Текст книги "Ожерелье голубки. Райский сад ассасинов"

Автор книги: Э. Хайне

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

* * *

Леон Бруссар, Великий магистр ордена Храма в Иерусалиме, был очень заметным мужчиной. На целую голову он был выше своих спутников. Волосы и борода его были снежно‑белыми, коротко подстриженными. Густые низко опущенные брови затеняли глаза. Когда он говорил, то двигал длинными, тонкими руками с большой выразительной силой. Его сопровождал сенешаль, человек с мрачным взглядом. Многолетнее военное ремесло отпечаталось на его лице.

Секретарь великого магистра, напротив, был молодым человеком с заметной примесью арабской крови. Встреча состоялась во внутреннем дворе крепости. Орландо сопровождал Хасим. Великий магистр ожидал их стоя в конце колоннады. Орландо, поклонившись, подал свое письмо.

‑Добро пожаловать в Крак‑де‑Шевалье, – сказал Великий магистр. – Вы из Аламута? Долгий путь. Надеюсь, путешествие доставило вам радость.

Он рассмотрел печать, прежде чем взломать ее. На ней была изображена пчела в сотах. Потом прочитал послание – неоднократно, как показалось Орландо. В конце концов он молча сложил письмо. Секретарь протянул руку, чтобы забрать пергамент. Великий магистр не обратил на это внимания. Он засунул письмо в разрез своих широких одежд на груди.

‑ Вы получите ответ через несколько дней, – сказал он, – а пока вы наши гости.

‑ Ты освободил почтовых голубей? – спросил Хасим вечером того же дня.

‑ Да, конечно, – ответил Орландо. – Сразу же после прибытия, как и договаривались.

‑ Это очень хорошо, – ответил Хасим, – их с нетерпением ждут в Аламуте.

Крепость Крак‑де‑Шевалье находилась на возвышении на восточном склоне горы Анзарии и сторожила широкую равнину. Построенная первоначально арабами крепость была завоевана крестоносцами. Граф Триполи передал их мальтийцам. Теперь она служила тамплиерам форпостом на торговой дороге в Хомс. Вид с зубчатых стен открывался завораживающий.

Орландо и Хасим свободно передвигались внутри крепостных стен. Низариты разместились возле ворот святой Агнессы, в своего рода.караван‑сарае.

Во второй половине следующего дня Великий магистр дал знать Орландо, что желает отужинать с ним. Он ожидал его после захода солнца.

Вместо большого стола в столовой Великого магистра стоял только низенький столик. Ковры заменяли стулья. Леон Бруссар пригласил Орландо занять место напротив него. Молодой брат Ордена внес блюда: жареные птицы, рыба. Их запивали водой. Блюдо с виноградом и фиником стояло подле‑

‑ Необременительная ночная трапеза – верное обрамление для беседы с глазу на глаз, – сказал Великий магистр. Он свободно говорил по‑арабски с андалузским акцентом. – Старец Горы сообщил мне в письме, что я могу говорить с тобой как с ним. Это очень необычное доказательство доверия к столь молодому человеку. К тому же ты не выглядишь как низарит.

‑ Я родился в Гранаде и вырос в Александрии.

‑ Как же ты оказался среди низаритов?

‑ Пути Аллаха запутанны.

‑ И все же они всегда приводят к цели, – добавил Великий магистр. – Ты пользуешься доверием Кайма. Опиши мне его. Что он за человек?

‑ Существует определенное сходство между ним и вами, – сказал Орландо.

‑ Это не удивляет меня, – засмеялся Великий магистр. – Существует столько внешних совпадений между нашими орденами, что многим владыкам это обеспечило бессонные ночи.

‑Что вы хотите этим сказать? – спросил Орландо.

‑ Посмотри на эту рыбу. Она почти ничем не отличается от рыбы из твоей родины. Конечно, существуют более маленькие и более крупные рыбы, плоские и вытянутые, но у всех основная форма совпадает, хотя рыбы из вашего пруда никогда не встречались с нашими. Задачи существа определяют его форму. Нет никакой случайности в том, что пасть находится спереди. Только там она выполняет свою задачу, потому что впереди она ближе к добыче. Рыба способна проглотить корм быстрее, чем другое животное. Ее глаза тоже не могут находиться сзади, потому что рыба хочет видеть то место, куда плывет, а не то место, где она находится. Рыбам не требуются веки, чтобы закрывать глаза от жидкости. Им не нужны ни ноги, ни крылья. Вода сама несет рыбу, куда она хочет. Как руль корабля она использует плавник хвоста. Даже цвет ее кожи не случаен. Ее спина всегда темнее брюшка, чтобы она не была видна сверху на фоне темного дна.

