Текст книги "Синдром самозванки, или Единственная для Палача (СИ)"
Автор книги: Джулия Рокко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Пролог
МОИ НЕУДАЧИ
Женщина должна любить плохого мужчину один или два раза
в своей жизни, чтобы быть благодарной за хорошего.
Элизабет Тейлор
***
– Значит, я заставляю тебя страдать? – голосом мудрого Каа из советского мультика про Маугли уточнил Рэтборн.
Я хмыкнула.
– А может, ты просто несколько растерял свой ужасающий ореол бесчувственного мерзавца, когда защитил от Ланзо.
– Мой поступок был продиктован исключительно расчетом. Ты слишком уникальный и, не скрою, интригующий экземпляр.
– Взаимно, – решив не обижаться то ли на комплимент, то ли на очередное принижение моей упитанной персоны, парировала я.
– Так что тебе приснилось на этот раз? – решил вернуться к предыдущей теме Лорд.
– Снова кто-то плакал, да так горестно, что я, видимо, присоединилась.
– И что же, давно с тобой такое?
– Да уже ночей пять нормально поспать не могу. Дошла до такого отчаянья, что, как видишь, решила попроситься к тебе на постой. Вдруг присутствие другого человека, к тому же, сильного мага это прекратит.
– Допустим прекратит, а на другой день возобновится, что же ты, собираешься ночевать со мной в одной спальне и дальше?
И опять мои щеки налились жаром, вынуждая признаться:
– Так далеко я не загадывала. Да и идти сюда не собиралась. Однако же вот, пришла. Не иначе подсознание шалит… – палец многозначительно постучал по виску.
– Тогда вставай, – напугав перспективой изгнания, вдруг скомандовал Рэт.
– Зачем?
– Для чистоты эксперимента тебе всё же лучше лечь спать поближе.
– На кровать?
Воистину, сейчас, ведя этот нелепый разговор я чувствовала себя туповатым загипнотизированным бандерлогом.
– На кровать, – подтвердил Лорд и даже любезно донес до неё мою подушку-путешественницу.
Он погасил одним пасом руки магические свечи в люстре, и под потрескивание инфернального пламени в камине мы молча улеглись спать. Снова. Вправду, в этот раз уже все-таки в одной постели…
***
Принято считать, что у всякого человека есть свой особый талант. Явный или не слишком, развитый или безжалостно похороненный в суете жизни, но так или иначе пылающий жарким угольком истинного предназначения где-то в глубине бессмертной человеческой души.
У меня таких талантов всегда было два, ну или я так считала, пока судьба не забросила меня столь далеко от дома, что о возвращении назад не стоило и мечтать. Но это случилось гораздо позже, а пока жизнь мою определяли два ценных умения: находить подход к людям, даже к тем, кто отличался весьма трудным характером, а также, делать мир вокруг себя чуть красивее и лучше. Именно поэтому, повзрослев и окончив школу, я и выбрала для себя профессию свадебного стилиста, которую очень любила и в которой достигла определенных успехов.
Родилась я в обычной небогатой семье, очень маленькой, так как состояла она только из меня да мамы. Жили мы вдвоем хотя и скромно, но дружно. Моя рано овдовевшая родительница, обладая легким весёлым характером, более всего прочего ценила простоту и покой. Движимая любовью, она упорно, но ненавязчиво учила меня многочисленным бытовым и женским премудростям, которые помогали мне справляться с возникающими трудностями и по сей день.
С рождения я обладала довольно приятной внешностью, тягой к яркой одежде и счастливым умением выгодно себя подать. По последней причине, все мои друзья сходились во мнении, что из меня получилась бы неплохая актриса. Однако, в актрисы я не метила, но способность правильно чувствовать ситуацию и перевоплощаться не раз и не два спасала меня от беды.
