Текст книги "Ночной садовник"

Автор книги: Джордж Пелеканос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

12

Конрад Гаскинс вышел из клиники, расположенной вблизи церкви на пересечении Миннесота-авеню и Нейлор-роуд. На нем была потемневшая от пота футболка и выцветшие рабочие штаны. Он был на ногах с пяти утра. Поднялся и отправился на Центральную авеню в Сит-Плезант Мэриленда. Каждое утро он встречался там с парнем, который, отсидев когда-то срок, считал своим долгом нанимать на работу таких же людей, каким он и сам был недавно. Место встречи находилось недалеко от Хилл-роуд, рядом с захудалым двухкомнатным домишком, где он жил с Ромео Броком.

Брок ожидал его в своей «импале», скучая на больничной парковке. Гаскинс опустился на пассажирское сиденье.

– Ты мочишься в мензурку? – спросил Брок.

– Мой куратор по условно-досрочному следит за этим, – сказал Гаскинс. – Она говорит, что я должен сдавать мочу каждую неделю.

– Ты можешь покупать чистую мочу.

– В клинике всегда шмонают, прежде чем пустить в уборную. Чтобы никто их не надул. Поэтому надзирательница меня сюда и отсылает.

– В любом случае, они ничего у тебя не найдут.

– Точно. Я завязал с «травкой», когда вышел.

И Гаскинс был доволен этим. Ему даже нравилось, как гудит у него спина к концу честно отработанного дня. Она словно напоминала ему, что он совершил правильный поступок.

– Поехали, помоешься, – сказал Брок. – От тебя страшно воняет.

Они выехали на перекресток Принца Георга и Южной авеню, там проходила граница между городом и округом, и совершались темные делишки. Преступники знали, что достаточно перейти условную границу и появится шанс уйти от полиции, поскольку полицейские одного департамента не имели юрисдикции на территории другого. Пытались заручиться поддержкой федеральных маршалов и офицеров АТФ,<sup>[32]32
  ATF – служба контроля над оборотом алкоголя, табачных изделий и взрывчатых веществ.


[Закрыть]</sup> но пока работу различных правоохранительных органов скоординировать не удавалось. При перепланировке центральных районов многие жители с низкими доходами вытеснялись в район Пи-Джи, и в условиях слабой координации работы местных правоохранительных органов, окрестности вдоль границы округа превратились в рай для криминальных элементов, в эдакую полосу отчуждения вокруг.

– Ты в порядке? – спросил Брок.

– Просто устал, вот и все.

– И все? Просто устал? А может, тебя что-то ломает? Так не дрейфь, все уже на мази.

– Сказал же, просто устал.

– Ты злишься, потому что все еще на учете. И должен ссать в эту долбаную пластиковую мензурку, а вот я свободен.

В ответ Гаскинс лишь хмыкнул. Его младший кузен бахвалился изо всех сил, но он еще не видел обратной стороны холма. Гаскинс побывал на обоих склонах. В юности он по мелочи приторговывал «дурью», но залетел, был обвинен в нападении и незаконном хранении оружия, часть срока отсидел в Лортоне, а после закрытия Лортонской тюрьмы его просто выкинули из штата. И он не горел желанием туда возвращаться. Но он обещал своей тетке, матери Ромео Брока, что присмотрит за парнем.

И он должен был выполнить свое обещание. Мина Брок растила Гаскинса, после того как его собственная мать умерла, когда он был еще ребенком. Невозможно нарушить обещание, данное такой доброй женщине, как его тетя. Она, вероятно, сейчас, ползая на коленях, оттирает мочу с пола в уборной какого-нибудь отеля или счищает джем с чьей-то простыни. Она кормила и одевала Гаскинса, она воспитывала его, иногда и при помощи ремня. Она была простой доброй женщиной. И теперь самое меньшее, что он мог для нее сделать, – это присмотреть за ее сыном.