Бог был не свободен в творении своих созданий. Он не мог дать разгуляться своей фантазии. Необходимые для жизни требования диктовали ему образы. Одинаковые задачи создали неизбежно одинаковые формы.

По этой причине ордены ассасин и тамплиеров так похожи.

‑ Разве это действительно так? – изумился Орландо.

‑ А ты не замечал, что ассасины и тамплиеры носят почти одинаковые одежды: белый плащ и красную эмблему? У вас полумесяц, у нас мученический крест. Я не знаю, известны ли тебе наши правила, но ваши я знаю очень хорошо. Они совпадают целыми списками пунктов. Едва ли можно говорить о случайных совпадениях. Внешне мощь ассасинов базируется на дюжине неприступных крепостей, рассеянных далеко по чужим территориям. Число крепостей и укрепленных домов моего Ордена насчитывает почти девять тысяч, их цепь растянулась от Ирландии до Кипра. Мы такие же рыцари‑монахи, и нам угрожает больше опасности от наших верующих братьев, чем от вас. И у вас обстоит не иначе. За небольшими исключениями все жертвы ассасинов были мусульмане: аббасиды, сунниты, сельджуки. Никогда не нарушался договор между нами и вами. Тамплиер, который убил посланника Старца Горы, был наказан нашим правосудием так строго, как если бы он убил брата по вере. Тайными соглашениями между нами и вами можно наполнить целый сундук. Но что я рассказываю тебе? Ты сам увеличил их число еще одним.

‑Я могу только подтвердить ваши слова, – сказал Орландо. – Каим питает большое уважение к ордену тамплиеров. В тех немногих случаях, когда от наших кинжалов пали христиане, мы действовали по поручению наших христианских друзей. К числу таких деяний относится убийство Людовика Кельгеймского. Вам известен этот случай?

‑Я слышал о нем, – сказал Великий магистр. Было очевидно, что тема эта неприятна ему. – Я спрашивал тебя, что за человек Старец Горы? Это правда, что он годами не покидает свою башню в Аламуте?

‑ Когда бы мог мозг покинуть черепную коробку? И все же он лучше осведомлен, чем все члены его тела.

В конце их беседы Великий магистр спросил: –Ты знаешь, за что мы платим вам?

‑ Нет, – искренне ответил Орландо.

‑ Но тебе известна величина суммы?

‑ Нет.

‑ О, Боже, что вы за люди! – воскликнул Великий магистр. – Я выдаю тебе на руки крупную сумму золотом, на которую ты сможешь купить всю эту крепость, а вы обращаетесь с этой ужасной передачей денег как с самым обычным поручением. Сколько у вас людей?

‑ Семеро.

‑ Семеро! Вы не боитесь, что вас ограбят?

‑ Кто осмелится, – возразил Орландо, – ограбить Старца Горы?

Он попросил дозволения посмотреть конюшни. На следующее же утро его просьба была выполнена. Тамплиер провел время под сводами нижнего двора крепости, где размещались кони. Их вид заставил сердце Орландо сильно забиться: роскошные арабские, чистокровные рысаки, со стройными ногами, породненные более с газелями, нежели с массивными скакунами Европы.

Орландо остановился возле молодого мерина с искусно заплетенной гривой.

‑ Благородное животное, – похвалил он. – Но почему же он такой нервный? Что с тобой?

Конь, к которому обращались, насторожив уши и шумно раздувая ноздрями, рванулся с цепи. Глаза его, казалось, вылезли из орбит.

‑ Осторожно! – предупредил тамплиер.

Это были последние слова, которые долетели до Орландо.

Когда он пришел в себя, то лежал на соломе. Его голова гудела как все колокола аббатства в Жизоре.

‑ Где я? – спросил он.

