Текст книги "Синдром самозванки, или Единственная для Палача (СИ)"
Автор книги: Джулия Рокко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
– Конечно, есть, – ответил вместо Флока Герард. – Но Лорд настолько уперся в своё нежелание признать сыном ребенка потаскухи, что отказался проверять.
– Вот ведь осёл, – безо всякого пиетета прошипела я. – Точнее, ослы!
Возмущение так меня и распирало. Как можно из-за потревоженной мужской гордыни отрекаться от ни в чем не повинного ребенка, обрекая его на такое страшное существование? Пускай даже он нагулянный, в любом случае – родная кровь. Кто бы ни был отцом Тая, он безо всякого сомнения, такая же часть этого безумного семейства.
– Почему во множественном числе? – удивился Флок.
– Потому что принц оказался не лучше Рэта. Иначе отчего он не вмешался в этот беспредел?
– Но, по закону, Тай– сын его брата, – снова пришел в недоумение Флок от моей несообразительности. – Господа и без того едва не поубивали друг друга. Принц пытался доказать, что госпожа всё подстроила, но безуспешно.
– Ничего не понимаю, – окончательно запуталась я, припомнив одну важную особенность. – Разве Рэт не обладает способностью распознавать ложь?
– Об этом ничего сказать не могу. Способности Лордов королевских ведомств – государственная тайна ‒ об этом не принято много болтать.
– Ладно, с этим я разберусь позже, – решила я. – Лучше объясните мне, как так вышло, что Тай оказался в таких ужасающих условиях?
– Почему ужасающих? – не понял Шнурок. – У него был дом и воспитатели. Господин каждый месяц выдавал средства на обучение и расходы. На холодное время года мальчика вывозили в имение на юге, где климат помягче. А то, что он убрал его подальше с глаз, так-то понятно почему…
Теперь уже я вылупилась в немом изумлении. Он что, шутит? Но по выражению вытянутого лица моего собеседника было ясно – Флок в самом деле озадачен.
– И что же, кто-нибудь проверял деятельность этих самых воспитателей?
Шнурок лишь развел руками.
– Посмотри-ка внимательно, – не переставая покачивать спящего мальчика, я указала на него подбородком. – Похоже, что о Тае хорошо заботились?
Помощник виновато потупился.
– Получается, в целом доме никто не обеспокоился судьбой всеми брошенного малыша?
– Получается, что так, – тяжело вздохнув и вытерев руки о фартук, признал уродливую правду Герард.
– Но почему, в таком случае, его не оставили с родной матерью? – я никак не могла смириться с произошедшим, упорно пытаясь отыскать хотя бы крошечный просвет во всей этой дикой истории.
Но кое-что всё же утешало. Видимо можно считать Рэтборна на совсем уж пропащим, раз он потрудился обеспечить Тая жильем и содержанием. Данный факт, пускай лишь отчасти, но искупал непомерную вину упрямого гордеца.
– Госпожа Карма не пожелала сама. Она считала, что этот ребенок сломал ей всю жизнь и стоил выгодного брака.
Призывая себя к спокойствию, мне пришлось на пару секунд стиснуть зубы и прикрыть глаза.
– Если бы я не знала вас, то решила бы, что в этом мире нет ни одного нормального человека! – воскликнула громким шёпотом. – Свою жизнь, как и брак, эта кукушка разрушила сама.
– Кто такая кукушка? – оживился Шнурок, услышав незнакомое название.
Я прикусила язык. Мне следовало лучше следить за тем, что говорю. А то неровен час, выдам своё иномирное происхождение.
– Это такая птица, которая подкладывает свои яйца в гнёзда других пернатых, чтобы самой не растить своих птенцов, – пояснила я, делая вид, что не спроста знаю больше остальных.
В конце концов хозяйский я племянник или нет?
– На моей родине её называют курхата, – помогая выкрутиться без потерь, весьма кстати сообщил Герард. – Но у меня к тебе, моя варлийская булочка*, тоже есть вопрос, – уводя разговор в сторону от орнитологии, вдруг выдал Гер. – Ты уже придумала, как оставить Тая подле себя?
Как это не удивительно, но у меня был план. Он стал вырисовываться, пока мы всё дальше и дальше удалялись от злополучного садового домика. Идея моя, в общем-то, не отличалась особой оригинальностью: я просто решила попытаться повторить свой собственный опыт «прописки» в особняке Уркайских.