Но Ромео сбился с пути и сейчас медленно продвигался к запретной линии. Вот-вот он должен был пересечь ее. Больше всего Гаскинсу хотелось остановить его, но он чувствовал, что попал в ловушку. Становилось противно при мысли, во что Ромео его втягивает.

Они мчались к обрыву. Двери были заблокированы, и тормозов у машины не было.

Гаскинс принял душ и переоделся в единственной ванной комнате, имевшейся в их доме. Перед домом росло большое тюльпановое дерево, его ветви свисали до самой крыши. Дом требовал ремонта, нужно было менять электропроводку, канализацию и водопровод, но владелец никогда не приходил, чтобы взглянуть на свою собственность. Арендная плата была невысокой и соответствовала состоянию дома, а Брок всегда платил вовремя, поскольку не хотел, чтобы тут появлялся домовладелец.

Гаскинс натянул через голову хлопчатобумажную куртку с капюшоном и посмотрелся в зеркало. Работа на свежем воздухе держала его в форме. А в тюрьме он основательно подкачался. Поджарый, с плотными мускулистыми бедрами, в юности он был весьма привлекателен и уже тогда обеими ногами стоял на земле, такого трудно схватить и еще труднее сломать. В детстве он играл за футбольную лигу «Папы» Уорнера,<sup>[33]33
  Лига американского футбола для мальчиков 7-15 лет. Основана в 1929 г. Названа в честь тренера Г. Уорнера.


[Закрыть]</sup> но когда связался с уличными мальчишками Тринидада – района, где вырос, то постепенно отошел от спорта. Тренер пытался удержать его, но Гаскинс рос слишком дерзким. Он хотел делать деньги и тратить их. И это ему удавалось. Некоторое время. Он мог бы стать хорошим полузащитником, если бы после десятого класса остался в Фелпсе. Но он был слишком дерзким.

Гаскинс вошел в комнату Брока, где царил абсолютный хаос. Ромео сидел на кровати и перебирал патроны своего «Голд Кап» 45-го калибра.

– Это у тебя новый? – спросил Гаскинс.

– Да.

– А что со старым?

– Я его загнал, – ответил Брок.

– А с собой зачем брать?

– Я всегда беру, когда работаю. Тебе тоже понадобится пушка.

– Зачем?

– Я говорил с этим мужиком, – сказал Брок. – Сегодня Рыбья Голова<sup>[34]34
  Fishhead – Фишхед, или Рыбья Голова.


[Закрыть]</sup> сольет нам кое-какую информацию.

– Какую именно?

– Кое-что стоящее, насколько мне известно. Мужик сказал, что дело стоящее.

– Мне даже в машину садиться нельзя, когда рядом кто-то с пушкой. Если нас обыщут, то я автоматически зарабатываю «пятак».

– Тогда оставайся здесь. «На стрему» можно поставить кого-нибудь другого.

Гаскинс пристально посмотрел на него. Парень направляется прямо в тюрьму или в могилу, но его не пугает ни то ни другое. Для него самое главное – оставить после себя имя. И вряд ли Гаскинс сумеет этому помешать. Но попытаться он должен.

– Что у тебя для меня? – спросил Гаскинс.

Брок вытащил из-под кровати кусок непромокаемой ткани. Внутри был девятимиллиметровый автоматический пистолет. Он протянул его Гаскинсу.

– «Глок 17», – сказал Брок.

– Пластиковое дерьмо, – фыркнул Гаскинс.

– Тем не менее достаточно хорош для полиции.

– Откуда он у тебя?

– Купил у торговца в Кентланде.

Гаскинс осмотрел оружие.

– Нет серийного номера?

– Парень его спилил.

– А ты знаешь, что это автоматически еще один срок. Эту хрень даже использовать не нужно, как только тебя возьмут с пушкой со спиленными номерами, ты сразу сядешь.

– Не ссы, братишка.

