Текст книги "Синдром самозванки, или Единственная для Палача (СИ)"
Автор книги: Джулия Рокко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
14. В пух и прах
Глава четырнадцатая
В ПУХ И ПРАХ
Если ты рождена без крыльев, не мешай им расти.
Коко Шанель
В этой темной тряской карете время текло как-то странно. Оно то невыносимо долго тянулось, то слишком быстро неслось вскачь. В периоды сильного стресса я никогда не могла сидеть сложа руки. Даже в состоянии полного бессилия и апатии мне все равно хотелось что-то делать, пускай даже просто уничтожать пачками чипсы. А теперь я была вынуждена бездвижно лежать на неудобном сидении и покорно ожидать своей участи.
Путь оказался неблизким. Хотя, из-за своего состояния мне было и сложно судить об этом объективно. По крайней мере, руки, которые похититель в какой-то момент мне связал, успели ужасно занеметь, а всё тело разламывало от долгого пребывания в неудобном положении.
Примерно часть дороги мы проделали вдоль побережья. Я то и дело слышала шум бьющихся о берег волн, крики чаек и особый запах соленой воды.
Наконец, карета резко затормозила, послышалась трехэтажная ругань возницы и всё замерло.
Ободранная скрипучая дверца распахнулась, и меня в четыре руки стали вытаскивать наружу.
Не сдержавшись, я застонала от наполнившей тело резкой боли. Это застоявшаяся кровь принялась наполнять прежде пережатые места.
– Очухалась? – встряхнул меня один из мужиков, кажется, тот, что всю дорогу продрых напротив.
Я безвольно мотнула запрокинутой головой, всячески показывая, что нет – не очухалась.
Им совсем не надо было знать, что силы, пускай и слишком медленно, но всё же возвращались ко мне.
– Ты что? Она же под синеголовкой, – вынес вердикт его подельник, которого отличал примечательный тягучий акцент.
– Всё равно, сильна баба, обычно от такой дозы девки до двух дней лежат точно мертвые. А эта сначала даже что-то лепетала. И сейчас, вон, стонет.
– Точно говоришь. Если бы не баба была, решил бы, что она маг. Только магов, причем не из последних, синеголовка не вырубает полностью.
– Ха-ха, – развеселился мужик, – скажешь тоже, баба-маг.
И, переглянувшись, мои похитители рассмеялись. Я бы тоже похохотала над этими простофилями, если бы не бедственность собственного положения.
– Вхеш нак тактешт, – едва мы достигли береговой линии, прозвучало на незнаком языке.
Видимо, хариши пожаловали. К этому моменту я уже примерно себе представляла, что последует дальше.
– Пятьсот кватров, – назвал один из преступников весьма солидную сумму в морской валюте.
Как-то на уроке Каспара я уже читала о ней. При расчете кватрами пользовались крупные поселения и более мелкие общины на побережьях практически всех островов, входящих в состав Андолора.
Хариш, которого я пока не могла нормально рассмотреть, что-то возмущенно забормотал, но похитители стояли на своей цене твердо.
В итоге последовал ожесточенный спор, причем, похоже, понимал чужую речь только морской кочевник.
– Посмотри, какая сочная девка, – распинался держащий меня на руках мужик. – Да я её еле держу. А волосы глянь какие. Таких, небось, у ваших баб ни за что не сыщешь. И крепкая. Отличный товар! Редкий.
– Бери, не пожалеешь, – подключился к рекламе тот, что с акцентом. – Она из знатных. А там, сам понимаешь, сейчас в моде совсем худые. Дунешь – улетит. Или если в теле, то старые. Не то, что эта. Молодая да зрелая. Ну так что? Берешь? Бери, или мы её себе оставим. Уж больно понравилась. Мягонькая.
Последняя ремарка тут же напомнила знаменитое «Такая корова нужна самому», и я чуть было вновь не выдала себя, предательски засмеявшись. Но, похоже, подобная модель торговли и в самом деле работала лучше всего. Хариш внезапно решил, что сделка выгодная, и торопливо отсчитал довольным похитителям запрашиваемую сумму.
