехал с нами, – сказал Хасим Орландо. – Они не должны убежать ни в коем случае. Никто в Аламуте не нарушает закон безнаказанно.

Время подгоняло. Отъезд проходил второпях. –У них есть преимущество в одну ночь, – сказал Шахна.

Его лицо было мертвенно бледным. Глаза с узким разрезом сузились еще сильнее. Он надел на ноги железные шпоры и держал сплетенную из кожи плетку.

Целый день они скакали без остановки. При последних лучах дня они добрались до деревни Хагат, в котором Орландо уже побывал с Заидом. Старик, возле лачуги которого они ели жареных кроликов, приветствовал его как старого знакомого.

‑ Мы отдохнем здесь недолго, – сказал Шахна. Старейшине деревни он приказал: – Принесите нам что‑нибудь поесть и дайте лошадей на смену.

Потом он пошел в свой дом, который находился при въезде в деревню, в неогражденном саду. Здесь жили его обе жены. Старшая бросилась к ногам Шахны дрожа всем телом. Не обращая внимания, он наступил на нее сапогами с железными шпорами.

‑ Где Сухела? – спросил он.

От страха она не могла вымолвить ни слова. Шахна ударил ее по лицу и заорал:

‑ Как могло это произойти?

‑ Я не знаю, господин. Я этого не знаю. Поверьте мне, я ничего не знала об этом.

‑Ты лжешь. Поди прочь с моих глаз! Исчезни! Когда я вернусь, я не хочу тебя больше видеть. И не смей являться мне на глаза, иначе я плеткой изорву твою одежду до кожи.

От беззубого старика Орландо узнал, что совратитель – молодой парень из соседней горной деревни, сын торговца рисом. Во время краткого отдыха преследователям были предложены плоские лепешки, лук и козий сыр. Мужчины ели, пока седлали других коней. Орландо получил отличную арабскую кобылицу, подвижную как молодой охотничий пес. Двое парней из деревни присоединились к ним Один из них вышел из лачуги, на стене которой Орландо нашел свой капкан. Они называли его Каррас. Он представился как ловкий следопыт и, казалось, знал все тропы в горах,

‑ Они очень точно рассчитали время побега, – сказал Каррас, – Через три дня полнолуние. Целую неделю ночи будут очень светлыми – достаточно светлыми, чтобы скакать днем и ночью. У них две сменные лошади. Это упрощает поиск следов. Они постараются добраться до Каспийского моря. Пути туда каменисты и обрывисты. Мы вряд ли сможем ехать быстрее, чем они. Мы догоним их только в том случае, если будем отдыхать меньше, чем они. Будь они мужчинами, у нас вряд ли был бы шанс. Но женщина не выдержит такой гонки. Мы поймаем их обоих.

Ночь была бесконечно длинной. С первыми лучами они увидели внизу равнину Казвин. Далекие вершины, покрытые снегом, сверкали в утреннем солнце. Обычно скудные горные луга были щедро усеяны дикими цветами. Орел парил над ними, но природа

казалась вымершей. Лошадей кормили то сеном, то овсом, которые везли мулы. Жажду животных и людей утоляла талая вода, которая текла повсюду среди камней. Несмотря на спешку, строго соблюдались все пять ритуальных молебнов.

Вечером второго дня они натолкнулись на пепел в кострище.

‑ Здесь они разбивали лагерь, – сказал Каррас

‑ Когда это было? – хотел знать Шахна. Он соскочил из седла, встал на колени, потрогал обуглившуюся ветку и с яростью бросил в пропасть.

‑ Холодная, – прошипел он, – холодная как лед. У них минимум восемь часов в запасе.

Он пришпорил коня и галопом проскакал вперед всех.

Шутур Хан был нищим кишлаком. Мужчины в чересчур широких холщовых шароварах носили бороды по грудь. Дикие и непредсказуемые как хищные птицы, они держались настороженно, готовые к прыжку. Но если заслужить их доверие, они превращались в больших детей, живущих больше в мире чудес, нежели в мире разума.

Всадника с женщиной они не видели. С времен последнего дождя здесь не проезжал ни один всадник. Гужевых лошадей и хромого жеребца Шахны обменяли на свежих. Поели холодный рис, запивая только что подоенным молоком.

