Текст книги "Драконы"

Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин

Соавторы: Энн Маккефри,Урсула Кребер Ле Гуин,Орсон Скотт Кард,Холли Блэк,Роберт Сильверберг,Харлан Эллисон,Гордон Руперт Диксон,Питер Сойер Бигл,Майкл Суэнвик,Кэролайн Черри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 48 страниц)

Я пошел за девчушкой, которая несла пиво, и осушил черпак. Но выпивка никогда меня особенно не успокаивала.

Настало время собирать процессию и выдвигаться к холмам.

Когда мы вышли из деревни, последние лучи заходящего солнца освещали землю.

Перед нами расстилалась благословенная цветущая равнина. Заходящее светило золотило деревья, купало лучи в зеркале воды. Вдаль убегала утоптанная дорожка, очищенная от травы и кустарников. Это путешествие могло бы быть приятным, если бы мы направлялись в какое-нибудь другое место.

Склоны холма тоже освещались теплыми лучами. Небо было почти безоблачным, удивительно прозрачным и высоким. Но зловонный воздух отравлял красоту пейзажа и заставлял заподозрить что-то неладное. Дорога обогнула один из холмов, затем еще один, и вот наконец через сотню ярдов показался холм побольше, чье подножие тонуло в черноте, куда никогда не заглядывало солнце. На этом склоне не было травы, и весь он был испещрен рытвинами. Одна из ям, темная и мрачная, была больше других. Оттуда не доносилось ни звука, зияла мрачная чернота, словно ни свет, ни погода, ни время не имели здесь власти. Посмотрев на нее, вы тут же прозревали, что было не так со всем этим местом, даже несмотря на ясное небо над головой и солнечные лучи на щеках.

Весь путь жители проделали, неся девушку в римском паланкине, который каким-то образом стал собственностью деревни. У него уже не было крыши и занавесок, осталось лишь подобие колыбели на жердинах, но Ниеме даже не пыталась сбежать. Неподвижная и словно окаменевшая, она, казалось, не замечала ничего вокруг. Я лишь однажды посмотрел на нее, чтобы убедиться, что лекарство сработало. Лицо девушки стало бледным как полотно, а глаза застилала пелена. Средство подействовало быстро. Сейчас она была далеко от всего этого. Я хотел лишь, чтобы все закончилось до того, как ее состояние изменится.

Носильщики опустили паланкин и помогли девушке подняться. Им пришлось держать ее, но они об этом знали и так: обычно девушки или не держались на ногах, или вовсе падали в обморок. Впрочем, я подозреваю, что, если жертвы пытались отбиваться и кричать, их насильно опаивали крепким элем или даже успокаивали хорошим ударом.

Мы прошли еще немного, пока не достигли естественной преграды из камней, скрывавшей пещеру и подножие холма. Там, в центре гранитного пятна, виднелся неподвижный темный пруд. На нашем берегу сохранилась полоска дерна, в которую был вкопан столб выше человеческого роста.

Два воина, поддерживая Ниеме, подвели к нему девушку. Все остальные, кроме Кайи, остались за каменной оградой.

На всех нас были гирлянды из цветов. Даже мне пришлось ее принять, и я не стал негодовать по этому поводу. Что уж тут такого? Но Кайи не надел гирлянду. Хоть он и стал частью ритуала, жители не особенно надеялись на его успех и поэтому, даже несмотря на то, что решили позволить ему напасть на дракона, все равно привели девушку, чтобы задобрить тварь.

К столбу крепилось подобие кандалов. Они были сделаны не из железа, ведь любое мифическое существо испытывает аллергию на столь стойкие металлы, а, скорее, из бронзы. Люди закрепили одну часть вокруг пояса девушки, а вторую – вокруг горла. Теперь лишь зубы и когти могли высвободить ее из оков. По частям.

Девушка повисла в кандалах. Похоже, она наконец потеряла сознание. И я хотел, чтобы она такой и оставалась.

Двое мужчин поспешили назад и присоединились к остальным за каменной стеной. Иногда в сказках люди убегают прочь, оставив жертву, но обычно остаются, чтобы посмотреть. В общем-то, это довольно безопасно. Дракон не кинется за ними, если под носом у него привязано кое-что аппетитное.