Лет до двадцати моя жизнь была безмятежна, а потом… Потом я в первый раз вышла замуж. Разумеется, по большой любви, которая спустя четыре года мучительного брака обратилась холодным отчуждением, взаимным разочарованием и тотальным непониманием друг друга. В двадцать пять, спустя год после развода с первым мужем, я вновь совершила прогулку к алтарю, в этот раз уже не столько по любви, сколько по здравомыслию.
Мой второй муж был человеком добрым, заботливым и весьма щедрым. Что с лихвой искупало его глуповатую простоватость и полное отсутствие жизненных амбиций. С ним я ощущала себя защищенной и любимой, той самой безусловной любовью, когда никакой целлюлит не способен убить желание пошалить в супружеской постели.
Жизнь разлетелась яркими осколками романтических иллюзий и несбывшихся надежд, когда на седьмом году нашего с ним брака вскрылась уродливая в своей банальности реальность. Все эти годы муж методично мне изменял.
Он делал это ни от обиды, ни от какой-то общей неудовлетворенности, а просто потому, что мог. Молодой и привлекательный, он нравился женщинам и не считал большим грехом изредка удовлетворять свою потребность в разнообразии.
Правда обнаружилась, когда я была на восьмой неделе беременности, которая так и не закончилась рождением желанного малыша. Видимо, мой шок был так велик, что все во мне замерло и омертвело. Через два месяца, пройдя через убивающую душу процедуру в районной больнице и обжигающий горьким стыдом визит в загс, я получила на руки документы об очередном разводе.
Под ногами моими словно медленно тлел пепел многочисленных потерь, а вокруг лежали руины некогда счастливой размеренной жизни. В целом мире не осталось человека из тех, кого бы я могла назвать семьей. Мама давно покоилась в земле, близких родственников я не имела. Друзья, сколь бы хороши они ни были, жили заботами своих семей, я же утопала в постыдной жалости к самой себе.
Сирота – вот какое слово непрестанно пульсировала в моих висках, с каждым днем все больше обретая смысл и неподъёмную тяжесть. С таким итогом, на тридцать втором году жизни, набрав тридцать килограммов лишнего веса, растерянная, душевно выпотрошенная и подурневшая, я неожиданно оказалась так далеко от колыбели своей привычной жизни, как это только возможно для человека, если только он не мертв.
1. Сумасшедший маг
глава первая
СУМАСШЕДШИЙ МАГ
Ребята, мы не прокляты, мы в полной заднице!
Шеррилин Кеньон «Темная сторона луны».
На дворе стояла зима. Практически бесснежная, но студеная и унылая. Я самозабвенно тонула в водах беспросветной депрессии, посвящая досуг увлекательному процессу наращивания на своих боках очередного лишнего килограмма. И этот килограмм, учитывая тридцать ему предшествующих, уже был не то чтобы лишним, а умереть не встать каким критическим. Несчастье быстро превращало меня в толстуху. Некогда нежное, не лишенное интригующей пикантности личико кануло в прошлое, и теперь из зеркала на меня взирала одутловатая харя в мелких подкожных прыщах, с заросшими бровями и стойким выражением, убежденно вещающим, что жизнь – дерьмо!
Мне было так тошно, что хотелось выть в голос, а еще лучше выпрыгнуть из своего тучного тела, из своей так горько разочаровавшей жизни, и, быть может, даже из этого так жестоко обманувшего мои надежды мира в целом.
«Как жить?» – вопрошала я себя в который уже раз. Если ни любовь, причем искренняя и бескорыстная, ни расчет, построенный на верности и заботе, не принесли мне ни чего кроме разбитого сердца, подорванного здоровья и убивающей апатии? Если бы ни нужда платить за квартиру да досадная потребность каждый день и помногу набивать свой желудок вредной пищей, я наверное перестала бы даже вставать с кровати, так сильно предательство второго мужа пошатнуло всякую веру в светлое будущее.
Как бы там ни было, мое желание убежать от реальности осуществилось настолько радикально и скоро, насколько это возможно лишь в высокобюджетных голливудских блокбастерах.
