Текст книги "Право на выбор (СИ)"
Автор книги: Джулия Рут
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
4-14
Первые трудности начинаются уже вечером. Я сижу на постели, скрестив руки, пока снизу доносятся негромкие голоса.
– По очереди?
– У меня ночные смены бывают… Как тогда…
– Тогда…
О господи… они и правда делят ночи со мной как вахту?
– График на следующий месяц есть?
– Сейчас гляну…
Нет, так не годится. Я оглядываю постель, прикидываю габариты туров. В теории должно хватить…
– Идите сюда.
Я говорю негромко – турам не нужен крик, чтобы меня услышать. Они появляются в дверном проеме: огромные, почти под самый потолок, и моя идея уже не кажется такой гениальной. Она кажется абсолютно идиотской – но отступать уже поздно.
– Я подумала… ммм… может, чтобы не ссориться… просто ляжем все вместе? Места тут хватит… ну что уже не так?
Они смотрят так выразительно, что впервые за долгое время кажутся похожими.
– Спать…
– Мне – с ним?
– А что такого? Или у вас это что-то такое значит? Я буду между вами лежать… и никто не будет чувствовать себя обездоленным.
“И пусть никто не уйдет обиженным”.
– Ну… давай попробуем, – первым сдается Мар и, не дожидаясь Раша, вытягивается на боку у стены. Я выжидательно смотрю на второго.
Раш вздыхает, трет лицо ладонями… А затем гасит свет и опускается на кровать ко мне спиной.
– Расскажешь кому… – произносит он в опустившейся темноте.
– Издеваешься? – мгновенно отвечает Мар.
– Нет.
– Ау, – практически зажатая меж двух огненных тел я очень, очень жалею о своем предложении, но идти на попятную уже поздно. – Это что, все-таки что-то крамольное?
– ?
– Что-то постыдное? Неприемлемое?
– Не то чтобы…
– Скажи ей.
– Ты скажи.
– ...
– Мне кто-нибудь объяснит?
– Лечь в одну постель, неважно с кем – показать готовность к интимной близости.
– Ох…
– Только попробуй распустить лапы…
– Нужен ты мне.
Я лежу между ними, вяло переругивающимися… пот расплывается по лбу, вискам и загривку… я смогу так заснуть? Я смогу вообще пошевелиться, когда можно случайно коснуться любого из них и тогда…
Что тогда?
– Надо поставить тебе холодилку… у меня знакомый занимается… сделает скидку…
– Давно пора… скинь контакты…
– Поддерживаю, что бы это ни было, – бормочу я тяжело.
– Может, постелить тебе внизу? Там прохладней будет.
– И оставить вас тут вдвоем? – несмотря на жару, во мне назревает нехорошая шутка. – А если утром окажется, что жена вам уже не очень-то и нужна, когда есть крепкая мужская дружба?
С обеих сторон – возмущенное бульканье. Хах… хотя бы в чем-то они солидарны…
Я медленно погружаюсь в вязкий полусон; в нем все еще слишком много мыслей, слишком много тревоги от неопределенности… мы стоим в самом начале очень большого, очень долгого пути, такие разные и так крепко связанные, бросить одного – потерять всех. И все что мы можем – это падать, подниматься, снова падать и надеяться… надеяться, что когда-нибудь мы сможем оторвать глаза от дороги, поднять голову…
Поднять голову – и увидеть над ней небо в алмазах.
5-0
… Праздник Отчего огня решили все-таки провести – и посвятить всю его религиозную часть памяти погибших. Долгое горевание не характерно для туров в принципе, “все из камня и все в камень” – так тут говорят. Дома отстроились с какой-то сверхъестественной быстротой, инфраструктура восстановилась еще быстрее – и вот о катастрофе уже напоминают только башенки из черной породы, сложенные на пороге жилища тех, кто потерял в ней близких. Проходя мимо таких, я невольно отвожу глаза – как будто случайным взглядом можно зацепить, содрать корочку с чьей-то едва затянувшейся раны.