Под звук мелодичного звяканья золотых пластинок меня передали с рук на руки.
Вот таким прозаическим образом я и стала официальной невольницей какого-то состоятельного рабовладельца. Чтобы у него все отсохло!
Руки мне сразу развязали. Вообще, до конца было непонятно, зачем похитители это сделали, раз считали, что я два дня проваляюсь чуть ли не в коме. Неужели просто перестраховывались? Теперь же со мной обращались не в пример бережнее, но я не спешила обольщаться.
Судя по ощущениям и осторожным попыткам подсмотреть, меня нес на руках могучий великан с очень смуглой кожей и безволосой голой грудью. Это было даже приятно, так как я успела продрогнуть на холодном морском ветру, а великан был очень теплым. Наконец меня уложили в лодку, на мягкую лежанку, под плотный полукруглый навес. Волны плавно покачивали баркас, и я снова стала уплывать в навязчивый сон.
Унылые мысли накатывали на моё мутное сознание, как прилив на пологий берег. Шанс сбежать, отделавшись малой кровью, растаял, как эскимо, забытое на солнце. Магия по-прежнему не отзывалась, а я все больше и больше удалялась вглубь большой воды навстречу унизительной и бесправной жизни.
***
Толчок, громкий окрик и я, испуганно вздрогнув, проснулась. Повезло, что никто не обращал на меня пристального внимания и, как следствие, не заметил, что я открыла глаза. Мне пришлось их снова торопливо закрыть, но я успела уловить, что мы, похоже, приплыли и пересаживаемся на какое-то другое, куда более вместительное, судно.
Вновь великан легко подхватил меня на руки, а затем взял да и взвалил себе на плечо. Это был совершенно ужасный способ передвижения. Живот сплющило, а дыхание то и дело перехватывало от невозможности сделать нормальный вдох. Но и это я стоически терпела, болтаясь тряпичной куклой вниз головой, пока мой носильщик ловко поднимал нас вверх по верёвочной лестнице.
Подчиняясь приказам своего господина, великан миновал узкую длинную палубу и стал спускаться куда-то вниз. Мы оказались в небольшом коридоре, по обеим сторонам которого располагались скругленные двери. В одну из таких он и шагнул. Пару размашистых движений, и меня острожно опустили на постель.
– Ещё одна? – спросил нежный женский голос.
– Да. Очередная игрушка для Хаджу.
– Что с ней?
– Одурманена синеголовкой.
– Бедняжка. И как давно?
– До завтра точно проспит. Может и дольше. Присмотри тут за ней. Торговцы сказали, что она из знатных.
Незнакомка устало вздохнула.
– Значит, устроит истерику.
– Тогда ун Рурк её накажет. – В голосе великана слышалось сожаление.
– Попробую её предостеречь.
– Они всё равно всегда истерят.
– Верно, – не стала спорить женщина. – Ты лучше иди уже. А то тебе тоже достанется. За нерасторопность.
– Проклятое племя, – на грани слышимости прошептал мужчина и вышел.
Я открыла глаза и тут же наткнулась на юную черноглазую и темноволосую красавицу, которая, увидев моё пробуждение, испугано отпрянула.
– Ой! – воскликнула она. – Зэмба сказал, что…
– Да-да, – перебила я её. – Он сказал, что я просплю до завтра. Я слышала.
– Ты притворялась, – догадалась девушка и хихикнула с таким удовольствием, словно услышала отличную шутку.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Ада. А тебя?
– Миреке, но можно короче – Мира.
Я попыталась принять вертикальное положение, чтобы хотя бы просто иметь возможность сидеть, и с радостью обнаружила, что у меня это получилось. Правда, не без помощи своей новой знакомой, однако прогресс, несомненно, был налицо. Если так дело и дальше пойдет, то ещё несколько часов, и я смогу начать самостоятельно передвигаться.
– Наверное, торговцы что-то напутали.
– Ты о чём? – не поняла я.
– О том, когда тебя одурманили синеголовкой. Верно, прошло дня три. Тебе, скорее всего, ужасно хочется пить и облегчиться?
