Текст книги "Звездные мечты"
Автор книги: Джун Зингер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц)
– Я никогда больше не смогу смотреть Эдварду в лицо, – сказала она. – Грязная старая свинья.
– Да брось ты. В действительности он совершенно безобидный. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Мне надоело об Эдварде.
Анджела с изумлением смотрела на сестру – вся эта история для нее ровным счетом ничего не значила. Кики даже удалось высмеять ее.
– Ладно. Давай вместо этого поговорим о том, почему тебя выкинули из Вассара.
– А ну их… Деревенщина. Ну кому охота болтаться в этом чертовом Пафкипси?
– Мне, вот кому. Ты знаешь, что я страшно хочу туда, но теперь это невозможно.
– На самом деле я оказала тебе большую услугу. Ску-ко-та!
– Ты мне так до сих пор и не сказала, за что тебя выгнали.
– О'кей. Была полночь, а у меня кончилось курево. Внизу в холле у нас есть автомат с сигаретами. Ну, я встала, спустилась вниз по лестнице, кто-то увидел меня и доложил об этом. Ну и…
– Тебя исключили только за то, что ты в полночь спустилась по лестнице?
– Видишь ли, к несчастью, я была голая. Портье заметил меня, а этот страж нравственности – деканша – увидела, что бедный негр уставился на меня… Бьюсь об заклад, что они выкинули меня только потому, что это он смотрел. Если бы это был белый, они были бы более снисходительны.
– Но почему? Почему ты спускалась вниз голой?
– Я лежала в постели и читала одну непристойную книжку. Я забыла название, но она очень откровенная. Понимаешь, очень жаркая. А в комнате тоже было жарко. Ну, и я сняла с себя одежду, потому что было душно, а когда ты без одежды, то легче обмахивать себя…
– Ты перестанешь дразнить меня?
– …ну, я умирала от истомы, а пачка была пустая. Я и спустилась в холл как была. Откуда я знала, что этот малый там подметает? Он так возбудился, что уронил свою метлу и совок, произошел ужасный шум, и старая ханжа Плимптон выскочила из своей комнаты и учинила настоящий скандал. Я думала, ее свезут в психушку. Ну, а потом деканша сказала, что я опозорила Уиттиров, – ты знала, что дочки дорогого Эдварда Фликки и Микки тоже учились в Вассаре? Потом она заявила, что теперь понимает, почему мой отец заслужил свою репутацию. Это уже было для меня слишком, и я трахнула старую дуру по башке ее собственной табличкой с именем на подставке. После этого они сами упаковали мои чемоданы и сказали, чтобы я убралась в течение часа, что будет для меня только к лучшему. – Она ухмыльнулась. – Ты не находишь, что отец тоже сделал что-либо подобное? Настоящая девлинская эскапада!
И тут Анджела задумалась: не было ли все это заранее рассчитано? Хотела ли Кики, чтобы ее исключили? Хотела ли она сравняться с отцом, заслужить его репутацию? Или просто разозлить мать?
– Что сказала мама?
– О! Она неистовствовала до тех пор, пока я не сообщила ей, какую пакость высказала деканша о папе. Тогда она заявила, что это была ошибка, что мы не сменили нашу фамилию и это целиком твоя вина. Поэтому она обозлилась и на тебя тоже, что, должна тебе заявить, было очень приятно слышать. – Анджела скривила губы, а Кики продолжала: – Потом она уехала в Стонингем в своем обычном состоянии, когда она вне себя, а перед этим запретила мне покидать дом. Полагаю, через несколько недель все утрясется и мы все отправимся на остров.
– Ладно, я не знаю, о чём ты думала, когда спускалась вниз голая, но я рада, что ты трахнула эту старую ведьму за пакость о папе. Если бы я была на твоем месте, то сделала бы то же самое.
– О нет! Ты бы не сделала! Ты бы взяла себя в руки, вскинула голову и с жалкой горделивой улыбкой молча удалилась. Это – твой стиль.
«Как ты права», – подумала Анджела.
