Текст книги "Звездные мечты"

Автор книги: Джун Зингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

1

– Кики, ну пожалуйста, стань сама собой! Почему бы тебе не обращаться со мной, как всегда?

– Но, дорогая моя, что я делаю такого, чего не делала раньше?

– Ты слишком заботлива и осторожна, как будто я сделана из стекла. Ты больше не дразнишь меня и не орешь, и не говоришь, как мне поступать для моего же блага, как ты всегда делала с самого детства. Я совершенно такая же, как и была всегда, или почти такая же.

– Я это знаю. Вообще-то ты выглядишь просто прекрасно, как никогда. Кожа великолепная, глаза ясные и блестящие, а фигура вообще сногсшибательная, может быть, тебе не мешало лишь чуть-чуть поправиться.

– Ну должно же было все это лежание в кровати принести пользу. Ох, сколько же я проспала! И здесь, в Палм-Спрингсе, я уже нахожусь целых три недели и только и делаю, что жарюсь на солнце. Мама просто не позволяет мне вставать с этого шезлонга. Даже на прошлой неделе, когда приехали ребята.

– Почему мальчики не остались погостить подольше? Почему они приехали только на неделю, когда почти целый год…

– Дикки надо идти в школу. А через пару недель я тоже поеду… домой, если можно это так назвать.

– Это действительно тебя так сильно пугает, малышка? Возвращение?

– Да, пожалуй, немного. Да нет, довольно сильно. Но доктор Престон говорит, что я не должна об этом думать. Я не должна думать ни о следующей неделе, ни о следующем месяце. Я должна жить только сегодняшним днем.

– А что доктор Престон прописал для твоего брака? Что он предлагает делать с Диком?

– Кики, доктор Престон не консультант по вопросам семьи, но он говорил мне, что разговаривал с Диком и сказал ему, что для моего душевного здоровья лучше всего будет развестись, однако ему не удалось уговорить. Дика дать мне развод.

Кики присела на край ее стула.

– Как только у Дика хватает совести?..

– Доктор Престон сказал, что Дик после президентских выборов в 1960 году отпустит меня, если проиграет. Сама я в это не верю. Я думаю, он все равно не захочет оставить меня, потому что останется губернатором, но он так сказал. И он также сказал, что если победит на президентских выборах, то отпустит меня после четырех или восьми лет работы в этой должности.

– Ты, конечно, не согласилась?

– Доктор Престон понял по словам Дика так, что тогда они заберут детей под предлогом моей психической неуравновешенности…

– Вот подонок! Настоящий сукин сын! Мерзкий, вонючий ублюдок… И что сказал на это доктор Престон? Он, наверное, был шокирован?

– Да нет. Мне кажется, психиатры не бывают шокированы. Они привыкли иметь дело с людьми разного склада, разного характера… даже если эти характеры ужасны. Так что доктор Престон сказал, что, поскольку в настоящее время я не могу разорвать этот брак, мне придется принять его как данность, примириться с ним. Он от моего имени договорился с Диком, что это будет фиктивный брак. То есть я не буду спать с ним, я просто буду жить с ним в одном доме и иногда появляться вместе на официальных мероприятиях. Никаких личных контактов. Ничего такого. И я могу жить своей собственной жизнью, естественно, так, чтобы не было никаких публичных скандалов. Доктор Престон – просто необыкновенный человек, добрый… понимающий.

– Не слишком ли он хороший? Скажи мне, пожалуйста, а ты чуть-чуть не влюбилась в доктора Престона, ну, самую малость? Я считаю, это вполне нормально, когда твой психиатр тебя возбуждает.

– Кики!

– Хорошо, молчу, больше ни слова. – Она закрыла рот руками, однако через секунду отвела их. – А можно задать один маленький вопросик? Он темноглазый, смуглый брюнет с усиками?

Анджела встала с шезлонга.

– Пожалуй, я пойду искупаюсь. Не хочешь со мной, сестричка дорогая?

– Ты же знаешь, терпеть не могу, когда я мокрая… снаружи, конечно.