– Пока не очень, – опровергла её предположения. – И одурманили меня сегодня.
– Не может быть, – девушка покачала головой. – Синеголовка – страшная отрава. Она легко валит с ног даже сильных мужей. А ты просто женщина.
– Что за самоуничижение? – возмутилась я. – Между прочим, женщина – это лучшее, что может случиться с любым из миров.
– Только не говори это мужчинам, – предостерегла Миреке.
– Я лучше им покажу. Если, конечно, очень попросят. – Меня стал забавлять наш разговор.
– Значит, ты не будешь истерить, бить посуду и требовать вернуть тебя обратно? – на всякий случай уточнила девушка.
– Нет. Не буду. Подозреваю, что ближе к свободе я таким способом не стану?
– Верно. Не станешь. – Мира с сожалением качнула головой.
– А ты что же? Тоже будущая наложница? – попыталась я прояснить, кто эта Миреке такая.
– Бывшая. – Черноглазая стыдливо покраснела. – Я не угодила хоп Хаджу, и он подарил меня ун Рурку. Теперь я помогаю ему переправлять новых невольниц, предназначенных большому господину для пополнения его гарема. Ты, я уверена, ему очень понравишься. А я не смогла… Сколько меня ни кормили, всё без толку. – Она развела руками, показывая на свою изящную гибкую фигурку.
Спортивные бедра, небольшая грудь, тонкая талия и длинные, красивой формы руки и ноги. Не девушка, а муза. Этот хоп-хей-ла-ла-лей – законченный идиот.
– Впрочем, я рада, что так получилось, – потупив взор, шёпотом почти покаялась Мира. – Хоп Хаджу очень жестокий любовник. А ун Рурк девушками вообще не интересуется. Его волнуют только почести и деньги, которые он может выручить за товар. Сегодня, например, удачный день. За тебя хоп Хаджу его щедро наградит.
– Это вряд ли. – Я не стала скрывать скептической усмешки.
– Какая-то ты странная, – немного робко призналась Миреке. – Совсем не похожа на Андалорских аристократок, – и тут же поспешно добавила: – Прости, если обидела.
Я махнула рукой.
– Да ладно, сочту это за комплимент. А ты сама откуда?
Было видно, что девушке трудно отвечать на этот вопрос, но в то же время уж очень хочется. Судя по тому, с каким энтузиазмом она участвовала в нашем разговоре, Мира не просто отличалась любопытством, но ещё и испытывала сильный дефицит в простом человеческом общении. Подозреваю, что с женщинами здесь обращались чуть лучше, чем с придверным ковриком, и явно не баловали здоровым вниманием.
– Я – дочь одной из невольниц, – после небольшой паузы призналась девушка. – Родилась в гареме.
– Значит, ты наполовину хариша?
– Нет, – мотнула она головой. – Матушка попала к кочевникам, когда уже была в положении. Она сама из Тарквинии.
– В таком случае, получается, ты тоже тарквинийка?
– Не знаю. – Миреке выглядела очень растерянно. – Ничего, кроме гарема на ходже и этого судна, я не видела. Можно ли считать меня тарквинийкой?
– Конечно, можно, – уверила я её, видя, как страстно она этого желает.
От хрупкой, затянутой в простое черное одеяние, фигурки веяло такой потерянностью, что я не удержалась и ободряюще накрыла её руку своей. На вид Мире было от силы лет двадцать. Не удивлюсь, если на самом деле окажется гораздо меньше. Мне очень хотелось как-то утешить девушку, сказать, что всё будет хорошо, однако пришлось воздержаться от обещаний, которые я не факт, что смогу сдержать.
– Скажи, ты знаешь, куда мы плывем?
– В Туманный залив. Там нас ожидает ходж – корабль-дворец. После того, как тебя поднимут на борт, лойхар запоёт песню моря и ходж исчезнет для всех, кто хочет его найти. Ты больше никогда не ступишь на сушу. Мы тоже вряд ли увидимся вновь.
