Текст книги "Драконы"

Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин

Соавторы: Энн Маккефри,Урсула Кребер Ле Гуин,Орсон Скотт Кард,Холли Блэк,Роберт Сильверберг,Харлан Эллисон,Гордон Руперт Диксон,Питер Сойер Бигл,Майкл Суэнвик,Кэролайн Черри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 48 страниц)

II

Теперь они остались вдвоем.

Все остальные уже разбрелись спать к тому времени, когда над Сохо занялся серый рассвет. Они сидели на широком парадном крыльце Дома Диггеров – главного дома, единственного уцелевшего на расчищенном участке между Каналом и клубным районом Сохо, всего в паре шагов от Новой Азии. Оба они двигались туда, куда вела их музыка. Всю ночь напролет они играли блюзы.

У Берлин была коллекционная шестиструнная гитара «Мартин Нью-Йоркер». Ее небольшой корпус прекрасно умещался между коленом и грудью Берлин, тогда как гриф был достаточно широким, чтобы пальцы не задевали соседние струны. Но все-таки не настолько широким, чтобы маленькие руки Берлин не могли взять аккорд. Она исполняла простую последовательность в соль миноре, прикрыв фиалковые глаза и чуть покачивая головой в такт. У нее были густые волосы – темно-каштановые с зелеными прядями, – стянутые на затылке розовым шарфом, отчего вокруг головы получалось подобие нимба.

 
Если парень умрет молодым,
Хороший парень умрет молодым…
 

Берлин пела, и голос у нее был удивительно низкий, с хрипотцой, не вяжущийся с миниатюрной фигурой и примерно девятнадцатью годами. Джо До-ди-ди аккомпанировал ей на губной гармошке, привалившись спиной к перилам крыльца, и в его темных глазах отражалась улыбка.

На вид ему было далеко за семьдесят – черный старик, играющий блюз. На Джо была клетчатая рубаха и линялые джинсы с ярко-красными подтяжками. Волосы у него были совсем белые, а коричневое морщинистое лицо несло на себе следы всех песен, сыгранных за долгие годы. Он помнил их все, и еще несколько сверх того.

 
Хороший парень умрет молодым,
Я здорово на них рассержусь,
Да-да…
Как я на них рассержусь.
 

Джо пропел последнюю строчку, затем снова поднес гармошку к губам, пока пальцы Берлин неспешно проходились по грифу гитары. Когда Берлин брала последний аккорд, подводя черту под десятой песней подряд, Джо уже тянул долгую заключительную ноту.

– Н-да, – произнес он, вытирая гармошку о колено. – Это очень старый блюз.

Берлин улыбнулась:

– Научилась у Поп Лайтнинга, вот играл человек!

Джо на секунду растерялся. Поп Лайтнинг давным-давно умер в мире, за пределами Граньтауна. Наверное, лет через десять после Перехода. Старик с любопытством посмотрел на Берлин.

– Он сделал отличные записи, – наконец произнес Джо.

– Наверняка сделал. Кстати, знаешь вот эту? – Она принялась исполнять свою версию «Остывших чувств».

– Знаю ли я? Да я, можно сказать, сам ее сочинил, – сообщил Джо. – Я же был там, Берлин. Обычно ведь как? Играешь, получается отличная песня, но на ее дальнейшую судьбу тебе плевать.

Он поднес к губам гармошку, но, прежде чем успел заиграть, Берлин прижала руками струны. Во внезапно наступившей тишине они услышали скрип деревянных колес.

– Бренди сегодня рано, – заметил Джо.

Берлин кивнула:

– Слишком рано. У меня какое-то нехорошее предчувствие, Джо.

Они уже не играли, дожидаясь, пока Бренди Джек обогнет дом. Он шел, подволакивая ногу, старый тощий бродяга в потрепанных обносках. Волосы такие же белые, как у Джо, но кажутся вылинявшими на фоне бледной кожи. Рядом с бродягой шел здоровенный барбос, который тащил тележку со всеми пожитками Бренди. Жестяные банки и найденные вещи, журналы, пара старых номеров «Ридерз дайджест», куча книжек с оторванными бумажными обложками, тряпки, какая-то одежда, почти вся или слишком большая, или слишком маленькая для него, сломанная фисгармония и вполне еще целое укулеле – по кусочку всего, что могло отобразить разные стороны его пятидесятипятилетней жизни.