– К черту все это! Не будем такими серьезными и нудными. Давай удерем куда-нибудь выпить. Как насчет «21» [11]11
Ресторан в Нью-Йорке, популярный в среде артистической богемы.
[Закрыть]?
– А как насчет «Копа Лаундж»? – возразила Анджела, прекрасно зная, что ответит Кики.
– Ангел небесный, ты что, никогда не слышала? «Копа» – это только для поганых туристишек.
2
Стоя перед зеркалом, Кики обозревала себя в полный рост, и ей нравилось то, что в нем отражалось: грива серебристо-золотистых волос, сине-зеленые глаза, в которых светилось самолюбование. Она перебрала пальцами жемчужную нить с бриллиантовой застежкой. Анджела тоже взглянула на себя в зеркало.
– Кому пришла в голову идея преподнести нам жемчуг в качестве подарка по поводу выпуска? – спросила она. – Маме или Эдварду?
Кики довольно улыбнулась:
– А ты как думаешь?
– Тебе?
– Ты угадала, дорогая. А теперь скажи мне правду: разве выходил первый раз в свет кто-нибудь роскошнее меня в этом или любом другом году?
Анджела тронула облако черных волос, вгляделась внимательно в свои отраженные зеркалом широко раскрытые желто-зеленые глаза.
– Да, ты самая… Пока они не увидят меня. – И она показала Кики язык.
Они обе захохотали, и Кики подтолкнула ее бедром.
– Только помни, какой будет порядок, сестренка. Я номер один, а ты лишь номер два. Будь любезна, запомни, благодаря чьему очарованию мы получили эти жемчужные ожерелья. И, Анджела, не забудь поблагодарить дорогушу отчима за этот подарок…
– Как ты думаешь, я должна поцеловать его в лобик или в щечку?
– Осторожнее, драгоценная моя, не то я скажу тебе, куда именно.
* * *
Прием в честь первого выхода сестер в свет освещался в «Лайф». Его репортеры фотографировали все: украшенные цветастыми узорами пологи, желтые и белые маргаритки в серебряных вазах на расшитых маргаритками же скатертях, огромные блюда с холодной индейкой, запеченной уткой, тонко нарезанным ростбифом, ледяные скульптуры белых лебедей. Кики фотографировали чаще, чем Анджелу, – на репортеров, естественно, влияла ее большая живость. Они щелкали, когда случайно открылась красная подвязка на стройной ноге, когда она подносила кусок утки к губам конгрессмена от Калифорнии Дика Пауэра, при этом капнула ему на подбородок апельсиновым соусом; когда она столкнула в бассейн душу общества Рэнди Хаскелла; когда вела цепочку гостей в кубинской лонге по танцевальному залу. Прием прошел с огромным успехом – отчасти потому, что длился до шести часов утра, когда гостям подали на завтрак яичницу с черной икрой, а отчасти потому, что общее число гостей, оказавшихся в бассейне, достигло девятнадцати – это был рекорд сезона.
* * *
Через неделю после этого вечера в небольшой газетке «Уиспер» появилась фотография Анджелы. Ее сняли в саду, выглядела она очень грустной. Заголовок гласил: «Барышня убегает со своего первого бала». Статья под снимком называлась «Почему грустно на первом балу» и подробно раскрывала все детали жизни Рори Девлина, начиная с Нового Орлеана и последующей карьеры в Голливуде до его грязной истории падения в серую безвестность.
Кики оставила журнал раскрытым на этой странице и положила на то место, где Мари сидела за обеденным столом. Мари быстро прочитала статью, потом взглянула на Кики.
– Кто написал эту дрянь? – спросила она с яростью, словно Кики была ответственна за это.
– Там нет подписи, Мари. Они никогда не подписывают такие вещи. – Кики уже ознакомилась с публикацией.
– А кто сделал снимок? – удивилась Анджела. – Я даже не помню, как выходила в сад. И мы не приглашали фотографа из «Уиспера».
– Конечно, не приглашали, – отрезала Мари. – Он, должно быть, смешался с людьми из «Лайфа». Я готова свернуть им всем шею за эту фальшивку. Хорошо хоть, что люди, которых мы знаем, не читают эту дрянь.
