Текст книги "Ожерелье голубки. Райский сад ассасинов"

Автор книги: Э. Хайне

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

‑ Хатам ан‑набий, – сказал аль‑Хади. Это звучало почтительно. – Печать пророка! Истинно! У него печать пророка! Хатам ан‑набий! Как это может быть?

‑ Ты видел это своими глазами? – спросил Каим.

‑ Аллах свидетель, – ответил аль‑Хади. – У него печать пророка.

‑ Бывают странные совпадения, – промолвил Старец.

‑ Родинка такой необычной формы точно на правильном месте – это не совпадение. Это знак провидения.

‑Даже если это было так, – сказал Старец, – почему мы увидели этот знак только сейчас?

‑ Восемь месяцев он пробыл в Аламуте. Больше двести дней и никто не заметил его раньше.

‑ Вы что, его просмотрели? Или вы слепы?

‑ Ты прав, – сказал аль‑Хади, – как могли мы просмотреть печать пророка? Как это возможно? Это не может быть, если только…

‑ Если только что?

‑ Если только у него ее раньше не было. Можно ли вызвать у себя появление такого знака, как родинка или бородавка?

‑ Как известно, у Мухаммеда и пророков старых текстов печать пророка была от рождения.

‑ Кто из федаи знает его особенно хорошо?

‑ Али был его другом. Он погиб в Аль‑Исканд‑рерии.

‑ Не Сайда ли лечила его раны после несчастного случая на охоте?

‑ Верно! Несчастный случай. У Аджама есть шрамы. Сайда должна посмотреть их.

‑ Как же мы объясним ему причину ее обследования?

‑ Придет что‑нибудь в голову. Придумайте.

В Аламуте было два врача: бородатый Абу Наджа и Сайда, единственная женщина, словно добрая фея в суровом мире воинов. Хотя она достигла пятого десятка, она была еще очень привлекательной. Ореол природного благородства окружал ее. Она носила по праву свое имя – Сайда, женская форма имени Сайд, «господин и повелитель».

‑Женщина в Аламуте? – удивился Орландо. – я думал, Мадинат ас‑Салам означает место мира, потому что закутанные в паранджу не в праве переступить их порог.

‑ Сайда – не закутанная в паранджу, – возразил Абу Наджа. – Она аль‑Хурра, свободная по рождению. На языке наших поэтов знатный называется аль‑Хурра. К их числу относится и Сайда.

‑ А почему она не носит паранджу?

‑ Она сняла покрывало.

‑ Сняла? – удивился Орландо.

‑ Племена арабского полуострова не делали никакого различия между полами. Мальчики и девочки вырастали вместе, играли в одни и те же игры. Лишь со вступлением месячных кровотечений свободная женщина становилась закутанной в паранджу. Это строго сохраняемое исключение происходит ради ответственности за их плодовитость. Когда заканчивается месячный цикл, у женщины есть право снять покрывало и вернуться в круг мужчин. Многие не делают этого – из привычки ли, из самолюбия ли, чтобы не показывать миру, что они больше не являются полноценными женщинами… Странно…

‑ Что странно? – спросил Орландо.

‑ Странно, что я тебе должен объяснять, кто такая Сайда. Ты не встречался с ней?

‑Я забыл.

‑ Как можно забыть такую женщину, как она?

Орландо нашел Сайду в конюшнях возле больших ворот. Два конюха повалили молодого жеребца на землю. Сайда заговорила с ним мягким, успокаивающим голосом, коснулась его своим лбом.

Орландо с удивлением наблюдал, как жеребец успокоился.

Без сопротивления он поддался ей. Он далее не сжался, когда она быстрым движением разрезала гнойный нарыв в подмышечной впадине. Она вымыла рану и обработала ее серным порошком.

‑ Она больше врач для животных, нежели для людей, – представил ее Абу‑Наджа. – Говорят, она умеет разговаривать с животными. Совсем недавно она вернула для новой жизни полумертвую рысь.

Сайда поднялась. Она подала руку Орландо и промолвила:

‑ Идти к зверям означает вернуться домой. Это была симпатия с первого взгляда.