– Не бери в голову, – Раш тянется ее взлохматить, я подавляю порыв увернуться. – Треснет еще.
– ...ага.
– Это не твоя беда.
– Знаю.
– ...все равно больно?
– ...
– Да чтоб меня…
... Раш все время ерошит волосы – а Мар все время их приглаживает. Раш все время скалится, став на себя прежнего похожим чуть больше, без конца шутит, но я не смотрю и не слушаю – я вижу только день за днем медленно светлеющие полосы на его шее и руках. Мар напротив, больше отмалчивается, больше вглядывается в меня, ловит каждый взгляд и каждый жест – и мне неловко, неуютно от такого внимания. Но я ничего ему не говорю словами, потому что каким-то чутьем понимаю – ничего не изменится, пока он сам для себя не поймет, что по-прежнему важен для меня.
– Как… твое плетение?
– Ну, как сказать…
Я накрываю ладонью клубок нитей, задвигаю за спину корзинку. Первый раз вижу Мара с такой неловкостью на лице.
– ... не покажешь?
– Это… потом, когда закончу.
– ... ладно.
… Раш деликатностью не отличается – сует нос мне под руку без всяких расспросов и расшаркиваний, за что по нему и получает – больно мне, до всхлипа – что дает только лишний повод надо мной поиздеваться. Но издевки эти беззлобные, ими он по привычке прячет тревогу, нервозность – он как на минном поле в этих странных отношениях.
Все мы – словно на минном поле.
Вечерами, когда выключается свет и чуть слышно рокочет холодильная машина, мягко снижая температуру в комнате до свежести осеннего утра (и отчего только раньше не поставили?.. такая благодать…), мы лежим в постели, неловкие, застывшие, словно любое движение может расколоть на части эту постель, пол под ней, дом, землю… Я уже расколота – и не знаю, что с этим делать, как с этим жить, и каждое мгновение проношу сквозь себя бушующим потоком воды… В воздухе между нами – не напряжение, но тяжесть неловкого касания, неловкой близости. Я медленно поглаживаю ладонь Мара кончиком пальца, беззвучно, почти бестелесно, но Раш это чувствует – не хочу знать, каким образом – и сплетает мои пальцы со своими, они тонут в жарком жерле его ладони. Раскол внутри ширится, плавится – как еще трещина не пошла между ребер?
Как еще на кровати не лежит две половинки меня?..
К такому наверное… невозможно привыкнуть… когда прикосновение с одного бока всегда означает жадное объятие с другого… в такие минуты я слышу легкое клокотание с обеих сторон – костяные наросты туров непроизвольно приподнимаются, делая их еще крупнее, а мне хочется склубочиться, утечь куда-нибудь, но с этой подводной лодки некуда деться.
Я вздыхаю еле ощутимо – Мар приподнимается на локтях рядом, Раш что-то ворчит и сжимает руку крепче, скоро отнимется уже, идиот…
Руку я не забираю, как могу успокаивающе поглаживаю Мара по запястью – спи, все хорошо.
Все… ведь правда хорошо?
5-1
– Занята?
Я поднимаю голову – тетрадь с древними символами надолго приклеила подбородок к ключице – и шею стрельнуло болью. Я уверена, что лицо даже не дрогнуло – но Раш все равно поджимает губы и забирает конспект. Поначалу разъедавшие глаза и мозги символы постепенно из несуразного сплетения черточек, штрихов и завитков начинают превращаться в гармоничную систему – и учить новые становиться проще.
– Хватит на сегодня.
Я решаю не спорить – с ним бесполезно.
– Ладно. Что ты хотел?
– Да так… ничего особенного…
Он мнется, отводит глаза… Так, стоп. Раш – мнется? Отводит глаза? Он-то?
– Что стряслось? – я поднимаюсь на ноги быстрее, чем думаю. Может, натворил что? Зная его уже чуть лучше, я вправе ожидать практически чего угодно. – Опять подрался с кем-то?