***
Я ехала на маршрутке к очередной клиентке, пребывающей в стадии «Восторженная невеста», с привычной целью накрасить и причесать это до отвращения прекрасное и счастливое создание. Мастером я по праву считалась первоклассным, а посему, в сезон свадеб, крупных праздников или выпускных за мной шла настоящая «охота».
В тот, в общем-то ничем не примечательный день, я стала свидетелем автомобильной аварии. Удрученно трясясь в обшарпанной маршрутке, бодро мчащей пассажиров по полупустой кольцевой, я взирала на проносящийся за окнами урбанистический пейзаж, буквально ощущая, как монотонно и обыденно вращается колесо моей судьбы. Вдруг, едущий впереди маршрутного такси бензовоз, разукрашенный симпатичными ромашками, вильнул на встречную, прямо в лоб груженой пластиковыми окнами газели. По счастью, расстояние между маршруткой и бензовозом было приличное, поэтому прозвучавший вслед за столкновением взрыв задел такси лишь краем. Оглушенная, я помнила, как машину накрыла жаркая волна воняющего бензином воздуха, как сидение подо мной ощутимо тряхнуло и я испуганно вскрикнула, рефлекторно закрывая лицо руками.
Открыть глаза мне привелось уже в чужом мире.
***
Андолор – островное государство, состоящее из восьми крупных островов, находилось в некой параллельной реальности, где-то между «Не может быть!» и «Какого черта?!». Досадно, что я попала туда, изрядно растеряв свой блеск, очарование молодости и надежду на вселенскую справедливость.
По уровню развития и социальному устройству это королевство застряло на границе увядающей эпохи Просвещения и грядущего промышленного прогресса. При этом его наполняла магия, дикая и неусмиренная, подобная беснующемуся лесному пожару или, быть может, даже библейскому Потопу. По крайне мере, когда я столкнулась с ней, мне казалось, что я тону.
Магия странным и причудливым образом переплеталась с распространенными здесь повсеместно паровыми механизмами и совсем не подчинялась женщинам, отчего последние считались в Андолоре существами слабыми и, по существу, второсортными. Хотя, конечно, девушки из знатных семей, невинные и правильно воспитанные, так же, как некогда и в моем родном мире, были товаром весьма ценным. Я же, по понятным причинам, ценность имела грошовую.
Вторым если не по силе, то по влиянию, сразу после законного правителя, здесь считался Магистериум – совет пяти Верховных магов-протекторов, хранителей магических скрижалей. Это всегда были аристократы, наделенные выдающимися способностями к магии и владеющие особыми тайными знаниями.
Это Тайное Знание воплощалось в древних письменах – «заповедных скрижалях», коих, по легендам, некогда было семь, но пара из них оказалась безвозвратно потеряна.
Скрижали передавались из поколения в поколение сильнейшему магу в роду, ибо только так сохранялся шанс, что древнее знание не угаснет, убив своей мощью носителя, а необратимо сольется с душою принявшего его.
Также существовала легенда, известная в Андолоре всем и каждому, что объединенные меж собой Скрижали являлись источником благодатной силы, знаменующей приход нового эры – дарующей людям невиданные ранее возможности и процветание. Того, кому согласно этой сказочке будет суждено соединить утраченное, в королевстве называли Знающий, и временами приравнивали если не к Божеству, то уж к Мессии как минимум.
Кстати говоря, андолорцы славились большой религиозностью и непоколебимой верой в собственную исключительность.
Как следствие, на «Большой земле», особенно её южном побережье, Андолор был известен своей нетерпимостью к инакомыслию и воинственностью. Своеобразные крестовые походы здесь случались не так чтобы редко, что объясняло существующее на островах плохо завуалированное рабство.
Попаданок этот мир до меня, похоже, не видывал. Впрочем, даже если такие здесь и водились, никто из них по доброй воле никогда бы не стал распространяться на сей счет. И хотя охота на еретиков в этом месте уже не велась столь яростно, как какое-то столетие назад, власть церкви все равно была велика и неоспорима.