Как сквозь густой туман он увидел над собой лицо. Рука коснулась его щеки. –Ты меня слышишь? –Да, я слышу тебя!

‑ Ты можешь двигаться?

Орландо попытался встать. Но безуспешно. Лишь с чужой помощью он поднялся на ноги. Все закружилось вокруг.

‑ Что со мной случилось? – спросил он.

‑ Мерин лягнул тебя. Его кастрировали три дня назад, и он никого к себе не подпускает. Я должен был тебя предупредить.

‑ Я долго был без сознания?

‑ Только пару секунд. Ты ударился головой о косяк. У тебя хороший ангел‑хранитель. Только один шрам на лбу.

Великий магистр вызвал к себе сенешаля.

‑ Я должен поговорить с тобой, – сказал он. – Этот посланник Старца Горы… что ты думаешь о нем?

‑ Странный ассасин.

‑Ты прав. Тебе что‑то бросилось в глаза?

‑ Он говорит на андалузском арабском.

‑ Дело не в диалекте, – сказал Великий магистр. – Его манеры. Как он движется, садится, как он ест. Можно подумать, что он один из нас

‑ Один из нас? Вы думаете… он…

‑ Тамплиер. Да, я это имею в виду.

‑ Вы шутите! – засмеялся сенешаль.

‑ Мне сейчас не до шуток.

‑ Но вы не можете так думать. Вы ошибаетесь. Вы должны ошибаться.

‑ Я редко ошибаюсь в людях. К тому же у меня есть доказательство.

Великий магистр открыл дверь, которая вела в отдельный кабинет, и позвал молодого тамплиера.

‑ Ты провожал сегодня посланника Старца Горы в конюшни. Расскажи нам, что ты видел.

‑ Мы прошли совсем немного, и его лягнул недавно кастрированный мерин, да так, что он ударился лбом о косяк и потерял сознание. Я положил его спиной на солому, чтобы обработать его рану. Я внимательно осмотрел его голову в поисках повреждений. При этом я обнаружил печать Бафомета.

‑ Ты хочешь сказать, что у него есть тайное клеймо тамплиера на затылке под волосами?

‑ Этого не может быть! Ты наверняка ошибаешься, – возмутился сенешаль.

‑Я видел это собственными глазами. Клянусь всеми святыми.

‑ Что должно это все обозначать? Тамплиер на службе у Старца Горы! Ах, что я говорю: «на службе»! На привилегированном положении ближайшего доверенного лица. Это совершенно не можно!

‑Нет ничего невозможного, – сказал Великий магистр.

‑ Каким ничтожным созданием должен быть тот, кто предал свой Орден! – возмутился сенешаль. – Мне надлежит заставить его говорить?

‑ Он эмиссар Старца Горы. Не забывай об этом. Он неприкосновен. Кроме того, он больше нужен нам живой, чем мертвый. Не спускайте с него глаз!

* * *

В плотной толкотне улицы Орландо почувствовал, как кто‑то пытается схватить его кошелек. Он резко повернулся.

Перед ним стоял Захария.

Захария уставился на него так, будто увидел привидение. Он попытался спастись бегством, однако Орландо крепко схватил его.

‑ Захария! Это действительно ты?

‑ Нет, пожалуйста. Отпусти меня! Мне больно!

‑ Но, брат Захария, неужели ты больше не узнаешь меня?

‑ Пожалуйста, Орландо, отпусти меня, – он говорил тихим, очень печальным голосом человека, навсегда утратившего надежду.

‑ Поди сюда, дай обнять тебя, брат! Ты жив!

‑ Нет, пожалуйста, не надо.

‑ Мой Бог, ты жив! Я был уверен, что волны поглотили тебя! Как у тебя дела? Как ты попал в Аккон?

‑ Это очень длинная история.

Орландо втолкнул его в таверну, заказал сыра и кувшин вина. Сделав большой глоток, он протянул кувшин через стол Захарии.

‑ Выпей, брат, за твое воскрешение из мертвых! Захария схватил кувшин и припал к горлышку. Он

пил большими глотками, пылко, закрыв как глаза, в молитве, будто чаял обрести надежду в пьянящем соке лозы.

‑ Оставь и мне, – засмеялся Орландо.

‑ Закажи себе другой, – сказал Захария. – Тебе нельзя пить со мной из одной кружки.