– Я просто пытаюсь тебе кое-что объяснить.

Гаскинс выщелкнул обойму и большим пальцем нажал на верхний патрон, пружина не поддалась, магазин был полон. Он вставил обойму и поставил пистолет на предохранитель, потом засунул за пояс джинсов, поправив рукоятку, чтобы ствол можно было легко выхватить. От знакомого прикосновения по коже поползли мурашки.

– Готов? – спросил Гаскинс.

– Вот это другой разговор, – оскалился Брок.

Айвана Льюиса из-за его способности не поворачивая головы видеть большими навыкате глазами все вокруг называли Рыбьей Головой. Он не то чтобы был похож на рыбу, скорее походил на ее карикатурную версию. Даже мать до самой своей смерти называла его Рыбой.

Льюис размышлял об этом, когда возвращался от сестры, разглядывая, что новые люди делают с домами, которые были ему знакомы с детства. Он никогда не думал, что реконструкция когда-нибудь доберется до Парк-Вью, но свидетельства происходящих перемен присутствовали в каждом квартале. Молодые чернокожие и «латинос», получив ссуды, ремонтировали старые, уже обветшавшие дома, и, глядя на них, начинали шевелиться некоторые старожилы из белых. Черт возьми, не так давно, буквально в этом году, пара белых парней открыли пиццерию на Джоржия-авеню.

Рыбья Голова даже представить себе не мог, что здесь, в Парк-Вью, белые вновь начнут открывать бизнес.

Не то чтобы «братва» свалила из этих мест. Еще много делишек прокручивалось здесь, особенно в районе восьмого квартала. И испанцы еще контролировали большую часть западной стороны Авеню вплоть до Коламбия-Хайтс. Но владельцы домов постепенно, дом за домом, подчищали район.

Льюису пришлось задуматься о том, каким образом такой человек, как он, сможет вписаться в новый район. Ведь когда люди начинают вкладывать деньги в свое жилище, они сразу же теряют желание видеть, как перед их собственностью, пусть и по общественным тротуарам, разгуливают такие мерзкие, по их мнению, типы. Эти люди были избирателями и, значит, могли влиять на положение дел. Кроме того, были политиканы, вроде наглого светлокожего придурка, который пролез в муниципальный совет района и теперь пытается принять местный закон о праздношатании, по которому нормальному пацану вечером даже банку пива нельзя будет сходить купить. Черт возьми, не каждому хочется жить при комендантском часе. Приятели спрашивали: «И как же они будут определять, кто нарушает постановление?» И Айвану приходилось объяснять, что, имея деньги и власть, все можно сделать, черт возьми, а светлокожему придурку на самом деле было плевать на то, что парни шляются без дела или хотят попить пивка летним вечером. Но он нацеливался на пост мэра и поэтому суетился.

Рыбья Голова прошел Квинси и свернул на Уордер-плейс. Там с выключенным двигателем стояла черная «импала SS». Парни уже ждали его.

Рыбья Голова официально считался безработным и зарабатывал тем, что продавал информацию, которую поставляли ему героинщики. Они проникали туда, куда не могли попасть другие. Они знали больше подробностей о наркотиках и убийствах, чем могли предоставить уличный телеграф и болтовня в парикмахерской. Они казались безобидными и жалкими, но у них были уши, остатки мозгов и рот, который мог говорить. Наркоманы, «торчки» и проститутки, обитая в криминальном окружении, проникали на самое дно и, как водится, были лучшими уличными осведомителями.

Этим утром Айван кое-что разузнал. Услышал от одного парня, который, как ему было известно, работал на расфасовке «герыча» в нижнем Ле-Друа. По его словам, завтра из Нью-Йорка для одного мужика, который еще не в теме, но собирается войти в дело, должны привезти неразбавленный порошок. У новенького нет «крыши», потому что он не связан с «синдикатом», а действует в одиночку, и за ним никто не стоит, кроме мелких сошек.