В день Мухаррама Орландо позвали в белый дом. И снова его ожидали двенадцать мудрецов высшей истины. Хасим доброжелательно приветствовал Орландо. Он сказал:

‑Допуск к тайному учению семи высших книг открыт для тебя. Кинжал, которым успешно управляет твоя рука, станет оружием духа.

Орландо получил белые одежды ихван ас‑сафа, братьев чистоты. Данное при крещении христианское имя Адриан заменили арабским Аднан. Все длилось всего несколько минут. Орландо вспомнил о бесконечно долгой праздничной церемонии посвящения в тамплиеры. Предки пророка были людьми трезвого ума Чудеса были им чужды.

Орландо стал учеником третий книги. Братья третьего уровня назывались рефиками, братья четвертого – дай. За ними шел пятый класс – даикебиров. Шестой степени достигали только избранные, седьмая отводилась Кайму.

Ихваны ас‑сафы были освобождены от военной слркбы. Даже на обычных приемах пищи и ритуальной молитве они были отделены от прочих жителей крепости. Но и между собой они держались на расстоянии.

Орландо переехал на новую квартиру в Верхнем городе. Постройки, которые лепились друг к другу как пчелиные соты, носили арабские названия звезд. Альдебаран был двухэтажным домом с внутренним двориком. Орландо жил на втором этаже. Помещения были маленькими, но чистыми и светлыми. Овечьи шкуры устилали полы. Ниши в стенах служили полками и шкафами. Столешница на низких ножках и поддон для древесного угля, оба из меди, были единственной мебелью. Окна, затянутые промасленным пергаментом, смотрели на долину. Вода в цистерне во дворе всегда оставалась прохладной и чистой. В бане рядом с мечетью мужчины мылись пять раз в день – перед молитвой. Трапезничали все вместе в похожем на зал помещении. Главное время для приема пищи наступало после последней молитвы, сразу после захода солнца. В трапезе принимали участие все мужчины крепости вплоть до Кайма. Угощенье было хорошим, но не разнообразным. Ежедневно варили баранину и козлятину, а при возможности охотничью добычу – белую куропатку или сурка. Горячие плоские лепешки и сухие финики присутствовали на каждой трапезе. Сгорбленный резчик пергамента библиотеки рассказывал за едой истории, которые он представлял с живой мимикой. Он изображал то великана на цыпочках, то, сворачиваясь клубком, кривой и неуклюжий, преображался в лягушку. Он вращал глазами, махал руками, ревел как лев. Но сногсшибательно смотрелся он, когда прыгал в роли прекрасной возлюбленной.

‑ Знаете деревню богохульников? Вы не знаете? Да увидит ее тот, у кого есть глаза, чтобы видеть! Ха‑рун аль‑Рашид объезжал империю своего отца и вот он приехал в долину, в которой жили только слепые. Их дети рождались на свет уже незрячими. Аль‑Саббабун, богохульники – так их называли. Это значит, что они потеряли дар видеть свет, потому что их отцы хулили богов. Они несли бремя вечной темноты со смирением мулов. Они были разговорчивы, блаженны и прилежны. Когда они поняли, какой высокий гость остановился в их деревне, они явились со своих полей, чтобы послушать Харуна аль‑Рашида. Его голос звучал столь красноречиво, что им казалось, будто они видят его. Харуна аль‑Рашида сопровождали боевые слоны.

А так как никто из них еще не встречал такого животного, то они захотели рассмотреть его своими руками. Все поспешили к нему, чтобы потрогать чудо. Началась давка.

Слон испугался и издал предупредительный зов. Толпа разбежалась врассыпную и выжидательно замерла на почтительном расстоянии. Но каждый из них на мгновенье коснулся гиганта.

Те, кого он задел своим животом, утверждали: слон – это массивное животное с мягкой кожей. Кого он ударил бивнем, клялись в обратном. Он твердый как камень. Кто стоял перед хоботом, приняли его за новый вид огромной змеи. Другие, которые потрогали его ноги, говорили о стволах деревьев с шершавой корой.

Началась ссора, которая так и не закончилась. Деревня слепых разделилась на многие группы, потому что каждый верил своему – да нет, каждый знал свое на полном основании! Разве не собственными руками они убедились в этом?

Вы смеетесь, друзья.

