Текст книги "Зимний дом"

Автор книги: Джудит Леннокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)

Лайам Каванах сказал:

– Миссис Мерчант, все это очень трогательно, но дела не меняет. Вы занялись тем, чему я учился двадцать лет.

– Я быстро учусь.

– Но… – Он осекся.

Майя чуть не улыбнулась.

– Но я – женщина?

– Да. – Небесно-голубые глаза смотрели на нее презрительно.

– Возможно, мы боролись с разными предрассудками, но борьба – всегда борьба, не правда ли? Я думала, что мальчишке из трущоб, карабкавшемуся по служебной лестнице, легче войти в мое положение.

В глазах Лайама вспыхнула искра гнева, но сразу исчезла.

– Наверно, я ошиблась, – небрежно сказала Майя. – Магазин принадлежит мне. Изменить это вы не в силах, а потому пытаетесь подорвать мой авторитет всеми доступными вам средствами.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Бросьте, мистер Каванах. Мы с вами не дураки. Честно говоря, я думаю, что у нас много общего.

Каванах смерил ее взглядом – от темноволосой макушки до маленьких ног в туфлях на высоких каблуках, – и Майя в первый раз ощутила неловкость и неуверенность в себе.

– Вы так думаете, миссис Мерчант? – протянул он.

Майя почувствовала, что краснеет.

– А вынаверняка думаете, что женщина не способна заниматься бизнесом! – Она пыталась держать себя в руках, но гнев все же вырвался наружу. – Думаете, что я не могу к двум прибавить два, разобраться в объемах продаж и оценить прибыль!

– Подавляющему большинству женщин это не по зубам.

– Только потому, что их этому не учили. А вот мне по зубам. Я уже в этом убедилась.

– Чтобы руководить таким хозяйством, умения складывать числа недостаточно – высокомерно ответил Лайам. – Нужно знать, кого следует нанять, а кого уволить… Знать, что покупать, а что нет… Вам пришлось бы стать беспощадной.

«Если бы ты знал», – подумала Майя. В голове тут же вспыхнули воспоминания – воспоминания, которых обычно ей удавалось избегать. Выстрел; тело, кувыркающееся по ступенькам лестницы; белые стены монастырской кельи… Ей пришлось опустить глаза.

– А за кого выйдете замуж вы, миссис Мерчант? Нет, я не прошу прощения: вы сами начали этот разговор. За какого-нибудь светского хлыща, ничего не понимающего в нашем деле? Это было бы хуже всего, – с горечью добавил Каванах.

«Так вот где собака зарыта», – подумала она.

– Вы боитесь, что я снова выйду замуж и передам дело кому-то другому?

– Конечно. – Ирландец снова смерил ее взглядом, и Майе снова захотелось одернуть юбку и застегнуть жакет.

– Дамочки вроде вас не остаются вдовами до конца дней своих. – Лайам не сводил глаз с треугольного выреза ее блузки.

– Я больше никогда не выйду замуж, – злобно ответила Майя. – Это я могу вам обещать. Никогда и ни за что.

Каванах бросил на нее недоверчивый взгляд.

– Вы скоро передумаете.

– Я повторю это и через пять, и через десять, и через двадцать лет!

– Горе проходит.

– В самом деле? – В глубине души она знала, что никогда не забудет кошмарные месяцы своего замужества. Никогда не забудет того, что чуть не сделал с ней этот властный и жестокий человек. Главным результатом первых двадцати с небольшим лет жизни стала жгучая ненависть к мужчинам.

– Так говорят. – Лайам Каванах смял окурок в пепельнице и посмотрел на часы. – Миссис Мерчант, все это очень интересно, но мне нужно кое-что закончить.

Он избавлялся от нее как от неумелой продавщицы или какой-нибудь девицы, с которой развлекался в холмах Донегала! На этот раз Майя не смогла сдержать гнев:

– Мистер Каванах, если вы дорожите своим местом, то останетесь и выслушаете меня!

В голубых глазах Лайама вспыхнула злоба, а потом он сдавленно спросил:

– Что вы хотите сказать мне, миссис Мерчант? Вы недовольны моей работой?

– Вы прекрасно знаете, чем я недовольна, Лайам Каванах! – прошипела она. – Я недовольна тем, что вы делаете из меня дуру. Точнее марионетку, которую можно дергать за ниточки!