Кайи не остался рядом со столбом. Подойдя к кромке грязного пруда, он обнажил меч. Воин был вполне готов. Хотя солнце не могло отражаться от его волос или клинка, он являл собой величественное зрелище, героически встав между девой и Смертью.

День наконец подошел к концу. Холмы потемнели, небо окрасилось в лавандовый цвет, затем стало розовато-янтарным, и на этом фоне вспыхнули звезды.

Ни единого признака опасности.

Я смотрел на пруд, служащий дракону водоемом, и оценивал, сколько же там могло быть навоза. Внезапно в зеркале воды промелькнуло отражение. Оно не было четким, что-то спускалось сверху вниз, но мое сердце все равно отчаянно забилось.

Говорят, то же самое ощущают воины на поле боя, когда появляется враг. Но к этому примешивалось и нечто другое. Подобное чувствуют верующие в храме, призвав Бога и узрев Его приход.

И тогда я заставил себя посмотреть вглубь пещеры. Ведь сегодня я увижу настоящего дракона и смогу потом рассказывать об этом другим, как прежде другие рассказывали мне.

Дюйм за дюймом чудовище выползало из пещеры, словно кошка, почти касаясь брюхом земли.

Небо еще не было темным – на севере сумерки часто кажутся нескончаемыми, – поэтому я неплохо видел. Наконец тени пещеры отхлынули, и дракон очутился у пруда.

Сначала он, казалось, был занят лишь собой и миром вокруг, потягивался и изгибался. Было что-то сверхъестественное в этих простых движениях, что-то зловещее. И вечное.

Римляне знакомы с одним животным, которого они называют слоном. В одном из городов я повстречал старца, который описал мне это создание предельно точно, так как сам его видел. Должен сказать, дракон не был столь крупным, как слон. По правде говоря, он оказался ненамного больше кавалерийской лошади, только длиннее. Но при этом он был гибким, даже намного более гибким, чем змея. Смотря на его движения, потягивания, на то, как он извивался и сворачивался, можно было подумать, что скелет твари состоит из жидкости, но уж никак не из костей.

Есть много мозаик, рисунков. Именно так люди с самого начала изображали этих тварей. Удлиненная голова – и похожая, и непохожая на голову лошади, – гибкое тело, длинный хвост. На рисунках иногда изображали на кончике хвоста жало, как, например, у скорпиона. Но у этого дракона такого жала не было. От головы до кончика хвоста по всей линии хребта выступали шипы. Уши были расположены так же, как у собаки. Короткие лапы не делали существо неуклюжим. Наводящая ужас текучесть его тела никуда не исчезала. Это была не грация, не изящество, но что-то почти невообразимое.

Сейчас он казался такого же цвета, как осеннее небо, – сланцевый, голубовато-серый, словно тусклый металл. Покрывавшие чудовище пластины не отражали свет. Глаза у него были черными и незаметными до тех пор, пока вдруг не вспыхивали. Они были похожи на кошачьи, но за ними не было ни разума, ни души.

Чудовище собиралось утолить жажду, но учуяло нечто более интересное, чем грязная вода. Девушку. Дракон застыл на месте, став неподвижным, словно скала, и взглянул на жертву через пруд. Затем он распростер крылья, ранее свернутые, словно веера, по бокам.

Они оказались огромными, эти крылья, намного больше самого существа. Глядя на них, можно понять, как чудовище летает. В отличие от тела, в крыльях не было шипов, лишь кожа, мембрана и дуга внешних костей. Почти как крылья летучей мыши. Похоже, мечом их можно было проткнуть и повредить. Но это лишь покалечило бы дракона, и к тому же наверняка крылья были тверже, чем казалось.

Я отбросил размышления. Так и не опустив крылья, дракон, словно ворона, стал настороженно огибать пруд. Слепые монеты его глаз не отрывались от столба и жертвы.

Кто-то закричал. У меня внутри все оборвалось. Затем я понял, что это был Кайи. Дракон его не сразу заметил, будучи целиком поглощен предвкушением пира, так что Кайи решил привлечь внимание твари:

– Bis terribilis, Bis appellare, Draco! Draco!