Пса звали Нос, на голове у него была маленькая шапочка с пропеллером, который даже крутился. Берлин искренне надеялась, что Бренди просто услышал музыку и пришел сыграть им пару песен из своего мюзик-холльного репертуара.

– Привет, Джек, – сказал Джо. – Рад тебя видеть.

Бренди скорбно покачал головой. Даже в самый солнечный денек его лицо неизменно сохраняло убитое выражение.

– Тащи сюда свое укулеле, Бренди, – предложила Берлин, – сыграй нам что-нибудь.

Бренди остановился в футе от ступенек, ведущих на крыльцо. Запряженный в тележку Нос уселся рядом, колотя по земле коротким хвостом.

– Видели, какое небо? – спросил Бренди.

Берлин с Джо переглянулись. Небо постепенно светлело, но все вокруг было мрачным и серым.

– Вон туда посмотрите. – Бренди махнул рукой на запад. – В Жестяном городе что-то горит. Что-то большое.

– Горит… – начал Джо.

Берлин перепрыгнула через перила и легко приземлилась под крыльцом, отошла назад, чтобы дом не загораживал западный горизонт.

– Черт! – произнесла она.

– Что там, Берлин? – спросил Джо.

– Черт!

Она взбежала по ступенькам и исчезла в доме. Спустя миг выскочила обратно. Поверх вылинявшей футболки была наброшена джинсовая куртка, джинсы заправлены в черные кожаные сапожки. Под курткой, в ножнах под мышками, висело по ножу.

– Это горит один из наших домов, – пояснила она Джо, выкатывая из-под навеса небольшой, видавший виды мотороллер, который до этого момента стоял, привалившись к стене, словно подвыпивший товарищ, неспособный держаться прямо.

Выудив из одного из многочисленных внутренних карманов маленькую коробочку-чарофон, она вставила ее в мотороллер и начала заводить. Двигатель чихнул пару раз, а затем машина ожила.

– А нам что делать, Берлин? – спросил Джо, спускаясь со ступенек и останавливаясь рядом с Бренди.

– Разбуди Ревуна. Присматривайте за домом.

– А как же дежурство?

Берлин нахмурилась. Примерно через час надо будет выкатить большой фургон и проехаться по ресторанам, чтобы забрать остатки продуктов, из которых Диггеры каждый вечер стряпают для бездомных бесплатный ужин. И на этой неделе очередь Берлин ездить по ресторанам.

– Если не вернусь вовремя, пусть съездит Кейси.

– Кейси вряд ли придет от этого в восторг, – заметил Джо. – Она вечно бурчит, что ты…

Берлин только помотала головой. Дав полный газ, она рванулась с места, и заднее колесо мотороллера плевалось грязью, пока она не выехала на дорогу.

Джо взглянул на Бренди, затем пожал плечами.

– Что ж, Кейси придется побурчать еще разок, – сказал он, поднимаясь обратно на крыльцо.

Когда Берлин подъехала, перед дымящимися руинами бесплатной ночлежки Диггеров в Жестяном городе стоял большой старый «харлей». Берлин остановила рядом с ним свой мотороллер и поставила на подножку. На сиденье «харлея» лежала крупная самка хорька. Она потягивалась всем гибким телом, наблюдая, как Берлин убирает в карман чарофон.

– Как поживаешь, Лабби? – спросила девушка, погладив зверька, прежде чем подойти к рослому темнокожему мужчине, стоявшему на коленях перед руинами здания.

Вокруг висела зловещая тишина. Сейчас здесь вовсю должны суетиться обитатели дома, готовить кофе, налаживать немудреный завтрак. Рядом с ними должны отираться бомжи – Крысы Сохо вечно надеются на подачку от тех, кто и сам выживает с трудом, но все-таки выживает. Однако в Жестяном городе было пусто. Только столб дыма поднимался к небесам от большого разрушенного дома.

– Господи! – пробормотала Берлин. – Что за…

Она не договорила, потому что успела подойти к хозяину «харлея» и увидела, на что он смотрит.

– Боже мой, Никки! – Она тоже упала на колени рядом с обмякшим, изломанным телом, слезы навернулись на глаза. Дрожащей рукой девушка коснулась холодной щеки, затем отвернулась. – Штырь? – негромко позвала она, и ее низкий голос звучал еще ниже обычного.

– Только держи себя в руках, Берлин, – отозвался он. – Тут уже ничем не поможешь.