Майе показалось, что он улыбнулся. Если бы она была в этом уверена, то тут же выгнала бы его в три шеи. Но он сказал:

– Я просто пытаюсь помочь, миссис Мерчант. Облегчить вам жизнь. – Насмешка была почти неприкрытой.

– Мистер Каванах, когда мне понадобится ваша помощь, я скажу. А пока что позаботьтесь, чтобы мне сообщали обо всех проблемах и решениях, касающихся магазина. Дело принадлежит мне, а не вам. Вы поняли?

Он встал:

– Прекрасно понял, миссис Мерчант.

– Тогда можете идти.

После его ухода Майя несколько минут не могла подняться с места. У нее дрожали колени, пальцы свело судорогой, во рту стояла горечь. Победа была только кажущейся, на самом деле она потерпела поражение. Ирландец заставил ее почувствовать себя последней дурой.

Наконец Майя встала, подошла к секретеру, вынула из нижнего ящика кем-то оставленную недопитую бутылку шотландского виски, отвинтила пробку и несколько раз отхлебнула прямо из горлышка.

Добравшись до дома Клоди, Джо заметил у дверей тот же автомобиль, который он видел уже четыре пятницы подряд. Эллиот чертыхнулся себе под нос, нырнул в подъезд дома напротив, прислонился к дверному косяку и закурил.

Однако сигарета не помогла ему успокоиться. Он думал о вещах, недавно появившихся в доме Клоди: новой швейной машинке, игрушках Лиззи, духах, которыми начала пользоваться Кло. А также об одежде и украшениях. О платье из зеленого бархата, подчеркивавшем ее соблазнительное тело. О жемчужных сережках в ее ушах. О новом пальто, о шелковых чулках, о модной шляпке. Она беспечно говорила: «Джо, в последнее время меня просто завалили работой. Подумать только, за мужской пиджак платят пять фунтов!» Клоди считала его наивным дурачком; это только подогревало ревность Джо. Он был обязан узнать правду. Ждать дальше не имело смысла. Эллиот бросил сигарету, растоптал ее о тротуар и громко постучал в дверь, выкрашенную зеленой краской.

Клоди открыла только через пять минут. На ней было цветастое кимоно, волосы распущены. При виде Джо она широко распахнула глаза:

– Джо, уже поздно. Почти час ночи…

– Но ты ведь не спала, правда, Кло?

Она отвела глаза:

– С чего ты взял? Спала, конечно. Я так устаю… Дорогой, я не могу тебя впустить…

Джо протиснулся мимо нее и обвел взглядом переднюю. Огонь в камине только что потух; на столе стояли два пустых бокала.

– Я дала глоточек Лиззи, – быстро сказала Клоди. – Доктор говорил, что немного вина полезно для ее желудка.

Джо круто обернулся и посмотрел на нее.

– Хуже всего… Хуже всего то, что ты считаешь меня набитым дураком.

В глазах Клоди блеснул гнев. Однако она подошла к нему и ласково погладила по лицу.

– Джо, я вовсе не считаю тебя дураком. Наоборот, ты очень умный и милый.

Эллиот оттолкнул ее:

– Где он, Клоди?

– Кто?

– О черт! – Он начал подниматься по лестнице.

– Не ходи туда, Джо, Лиззи разбудишь! – крикнула вслед Клоди.

Но Эллиот пропустил ее слова мимо ушей, добрался до второго этажа и толкнул дверь спальни.

Конечно, он лежал в кровати. При виде Джо лысый мужчина средних лет схватил брюки, лежавшие на полу. Как в скверном французском фарсе, подумал Джо и чуть не засмеялся. Но потом вспомнил, сколько времени он и Клоди провели в этой кровати, и ему стало не до смеха.

– Вон отсюда! – Он бросился к мужчине.

– Не нужно! – Клоди схватила Джо за руку и попыталась оттащить. – Кеннет уже уходит. Правда, Кеннет?

Тут снова начался пошлый фарс. Кеннет соскочил с кровати, схватил рубашку, носки, ботинки, вылетел из комнаты и бегом скатился по лестнице. Джо слышал, как за ним захлопнулась входная дверь.

Он повернулся лицом к Клоди:

– У тебя есть и другие?

Она покачала головой:

– Конечно, нет, Джо. Кен – просто старый друг.