Я никогда до конца не мог понять смысл этого нелепого выкрика, да и латынь тут была отнюдь не классической. Но думаю, нужно довольно слабо осознавать, что дракон существует на самом деле, чтобы вызывать его на бой, да еще по имени, ну а столь вульгарно назвать его дважды ужасным – признак безумия.

Дракон приблизился. Нет, подплыл. Когда его вытянутая голова оказалась перед Кайи, юноша острым клинком принялся рубить здоровенные челюсти. Произошло то, что и должно было случиться, – во все стороны полетели искры. Затем голова раскололась, но не от раны: дракон раскрыл пасть. И оттуда полился звук. Не шипение, а что-то похожее на гулкое «хуш-ш-ш». Должно быть, его дыхание было ядовитым и почти столь же губительным, как огонь. Я видел, как Кайи отпрянул от чудища. Затем в темноте промелькнула короткая лапа дракона. Удар казался медленным и безобидным, но он отбросил Кайи шагов на тридцать, прямо через пруд. Юноша упал у входа в пещеру и остался лежать неподвижно, все еще сжимая в руке меч. А еще он, похоже, прикусил себе язык.

Дракон проследил за воином, явно размышляя, подойти ли к нему и пообедать или не стоит. Но он был более зачарован другим блюдом, которое учуял раньше. По запаху чудовище понимало, что девушка была более вкусной и нежной. И поэтому дракон отвернулся от Кайи, оставив воина на потом, и, опустив голову, направился к столбу. Свет в его глазах потух.

Ночь наконец опустилась на землю, но я мог видеть вполне отчетливо. Темнота не застилала мои глаза. А еще были звуки. Вы там не стояли, и я не собираюсь передавать вам все, что видел и слышал. Ниеме не закричала. Уверен, она все еще была далеко от всего этого. Девушка не чувствовала и не понимала, что с ней происходило. После, когда я спустился к столбу вместе с остальными, от нее не многое осталось. Чудовище даже утащило с собой в пещеру часть ее костей, чтобы погрызть вволю. На останках валялась гирлянда. Драконы не интересуются ими. Нежные белые цветы потеряли свой вид.

Ниеме была покорна, и ей не пришлось выносить этот ужас. Я видел не менее страшные вещи, творимые людьми, и людям не было оправдания. Но все равно я никогда не ненавидел людей так, как ненавидел дракона. Удушающей, тяжелой, смертельной ненавистью.

Когда все закончилось, в небе уже сияла луна. Дракон вновь подошел к пруду и глотнул воды. Затем направился по камешкам к пещере. На мгновение он остановился около Кайи и не спеша понюхал человека. Сытая тварь стала вялой. Она продолжила свой путь к черной дыре и вскоре скрылась из виду, дюйм за дюймом исчезая в темноте.

Кайи наконец смог подняться с земли, сначала на колени и локти и только потом на ноги.

Мы, зрители, были зачарованы. Все думали, что он умер, наверняка переломав себе спину, но его только оглушило. Позже он признался, что глаза его застилал туман, сознание путалось, тело не повиновалось настолько, что он не мог подняться. Все это время дракон трапезничал совсем рядом, и это сводило Кайи с ума. Как будто он и до этого не был умалишенным. Придя в себя, он поднялся и потащился в пещеру вслед за чудовищем. На этот раз он намеревался наверняка прикончить дракона, и не важно, что с ним могла сделать тварь.

Никто не проронил ни слова, стоя там, на камнях. Никто не заговорил и сейчас. Все были объяты неким оцепенением, словно заколдованы. Наклонившись, мы не отрывали глаз от черной дыры, где пропали они оба.

Наверное, через минуту раздался довольно необычный шум, словно сам холм рычал и ворчал. Конечно же, это был дракон. Как и вонь, эти звуки были непередаваемы.

Я мог бы сказать, что они походили на звуки, издаваемые слоном, кошкой, лошадью, летучей мышью. Но эти крики и рычания были неописуемы. Я никогда в жизни ничего подобного не слышал и даже историй о подобном не встречал. Были, однако, и другие звуки, словно кто-то потревожил гигантскую гору. И теперь по склону с грохотом катились камни.

Жители деревни в ужасе и истерике не отрывали глаз от пещеры. Такого еще никогда не случалось. Обычно жертвоприношение было предсказуемым процессом.