Вы смеетесь над слепотой глупцов?

А что знаем мы о тех вещах, которые воспринимаем нашим ограниченным разумом? Познаем ли мы мир в целостности?

Наш пророк, да благословит его Аллаха и да будет ему мир, сказал: «Кто не верит в вещие сны, не верит в Аллаха и день Страшного суда».

Однако как понять вещий сон?

Султану Шанджару, смилуйся над ними Повелитель, во сне явилась змея, которая проглотила его член вместе с мошонкой. Шанджар велел позвать придворного астролога, который растолковал сон своего просителя так: «О, благородный владыка правоверных, я должен сообщить тебе неприятное. Ты потеряешь всех своих приближенных. Да поможет тебе Аллах!»

Султан впал в глубокую печаль. Он велел прийти другому толкователю снов, армянину с горы Арарат. Тот выслушал сон и сказал: «Хвала Аллаху, я должен поведать тебе большую радость, ты переживешь всех своих родственников и друзей».

Султан отблагодарил его за эту радостную новость сотней серебряных талеров, в то время как его предшественник ушел ни с чем.

И это справедливо, потому что содержание так же важно, как и форма.

* * *

Физические изнурения были только частью их воспитания.

Большую часть времени они посвящали духовным и умственным занятиям, прежде всего посту. Под «постом» мужчины Аламута понимали не только отказ от пищи.

‑ Есть множество различных постов, – говорил Хасим, – отказ от сна, сексуальная воздержанность, запрет разговаривать.

‑ Какую высшую жертву подразумевают эти испытания? – хотел узнать Орландо.

‑ Поставить печать на глаза и уши. В абсолютной тишине и глубокой тьме человек одинок, как ни одно создание под солнцем. После двух дней ты веришь, что сошел с ума. Стук сердца грохочет как барабан, грозит расколоть череп. Кровь превращается в бурлящий поток. Картины безумия встают из глубины, точно бурлящая лава. Ты предоставлен сам себе, ты беспомощен. Приходится связывать человека в таком состоянии, чтобы он не разбил себе голову или не свалился в пропасть.

Вечером третьего дня наступает покой, облегчение Аллаха. Улыбка просветления ложится на лицо. Кто перешагнул этот порог, тот больше не тот, кем был раньше. Превращение мотылька изменило его, подарило гусенице крылья.

Все создания по своей природе склонны к лени и изобилию. Лишь лишения придают им силу. Это тайна пустыни.

Нигде больше не говорит Бог так ясно с людьми, как здесь, потому что пустыня – это воплощение лишения, где самая страшная угроза жизни, жажда, побуждает живое существо к самосохранению. Все божественное раскрывается полностью в отказе. Это тайна мучеников и федаи.

Три ночи и два дня длился запрет на сон, с которого начинался Рамадан. Они сидели на полу друг за другом скрестив ноги, по четыре человека в каждом ряду, молча, положив руки на колени. Перед ними сидел на высоком помосте «имам сна». Он держал в правой руке бамбуковую палку. Ею он бил по плечам мужчин, которые клевали носом. Бодрствование прерывалось только на пять дневных молитв. В конце желание уснуть и забыться сделалось так велико, что они желали смерти, дабы избавиться от безжалостного зноя бодрствования. Многие слышали голос Аллаха, другие чувствовали, как их несут ангелы последнего предсказания. Орландо чувствовал присутствие Адриана так близко, будто тот сидел рядом. Ощущения были такими сильными, что не давали ему заснуть.

Он закрыл глаза и увидел брата. Каким печальным и потерянным он был! Бледный как труп!

‑ Что с тобой произошло? Ты мертв?

‑ Если тебе говорят, что я умер, не верь им Я ветер в деревьях, дождь и огонь. Я живу так же истинно, как живешь ты.

‑ Я люблю тебя, – сказал Орландо. – Я люблю тебя больше всех людей на свете. Ты нужен мне! Где ты?

‑ Не печалься, – улыбнулся Адриан, – яс тобой. За первым общим праздничным застольем в конце поста присутствовали только немногие.

‑ Где остальные? – удивлялся Орландо.