Анджела с притворным ужасом покачала головой, натянула купальную шапочку, нырнула в бассейн и, проплыв несколько кругов, вылезла обратно. Она набросила на себя купальный халат и опять опустилась в шезлонг.

– Послушай, Анджела, я хочу у тебя спросить еще кое-что.

– Да?

– Я просто хочу спросить: ты с ним не говорила об отце?

– Ну конечно же, я говорила с ним о папе. Но это не значит, что я должна передавать весь этот разговор тебе, – сказала она с явным вызовом.

– А Ник Домингез? Ты о нем говорила?

Анджела холодно посмотрела на сестру:

– Почему я должна была говорить о нем?

– Значит, нет?

Анджела смотрела прямо перед собой, ничего не отвечая. Они некоторое время сидели в молчании. Затем Кики сказала:

– Если ты хочешь, чтобы я еще немного побыла здесь и поехала с тобой в Сакраменто, то я могу.

Анджела вскочила и обняла ее.

– Правда? Сможешь? Это будет здорово. Мне так хотелось, чтобы ты поехала со мной, но я стеснялась попросить, думала, что это будет уже слишком.

Кики хитро улыбнулась:

– Может быть, ты сначала хотела спросить доктора Престона. То есть спросить его, нужно ли это делать?

– Нет, я не буду его спрашивать. Он может сказать, что ты для меня будешь вроде костылей и что мне надо учиться обходиться без них. Так что я его и спрашивать не буду! Я только не знаю, могу ли принимать от тебя такую жертву. Я знаю, как тебе тяжело жить в Калифорнии и не видеться с Рори. Кики, почему ты ее не навещаешь?

– Нет. Этого не стоит делать. Если я ее увижу, то мне будет еще хуже. Я просто не переживу, если увижу ее и буду знать, что опять придется расстаться.

– А Брэд? Вы с ним общаетесь?

– Да. Он время от времени пишет мне, сообщает, чем занимается и что умеет делать Рори. Присылает фотографии.

– А как Вик с Никки? Вик не очень расстроится, если ты погостишь в Сакраменто?

– О, Вик слишком занят своими киношными делами, чтобы замечать, что я делаю. Он сейчас опять в Израиле, снимает вестерны с еврейским акцентом, представляешь? После нашего провала с «Войной и миром» он просто как побитая собака.

Анджела ничего не ответила. Мать говорила ей, что киноэпопея с треском провалилась.

– Иногда мне кажется, Мизрахи хотел, чтобы фильм провалился, – сказала Кики.

– Какая чепуха. Зачем ему это? В конце концов, на карту поставлена его репутация, да и стоило это не один миллион.

– Если точнее, то двадцать восемь. Это такой хитрый тип. Никто не знает, что у. него на уме. Может быть, ему было нужно потерять деньги, чтобы не платить налоги. Я знаю только одно – с того момента, как мы связались с этим человеком, все пошло к черту. Все! Моя карьера, мой брак. Я даже позволила ему уговорить себя… А, ладно. Что толку теперь говорить?

«О чем чуть не проговорилась Кики?» – подумала Анджела. О том, что она позволила уговорить себя использовать свою сестру в какой-то игре? Но почему? И для чего? А, все это уже быльем поросло…

Кики нервно рассмеялась:

– Он был просто в ярости, когда узнал о твоей болезни.

– Что значит «в ярости»? Очень странная реакция. И какое ему до этого дело?

– Он считает, что ему есть до этого дело. Он считает тебя своим очень близким другом. И он страшно зол на Дика. Он говорит, что это Дик довел тебя до нервного расстройства. Он считает, что Дик – это просто чудовище, которое ужасно плохо обращается с тобой.

– Правда? – сухо спросила Анджела. – Интересно, откуда у него такие сведения? Кики, неужели ты могла обсуждать с ним мои отношения с мужем?