Одни стояли молча, другие кричали или стонали и умоляли богов о защите. Когда внутри холма наконец воцарилась тишина, смолкли и люди.

Я не помню, как долго это продолжалось. Казалось, прошли целые месяцы.

А затем внезапно что-то шевельнулось в жерле пещеры.

Раздались вопли ужаса. Кто-то бросился бежать, но быстро вернулся, поняв, что другие словно приросли к месту, указывая на пещеру и восклицая от благоговейного трепета.

Кайи шел как человек, который слишком долго пробыл без еды и воды. Опущенная голова, ссутуленные плечи, дрожащие ноги. Он с трудом проплелся вдоль пруда, чертя мечом по воде, взобрался по склону и оказался прямо перед нами. Медленно подняв голову, он произнес слова, которые никто не надеялся когда-нибудь услышать.

– Он… мертв, – выдавил Кайи и без чувств рухнул на землю, освещенную лунным светом.

Жители понесли его обратно в деревню в паланкине, ведь Ниеме он был больше не нужен.

Мы оставались в деревне еще примерно десять дней. Кайи оправился день на третий, и, так как не было и следа дракона ни днем, ни ночью, отряд из жителей отправился к холмам и с факелами зашел в пещеру, чтобы удостовериться в гибели чудовища.

Дракон и правда оказался мертв. Это могла подтвердить даже вонь. Теперь она отличалась от той, что была прежде. А еще все вокруг пещеры словно застыло. В долине уже на второе утро пропал запах живого дракона и явно ощущался аромат коз, косарей, немытых тел и множества цветов.

Сам я не пошел в пещеру, дошел только до столба. Я понимал, что в логове дракона теперь было безопасно, просто хотел еще раз побывать на том месте, где несколько косточек Ниеме упали из оков на землю. И я не могу сказать, почему все было именно так, ведь ничего нельзя объяснить костям.

Затем вновь было ликование и пир. Вся деревня радовалась изо всех сил. Люди приходили из отдаленных поселений, лачуг и хижин в надежде насмотреться на Кайи – убийцу дракона, коснуться его на удачу и облизать палец. Воин смеялся. Он не был серьезно ранен, только весь покрыт синяками и большую часть времени проводил в увеселениях с девушками, которые потом объявят своих отпрысков сыновьями героя. А в остальное время он вусмерть напивался в зале вождя поселения.

В конце концов я снарядил Негру, накормил ее яблоками и сказал ей, что она лучшая лошадка в мире. Она знает, что это ложь и что я обычно такого не говорю. Я рассказал ей, куда мы могли отправиться, и планировал тихо уехать и дать Кайи возможность делать все, что ему вздумается. Но всего в четверти мили от деревни я услышал позади дробный топот лошадиных копыт. Скоро воин скакал рядом со мной на довольно подходящей ему лошади, без сомнений королеве конюшни главы деревни, и ухмылялся, держа в руках два бурдюка с пивом.

Я принял у него один, и мы поехали дальше бок о бок.

– Я смирюсь, раз уж ты решил наслаждаться моим обществом, – сказал я наконец час спустя, когда на горизонте вересковых зарослей показался лес.

– Что еще, аптекарь? Даже моя неуемная жажда украсть твою великолепную лошадь пропала. Теперь у меня есть собственная, хоть и не столь красивая.

Негра кинула на Кайи такой взгляд, словно хотела его укусить. Но он не обратил на это внимания. Мы проехали еще милю или около того, когда он добавил:

– И я хочу кое-что у тебя спросить.

Я с подозрением ждал, что он скажет.

Наконец он произнес:

– Ты наверняка знаешь, как устроены тела. Ты ведь лекарь. Теперь по поводу дракона. Похоже, ты знаешь все о драконах.

Я пожал плечами, на что Кайи никак не возразил. Он начал подробно описывать, как забрался в пещеру, – сказку, которую излагал уже три сотни раз в доме главы деревни. Я тоже не стал придираться, просто внимательно слушал.

Вход был низким и зловещим, но вскоре перешел в обширную пещеру. Там был призрачный свет, более чем достаточный, чтобы видеть. По стенам и каменному полу струилась вода.