– Я идиот по-твоему?
– ...
– Ты серьезно?.. Шерхи… нет, идиот конечно… но не до такой же степени…
– Тогда что случилось? Чего ты… такой вот?..
– Да нормально все, – ни черта не нормально, вон, глаза снова отводит…
– А ну признавайся.
– Да ничего я не натворил!.. Ты… это… спиной встань…
– ...
– Пожалуйста?..
– Ладно…
Я поворачиваюсь, за спиной – возня, а потом…
Всплеск резкой неловкости движения – и на шею ложится плетеный шнурок с деревянной оправой, а внутри него – камешек с Раха. Подарок Шерши, который я отчаялась найти после оползня.
– Раш…
– Только вздумай сказать что-то.
Я оборачиваюсь – он глазами ищет щели в потолке. Внутри тепло и нежно, и впервые за долгое время – почти не стыдно за это тепло и нежно. Я улыбаюсь, и улыбка дается так легко, что даже чуть страшно становится. Тянусь к его лицу, слегка глажу по щеке – застыл, как изваяние, смотрит…
– Спасибо. Правда. Это… важная для меня вещь.
Он булькает что-то, темнеет лицом, снова глаза отводит… руки его напряжены, и я ныряю под них ладонями, легко обнимаю затвердевшую спину, это кажется так правильно, так… важно. Спустя один удар сердца смыкается на спине каменное кольцо, тяжелое дыхание ерошит волосы на затылке… он будто хочет втиснуть меня между ребер, где его сердца пытаются перегнать друг друга. Я обмякаю в его твердости, растекаюсь по нему… Раш больше не двигается, но не потому, что не хочет – потому, что слишком хочет. Степень его “хочет” я спустя мгновение уже чувствую животом – и сразу же напрягаюсь. Еще мгновение – и тур отступает, выдавливая оскал на обескровленные губы.
– Извини.
– Ничего… я понимаю. Физиология…
– Ничего ты не понимаешь, – говорит он беззлобно, грустно улыбается. – Носи… пожалуйста.
– Буду.
Он уходит, оставляя странное, горько-горячее чувство внутри, как будто ставшее было на место что-то снова с него соскочило… словно что-то почти наладилось, почти заработало как надо… но разлад, раздрай и раскол внутри все еще обжигает, не дает образоваться балансу, гармонии… Я потираю грудь, натыкаюсь на камешек… тяжело… может, написать или позвонить Шерше? Она заваливала меня сообщениями с тех пор, как связь восстановилась, я едва успевала ответить… Сможет ли она помочь… с этим?
…Писать Шерше не пришлось – помощь пришла сама, откуда не ждали. Упала с неба на одноместном мобильном флаере, ворвалась синим ураганом с воплем:
– Ну как вы тут, мать вашу раскударить в шерхову задницу?!
… Рихта узнала об оползне случайно – просто попалась заметка в новостях. Узнала и со свойственным ей подходом, не откладывая в долгий ящик, запрыгнула в свой флаер и в обход всех пограничных постов пересекла воздушную границу Тавроса, оставив свою команду разбираться с формальностями. Писать или звонить она посчитала излишним – и вот у нас в гостиной сидит лысое чудище, похабно переводящее взгляд с Мара и Раша на меня.
– Кажется, туры совсем разучились пользоваться своими причиндалами, раз лохматая до сих пор без пуза. Эй, хотите видео скину, как мы с Секраном…
– Нет, спасибо, – смотреть чужое хоум-видео, что может быть хуже?
Мар молчит, Раш пилит взглядом потолок, но исходящее от них раздражение можно руками трогать и в карман складывать. Да… так мы далеко не уедем…
– Может, вы пока…
К счастью, меня понимают сразу и неловкость заканчивается серединой фразы – туры оставляют меня наедине с дарган, как будто даже благодарные за то, что избавила их от ее громкого присутствия. Та сразу как будто сбрасывает с себя половину похабной агрессии и становится словно бы… меньше.