Все это и еще многое другое я узнала от своего «дядюшки» – старого властного маразматика и, по совместительству, неприлично богатого отставного главы Тайного Приказа, некогда наводившего суеверный ужас на весь Андолор, а ныне – самого знаменитого сумасшедшего столицы. Но обо всем по порядку.
***
В некотором смысле, Андолор встретил свою новою жительницу красной ковровой дорожкой.
Я сидела на большом гладком пне. Приятно тёплом. Стоящее высоко в зените солнце припекало по-летнему, хотя, по всем признакам расцветающей природы, на дворе вовсю хозяйничала весна. Рядом, у ног, стоял мой неизменный чемоданчик с профессиональными причиндалами, а чуть в стороне, прямо у развилки широкой грунтовой дороги, как по заказу, высился кованный указатель с незнакомым названием на нем. Доминика, столица Андолора, пять верст.
– Андолор, – повторила я несколько раз вслух, воскрешая в памяти свои скудные познания в географии родной планеты, но ничего хотя бы отдаленно напоминающее сие название, на ум так и не пришло.
Правда, Доминика упорно ассоциировалась с Доминиканой, однако окружающий пейзаж никаких признаков того, что я нахожусь в Африке, не выдавал. Растительность и ландшафт здешних мест более всего напоминали Юго-Запад России, с его бескрайними пологими холмами и теплым климатом. Несмотря на происходящую чертовщину, я с наслаждением втянула в легкие солидную порцию чистейшего, напоенного ароматами цветущих плодовых деревьев воздуха. После бензинового смрада он воскрешал, словно глоток живой воды.
Скинув отороченный енотовым мехом пуховик, я подхватила чемоданчик и огляделась. Мысли о том, что я умерла и попала в рай, сразу пришлось отбросить как несостоятельные. Чуда не случилось. Боль от пережитого не осыпалась иссохшей скорлупой, что, на мой делитантский взгляд, служило неоспоримым доказательством того, что я, без сомнения, жива.
Осмотр места «прибытия» явил редковатый лиственный лес, сквозь деревья которого играла задорными бликами вода неизвестного водоема. По наитию, я двинулась навстречу этому манящему прохладой блеску.
У реки, не широкой и безмятежной, я обнаружила шалаш. В голове тут же всплыли обрывочные знания из курса уроков по истории с именем персоны, весьма уважающей этот спартанский вид жилища – дедушки Ленина. Объяв всю картину в целом, я истерично хихикнула. Вот стою, упитанная тетка в модных валенках, с пуховиком подмышкой и чемоданом в руке на берегу «Бог знает где», а рядом шалаш, в котором, по всей видимости, мне грозит заночевать. Вероятно, после этого я дозрею и до революции.
– Чего гогочешь, дурень? – донесся до меня скрипучий мужской голос, загубивший на корню все веселье.
Вопрос ставил в тупик, потому как и гоготать я не гоготала, и дурнем быть по определению не могла, так как немножко не вышла полом. Однако, выползшего из шалаша обряженного в военный мундир странного образца старика сей факт ни грамма не смущал.
– Ну, чего растерялся? Ступай за мной. Я давно тебя тут жду. Еще б немного и ускакал бы в город один.
Я удивленно заозиралась по сторонам, выискивая того самого парня, с которым тщедушный, лысый до состояния глянца старикашка упорно вел беседу. Но ни парня, ни лошадей, на которых дед собирался куда-то там скакать, на речном берегу не было и в помине.
– Иди сюда, – в очередной раз, теперь уже куда нетерпеливей, позвал чудак, и у меня отпали всякие сомнения, что разговаривает он именно со мной. – Какой-то ты не в меру робкий. Или это с непривычки? Боишься, небось? И правильно! Ундера Уркайского только дураки и не боятся. Но у тебя есть шанс мне понравиться. Заслужить, так сказать, расположение. Будь послушным и прилежным и, быть может, я завещаю тебе все свои секреты… – Старик хитро улыбнулся. – Пойдем же скорее.