Кики не замедлила разуверить ее:
– Очень трудно найти такого, кто не читает эту дрянь, Мари. Я лично всегда читаю. Там полно всяких забавных вещей. Хотя этот рассказ…
– Пожалуйста, прекрати называть меня Мари, Кики. Я нахожу, что это очень невежливо…
– Подожди минутку, – вмешалась Анджела. – Мне кажется, я знаю, кто сделал этот снимок. Помнишь такого высокого, темного парня, который все время ходил за мной по пятам? Я думала, что он из «Лайфа». Он выглядел очень приятно. Помнишь, Кики? Я еще сказала тебе, что он мне кого-то напоминает.
– Ради Бога, Анджела, ты прекрасно знаешь кого – он очень похож на папу.
Мари бросила на Кики острый взгляд, призывая ее замолчать, но та продолжала:
– Не отрицай, Анджела. Ты подумала, что он похож на папу, и начала вокруг него скакать, чтобы привлечь его внимание. Разве ты его не заметила, Мари? Он вылитый папа. А разве ты не видела, что Анджела из кожи вон лезла, чтобы он на нее посмотрел?
– Это неправда…
– О, нет. Он едва не свалился на тебя: так усердно ты путалась у него под ногами.
– Прекрати, Кики! Ты просто ревнуешь, потому что он снимал меня, а не тебя.
– Наснимал!
– Сейчас же перестаньте ссориться! Я не желаю больше слышать ни об этом мужчине, ни о фотографии! – оборвала Мари.
Но Анджела была слишком возбуждена, чтобы услышать ее.
– Я считаю, – сказала она, – что это великолепная фотография. И он сам великолепно выглядел. И я вовсе не старалась привлечь его внимание. Он стал снимать меня с той самой минуты, как вошел. Он должен был сделать массу…
– Ладно, а репортеры «Лайфа» сделали массу и еще одну массу снимков меня.
– А почему бы нет? Ты все время отплясывала, как цирковой пони.
Неожиданно Кики разразилась хохотом:
– Но я была очень привлекательна, не так ли? Ладно, мы должны взглянуть на светлую сторону вещей. История в «Уиспере» плюс статья в «Лайфе» делают наше появление в свете самым значительным событием. Можно быть уверенными, что нас вознесут, как Сару Голд и Мэри О'Коннор в прошлом году. Значит, когда я выйду на сцену, я уже буду известной…
В ответ на последние слова Мари бросила на дочь испепеляющий взгляд и вышла из столовой. Анджела смущенно засмеялась.
– Я не думаю, что наш выход в свет будет лучшим в году. Все говорят, что Чолли Никербокер выберет Джеки Бувьер, что он просто без ума от нее.
Теперь уже Кики в раздражении вышла из столовой, оставив Анджелу рассматривающей свою фотографию. Конечно, она сразу заметила этого фотографа. Как она могла его не заметить? Он был высок, худощав, темноволос и смугл. У него даже были усы. Единственное, чего у него не было, – это ослепительной улыбки.
* * *
Очень скоро после появления в «Лайфе» отчета о выпускном вечере сестер Девлин Мари получила весть от своего брата Джулиана. Он писал, что все – он, Одри и Дези – были рады увидеть, какими красавицами выросли девушки и какой прекрасной осталась сама Мари. Они все в восторге оттого, что все для них обернулось хорошо, что Мари так блистательно справилась с этой задачей – вырастить таких дочерей и так хорошо воспитать их.
«Но не благодаря тебе, Джулиан».
Они даже показали разворот в журнале maman – так писал Джулиан. Разумеется, она не могла ничего высказать, но все же он уловил блеск понимания в ее глазах, которые остались такими же острыми, благодарение Господу. Потом он все же слегка уколол ее. Он, Дези, Одри и его дети разочарованы, что Мари не сочла нужным пригласить их на прием. Они бы с радостью разделили гордость Мари своими девочками, и очень жаль, что, несмотря на счастливую судьбу, она не может найти в своем сердце желания простить, и забыть, и любить их так, как они любят ее.