Орландо расседлал свою кобылу, чтобы насухо вытереть ее. При этом он прислонил капкан к стволу дерева. Каррас взял его в руки, внимательно рассмотрел и спросил:

‑ Этот твой капкан?

‑ Почему ты спрашиваешь?

‑ Он кажется мне знакомым. Орландо рассмеялся:

‑ Очень может быть. Я потерял его и нашел в вашей деревне.

‑Ты привез его со своей родины?

‑ Верно.

‑ Что ловят франконцы таким капканом?

‑ Волков, порой даже медведей.

‑ Здесь нет ни волков, ни медведей.

‑ Зато им можно ловить и другую дичь, циветту или бешеных псов.

‑ И людей?

‑ И людей.

Во второй половине дня они встретили крестьян, которые отдыхали на обочине после работы в поле. Молодая мать кормила грудью младенца. Когда она увидела всадников, то прикрыла лицо, оставив открытой грудь. Упругая и молочно‑белая она ярко выделялась на темной ткани одежды.

‑ Куда вы скачете? – спросили крестьяне. Шахна и его люди промчались мимо них молча.

‑ Почему мы не ответили на их вопрос? – поинтересовался Орландо.

Шахна ответил:

‑ Скрывай свое золото, свои мысли и цели своего пути!

Когда дорога шла по равнинной местности, они спали в седле с полузакрытыми глазами, опустив подбородок на грудь. Однажды молодой даиламец упал с лошади.

‑ Где я? – спрашивал он, когда мужчины, ругаясь, сажали его обратно в седло.

Рано утром они нашли остатки кострища с еще тлеющими углями.

‑ Теперь они в наших руках, – сказал Каррас, который ехал рядом с Шахной впереди отряда.

‑ Нам стоит поспать два, три часа, – предложил Шахна, – чтобы у нас были силы, когда охота достигнет разгара. Еще сегодня мы поймаем их.

Когда Орландо проснулся, солнце уже стояло в зените.

‑ Мы должны поспешить, – подгонял Шахна. – Внизу – тропы старого торгового пути. Веками здесь возили наверх рис с побережья Каспийского моря. Дорога пологая, но продуваемая ветрами.

Отдых пошел на пользу людям и животным. Отдохнувшие, они спешили к долине. За резким поворотом дороги они столкнулись с торговцами рисом в длинных войлочных одеждах, кутающихся в капюшоны. Их выкрашенные хной бороды были коротко подстрижены. Они гнали перед собой стадо мулов, тяжело нагруженных мешками с рисом. Колокольчики на упряжках, звенели по всей долине светло, как музыка.

‑ Да пребудет с вами Аллах! – крикнул Шахна, – Вы не видели всадника с женщиной и двумя гружеными лошадьми?

‑ Они отдыхали в лесочке возле Чала, – сказал самый старший.

‑ Как далеко это отсюда?

‑ В гору на лошадях три часа.

‑ Да дарует вам мир Всемогущий!

‑ Сейчас и навсегда.

Они добрались до деревни Чала в самом начале второй половины дня. Ни следа беглецов. Брошенные, как надгробья, лачуги лежали в придорожной пыли. Преследователи стучали во все двери. Никто им не открыл. Нигде не показался ни один человек.

‑ На коней! – ругаясь, крикнул Шахна. – Едем дальше!

Чем глубже они спускались, тем больше изменялась природа. Долины становились более зелеными.

‑ Там внизу лежит Сад дикости, – сказал Кар‑рас, который лучше всех ориентировался в этой местности и столь ловко использовал это знание, что его стали воспринимать как заместителя Шахны. Вообще, казалось, Шахне понравился юный Каррас. В то время как с другими он обращался как командующий и держал своих товарищей на расстоянии, с этим юношей он шептался, смеялся и касался его щеки, как будто тот был его близким родственником или другом.

Когда они доехали до Сада дикости, закричала кукушка. Воздух наполнился ароматом смолистой древесины. Бутоны самшитового дерева с серебристыми листьями заполонили ноздри своим сладким запахом. Вода булькала на гладко усыпанной гальке. Жадно глотали лошади прохладную свежесть.