– Лжешь! – крикнул он. – Клоди, я видел их… Я следил за твоей проклятой дверью несколько месяцев и видел их!

Клоди перестала успокаивать его. В зеленых глазах женщины вспыхнула злоба.

– Ну и что? – прошипела она. – Тебе-то какое дело?

На спинке стула висела меховая шубка. Джо схватил ее и протянул Клоди:

– Это плата тебе?

– А ты бы мог купить мне такую же? – презрительно парировала она. – Мог бы, Джо?

Он разжал пальцы, и шуба упала на пол. Клоди подняла ее, бережно разгладила и повесила на плечики.

– Кенни купил мне эту шубку, – сказала она. – И сережки. Эрик купил Лиззи эти красивые игрушки. С начала года он же оплачивает счет от врача. А Альберт возит нас обедать и катает на машине.

– Ты продаешься, Клоди, – сказал Джо. – А когда Лиззи подрастет, продашь и ее тоже.

Клоди наотмашь ударила его по щеке.

– Убирайся! – прошипела она. – Убирайся отсюда!

Джо выбрался на улицу, облизал разбитую губу и пошел домой. Но свежий ночной воздух не сумел охладить его гнев. Добравшись до квартиры, он пинком захлопнул дверь и начал трясущимся руками зажигать керосиновую лампу.

– Джо? – Эллиот обернулся и увидел Робин. Девушка, облаченная в рубашку Фрэнсиса, протерла сонные глаза и уставилась на него. – Тебе плохо?

– Все в порядке, – нетерпеливо бросил он. – Возвращайся в постель.

Но она не тронулась с места.

– Что, подрался в пивной?

– Я не был в пивной.

– Тогда что?

Главным пороком Робин было ненасытное любопытство.

– Клоди… развлекала… этого подонка. Жирного, лысого, самоуверенного…

– Клоди встречалась с другим мужчиной?

Он желчно рассмеялся:

– Клоди встречалась с тремя другими мужчинами. С тремя! Поэтому у нас с ней все кончено.

– Почему?

Джо не верил своим ушам. Неужели она так глупа? Да, дотошна, да, наивна, но не без царя в голове… Он пожал плечами:

– Разве не ясно?

– Нет. Не очень.

Он бросил пиджак на диван.

– Я не знал, что принимал участие в любви впятером. И что платил свою долю.

– По-твоему, если вы с Клоди любовники, она твоя собственность?

Робин выворачивала его слова наизнанку.

– Ну что ты. Просто я думал, что у нас есть что-то общее… Что мы любим друг друга…

Робин села на диван и накинула пиджак Джо на плечи, пытаясь согреться.

– Джо, вы с ней желали друг друга, вот и все. Так какая тебе разница, если Клоди желает и других мужчин?

Внезапно он понял, что Робин ошибается. Чудовищно ошибается. И что за его гневом прячется боль, которая вскоре даст о себе знать и не пройдет долго.

– Люди путают желание с любовью, – нравоучительно сказала она. – И думают, что должны владеть теми, кого любят. Ты ведешь себя как типичный буржуазный муж.

– Робин, ради бога! Она брала за это деньги! – прошипел он. – Одежду… украшения…

Джо отвернулся, не желая показывать, как ему горько. Тон Робин немного смягчился:

– Джо, вдовы – беднейшие из бедных. Особенно если их, как Клоди, приковывает к дому ребенок.

– Знаю, – пробормотал он.

Тяжелее всего была мысль о том, что он не может их обеспечить. И что будет тосковать по Лиззи не меньше, чем по Клоди.

Последовала пауза, а потом Джо сказал:

– Робин, я не могу ею делиться. Не могу, и все. А ты могла бы с кем-то делиться Фрэнсисом?

– При чем тут Фрэнсис? Мы с ним друзья и спим вместе, вот и все. Я его не люблю.

Джо посмотрел на маленькую девушку, закутавшуюся в рубашку Фрэнсиса и его собственный пиджак, и еле слышно сказал:

– Конечно, любишь, Робин.

Потом Эллиот потер глаза и сел с ней рядом.

– Ты любишь Фрэнсиса уже больше года. Перестань морочить себе голову.