У меня волосы встали дыбом. Обычно при столь сильных эмоциональных реакциях та могучая темная сила, что стала моей частью, мгновенно пробуждалась и стремилась вырваться на свободу. Однако сейчас я ощущала лишь её слабые отголоски. Словно она была где-то очень далеко, следами призрачного эха напоминая о себе.
А в следующую секунду меня накрыло уже другое опасение. Что если неизвестный яд навсегда заблокировал темного феникса? Теперь казалось жизненно важным узнать о всех возможных побочных действиях проклятой синеголовки. Но единственным источником информации по-прежнему была только Миреке. Она смотрела на меня широко распахнутыми темными, как безлунная ночь, глазами, видимо, всё же ожидая упомянутую истерику. Честно говоря, поплакать от ужаса очень даже хотелось. Но, как говорится, слезами делу не поможешь. Поэтому я вернулась к своим расспросам.
– Не подскажешь, когда действие яда полностью подойдет к концу? А то мне уже надоело это ужасное онемение. И что такое болтали мои похитители, когда говорили, будто на женщин и мужчин-магов синеголовка действует по-разному?
– Так и есть, – с умным видом кивнула Мира. – Обычно девушки от неё очень крепко засыпают. На несколько суток. Лежат совсем бледные и еле дышат. После просыпаются практически парализованные и ещё часов двенадцать постепенно приходят в себя. У магов действие менее выраженное и заканчивается гораздо быстрее. Считается, что магия сжигает яд изнутри. Зато пока она это делает, маг лишается возможности пользоваться своими силами.
– То есть, магия блокируется лишь на время? – на всякий случай уточнила я ещё раз.
– Да.
Я не слишком умело скрыла вздох облегчения, сейчас предпочитая верить в лучшее.
– Хорошо, с этим разобрались. Теперь скажи, сколько нам предполагается плыть до Туманного залива?
– При попутном ветре и без штормов – дней пять.
– И чем, предполагается, мы с тобой должны будем заниматься всё это время?
– Пока все думают, что ты спишь, ничем, – с готовностью пояснила Миреке. – А затем мне прикажут тебя искупать и переодеть в традиционный для невольниц хоп* Хаджу наряд. Многие, как только понимают, куда попали, принимаются кричать и никого не желают слушать. В таком случае, если девушка противится и пытается навредить себе или кому-то из нас, её пару дней пытают калмой и не дают пить.
– Калмой? – переспросила я.
– Это серьга подчинения, – Миреке показала на скромное золотое колечко в хрящике левого уха. – На тебя её тоже наденут.
– Когда? – В моей голове с бешеной скоростью вращались шестерёнки мыслей.
Если серьгу, по которой наверняка будут запускать какой-нибудь магический аналог электрошока, наденут на меня раньше, чем я смогу воспользоваться силой черного феникса, то шансов выбраться из этой мерзкой истории станет ещё меньше.
– Уже завтра.
Получалось, что в запасе у меня оставалась совсем небольшая фора. Я принялась взволнованно шарить под собственной юбкой. В какой-то момент мне даже показалось, будто потайной карман пуст. От шока закружилась голова и сделалось дурно точно при сильной качке. Видимо, я и в самом деле изрядно побледнела, раз Мира, засуетившись, принялась на меня махать небольшим опахалом, больше похожим на веер. Но затем, к моему великому облегчению, ладонь таки нащупала главное наследие дядюшки Цвейга.
– Что это? – заволновалась девушка, увидев, как я извлекаю скрижали из тайника.
– Ничего страшного, – откровенно покривила я душой. – Простые свитки. Сейчас самое время их почитать.
Ничего не подозревающая Мира с нескрываемым интересом следила за тем, как я медленно разворачиваю одну из самых великих магических святынь древности. Она даже не могла себе вообразить, сколь многое сейчас стоит на кону. По крайней мере, для меня и одного маленького мальчика.
Боялась ли я? Ужасно. Вот только время для страхов и сомнений вышло. Если я не решусь сейчас, то, возможно, упущу единственный шанс на спасение. Не говоря уже о том, что нарушу слово, данное умирающему.
Руки мои тряслись, но я упрямо разматывала скрижаль, сначала одну, затем и вторую.
– Ах, – воскликнула Мара, когда твердые основы, на которые был намотан пожелтевший пергамент, буквально растворились в воздухе. – Волшебство?
Но я уже не могла ничего ей ответить. Мой взгляд, словно намертво примагниченный, застыл на проявившихся письменах. Я не понимала ни слова, ни одной схемы, причудливого знака, символа, но зато прекрасно ощущала, как что-то тяжелое и тягучее вливается в меня где-то в районе солнечного сплетения.
Всё тело будто кололо миллионами крошечных иголок, кончики пальцев на руках болезненно жгло. Их словно опустили в кипяток, который проник под кожу, поднимаясь все выше и выше. В голове сделалось пусто. Всё затопил нестерпимый жар.
Я стиснула зубы так сильно, что они лишь чудом не стали крошиться. Жилы на шее напряглись до треска, и громкий пронзительный звук острым копьем прошил всё моё тело от макушки до самых пят. Мне показалось, что я умерла. Боль и невесомость захватили, закружили и куда-то понесли, попутно разрывая на маленькие светящиеся клочки саму мою суть, саму душу. Это было странно и больно. И так страшно, что я практически уверовала, что мой разум подобного не вынесет.
Только одна мысль, словно слабый, но упрямый пульс стучала точно набат: «Не ради себя…»
Я даже не понимала, о ком так тревожусь, но отчаянно цеплялась за этот единственный якорь.
– Ай! – вскрикнула, когда весьма ощутимая пощечина алым отпечатком тонкой ладошки расцвела на моей щеке.
– Я жива? – прижав руку к пылающему месту, хрипло спросила.
– Жива, – обиженно буркнула Мира. – Но я, наверное, сейчас тебя убью.
Она надула губы и отвернулась.
– Испугала меня. Не зря говорят, что для женщин чтение – один только вред, – бурчала она, вертя в руках совершенно пустые скрижали.
– Что это за гадость такая? – свалив их мне на грудь с видом, будто подержала бомбу, потребовала Миреке объяснений. – Ты тут так извивалась, что я чуть было не бросилась звать на помощь. Даже не знаю, что меня остановило.
– Ты всё сделала правильно.
Во рту ужасно пересохло и я потянулась к кувшину с водой, который стоял на низком столике неподалеку.
Мира великодушно подала мне наполненный до краев стакан. Напившись, я откинулась на подушки. Прислушалась к себе, но не почувствовала никаких изменений. Даже доступ к собственной магии всё так же оставался заблокирован. Неужели всё зря? Неужели мне грозит повторить судьбу ундера?
По понятным причинам, никто не рассказывал, как скрижали проявляют себя, если слияние происходит успешно. Я почему-то ждала каких-то захватывающих дух спецэффектов или хотя бы возросшего ощущения собственного могущества. Но ни первого, ни второго не случилось. Всё ограничилось странным приступом, по вине которого я на краткий миг прошла по тонкой грани между жизнью и смертью.
От подступивших, совсем ещё свежих воспоминаний, со дна памяти повеяло каким-то первобытным ужасом, а в груди снова неприятно запекло. Я поспешила отвлечься, предпочитая думать, что это просто гастрит.
Следующие несколько часов мы с Миреке провели тихо переговариваясь, условившись, что я как можно дольше буду притворяться спящей для всех посетителей нашей каюты. Всё же момент, когда на моём ухе засверкает серьга подчинения, я очень сильно хотела оттянуть. И это ещё хорошо, что хариши отказались от повсеместно распространенной традиции клеймить свою живую собственность. Так, как это сделали с тем же Эльмаром.
В целом, первые сутки нашей совместной конспирации прошли по плану и без происшествий. Еду приносили по расписанию, жаль, только из расчета на одного человека. Мне, как «спящей красавице», питание не полагалось. Конечно, Мира делила со мной свою скромную трапезу, отчего я чувствовала себя прожорливым бегемотом, объедающим изящную газель. Но делать было нечего – заглушив муки совести, я упрямо жевала пресную лепёшку, макая её в какой-то густой мясной соус. Не помирать же в самом деле с голоду. Кажется, Мирике придерживалась такого же мнения и без каких-либо сожалений отдавала мне ровно половину.
Доброта и щедрость, по сути, совершенно постороннего человека очень трогали, и я ещё более истово начинала молиться про себя всем богам, чтобы у меня появилась возможность как-то отблагодарить свою юную подругу по несчастью.
Мирике рассказала мне, что давно уже круглая сирота. Мамы у неё не стало, когда девочке исполнилось десять лет. Многочисленные наложницы хоп Хаджу подрастающую красавицу сильно недолюбливали, опасаясь через несколько лет увидеть в ней конкурентку. Влиятельные мужчины ходжа, напротив, считали девушку кем-то вроде чернавки, прислужницы для самых грязных работ. Привлекательными у харишев считались светловолосые и пышнотелые женщины. А тоненькая черноволосая Мири не вызывали у них ничего, кроме беспричинной жестокости. Она часто слышала в свой адрес, что бесполезна и только зря ест хлеб хозяина.
На судне ун Рурка ей жилось немногим лучше. Но здесь она хотя бы встретила Зэмбу, смуглокожего добряка великана, точно так же, как и она сама, рожденного в неволе на одном из кораблей морских кочевников и всю свою жизнь служившего «проклятому племени».
И харишей, и море Зэмба ненавидел всей душой, однако другой жизни не знал, да и не имел возможности как-то её изменить.
Иногда, повинуясь приказу хозяина, великан заходил, чтобы нас проверить. Мне даже стало казаться, что он догадывался о нашем представлении, однако предпочитал подыгрывать. По крайней мере, оказавшаяся на подносе с завтраком лишняя лепешка именно на это и намекала.
К ночи второго дня моя способность к передвижению полностью восстановилась. Чего нельзя было сказать о темном фениксе. Бедная «птичка» всё так и продолжала сидеть в клетке крайне зловредного яда, который, как оказалось, изготавливали из ягоды, чем-то похожей на голубику. Видимо, моя магия всё ещё не до конца уничтожила курсирующие в крови остатки синеголовки. Впрочем, я так и не придумала, что стану делать, вернув себе возможность выпускать внутреннюю хищницу на свободу.
Попробую захватить судно? Оно, кстати, называлось «Корифена». Пожалуй, это была более здравая мысль, нежели чем угнать спасательную шлюпку и отправиться дрейфовать в открытое море.
Только вот как провернуть любой из этих сценариев чисто технически? Пока что единственное, что хорошо умел делать мой дар, так это ставить комара-следилку, превращать предметы в пепел, и, к моему огорчению, медленно да мучительно убивать. Такой арсенал, без сомнения, мог помочь защититься, но для угона целого корабля явно требовались несколько иные навыки.
К тому же, дело осложнялось ещё и тем фактом, что хозяин данного вражеского корыта являлся магом-стихийником. Правда, средней руки. По словам Миреке, ун Рурку подчинялись воздух и немного вода. Наверняка, в отличие от меня, кочевник-работорговец намного лучше контролировал свой дар, да к тому же имел на подхвате помощь команды.
Так или иначе, а решаться на диверсию следовало до того, как на меня попытаются нацепить калму. И уж тем более, до того, как я попаду на ходж, который, по рассказам Мири, нельзя отыскать, если его хозяин сам того не пожелает.
Оказалось, что далеко не каждую похищенную женщину её родные были готовы так легко потерять. Некоторые из них имели и деньги, и связи, чтобы попытаться вернуть дочь, невесту, жену, а в некоторых особенно трагичных случаях, даже мать. Но способность корабельных магов-харишей прятать плавучие дворцы своих правителей практически никогда не давала осечек. Страшно даже представить, сколько бедных украденных женщин оказалось заперто до конца своих дней в неуловимых гаремах привыкших к безнаказанности хопов.
Вот вернусь и от души «отблагодарю» Балалайку за организованную ею экскурсию…
***
Это был очень странный сон. Словно кто-то показывал мне кадры документальной съемки. Большинство из них было сделано как будто впопыхах и далеко не с самого удачного ракурса. А временами мне и вовсе начинало казаться, что я бесплотный дух, реющий никем не замеченный над героями этого загадочного кино.
Сначала я увидела Матильду, дочь хозяйки швейной лавки Урелии Кларк. Затем и саму мидрессу. Девочка играла на крыльце черного входа, увлеченно прыгая по ступенькам. В то время, как её мать оживленно общалась с очередной своею клиенткой, разворачивая перед той рулон отливающего золотом розового шёлка.
Затем я стремительно переместилась, очень быстро пронесясь мимо окна графини фон Лару. Старушка сидела в окружении своих приятельниц и о чём-то увлеченно с ними беседовала. Трепетали роскошные веера, а в воздухе над престарелыми кокетками, если присмотреться, можно было заметить полупрозрачное облако пудры, которой они без сомнения злоупотребляли.
Вид воркующей над колыбельками с малышками несколько взбудораженной Клары заставил истосковавшуюся душу наполниться горькой пронзительной тоской. Сколько бы себя ни корила, а я уже не могла воспринимать особняк Уракайских иначе, чем любимый дом, все обитатели которого давно ощущались семьей.
Как-то вдруг оказалось, что свой прежний мир с доставшейся мне по наследству от мамы квартирой теперь виделся словно картинки из чужой, не совсем реальной жизни. Я поняла: прошлое окончательно отпустило меня. И теперь, несмотря на все препоны и злоключения, так отчаянно сильно хотелось сохранить те истинные сокровища, которыми легко и незаметно наполнилась моя новая реальность.
Когда очередной кадр сменился, я очень пожалела, что так и не смогла увидеть Тая. Постепенно складывалось впечатление, что мне показывают исключительно лиц женского пола.
Вот и в этот раз передо мной предстала незнакомка. Невысокая, средней комплекции девушка, с почти прозрачными, каким-то странно-проникновенными, речными глазами. В её длинных светлых волосах, казалось, запутался сам туман. Одетая в простое старенькое платье, незнакомка спокойно перебирала сушеные травы. В какой-то момент она даже вскинула голову, посмотрев ровно в то место на потолке, где над нею зависла невидимая я. Словно что-то почувствовала.
Но долго думать о произошедшем мне не пришлось. Трогательная фигурка спящей калачиком Миреке быстро сменилась ненавистной Лирой Свирской в роскошном траурном наряде. Она раздавала отрывистые приказы снующим туда-сюда опечаленным слугам, а глаза её сверкали торжеством.
Являющиеся передо мной картины представлялись странной нарезкой бытовых сюжетов, не привязанных ни к времени, ни к месту. Казалось, что настоящее на них легко сменялось прошлым, а прошлое резко уносило меня в не столь далёкое будущее. День чередовался с ночью, а что-то радостное и светлое – с тревожным и печальным.
К счастью, надменное лицо жестокосердной красавицы стремительно сменилось новым, совершенно мне неизвестным. Теперь передо мной сидела полная, сурового вида женщина средних лет, следящая за целым выводком одинаково одетых в светлые платья девочек лет десяти-двенадцати. За ними последовали другие женские портреты. Целый калейдоскоп самых разных лиц – и преклонных лет, и совсем юных.
В конце концов, я оказалась на краю пропасти. Вернее, это был глубокий, темнеющий опаленными краями разлом. Он казался незаживающей раной, вспоровшей плоть некогда цветущей долины. Теперь вокруг была лишь бескрайняя иссушенная степь с редкими островками зеленых оазисов.
Отчего-то смотреть на это было больно. И эта угасающая красота долины, и расколовший её надвое чудовищный разлом – всё казалось каким-то противоестественным, неправильным.
Я посмотрела вниз, в эту страшную, убегающую в бесконечность пропасть. В ней, словно на дне треснутого сосуда, переливаясь радугой и перламутром, клубилась сама магия. Живая и первозданная сила, рожденная созидать, но способная и на страшные разрушения. Кровь и кислород этого мира. Она изливалась из земной тверди, словно те нити-сосуды, по которым она прежде свободно струилась, наполняя все вокруг сияющей манной, беспощадно и бездумно взяли и рассекли пополам.
Магия плескалась под моими ногами, точно древний океан. Они манила и взывала, приглашая нырнуть и зачерпнуть столько, сколько я пожелаю.
Откликаясь на её зов, за моей спиной выросли могучие крылья. Я оглянулась, потрясенно наблюдая, как с черных заостренных перьев снопами срываются огненные искры и странным шлейфом осыпается пепел, обильный, точно седой снег. Сделав пару взмахов и оторвавшись от земли, я восторженно ринулась вниз.
Воздух пел, подгоняемый плавными взмахами. Трепетало нежное оперение. Сила врывалась в меня ровным беспощадным потоком. По венам разливалась могущество, которое можно было сравнить лишь с чем-то божественным. Я впала в хмельную эйфорию, переполненная и едва способная сделать вдох.
Магии было так много, что она быстро превращалась в неподъемную ношу. Под её тяжестью я против воли стала опускаться вниз, в самое сердце живой и дышащей стихии. А затем и ещё ниже, вглубь, туда, где уже не существовало ничего. Лишь первобытная волшебная энергия, желающая исполнить своё предназначение.
Я начала тонуть.
Не знаю, в какой из моментов своей неминуемой гибели я осознала, что следует делать. В сознании возник образ настенного фонтанчика и кувшина, который кто-то невидимый пытался из него наполнить. Сначала тонкая струйка, бьющая изо рта какого-то мифического животного, весело бежала в тонкое горлышко, но уже совсем скоро влага стала переливаться через край. Тогда кувшин отняли от источника и наполнили стоящий рядом кубок. Кубок исчез и на его месте появился новый. И снова кувшин наполнил и его. Когда же сосуд опустел, фонтанная струя опять ударила в его недра.
Я долго смотрела на эти простые повторяющиеся движения. Пока не осознала – я и есть этот кувшин.
То, что последовало дальше, воспринималось мною как единственно верное. Может, секрет скрижалей и заключался в том, чтобы, благодаря силе своего разума, не взять больше, чем можешь унести, когда получил доступ к безграничному источнику магии. Но я, похоже, оказалась то ли стишком восприимчива, то ли слишком глупа.
Если магия была источником, то я стала смыслом, направившим сырую силу на то, чтобы исправить некогда свершенное преступление. Повинуясь моей воле, мощный поток прошел сквозь меня, точно игла и нить, сшивая страшную рану разлома. Всё вокруг затряслось и пришло в движение. Пропасть стала стягиваться и зарастать, выталкивая меня на поверхность.
Твердь поглощала магию, впитывая её, как земля небесные ливни. Повсюду зазеленела яркая молодая трава и нежные бутоны первоцветов. Я оказалась окруженной морем ярких весенних цветов, а в руках, в сложенных ковшиком ладонях, точно радужный кисель, доверчиво плескалась последняя горсть чудотворного нектара.
– Пей, – послышалось в шёпоте вдруг подувшего с холмов ветра. – И то, чего ты жаждешь больше всего, исполнится.
С благоговением я сделала первый глоток.
Мои мечты всегда отличались размахом. Вот и в этот раз я желала очень многого. Мне хотелось справедливости и равных возможностей. Хотелось свободы и права для каждого самому определять свой путь. А ещё мне хотелось быть любящей матерью и счастливой женой, победить болезнь ундера и одолеть морских кочевников.
Я думала обо всем этом, медленно проваливаясь в забытье, пока образ цветущей долины не померк и тьма не укрыла меня своим пуховым покрывалом. Оно усмирило мысли и почти стерло из памяти мое удивительное видение.
…, – выкрикнула я, наотмашь отбиваясь от острой боли.
Когда вскочила на узкой корабельной постели, моя рука сама собой потянулась к саднящему уху.
Взгляд тут же наткнулся на стоящего неподалёку от двери весьма невысокого пузатого хариша в сине-зеленом парчовом балахоне с золотым шитьем и широкими рукавами. Я как-то сразу поняла, что передо мною тот самый ун Рурк.