Он обнял ее, когда Берлин начало трясти. Она разразилась слезами, и Штырь крепко прижал ее к себе, не обращая внимания на влагу, которая впитывалась ему в рубашку. Он гладил Берлин по голове, пока она наконец не отстранилась, усевшись на пятки. Фиалковые глаза потемнели от боли.

– Что произошло? – спросила она, и теперь голос звучал чуть тверже.

Штырь вздохнул. Он поднялся, осмотрелся, окидывая взглядом Жестяной город и остальное пространство за ним. Дреды вились у него по спине, похожие на толстых косматых змей. Когда он снова обернулся к Берлин, кофейная кожа у него на лице как будто натянулась.

– Мне кажется, Никки выбросился из окна, – произнес он в итоге.

Берлин замотала головой:

– Не может быть, Штырь! У него уже началась новая жизнь. Все то дерьмо осталось далеко позади…

Штырь молча протянул ей маленькую металлическую коробочку.

– Что это?

– Нашел у Никки в кармане.

Берлин открыла крышку и высыпала на ладонь розово-лиловые хлопья. Она послюнила палец и протянула к хлопьям, но Штырь перехватил ее руку:

– Не стоит.

– Но что это?

– Похоже на наркотик, только из-за этой штуки мне почему-то как-то не по себе.

Берлин рассмотрела сиреневатые хлопья, затем ссыпала их обратно в коробочку.

– Не может быть, что Никки снова начал, – сказала она.

Штырь кивнул:

– Именно так подумал и я. Вот это лежало у него на груди.

Он протянул Берлин блестящую карточку с печатью города Драконов – в стародавние времена похожими карточками пользовались, чтобы звонить по телефону. Берлин рассматривала черного дракона на красном фоне, покачивая головой.

– Я не знаю, чья это печать, – призналась она.

– Я тоже, но это совершенно точно телефонная карта.

– Какой-нибудь из китайских тонгов?

– Сомневаюсь, – ответил Штырь. – Скорее, кому-то хотелось обставить все так, как будто замешаны китайцы.

– Кровавые?

– Пока что трудно сказать, Берлин.

Берлин сунула карточку в задний карман.

– Значит, нужно узнать больше.

– А что делать с Никки?

– С Никки? Я…

Когда она снова взглянула на небольшое изломанное тело, слезы опять подступили к горлу.

Берлин сглотнула комок:

– Сможешь отвезти его в Дом на своем мотоцикле?

Штырь кивнул:

– Мы ничего не добьемся, не выяснив всех фактов, Берлин.

Берлин перевела взгляд с дымящихся руин на тело Никки.

– К черту! – сказала она. – Кто-то объявил нам войну, Штырь.

– Диггеры не ходят на войну, – напомнил ей Штырь.

– Зато Берлин ходит, – заявила она негромко. – И кажется, кто-то об этом забыл.

Штырь вздохнул:

– А может, именно этого они и добивались?

Берлин оторвала взгляд от тела Никки:

– Спасибо, что приехал, Штырь.

Штырь, кажется, хотел сказать что-то еще, но просто покачал головой:

– Не стоит.

Затем осторожно поднял Никки и понес к мотоциклу. Уложив тело на бензобак, он, вслед за мотороллером Берлин, поехал к Дому Диггеров.

III

История Диггеров уходит корнями в далекое прошлое.

Многие из тех, кто помнит о них, считают, что все началось в 1967 году в Хайт-Эшбери, Сан-Франциско, и в Йорквиле, Торонто. Лето Любви. Быть и любить. Музыка в парках. Диггеры обеспечивали бесплатным жильем, едой, медицинским обслуживанием и добрым советом людей, которые выпали из социума, которым некуда было идти, не к кому обратиться за помощью.

Однако первые диггеры появились в Англии в 1649 году. Это была радикально настроенная ветвь левеллеров, левого крыла армии Оливера Кромвеля. Христианские коммунисты, они не верили в частную собственность и получили презрительную кличку «копатели», когда пытались сообща возделывать бедную, заброшенную землю на холме Святого Георгия в Суррее. Их разогнали силой, и их название и надежды возродились только через триста лет, в шестидесятые годы XX века.

С тех пор они время от времени заявляли о себе, особенно заметно – во время голодных бунтов в Нью-Йорке в начале XXI века. И недавно Диггеры появились в Граньтауне, отвечая на невысказанные нужды городского населения, численность которого все увеличивалась из-за постоянного притока беженцев и отщепенцев, спасающихся от Мира с его вечно растущими капиталистическими проблемами.