Рыбьей Голове хотелось выбраться из подвала дома сестры, который когда-то принадлежал их матери, но сестра, наняв адвоката, сумела отсудить не только дом, но и все наследство. Остатки совести не позволили ей выгнать брата на улицу, и она позволила ему жить в цокольном этаже, денег за жилье не брала, но не разрешала пользоваться кухней, а на дверь, ведущую на первый этаж, даже повесила замок. Все, что у него было, – это матрац, вентилятор, туалет с душем и маленькая плитка, на которой он готовил немудреную еду. Повсюду ползали тараканы. Айван не винил сестру за то, как она обращалась с ним, ведь он доставил столько огорчений своей семье и столько всего натворил. Но никакой человек, даже самый жалкий наркоман, не должен жить в таких условиях.

Информация, которую он собирался продать, могла стать его избавлением. Сегодня утром он собирался уколоться вместе с одним парнем, который фасовал «дурь». Чувак «поймал приход» и разболтался, а Рыбья Голова, как только услышал эту новость, сразу же отложил «машинку». Он очень надеялся, что сведения были верными.

Айван проскользнул на заднее сиденье «импалы».

– Чарли, тунец ты долбаный, – произнес Брок, сидевший за рулем. Он даже не повернул голову. – Что у тебя есть, выкладывай.

– Кое-что есть, – сказал Рыбья Голова. Ему нравилось нарочито драматически и медленно выдавать информацию. К тому же ему было наплевать на Ромео Брока. Скользкий парень и всегда смотрит на тебя свысока. Тот молчун, его старший кузен, тот в порядке. И круче, чем этот нахальный мальчишка.

– Выкладывай, – сказал Брок. – Мне надоело трясти мелочь у ребятни.

– Это твоя работа, – не удержался Айван. – Грабить одиночек, у которых нет защиты. В основном малолеток. Черт возьми, если бы это были взрослые и у них были бы связи, твои игры тебе здорово бы аукнулись.

– Сказал же, я с этим завязываю.

– Так вот, у меня кое-что есть.

– Не тяни, – сказал Брок.

– Делового зовут Томми Бродус. Изображает из себя крутого, а сам только начинает. Пришел на точку, мой приятель работает там фасовщиком, и начал спрашивать про цены и все такое. Сказал, что должен получить порошок. Завтра. Это хорошая наводка. Мой друг говорит, что мужика можно взять.

– И что? Мне не нужна эта гребаная наркота. Я что, по-твоему, похож на торговца героином?

– Он ведь должен расплатиться за товар, верно? Если он отправляет «мула»<sup>[35]35
  Англ. Mule – человек, который подвозит или поставляет наркотики торговцу.


[Закрыть]</sup> в Нью-Йорк, он отправит с ним наличные. У него ведь там нет связей, он новичок, значит, и на слово никто не поверит.

– А как насчет оружия? – спросил Гаскинс.

– Что?

– Даже у любителя что-то есть при себе.

– С этим разбирайтесь сами, – сказал Айван. – Это меня не касается. Я говорю, что сегодня вечером из дома этого мужика уйдут «хорошие бабки», а ему доставят наркоту. Я просто даю информацию.

– Когда? – спросил Брок.

– Как стемнеет, но не слишком поздно. «Мулы» не любят ездить по 29-му шоссе, когда там мало машин. Я думаю боятся перехвата. Обычно ездят на «таурусе» или на «Меркурии».

– Где он живет? – спросил Брок.

Рыбья Голова протянул ему клочок бумаги. Брок взял его, прочитал и сунул в нагрудный карман рубашки из искусственного шелка.

– Как ты узнал адрес? – спросил Гаскинс.

– Вроде бы наш человек нашел его имя в базе данных. Потом припарковался неподалеку, проследил, как он входит в дом и выходит из него. Живет он в отдельном доме, и место там тихое.