– Тебя как будто по оврагам за ноги таскали, – окинув меня взглядом, произносит Рихта с тем, что можно с натяжкой принять за сочувствие. Слышать это от существа без одного глаза и с протезом обидно вдвойне.
– Спасибо, ты как всегда восхитительно тактична.
– Обращайся. Как оно вообще?
– ...
– Что, морды друг другу разъе…
– Было дело.
– Ты что, только Мару даешь? А второй на ручном приводе держится?
Резкая откровенность вопросов, высказанных таким спокойным и ровным тоном, вышибает почву из под ног. Я только ловлю ртом пузыри, а Рихта кривится, закатывая глаза.
– Первородная… ты как дожила вообще до этого дня, такая замороченная?
– Ну… как-то…
– Лучше бы их трахала вместо своих мозгов – или что там в твоей лохматой черепушке, вата?
– Да не могу я… Не могу с обоими сразу, это же… блядство какое-то!
Рихта наклоняет голову на бок и с искренним изумлением спрашивает:
– Где же тут блядство? Вы женаты, все трое.
– На Земле… там, где я росла… так не принято было. Не принято было вступать в такие отношения. Для меня это… дикость.
– Отсталая планетка.
– Иди ты…
– Схожу, но попозже. Смотреть не могу на твою унылую рожу. Совсем тупица, да? Всем глубоко насрать, сколько у тебя мужиков. Ты не на Земле уже, что, никак не дойдет?
– Это не так просто… я не могу так просто взять и вытрясти из себя установки, с которыми выросла...
– Боги милосердные… – Рихта откидывается на спинку дивана, она маленькая, ногами до пола не достает, так посмотришь – ребенок, пока не откроет рта. – У тебя мамка-папка были там, на Земле?
– ...
– Сирота, что ли?
– Была… мама. И отчим.
– От…что?
– Неродной отец. Второй муж матери.
– М-да… а братья-сестры?
– Сестра. Сводная.
– Ну вот смотри, объясняю на пальцах для альтернативно одаренных. Дите у вас маму-папу обычно ж любит, так? Его никто камнями не бьет за то, что оно и к мамке на руки просится, и к папке лезет? Я к чему… любить не кого-то одного, а нескольких – разве это странно? Ребенок не будет любить маму меньше от того, что у него есть еще и папа, и бабки-дедки, тетки там, сестры, братья… понимаешь, лохматая?
Кажется… понимаю… действительно понимаю… понимание входит в тело пузырями легкости и… свободы?
– Вроде бы…
– Вроде бы… тупица… Так если у тебя два мужика – почему нельзя любить обоих? Каждого… ну, по-своему как бы. Как у ретранслятора есть разные частоты, так у тебя тоже – для каждого своя частота. Ты просто переходишь с одной на другую – и о-па, всем хорошо, все друг друга понимают. Как тебе мысль, нормально? Голову не жмет?
– Не жмет. Я тупая, но не до такой степени.
– Да что ты говоришь, быть того не может.
– Рихта…
– Я помню, как меня зовут. Назовешь в мою честь первенца?
– У туров девочки не рождаются.
– Ой, какая разница, мальчик, девочка... Или у тебе еще и гендерные загоны?
– Нет никаких загонов, – отвечаю я быстрее, чем реально соображаю. Не хватало еще лекции на эту тему… Моему ответу Рихта не верит, но не настаивает, только хмыкает, и взгляд ее снова делается похабным.
– Но с Маром-то было? Нормально, не возня детсадовская?
– ...
– Быыыыыло, признавайся. Я с туром ни разу не спала, но они, говорят, хороши… Правда, что с ними всегда кончаешь?.. А ты чего вся красная стала?..
– Ни…чего… просто…
Рихта смеется до икоты над моим смущением, а когда ее отпускает приступ обидного для меня веселья, спрашивает внезапно-вкрадчиво:
– Но тебе-то хорошо было? Понравилось?