Мари улыбнулась про себя, но скоро почувствовала неясную боль, прочитав дальше, что их старый дом в Вье-Карре Джулиан был вынужден продать Реставрационному обществу, а все они переехали в большой, красивый дом в Гарден-Дистрикт. Оставаться в старом доме было уже невозможно… Район совсем изгадился… Появились склады и прочее.
«Итак, это наконец свершилось. Старый дон, в котором обедал герцог Орлеанский, ушел в чужие руки. Спальня, белая с голубым. Салон с огромной хрустальной люстрой, где гуляла ее свадьба… Ладно, возможно, это к лучшему», – подумала Мари. Этот дом и его прошлое принадлежат истории. Гиды будут водить по нему посетителей и рассказывать его древнюю историю. Все это уже древняя история.
3
Это было лето гуляний, тенниса, плаванья под парусами, купания. Ленивые, жаркие дни. Вечеринки, танцульки, выпивки, флирт под звездами. Потом наступила осень, и Анджела уехала в Смит, а Кики сбежала.
* * *
Однажды вечером, когда Кики, Рэнди Хаскелл и Трейси Мэнсфилд бродили из одного злачного заведения в другое и прикидывали, чем бы заняться, Рэнди предложил полететь в Рино [12]12
Город Рино в штате Невада известен своим весьма либеральным брачным законодательством, чем привлекает со всей Америки жаждущих быстро заключить или расторгнуть брак.
[Закрыть], где он и Кики могли бы завязать узелок.
Кики рассмеялась:
– Этим летом ты сделал предложение половине Хемптона. Если никто из них не согласился, почему я должна? К. тому же ты уже стар, сколько тебе стукнет – тридцать пять? Все говорят, что ты здесь крутишься годами и разбрасываешь всем молоденьким девочкам предложения, словно пепел стряхиваешь.
– Что за гнусная ложь! – горячо запротестовал Рэнди. – Ладно, пусть не со мной, ну, а если это отмочите вы с Трейси, а я все обделаю за вас?
Трейси выпил еще больше, чем они.
– Почему бы нет? Я никогда раньше не был женат… И никогда не был в Рино.
После уик-энда, ушедшего на свадьбу и шумный загул, парочка вернулась в Нью-Йорк, чтобы обрушить эту новость на своих родителей.
Мари была ошеломлена.
– Почему из всех ты выбрала Трейси Мэнсфилда? У него нет ни гроша собственных денег, он никогда не работал, и мать держит его на коротком поводке. И у тебя даже не было нормальной свадьбы.
Но Кики оставалась беспечной.
– Я подумала, что ты устроишь нам маленький прием – человек на двести, не больше – и сделаешь хороший свадебный подарок. Я уверена – при таких обстоятельствах Мэнсфилды будут вынуждены ответить на твой подарок своим. На эти деньги мы купим хорошую квартиру, обставим ее, а потом Мэнсфилды подыщут своему сынуле подходящее занятие. Такое, чтобы он не перенапрягался, ты же знаешь, что Трейси слабенький.
– Это не ответ на мой вопрос, – настаивала Мари. – Почему ты вышла за него замуж? – Затем спросила точно так, как когда-то ее спрашивала мать. – Ты беременна?
– Боже упаси, мама, ты разве ничего не знаешь? Трейси «голубой».
– Ничего не понимаю.
– Ну, «гей», «гомик». Неужели не понимаешь, мама? В отеле мы все жили втроем – я, Трейси и Рэнди. У нас были двуспальные кровати, и. они спали вдвоем, а я спала одна на другой кровати. – Она разразилась хохотом. – Разве это не абсолютный восторг!
Мари пристально смотрела на свою дочь.
– Ты сошла с ума или как?
Кики пожала плечами:
– Я была пьяна, они были пьяны, и мы не могли придумать ничего лучшего. Тогда нам это показалось просто забавным.
– Я вижу, – сухо произнесла Мари. – Забавно! Как только Трейси объявится здесь, ты скажешь ему, что мы аннулируем брак, и отошлешь его обратно к его матери.