– Думаю, что покажу Тая ундеру, – ответила Герарду.
– И под каким же соусом? – видимо, имея в виду, как я собираюсь объяснить появление мальчика перед дядюшкой Цвейгом.
– Сначала я послушаю, какую историю расскажет нам его Безумие.
Учитывая, что, в случае со мной, даже изобретать ничего не пришлось, и, с легкой руки сумасшедшего мага, я вдруг превратилась в Реджинальда, был смысл попытаться провернуть подобное снова.
– Надеюсь, дядюшка всё придумает сам, а нам останется лишь кивать да соглашаться.
– Хм, – обхватив свой выдающийся подбородок пальцами, задумчиво сказал Гер, – а это может сработать. К тому же, к тебе ундер в самом деле привязался и даже стал прислушиваться. Вот уж не думал, что безумие может превратить монстра в человека.
– Точно, – хохотнул Флок, вставая из-за стола и возвращаясь к прерванному занятию. – Обычно всё случается наоборот.
Закатав рукава, помощник удрученно вздохнул и снова загремел тарелками.
Через пару минут на главную кухню вернулась Козетт. В руках она несла какой-то тюк и выглядела очень собой довольной.
– Вот, – водрузила она поклажу в центр дубового, тщательно отскобленного стола, – здесь пара штанишек, три сорочки, чулки, гетры и даже курточка!
– Где ты их достала?! – удивился Шнурок, обрадованный возвращением посудомойки.
Едва женщина перешагнула порог, как он поспешил вытереть руки о фартук и отойти подальше от раковины. Он так скоро отбежал в сторону, словно боялся навеки прилипнуть к грязным тарелкам.
– Ну-у, – внезапно замялась посудомойка, – моя младшая сестрица служит белошвейкой у госпожи Казармин, а у той два сына – чуть старше мальчишки.
Она махнула рукой в сторону Тая.
– Так вот. Госпожа иногда велит выбросить старые детские вещи. Но сестра их чинит и отдает мне. А я уже отношу одежду старьёвщику.
Все понимали, что старьёвщику Козетт относит вещи не за просто так… Получается, что посудомойка, несмотря на свой неуживчивый, желчный характер, взяла и решила добровольно наказать себя на деньги.
– Это очень благородно с твоей стороны, Козетт. Спасибо. – Вложив в голос всю свою признательность, поблагодарила я её.
С Козетт мы совсем не дружили, и до сего момента едва могли друг друга терпеть, поэтому сказанные мною в её адрес добрые слова, вызвали у посудомойки смешанные чувства: с одной стороны ей польстила моя похвала, но с другой – она явно была не готова, сменить стиль нашего общения.
– Да ладно… Чего уж там, – нахмурившись, пробурчала она себе под нос и, отвернувшись, загремела посудой.
От шума проснулся Тай. Весьма кстати. Прежде чем идти на поклон к ундеру, его следовало искупать, приодеть и подровнять ему волосы. А времени, меж тем, у нас оставалось в обрез: день закончился, и уже во всю правил вечер.
– Ну что, передохнул? – спросила я малыша, с умилением наблюдая, как он зевая, трет кулачками заспанные глаза.
– Хочешь посмотреть, где ты теперь будешь жить?
– С тобой? – опасливо уточнил он.
Вздохнув, я про себя спросила, как скоро наступит тот момент, когда Тай перестанет бояться, что близкие люди снова оставят его на произвол судьбы.
– Конечно, со мной. Разве ты забыл? Куда ты – туда и я, куда я– туда и…?
– Ты, – тут же подхватил он.
Я улыбнулась и чмокнула его в прехорошенький нос.
Что-то хлюпнуло. Я подняла голову и не поверила своим глазам. Козетт старательно натирала медную кастрюлю, а плечи её мелко-мелко тряслись.
Неприятная, недобрая, сухая, как старая подошва, Козетт, похоже тихо плакала, роняя слезы в мыльную пену.
– Во истину, – стянув с головы красную поварскую косынку, протянул ошеломленный Флок, – и чудовище может стать человеком.