‑ Они со своими женами, – назидательно ответил Хасим. – Потому что как сказано в суре «Трапеза»: «Мужчины нуждаются в половом сношении как в пище». Уже Ибн Омар говорил, что он возлежал со своими тремя женами перед последним вечерним молебном в конце Рамадана, прежде чем перейти к еде. Силу поста превосходит только мощь вожделения.

‑ Вожделения? – спросил Орландо, будто он неправильно понял. – Вы имеете в виду, наверное, воздержание.

‑ Нет, я говорю о вожделении.

‑Тогда вы должны объяснить мне и это.

‑ Тело скрывает в себе желания, которые сознание не может воспринять. Слушай голос своего тела. Прислушайся к себе самому. Ты сам себе посылаешь сообщения – ощути их. Тело и душа неразделимы: душа не обитает в твоем теле, она и есть твое тело – как пар не живет в воде, он сам является водой.

В жизни многих людей имеется роковое ущелье, которое разделяет душу и тело. Это разобщение и есть изгнание из рая. Рай открыт тому, кто сумеет вновь объединить тело и душу. Ключ к этому вожделение. Оргазм – магический центр в жизни всего живого. Всякое создание стремится к райскому первобытному состоянию. Каким бедным оно было бы без цветов, без разноцветного оперенья птиц! Оленьи рога, львиная грива, пение соловья, полет мотылька, – все они служат только одному – вожделению.

Сладострастие! Какое жалкое описание для самой творческой, божественной силы возрождающейся природы! Чем более всеобъемлющим является нечто, тем меньше требуется выразить это словами.

Смысл, что дает себя назвать,

Не может истинным считаться.

То имя, что дает себя назвать,

Не может истинным считаться.

Орландо спросил:

‑ Вы верите, что любовь…

‑ Нет, не любовь, – перебил его Хасим. – Любовь – это изобретение разложившейся знати. Я говорю об исполненной сил истинной причине творения, о сладострастии. В ней сосредоточены все духовные силы. И Соломон, который воспевает духовность плотской любви в высочайшей песни старого завета, называет ее частью божественной. Он знал, о чем говорил, ибо в его гареме жило более семисот женщин. Мухаммед держался того же мнения. Он говорил: «Лучший из моих приходов – тот, где больше женщин».

‑ Вы тоже так думаете? – спросил Орландо.

‑ Я чувствую так же, как Руми, которого я считают самым великим из наших поэтов. Ему принадлежат слова: «Где бы ты ни был, везде стремись быть любовником, истинно‑страстным любовником. День без соития как ночь без лунного света».

* * *

Сайда стояла на коленях в сорной траве за больничным домом. Она, казалось, что‑то искала там.

‑Ты можешь мне помочь, – обратилась она к Орландо. – Мне нужны красные муравьи.

‑ Муравьи? На что они?

‑ Нет ничего лучше при подагре и ревматизме. Хирурги Багдада, проводящие операции на глаза, используют их при окончании тончайших операционных швов. Они сажают больших лесных муравьев на край раны, а когда они впиваются в плоть зубами, отрезают им тела. Ни одна игла не работает так ювелирно и стерильно, как челюсти этих муравьев.

‑ Муравьи в качестве врачей?

‑ Да, удивительные твари. Их общегосударственное мастерство превосходят только пчелы.

‑ Но не человек?

‑ Нам далеко до них.

‑Ты преувеличиваешь, – сказал Орландо. – Человек многосторонне одарен. Пчела специализируется на чем‑то одном, она – только камень в стене.

‑ Ты думаешь, что ты представляешь собой нечто большее? – засмеялась Сайда. – К тому же все это далеко не так. За свою жизнь пчела выполняет все возможные работы в улье. Сперва, как юная пчела, она заботится о личинках из яиц королевы. Она кормит их своей слюной. Потом слюнные железы иссякают и начинают действовать железы, производящие воск. Няня превращается в строителя. Когда поток воска истощается, она берет на себя охрану летка. А в конце своей жизни старая опытная пчела становится собирательницей, которая приносит домой мед. Как вот эта пожилая дама.

Она поднесла палец к цветку чертополоха и показала на пчелу, тяжело нагруженную пыльцой.