– Черт побери, одну минуту…
– Не употребляй, пожалуйста, в моем присутствии эти ужасные слова. Ты действовала под влиянием алкоголя, и этот брак недействителен. Это ясно. Чем больше мы будем тянуть, тем больше будут сплетничать. Это в любом случае плохо. Ты уже совершила глупость и испортила свою репутацию, и это так. Вся эта история не пойдет на пользу твоему будущему.
– Да придержи ты своих проклятых коней, Мари! Оставь мне мои заботы! Видала я это будущее в заднице!
* * *
Как и предвидела Кики, Мэнсфилды явились с кое-чем для Трейси. Ему дали должность в инвестиционной компании, которая принадлежала его семье, и он получил большой кабинет, в котором перекладывал бумажки. Его родители не имели ничего против отчима своей невестки Эдварда Уиттира и были весьма довольны, что их сын выгодно женился и они сбагрили его с рук. Он уже довольно сильно пил, а его «проблема» начинала становиться источником серьезных затруднений. Они были в таком восторге, что купили Кики и Трейси облицованный красным камнем дом на Восточной Шестьдесят пятой улице и обещали Кики положить на ее счет большую сумму, если она произведет на свет наследника – и чем скорее, тем лучше. В течение года Кики и Трейси оставались в браке; несколько раз тем или иным способом она давала понять, что беременна, и собирала подарки. Наконец, Кики решила, что это слишком тяжелый способ зарабатывать доллары, и вместо этого сообщила Мэнсфилдам, что готовится к разводу.
Она предложила родителям мужа на выбор два варианта – за то, что ей оставляют особняк и дают триста тысяч долларов наличными, она получит спокойный развод в Неваде. В ином случае будет шумный процесс в Нью-Йорке, где, конечно, единственным основанием явится супружеская измена, и она вынуждена будет представить недвусмысленные фотографии Трейси с Рэнди Хаскеллом и кучей других любовников, некоторые из них были отбросами общества. Ей бы очень не хотелось делать этого, потому что Трейси был одним из ее лучших друзей на всем свете, и она фотографировала лишь по его собственной просьбе. Конечно, она могла бы получить деньги на расходы, связанные с разводом, продав некоторые из этих фото в «Уиспер» или другое подобное издание, иметь дело с большинством которых ей просто ненавистно, поскольку дело касается ее собственной частной коллекции.
* * *
Кики благополучно получила развод в Рино, проведя в этом городе положенные шесть недель и занимаясь все это время конным спортом с мускулистым тренером по родео. Затем она поселилась в своем доме на Восточной Шестьдесят пятой улице, недалеко от Пятой авеню. Четверть миллиона долларов Эдвард по ее просьбе вложил в акции надежных компаний. Вскоре Кики объявила, что собирается на сцену. Ее приятельница по «Чалмерсу» Сара Голд занималась драматическим искусством в Новой школе со Стеллой Адлер, встречалась со множеством совершенно чудесных людей, особенно мужчин! А ведь это она, Кики, а никакая не Сара, была однажды избрана «Актрисой класса». Кроме того, никто не мог отрицать, что это у нее в крови.
Мари яростно запротестовала:
– Я запрещаю тебе это!
Но в конце концов Кики, как всегда, сделала именно так, как хотела. Она поступила в актерский класс и начала ходить на прослушивания. Кики сказала Анджеле, что, когда ей надоест играть роль школьницы в Смит, она может присоединиться к ней – у них масса удовольствий.
– Знаешь, – заметила она, – жизнь может быть ужасно нудной, если мы ее не будем подперчивать. – Потом добавила: – Конечно, когда есть деньги, это помогает. Вот почему, Анджела, ты должна, как я, любым способом заполучить свое собственное состояние.
Она даже сочинила маленькое стихотворение, празднуя свою победу над Мэнсфилдами.
– Хочешь послушать? Оно, конечно, не так красиво, как твоя поэзия, но зато подходит к случаю.
И она продекламировала:
Коль, подруга, ты богата,
Лей на всех дерьма ушаты.
Ну, а если ты бедна,
Съешь, голубушка, г…на!