Робин начала спорить, но он закрыл глаза и отключился. Добраться до кровати не было сил. Засыпая, Джо вспомнил сцену с Клоди и почувствовал себя несчастным и одиноким.

«Позаботьтесь, чтобы мне сообщали обо всех проблемах и решениях, касающихся магазина», – сказала Майя. Через неделю-другую она поняла, что Лайам Каванах выполнил ее указание буквально. До последней точки после не характерной для него вычурной подписи.

На письменный стол Майи ложилась каждая проблема, большая и маленькая. Последние приказы по отделу хозяйственных товаров и сообщение о бродячей кошке, поселившейся в гараже. Отчет о неуклонном падении прибыли в течение двух последних кварталов и о том, что в буфете продается рисовый пудинг с комками. Майя приходила на работу без пятнадцати девять и неизменно обнаруживала, что ее письменный стол, еще вчера вечером девственно пустой, завален письмами, бумагами на подпись и гроссбухами. Майя знала, что это проверка. Если она не выдержит, это будет означать, что Лайам и его союзники продолжают считать ее слабой, глупой, хнычущей самкой.

Майя начала приходить в «Мерчантс» к половине восьмого и редко уходила раньше десяти вечера. Между ней и Лайамом Каванахом, тоже работавшим допоздна, началось молчаливое соревнование. Но для нее, заваленной пустяковыми жалобами и одновременно волновавшейся за будущее магазина, это было необходимостью. По ночам Майе снились книги заказов и учетные ставки; обедая в одиночестве, она держала под рукой блокнот, где записывала напоминания. Вовсе не так уж плохо, говорила она себе, что Лайам Каванах заставил ее вникнуть в каждую дурацкую мелочь, связанную с функционированием такого большого предприятия, как торговый дом «Мерчантс». Ей следовало знать свое дело так же, как тело любовника. А не знала она многого.

Она понимала грозившую опасность. За деревьями можно было не увидеть леса; уменьшение прибыли, зафиксированное в отчетах за последние полгода, неуклонно продолжалось. Если она совершит какой-нибудь крупный промах, мужчины улыбнутся друг другу и скажут: «Мы же говорили!» Чувствуя, что за ней следят и ждут ошибки, она работала еще упорнее, полагаясь на свою прекрасную память, в которой откладывалась вся информация, накопленная за первые месяцы работы. Она валилась с ног от усталости, таяла как свечка, неделями не виделась с подругами, но начинала понимать, что к чему. В ее мозгу зрел план боевой кампании.

Майя начала с мисс Доукинс. Если бы ей удалось завоевать доверие секретарши, это можно было бы обернуть себе на пользу. Мисс Доукинс обожала Лайама Каванаха (что сам мистер Каванах тайно поощрял) и осуждала женскую распущенность; это вдвойне осложняло задачу Майи. Почти все делопроизводство универмага проходило через костлявые руки чопорной секретарши. Без помощи мисс Доукинс Лайам Каванах не смог бы завалить Майю сообщениями о всяких пустяках.

Однажды Майя пригласила мисс Доукинс в воскресенье на чай.

– Всего-навсего с кусочком пирога, – объяснила она, предвидя пуританские вариации на тему «чти день субботний».

Майя оделась во все черное (так же, как одевалась на работу) и накрыла стол в малой гостиной. Достала из нижнего ящика стола их с Верноном свадебную фотографию, лежавшую там больше года, стерла с нее пыль и аккуратно поставила на каминную полку.

– Я работаю в «Мерчантс» только ради мужа, – промолвила она, смахивая слезы и размешивая сахар в чашке мисс Доукинс. – Одинокой женщине это очень трудно, но Вернон не хотел, чтобы его дело пошло прахом. Для него это очень много значило. Временами мне приходится неимоверно тяжело, но я чувствую, что обязана сделать это ради бедного Вернона. – Майя посмотрела на пожилую женщину сквозь мокрые ресницы. – Вы меня понимаете, не правда ли, мисс Доукинс?

Утром в понедельник огромная груда бумаг, лежавшая на столе Майи, сменилась несколькими аккуратными пачками, разложенными по важности и значимости проблем.