Кики покраснела:

– Прости, Анджела. У него просто талант вытягивать из людей любую информацию. Ей-богу, я не хотела… А потом, он настаивал на том, чтобы навестить тебя в лечебнице. Я его отговорила от этой затеи, но с большим трудом. Он очень хотел забрать тебя из клиники и отвезти к своим врачам в Швейцарию. Его еле-еле удалось отговорить от этого.

Анджела не могла сдержать смех:

– Не могу поверить, что такой разговор мог состояться. Каким образом он бы смог добиться разрешения для этого? Он, фактически посторонний мне человек…

– Ну знаешь, если бы ты видела, как мама сидит с Зевом голова к голове, то не подумала, что он посторонний.

Анжела побледнела:

– Мама и Зев Мизрахи? Каким образом это произошло?

– Ну, понимаешь, пока ты была в клинике, я моталась между больницей и Европой. А Зев настаивал, чтобы я пользовалась его личным самолетом. С ним всегда так – сначала принимаешь какую-то его услугу, а потом он уже распоряжается твоей жизнью, до того как ты это сама начинаешь понимать. Прежде чем я поняла, что происходит, он настоял, чтобы поехать со мной. И он встретился с мамой. Фактически это мама уговорила его не посещать клинику. Она сказала ему, что это будет неприлично. Мари произвела на Зева очень сильное впечатление. Мари обворожила Зева, а Зев обворожил Мари. Стэнли и Ливингстон – мгновенно вспыхнувшая симпатия. Мари даже пригласила его погостить у нее в Брентвуде.

– О чем ты говоришь, Кики? Мама и Мизрахи?..

Кики весело рассмеялась:

– Это было бы действительно нечто! Но нет, ничего подобного. По крайней мере, я так не думаю. – Она помолчала. – Мне кажется, Мари считает, что Зев – это тот человек, который сможет справиться с Лайемом Пауэром.

– Мне бы действительно хотелось понять, что происходит, – взволнованно произнесла Анджела. – Мама мне ни слова об этом не говорила.

– Да ты не расстраивайся. Если Мари и затеяла какую-то игру с Зевом Мизрахи, то кто мы такие, чтобы вмешиваться? Я полностью доверяю Мари. Я знаю, что она сумела отговорить его не приезжать сюда, в Палм-Спрингс, чтобы повидать тебя.

– О Боже! Неужели он собирался сделать это?

– Да, он пытался. Но Мари сказала ему, что это не самая удачная его мысль. Они стали такими хорошими друзьями, что Зев прислушивается к ней. Может быть, ей удастся уговорить Зева отпустить Вика из своих когтей. Если кто-то и в состоянии это сделать, то только Мари. Единственное – я боюсь, что она не станет сейчас заниматься моими проблемами. Думаю, сейчас она в состоянии думать только о тебе.

– Кики, ты опять начинаешь?

Но на самом деле она и не очень-то думала о том, что ей сказала Кики.

«Не буду думать о том, что мама и Мизрахи подружились. Доктор Престон говорит, что я должна думать только о приятном. Только о чем-нибудь хорошем. Я буду думать о том, как хорошо лежать на солнце. Как хорошо, что здесь со мной Кики. Что она поедет со мной домой. Как хорошо, что я опять буду с Дикки и Тимми! Как здорово будет поехать с Кики по магазинам и накупить себе новых тряпок. Как прекрасно, что никто не осмелится орать на меня из-за того, что я потратила слишком много денег. Как хорошо знать, что мама – на моей стороне. А о папе я не буду думать. Я не буду думать и о Дике. Я не буду думать о… Нет, я даже имени его не буду произносить. Я не буду думать о Зеве Мизрахи. Я буду жить только сегодняшним днем».

2

Дик вышел, чтобы приветствовать ее по возвращении домой. Анджеле показалось, что он немного постарел. Подбородок стал тяжелее, около глаз появились морщины, которых она раньше не замечала.