В центре пещеры, сияя, словно серебро, на куче рухляди лежал дракон. Подобно сорокам и воронам, драконы падки на все блестящее. Именно из таких побрякушек чудовище делает себе ложе, на котором потом спит. Должно быть, именно отсюда проистекают сказки о сокровищах драконов. Но обычно эти коллекции ничего не стоят.

То лишь ножи, стекло, блеснувшее в лунном свете, ржавеющая броня с какой-нибудь жертвы, и все это усеяно раздробленными костями.

Могу поклясться, что, когда Кайи это увидел, его сердце ушло в пятки, но он собрал все силы, чтобы вонзить клинок в глаз дракону, а затем в основание языка и наконец в место под хвостом, когда тварь, в ярости крутанувшись, попыталась проглотить героя.

– Но, видишь ли, – сказал мне Кайи, – мне не пришлось этого делать.

Такого он, конечно же, не сказал в деревне. Нет. Жителям он поведал обычную байку о том, как удачно пронзил легкие и мозг дракона. Таких сказок мы слышали предостаточно. Если даже кто и заметил, что на клинке не было крови, – так ведь она смылась в пруду, разве нет?

– Видишь ли, – продолжил Кайи, – какое-то время он лежал там в беспамятстве, а потом начал корчиться, словно в спазмах. Что-то раскидало всю кучу, на которой спал дракон, – кучу разбитых доспехов, думаю, что позолоченных, – и опять сбило меня с ног. А когда я поднялся, дракон скорчился и был уже дохлым, как вчера зажаренный барашек.

– Хм, – произнес я. – Хм.

– Должно быть, дело в том, – сказал Кайи, смотря на лес, а не на меня, – что я что-то сделал с драконом при первом ударе. Там, снаружи. Разбил какую-нибудь кость или вроде этого. Ты говорил, что у них в костях нет костного мозга. Это могло бы все объяснить. Удачный удар. Тварь заслуживала смерти.

– Хм.

– Я лишь хотел спросить, – мягко добавил Кайи. – Ты ведь веришь, что я убил его, правда?

– В легендах, – промолвил я, – герои всегда убивают драконов.

– Но ты ведь сказал, что в реальном мире человек не может убить дракона.

– Ну что ж, один справился.

– Это я что-то сделал снаружи. Хрупкие кости. Тот первый удар по голове.

– Да, похоже на то.

Опять воцарилось молчание. А затем Кайи спросил:

– Аптекарь, ты веришь в каких-нибудь богов?

– Может быть.

– Ты можешь поклясться ими и назвать меня Убийцей дракона? Поедем другой дорогой. Там тебе будет лучше, я не люблю волновать своих друзей. Если только меня не вынуждают к этому.

Его рука была далеко от меча, но клинок блеснул в его глазах и в спокойном тоне. На кону стояла его репутация. А вот у меня репутации не было вовсе. Поэтому я принес клятву и назвал его Убийцей дракона. И когда наши дороги разошлись, мой секрет остался со мной. Он отправился дальше в лучах славы. Куда-то, куда я никогда не хотел идти.

Да, я видел дракона. И у меня есть боги. Но я сказал им, когда клялся, что, скорее всего, нарушу клятву. И мои боги согласны со мной. Они не ожидают от меня чести и благородства. Как и вы.

Кайи никогда не убивал дракона. Это была Ниеме. Прелестная и нежная Ниеме. В моем ремесле нет места для наивности. Лекарство, которое приносит сон. Долгий сон без пробуждения. Есть печали, которые в нашем благословенном мире заканчиваются лишь в смерти, а еще лучше, когда смерть приходит быстро. Я же сказал вам, что я человек твердый. Я не мог ее спасти и объяснил вам почему. Но были бы и другие несчастные, которые последовали бы за ней. Другие Ниеме. А следом другие Кайи. В маленькой чашке было достаточно снадобья, чтобы забрать жизни пяти десятков здоровых и крепких мужчин. Лекарство не причинило Ниеме боли, и девушка до нужного момента не казалась мертвой. Дракон сожрал ее вместе с заключенным в ней лекарством. Вот как Кайи заслужил славу Убийцы дракона.

Никакой загадки не было.