– Не слишком умно так светиться.

– Что я и говорю. Такого лоха вполне можно взять.

– Откуда у него деньги? – спросил Гаскинс, обдумывая услышанное.

– С оборота, – ответил Айван, сочиняя на ходу, но пытаясь звучать убедительно. – Это не первая его сделка.

– А откуда мы знаем, что за этой задницей не стоит кто-нибудь покрупнее?

– Парни на фасовке слышали, как он хвастался, что ни под кем не ходит.

Гаскинс посмотрел на Брока. По его горящему взгляду он понял, что тот уже решил взяться за это дело. Он уже видел деньги, щупал их, тратил их на женщин, шмотки, на красный костюм, о котором давно мечтал. Чего он не делал – так это не продумывал предстоящее дело как следует.

– Как он выглядит? – спросил Гаскинс.

– Зачем это?

– Не хочу ошибиться.

– Приятель сказал, что он толстый. Слишком старый для этих «игр», но, думаю, просто поздно начал. Пришел на точку с девкой, такой классной телкой. Он на нее орал. Все время с ней цапался, пока они там были.

– С ним был еще кто-нибудь?

– Мой человек ни о ком не говорил.

– Если дело выгорит, получишь хороший кусок, – сказал Брок. – Купишь себе русалку или еще какую хрень.

Айван выдавил улыбку, показав гнилые зубы и сморщив покрытое коростой лицо.

– Вот интересно, – спросил Брок, – от нее рыбой будет вонять?

– Весь день, – ухмыльнулся Рыбья Голова, который давно уже не спал с чистой женщиной.

– Ладно, выметайся отсюда. Мы поехали.

Айван выбрался из машины и пошел, подтягивая штаны.

Брок повернулся к Гаскинсу:

– Что думаешь?

– Думаю, что мы плохо знаем расклад.

– Мы знаем достаточно, чтобы поставить машину возле дома этого парня и посмотреть за ним.

– Я должен пораньше лечь сегодня. Мне завтра рано на работу.

Брок начал набирать номер на мобильнике.

13

Реймон, Ронда Уиллис, Гарлу и Джордж Лумис методично опросили жителей, проживающих в квартале вблизи «Макдоналдса», побеседовали с теми, кто находился дома в течение рабочего дня, и оставили визитки с телефонами для тех, кто был на работе. Подробности опроса, имевшие отношение к делу, Реймон занес в небольшую записную книжку.

Ничего значительного опросы не дали. Одна пожилая женщина сказала, что ночью ее разбудил резкий звук сломавшейся ветки, но она не могла назвать точное время, потому что перед тем как опять заснуть, не потрудилась посмотреть на часы. Никто из опрошенных не заметил ничего подозрительного. За исключением этой женщины, все обитатели квартала, похоже, спали очень крепко.

Баптистская церковь, расположенная в конце квартала, ночью пустовала.

С работниками ночной смены приюта для животных Уилкинс и Лумис побеседовали по телефону. Позже они поговорят с ними лично. Но предварительная беседа указывала на то, что никто в приюте не слышал и не видел ничего, имеющего отношение к смерти Асы Джонсона.

– Ничего удивительного, – сказал Уилкинс. – Все эти чертовы бродяжки лают не переставая.

– В таком долбаном шуме невозможно сосредоточиться, – согласился Джордж Лумис, – и уж тем более услышать что-нибудь.

– Мы еще не всех опросили, кто возле «Макдональдса» живет, – заметила Ронда. – Они вернутся с работы позднее.

– Я думаю, что город или община, в общем, те, в чьем ведении находится этот сад, располагают списком людей, которые работают на участках, – сказал Реймон.

– Сомневаюсь, что они возятся в саду по ночам, Джуз, – ответил Уилкинс.

– Одно дело сомневаться и другое – знать, – заметила Ронда, повторяя одно из своих излюбленных наставлений.