‑ Мы вместе хлебали суп из одного чугунка, спали под одним покрывалом. Ты что же, все забыл?

‑ Я ничего не забыл. Но так не годится.

‑ Что с тобой?

Захария нагнулся, расстегнул цветную обувь, стянул ее и показал Орландо свои стопы. Они были черными.

‑Тебе стоит хорошенько помыть ноги, – пошутил Орландо.

‑ Это не грязь, это лепра.

‑Ты имеешь в виду…

‑Да, проказа.

Он начал свой рассказ, и чем дольше он говорил, тем более страстным и громким становился его голос.Захария не обращал внимания на окружающих. Слишком долго копились эти ужасные события, которые потом навалились все разом и только теперь были выражены в словах.

‑ Когда я очнулся, я лежал на досках лодки. Рыбаки выловили меня в море. Они привезли меня на маленький остров у юго‑восточного побережья Сардинии, где обо мне с большой любовью заботились женщины. Мои легкие так ослабли, что я много дней находился в беспамятстве, как новорожденный. Когда силы, наконец, вернулись ко мне, я узнал чудовищную правду: я находился на острове прокаженных.

Когда рыбаки находят в воде незнакомца после кораблекрушения, то приносят его женщинам на остров мертвых, чтобы доставить несчастным радость, – как приносят умершему на могилу цветы. В конце концов мне удалось убежать, но было уже поздно. Проказа поразила мои ноги. Три дня я провел на море в весельной лодке. Потом меня подобрал венецианский корабль, который вез в Аккон лошадей по поручению Мальтийского ордена. Во время морского путешествия у меня было время поразмыслить о своей безжалостной судьбе. Ты знаешь, что делают тамплиеры с братьями, которые больны лепрой? Они отдают их ордену святого Лазаря. В такой больнице я должен буду закончить жизнь. Тогда я взял судьбу в свои руки. Из охраняющего стадо животного я превратился в одинокого волка, одиночку, который охотится далеко от стаи. Теперь ты знаешь, как я зарабатываю на прожитье. Чести больше нет, но кто честен? Рыцари Ордена? Не смеши меня! Проказа открыла мне глаза. В отличие от чумы, которая убивает тебя за три дня, таится что‑то нежное в лепре. Это болезнь, которая дает тебе время для умирания, и этого времени довольно, чтобы как следует рассмотреть жизнь.

С самого начала крестоносная идея была безумием. И мы были острием их копья: рыцари Храма, или, правильнее, братство бедных рыцарей Христа Храма в Иерусалиме. Ты знаешь, что святой Бернард думал о нас, о крестоносцах? Я прочитал это собственными глазами. «Среди них есть подлецы, безбожники, мерзавцы, разбойники, клятвопреступники и убийцы. Истинное спасение для Европы, что этот сброд отправился на Восток. С другой стороны, они хороши для черной работы, которая предстоит им там». И это говорит святой Бернард! Он говорит о нас, обо мне и о тебе – «подонки»!

Оторванные от родины, всеми гонимые, безумные фанатики, которые выжгли на своей коже крест, с них начался первый крестовый поход. Он стоил жизни двухстам тысячам человек. О мужчинах не стоит печалиться.

Они не желали ничего другого. Но дети! Их послали в дорогу, чтобы освободить от неверных Гроб Господний одной своей невинностью. Кто не заблудился по пути, был продан как скот на невольничьем рынке. «Спасайте Святые места! Этого хочет Бог!»

Какое чудовищное кощунство!

Ты уже осмотрелся здесь? В Акконе каждая итальянская республика имеет собственный квартал: Пиза, Амальфи, Генуя, Венеция. Они все занимаются прибыльной торговлей с неверными. Они продают мусульманам оружие, которым те потом убивают нас.

Хозяин наполнил их кружки.

Захария пил жадными глотками. Сильный жар горел в его глазах.

‑Дож Энрико Дандоло собрал восемьдесят пять тысяч талеров серебром за перевозку одного‑единственного войска. Рыцари, которые не могли платить, должны были отработать за свой перевоз. И ты догадываешься, как? Им вменили в обязанность завоевать для Венеции Задар. Задар – христианский город. Точнее сказать, был христианский город. Его стерли с лица земли. Его жителей убили, изгнали или продали в рабство неверным. В конце концов, крестоносцы все же пошли на Константинополь. Город был разграблен и сожжен. Во имя креста они свергли крест.