Затем последовали мужчины. Майя обнаружила, что заведующего отделом закупок можно победить с помощью лести и сетований на собственную беспомощность (хотя Майе это претило до тошноты). Главный бухгалтер мистер Андервуд доводил ее до белого каления отсутствием воображения и узколобой приверженностью традициям. Она пришла к выводу, что Вернон терпел старого дурака только из-за его дотошности, без которой в таком деле не обойтись. Но теперь одной дотошности было мало; чтение финансовых полос газет и разговоры с другими владельцами собственности заставляли Майю бояться будущего. Однажды вечером она осталась одна, посмотрела на колонки цифр и почувствовала, что ее старые страхи возвращаются. Богатство протечет сквозь ее пальцы, она потеряет все и вновь окажется на улице… Майя начала строить новые планы. На следующее утро она осмотрела магазин, товары, хранившиеся в отделах и на складе, и зашла в кабинет мистера Твентимена.

– Мистер Твентимен, вы закупаете слишком большие партии, – сказала она. – Нужно уменьшить заказы.

У благообразного Твентимена глаза полезли на лоб.

– Наши склады забиты. – Майя разложила на его столе инвентарные описи. – Белье… покрытия для пола… мебель. Партии товара чересчур велики. Если бы они были меньше, мы могли бы сэкономить на хранении.

Старик улыбнулся:

– Миссис Мерчант, позвольте объяснить. Чем больше заказ, тем больше скидка. Так уж исстари повелось.

Майя, у которой голова раскалывалась после бессонной ночи, не вынесла его поучающего тона. Она уперлась ладонями в стол, наклонилась и сказала:

– А вы сравнивали эту скидку с нашей потерянной выгодой? Неужели вы не понимаете, что мы теряем на таких партиях больше, чем получаем? Даже без учета расходов на хранение?

Бухгалтер по-прежнему улыбался.

– Это забота мистера Андервуда, миссис Мерчант.

– Это моязабота, мистер Твентимен! А теперь и ваша.

Последовала маленькая пауза. А затем Майя сказала:

– Вы уменьшите заказы по крайней мере на двадцать пять процентов. И объявите на них конкурс.

Это заставило старика встрепенуться.

– Но мадам…

– Конкуренция, мистер Твентимен. – Уголки ее рта слегка приподнялись. – Так уж исстари повелось.

Твентимен напрягся и встал.

– Мы всегда так работали, мадам.

– А теперь будете работать по-моему, – любезно ответила Майя. – Мистер Твентимен, в конце недели приносите мне книгу заказов, чтобы я могла проверить данные.

Увидев возмущенное лицо Твентимена, Майя почувствовала не ликование, а тоску. У нее появился еще один враг. Повернувшись к двери, она увидела, что в проеме стоит Лайам Каванах, следит за ними и слушает. Ее охватили усталость и предчувствие неминуемой катастрофы.

– Доброе утро, мистер Каванах. – Майя вздернула подбородок и заставила себя посмотреть ему в глаза.

– Доброе утро, миссис Мерчант.

Идя по коридору, Майя поняла, что у нее не осталось сил. Похоже, в ярко-голубых глазах Лайама стоял не гнев, а восхищение. Но Майя убедила себя, что она ошиблась.

Глава шестая

Хождение по магазинам заняло у Элен больше времени, чем она рассчитывала; автобус добрался до окраины Торп-Фена лишь тогда, когда закат начал окрашивать поля и заборы в темные пурпурно-серые тона. Выходя из автобуса, она споткнулась, порвала чулок и задела кошелкой о камень. По дороге домой Элен оглянулась и увидела, что за ней тянется след из лука и репы, проваливавшихся в дырку и падавших в грязь.

У служанки был выходной. Войдя в дом, Элен увидела, что кружевная занавеска окна гостиной слегка отодвинута.

– Элен? – раздался голос отца. – Почему ты опоздала?

– Извини, папа, я не успела на автобус. Следующего пришлось ждать целый час.

Преподобный Фергюсон вышел в скудно освещенный коридор. Темнота подчеркивала запавшие глазницы священника, полные алые губы и длинный, слегка вздернутый нос – черты, роднившие отца с дочерью.

– У нас миссис Лемон. Она пришла за пожертвованиями в фонд общины.

Элен виновато прижала ладонь ко рту:

– Ой, папа, я еще не закончила их собирать. О боже…

На самом деле она и не приступала к сбору пожертвований. Элен претило стучаться в двери едва знакомых людей; к тому же с деньгами у нее вечно выходила какая-нибудь путаница.