Ее встречали очень торжественно. На улицу вышла вся прислуга и весь обслуживающий персонал. Дик поцеловал ее в губы, он наверняка это заранее продумал. Поцелуй в щеку после многомесячного отсутствия жены показался бы окружающим чересчур сдержанным проявлением чувств. Он даже чмокнул Кики в щеку. Все говорили ей, как они рады видеть ее дома, Хелен О'Нил сказала ей, что она прекрасно выглядит. Анджела быстро пошла наверх, где ее ждали мальчики.

Она виделась с ними всего две недели тому назад в Палм-Спрингсе, но ей казалось, что прошло уже очень много времени.

Экономка приготовила для Кики комнату в дальнем крыле. Казалось, это так далеко от ее собственной комнаты, а она еще боялась ночи, хотя и считалась выздоровевшей. Нет, «выздоровевшей» было не очень подходящим словом, больше бы подошло слово «выздоравливающая».

Доктор Престон говорил, что она не должна все время думать о разных вещах, таить что-то в себе. Она должна высказывать свои мысли, защищать себя и отстаивать свои желания. Поэтому, несколько позже, когда они втроем сидели в библиотеке и пили коктейль перед ужином – она, Кики и Дик, – Анджела заговорила о том, как им устраиваться на ночь. К ужину были приглашены Пат Хэггерти и его жена Силия; Дик, по всей вероятности, пригласил своего старого друга и помощника, чтобы смягчить напряженность первого вечера, и Анджела хотела решить этот вопрос, прежде чем они приедут.

– Мне бы хотелось, чтобы Кики спала в одной комнате со мной, пока она будет здесь. Я подумала: мне прежде стоит сказать об этом тебе, а уж потом миссис Питерс, чтобы не возникло недоразумений. – Она не знала, как ей лучше выразить свою мысль, ей вообще было очень трудно разговаривать с ним. Гораздо труднее, чем раньше. С того момента, как она оказалась дома, она избегала обращаться к нему. Даже сейчас, когда она говорила с ним, ее всю трясло. Она думала, что сможет преодолеть отвращение, которое испытывала к нему. Доктор Престон говорил ей, чтобы она постаралась быть как можно более безразличной к нему. Он говорил, что множество супружеских пар сохраняют свой брак, только оставаясь безразличными друг к другу.

Дик вспыхнул:

– Мне бы не хотелось тебя расстраивать, Анджела. Я хочу, чтобы тебе было удобно и легко. Но будет весьма странным, если не сказать большего, если Кики будет жить в твоей комнате. Что подумает прислуга, если после столь долгого отсутствия ты будешь спать с сестрой? Кроме того, мне хотелось сказать тебе еще кое-что… – Он взглянул на Кики, как бы раздумывая, стоит ли говорить в ее присутствии.

– Я никуда не собираюсь выходить, – предупредила Кики, – так что давай выкладывай.

Анджела чувствовала, что вот-вот расплачется. Он нарушал джентльменское соглашение, которое они заключили – не вести никаких сугубо интимных разговоров.

Дик опять покраснел.

– Это не то, о чем ты думаешь, Анджела, и я вовсе не собирался просить тебя выйти из комнаты, Кики, – сказал он с некоторым раздражением. – Мне просто нужно было сказать тебе, Анджела, вернее, объяснить, что в Нью-Йорке проводится конференция губернаторов. Я должен там выступать… – Он замолчал, затем продолжил: – Мне надо вылетать завтра. При данных обстоятельствах я бы не поехал, но дело в том, что я делаю основной доклад. Ты же это понимаешь. И может быть, все к лучшему. Это даст тебе возможность немного привыкнуть здесь без меня. После того как я уеду, Кики может перебраться в мою комнату. Это будет выглядеть вполне пристойно.

Анджела почувствовала такое облегчение, что у нее даже голова закружилась. Он уедет на несколько дней – это даст ей передышку. Она знала, что ей нельзя злиться, ненавидеть – это саморазрушающие чувства, ей об этом говорил доктор Престон, но она ничего не могла с собой поделать. Теперь Дик уедет на несколько дней. Это было больше того, на что она могла рассчитывать.

– И надолго ты уезжаешь? – спросила она тихо, стараясь не смотреть на Дика, ходившего взад и вперед по комнате, чтобы скрыть волнение.