Он развернулся и куда-то заковылял, огибая шалаш.
– Кони застоялись, пора бы использовать их по назначению. Ты сам-то как? Езде на антимехах обучен?
– Нет, – закономерно ответила я и, ведомая жгучим любопытством, направилась следом за престарелым оригиналом.
Что такое «антимехи» я, понятное дело, не знала, однако очень хотелось понять, где старик припрятал обещанных лошадей, если ровный, лишенный даже привычных кустарников берег реки, никакого укрытия для столь крупных животных не предоставлял. Не в карман же, в самом деле, он их засунул?!
– Куда катится мир?! – мало чем отличаясь от престарелых сплетников из моего родного двора, тем временем, ворчливо бормотал себе под нос старик.
– Такими темпами скоро мужчины Андолора все до одного превратятся в изнеженных девиц. Теперь все отдано на откуп механике, вот в прежние времена… – Он вдруг привычным движением оседлал прислоненные к шалашу самые обычные на вид грабли и торжественно пообещал: – Но ничего, уж я-то тебя обучу всему, что пристало знать и уметь истинному аристократу! Моих неблагодарных сыновей перекосит от злости. Эти идиоты осмелились намекнуть, будто я тронулся умом! Притащили в дом лекаришку-шарлатана, имевшего наглость заявить, будто я поражен наследственным недугом. Да таких пустомель я раньше каждые выходные вдоль королевского тракта развешивал, словно бусы. Этот мошенник напрописывал дрянных пилюлек и велел не давать мне вина, мол, я от него слишком возбуждаюсь. Пилюли я скормил конюшенному псу. Тот, как и следовало ожидать, сдох. Если таким примитивным приемом сыновья планировали от меня избавиться, то сильно просчитались. Не терпится неблагодарным поскорее прибрать к рукам моё состояние и власть. Ну да перебьются. Я твою мать, будь уверен, единственную любил, – неожиданно сменил тему своего монолога ундер. – Жаль, не женился. Но, пережив пятерых жен, стал опасаться. А вдруг и вправду люди говорят, будто мужчины рода Уркайских прокляты и все их законные жены обречены на раннюю смерть. Хотя вот твоя мать и без венчального обряда упокоилась. Так что про проклятие – брехня. Просто судьба у меня такая, одинокая. Вот ты как думаешь, сколько мне лет?
Согласно мнению психологов, человек – существо в высшей степени адаптивное. Он довольно быстро привыкает к большинству неблагоприятных факторов, с той или иной мерой успешности начиная приспосабливать их под себя. Как невозможно постоянно бояться, так невозможно и постоянно испытывать удивление. Рано или поздно способность реагировать с повышенной интенсивностью притупляется и наступает спасительное бесчувствие. Вот и я, видимо, почти достигла такого состояния, когда любые чудеса кажутся чем-то вполне себе заурядным, а противоречащие всякому здравому смыслу поведение – лишь самую каплю эксцентричным.
Не вполне понимая, чего ожидать от странных действий нового знакомого, а в основном скорее из-за любопытства, я послушно перебросила ногу через вторые грабли…
То, что мы никуда на таких «лошадях» не поскачем, сомнений не вызывало, однако чтобы окончательно убедиться в прогрессирующем безумии старика, я решила не противиться и посмотреть, что будет дальше.
Кое-как прикрутив к утыканной деревянными зубцами перекладине свою поклажу, я честно ответили на вопрос о возрасте:
– Девяносто.
Старик расплылся в довольной улыбке.
– Да ты, меньшой, как я погляжу, льстец. Очень хорошо. Весьма дальновидно, главное не перестараться. Мне сто восемьдесят девять лет. И я хочу тебе сказать, что мой дед прожил двести! Правда, последние пять лет он был явно не в себе. Воображал себя цаплей. Спал, исключительно стоя на одной ноге и требовал, чтобы на все трапезы ему подавали свежевыловленных лягушек. Умер трагично. Решил в один из дней подремать на болоте. Упал во сне и захлебнулся. Но главное, что до самого последнего дня он был совершенно здоров и полон сил! А вот мой отец прожил сто девяносто пять. В молодости слыл тираном, похлеще Рутольфина Змееголового. Отличался непомерным аппетитом по части баб. Большого государственного ума был человек. Сколько его помню, все твердил: «Не доверяй никому, Вирцейг. Хороший враг – мертвый враг. Лучше повесить невиновного, чем не повесить виновного. Но худшие из всех – заговорщики. Всякий, кто дурным глазом косит в сторону монаршего престола, должен быть уничтожен. Да, так он и говорил. Тоже, к сожалению, свихнулся. Возомнил себя мессией и потребовал помазать его на царство. Он хоть был и безумец, но с большим весом среди знати, так что пришлось мне последовать его собственному совету… и этого… того… – Старик провел ребром ладони по горлу, с философским выражением лица давая понять о незавидной участи своего родителя.
– Все это я рассказываю тебе с одной целью. Чтобы ты, меньшой, знал историю своих славных предков и понимал – никакой я не сумасшедший, ибо ни цаплей, ни мессией себя не мню. Ну что, готов? Тогда поехали!
Старикашка презабавно почмокал губами, дернул воображаемыми поводьями и мы, о ужас, внезапно взмыли под облака.
Пребывая в глубочайшем шоке, я истошно заверещала, вцепившись в гладкий черенок с усердием бульдога, но гарцующий на граблях чудак этого словно и не заметил.
– Во-от, очень хорошо, – протянул Вирцейг. – Ты отлично держишься в седле.
На глаза навернулись слезы, тело болезненно сжалось, а пищевод обожгла подкатившая к горлу желчь. Высоты я всегда боялась панически!
– Да у тебя, парень, талант, – меж тем радостно вещал сумасшедший маг. – Даром, что бастард. Однако, кровь – не водица, а я в молодости был непревзойденным наездником. Вот только знаешь что? Как доберемся до места, зови меня дядюшка Цвейг. Ни к чему домашним, а уж тем более посторонним, знать о нашем истинном родстве. Запомнил?
– Запомнил, дядюшка Цвейг, – умирая от ужаса, срывающимся голосом прохрипела я.
– Смотрю, ты схватываешь на лету, – похвалил старик, не заметив ироничности собственного наблюдения.
Спустя минут пятнадцать убийственного полета, который для меня растянулся на маленькую вечность, сумасшедший маг скомандовал:
– А вот и городские ворота, переходи на рысь.
Он снова причмокнул губами, дернул воображаемые поводья, и мы верхом на граблях спикировали к земле, зависнув от нее примерно на расстояние метра. Я судорожно перевела дыхание, только чудом не скатываясь в истерику.
В город мы «въехали», минуя сторожевой пост.
– Добрый день, ундер Уркайский, как ваш дневной променад? Удался? – заискивающе проблеял коренастый мужик с окладистой бородой.
Завидев нас верхом на сельскохозяйственных инструментах, он даже бровью не повёл.
– И вам доброго дня, комендант. Вот, ездил за своим троюродным племянником, Реджинальдом. Он сирота, и я решил взять мальчика на воспитание.
– Так это ж баба! – не сдержал удивления один из стражников, чему я немало порадовалась, так как уже всерьез стала опасаться, что попала в мир, где все не дружат с головой.
На стражника тут же угрожающе зашипели, отчего я сделала вывод, что попала под опеку очень непростого человека. Видимо, настолько влиятельного, что даже его очевидное безумие не стало поводом относиться к старику с меньшим страхом и подобострастием.
– Как это благородно, господин Уркайский. Как повезло вашим родным.
Ундер величественно кивнул, с привычным равнодушием принимая поклоны собравшихся на проходной людей.
***
Ундер Вирцейг Уркайский в моем мире носил бы звание генерала внутренней разведки. В свои лучшие годы он слыл мужиком фантастически везучим, крайне коварным и чрезвычайно злопамятным. Дядюшка Цейг – так он велел мне называть себя в приступе беспричинной родственной любви, всю жизнь страдал свирепствующей паранойей, которая, должно быть, и обеспечила ему стремительный взлет по карьерной лестнице. Скольких людей он сгноил в дознавательных казематах, скольких угробил на угольных шахтах, рудниках или в ссылках, трудно и сосчитать. Уркайского боялись едва ли не больше фанатичных Церковников, и этот страх был столь силен, что даже после того, как доживший до почтенной старости вояка вдруг взял да и спятил, никто из чиновников, слуг или домочадцев, по-прежнему не смел ему перечить. Не перечила и я.
***
Как оказалось, в Доминике, столице Андолора, в качестве основного средства передвижения грабли предпочитал один дядюшка Цвейг. Впрочем, и куда более привычных для свершения поездок лошадей тут было совсем немного. В основном, их тягловой силой пользовались те, кто не мог себе позволить приобрести или же взять в аренду причудливые паровые повозки, представленные в Доминике в самых разных размерах и конфигурациях.
Дома здесь в основном возводились из светлого, теплых оттенков и грубой рельефной текстуры камня. От непогоды их защищали мансардные крыши, которые устилали разноцветной глиняной черепицей. Улицы мостили напоминающей брусчатку плиткой, но не обычной круглобокой, а плоской и шестигранной, словно соты, дабы безлошадные экипажи не растеряли своих шестеренок, введя тем самым своих владельцев в убыток.
По той же причине, улицы в Доминике были довольно широки, а сточные канавы, вполне способные стать для колес дорогостоящего транспорта зловонной ловушкой, накрывали медные капюшоны. В изобилии город украшала ковка: ажурные флюгера, кружевные балконные решетки, замысловатые вывески и многочисленные, похожие на фонарные, столбы. Повсюду ощущалось господство давнего дружеского союза – камня, железа и пара.
Присутствие магии было не столь приметно, хотя именно она являлась источником незыблемой власти местной аристократии. Но это я узнала многим позже, а пока, несмотря на странности путешествия, все больше проникалась неповторимым очарованием старого города. С уверенностью можно было утверждать, что с моей стороны это была любовь с первого взгляда.
Передвигаться по воздуху оказалось бы весьма удобно, если бы не было так страшно. Требовалось лишь приноровиться уворачиваться от нагретых струй пара, извергаемого из разнокалиберных трубок снующих внизу повозок.
По сути, успех предприятия зависел от выполнения единственной задачи – не свалиться со своего «насеста», что, конечно же, вызывало определенные трудности. Откормленные филейные части тела вовсе не способствовали достижению оптимального баланса, зато, собственно, полетом и маневрами, к моему облегчению, умело управлял новый родственник, по-прежнему убежденный, что мы скачем на резвых породистых скакунах.
Я великодушно простила ему это заблуждение, довольно быстро уяснив, что мне, пожалуй, повезло, едва переступив порог незнакомого мира, получить в подмогу персонального провожатого.
Конечно, никто не знал, что ожидает меня по прибытии в «отчий дом», однако, если реакция домочадцев окажется похожей на поведение встреченных нами прежде людей, есть все шансы сносно обосноваться на новом месте.
И все же, я не слишком радовалась необходимости подыгрывать одержимому паранойей безумцу, возомнившему, будто я – парень, да к тому же еще и его незаконнорожденный сын. Однако, перспектива стать посмешищем пугала не так сильно, как риск оказаться одной. Без защиты, без средств к существованию и малейшего представления об укладе протекающей в Андолоре жизни.
Район обитания знати, начинавшийся сразу за деловой частью города, где располагались бессчетные конторы купцов, частных врачевателей, законоведов и прочих буржуа, опоясывал высокий литой забор. Как и все подобные сооружения в столице, он щеголял изысканной ажурностью, затейливой витиеватостью и исключительной декоративностью. Поэтому перелезть через забор, несмотря на его высоту, было вовсе несложно. Растительный узор пестрел удобными выемками да выступами.
Уж не знаю, откуда имелась эта склонность, но стоило мне увидеть какое-либо огораживающее строение, как я сразу начинала прикидывать, как бы лучше его преодолеть.
Массивные ворота, распахнутые во всю ширь, охраняли безмолвные караульные в красивых однобортных суконных куртках, с наброшенными на плечи короткими плащами, обшитыми золотым шнуром и мехом. Караульные сильно напоминали гусаров и по всем приметам весьма нравились девушкам. На наш полет они не обратили особого внимания. Видимо, причуды дядюшки Цвейга уже давно превратились в нечто обыденное.
Особняки голубокровных жителей Доминики, в отличие от застройки более бедных кварталов, где практически полностью отсутствовала всякая растительность, живописно, точно в изумрудные шали, кутались в кроны курчавой зелени раскинутых повсюду садов и парков. К массивным дверям фамильных резиденций ундера Уркайского вела короткая, обсаженная вековыми дубами подъездная аллея. Сам особняк был торжественен и мрачен.
Гладкий тесаный камень голубовато-серого цвета, сложенный в четыре этажа, обрамляли многочисленные, увенчанные готическими арками колонны. Поставленные друг на друга в два яруса, они создавали просторные тенистые террасы, но красоты зданию не добавляли. Особняк имел три башенных выступа – по краям и в центре. Башни венчали вытянутые островерхие крыши, навевая мысли о рыцарях и турнирах.
Как и повсюду в городе, над крышами возвышались флюгера: скорпионохвостая мантикора – на северной башне и драконоподобный ящер – на южной.
Над центральным выступом развевался пурпурно-белый флаг с хороводом восьмиконечных звезд на его полотнище – символом единства островов Адолора в обрамлении геральдических цветов дома Герзет, бессменно правящей вот уже как пять столетий династии.
***
Зависнув над широким каменным крыльцом парадного входа, я с нескрываемым любопытством таращилась на украшающие особняк барельефы, незабываемое воплощение чьей-то воспаленной фантазии на тему «Грешники в аду». Увивающий их то тут, то там, тщедушный краснолистный плющ вызывал стойкие ассоциации с кровоточащими ранами, усиливая и без того мощный инфернальный эффект здания.
– Колоритненько, – подумала я вслух и совсем не изящно навернулась с граблей.
– Приехали, – ловко спешившись со своего деревянного «коня», сообщил старик и, сложив на животе руки, выжидательное замер перед огромной двухстворчатой дверью.
Я же спешно заметалась по крыльцу, пытаясь собрать рассыпавшуюся по нему косметику, и упустила момент, когда одна из створок двери бесшумного распахнулась. Вот тогда-то я и увидела его…
Правда, сначала, учитывая положение моего многострадального тела, я наткнулась на его сапоги. Из лоснящейся темно-коричневой кожи, с обитыми железом носами.
Определенно, обувка не предвещала ничего хорошего. Наверняка садист, подумалось мне в тот момент и вследствие думалось так постоянно. Сапоги оказались надеты на длинные сильные ноги, плавно перетекающие в узкие бедра, мощный торс и богатырские плечи. Плечи, как и полагается, венчала голова с коротким ежиком темных, будто посыпанных пеплом волос и хмурым, совсем не добрым лицом. На вид мужчина выглядел лет на тридцать пять-сорок, хотя глаза непонятного сизовато-серого цвета могли бы принадлежать и старцу.
– Знакомься, Рэтборн, это Реджинальд, младший сын моего покойного троюродного брата, теперь он будет жить у нас.
Я мучительно покраснела и пожелала себе провалиться сквозь землю.
– Реджи, это мой старший сын, главный Лорд-экспедитор Тайного Приказа, Рэт. Он будет помогать тебе в обучении.
Мужчина практически ничем не выдал своих мыслей касательно внезапно объявившегося родственничка, лишь легкое движение сведенных у переносицы бровей намекало на его, возможно невосторженное, мнение.