И нет, я не собираюсь делать из этого ремесло. Одного раза для таких кошмарных вещей более чем достаточно. Героям и рыцарям нужны вызовы на бой. А я не из тех, кто рожден для того, чтобы какой-нибудь бард сложил о нем слезливую балладу. Чтобы понять это, достаточно просто посмотреть на меня. И вы никогда не найдете меня в северных холмах, выкрикивающего: «Draco! Draco!»

Харлан Эллисон, Роберт Сильверберг
ДРАКОН НА КНИЖНОЙ ПОЛКЕ [46]46
  Пер. В. Двининой


[Закрыть]

Харлан Эллисон родился в 1934 году в Кливленде, штат Огайо. В 1955 году перебрался в Нью-Йорк, чтобы стать писателем. В 1956 году вышел его первый рассказ. За год он опубликовал более ста художественных произведений и документальных работ под собственным именем и различными псевдонимами. С 1957 по 1959 год Эллисон служил в армии, затем переехал в Чикаго, где выпускал журнал «Rogue» и в 1961 году учредил издательство «Regency Books». В 1962 году Эллисон переехал в Лос-Анджелес и занялся написанием сценариев для популярных телевизионных шоу, включая «Сумеречную зону» («The Twilight Zone», 1985). Наиболее известны его сценарии к одному из эпизодов «Звездного пути» («Star Trek») – «Город на краю вечности» («The City on the Edge of Forever»), а также к сериалу «За гранью возможного» («The Outer Limits») – серия «Демон со стеклянной рукой» («Demon With a Glass Hand»).

Эллисон выступил автором и составителем семидесяти шести книг. Среди наиболее известных рассказов писателя «У меня нет рта, а я должен кричать» («I Have No Mouth, and I Must Scream»), «Зверь, в сердце мира о любви кричащий» («The Beast that Shouted Love at the Heart of the World»), «Птица смерти» («The Deathbird»), «Паладин потерянного часа» («Paladin of the Lost Hour»), «„Кайся, Паяц!“ – сказал Тиктак» («„Repent, Harlequin!“ Said the Ticktockman») и «Джеффти пять лет» («Jeffty is Five»). Его рассказы выходили в многочисленных сборниках, таких как «Скольжение» («Slippage»), «Смутьяны» («Troublemakers»), «Поля разума» («Mind Fields»), «Мефисто из оникса» («Mefisto in Опух») и «Эллисон. Пятьдесят лет творчества» («The Essential Ellison: A Fifty Year Retrospective»). Работы писателя награждались премиями «Хьюго», «Небьюла», премией Брэма Стокера, Всемирной премией фэнтези, Британской премией фэнтези, премией Британской ассоциации научной фантастики (British Science Fiction Association), премией журнала «Locus». За вклад в развитие жанра Эллисон был удостоен Всемирной премии фэнтези и премии Брэма Стокера. Он также получил титул «Живая легенда» от Международной гильдии критиков жанра хоррор (International Horror Guild) и звание Грандмастера от Всемирной ассоциации писателей жанра хоррор (World Horror Association) и от Американской ассоциации писателей-фантастов (SFWA). В 2009 году в Линкольн-центре был представлен документальный фильм о жизни и творчестве Эллисона «Сны с острыми зубами» («Dreams with Sharp Teeth»), работа над которым продолжалась двадцать один год. Картина завоевала мировое признание и немало наград.

Роберт Сильверберг – один из самых выдающихся писателей в истории научной фантастики и фэнтези. Его первый рассказ вышел в 1954 году, а в 1955 году был опубликован первый роман «Восстание на Альфе Ц» («Revolt on Alpha С»), положивший начало невероятно успешной писательской карьере автора. В 1950-е годы Сильверберг выпускает много научно-фантастических произведений, в начале 1960-х годов фокусирует внимание на документалистике, а затем с возросшими амбициями возвращается к научной фантастике, раздвигая границы жанра. Его зачастую мрачные рассказы и романы поднимают тему изоляции человека и поиска ее преодоления.