‑ Если ты думаешь, что достижение этих столь разнообразных заданий определено только биологически, что это – только следствие функции желез, то ты ошибаешься. Если забрать из улья всех старших пчел, то все запасы будут съедены нянями, еще не умеющими летать. Дойдет до голода и каннибализма. Однако, прежде чем улей погибнет, зароятся некоторые юные пчелы. Они соберут мед, хотя едва умеют летать. И не физическая нужда, а высший общественный дух определяет их поведение. Нечто похожее происходит и в тех случаях, когда забирают из роя пчел всех нянь и строителей. Просыпаются давно угасшие способности к новым действиям, согласно девизу: «Ты есть, потому что мы есть». Потому что существуем мы, существуешь ты.

‑ Круговая порука ордена ассасинов, – сказал Орландо.

‑ Нет, – ответила Сайда – Лишь со становлением высшего сознания становится очевидна смерть. Пчелы не знают ни страха, ни боли.

‑ Откуда ты все это знаешь? – спросил Орландо. Сайда достала из складок платья нож.

‑ Смотри! – И отрезала заднюю часть тела пчелы. Маленькое насекомое продолжало сосать, как ни в чем не бывало. – Ведет ли себя так создание, которое испытывает боль?

В саду Сайды возвышалась голубятня. Пестро раскрашенная, на высоких бамбуковых подпорках она стояла как игрушка. Здесь размещались почтовые голуби крепости, заботу о которых взяла на себя Сайда Птицы были ручными и клевали зерна из руки своей госпожи. За утренним кормлением Сайду окружило столько голубей, что Орландо смеясь утверждал:

‑Ты выглядишь как цветущее дерево магнолии, попавшее в бурю. Зачем так много почтовых голубей?

‑ Это еще не все, – ответила Сайда, – Часть из них постоянно находится в пути. Никто не покидает Аламут без пары голубей. Птицы покрывают за день такое расстояние, для которого всаднику потребуется много недель.

Орландо наблюдал, как голубь‑самец с раздутой грудью наседал на молодую голубицу. Он топтал ее и при этом так сильно клюнул ее затылок, что кровь брызнула из шеи голубицы.

‑ Кто избрал голубя символом мира, ничего не понимает в голубях, – молвил Орландо.

‑ Любовь может быть жестокой, – согласилась Сайда. Она подняла кровоточащую птицу, провела пальцем по белоснежным перьям.

В долинах Даилам

Находят по весне

Мертвых голубей,

Белых как снег.

Они убивают

Друг друга из любви.

На горле у них

Рубиновая цепь –

То капли жаркой крови.

Tauq al – hamama,

Ожерелье голубки.

Всякий раз, когда у Орландо выдавалась возможность, он приходил к Сайде. Когда он заглянул к ней в тот ранний вечер, она разрезала крота.

‑ Посмотри‑ка, – сказала она. – Внизу у реки обитает вид мух, которые используют земляных кротов как свои инкубаторы. Они вползают в раскрытые ноздри предвестниками беды и откладывают яйца. Вылупившиеся личинки выедают своему хозяину живую плоть носовой полости. Некоторое время кроты переживают опустошающее пожирание личинок, а оно все расширяется, проникая все глубже в мозг. И испытав адскую боль и неосознанный страх, они погибают в мучениях. Этот крот не прожил бы и двух дней. Передние доли мозга и глаза уже съедены. Личинкам это пошло на пользу, и они готовы вылупиться. Им не нужен больше крот. Их жертва испустит дух в свой час.

С отвращением рассматривал Орландо червей, которые копошились в разрезанном черепе.

‑ Что за дьявольская смерть!

‑ И все из чистой любви, материнской любви.

‑ Крот очень страдает?

‑.Да, он выдержит все муки ада Эти животные выносливы, но и чрезвычайно чувствительны. Ты наблюдал когда‑нибудь любовное беснование лягушек? О, это полное бешенство! Они разрывают при спаривании не только самок, но и других самцов – и даже рыб, если те из чистого любопытства подплывают к ним настолько близко, что коснутся их плавниками. Во время спаривания даже боязливые железянки теряют свою робость. Случается, поймаешь спаривающуюся парочку, и одна из них ускакивает. Ты радуешься, что поймал хотя бы одну. Но присмотревшись внимательнее, ты обнаруживаешь, что у тебя еще три зажаты в руке. Они устраивают истинные оргии. Их любовный зов гораздо чувственнее, чем пение птиц, а их любовные игры намного страстнее, чем у людей.