– Элен, ты меня удивляешь. Нельзя так манкировать своими обязанностями… Кроме того, мы уже полчаса ждем чая.

Преподобный Фергюсон снова исчез во тьме. Когда он открыл дверь гостиной, Элен услышала:

– Мисс Лемон, боюсь, вам придется набраться терпения. Элен еще не справилась со своей задачей.

На что мисс Лемон ответила:

– Ничего страшного. Торопиться некуда.

Элен взяла письмо, ждавшее ее на столике в прихожей, и пошла на кухню. Голос отца преследовал ее.

– Элен не слишком расторопна, но меня радует, что она такая домашняя девочка. Эти нынешние девицы, которые водят автомобили и работают в офисах, не делают чести своему полу.

Очутившись на кухне, Элен выложила покупки и смыла грязь с колена. Потом села за стол и распечатала письмо от Майи. Оно было коротким – всего на полстраницы.

«Дорогая Элен, к сожалению, я вынуждена отменить приглашение на обед. Робин приехать не может, а я просто завалена работой. Встретимся при первой возможности. Любящая тебя Майя».

Вода закипела. Элен встала, насыпала в чайник заварку и начала резать торт. Почему у нее так скверно на душе? Может быть, из-за сырой весны? Но внезапно девушка с болезненной ясностью поняла, что подруги сильно опередили ее. Элен и представить себе не могла, какие дела могли бы заставить ее отменить обед с Майей и Робин. Не могла представить себе, что руководит собственным Делом, как Майя, или одна живет в Лондоне, как Робин. За три года, прошедшие с тех пор как они сидели на веранде зимнего дома Робин и говорили о будущем, она ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы сделать явью свою скромную мечту о браке и материнстве.

Когда миссис Лемон ушла, отец кивком подозвал Элен к себе. Его настроение, как всегда, непредсказуемое, изменилось.

– Элен, я так волновался из-за твоего опоздания, – прошептал он. – Так волновался… Если бы с тобой случилось что-нибудь ужасное, как это случилось с моей любимой Флоренс, я бы этого не вынес. – Его длинные тонкие пальцы коснулись пряди медовых волос Элен. – Какие красивые волосы, Цыпленок. Точь-в-точь материнские.

Джулиус наклонился и поцеловал дочь в щеку, а потом в губы. Его губы были твердыми и сухими.

Майя каждый день читала в «Файнэншл Таймс» о разорившихся предприятиях. О тех, что когда-то процветали так же, как ее собственное. Хотя открытая враждебность первых месяцев пребывания Майи в торговом доме «Мерчантс» сменилась чем-то вроде перемирия, они с Лайамом Каванахом сторонились друг друга как заклятые враги, отошедшие на зимние квартиры, и пользовались своей властью в заранее определенных сферах. Спорные вопросы решались цивилизованно, с сохранением взаимного сдержанного уважения. Майя считала, что Лайам напрасно поддерживает вражду. Он был ей нужен. Очень нужен.

Как-то раз Майя пригласила Каванаха к себе на ужин. Заметив в глазах Лайама насмешливый блеск, она слегка улыбнулась. В субботу ровно в семь вечера он позвонил в ее дверь, одетый в темный костюм и крахмальную рубашку.

За столом они говорили о разных пустяках. Лайам нервничал и не находил себе места; Майя заметила, что он то и дело посматривает на часы.

– Мистер Каванах, если не секрет, что вы подумали, когда я вас пригласила? – спросила она.

Лайам широко раскрыл глаза.

– Надеюсь, вы окажете мне любезность и ответите честно.

Каванах откинулся на спинку стула и посмотрел на Майю.

– Ну, если вы настаиваете… Я подумал, что вы хотите слегка умаслить меня… Заслужить мое одобрение…

– То есть соблазнить вас?

Каванах стиснул ножку бокала. Майя встретила его взгляд и добавила:

– Разумеется, в фигуральном смысле.

– Конечно.

«Нет, пока еще мне не нужно пускать в ход весь свой арсенал шлюхи», – цинично подумала она.