Захария осушил кружку, вытерев рот рукавом: – Знаешь, как проходил богоугодный захват Иерусалима? В храме Соломона, по имени которого мы называем себя храмовниками, крестоносцы учинили безжалостную резню сарацин, которые пытались спастись там. Они стояли в крови по щиколотку, как рассказывает Вильгельм Тирский, один из нас. Были перебиты все мусульмане, невзирая на возраст и пол. Но не только они. Синагога, полная евреев, была сожжена, после того как все выходы из нее заперли. Вот так освобождалось Святое место с кличем: «Этого хочет Бог! Это во имя Бога!»

Захария впал в дикую ярость. Его глаза сверкали гневом. Уже ничего не осталось от прежнего юноши, с которым они вместе отправились в путь позапрошлым летом, чтобы открыть для себя таинственный мир.

‑ Знаешь, – сказал Захария, – моя вера – это мое единственное богатство. Мы желали изменить Восток. Однако Восток изменил нас. Сейчас я знаю, почему Адриан покинул нас. Нет больше ничего из того, что было. Даже меня больше нет.

‑Ты болен, – сказал Орландо.

‑ Поверь мне, проказа – не обычная болезнь. Эта эпидемия – наказание Божие за наши кощунства в Святой земле. Ты знаешь, что только во франконской империи существует свыше двух тысяч домов для прокаженных? Крестоносцы занесли эту чуму как клеймо Каина! Это и есть каинова печать. По какой другой причине зараженный лепрой считается нечистым? Он должен, как преступник, носить особую позорную одежду, он теряет все свои исконные права. Он больше не находится под защитой закона. Каждый может убить его безнаказанно, как шелудивого пса. Даже Церковь отворачивается от него. Того, кто заражается лепрой и не объявляет об этом, отлучают от Церкви. Всех подозреваемых приводят на обследование. Если таковой здоров, его оправдывают, если же болен, его сажают за решетки домов призрения как преступника. Такие нерасторжимые связи, как брак и принадлежность к ордену, считаются расторгнутыми. По больному лепрой служат панихиды, даже если он еще жив. Я мертв. Какая могила защитит меня от моего Бога?

‑ Мы допросили того человека, с которым он тайно встречался, – сказал сенешаль. Он шел рядом с Леоном Бруссаром по усыпанной гравием дорожке сада, отделяющей покои Великого магистра от зверинца.

‑ Он разговорился?

‑ Не сразу. Но вы знаете, в конце концов они все начинают говорить.

‑ Кто это?

‑ Вы не поверите, он был тоже тамплиером.

‑ Был?

‑ Он не выдержал допроса.

‑ Вы убили брата Ордена?

‑Мы лишили жизни несчастное создание, которое добывало себе на жизнь воровством, опустившееся и пораженное проказой.

‑ Полагаю, он был тамплиером?

‑ Да, тамплиер дома Ордена в Париже. Захария из Ратценхофена – было его имя.

‑ В каких отношениях он находился с нашим человеком?

‑ Их послали вместе в Аламут, чтобы разузнать об ассасинах. Причиной миссии послужило убийство Людовика Кельгеймского.

‑Ты хочешь сказать, что нам удалось заслать тайного агента в главную резиденцию ассасинов?

‑ Мой Бог, какая фантастическая мысль!

‑ Вы действительно верите, что такая пронырливая старая лиса, как этот Каим, попадется на такую неуклюжую уловку?

‑ Да, ты прав. Пахнет предательством. Как зовут нашего человека?

‑ Орландо Падуанский, синерубашник

‑ Синерубашник? Непостижимо! И что должен был сделать здесь этот Захария?

‑ Они потеряли друг друга из виду во время кораблекрушения. Захария из Ратценхофена спасся и был доставлен на остров лепры. Там он заразился проказой. Из страха перед изоляцией он спрятался в Акконе. Их встреча была чистой случайностью.

‑ Чистой случайностью? Можно ли этому верить? Он говорил правду?

‑ Ручаюсь.

‑ А тот, другой… как его там?