– Перевернуть каждый камень, – добавил свою сентенцию Реймон.

– О'кэй, я получу список, – сказал Уилкинс.

Ронда посмотрела на часы:

– Джуз, тебе ведь нужно ехать в офис на предъявление обвинения, не так ли?

– Да, – ответил Реймон. – И позвонить сыну.

Реймон пошел по тропинке, которая тянулась через центр сада. Он проходил мимо делянок, на которых были разбиты красивые газоны, и мимо самодельных табличек с изречениями типа «О чем нашептала виноградная лоза», «Пусть растет» и «Тайная жизнь растений». Мимо жестяных флюгеров, которые крутились под легким ветерком, и миниатюрных флагов, наподобие тех, что можно увидеть на автомобильных стоянках. Наконец, выбрался из сада, сел в машину. Некоторое время сидел неподвижно, глядя в ветровое стекло. Это точно был Дэн Холидей, там, возле черного лимузина, в каком-то обезьяньем костюме. Не было никаких сомнений. Реймон слышал по «полицейскому телеграфу», что Холидей, после того как уволился из полиции, начал свое дело и занимался перевозками. Внешне он мало изменился с тех пор. У него появился небольшой потешный животик, а в остальном выглядел он почти как в былые времена. Но вот вопрос: почему он был там? Холидею нравилось работать полицейским. Скорее всего он превратился в одного из тех несчастных бывших копов, которые еще долго, сдав значок и оружие, продолжают слушать полицейскую волну. Возможно, Холидей просто хандрил, вылетев из системы. Что ж, следовало думать об этом раньше, еще до того, как встревать в то темное дело.

Образ Холидея потускнел. Реймон подумал об Асе Джонсоне и о том ужасе, который тот испытал в последний момент. Он думал о том, что переживают родители паренька, Терранс и Хелена. Перед глазами возникло имя Асы, и он вдруг заметил, что наоборот оно читается точно так же. Сидя в машине, он обдумывал догадку. Потом подумал о сыне.

Не торопясь, включил зажигание и поехал в центр.

Холидей сделал глоток, еще один и поставил стакан с почти не растаявшим льдом на стойку бара. Не стоило ездить на место преступления. Но ему было любопытно, в этом все дело.

– Расскажи нам сказочку, Док, – предложил Джерри Финк.

– Ничего новенького, – ответил Холидей. Он не мог даже вспомнить, как звали женщину, с которой он переспал накануне.

Боб Бонано, опустив несколько четвертаков в музыкальный автомат, пританцовывая, возвращался к стойке под печальные звуки губной гармошки и торжественные такты песни «В гетто».

– Элвис, – сказал Джерри Финк, – пытается быть социально значимым. Какой дурак сказал ему, что он Дилан?

– Да, – согласился Бонано, – но кто сейчас ее исполняет?

Певица пропела первые строчки. Джерри Финк и Брэдли Уэст, сидевшие рядом с Холидеем, закрыли глаза, старательно вслушиваясь в мелодию.

– Это «Бэнд оф Голд», – наконец сказал Финк.

– Нет, – возразил Бонано.

Холидей не слушал песню. Он вспоминал о Джузе Реймоне, стоявшем над телом мальчика.

– Она пела и о Вьетнаме, – сказал Уэст. – «Верните парней домой», помнишь?

– Это Фреда Пэйн, и мне плевать, что она пела, – сказал Бонано. Он бросил на стойку пачку «Мальборо Лайтс», проводив взглядом вылетевший из пачки фильтр одной из сигарет. – Эту она не пела.

«Интересно, – подумал Холидей, – обратил ли Реймон внимание на то, что имя мальчика пишется одинаково слева направо и справо налево, значит, снова убитый с палиндромным именем?»

– Так кто же это тогда, скажи нам, умник, – распалялся Финк.

– Кэнди Стейтон, – ответил Бонано, закуривая.