Берлин вспоминала обо всем этом, пока Никки закапывали в землю на кладбище за Домом Диггеров. Вместо того чтобы ездить по окрестностям, выпрашивая объедки для своих подопечных, и искать им ночлег, они закапывают в землю одного из своих. Копают землю. Из года в год оскверняют это сокровище. И вот что получается, когда люди решают, будто могут владеть землей. Самые успешные цивилизации, во всяком случае самые развитые духовно, всегда приходили к пониманию, что могут лишь временно пользоваться землей.

Берлин ушла последней, когда закончилась служба, не соответствующая ни одному религиозному канону. Штырь оставил ее ненадолго рядом с могилой, но затем снова вышел из Дома, где успел переговорить с парой других Диггеров.

– Я не очень хорошо его знал, – подытожил он.

– Зато я знала его.

– Как вы познакомились?

– Это я его привела, уговаривала, наблюдала за ним в первые, самые трудные недели, когда он завязал с наркотиками. Я никогда не думала, что он… – Штырь обнял ее за плечи, но Берлин только помотала головой. – Со мной все в порядке. Я уже выплакалась, Штырь. Теперь я только хочу найти того мерзавца, который сделал это с Никки.

Ревун исполнял при Доме обязанности медика. Когда Никки привезли, он спустя несколько секунд отметил характерно расширенные зрачки покойного. Это была не передозировка, однако Никки, без сомнения, принял наркотик перед смертью.

– Иногда они просто принимаются за старое, – негромко заметил Штырь. – Это скверно, это грустно, но так бывает, Берлин.

– Я знаю. И еще я знаю, с кем такое случается. Никки принадлежал к совершенно иному типу. Штырь, когда он наконец освободился от зависимости, он чувствовал такое облегчение! Он был лучшим помощником для тех, кто решил завязать. Он ненавидел наркоту – любую. Поверь мне.

Штырь поглядел на сырую землю на могиле и вздохнул:

– Ладно. Попробую что-нибудь разузнать, может, что разнюхаю. Ты пока посидишь спокойно?

Берлин помотала головой:

– Я буду искать их, Штырь.

– Не стоит.

Она посмотрела ему в лицо потемневшими от гнева глазами:

– Ты обращаешься со мной как с ребенком, и мне это не нравится.

– Подумай о том, к чему могут привести твои поиски. Диггеров пока еще терпят, но только потому, что они не лезут в политику. Они ни во что не вмешиваются. Они не агрессивны. И если ты, Берлин, проявишь настойчивость, положение только усугубится. Хочешь, чтобы в городе Драконов нам перестали давать еду? Хочешь, чтобы банды Чистокровок или Шулеров устроили охоту на тебя и уничтожили все наши дома? Кто будет их защищать? Ты? Все дома разом?

– Если придется.

– Но тебе не придется. Это я смогу сделать вместо тебя. Господи, да я уже делаю!

– Ты не понимаешь, – сказала Берлин.

– Слушай, ты, случайно, не…

– Может, выслушаешь меня? Да, ты все время на улице, ты помогаешь многим людям, моим, с улицы – всем, кто попал в беду. Я очень это ценю. Но затем ты возвращаешься в свой обожаемый музей со всеми его экспонатами и отгораживаешься от мира дверью. А здесь все по-другому. Мы живем рядом с теми, кому пытаемся помочь.

– Но не…

Берлин снова его прервала:

– Я не говорю, что ты хоть в чем-то не прав, Штырь. Я понимаю, что случится, если ты откроешь свой музей для улицы, – музею придет конец. И ты делаешь для людей больше многих других, однако это не то же самое, что жить рядом с этими людьми. Как ты не понимаешь? Я хочу не просто мести. Я должна узнать, почему такое случилось. Кто сделал это с нами и почему.

– Ладно, – согласился Штырь. – Я уловил твою мысль. Пойдешь со мной или будешь действовать сама?

– Ты не обижайся, но лучше я сама.

Она выдержала его взгляд. Штырь погладил ее по щеке.

– Нас осталось так мало, – напомнил он. – Будь осторожна. Дай знать, если тебе что-нибудь понадобится.

Берлин кивнула.

Штырь развернулся и пошел прочь, оставив ее в одиночестве стоять у могилы. Она услышала, как утробно взревел мотор «харлея», затем звук затих, и тогда Берлин тоже отошла от могилы.