– Думаю, дней на пять; если хочешь, еще не поздно сделать так, чтобы и ты смогла поехать. – Он посмотрел на Кики и вежливо добавил: – Кики тоже может поехать.

– Нет, нет, я не могу, – ответила Кики. – Я останусь здесь, и Анджела тоже.

Анджела с благодарностью посмотрела на Кики, затем проговорила:

– Нет, спасибо. Я не могу оставить мальчиков – я их почти не видела.

– Мне кажется, я слышу голоса Пата и Силии, – сказал Дик, обрадованный тем, что может выскочить из комнаты.

Поздно вечером, когда все уже легли спать, Кики прошмыгнула в комнату Анджелы. Они захихикали в темноте.

– Я чувствую себя, как школьница, когда мы собирались у кого-нибудь, после того как гасили свет. А где вино? Ты думаешь, ничего не случится, если мы зажжем одну лампу, чтобы налить вино? И отгадай, что я принесла?

– Шоколадные конфеты? – предположила Анджела.

– Ну и ну! И как это ты догадалась?

Анджела спокойно провела ночь с Кики, лишь один раз она проснулась из-за того, что видела сон. Сон был вполне приятный. Ей снилось, что она исполняет какой-то танец с Ником Домингезом, причем они оба одеты в черное трико и танцуют балет. Современный балет.

После того как Дик улетел в Нью-Йорк, Анджела сразу же стала думать о том времени, когда он вернется, а затем Кики уедет, а потом начнется предвыборная кампания. Как она со всем этим справится? Советы доктора Престона были одно, а реальная действительность – совсем другое.

– А вдруг я не справлюсь со всем этим, Кики? Вдруг все это будет слишком тяжело для меня? Я ужасно боюсь, что у меня опять начнется нервное расстройство.

– Ты же сама говорила мне, что доктор Престон велел тебе жить только сегодняшним днем. Ведь правда? Вот так и живи. Кто знает, что произойдет? Иногда судьба вмешивается и все переворачивает. Может быть, подружка Дика забеременеет и устроит такой скандал, что ему придется развестись с тобой и жениться на ней. Может быть, я и стану той маленькой пташкой, которая прощебечет эту мысль ей в ушко.

– Ой, Кики, я серьезно.

– Ну, мы что-нибудь придумаем. Но ты живи одним днем. И перестань все время думать об этом вонючем ублюдке. Может быть, слетаем в Лос-Анджелес за покупками?

– Нет, Кики. Я хочу побыть с мальчиками.

– Ну ладно. А может быть, на один денек смотаемся в Сан-Франциско?

– Да нет, Кики. Ей-богу, совершенно нет настроения.

– Хорошо. А может быть, разденемся до трусов и начнем бегать по крышам, чтобы шокировать соседей?

– Ой, Кики, как же я тебя люблю… ты такая… такая замечательная. Я правда постараюсь отвлечься. Честное слово.

* * *

Когда на выходные приехала Мари, Кики отозвала ее в сторону.

– Мари, надо что-то делать с Анджелой. Она очень старается, но ей безумно трудно. Они ее выпустили из этой поганой лечебницы, но она еще далеко не здорова. И если мы что-нибудь не придумаем, то она опять свалится с нервным расстройством. Дик Пауэр – это чудовище, самое настоящее чудовище, потому что держит ее тем, что грозится отобрать детей или объявить психически неполноценной. Черт! Поверь мне, я просто не могу сидеть сложа руки, но я не знаю, как ей помочь.

– Мы что-нибудь придумаем. Не сомневайся!

– Мари! Ты уже что-то придумала? У тебя есть какой-то план?

– Я обещала Анджеле, что помогу ей, и я выполню свое обещание. Но ты должна сделать для меня одну вещь, моя дорогая Кики.

– Да, Мари? И что?

– Перестань называть меня Мари. Я все-таки твоя мать.