‑ Орландо Падуанский.

‑ Он один из нас или один из них?

‑ Почему вы сами не спросите его?

‑ Как я могу задавать подобные вопросы? – сказал Великий магистр. – Если бы он был одним из нас, то открылся бы, по крайней мере, мне. Почему он скрывает от нас свою истинную природу?

‑Вы правы. Он – Иуда.

‑ Он заслужил смерть. Предательство позорнее убийства.

‑ Убийство! – Сенешаль остановился. – Это навело меня на мысль. Мы должны сообщить Парижу, что их брата Захарии из Ратценхофена больше нет среди живых. Мы нашли его с кинжалом в спине. Его последними словами были: «Орландо Падуанский – мой убийца». Мы заклеймим предателя каиновой печатью и освободим себя от подозрения, что мы имеем что‑то общее со смертью этого несчастного.

‑ Хороший шахматный ход, о котором я, безусловно, ничего не знаю, – одобрил Великий магистр. – Вы действуете без моего согласия. Смотрите, чтобы письмо было отправлено еще сегодня.

Два дня спустя Орландо получил окованный железом ларец.

Великий магистр со значением посмотрел Орландо в глаза и сказал:

‑ Mostra te esse frater. Орландо выдержал его взгляд.

‑ Что вы говорите? – переспросил он. – Я не говорю по латыни. Это же была латынь?

‑ Очень хорошо, – сказал Леон Бруссар.

‑ Почему ты лгал собственным братьям? – спросил его голос Адриана за вечерней молитвой.

Орландо ответил:

‑ Как я могу доверять человеку? Разве не подстерегает меня везде предательство? Почему Каим послал именно меня? Он хотел меня испытать. Я уверен, что у него имеются свои агенты в самых высоких службах в Крак‑де‑Шевалье.

‑ Ты всегда был слишком пуглив, – сказал Адриан.

‑Я был таким? Почему Великий магистр потре‑

бовал: «Докажи мне, что ты брат!» Я не выдал себя ни словом, ни жестом. Откуда у него взялось подозрение, что я могу быть одним из них? Кто ему донес? Париж? Едва ли. Аламут? Никакая осторожность не будет излишней. Я должен выполнить миссию. Respiсе finem!

* * *

Восемнадцать дней в седле, восемнадцать дней солнечного пекла, пыли, жажды. В конце долгой скачки в вечернем тумане показались вершины Эльбурса. И еще четыре дня сквозь узкие пропасти, по продуваемым ветрами проходам. Наконец! Как Фата Моргана встали впереди башни Аламута! Крик радости вырвался из осипших глоток: «Аламут! Аллах велик!» У Орландо было чувство, что он вернулся домой. Ликующая радость наполнила его, когда они проезжали через большие ворота. Старого Хасима, измученного жаром и ослабленного поносами, пришлось снять с коня. Они внесли его в дом врача.

Впервые Орландо позвали к Кайму одного. Старец вышел ему навстречу. Принял шкатулку с золотом, сломал печать и прочитал ответное письмо. Его лицо просветлело. Кустистые брови поднялись, глаза светились.

‑Ты хорошо сделал свое дело, Аднан. Я ожидаю завтра посольство из Аль‑Искандерии. Ты примешь участие в переговорах. Будь готов!

В ту ночь Орландо спал как убитый. Он проснулся от вечно жарких ссор горных галок, которые заселили крепость, будто они были истинными хозяевами

Аламута. Солнце стояло уже высоко в небе, когда посыльный Старца Горы постучал в дверь Орландо. Он отвел Орландо в Красный замок для гостей. Отсюда открывался вид на всю долину Аламута до вечных снегов горного массива Таха‑ибн‑Сулеймана, трона Соломона.

Красный замок был устроен как каравай‑сарай. Двухэтажные здания окружали квадратный внутренний двор, затененный пиниями. Теперь здесь стояли лошади посланников.

Перед плоской постройкой с многочисленными рядами выкрашенных в белый цвет арабских куполов гонец остановился и открыл ворота. Орландо оказался перед залом мечети. Сводчатый потолок поддерживался лесом колонн. Пол устилали ржаво‑красные ковры.