IV

На крыше звучала музыка.

Штырь услышал ее, заглушив мотор «харлея»: развеселую вариацию на тему джиги «Вино глупости», исполняемую на оловянной дудке и электрогитаре. Музыка доносилась из сада на крыше музея. Заперев мотоцикл и убрав в карман чарофон, Штырь поднялся на шесть лестничных пролетов и обнаружил в саду Мэнди Вудсдаттер и Дженни Колокольчик, которые развлекали своей музыкой Лабби. Хорек танцевал на задних лапах, безукоризненно соблюдая ритм джиги в шесть восьмых.

Увидев Штыря, девушки завершили песню.

– Как-то ты плохо выглядишь, – заметила Мэнди.

– День выдался скверный, – подтвердил Штырь.

Мэнди, с серебристыми глазами и волосами розово-лилового цвета, прислонилась спиной к балюстраде. На ней было коротенькое платье в горошек, подходившее к канареечно-желтому «Лес Полу». [40]40
  «Джипсон Лес Пол» (Gipson Les Paul) – модель электрогитары.


[Закрыть]Она была сольным гитаристом в группе «Хорн данс», однако почти все свободное время болталась по музею, изображая приемную дочь Штыря, к огромному изумлению его самого. Прислонив гитару к небольшому переносному усилителю, Мэнди взялась за термос, чтобы налить Штырю кружку чаю.

– Ты узнал, где был пожар? – спросила она.

Штырь кивнул:

– Кто-то спалил дом Диггеров в Жестяном городе.

– Неужели правда? Никто не пострадал?

– Парень по имени Никки, который управлял домом.

– Я с ним знакома, – сказала Дженни.

Она сняла Лабби с колена, в которое хорек все время тыкал носом, надеясь, что музыка снова зазвучит.

В отличие от полукровки Мэнди, девушка с дудкой была самым настоящим эльфом. Она подрабатывала на полставки официанткой в клубе Фаррела Дина в Сохо. Ее волосы были заплетены в полдюжины серебристых косичек с крохотными колокольчиками, звеневшими от каждого движения, и еще она носила солнцезащитные очки в пластмассовой оправе розового цвета. На ней была футболка, которую Штырь подарил Мэнди, с изображением давно канувшей в Лету рок-группы под названием «Дивинилы».

Штырь взял у Мэнди чай и кивнул в знак признательности. Опустившись в древнее кресло-качалку, он поставил ноги на гитарный футляр Мэнди и вздохнул.

– Так вот, Никки больше нет, – угрюмо произнес он.

– Нет?

– Я только что с похорон.

Девушки обменялись испуганными взглядами.

– Господи! – воскликнула Мэнди. – Какая ужасная смерть!

– Он не в огне погиб, – покачал головой Штырь. – Он был под наркотой и выпал из окна.

– Как-то это неправильно, – заметила Дженни. – Я знаю, что он когда-то был наркоманом, но ведь он давно уже бросил. Не может быть, чтобы он снова стал принимать наркотики.

– И Берлин сказала то же самое. Она очень тяжело переживает случившееся. Но мы нашли при нем одно дерьмо, весьма странного вида. Похоже, какой-то совершенно новый наркотик.

Несколькими сжатыми фразами Штырь поведал все подробности. Когда он договорил, все долго сидели молча. Лабби оставила Дженни в покое и устроилась на подлокотнике кресла-качалки. Штырь перебирал густую шерсть на шее хорька и глядел через сад на крыше на парк «Прощание» и за его пределы.

– Ладно, – произнес он наконец. – Время не ждет. Надо мне навестить город Драконов, кое о чем порасспрашивать.

– Я знаю человека, который может тебе помочь, – сказала Дженни.

– Кто такой?

– Мой учитель, Кога-сэнсэй.

В глазах Штыря промелькнула какая-то тень.

– Шоки, – произнес он тихо. – О нем я не подумал.

Дженни казалась озадаченной.

– Кто или что такое Шоки? – спросила она, но Штырь уже уходил.

– Не сейчас, – сказал он Лабби, когда хорек поднялся, чтобы последовать за ним. – Мэнди?

Мэнди позвала зверька обратно. Штырь кивнул всем трем из дверей:

– Ужинать меня не ждите. – И ушел.

Дженни и Мэнди переглянулись.