Пробраться до моей комнаты незамеченными нам не удалось. На хозяйском этаже мы наткнулись на «переделанную» фею. Впрочем, она никак не нас не отреагировала, а лишь сдержанно поклонилась, сопроводив движение красивой головы изящным приседанием. От этих лишенных души и даже подобия собственной воли кукол меня всякий раз пробирала суеверная дрожь.
Достигнув конечной цели, я заперла на ключ дверь и, усадив Тая в одно из кресел, побежала наполнять ванну. Пока вода набиралась, распотрошила тюк с вещами, с радостью обнаружив, что вся одежда либо подходит по размеру, либо идёт чуть на вырост. Самое главное, что она оказалась чистой и мастерски подштопанной. Белошвейка – сестра Козетт – явно знала своё ремесло.
Вот только когда дело дошло до самого купания, малыш вдруг наотрез отказался лезть в воду. На все мои расспросы он лишь ещё больше замыкался и молча мотал головой, а потом и вовсе захныкал. Пришлось мне самой, раздевшись до сорочки и панталон, лезть в воду и разве что не изображать то ли дельфина, то ли кита. Если бы не острая необходимость защитить Тая от угрозы возвращения в ужасающие условия садового домика, вопрос с купанием я бы временно отложила. В конце концов, влажная тряпочка с мылом вполне могла бы избавить от самой вопиющей грязи. Однако красивые, чистые и нарядные дети всегда вызывают гораздо больше симпатии, чем чумазые заморыши. Я отчаянно боялась сплоховать и из-за какой-нибудь мелочи упустить шанс обеспечить малышу покой и безопасность. Поэтому купания всё же было не избежать.
По счастью, если один лезть в ванну Тай категорически отказался, то сделать это со мной за компанию после долгих колебаний согласился. Я отчетливо видела животный ужас в его глазах, когда он, дрожа всем своим худеньким тельцем, опасливо опускался вводу. Внутри у меня всё сжималось от боли за этого маленького отважного человечка, но внешне я безостановочно болтала всякие глупости, пытаясь как-то унять детский страх. Спустя минут десять подобной трескотни Тай заметно успокоился и даже стал похихикивать над моими попытками пошутить. Дальше дело пошло на лад.
Через час чистенькие до скрипа и одетые с иголочки, мы стояли перед дядюшкой Цвейгом. Начиналась самая рискованная часть моего плана.
– Так-так-так, – протянул старик, с немалым удивлением разглядывая нашу колоритную парочку. – И кто это у нас? Кого ты ко мне привел, Реджинальд?
Я чуть не заплакала от досады, сильно рассчитывая, что ундер, сам придумает устраивающий всех ответ. Конечно, это была бы большая удача, но как бы я ни надеялась на подобный исход, а запасной вариант на случай осечки придумала.
– Ну как же так, дядюшка? Неужто вы не узнали? Видимо, мальчик сильно подрос с того раза, когда вы виделись в последний раз.
– Может быть, может быть… – Старик напряженно задумался.
Мне казалось, ещё немного и я увижу, как натужно скрипят шестеренки в его повредившейся голове.
– Проклятая память! – с досадой воскликнул ундер, и я даже на мгновение устыдилась своей вынужденной лжи. – Так всё-таки кто он? Я что-то никак не припомню.
– Это Тайрин, ваш любимый и единственный внук. Гордость и надежда. Только сегодня вечером вернулся из южного поместья, куда вы его отправили для укрепления здоровья.
Я намеренно подчеркивала высокую ценность ребенка, как бы подсказывая старику, как к тому следует относиться.
– Он что-же, болен? – скривил рот дядюшка Цвейг.
Болезных он не любил. Я бы даже сказала – презирал.
Но к подобному вопросу я тоже была готова и успела сочинить ответ, так же призванный поднять рейтинг Тая в глазах крайне амбициозного главы семейства.
Ещё ранее на занятиях с Каспаром мне удалость узнать, что, как правило, магия пробуждается у мальчиков подросткового возраста. К тому же, подобное почти всегда происходит благодаря катализатору, роль которого зачастую исполняет злополучный реврейн. Но иногда, а вернее будет сказать, крайне редко, сильный дар заявляет о себе гораздо раньше. И хотя обретение магии в раннем детском возрасте и служит доказательством несомненного могущества рода, подобное событие скорее стресс, чем радость. Если, конечно, ребенка, в котором пробудился дар в семье любят. Мощная магия в чем-то сродни электричеству. Неокрепшие тело и разум – как провод, лишенный изоляции. Не всякий ребенок может пережить раннее обретение силы. Однако если уж пережил, ценность его взлетала до небес. Такие дети в Андолоре были на перечёт и все они находились под опекой короны.
– Ни в коем разе, дядюшка, – поспешила возразить я. – Просто дар крайне рано пробудился в мальчике и ожидаемо сильно истощил, в силу малого возраста, неокрепший организм.
Лагала я об это сознательно. Риск, что меня уличат был невелик, так как нередко после дебютного проявления магических способностей ребенок ещё несколько лет мог никак не проявлять их повторно. Считалось, что эта пауза необходима для успешного слияния и восстановления.
– Неужели?! – обрадованно оживился дядюшка Цвейг.
Иногда его взгляд становился настолько мудрым и осознанным, что я пугалась: «А вдруг его безумие отступило?»
– Что ж, – довольно изрек он. – Подойди сюда, мой мальчик.
Ундер изобразил свою фирменную улыбочку, которая заставляла нервничать и бывалого головореза Ланзо. Но молодчина Тай даже не вздрогнул. Он отпустил мою руку, за которую держался всё это время, и спокойно подошел к старику.
– Здравствуйте, дедушка, как поживаете? – точно так, как я учила, спросил он у него.
Застав меня врасплох, старик неожиданно прослезился.
– Теперь хорошо, мой мальчик, теперь хорошо…
С дядюшкой Цвейгом мы провели не меньше часа. После утреннего приступа старик выглядел слабее чем обычно, однако внезапное обретение магически одаренного внука (да простит меня Бог за эту ложь во спасение!) так его воодушевило, что он тут же загорелся идеей организовать для Тая самую лучшую игровую комнату.
Это очень меня удивило, так как по фрагментам своего недавнего сна я уже знала, в какой строгости и аскетизме ундер предпочитал воспитывать собственных сыновей. Вряд ли у братьев Уркайских было множество игрушек. Даже в случае со мной, всё содержимое учебных комнат обуславливалось исключительно практической пользой. До своего безумия все виды праздных развлечений глава семейства считал лишним и причиняющим лишь вред. Сомневаюсь, что будь ундер в своим уме, я бы смогла донести до него простую истину – лучше всего ребёнок развивается не за партой, а именно в игре.
Ещё будучи в положении, мечтая стать образцовой матерью, я изучила целую тонну книг и пособий, почерпнув из них множество полезной информации. Например, что для маленьких детей очень важна обогащенная стимулирующими предметами среда. Конечно, в отсутствие привычных игрушек ими могут быть и палочки с камушками, но, как по мне, лошадок, корабликов, оловянных солдатиков и плюшевых медведей ничто не может заменить.
Быть может, изрядно сойдя с ума и временами впадая по этой причине то в чудачество, то в откровенное детство, дядюшка Цвейг и сам был не прочь погрузиться в мир мальчишеских забав. А возможно, просто побитый жизнью, дышащий на ладан одноухий заяц Тая, которого малыш так и таскал за собой повсюду, разбудил в старике приступ щедрости.
Теперь же вся наша троица находилась в предвкушении обещанных перемен. Ундер обещал устроить Таю не только игровую, но и отдельную спальню, примыкающую к ней. Последнему я не слишком обрадовалась, так как подозревала, что после выпавших на долю мальчика испытаний, остаться на ночь одному в большом мрачном доме ему вряд ли будет по силам. Но и отговаривать старика от данной идеи не стала, понимая, что дети растут, и Таю в любом случае вскоре понадобится собственная комната.
Попрощались с дядюшкой Цвейгом мы очень тепло. В порыве благодарности, забыв, что старик воспринимает меня в роли молодого мужчины, я даже поцеловала его в дряблую морщинистую щёку. Поцеловала и от ужаса замерла, ожидая, что или впаду в немилость за ненадлежащее для Уркайского поведение, или же вовсе вдруг предстану перед ундером тем, кто я есть на самом деле – упитанная ни разу не леди за тридцать. К счастью, ни того, ни другого не случилось. Старику ласка, похоже, пришлась по нраву.
Будучи душевно сухим и изрядно ожесточенным, он за всю свою жизнь мало кому дарил сердечное тепло, и, соответственно, мало от кого его получал. Теперь же, на закате своих дней, бывший грозный вояка просто впитывал те драгоценные крупицы доброты, которыми отчего-то решила вознаградить его жизнь.
Я прекрасно понимала – он был откровенно плохим человеком, но для меня с самых первых дней стал ревностным ангелом-хранителем. В родном мире я была одинока и опустошена. Андолор подарил мне семью. Пускай странную, травмированную и местами откровенно безумную, но я была готова клясться на крови, что какой бы несовершенной она ни была, это самая лучшая семья во всей Вселенной!
***
Хорошо, что ночных рубах для сна у меня оказалось несколько. Одну из них, обрезав снизу и подвернув рукава, я приспособила Таю вместо пижамы. Очень не хотелось укладывать на чистое бельё замызганного зайца, но сынишка отказывался без него ложиться спать. Пришлось закрыть глаза на грубое попрание гигиены. Полностью довольный своей победой, малыш сладко уснул, едва его светловолосая головка коснулась подушки.
Я же прилегла на другой край кровати, благо она была достаточно просторной, чтобы на ней без неудобств могли разместиться и трое взрослых. Меня сон сморил также быстро. Хотя, укладываясь, я никак не могла избавиться от беспокойства, вызванного грядущими разборками с законным отцом мальчика. Только чудом получалось избегать его до сих пор, но вряд ли моя удача продлится долго.
От громкого стука, казалось, затряслись даже стены. Я слетела с кровати, словно самый главный черт в преисподней ткнул меня в зад раскаленными вилами. Оглянулась на Тая, но он лишь потревоженно заворочался, так и не проснувшись. Подозревая, что оглушающий стук вот-вот повторится, я рванула к двери.
На пороге стоял разъяренный главный Лорд-экспедитор Тайного Приказа его Высочества, Рэтборн Уркайский собственной персоной. Он пребывал в таком ледяном бешенстве, что его беснующаяся магия словно просачивалась сквозь поры, оседая на бледной до белизны коже тончайшей корочкой инея. Серые глаза посветлели и стали отливать голубым. Резные ноздри раздувались, как у исходящего пеной дикого жеребца.
Мне сделалось так страшно, что я всерьез подумывала описаться. Или упасть Лорду в ноги и молить о пощаде. Или завопить: «Караул, убивают!», и попытаться спастись бегством. Все эти сценарии и ещё куча других пронеслись в моей голове буквально за секунду, а затем я взяла себя в руки, вспомнив, что – а вернее, кто – поставлен на карту.
– Теперь страшные сны мучают тебя? – намекая на то, что Рэтборн устроил весь этот грохот дабы просто напроситься ко мне на ночевку, сладким голоском протянула я.
Конечно, сбивая с толку готового все крушить на своем пути мага, я сильно рисковала, но в сложившихся обстоятельствах было просто необходимо как-то перехватить инициативу. Я ещё и встала так, чтобы распустившийся ворот ночной рубашки как бы невзначай сполз, обнажая гладкое плечо.
Не без тайного злорадства отметила, как Уркайский проследил за движением нежно голубого батиста. Вправду, этот скрытый мужской интерес не избавил его от привычки говорить людям гадости.
– По какому праву ты, безродная приживалка, вмешиваешься в то, что тебя не касается?! – наконец, верный своей манере макать всех неугодных мордой в отборные помои, на повышенных тонах потребовал он ответа.
Быстро оглянувшись и убедившись, что ребенка этот ор не разбудил, я подалась вперёд и, практически вытолкав опешившего Лорда в коридор, вышла следом, плотно притворив за собой дверь.
– Зачем так орать?! – рассерженно, громким шёпотом возмутилась я.
Не знаю, как бы развернулись события, если бы поднятый Рэтборном шум не пробудил любопытство у тех братьев, кто в эту ночь ночевал в особняке. Подобное происходило не так уж и часто. Как оказалось – абсолютно у каждого из них имелись собственные дома или холостяцкие квартиры.
Под крышей родового гнезда мужчины, как правило, собирались либо руководствуясь собственной прихотью, либо по приказу отца. Более менее постоянно в особняке проживали только Рэт да Хэйден.
– Какого демона? Что это за грохот? – вальяжно протянул Каспар, выглядывая из спальни, расположенной всего лишь через две двери от моей собственной.
Возглас удивления сам собой сорвался с моих губ. Почему этот похотливый инкуб ночует так близко от меня?!
Учитывая чрезвычайную увлеченность Каспара слабым полом, в моменты нашего с ним общения мне приходилось постоянно держать оборону. От слуг я едва ли не первым делом узнала, где расположены его комнаты, и всё время своего пребывания в особняке старалась держаться от них подальше. А теперь вдруг выясняется, что он ночует чуть ли не под боком!
Заметив мой фривольный наряд, состоящий из растрепанных волос и длинной тонкой ночнушки с ослабшим воротом, Каспар плотоядно сверкнул выразительными очами цвета жженого сахара. Конечно, до гипнотизирующей красоты элегантного хищника Хэйдена ему было далеко, но породистость резких брутальных черт и мужская харизма легко искупили этот недостаток.
В целом, Каспар мне даже нравился, но вот расслабляться рядом с ним явно не стоило. Не успеешь и глазом моргнуть, как уже – раз! – и на девятом месяце беременности. Не удивлюсь, если по Андалору бегают целые толпы его маленьких бастардов. В общем, в каком-то смысле Каспар был персонажем даже поопаснее скорого на расправу Ланзо.
– Вот это пассаж! Занятная встреча, – ухмыльнулся наш непрошеный свидетель. – Хотя, если бы сей живописный пейзаж случился без тебя, братец, я был бы рад куда больше.
Под внимательным взглядом обжигающе порочных глаз мне сделалось ужасно неуютно и я стыдливо натянула съехавшую с плеча ткань обратно.
– Возвращайся в свою комнату, у нас с Реджи приватный разговор, – практически прорычал Рэт, явно делая над собой усилие, чтобы не затолкать брата в его спальню силой.
– А теперь мне стало совсем интересно, – отказываясь прислушиваться к голосу разума, как ни в чем не бывало продолжил Каспар свой монолог, – чем же наша невозможная Реджи сумела так взбесить самого невозмутимого и бесчувственного Лорда королевства?
– Ты оглох? – спросил брата Рэтборн, вдруг сделавшись именно таким, каким его только что тот описал.
И хотя Каспар не входил в число моих любимчиков, всё же зла я ему не желала. Поэтому, предвидя грядущее кровопролитие, на свой страх и риск попыталась сбавить накал:
– Каспар, – обратилась я к нему, и, убедившись, что весь фокус внимания вновь сосредоточился на мне, как можно более проникновенно попросила: – Нам и в самом деле очень нужно поговорить наедине.
Моя незамысловатая просьба произвела неожиданный эффект. Взгляд мужчины смягчился и будто бы даже просветлел.
– Ты в этом уверена, Реджи? По-моему, Рэтборн не в себе от гнева и может запросто в приступе ярости свернуть твою прелестную шею. Признаться, меня бы это сильно огорчило. – Он вдруг хлестко посмотрел на исходящего ледяным паром Рэта и явно угрожающе закончил: – Настолько, что я мог бы нечаянно вызвать его на магическую дуэль…
– Вот это поворот – пробормотала я себе под нос, потрясенная тем обстоятельством, что сластолюбец Каспар, похоже, только что угрожал Рэту кровной местью, если тот вздумает мне навредить.
– Что, променял брата на приблудную девку? – снова прорычал Лорд-экспедитор, и мне до нестерпимости захотелось его пнуть прямо под великолепный зад.
– Идем, – отрывисто приказал он и, схватив меня за предплечье, потянул дальше по коридору, в сторону своих владений.
Я видела, как Каспар, было, шагнул следом за нами, но я покачала головой, прося его не вмешиваться.
От места, где мы с Рэтборном соприкасались кожа к коже, расходилось уже знакомое, только теперь изрядно возросшее тепло. Мягко пульсируя, оно словно подстраивалось под ритм взволнованно стучащего сердца, беспрепятственно проникая в каждую клеточку, сладкой тяжестью оседая в самом низу живота.
Учитывая, что подобные ощущения у меня возникали исключительно при прямом контакте с этим невозможным неандертальцем, я решительно отказывалась верить, будто эффект односторонний…
Постепенно в душе крепла наивная, но, тем не менее, твердая уверенность – ничего дурного Рэт со мной не сделает.