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Нью-Йорк, 1949
– Кики была великолепна на сцене, – продолжала Биби Тайлер. – Ничего серьезного или крутого, как принято сейчас говорить, но в таких комедиях, где показывали приемы и салоны, она преуспевала. Знаете, как Конни Беннет, храни ее Господь. Она, конечно, была привлекательна, была рабой своих нарядов и очень ценила утонченность. Я знаю, ей поступали предложения поехать в Голливуд, но она любила Нью-Йорк, и там она имела успех. По части браков, как в жизни, так и на сцене, она имела дурную репутацию. Про нее говорили, что она ложилась в постель практически со всеми партнерами по главной роли. Теперь-то я уверена, что это преувеличение, но у Кики Девлин был действительно огромный аппетит и к жизни, и к любви.
Отзанимавшись в колледже Смит два года, Анджела решила перебраться в Нью-Йорк к своей сестре. Она думала заняться каким-нибудь искусством – она немного рисовала и немного писала стихи. Дело в том, что ей было одиноко в колледже. По характеру застенчивая, она всегда с трудом заводила друзей и в плане знакомств полагалась на свою сестру.
Мари, конечно, была против этого. У нее были свои соображения по поводу того, чем должна заниматься Анджела. Она считала, что место Анджелы рядом с ней и она должна делать то, что делают после дебюта в свете до тех пор, пока не найдут себе подходящую партию для замужества. Но иногда и Анджела могла быть упрямой и волевой, и к Кики она все-таки переехала, несмотря на возражения матери. Однако она совершенно не собиралась играть в театре. Для всех, кто имел к этому отношение, ее появление на сцене оказалось сюрпризом.
1
– Ты не слишком вырядилась для репетиции? – спросила Анджела, уставившись на гранатово-красную пышную юбку из тафты, блузку с глубоким вырезом – последнее приобретение Кики от Диора – и на туфли с «платформой» в четыре дюйма.
– Я оделась на коктейль, который будет сегодня в пять часов у Сторка. Помнишь? Званый вечер Эллисон Кулидж.
– Ах да, конечно… – неопределенно ответила Анджела.
– Ну что с тобой делать, Анджела? Я не потерплю, чтобы ты сидела дома, когда есть куда пойти и на кого посмотреть. Давай поторапливайся и одевайся. Я подожду тебя. Ты поедешь со мной на репетицию, а потом мы вместе отправимся на вечеринку к Эллисон. Кроме того, я хочу, чтобы ты посмотрела, как я поставлю на место эту английскую сучку Элену Барстоу. Они стали давать ей все самые лучшие реплики.
– Да, но ее роль, должно быть, самая большая, да?
– Ты безнадежно наивна. Ты думаешь, актерское мастерство только в том и состоит, чтобы выступать на сцене? Думаешь, именно так становятся звездой? Просто читая роль? Надо все держать в своих руках – все и всегда.
Приехав в театр, они очутились в атмосфере всеобщего отчаяния, у всех на лицах было выражение отрешенности. Оказалось, что Элена Барстоу ушла со сцены в припадке гнева, заявив, что она возвращается в Англию, где люди более цивилизованны, где актеры – настоящие джентльмены и где, самое главное, актрисы – настоящие леди.
Джадсон Смит, продюсер, подошел к Кики.
– Это из-за тебя и твоих штучек ушла Элена, – выпалил он сквозь свои влажные пухленькие губки. – Я предупреждал тебя, чтобы ты прекратила свои выходки. Надеюсь, теперь ты довольна. За две недели до нашего открытия в Бостоне…
– Ты меня упрекаешь! Ты обвиняешь меня из-за ее непрофессионального поведения? Я же извинилась за то, что пролила стакан воды ей на грудь! Она чуть в штаны не наложила. Боится, что американские критики разорвут ее на части; они бы точно это сделали. А собственно говоря, из-за чего столько шума? Ее можно заменить. Кто угодно может заменить Элену – даже девочка четырнадцати лет смогла бы. А что? Здесь вот моя сестра Анджела. Она бы справилась лучше этой уличной девки из Англии. Моя сестра уж не забыла бы свои реплики. Она все схватывает на лету!