– Временами, – произнесла Дженни, помолчав несколько минут, – он по-настоящему меня пугает.

– Просто он немного увлекающийся, вот и все, – отозвалась Мэнди.

Дженни кивнула:

– Бедный Никки. Как же такое могло случиться? Уж от него я никак не ожидала, что он снова начнет.

Серое небо казалось мрачнее обычного. Воздух вдруг пахнул холодом. Мэнди вздрогнула.

– Пошли внутрь, – предложила она.

Девушки забрали вещи и унесли в квартиру, на пятом этаже музея.

Кога-сэнсэй жил за своим додзе, расположенном на втором этаже здания, где также размещалась лавка Торговцев. Магазин принадлежал пожилой чете японцев и занимал почти весь первый этаж. Штырь окинул взглядом товары, выставленные в витрине, – все, от японской лапши и импортных шоколадок в ярких обертках до эльфийских травяных сборов, – а затем пошел наверх.

Он узнал девушку, открывшую ему дверь, – еще одна официантка из клуба Фаррела Дина. На ней была безразмерная красная футболка с надписью «Токио» и на голове – черный ирокез, который сразу же бросался в глаза, поскольку торчал шипастым гребнем, добавляя добрые шесть дюймов к невысокой фигуре. Штырь слегка поклонился.

– Счастлив снова увидеть тебя, – произнес он на беглом японском. – Не могу ли я поговорить с Шоки-саном прямо сейчас?

– Прошу прощения, – проговорила девушка. – Но я… я не говорю по-японски.

– Кто там, Лаура? – окликнул из глубины помещения мужской голос.

– Это Штырь! – крикнула она, обернувшись через плечо.

И отошла в сторону, когда к двери подошел обладатель мужского голоса. Кога-сэнсэй был мускулистым и плотным, выше Лауры, но примерно на голову ниже Штыря, одет в самые заурядные белые брюки и рубаху без воротника. Он провел рукой по коротко остриженным темным волосам.

– Штырь, – повторил он мягко.

Штырь коротко поклонился, и Кога ответил тем же.

– Шоки-сан, – произнес Штырь.

– Обычно меня не называют этим именем.

Штырь пожал плечами:

– Но это имя, под которым тебя знаю я.

– Да. Верно. – Кога посмотрел на Лауру, затем вздохнул и отступил в сторону. – Может быть, войдешь?

Штырь скинул ботинки и, оставив их у двери, прошел мимо сэнсэя. Посреди комнаты он опустился на колени и, выпрямив спину, уселся на пятки.

– Что происходит? – шепотом спросила Лаура у Коги. – Я думала, вы с ним друзья.

– Мы с ним знакомы, – ответил Кога.

– Когда я видела вас в прошлый раз, вы казались добрыми друзьями.

Кога кивнул:

– Но сейчас он, кажется, с официальным визитом, Лаура.

– Ничего не понимаю. И почему он называет тебя Шоки?

В последний и единственный раз, когда к любовнику Лауры обращались так, ситуация была крайне неприятная. Шоки – это Изгоняющий Демонов. Демоном когда-то была она сама.

– Мы с ним знакомы с незапамятных времен, – пояснил Кога. – Однако между нами существует… разногласие с тех самых времен, и мы так и не разрешили его. – Он вскинул руку, не дав ей задать следующий вопрос. – Приготовь чай, Лаура.

– Значит, теперь я твоя гейша? Черт, когда ты вспоминаешь о прошлом, тебя по-настоящему заносит.

Кога улыбнулся. Эта улыбка обычно означала у него: «Пожалуйста, не сейчас, подеремся по этому поводу позже».

«Ладно, – улыбнулась она в ответ. – Позже».

– На этот раз, так и быть, прощаю, – сказала она.

Она понизила голос, чтобы ее услышал только Кога. Больно ткнув сэнсэя в живот пальцем, она молитвенно сложила ладони и поспешила на кухню, семеня, словно гейша. Кога закатил глаза, затем подошел к Штырю. Когда он уселся напротив своего гостя, выражение его лица снова стало сосредоточенным.

– Какая нежданная радость, – произнес он. – Я уже и не чаял увидеть тебя у себя дома.

Штырь едва заметно пожал плечами:

– Появилось неотложное дело.

Кога кивнул. Они в молчании дожидались, когда появится чай. Лаура вкатила низкий столик и поставила между мужчинами, налила им чаю в маленькие чашки из костяного фарфора. И только выпив по первой чашке и налив по второй, они перешли к делу Штыря.