Среди работ Сильверберга периода 1967–1976 годов, который считается самым плодотворным в творчестве писателя, завоевавшая «Хьюго» повесть «Крылья ночи» («Nightwings»), романы «Маски времени» («The Masks of Time») и «Стеклянная башня» («Tower of Glass»), получивший премию «Небьюла» роман «Время перемен» («А Time of Changes»), романы «Умирая в себе» («Dying Inside») и «Книга черепов» («The Book of Skulls»), удостоенный премии «Небьюла» рассказ «Добрые вести из Ватикана» («Good News from the Vatican»), повесть «Рожденный с мертвецами» («Born with the Dead») и многие другие произведения. В конце 1970-х в творчестве Сильверберга наступил перерыв, завершившийся выходом популярного «Замка лорда Валентина» («Lord Valentine's Castle»), первого романа из цикла о Маджипуре (Majipoor). В 1980-е и 1990-е годы были изданы завоевавшая премию «Небьюла» повесть «Плавание в Византий» («Sailing to Byzantium»), награжденные премией «Хьюго» повести «У каждого свой Ад» и «Раз солдат, два солдат…» («Enter a Soldier. Later: Enter Another») и другие работы. Среди недавних книг писателя – автобиография «Иные пространства, иные времена» («Other Spaces, Other Times»), сборники «Что-то ужасное вырвалось на волю» («Something Wild is Loose») и «Полуночный дворец» («The Palace at Midnight»), а также роман «Последняя песнь Орфея» («Last Song of Orpheus»). В 2004 году Американская ассоциация писателей-фантастов (SFWA) присвоила Сильвербергу звание Грандмастера.

Он был маленьким, миниатюрным в сущности. Наверное, на дюйм – это сидя на подрагивающих задних лапках – ниже любой из книжек карманного формата в мягком переплете, теснящихся на стеллаже по обе стороны от него. И конечно, он был зеленым. Синевато-зеленым спереди, от нижней челюсти до брюшка, зеленовато-охристым по спинке, голове, лапкам. Плюс огромные, светящиеся пастельной голубизной глаза, при виде которых Ширли Темпл [47]47
  Ширли Темпл (р. 1928) – знаменитая американская актриса, дебютировавшая в 1934 г. в фильме «Сияющие глазки».


[Закрыть]взвыла бы от зависти. Облизывая правую переднюю лапку, он выдыхал из изысканно-удлиненных ноздрей зыбкие кольца серого дыма.

Слева от него стояло зачитанное баллантайновское издание К. Райт Майлза «Причины Третьей мировой войны», справа – потрепанная копия «Человека, который знал Кулиджа» Синклера Льюиса в мягкой обложке. Он мыл раздвоенным язычком каждую из четырех своих когтистых лапок – по очереди.

Маргарет, сидящая напротив книжного шкафа стиля датский модерн, где жил дракон, иногда отрывала взгляд от разбросанных на журнальном столике сочинений, которые она проверяла, улыбалась ему и одобрительно цокала язычком:

– Хорошие пончики?

На ковре валялась пустая коробочка из-под сдобы. Дракон закатил глазки, продолжая вылизывать из-под серебряных коготков сахарную пудру.

– Хорошие пончики, – кивнула Маргарет и вернулась к работе.

Тонкой рукой она лениво отвела от лица золотисто-каштановые волосы. Завершивший свой туалет крошка-дракон восхищенно вытаращился, словно наслаждаясь грациозным жестом женщины, скрестил на груди передние лапки, глубоко вздохнул и закрыл огромные влажные глаза.

Теперь кольца дыма вырывались из трепещущих ноздрей реже.

Снаружи джинн и ифрит вели свой бой, с грохотом и лязгом терзая друг друга, наполняя шумом сумеречные улицы сырого туманного Сан-Франциско.

Значит, еще один из череды темных дней. Слишком часто они наступали теперь – теперь, когда врата взломаны, – грубые дни, тлеющие дни, опасные ночи. Нет, не место здесь дракону, и не время сейчас нырять в опасный поток бытия. Каждый день появлялось что-то новенькое. В прошлый вторник горгульи яростно щелкали уродливыми клювами и пускали газы у входа в Пирамиду Трансамерики. В среду толпа голосящих слепых капп материализовалась над Койт-Тауэр и заляпала башню от верхушки до самой земли кисло-зловонным илом, благоухающим до сих пор. В четверг возрожденные монгольские орды прорвались в город с запада от Ван-Несс, конечной остановки канатного трамвая, и оттуда несет запахом острых приправ. Пятница прошла спокойно. Опасность не уменьшилась, но было хотя бы тихо. Суббота увидела вторжение гульгулей и поджога у фонтана Вайлланкоурт. И воскресенье – о, воскресенье, проклятое воскресенье!