‑ Не знаю, – сказал Орландо.

‑ Чего ты не знаешь?

‑Я не знаю ничего о любви лягушек и ничего не знаю о любви людей. Как следует любить женщину?

‑ Один вопрос, на который можно дать сто разных ответов, – засмеялась Сайда. – Пророк учил: «Любите друг друга каждую четвертую ночь так искренне, как будто вы молитесь».– И не без иронии добавила: – Единственный смысл сексуальности заключается в том, чтобы благочестивый в наслаждении оргазмом получил представление о вечной радости рая.

‑ А что ты считаешь самым важным в любви между мужчиной и женщиной?

‑ Страстное желание.

‑ Не удовлетворение?

‑ Нет. С удовлетворением заканчивается желание. Ничто не портит аппетит так сильно, как основательное обжорство. Страстная любовь – неудовлетворенная любовь. Существует только потерянный или недоступный рай.

Сад Эдем как постоянное состояние никогда не кончающегося оргазма был бы адом. Любая эротичность возникает при добровольном отказе, отклонении и сокрытии. Как сказал наш поэт: «Если бы только они закрыли их лица – какой огонь страсти могло бы это вызвать в их телах!»

И после задумчивого молчания она проговорила:

‑ Люди как музыкальные инструменты. Их резонанс зависит от того, кто их коснулся.

Орландо спросил:

‑ Как узнать, что действительно любишь?

‑ Мера любви – это то, что ты готов отдать за нее.

‑ Есть ли что‑нибудь прекраснее, чем быть любимым?

‑Да. Любить самому. Твоя любовь – когда ты любишь, а не любим, – разжигает чудовищную страсть. Быть любимым и самому при этом не любить, – безрадостная обуза. Любовь всегда существует за счет страстного желания.

Орландо возразил:

‑ Всякое страстное желание имеет смысл только тогда, когда удовлетворение достигает цели.

‑ Путь важнее цели, – возразила Сайда. – Не убитая антилопа доставляет нам радость, но азарт охоты. Потому что человек от природы любит поиск, поступки и движение. Поэтому темница – столь ужасное наказание. Поэтому паралич и преклонный возраст так тяжело переносить.

‑ Существует большая любовь на самом деле? – спросил Орландо.

‑ Ничто не находят так редко и не теряют так быстро.

‑ Ты когда‑нибудь любила?

Она посмотрела ему прямо в лицо. Легкая улыбка заиграла на ее губах.

‑ С большой любовью – как с дьяволом. Все говорят о нем, но никто не видел.

* * *

В воскресенье Троицы на собрании тамплиеров в Вероне было зачитано послание магистра Парижского. В этом послании братья Ордена были призваны помочь брату Бенедикту в его поисках истины – открыто, невзирая на тайны исповеди.

Брат Джулиано да Вольтерра, исповедник ломбардийского отделения Ордена, сообщил Бенедикту с глазу на глаз о том, что один франконец, который находился с принцем в ссылке, поведал ему на исповеди о переданных им тайных депешах персидским сарацинам. Письма с печатью первенца императора, вероятно, были очень важными, ибо его щедро отблагодарили, так щедро, что он испугался, что принял участие в гнусном деле.

Хотя не было никаких указаний, Бенедикт решил действовать в этом направлении.

Возможно, за персидскими сарацинами скрываются ассасины Старца Горы? Какие общие дела с ними у принца?

Безошибочный охотничий инстинкт подсказывал ему, что он напал на след.

Спустя два дня он покинул Верону. Вверх по течению шел он навстречу снежным вершинам.

В Боцен он прибыл, когда шел дождь. Бенедикт был мокрый как бобр. Он замерз.

Незадолго до закрытия городских ворот он ворвался в город, подгоняемый коровами, овцами и гогочущими гусями, которых загоняли пастухи. За стенами он оказался посреди толкотни, не виданной им доселе.