Четкое ощущение, что слышит и слушает меня не только Рихта, сжимает сердце, сжимает горло, голову, когда я едва слышно для самой себя выжимаю в воздух:
– Понравилось. Очень… хорошо…
– Я тебе видео все-таки скину.
– А можно пожалуйста не надо?
– Обязательно к просмотру. Вот прямо сейчас и скину…
Планшет на тумбочке вибрирует после пары-тройки тычков, сделанных дарган в свой запястный коммуникатор. О боже милосердный… удалю сразу же… даже открывать не буду…
…Надолго Рихта не задержалась – как будто что-то могло ее задержать. Убедившись, что все, на кого ей не наплевать, относительно живы и здоровы, она оставила мне какую-то коробку (даже думать не хочу, что там внутри), сделала ручкой Мару, который на заднем дворе укреплял защитные экраны – и только свистнул на грани ультразвука ее флаер.
Но кроме коробки, вагона смущения и оторопи она оставила после себя кое-что очень важное. Рихта вряд ли это осознавала, я и сама поняла это не сразу. Лишь через пару дней с какой-то кристальной ясностью ощутила то, что она назвала “разные частоты” – когда проводив Раша на работу ласковым объятьем, я вернулась в постель к Мару и не ощутила больше ни капли тяжести внутри.
Они… разные. Разные настолько, что чувства к ним и не могут быть одинаковыми даже по своей природе, и сравнивать их... бессмысленно.
Накатившее облегчение сделало все тело ватным, я растеклась по груди тура, обнимая его легко и естественно, как будто только что не обнимала другого. И он словно бы это почувствовал и потянулся ко мне в ответ, и впервые за долгое время я снова нашла отражение своей улыбки в его глазах.
Нашла в нем отражение проснувшейся надежды, что мы идем правильным путем.
5-2
– Не жмет? Нормально?
– Да… вроде бы…
– Тебе очень идет этот цвет.
– ...
– Ну что ты? Правда идет. И фасон, и цвет…
В зеркало Гриды наверное что-то добавлено – иначе отчего я кажусь себе как будто подсвеченной изнутри?.. В любом случае, платье из легкого плетения с поясом под грудью мне и правда идет. Еще и белое…
– Похожа на урным – молодую жену.
И правда похожа...
– А здесь тоже белое на свадьбу надевают?
– Здесь в самое красивое платье наряжаются, красное, черное, зеленое… но на Уйриме принято в белом.
– На Земле тоже…
Мое бракосочетание провели давно, но невестой я чувствую себя сейчас. Сегодня вечером мы втроем идем на праздник, и Мар, неловко и запинаясь, предложил зайти в храм – “на удачу”. Я и так планировала туда заглянуть, по своим причинам, поэтому вопросительно мы смотрели на Раша, а он взял и согласился – так легко, как будто не говорил о традициях со скепсисом.
На последнем занятии Грида сама предложила одолжить нарядное платье для праздника, и у меня не было причины отказываться – вся одежда была повседневной и довольно простой. Когда я упомянула об этом дома, Раш’ар только пробухтел что-то с досадой, а Мар покопался в планшете, после чего отдал его мне с коротким “выбирай”.
– На будущий год… пускай будет, а то в самом деле неудобно.
Неловко и неудобно стало уже мне при виде ценника – в местных ценах я уже что-то понимала.
– Я выучу язык… и найду себе что-нибудь…
– Ты о чем?
– Работа. Ну, чтобы на шее не сидеть…
– На моей можешь сидеть сколько угодно. И не только на шее.
– Раш.
– Ну что? Глупости не говори.
– Но…
– Тебя забрали не по твоей инициативе. И принимая на Таврос, мы взяли на себя определенные обязательства. Обеспечение тебя всем необходимым – одно из этих обязательств, – неожиданно очень серьезно произносит Мар.