Горничная убрала со стола закуски и подала рыбу. Когда она ушла, Майя сказала:

– Лайам… Я могу вас так называть, правда? Мужчина вы привлекательный, но я не собираюсь соблазнять вас. Зачем? – Она довольно улыбнулась, поняв, что сумела шокировать ирландца. – Понимаете, я считаю свою внешность чем-то вроде оружия – так же, как и вы. Оружие сильное, и я была бы дурой, если бы не пользовалась им. Но не против вас. Вы бы стали меня презирать за это, верно?

Гость впервые почувствовал себя неловко.

– Если у вас сложилось такое впечатление, то прошу меня извинить…

Майя перебила его:

– Бросьте, Лайам. В этом нет нужды. Я пригласила вас к себе не для того, чтобы соблазнить, а чтобы обсудить вопросы снижения издержек на хранение и рекламу. Избавление от излишних запасов… Уменьшение накладных расходов. Вам не кажется, что это куда интереснее обольщения?

Она думала, что Каванах встанет и уйдет, оставив палтуса по-дуврски остывать на тарелке. Но Лайам улыбнулся так, словно у него гора с плеч свалилась, и сказал:

– Некорректный вопрос, миссис Мерчант. Если я соглашусь, то оскорблю вас как женщину, а если стану спорить, то оскорблю вас как своего босса.

Майя расслабилась; она услышала собственный смех и впервые подумала, что Лайам Каванах может быть другом, способным разделить бремя, которое она взвалила на себя.

– Вы нужны мне, Лайам, – негромко сказала она. – Нужны ваш ум, ваша преданность и ваш опыт. И то, что вы мужчина. Потому что есть места, куда мне вход закрыт и где вы будете моим представителем.

Он прищурился:

– Продолжайте.

Майя перешла к делу:

– За последние три квартала наша прибыль уменьшилась.

– Не так уж сильно, миссис Мерчант. По сравнению с другими мы держимся неплохо.

– Вы сами знаете, что другие меня не интересуют. Для меня существует только «Мерчантс». И я уверена, что мы с вами думаем одинаково: прежде чем наступит улучшение, нас ждут тяжелые времена.

Он слегка кивнул в знак согласия.

– Лайам, у меня есть несколько предложений. – Она отложила нож и вилку и перестала делать вид, что ест. – Я хочу закрыть библиотеку. Это позволит мне расширить отдел электротоваров. И собираюсь начать широкую рекламную кампанию. Для этого нам понадобится новое агентство.

– А как же «Нейлорс»? Они делают для нас рекламу вот уже десять лет.

– Вы не находите, что они слишком консервативны? Мне хочется чего-то возбуждающего, свежего и неизбитого. Того, что заставит людей подскочить на месте и волей-неволей обратить на нас внимание.

– Вы уже подыскали агентство?

– Нет. – Майя нахмурилась и покачала головой. – Я думала, что вы сумеете что-нибудь предложить. Гольф-клуб… «Город и Мантия»… Все эти ресторанчики, пивные и клубы, куда ходят мужчины. Вы наверняка слышали, что об этом обо всем говорят.

Майя прекрасно понимала, насколько осложняет ей задачу ее женское естество. Мужчинам проще, для таких случаев у них есть целая система неофициальных контактов. Но женщине – увы! – это заказано.

– Лайам, я думаю, это не составит для вас труда. Иногда быть мужчиной выгодно.

Ничуть не обидевшись, Каванах побарабанил пальцами по столу и задумчиво произнес:

– Значит, вы предлагаете закрыть библиотеку… Что ж, это мысль. Прибыли от нее почти никакой. Правда, полдюжины клерков останутся без работы.

Майя кивнула. В последние недели у нее возникло страшное подозрение, что увольнением полудюжины клерков обойтись не удастся. Пока она недостаточно доверяла Лайаму Каванаху, чтобы поделиться с ним еще более радикальными идеями. Ее сдерживала боязнь насмешки и высокомерия. Кроме того, мысль о том, что ей предстоит, заставляла Майю съеживаться от страха. Расходы на жалованье были высоки и поглощали львиную долю неуклонно сокращавшейся прибыли. Не стала Майя делиться и тем, что она начала собирать сведения о сотрудниках, регулярно опаздывавших на работу или задерживавшихся после сорокапятиминутного обеденного перерыва. В торговом доме «Мерчантс» работали больше ста человек. Майе хотелось быть уверенной, что каждый из этих ста предан магазину так же, как она сама.