На противоположной стороне помещения восседала дюжина мужчин и посреди них – Каим. В стороне от него находился какой‑то человек атлетического телосложения с тюрбаном на голове и бурде из шелка Орландо услышал, как он говорит:

‑ Только одна вера защищает имущество и женщин. Богослужение проводят только из‑за добра и женщин. Потому что если бы имущество и женщины были доступны, то в чем же заключалось различие между нами и скотом? Без веры в Аллаха невозможно признание права собственности и чести женщин. Одно немыслимо без другого.

Старец Горы сделал жест Орландо и представил его присутствующим как своего Наздикана. Так он называл Орландо в первый раз. Наздикан – древнее почетное звание для самых доверенных приближенных повелителя. Носитель тюрбана был Фахд ибн Тхабит, великий визирь властелина правоверных. Его темнокожий секретарь, без сомнения, евнух, следовал за ним как тень, чтобы записывать каждое его изречение.

Великий визирь обратился к Кайму:

‑ Меня интересует ваше мнение. Каим ответил:

‑ Вы уделяете полногрудым женам слишком большое значение. Когда Александр Великий обратил в бегство персидского царя Дария, ему сообщили, что побежденный имеет поразительно прекрасную дочь и младшую сестру, полную очарования. Под луной не существовало подобного гарема, который бы мог сравниться с гаремом Дария. Александр дал ответ: «Я победил мркчин. Мне не требуется побеждать их женщин». И он не вошел в женские покои Дария. Теперь вы знаете, почему его называют Великим.

‑ Вы считаете это наивысшим благом? – спросил великий визирь.

‑ Для человека нет более ценного имущества, чем знание. Оно ценится больше, чем любое сокровище. Потому что сокровище тебе нужно охранять, знание лее само сохранит тебя. Нет более действенного оружия, чем острый ум.

Кайма едва можно было узнать. Он снова стал тем прежним Хасаном ибн Саббахом, который одним всесокрушающим духовным даром основал самый грозный орден своего времени. Его искусству убеждения удалось завоевать такую крепость, как Аламут, без единого удара меча.

‑ Как это объяснить, – спросил великий визирь, – что ваша крепость носит название Аламут, Орлиное гнездо, а животное на вашем гербе – маленькая пчела? Почему не орел, король воздуха?

‑ Что ты думаешь об этом, Аднан? – спросил Каим.

Орландо ответил:

‑Орел, лев, медведь пользуются у людей большим уважением…

‑ Не забудьте гепарда, – добавил Фахд ибн Тха‑бит, потому что Фахд по‑арабски означает «гепард».

Орландо пропустил эту реплику мимо ушей.

‑ Крупные хищники пользуются уважением. Но, собственно, что вызывает наше почтение? Мужество льва и сила медведя? Но разве это так? Львы, медведи, тигры, волки и прочие выискивают исключительно больных, слабых или юных жертв. Они охотятся только за полумертвой, обреченной жизнью. И за это их следует считать падальщиками. А если они все же время от времени убивают здоровое животное, то только потому, что во много раз превосходят свою жертву. Волк в десять раз больше ягненка, которого сжирает.

Поистине мужественными героями являются маленькие животные, которых мы презираем. Комар бесстрашно бросается на жертву, превосходящую его на целый дом. Мы называем его мерзким кровопийцей. Пчела, которая вонзает жало в человека, действует несравненно более героически, чем орел, убивающий зайца.

Кайму понравилось это рассуждение. Он со смехом обратился к Тхабиту:

‑ Ну, теперь вы знаете ответ. Вы должны взять имя кровопийцы.

Вскоре тема разговора вновь обратилась на женщин.

Фахд ибн Тхабит сказал:

‑ Даже если женщина всю жизнь проведет в обществе мужчин, она постигнет истину не больше, чем ложка вкус супа.

‑ Какое сравнение! – восхитился Старец Горы.