Непонятная процессия ликующих людей плясала по улицам, в их центре тащилась двухколесная повозка палача, запряженная ослом. На ней стоял возвращающийся домой с победой триумфатор – палач в блузе кровавого цвета. Маску он сдвинул на затылок, точно клобук монаха. Он держал за руку девушку удивительной красоты, одетую в грубую льняную рубаху несчастных грешников, в которой те обычно следуют по пути к месту казни. Как ни странно, на ее волосах лежал венок невесты из белых бутонов и лент. Концы лент развевались по ветру. «Да здравствует невеста палача! – кричала толпа. – Ура палачу!» – «Надеемся, он так же пристрастен в постели, как у плахи!» – визжали женские голоса. «Вскружи ей голову, но не отделяй от тела! Наделай ей маленьких палачей!» – советовали мужчины. Гремели взрывы хохота.

‑ Умеет ли он так же трахаться, как пытать?

‑ Он стольких повесил! Вряд ли ему приходилось ком‑то висеть.

Несколько парней запели песенку на мотив хорала:

Двери настежь,

шире ворота!

Полна величия

Шагает красота.

Блядовала, торговала,

Воровка горяча,

Осыпайте цветами

Невесту палача!

Им подпиликивала расстроенная скрипка, сопровождаемая флейтой и хлопками гуляк.

‑ Что она совершила? – спросил Бенедикт у одного парня.

‑ Она выбрала себе в мужья палача. Пойдем! Будут танцы и выпивка.

Бенедикт отказался. Его знобило. Ему требовалась только теплая постель.

‑ Существуют три состояния несчастья: болезнь, плен и путешествие, – так говорил тот, кто лучшие годы своей жизни провел в разъездах по большим дорогам. Бенедикт делил с ним жалкую конуру, потому что все постоялые дворы города были переполнены из‑за предстоящей мессы.

‑ Меня называют Самуилом. Я торгую янтарем.

‑ Вы не похожи на еврея, – возразил Бенедикт.

‑ Лучше иметь еврейское сердце и гойскую голову, чем сердце гоя и еврейскую голову, – засмеялся старик и добавил: – Извините мою дерзость, но, как я вижу по вашим глазам, вы умеете оценить шутку. Глупца узнают по лицу, а умного – по глазам.

‑ И вы, как все евреи, ловкий льстец.

‑ Евреи порой ужасный народ, – подтвердил Самуил. – Даже сам Моисей постоянно ссорился с евреями.

Теперь оба захохотали. Они понравились друг другу.

‑ Вы видели сегодня эту странную свадебную процессию? – спросил Самуил. – Как такая прекрасная девушка может выходить за мясника? Пожалуй, нет ничего отвратительнее, чем прикосновение палача. Почему же иначе он живет отдельно от всех горожан, в доме живодера, среди лачуг дубильщиков? Разве в церкви нет для него отдельного входа? Какая другая причина запрещает ему входить в баню и в трактир? Даже на кладбище не найдется места для него. Не означает ли это, что мы охотнее сочетаемся браком со смертью, чем с палачом?

‑ Возможно, смерть была ее женихом, – сказал Бенедикт.

‑ Вы думаете, ее повезли на место казни?

‑ Куда же иначе?

‑ Бедняжка, такая молодая и рке отдана смерти.

‑ Существует и худшее.

‑ Худшее? Что же это может быть?

‑ Пытки.

Усталый от дороги Бенедикт после короткой молитвы провалился в глубокий сон. Крысы угрожали ему, кругом скользили их бесчисленные тени. Они шастали все быстрее. Их укусы были болезненны. Он отбивался, защищался, как мог.

Оружие! Ему нужно оружие. Он шарил вокруг себя. Бутылка! Бенедикт схватил ее обеими руками и не глядя нанес удар. Попавшаяся под руку крыса заорала так ужасно, что Бенедикт проснулся от страха. Визг не прекращался.

‑ Боже милостивый, что это? Самуила тоже разбудили эти вопли.

‑Женщина! Они пытают ее! Невесту палача!

Он зажал уши. Бенедикт подбежал к окну, распахнул его, прислушался и начал громко смеяться.

Самуил встретил его смех с таким удивлением, что Бенедикт засмеялся еще громче.

‑ Это же просто свинья! Они закалывают свинью!