– ...ладно…
И вот я в невестином платье мнусь на пороге, уйримка посмеивается, пока я поправляю волосы, поправляю подвешенную к поясу сумку. Как будто на первое свидание, ей-богу…
В каком-то смысле и правда – первое свидание...
– Сейчас кто-то выломает нам дверь, так что поторопись пожалуйста, – сквозь улыбку протягивает Грида.
– Уф… да, хорошо. Спасибо за платье.
– Не за что.
Она провожает меня со странным прищуром – как будто что-то знает. У меня у самой чувство…. странное. Как будто я тоже знаю – что-то произойдет.
– Раздери меня мроки…
Я краснею – сразу всем лицом, ото лба до шеи. Раш ругается, нервно смеется, а Мар просто молчит и смотрит.
– И… идем?..
– Идем. Давай руку.
– А мне?
– ...
– Вот спасибо.
Странно… как первоклашка с родителями… только от них жаром ведет и запах, который я ни с чем не спутаю, горло щекочет изнутри. Лицо пылает – как хорошо, что Шерхентас уже скрывается за горной грядой, и с нее опускаются быстрые густые сумерки. В городе горят огни, слышны голоса и, кажется, музыка – ритмичная, ударная. В животе подрагивает, струится холодный пот по спине. Мы идем молча – хотя уже научились разговаривать втроем.
Кажется, пришло время научиться вместе молчать.
Ближе к центру становится понятно, что на праздник собрались не только жители Рум'ры, но и окрестных деревень и хуторов – потому что если местные уже привыкли к моему лицу и волосам, то приезжие во всю таращились и разве что пальцем не тыкали. Я смущенно отворачивалась, пряталась то за одного тура, то за другого, и этим, подозреваю, привлекала еще больше внимания. Маленький мальчик с мамой-дарган (их среди женщин на Тавросе больше других) даже выронил свою сладость, протянул руку и залепетал что-то на детской тарабарщине. Его мама закатила глаза, подхватила ребенка на руки и направилась к нам с выражением отстраненной решимости. Мар оказался передо мной быстрее, чем я успела моргнуть, но женщину это не поколебало.
– Это дитя хочет потрогать твои волосы. Можно? – обратилась она ко мне, минуя настороженные взгляды Мара и Раш’ара. Крепкий и не очень молодой уже тур в стороне наблюдал за нами с напряженным вниманием. Отец, наверное…
– ...да, конечно.
– Только пусть не дергает, – вставил Раш из-за спины, кладя ладони мне на плечи. Мар лишь молча отступил, позволяя дарган поднести ребенка ко мне.
Мальчик был весь темненький, смуглый, круглолицый – ничего в нем не напоминало расу матери... Пока он неловко водил мягкими ладошками по лицу и волосам, вокруг нас в толпе образовалась мертвая зона – никто не подходил близко, но многие задерживались, чтобы посмотреть. Лицо тут же вспыхнуло краснотой, и по толпе прокатился легкий рокот, в котором я без труда узнала “Миршельнасс”. Такому, наверное, положено радоваться, но я от стыда и неловкости не знала, куда себя деть.
– Хватит, дарган. Нам нужно идти.
– Благодарю, – с непривычным для ее расы почтением ответила женщина. – Благослови Серменара вашу Шер-аланах.
– Благослови она твой род и твое дитя, – с этими словами Мар взял меня за руку и расколол окружившую нас толпу подобно ледоколу.
– Она сказала, нашу Шер-аланах, – донеслось из-за спины, когда мы оказались в менее людном месте.
– ...
– И ты не стал возражать.
– ...
– А еще месяц назад…
– Прекрати его подначивать, – я легонько пихнула тура в бок, да он уже довольный, как таракан, только усиков не хватает. – Мар, все хорошо?
Тот оглянулся с натянутой улыбкой, сжал мою руку.
– Не волнуйся. Я справляюсь. Куда хочешь пойти?