– Ты знаешь, потому что видел имя на музыкальном автомате, – недовольно проворчал Финк.

– Ставлю доллар, – сказал Бонано, игнорируя реплику Финка, – какой был самый известный хит Кэнди Стейтон?

«Интересно, – размышлял Холидей, – связал ли Реймон это убийство с теми, ведь все тинейджеры были убиты выстрелом в голову и все найдены в общественном саду на окраине города?»

Реймон был весьма неплохим копом, правда, как считал Холидей, ему мешало излишне строгое следование букве закона. Ему было далеко до того копа, каким когда-то был он сам. Реймон так и не смог научиться налаживать контакт со свидетелями, в чем так преуспевал сам Холидей. И те годы, которые Реймон провел в отделе внутренних расследований, занимаясь в основном бумажной работой, совсем не пошли ему на пользу как полицейскому.

– Понятия не имею, – пожал плечами Финк.

– «Молодые свободные сердца», – сказал Бонано с самодовольной ухмылкой.

– Ты хотел сказать «Пацаны в улете», – усмехнулся Финк.

– Что?

– Это одна из песен диско, – сказал Финк. – Думаю, она пришлась бы тебе по вкусу.

– Не думаю. И ты должен мне доллар, чертов еврей.

– У меня нет доллара.

Бонано вытянул руку и легонько стукнул Финка по затылку.

– А как насчет оплеухи, она стоит доллара?

Холидей осушил свой стакан и бросил на стойку купюру.

– С чего вдруг такая спешка, Док? – спросил Уэст.

– Есть дело, – сухо ответил Холидей.

Реймон посетил заседание, на котором Тайри было предъявлено обвинение, и, вернувшись на место преступления, продолжил опрос потенциальных свидетелей. Потом отвез Ронду Уиллис в отдел, позвонил Диего на сотовый и, пересев уже в собственный «шевроле тахо», вернулся в город. Он приехал в свой район, но домой не пошел. Его смена закончилась, но рабочий день еще не был завершен.

Дом Джонсонов, стоявший на Сомерсет-стрит к востоку от средней школы Кулиджа, представлял собой скромное ухоженное кирпичное здание в колониальном стиле. По обеим сторонам улицы стояли машины. Люди осторожно заходили, приносили немудреные закуски, выражали соболезнования семье и так же осторожно, не задерживаясь, уходили. Официальная церковная служба и поминки будут позднее, но родственники и близкие друзья чувствовали, что необходим немедленный отклик. Никто не мог быть готовым к такой ситуации и никто толком не знал, что уместно в данный момент. Запеканка или простая лазанья были самым нейтральным знаком внимания.

Реймона, после того как он представился другом семьи и офицером полиции, впустила в дом незнакомая ему женщина. В гостиной сидели люди, некоторые молча, сложив руки на коленях, другие тихо переговариваясь. Младшая сестра Асы Диана и две другие девочки – двоюродные сестры – расположились в холле на ступеньках лестницы. Диана не плакала, но видно было, что она в смятении.

– Джинни, – представилась женщина, пожимая руку Реймону. – Вирджиния. Я сестра Хелены. Тетя Асы.

– Да, мэм. Примите мои соболезнования.

В женщине он сразу же заметил черты Хелены: такая же сильная мужеподобная фигура и вечно озабоченный взгляд, словно женщина несет тяжкий груз и знает: вот-вот случится что-то страшное.

– Хелена вернулась из больницы?

– Она наверху – в постели, ей дали успокоительное.

– А Терранс?

– Он на кухне. С ним мой муж, – Джинни коснулась плеча Реймона. – Вы что-нибудь нашли?

Реймон слегка качнул головой.

– Извините.

Он прошел через небольшой холл в маленькую кухню, расположенную в задней части дома. Терранс Джонсон и еще один мужчина сидели за круглым столиком и пили пиво из банок. Джонсон встал, чтобы поздороваться. Они пожали руки, обнялись. Реймон похлопал Терранса Джонсона по спине.