Маленьким большеглазым влюбленным драконам следует осторожно гулять в такие дни: опасностей – масса, убежищ – увы.

Дракончик распахнул веки, восхищенно следя за женщиной-человеком. У журнального столика сидела его проблема. Очаровательная проблема сидела там. Маленький дракон сознавал свою ответственность. Шум боев снаружи был ужасающ; и причина тому – он, кроха-дракон. Свернувшись клубком, дракончик начал стремительно уменьшаться, ускользая по шрил-кривой в иное измерение. Маргарет тихо ойкнула и воскликнула тревожно и разочарованно:

– Ты же обещал, что не будешь…

Слишком поздно. Лишь круговорот затухающих искр на полке, где остались только книги, ни в одной из которых даже не упоминались драконы.

– Ох! – вздохнула женщина, сидящая одна в квартире в безмолвный предутренний час.

– Мастер, что мне делать? – спросил Урниш, маленький дракон, секунду назад исчезнувший из крохотной квартирки в городе Сан-Франциско. – Из-за меня все стало гораздо хуже. Тебе следовало сделать иной выбор, Мастер… Я не слишком умен и не слишком силен. Я принес им кошмар, а они даже не догадываются, что происходит. Они куда ограниченнее, чем ты намекал мне, Мастер. И я… – Дракончик беспомощно вскинул глаза, а затем тихо продолжил: – Я люблю ее, человеческую женщину, живущую там, где я появился в их мире. Я люблю человеческую женщину, и я не осуществил свою миссию. Я люблю ее, и мое бездействие усугубляет положение, моя любовь к ней лишь шире распахивает врата. Я ничего не могу поделать. Помоги мне исправиться, Мастер. Я влюблен. Я сражен. Меня завораживают движения ее рук, звук ее голоса, запах ее духов, блеск ее глаз; я говорил о движениях ее рук? О том, как она думает и что говорит? Она прекрасна, воистину прекрасна. Но что… что мне делать?

Мастер смотрел на дракончика сверху вниз из затянутой тьмой высокой ниши:

– В твоем голосе звучит отчаяние, Урниш.

– Потому что я в отчаянии!

– Тебя послали на Землю, к смертным, чтобы спасти их. А ты вместо этого увлекся, потворствуя своим склонностям, ухудшив ситуацию. Врата продолжают оставаться открытыми, и действительно час от часу открываются все шире из-за одной лишь твоей нерадивости.

Урниш вытянул змеиную шею, уронил голову, ткнулся носом в плотный мрак:

– Мне стыдно, Мастер. Но, повторяю, поделать ничего не могу. Она переполняет меня, каждое мгновение бодрствования я вижу перед собой лишь ее.

– Ты пробовал спать?

– Когда я сплю, мне снятся сны. А когда мне снятся сны, я оказываюсь всецело в ее рабстве.

Мастер вздохнул, почти так же как дракончик вздыхал в квартире Маргарет:

– Как ей удалось столь прочно привязать тебя к себе?

– Не привязывая меня вовсе. Она просто есть; и мне невыносимо находиться вдали от нее. Помоги мне, Мастер. Я так люблю ее, но я хочу быть силой добра, как велел мне ты.

Мастер медленно и осторожно развернулся в полную длину. Очень долго в гробовой тишине изучал он сокрушенные и кающиеся глаза дракона.

Затем произнес:

– Времени мало, Урниш. Положение становится отчаянным. Джинн, ифрит, химеры, гульгули – все они неистовые разрушители. Победить не дано никому. Земля станет пустыней. Смертных ждет конец. Ты должен вернуться и должен перебороть любовь, хотя бы и всей силой магии, которой обладаешь. Оставь ее. Оставь ее, Урниш.

– Это невозможно. У меня не получится.

– Ты молод. Едва разменял первую тысячу лет. Борись. Помни, кто – и что – ты. Возвращайся и спаси их. Они бедные маленькие существа, понятия не имеющие о том, какие опасности окружают их. Спаси их, Урниш, и спасешь ее… и себя заодно.