‑ Нет ничего вкуснее, чем жареные птичьи крылья, – мечтательно проговорил Тхабит, – но несмотря на это я не пришел бы к абсурдной мысли съесть моих соколов или фазанов, и не потому, что они дорогие и редкие, а потому, что я их люблю. Сильное наслаждение можно только получить только в том случае, если нет любви. Женщин, которых я люблю больше всех остальных, – мою мать и сестер, – я не вожделею. Любовь и сексуальность – совершенно разные вещи. Когда я высасываю устрицу или облизываю фигу, я не жду от них, чтобы они любили меня. Я наслаждаюсь их мясистой плотью – и точно так же обхожусь с девушками из моего гарема. Я согласен с аль‑Муджлиром, губернатором Барсы и Куфы, который в конце жизни сказал: «Я был женат почти на сотне женщин, но ни одну не познал по любви».

Сайда смеялась от всего сердца, когда Орландо цитировал ей высказывания Тхабита. Он спросил:

‑ Что побуждает такие разговоры? Ни слова о политике. Ничего важного.

‑ Ты видел торговцев коврами на базаре, – сказала Сайда. – Они болтают с покупателем о Боге, о женщинах, о погоде, болезнях и политике. Разговор – это часть стратегии продаж. Во время такой беседы они выясняют, сколь высокую цену могут запросить. То же самое делает и Каим.

* * *

За ужином Хасим сказал:

‑ В начале месяца мухаррама мы ожидаем в Аламут посольство монголов. Как вы знаете, сейчас нигде на земле нет такой военной силы, которая могла бы сравниться с монголами. Их продвижение на Запад не в силах остановить никто. Дни турецких псов сочтены. И поскольку враги моих врагов – мои друзья, монголы – наши друзья. Поэтому так важен для нас этот визит. Каим ожидает, что вы будете вести себя соответствующим образом.

Орландо еще не доводилось видеть ничего подобного. Дикие, исполненные кипящих сил варвары. Их было восемнадцать.

Несмотря на холод, который приносили ледяные порывы ветра, долетавшего с высоких снежных полей, они скакали на своих лохматых лошадях с обнаженными торсами, мускулистые, как анатолийские бойцы.

Кожа их вся была покрыта шрамами, которые служили им вместо боевых отличий. Их черные космы и бороды были заплетены в бесчисленные косички и беспорядочно болтались, украшенные разноцветной рваниной и мишурой. Они ехали без седел и казались слитыми воедино с коротконогими лошадьми.

На расстоянии полета стрелы от ворот Аламута они пришпорили коней. Вынув из ножен кривые сабли, они влетели на территорию крепости. Раздался дикий крик, вылетающий сразу из восемнадцати глоток.

Окруженный дикими всадниками, мчался человек, который внешним обликом сильно отличался от них, будто вовсе не принадлежал к их племени. Он был облачен в бархатный плащ с соболиной отделкой. Меховая шапка, высокая как тиара, венчала его голову.

Когда они рысью двигались по улицам нижнего города, направляясь к своим квартирам, весь Аламут уже находился в боевой готовности.

Опасность, которая исходила от этих воинов Золотой орды, была очевидной, как угрожающий жест раздувшей капюшон кобры. Шахна, капитан крепости, встретил их стоя во дворе красного замка. Два монгола опустились на четвереньки возле ханского коня.

Хан величественно спустился с со своей лошади. Его длинные одежды струились, как волны, плетеная нагайка свисала с запястья.

Каждое его движение выглядело провокацией. Непомерное высокомерие окружало его ледяной стеной.

‑ Добро пожаловать в Аламут, – произнес Шахна, единственный, кто владел языком монголов.

‑ Ты говоришь нашим языком? – Хан рассмотрел его и усмехнулся презрительно: – Ты монгол?

‑ Нет.

‑ Почему же ты говоришь как монгол? Разве видели мышь, которая ревет как лев?

Монголы засмеялись. Краска гнева залила лицо Шахны до самых висков.

‑ Проводи меня к своему господину, – приказал хан.

‑ Вы не желаете сперва увидеть свои комнаты?

‑ Нам не требуется крыша над головой. Мы спим под открытым небом. Все, что нам нужно, – это огонь, сено для лошадей и мясо для мужчин.

Два низари проводили хана к Кайму в Тадж аль‑Алам.

Уже скоро во дворе красного замка был разведен костер. Факелы освещали каменный угол здания. Четырех овец насадили на вертела. Две дюжины низа‑ритов составляли общество монголам, в то время как другие жители крепости затаились в засаде, готовые напасть в случае необходимости.

Так как никто не понимал языка другого, образовалось два отдельных лагеря.