«Может быть, я и называла бы тебя так, если бы ты помнила, что ты и моя мать, а не только Эдди и Анджелы… драгоценной Анджелы. Черт побери!» Дело в том, что Анджела действительно была драгоценной.

3

Анджела с нетерпением ожидала приезда Кики. Она хотела поехать в аэропорт с Мари и шофером Генри, но мама настояла, чтобы она ждала в доме в Брентвуде и за это время немного поспала. Анджела в этот день приехала из Сакраменто, и мама все еще обращалась с ней, как с больной, и хотела, чтобы она побольше отдыхала.

Прошло уже три месяца с тех пор, как они расстались с Кики. Когда Кики жила у Анджелы в Сакраменто, она получила приглашение сниматься в кино в Чехословакии и, обрадовавшись этой возможности, поспешно уехала.

– Это обычный дешевый фильм, – объясняла Кики, – и возможно, будет идти только в Чехословакии, но что мне делать? После того провала у меня особых шансов нет. Сплошная «война без мира».

– Почему бы тебе не подождать, пока Вик не сделает фильм с тобой? – спросила ее Анджела.

– Боюсь, мне придется ждать до тех пор, пока не поседею. Зев не даст Вику снять картину со мной. Мари говорит, что поработает с Зевом. Но кто знает, что выйдет из этого союза нечестивых?

* * *

Кики стремительно вошла в дом, за ней шли Мари и шофер, увешанный пятью одинаковыми чемоданами. У Кики была новая прическа – шапка мелких кудряшек и локонов.

– Мне ужасно нравятся твои волосы! – воскликнула Анджела, дотрагиваясь до них. Кики заметила, как дрожит ее рука.

– Не слишком буйная у меня голова? Это называется «итальянская стрижка». У Лиз Тейлор такая же.

Мари прошла к себе, и Анджела предложила:

– Пошли наверх. Мама разместила нас в одной комнате. Будем чувствовать себя девочками. Разве плохо, когда тебе опять шестнадцать и семнадцать?

Войдя в комнату, Анджела бросилась на кровать.

– Правда веселенькая комната? – Солнце заливало комнату, отделанную в бело-желтых тонах, но Кики показалось, что голос сестры звучит безжизненно, тускло.

– Лично я отправляюсь на курорт в ванную. Пошли со мной?

– Что, прямо сейчас? – устало спросила Анджела.

– Надо ловить момент, – ответила Кики, сбрасывал одежду. Вбежав в просторную ванную, она повернула краны в большой, утопленной в полу ванне, выложенной желтым кафелем, и глядела, как из кранов бьет вода.

– Давай, залезай. Кто последний залез, тот тухлятину съест, – заявила она, сидя по самый подбородок в воде.

Анджела осторожно ступила в воду.

– Ты всегда жульничала.

– В войне и мире между сестрами не может быть жульничества. – Кики внимательно посмотрела на Анджелу и подумала, что та ужасно похудела. Еще пару килограммов, и от нее вообще ничего не останется. – Ну и как жизнь, сестренка?

Услышав обращение из их прежней жизни, Анджела грустно улыбнулась.

– Как-то одиноко – Дикки в школе. Только я и Тимми… Да и Тимми полдня проводит в детском саду. Есть еще, конечно, Хелен О'Нил – это моя постоянная компания. – Анджела закатила глаза. – Но она немного растеряла свой пыл. Ты же знаешь, что в этом году Дик собирается переизбираться, и ей очень хочется в этом поучаствовать, как я понимаю. Я ей не ставлю это в вину. Наверное, для одинокой дамы гораздо интересней ездить по всему штату и быть окруженной большой толпой народа, чем сидеть в старинном викторианском особняке и охранять чокнутую бабу. Но, может быть, ей повезет в 1960-м. Дик собирается принять участие в президентских выборах, и, похоже, все считают, что у демократов будут неплохие шансы после того, как Эйзенхауэр сойдет со сцены.

Кики серьезно посмотрела на нее:

– Ты хочешь сказать, что действительно можешь стать Первой Леди?