– Мои соболезнования. Аса был отличным парнем.

– Да, – ответил Джонсон. – Познакомьтесь, это Клемент, мой свояк. Клемент, это Джуз Реймон.

Клемент, не вставая со стула, протянул руку, и они обменялись рукопожатием.

– Сын Джуза и Аса были друзьями, – сказал Джонсон. – Джуз офицер полиции. Служит в «убойном».

Клемент Харрис что-то пробормотал.

– Пива выпьешь? – спросил Джонсон, его глаза слегка косили, и взгляд казался несфокусированным.

– Спасибо.

– Я тоже еще выпью, – сказал Джонсон. Он запрокинул голову и допил банку. – Я не пытаюсь напиться, ты понимаешь.

– Все в порядке, – сказал Реймон. – Давай выпьем вместе, Терранс.

Джонсон бросил пустую банку в мусорное ведро и достал из холодильника еще две. В обычных обстоятельствах Реймон никогда бы не купил и не стал бы пить эту марку. Когда дверца закрылась, Реймон увидел закрепленные на магнитах фотографии детей Джонсонов: Диана, играющая на снегу, Диана в спортивном костюме, серьезный Аса, в форме, наколенниках и с футбольным мячом в руках.

Джонсон тронул Реймона за руку:

– Пойдем на улицу.

Реймон кивнул, и они, оставив Клемента за столом, вышли, ничего больше не сказав.

Дверь из кухни вела в узенький задний дворик. Джонсон с женой, очевидно, не увлекались садоводством или ландшафтным дизайном. Двор, огороженный ржавым забором, зарос сорняками и был завален мешками с мусором.

Реймон открыл банку и сделал глоток. Пиво имело чуть больше вкуса, чем вода, и, вероятно, такую же крепость. Они с Джонсоном остановились на середине потрескавшейся дорожки, ведущей в узкий проход между домами.

Джонсон был чуть ниже Реймона, но крепкого сложения, с квадратной головой и старомодной прической, с выбритыми висками и затылком и напомаженной макушкой. Зубы у Джонсона были мелкие, заостренные и походили на миниатюрные клыки. Руки свисали вдоль тела, как стороны треугольника.

– Расскажи мне, что тебе известно, – тихо проговорил Джонсон, почти вплотную приблизившись к Реймону. Он него сильно пахло спиртным, и Реймон подумал, что Джонсон кроме этой «мочи», наверняка пил что-то еще.

– Пока ничего, – ответил Реймон.

– Оружие нашли?

– Пока нет.

– Когда же вы будете что-то знать?

– Это процесс, Терранс. Методичный и зачастую длительный.

Реймон надеялся, что такие слова помогут Джонсону успокоиться, ведь он работал кем-то вроде аналитика в Бюро переписи населения. Реймон в целом не представлял, чем именно занимаются люди, которые говорят, что работают на Федеральное правительство, но он точно знал, что Джонсон имеет дело с цифрами и статистическими данными.

– Вы свидетелей хоть ищете?

– Мы опрашиваем потенциальных свидетелей. Занимались этим целый день и продолжим завтра. Пока будем дожидаться результатов вскрытия, поговорим с его друзьями и знакомыми, с учителями, со всеми, кто его знал.

Джонсон вытер ладонью рот. Когда он наконец заговорил, его голос зазвучал хрипло:

– Они собираются резать моего мальчика? Зачем, Джуз?

– Тяжело говорить об этом, Терранс. Знаю, тебе тяжело слышать. Но аутопсия многое прояснит. Кроме того, этого требует закон.

– Я не могу…

Реймон положил руку Джонсону на плечо.

– Имея на руках результаты вскрытия, данные опроса свидетелей, результаты лабораторных анализов и то, что ты сможешь нам подсказать, мы начнем выстраивать дело и поведем атаку на всех фронтах, