Текст книги "Синдром самозванки, или Единственная для Палача (СИ)"
Автор книги: Джулия Рокко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
– Реджи… – предостерегающе почти прорычал Лорд.
– Меня зовут Ада, – упрямо напомнила я, в какой-то мере побуждая саму себя не пасовать и не сдаваться.
Провоцировать Уркайского было опасно. Прежде я уже встречала людей, подобных ему. Для таких, как он, всякий сильный характер часто служил настоящим вызовом. Соблазном этот самый характер согнуть или даже вовсе сломать. Но в то же самое время моё внутреннее чутье, то самое, которое позволяло найти общий язык даже с самым сложным и неприятным клиентом, подсказывало, что слабой личности рядом с Лордом и вовсе не место.
Несмотря на всю свою ледяную скорлупу, больной вяло тлеющей паранойей характер, несмотря на всю кажущуюся неприступность, я уже хорошо знала: Рэт – такой же живой, подверженный сомнениям и тайным желаниям человек, как и все более менее нормальные люди в обоих из миров. Впрочем, как и всякий обличенный властью представитель элиты, он предпочитал изживать в себе всякую мягкость, запираясь в лабиринтах собственной души один на один со своими демонами.
Он бесконечно меня злил, бесил, раздражал. Иногда я его почти ненавидела. Но вместе с тем, я ему бесконечно сострадала. Наверное, глупо с моей стороны, учитывая то, на что глава Тайного Приказа то собственноручно меня подталкивал, то вдруг передумывал и пытался остановить.
Заиграла музыка, знаменующая начало пресловутого рилса. Я посмотрела на высокую мощную фигуру Лорда сквозь полуопущенные ресницы, а затем, не дожидаясь его реакции, юрко скользнула в залитое светом помещение. Меня вело твердое намерение заставить Рэтборна испить приготовленный им «соленый чай» до дна. До самой последней капли.
11. Радости и беды
глава одиннадцатая
РАДОСТИ И БЕДЫ
Однажды я записалась на уроки самообладания,
но преподаватель вывел меня из себя.
Даринда Джонс «Первая могила справа».
Говорят, Бог любит троицу. Похоже, это утверждение справедливо не только для моего родного мира, но и для мира приемного. Во всяком случае, три последующих дня, а точнее будет сказать, ночи принесли с собой радости и беды, столь же удивительные, сколь и необратимые. А началось всё с разыгравшейся непогоды.
Ещё до обеда светило щедрое летнее солнце, в ветвях чирикали птицы, зеленела листва, редкие кучевые облака лениво плыли по безмятежному небу. Но едва завечерело, как в деревьях тревожно зашумело, налетевший незнамо откуда яростный ветер сначала редкими порывами, а затем все чаще и чаще, стал завывать в каминных трубах, рвать нежную зелень, клонить могучие многолетние тополя к земле. Приближалась буря.
Я коротала первый свободный за долгое время вечерок на господской кухне в компании Геррарда, Флока и вечно брюзжащей Козетт. Внизу, у моих ног, практически под столом, прямо на полу сидел Тай. Привязав к прутику нитку и сложенную бантом бумажку, он играл с Фру-фру точно так же, как когда-то в далеком детстве я играла с котёнком. Попутно сынишка не забывал подкармливать своего питомца кусочками домашней колбасы, и Флок беззлобно ругал его за это.
Фру-фру и в самом деле следовало задуматься о диете. За последние дни этот ласковый, верещащий дурным голосом по утрам пуховой комочек, изрядно отяжелел и стал совершенно круглым. Из-за образовавшихся жировых запасов на пушистом пузике и щеках лапки его стали казаться совсем уж короткими. Вероятно, поэтому хомар очень любил передвигаться по дому, устроившись у меня или Тая на плече, сладко при этом посапывая. Когда Фру-фру посещало особое торжественное настроение, он распускал свой роскошный павлиний хвост, пестрые кончики которого возвышались над его головой точно корона. Словом, название этому чуду света я дала самое подходящее.
– Ну, вот. – Тай вздохнул с видом уставшего от мирской суеты философа. – Снова уснул.
– Ещё бы! Столько жрать! – фыркнула Козетт, сноровисто начищая медную сковороду.
– Пускай поспит, – посоветовала малышу. – Вы давно играете, видимо, Фру-фру просто устал.
– Но раньше он так часто не спал, – поделился Тай своим беспокойством.
– Может на погоду, – кивнув в сторону окна, за которым, похоже, начинался настоящий ураган, выдвинул свою версию Геррард. – Большинство зверей в такое ненастье забивается в норы и дремлет.
– Я бы и сам сейчас подремал, – подтверждая свои слова широким зевком, согласился Флок.
Он ловко шинковал какой-то корнеплод и сваливал ровные дольки в большую глиняную миску.
Версия с погодой понравилась Таю и, успокоившись, он вылез из-под стола и уселся подле меня на лавку. Я поспешила подложить под его попу подушку, высокую и туго набитую, которая с некоторых пор жила на кухне, дабы одному милому мальчику было удобно сидеть и кушать.
Что ни говори, а компания у нас сложилась славная. Как это ни странно, вписалась даже Козетт. Более того, сварливая посудомойка оказалась весьма полезна, так как обладала прямо-таки выдающимися талантами по части сбора сплетен и прочей любопытной информации. Поэтому, как правило, за беседой никто не скучал.
Для нас с Таем эти вечерние посиделки стали своего рода психологической группой поддержки. Так мы отогревались душой. А уж что из данного общения черпали Гер и его команда, можно было лишь догадываться. Возможно, мы вносили приятное разнообразие в их не слишком яркую, полную тяжелой работы жизнь. Так или иначе, а новым распорядком, казалось, были довольны все.
Сегодняшние разговоры в основном крутились вокруг утреннего происшествия. А именно – здоровенной корзины с сумеречными колокольчиками. Редчайшими цветами, которые являлись широко известным негласным символом Тарквинии. Также колокольчики изображались на гербе одного небезызвестного посла… Они потрясающе пахли и стоили целое состояние. Тем более, такое их количество.
Цветы доставили в мою комнату, но вот любовалась я на них недолго. Отлучившись на занятия, по возвращении я застала не благоухающую «клумбу», а ледяную скульптуру. В воздухе все ещё витал нежный аромат, но сам подарок был безжалостно уничтожен.
Долго гадать, чьих это рук дело, не приходилось. Я уже неоднократно наблюдала, как сорвавшаяся с поводка магия Лорда рисует морозные узоры то тут, то там. Однако, увидеть на собственном кофейном столике столь впечатляющую глыбу льда я, конечно же, не ожидала. И когда только успел?
Ко всему, уж не знаю каким образом, но весть о произошедшем быстро разнеслась по дому. Эльмар счел это чем-то незначительным, Каспар с Хэйденом веселились, Ланзо выражал солидарность со старшим братом. Как к подобному событию отнесся Волкер проверить не представлялось возможным, так как он вновь не вылезал из своих зловещих лабораторий. Зато дядюшка Цвейг бурно гневался и грозился отправиться на аудиенцию к королю, дабы настаивать на взятии посла под стражу.
Это старый ундер ещё не знал, что Эктор Озарийский посмел пригласить меня на танец, а я взяла да и не отказала.
После приема, на обратном пути, в экипаже было так холодно, что замёрз, по-моему, даже кучер, который сидел на облучке. Возвращались домой мы в урезанном составе. В просторном, обитом бархатом салоне кареты сидели я, Рэт и дядюшка. То и дело мой взгляд натыкался на постную физиономию Лорда, хотя я и пыталась запретить себе даже смотреть в его сторону.
В каком-то смысле прием у герцогини закончился моей победой, однако была она горько-сладкой, с отчетливым привкусом поражения. Наверное, идея заставить Рэта ревновать – не самая революционная, но до определенного момента казалось, что она неплохо работает. По крайней мере до тех пор, пока в разноцветном вихре кружащихся рядом на паркете пар я не увидела своего Лорда, бережно обнимающего довольную Балалайку…
Эталонная аристократка по представлениям местной знати легко и грациозно выписывала сложные пируэты, всячески демонстрируя чуткую послушность воле ведущего её в рилсе мужчины.
Вид Рэта, танцующего с другой, вероятно, гораздо более привлекательной для его вкуса женщиной, неожиданно меня потряс и больно ужалил в самое сердце. Отчего-то до этого момента я была уверена в том, что глава Тайного Приказа относится к породе вечно хмурых и совсем не склонных к светским развлечениям людей. На самом же деле оказалось, что Рэтборн прекрасно вальсирует и умеет быть галантным. Вот только не со мной.
Но больше всего злило выражение лица Балалайки. На мгновение, когда наши с ней взгляды встретились, на дне её выразительных темных глаз явственно вспыхнуло злорадное торжество. Торжество и угроза, словно Рэт был желанным трофеем, а я посмела на него посягнуть. Посягнуть и остаться не у дел.
Тот факт, что Свирская считала, будто Уркайский отдавал свои предпочтения ей, а вовсе не нелепой сопернице, которая непонятно откуда взялась, раздражал неимоверно. Как и то обстоятельство, что настойчивое внимание, которое вдруг принялся уделять мне посол Тарквинии, похоже, и вовсе играло противной аристократке на руку.
Как итог, на обратном пути в закрытом пространстве экипажа между нами с Лордом летали молнии. Я злилась на него из-за Балалайки, он на меня – из-за Озарийского. Хотелось верить, что причиной тому была ревность, однако точащее душу сомнение упрямо твердило, что Уркайский просто не выносит непослушания.
Так или иначе, а обстановочка вышла накаленная. Однако, самый старший мужчина в семье, казалось, совсем не замечал ни холода, ни враждебной тишины. Дядюшка Цвейг, укрыв ноги теплым клечатым пледом, спокойно устроился в углу роскошной кареты и в наступившем полумраке безмятежно спал, тревожа меня излишней бледностью.
Дома мы с Рэтом не сказали друг другу ни слова. А наутро доставили цветы из посольства, и Лорд таки выразил своё отношение к происходящему, впрочем, снова обойдясь без слов.
Наверное, меня должна была огорчить порча столь утонченного и ценного подарка. Вот только вместо этого я, напротив, вдруг почувствовала себя какой-то невесомой и счастливой.
Меня так и подмывало отыскать Рэтборна и полюбопытствовать, кому придется убирать сотворенный им беспорядок, однако хитрый Лорд, как назло, отсутствовал в особняке до самого вечера. Женское чутье подсказывало – Уркайский избегает встреч намеренно. После приема между нами словно что-то перещелкнуло и закоротило. Назревал разговор, к которому никто из нас пока не был готов.
***
Уже два часа как миновала полночь. Бой здоровенных уродливых часов с маятником в холле в этот раз звучал особенно зловеще из-за бушующей за окном непогоды.
Мне не спалось. Вместо этого я тихо лежала в полумраке собственной спальни, посильно охраняя сон Тая, который сегодня тоже был какой-то тревожный. Наконец, устав от бездействия, я осторожно поднялась с постели и на носочках подошла к столу, на котором стояли кувшин с водой и пара фарфоровых чашек. Утолив жажду, я прислушалась к тонкому, едва слышному завыванию ветра в дымоходе. В нём мне слышался слабый мистический плач.
Я встревоженно обернулась на кровать, спеша убедиться, что с Таем всё в порядке и его не мучают кошмары. Видит Бог, у этого славного маленького мальчика было множество реальных причин для них.
Убедив себя, что волноваться не о чем, решила вернуться под одеяло. Но едва улеглась, как какая-то неведомая сила словно толкнула меня изнутри, побуждая срочно куда-то бежать.
Постепенно неясно откуда взявшееся беспокойство росло, пока не сделалось невыносимым. При других обстоятельствах я разбудила бы кого-нибудь из слуг и попросила проверить дом, однако, учитывая, кто в особняке Уркайских выполнял их роль, подобная идея отметалась сразу. Оставался единственный вариант – обзавестись напарником и сделать все самой.
Долго гадать над кандидатурой не пришлось.
Эльмар открыл дверь, едва я в неё постучала. Несмотря на глубокую ночь, он был одет и без лишних уговоров согласился поучаствовать в моей сомнительной затее. Как оказалось, парню тоже не спалось. Будто бы в воздухе витало ощущение стремительно надвигающихся перемен, и он не хуже меня улавливал эти волнующие колебания.
Наверное, в прежние времена я бы попыталась проигнорировать зудящее где-то на подкорке предчувствие, однако жизнь в мире, где есть магия, быстро научила доверять собственному чутью. И вот сейчас это самое чутьё настоятельно меня подгоняло.
Для начала мы прогулялись по верхним этажам, где располагались хозяйские апартаменты. Все было спокойно, как всегда мрачно и неестественно тихо. За время своего пребывания в особняке Уркайских я почти привыкла к его неуютным готическим интерьерам. Иногда они даже начинали казаться мне симпатичными. Однако ночью всякий флер темной романтики слетал с этих стен и я снова вспоминала, отчего поначалу этот огромный старый дом так сильно меня пугал.
По счастью, Эльмар никакого трепета перед наводненным гротескными тенями особняком не испытывал. Скорее, ему было любопытно. Подобное отношение оказалось заразным, и я с облегчением сбросила с себя трусливую дрожь, рожденную чересчур бурным воображением.
Наконец, мы оказались внизу. Широкая центральная лестница вела к парадному холлу, такому же тяжеловесному и мрачному, как и большинство здешних помещений. Вправо и влево от холла тянулись длинные узкие коридоры, ведущие в галерею комнат, которые служили приемными для ожидающих просителей, гостиными и кабинетами. Также на первом этаже располагались большая библиотека, пара столовых, музыкальная комната, кухонный блок и заброшенный зимний сад.
– Ты это слышал? – отчего-то шепотом спросила я Эльмара, намекая на характерный звук, который мне почудился, пока мы спускались по лестнице.
– Да, – так же негромко ответил юноша, – словно хлопнула входная дверь.
– Может, кто из братьев вернулся домой с гулянки? – поделилась предположением, которое казалось наиболее вероятным.
Эльмар с некоторым удивлением посмотрел на меня. Я не стала тратить время и выяснять, что именно его так озадачило. Возможно, в его шовинисткой системе координат мне, как женщине, не полагалось знать ни о ночным мужских загулах, ни уж тем более говорить об этом вслух.
– В таком случае, мы бы с ним встретились, – тем временем справедливо заметил парень.
На несколько мгновений мы погрузились в тишину, решая, куда двигаться дальше. Отчего-то меня упорно тянуло налево.
– Пошли, – руководствуясь внутренним компасом, скомандовала я и поспешила свернуть в указанное крыло.
Чем быстрее мы двигались, тем отчетливее становились слышны легкие приглушенные шаги. Так в этом доме передвигались только переделанные Волкером феи. Обычно на ночь они собирались в особой комнате вокруг светящейся стелы и, как загипнотизированные, таращились на неё до самого утра. Выглядело это жутко. Но ещё более будоражащим было обнаружить одну из этих инфернальных служанок бродящей ночью по спящему дому.
Нагнали мы её только возле кладовой. Та соседствовала с главной кухней и скрывала в своих недрах ледник, где хранились туши и прочие скоропортящиеся продукты.
В руках служанка несла большую корзину с ворохом тряпок внутри.
– Стой! – несколько нервно приказала я фее, и та замерла, уже наполовину приоткрыв дверь кладовой. – Зачем ты сюда пришла?
– Положить на ледник мясо, – лишенным каких-либо эмоций голосом ответила служанка.
– Какое мясо? – удивился Эльмар и наши взгляды, как по команде, сошлись на загадочной корзине.
– Сегодня среда, – все также сухо принялась пояснять служанка. – По средам мясник доставляет к черному ходу свежее мясо. Но в этот раз он перепутал место и положил свой товар на парадное крыльцо. Его нужно положить в холод, пока не испортилось.
Внутри корзины что-то завозилось, а затем тоненько-претоненько запищало.
У меня волосы встали дыбом от пришедшей на ум шокирующей невероятной догадки…
– Ребенок?! – опешил Эльмар, едва я выхватила у служанки её ношу и развернула содержимое.
– Девочка, – не сдержала вздоха умиления, настолько милая кроха в коротенькой кружевной рубашечке лежала на мягкой подстилке. – Какое счастье, что мы вовремя успели.
Я устало потерла глаза, в которые от недосыпа словно песка насыпали.
– Страшно представить, что бы случилось, проведи дитя ночь в холоде ледника. Как можно перепутать младенца с куском мяса?! – набросилась на служанку, которая так и стояла рядом, безучастно наблюдая за происходящим.
– Феи плотоядны, – напомнил парень. – Для неё ребенок и в самом деле не более чем…
– Не продолжай! – прервала леденящие душу пояснения и тут же озадачено уставилась на свою находку.
По понятным причинам, в настолько маленьких детях я разбиралась плохо, поэтому могла лишь предположить, что девочке от силы месяцев пять. Зато было очевидно, что её подкинули на крыльцо особняка Уркайских неспроста. Сам собой напрашивался вывод: один из братьев – отец сего маленького чуда. Вот только кто из?
В первое мгновение мысли сами собой обратились к Рэтборну, но я тут же отмела подобную вероятность. Строгать детей на стороне – поступок, противоречащий его характеру. Волкер же вообще не отрывал головы от своих экспериментов. Хэйден был жестоко научен прежним опытом и, думается, избегал даже вероятности подобного развития событий. Хотя, сбрасывать его со счетов окончательно я бы всё же не стала. Что касается Ланзо, то он производил впечатление циничного, помешанного на контроле головореза, и представить его в роли незадачливого папаши я, как ни старалась, не могла. В отличие от любвеобильного Каспара. Не удивлюсь, если малышка и в самом деле его незаконнорожденная дочь.
– Как по-твоему, на кого она похожа? – наклоняя голову то так, то этак, спросила Эльмара, при этом внимательно разглядывая самозабвенно сосущую кулачок девочку.
– Лучше осмотреть как следует корзинку, – не пожелал играть в «угадай родителя» парень.
В четыре руки, но так, чтобы не слишком потревожить или, не дай бог, напугать ребенка, мы обыскали её импровизированную люльку. Письмо обнаружилось быстро. Я тут же прочитала его вслух.
«Не буду тратить время на пустые приветствия. Надеюсь, корзину найдут быстрее, чем случится непоправимое, ну а ежели нет, значит, такова её судьба. Да, Ланзо, это твоя дочь. Она родилась девятнадцатого января, и я практически сотворила невозможное, дабы скрыть факт её рождения от мужа. Более заботиться о ней я не могу. Мне велено в кратчайшие сроки возвращаться домой. Оставляю девочку на твое попечение. А впрочем, как знаешь.
Прощай.»
– Что значит: «Как знаешь»? – возмутилась я, дочитав послание.
– Я могу быть свободна? – внезапно вклинилась в разговор служанка.
– Да-да, иди, – поспешила отпустить откровенно пугающее меня создание.
– То и значит. Что здесь непонятного? – пожал плечами Эльмар. – Теперь судьбу дочери будет решать её отец. Захочет – признает и окружит роскошью. Захочет – сделает вид, что никакого ребенка нет, отдаст в приют. В приютах, если ты вдруг не знала, такие маленькие дети выживают редко.
Я схватилась за сердце.
– Только через мой труп! – понимая, что, по всей видимости, такими темпами очень быстро стану многодетной мамой, тем не менее, решительно заявила я.
Эльмар пожал плечами, видимо, в единой для подростков всех миров скучающей манере.
– Эта бездушная ехидна, её мать, даже не удосужилась дать ребенку имя. По крайней мере, в письме об этом ни строчки, – поразилась я, погладив девочку по головке, где крупными колечками свились тонкие темные локоны.
Малышка сонно моргала, но выглядела, по счастью, здоровой и крепкой. Закутав в атласное одеяльце, я взяла её на руки и, прижав к груди, стала укачивать.
– Ну и дела, – протянул Эльмар, разглядывая получившийся «натюрморт».
– Вот тебе и дела, – хмыкнула, пытаясь на ходу сообразить, как быть дальше.
Ночь София (так было решено назвать кроху) провела в моей комнате. Я так и не уснула, терзаемая тревожными мыслями о ближайшем будущем уже второго ребенка. Казалось, сама судьба вверяет в мои руки брошенных детей, побуждая исправить свершенную в их адрес страшную несправедливость.
Однако сейчас я не мыслила столь глобально, озабоченная куда более насущным вопросом – чем кормить девчушку? Очевидно, она была ещё слишком мала, дабы вводить прикорм, да и сам по себе он бы не решил проблему. Поэтому, как можно скорее нужно было отыскать кормилицу. И тут без посторонней помощи мне было уже не обойтись.
Под утро домой вернулся Хэйден. Я караулила его в коридоре, чувствуя, что уже буквально валюсь с ног и едва ощущаю одеревеневшие под тяжестью драгоценной ноши руки. Боясь, что раскричавшись от голода, София разбудит Тая, я была вынуждена всю ночь её укачивать. Разлученная с матерью, девочка спала беспокойно, но, по счастью, пока не капризничала.
– Хэйд! – бросилась я к мужчине, едва завидев его в дальнем конце холла. – Ты мне нужен! – заявила громким шёпотом, едва мы поравнялись.
– Это что, младенец?! – с ходу предположил он, не отвлекаясь на моё суетливое «приветствие».
– Самый настоящий. Точнее – настоящая. Это девочка, – пояснила я и чуть отодвинула сверток от груди, демонстрируя хорошенькое румяное личико спящего ангелочка.
– Чтоб меня черти подрали! – воскликнул принц, и я рассерженно не него шикнула:
– Что ты орешь?! Разбудишь.
– Откуда она у тебя?
Хйэден нетрезво пошатнулся и поспешил опереться о стену. Вместо ответа я вручила ему письмо.
– Её оставили на крыльце…
– Это невозможно, – сражаясь с конвертом, возразил Уркайский. – Ночью активируются охранные плетения, они не реагируют только на членов семьи и гостей дома.
– Ещё как возможно. Ты лучше читай, читай, – велела я, усмехнувшись.
– Вот так поворот! – снова слишком громко воскликнул Хэйд, едва ознакомился с содержимым бумаги, а затем вдруг запрокинул голову и захохотал.
В попытке призвать его к тишине, весельчака пришлось ткнуть локтем под ребра.
– Ой, – охнул он, потирая ушибленное место, – вижу, Ланзо отлично тебя натаскал. Удар что надо.
– Это материнский гнев, – сострила я.
– То есть, хочешь сказать, что сей плод незаконной любви ты тоже решила оставить себе? – Хэйден даже не пытался быть серьезным.
– Себе – не себе, но в обиду малышку не дам! Она должна воспитываться в любви и безопасности, рядом с родным отцом, раз уж её мамаша решила сделать вид, что не причём. И вообще, что не так с вашими женщинами? – не удержалась от вопроса.
Хэйд посмотрел на меня неожиданно трезво и внимательно, а затем, словно в досаде, взъерошил белокурые волосы и покачал головой.
– Хотел бы я знать…
– Так ты мне поможешь?
– Что именно ты от меня хочешь? В данном вопросе я мало что решаю. С кем тебе на самом деле следует поговорить касательно девочки – так это Ланзо и Рэт.
– А при чём тут Лорд? – удивилась я.
– Реджи-Реджи, – протянул принц, – разве ты ещё не поняла, – он развел в стороны руки, словно указывая на окружающие нас предметы, – кто здесь на самом деле всем заправляет?
Конечно же, я давно об этом догадалась. Власть потерявшего разум ундера уже давно стала номинальной. Не скрою, того, как к девочке отнесется Рэтборн, я опасалась даже больше, чем возможной реакции её биологического родителя. Впрочем, проблемы следовало решать по мере их поступления, поэтому, отбросив в сторону мешающее думать беспокойство, я вернулась к главной теме.
– Ладно, с вопросами иерархии буду разбираться позже. Главное, помоги мне как можно скорее отыскать для Софии кормилицу. Малышка вот-вот проснется и явно будет голодна… Ты же не хочешь, чтобы твоему крепкому сну мешали детские крики?
– А вот и шантаж. – Хэйден широко улыбнулся.
В его золотисто-желтых, пронзительных, как у хищника, глазах светились ум и ирония.
– Ну Хэ-э-эйд, – жалостливо протянула я, очень рассчитывая на оперативную помощь.
– Ладно, – сказал он, внимательно наблюдая за моими попытками укачать вновь заворочавшегося младенца, – будет тебе кормилица.
– И поскорее, – деловито поторопила, на что Хэйден снова покачал головой и заметил:
– Я уже почти скучаю по своей прежней спокойной безрадостной жизни.
– Не ври, – отмахнулась я. – Спокойствие переоценивают.
– А радость? – уточнил он.
– С детьми, дядюшка Хэйден, у тебя её будет просто завались.
Мы оба переглянулись, обменявшись робкими улыбками.
– Прошу тебя, поспеши, – видя, что принц, даже не заглянув в свои комнаты, дабы переодеться, куда-то уходит, прошептала я ему вослед.
– Буду через пару часов, – не оборачиваясь, он помахал мне рукой и стал спускаться вниз.
Как и было обещано, ровно через два часа, примерно в восемь утра в дверь моей спальни постучалась высокая полногрудая женщина весьма примечательной внешности. За её спиной стоял темноволосый мальчик лет девяти. Он держал на руках завернутого в старенькое, но чистое лоскутное одеяльце ребенка. Судя по размеру, младенец был даже младше Софии.
– Я Клара, госпожа, – представилась будущая кормилица. – А это мои дети. Старший – Александр и младшая – Марина. Если позволите, я буду вам помогать.
У женщины, которой на вид едва ли было больше двадцати пяти, оказались чуть раскосые ярко-зеленые глаза и рыжевато-золотистые вьющиеся волосы. Она смотрела открыто, спокойно и уверенно. Хотя руки, которыми Клара бессознательно стискивала подол своего сильно поношенного темно-серого платья, все же выдавали то сильное беспокойство, которое, видимо, терзало её изнутри.
– О, какое счастье! – воскликнула я, не забыв улыбнуться серьезному черноглазому мальчугану. – София безостановочно плачет уже минут тридцать, но кажется, что прошла вечность.
– Бедняжка, должно быть, сильно хочет есть, – посочувствовала Клара.
– Проходите скорее! И ты, Александр, – обратилась к мальчику, явно испугавшемуся, что останется в коридоре совсем незнакомого дома один.
– Что вы, госпожа? Нам выделили комнату, Алекс подождет меня там. Я просто хотела, чтобы вы с ним познакомились и сказали, не возражаете ли, чтобы мои дети жили здесь со мной?
Её удивительные совершенно колдовские глаза выражали такую надежду…
– Вы шутите? Да это же замечательно! – поспешила всех успокоить. – Таю совсем не помешает друг. У него есть замечательная игровая. Уверена, мальчикам там будет весело вдвоем.
Кормилица посмотрела на меня недоверчиво. Из ступора её вывела новая порция пронзительного детского плача. Её собственный ребёнок, мирно спящий на руках старшего брата, проснулся и тоже стал попискивать.
– Покачай её, – велела Александру мать и поспешала на крик проголодавшейся Софии, которую, в свою очередь, пытался безуспешно отвлечь несколько ошеломленный произошедшими за одну ночь переменами Тай.
Новый день обещал быть безумным.
Если быть откровенной – получить в качестве подопечной кроху пяти месяцев от роду, я была совершенно не готова. Как-то так сложилось, что дожив до столь солидного возраста, я ни разу не имела дела с младенцами. София казалась невыразимо прелестной и невероятно хрупкой. Я боялась своими неловкими движениями как-то её побеспокоить или навредить. Ко всему, судьба девочки и без того виделась слишком неясной и какой-то безрадостной.
И всё же в душе, несмотря на все попытки попридержать лошадей, стремительно пускала корни горячая привязанность. Оттого я беспрестанно переживала, что ребенка заберут и перепоручат заботам совершенно посторонних людей. Тот факт, что я и сама не более чем посторонняя, отчего-то совершенно мною игнорировался.
Как на иголках я ждала предстоящих переговоров. Реакция Ланзо казалась непредсказуемой, а от встречи с Рэтом и вовсе не стоило ждать ничего хорошего. Однако, сколь я ни страшилась грядущего диалога с братьями, а находиться в подвешенном состоянии оказалось ещё мучительнее. Ожидание затягивалось. Все мужчины рода Уркайских словно сквозь землю провалились.
Целый день до самой ночи особняк стоял, будто вымерший. Возможно, в королевстве случилась какая-то диверсия, в результате чего занятые на государственной службе братья так долго не возвращались домой. Так это или нет, мне оставалось лишь гадать да тревожиться.
А ночью нас ожидал очередной сюрприз.
– Мама, – выдернул меня из сна шёпот Тая.
Спать хотелось ужасно и я малодушно сделала вид, что всё ещё пребываю в царстве Морфея. Рядом с нашей кроватью всё в той же корзине – по счастью, она была для этого достаточно большой – словно в колыбели безмятежно спала-посапывала малышка. Полночи девочка беспокойно ворочалась, хныкала и кряхтела, самозабвенно пуская слюни. Клара быстро постановила, что у малышки режется первый зуб.
Словом, умоталась я настолько, что отрубилась, едва София успокоилась и затихла в своем уютном гнездышке.
– Ма-а-ам, – уже куда более громко и настойчиво снова позвал Тай и тут же повторил, тормоша меня за плечо: – Ну, ма-а-ма.
Я кое-как разлепила глаза, сквозь обрывки прилипчивого сна начиная различать какое-то странное то ли попискивание, то ли поскуливание.
– Тс-с, – заплетающимся языком, точно слегка под хмельком, отозвалась я, чувствуя, как мои веки вновь тяжелеют и опускаются. – Софу разбудишь.
Сынишка с неожиданной для пятилетнего мальчугана силой потянул меня за руку, и я безвольно уселась на кровати.
– Что это за звук? – наконец сообразив, что что-то явно не в порядке, удивилась и торопливо огляделась.
– Вот! – Тай отбежал чуть в сторону, к месту, где у нас располагалась подстилка Фру-Фру, и взволнованно указал на неё рукой. – Я проснулся, а тут… Они! – шумно выдохнув, закончил мальчик.
Сначала сознание просто отказывалось признавать очевидный и весьма невероятный факт – Фру-Фру окотился… Не знаю, как ещё можно назвать этот физиологический процесс в отношении зверька магической породы. Учитывая, что наш королевский хомар был созданием, существующим сугубо в единственном экземпляре, наличие пяти уменьшенных его копий ввергало в ступор. Выходило, что либо Фру-фру оказался способен к партеногенезу*, либо был уже в положении на момент своего магического преобразования.
– Какой кошмар! – придушенно воскликнула я, когда стайка разноцветных пушистиков весело засеменила по полу и облепила сначала ноги Тая, а затем и мои. – Твой папа будет вне себя.
***
– Ты превратила мой дом в проклятый балаган.
Голос Лорда, несмотря на смысл его речи, звучал подчеркнуто спокойно и холодно. Отчего тот разнос, который я была вынуждена терпеть в его исполнении, казался ещё более унизительным.
– Какая моя вина в том, что ваш брат производит детей вне брака, а затем они оказываются на пороге, как вы изволили выразиться, вашего же дома?!
Спорить и выяснять отношения с Рэтом я предпочитала исключительно на «вы».
В этот раз наш разговор состоялся в одной из гостиных первого этажа – некрасивой угрюмой комнате с лакированной мебелью из темного дерева и сине-зеленым ковром. Из высокого шкафа-витрины, стоящего тут же, зловеще скалилась коллекция черных резных масок, чем-то напоминающих африканские.
– Так что в балаган дом превращаю вовсе не я!