– Господи, я молюсь лишь об одном – чтобы этого не было! Конечно, такая возможность есть, но ведь сначала будут предварительные выборы и только потом сами выборы. И даже сторонники Дика говорят, что у Джона Кеннеди в шестидесятом больше шансов стать любимцем партии. Но кто знает? К тому времени уже появятся десятки других, которые начнут борьбу… Во всяком случае, я в этом не участвую. Мы договорились, что я в его кампании не буду участвовать. Никогда. Ни сейчас, ни потом. Между прочим, Дик на эти выходные приехал в город, он проводит здесь свою кампанию. Остановился в «Беверли Уилшир».

– И что говорит доктор Престон?

– Он тоже согласен, что я не должна участвовать в кампании. Даже если у меня хватит сил. Он считает, что я должна жить своей собственной жизнью. Что я должна думать о том, что когда-нибудь опять стану сниматься. – Анджела невесело рассмеялась. – Он не понимает, насколько это нелепо. Представляешь – жена губернатора или еще смешнее – жена президента – снимается в кино? Не говоря уже о том, что я ни физически, ни морально ничего не могу делать. Этот врач живет в другом мире. Он не понимает, сколько сил и энергии требует профессия актрисы. Понимаешь, он очень серьезный человек. Он считает, что важны только медицина и психиатрия. Остальное – это все так, игры. Для него профессия актера – это значит быть звездой, это просто исполнение сказочной мечты.

– Да, мечты! А что говорит этот важный господин, мистер Дик, как он относится к идее доктора Престона?

– Я никогда с ним это не обсуждала. Мы вообще ничего не обсуждаем. Если мы и разговариваем друг с другом, то только на публике. Иногда он бросает на меня взгляд – что-то вроде предупреждения, как бы говоря: «Веди-ка себя как следует, мадам, а не то живо отправишься в свою лечебницу».

На лице Кики отразилось возмущение и презрение.

– Кто бы мог подумать, что Дик может быть таким хамом?

– Ну ладно, хватит обо мне. Расскажи лучше, как ты сама живешь. Как у вас с Виком?

– Прекрасно. Просто прекрасно.

– Что-то не слышу энтузиазма в твоем голосе.

– Мы много времени проводим врозь, а когда встречаемся, то все уже не так, как было раньше. Ты понимаешь – жизнь идет и все меняется. Люди тоже меняются. И за это я, конечно, должна благодарить этого еврейского Гитлера, – сказала она, гневно блестя глазами.

У Анджелы навернулись на глазах слезы. «Мы обе родились под несчастливой звездой. Кики и я. Почему все так получается?»

– Как моя племянница? Так жаль, что я не могу увидеть ее.

– К сожалению, внешне ничуть не изменилась. По-прежнему похожа на мартышку. Подросла немного и всюду лазает, как обезьянка. Очень ловкая и умненькая.

– Жаль, что ты не привезла ее.

– Вик никуда не разрешает мне ее брать с собой. Даже не позволяет увозить ее, когда я живу в римской квартире.

– В римской квартире? Я и не знала, что у тебя там квартира.

– Да так, небольшая берлога. Я иногда сбегаю туда на пару дней. А почему бы тебе не привезти своих мальчиков на лето в Сан-Ремо? Мы бы провели там время с твоими ребятишками и моей обезьянкой.

Анджела нетерпеливо взмахнула рукой:

– Я придумала! Почему бы тебе не попросить Брэда отпустить в Сан-Ремо и Рори? А я бы привезла ее с собой.

Кики возмущенно посмотрела на нее.

– Но ты же обещала не говорить про Рори. Ты понимаешь, что я не хочу говорить о ней!

– Но ведь ты не видела ее с тех пор, как уехала из Техаса. Это же дико. Ей уже шесть. Ты же не можешь…

– Я знаю, что я могу и что не могу. Я не могу ее видеть, и на этом кончим. Все! Разговор окончен!

Раздался стук в дверь, а затем вошла Мари.

– Вы что, так и собираетесь провести в воде целый день, а я буду сидеть одна?