Сидя рядом, Лаура сбоку наблюдала за ними, поражаясь тому, насколько они сейчас похожи. Она внимательно слушала, пока Штырь излагал проблему, возникшую у Диггеров, затем, пробормотав себе под нос что-то о «рабах и гейшах», она принесла тушь, пергамент и кисть, чтобы гость мог быстро набросать изображение дракона с карточки, оставленной на теле Никки.

– Почему, стоит только хоть словечком обмолвиться о наркотиках и драконах, как тут же все уверены, что виновата Новая Азия? – спросил Кога, когда Штырь закончил.

– Возможно, это как-то связано с вашими якудза и тонгами? – ответил вопросом на вопрос Штырь.

– Существуют и другие драконы…

– Меня интересует только этот, – перебил его Штырь.

Кога кивнул:

– Хорошо. Как мне кажется, это дракон тонга Чо, которым управляет Билли Ху. По крайней мере, был раньше. Я видел такое изображение на посуде в их игорном заведении.

– Вот не думал, что ты играешь, – удивился Штырь.

– Я не играю. Но посмотреть иногда люблю.

– Ясно. Спасибо.

Штырь начал подниматься, однако Кога протянул через стол руку, удерживая его:

– Так ты никогда не забудешь? Что тебе надо, чтобы забыть?

– Можешь вернуть Онису?

Кога покачал головой:

– У меня не было выбора.

– Думаешь, я этого не знаю? А то с чего бы, по-твоему, нам до сих пор общаться?

– Я просто подумал… если пройдет достаточно времени…

– Не валяй дурака, Шоки, времени прошло пока слишком мало. – Штырь коротко кивнул Коге, затем встал из-за стола. Он стоял, возвышаясь над Лаурой и сэнсэем. Посмотрел на Лауру. – Спасибо за чай, для гадзин [41]41
  Гадзин – иностранец для японца.


[Закрыть]ты подала его по-настоящему хорошо.

Прежде чем Лаура нашлась что ответить, он уже вышел, закрыв за собой дверь. Она слышала, как он надевает на площадке ботинки, но дождалась звука удаляющихся шагов, прежде чем спросить:

– Что все это значит?

Кога покачал головой:

– Как я уже сказал, это давешнее недоразумение.

– Но кто такая эта Онису, о которой он говорил? Почему он так сердит на тебя, Кога?

– Онису была женой Штыря, очень давно.

– И она… она умерла?

Кога кивнул:

– Ее убил Шоки.

– Но ты же… – Лаура не смогла договорить.

– Я знаю, – сказал Кога. – Поверь мне, Лаура, знаю.

Лаура поняла, что на самом деле предпочла бы никогда не слышать об этой тайне.

– Она была демоном? Как я?

– Нет. – Кога передвинулся и сел рядом с ней. Взял ее за руку. – Существуют драконы, – произнес он, – которые являются здесь хранителями мира, Лаура. Драконы земли и огня, воды и воздуха – духи-хранители. Они обитают в человеческих телах, и маленькие участки этого мира подпадают под их защиту. Но иногда духи-хранители становятся слишком бесцеремонными, понимаешь? Они становятся такими, какой могла стать ты, если бы не научилась управлять своим демоном.

– Жена Штыря была таким драконом?

Кога кивнул.

– Тогда кто же такой Штырь?

Кога долго не отвечал. Когда он наконец заговорил, то так тихо, что Лауре пришлось придвинуться ближе, чтобы разобрать слова.

– На самом деле я не знаю, – признался он. – Знаю только, что когда-то он был моим другом.

– Как ты мог это сделать? – спросила Лаура. – Как ты мог ее убить?

– Ты не понимаешь, – качнул головой Кога. – Я сделал это ради него. Он нес за нее ответственность, точно так же как она – за него. Но сам он не мог этого сделать. И мне пришлось действовать вместо него.

Лаура вспомнила того демона, каким была. Вспомнила, как умоляла Когу, чтобы он, если не сможет спасти, убил бы ее, пока она не причинила зла кому-нибудь еще. Лаура вздрогнула. Вспоминать об этом она не любила. Поглядев на Когу, она поняла, что он тоже вспоминает. Она положила голову ему на плечо.

– Кажется, я понимаю, – сказала она.

Кога ничего не ответил. Он просто крепче прижался к ней, ища утешения.