Джадсон Смит уставился на Анджелу – по своей внешности она точно подходила на роль. Она была красива, утонченна, в ней чувствовалась легкая ранимость – противоположность непреклонной Кики.
– Ты действительно все быстро схватываешь, моя дорогая? – пролепетал он.
– Да… Думаю, что да… Но… – смущенно проговорила Анджела, поглядывая на Кики.
– Я говорила в принципе, – сказала Кики. – Я не предлагала, чтобы…
Джадсон Смит, Кен Сител, драматург, и Майлс Портер, режиссер, встали в круг и стали оживленно перешептываться. Потом режиссер подошел к Анджеле.
– А у вас есть какой-нибудь сценический опыт? – поинтересовался он.
– Только в школьных представлениях. Я…
– Хорошо. Тогда начнем с нуля. Не придется ломать дурные привычки. Вы не могли бы пройти одну сцену с Кики? Все, что от вас требуется – только прочитать текст.
– Но я не актриса. Я никак не смогу… – И она с мольбой в глазах повернулась к Кики.
В конце концов, и надо признать – без особого желания, Кики уговорила Анджелу прочитать одну сценку. Кики была уверена: ее сестра будет держаться скованно и ничего хорошего не покажет, но, учитывая, что Джадсон, Кен и Майлс винили ее в том, что Барстоу улетела в Англию, Кики заставляла себя действовать с энтузиазмом.
К концу дня Анджела почувствовала, что от этого начинания у нее слегка кружится голова. Она была потрясена всем происшедшим, и новое возбуждение ударяло в голову. Ей помогало то, что режиссер, казалось, полностью принял ее, был с ней чрезмерно любезен, галантен и учтиво поддерживал ее.
Кики была вне себя. Ситуация стала неуправляемой, и, кроме самой себя, винить в этом было некого. Черт возьми! Мало того что Анджела собиралась играть с ней в одной пьесе, так еще этот Майлс Портер вел себя так, будто в жизни не видел ничего более возбуждающего. Было ясно, что теперь все благосклонное внимание будет уделено Анджеле.
– Ну вот, Анджела. Сначала все это обаяние, застенчивая сдержанность, а потом строишь глазки Майлсу, – сказала Кики после того, как роль была окончательно отдана Анджеле.
Анджела напрасно возражала:
– Но это же ты предложила меня на роль. Я вообще ничего не делала…
– Конечно, – ответила Кики. – Только не пытайся потеснить меня на второй план – меня это очень огорчит. – И она не шутила.
– Не буду. Я даже не знаю, как это делается. Но ты пообещай мне одну вещь. Обещаешь, что ничего не прольешь мне на платье?
И они обе рассмеялись, но потом Анджела была удивлена и даже шокирована и обижена, когда Кики заявила, что ни при каких обстоятельствах имя Анджелы не должно появляться на афишах под фамилией Девлин.
– Но это моя фамилия, – возразила Анджела.
– Одной Девлин достаточно. Будет две – возникнет путаница.
– А помнишь сестер Лейн? Они выступали под одной фамилией. – Она всегда восхищалась Розмари Лейн и ходила на все ее фильмы.
– Правильно. Но только одна – Розмари – была настоящей звездой. Поправь меня, если я не права.
Поправлять было нечего, но все же Анджела готова была расплакаться. Это было страшно обидно – нельзя носить фамилию своего отца.
– Тогда какая у меня будет фамилия?
– Можно взять фамилию Эдварда. Анджелика Уиттир. В этом есть благородный оттенок, – произнесла она со злорадством. «Вот здорово, – подумала Кики, – устроить матери и Эдварду встряску, когда они узнают, что их фамилия ходит среди презренных огней Бродвея».
– Кики, но это так подло – заставлять меня брать фамилию Эдварда.
– А что, если взять фамилию матери – дю Бомон? Более красивой, аристократической фамилии и желать нельзя, правда? Анджела дю Бомон! Боже, как прекрасно, и звучит как вымышленное имя.
Анджела дю Бомон. Звучит неплохо. Но все же это не отцовская фамилия. В этом-то и была разница.