‑ Меня часто будил петух, – сказал старый еврей, – но еще ни разу – свинья. Почему она так истошно кричит?

‑ Закалывание свиньи – не просто бойня, – сказал Бенедикт. – Это праздничное мучительство.

‑ Праздник?

‑ Гусей, кур и голубей убивают без лишних церемоний. Даже коз, овец и коров забирают из жизни буднично, как рубят деревья, непразднично и без ритуала. Закалывание свиньи – это праздник, на который собираются все как на свадьбу, даже собаки и мухи, привлеченные запахом крови и духом вареного мяса. На моей родине к свинье, которую должны заколоть, обращаются «месье». Ее украшают свежей зеленью, как невесту. Жертва громко и долго кричит – она вопит на всю деревню. Чем дольше агония, тем лучше сало, говорят люди. Это особый культ с предшествующей пыткой.

Свинья кричала теперь таким высоким, визгливым голосом, что уши заткнули уже оба. Потом все стихло. Самуил сказал:

‑ Это животное так же отвратительно, как и его голос Говорят, римляне обратили в бегство военных слонов императора Пирра свиньями, потому что слоны ничего не боятся так сильно, как свиней. Я чувствую себя слоном.

‑ Свиньи – весьма полезные твари, – засмеялся Бенедикт. – Франконцы высыпают семена на свои поля после дождя. Потом выгоняют на них свиней, чтобы втоптать посев в землю. После урожая срезанные колосья кладут на гумно, и копытами этих тупорылых животных совершается молотьба. Так свиньи снабжают крестьян не только ветчиной, но и хлебом. За хорошую трюфельную свинью, которая своим рылом чует в лесной почве черное золото, попросят больше, чем за охотничью собаку.

‑ Как можно есть то, чего касалась своим рылом свинья?

‑ Нет ничего вкуснее, чем растопленное свиное сало, – сказал Бенедикт, – кроме, правда…

‑ Кроме чего?

‑ Половых органов свиньи.

‑ Прекратите свои шутки.

Старик изобразил такую брезгливую гримасу, что Бенедикт снова засмеялся.

‑ Если вы читали древние тексты – а до этого вы говорили о слонах императора Пирра – то вы должны были читать Плутарха: Vulva porci nihi dulcius ampla. «Нет ничего милее свиной вульвы». В кругах всех ценителей хорошей еды при дворе и в монастырях органы размножения считаются деликатесом. К ним относятся соски, яичники, матка и влагалище свиньи, но прежде всего яйца кабана – их потребляют для усиления потенции.

‑ Во имя Всемогущего, прекратите!

‑ Вы преувеличиваете. Разве вы сами не едите куриные яйца и колбасу в кишках?

‑ Но не колбасу из свиньи.

‑ А что вы имеете против свиньи? Индусы не едят коров, франконцы – лошадей, а евреи и мусульмане – свиней. Вот и вся разница. Я не знаю ни одного человека, которого назвали в честь коня, но зато знаю многих, кто избрал свинью своим покровителем.

‑ Вы скверно шутите со мной.

‑ Ни в коем случае. Бесчисленные растения обязаны своими названиями свинье: бобы, пазник, рябина, колючник, лечебная полынь, свиные ушки и как они все называются. И с городами не иначе, от Эбер‑свальда до Швейнфурта. Даже люди называются в честь свиньи. Такие имена как Эберхард. Фамилии римских благородных родов – Сулии и Порции – произошли от свиньи. У свиньи есть даже собственный покровитель.

‑ Святой покровитель для свиньи?

‑ Да, это так. Это святой Антоний, который за свой аскетический образ жизни признан отцом монахов. Животное на его гербе – свинья под крестом. В Тироле святого Антония называют «Феркельтони», в кантонах Швейцарии «Швайнетони». Это касается и травы Антония, незаменимого лечебного средства против свиной чумы.

‑ Вас послушать, так молено подумать, что свинья – королева всех животных, – сказал еврей.

‑ Свиньи воинственны, как львы. Адонис был убит кабаном, а Геракл был принят как герой, потому что ему удалось победить дикого вепря.

‑Да вам пора открывать лавочку, – засмеялся еврей. – Тот, кому удалось сделать из свиньи льва, знает, как превратить мишуру в золото.