– Мари, старушка, раздевайся и иди к нам!

– Спасибо, но нет, Кики, – казалось, она чем-то смущена. – Я вот думала… Может быть, пройдемся по магазинам? Почему бы вам не одеться, и мы сразу отправимся?

– Господи, Мари, я только что с самолета, а у Анджелы такой вид, что она вот-вот упадет в обморок. Может быть, сходим в магазин завтра?

– Да, но мне нужно кое-что купить.

– Ну и почему бы тебе не сделать это одной, без нас, а мы потом посмотрим, что ты купила.

– Нет, мне хочется, чтобы вы пошли со мной. Я настаиваю…

Кики и Анджела обменялись взглядами. Никогда прежде их мать не настаивала, чтобы они ходили с ней по магазинам. Но прежде чем сестры смогли что-нибудь ответить, они услышали нетерпеливый стук в дверь спальни.

– Боже! – воскликнула Кики. – Еще один посетитель. Почему бы не пригласить его присоединиться к нам. Здесь места хватит еще для нескольких человек.

Мари открыла дверь и увидела экономку Глэдис, которая была вся в слезах. Мари сразу же сжалась.

– Да, Глэдис, в чем дело?

– Миссис Уиттир, может быть, вы выйдете сюда, в холл?..

– Я слушаю, – произнесла Мари, выйдя в холл и закрывая за собой дверь. – Что, Глэдис? – Голос ее звучал очень сдержанно.

– Это о мистере Пауэре, миссис Уиттир… губернаторе, – всхлипнула женщина.

Мари положила руку на плечо экономки.

– Тихо, тихо, Глэдис. Так что с губернатором Пауэром?

– Я отдыхала у себя в комнате после обеда… – Казалось, ей трудно говорить.

– Продолжай, Глэдис.

– Это показали по телевизору… специальное сообщение… я уже собралась смотреть свою передачу… я всегда смотрю…

– Так что с губернатором?

– Он умер, миссис Уиттир! Бедняга умер!

Выражение лица Мари не изменилось. Она приложила палец к губам и, указав на дверь, сказала:

– Тихо, Глэдис. Так что произошло?

– Я не знаю точно, миссис Уиттир. Сказали, что он упал из окна. Я не все слышала. Я хотела рассказать вам и не дослушала до конца. Все, что я слышала, это – что он был в своем номере в «Беверли Уилшир» в Беверли-Хиллз, собирался пойти вниз на пресс-конференцию и выпал с двенадцатого этажа. Он разбился насмерть! – Она вытащила большой носовой платок из кармана и громко высморкалась. – Я думаю, вы сами скажете миссис Пауэр. Поэтому и побежала сюда. Бедняжка, она и так себя неважно чувствует.

Мари обняла экономку.

– Да, мы все должны держаться ради Анджелы.

– И эти бедные малыши. Потеряли отца – такого молодого и красивого… – Она опять всхлипнула.

– Да… да. Глэдис, теперь мне нужно пойти к ней. Пожалуйста, постарайтесь успокоиться. – Мари вынула свой платочек – крохотный батистовый квадратик, и промокнула глаза. – Э… они не говорили, мистер Пауэр был там один, Глэдис?

– Я не знаю, миссис Уиттир. Я рассказала все, что слышала.

– Думаю, мы скоро узнаем подробности, – с печалью в голосе произнесла Мари. – Я должна пойти и сообщить об этом Анджеле. И будьте добры, принесите из моей комнаты маленький телевизор.

– Да, конечно. И скажите миссис Пауэр… скажите, что я ей очень сочувствую.

– Ну, конечно, Глэдис. Конечно. – Она слегка похлопала женщину по плечу. – Принесите, пожалуйста, чай и графин с коньяком.

Она поправила юбку и уже было собралась открыть дверь в свою спальню, как раздался звонок телефона.

– И мы пока не будем подходить к телефону, Глэдис. Если, конечно, это не касается детей.

Она вернулась в спальню, а затем прошла в ванную и сообщила дочерям ужасную новость.