– А что касается рекламы… – Лайам Каванах провел загорелыми пальцами по пышным светлым волосам. – Миссис Мерчант, я думаю, вам придется съездить в Лондон. В Кембридже того, что вы хотите, не найти.

Робин опоздала на собрание ячейки. Когда она, вся мокрая и запыхавшаяся, села между Фрэнсисом и Джо, из дыры в кармане выпали леденцы. Фрэнсис шепнул:

– Ты вся синяя…

Оказалось, что в кармане у нее протекла авторучка и залила жакет.

– Пропади она пропадом, – пробормотала Робин. – Черт бы все побрал…

Она вытерла чернила платком Фрэнсиса. Казалось, Джо спал; Фрэнсис посасывал синий леденец. Вокруг спорили, но сегодня вечером Робин ни на чем не могла сосредоточиться.

Днем она навестила Льюисов – ту самую семью с умственно неполноценным ребенком. Хотя доктор Макензи и отругал Робин за то, что лезет не в свое дело, это не помешало ему обратиться в местное благотворительное общество. Каким-то образом Льюисам удалось остаться в их ужасной лачуге. Мистер Льюис нашел работу; Робин приходила к ним примерно раз в месяц, приносила детям конфеты и помогала миссис Льюис купать бедняжку Мэри.

Но сегодня днем выяснилось, что крошечная фабрика, на которой работал мистер Льюис, закрылась и пятьдесят человек выставили на улицу. В доме на Уолнат-стрит снова воцарился хаос; Льюисы уже четыре недели не платили за жилье.

Когда собрание закончилось, они пошли в пивную. Спор продолжался.

– Коллективизация! – провозгласил Гай, стоя у бара и размахивая купюрой в десять шиллингов. – Вот единственный путь. Пускай все работают в общий котел, а продукт труда будем распределять. Сталин поступает правильно.

– Гай, тебе следовало бы записаться в коммунисты.

– Так я и сделаю. Беда социализма в том, что он малость жидковат.

– Коммунизм бесчеловечен. Этим ребятам плевать на права рабочих и все остальное.

– По-другому нельзя, Джо. Уступки профсоюзам или пособие бедным только откладывают день революции.

Робин поставила стакан с пивом.

– О чем ты говоришь, Гай? По-твоему, людям следует позволять умирать с голоду?

– Если необходимо. Это поможет достичь конечной цели.

Робин вспомнила хибару Льюисов с плесенью на стенах и ящиками из-под апельсинов вместо мебели.

– Значит, цель оправдывает средства?

– Робин, Гай в чем-то прав. – Фрэнсис откинулся на спинку стула и закурил. – Все эти полумеры: помощь бедным, пособия многодетным семьям и прочее – лишь попытка заклеить пластырем зияющую рану. Разве не так?

– Тем более что они не помогают, – вмешался Джо. – Буржуазия занималась благотворительностью несколько веков, а бедных меньше не стало. А жирные коты в цилиндрах по-прежнему раскатывают по стране на своих «бентли».

– По-твоему выходит, что мы ничего не должны делать? – разозлилась Робин.

Джо нахмурился:

– Небольшие улучшения только слегка уменьшают гнев трудящихся. Но ничто не меняется. Ты согласен, Гай?

– Полностью. – Гай сунул руку в карман. – Черт побери, осталось всего несколько монет. А пособие выдадут только на следующей неделе. Твоя очередь, Фрэнсис.

Порывшись в карманах пиджака, Фрэнсис извлек оттуда пустую сигаретную пачку, измятый газетный лист и пригоршню мелочи.

– Ладно, – сказала Селена, встав со стула. – За выпивкой пойду я. Я сделала несколько гравюр для сборника сказок и пока при деньгах. Фрэнсис, я должна представить тебя моему кузену Тео. Номер твоей «Разрухи» произвел на него сильное впечатление. У него денег куры не клюют, и он ужасно интересуется искусством.

Но гнев Робин еще не утих. Пока Селена ходила за напитками, девушка сердито смотрела на Фрэнсиса и Джо:

– Значит, вы считаете, что можно ничего не делать и сквозь пальцы смотреть, как люди живут все хуже и хуже?

Фрэнсис помрачнел:

– Зачем без толку сотрясать воздух, если все уже сказано? Ясно, что дни капитализма сочтены. Банковский кризис охватил всю Европу. Строй вот-вот переменится.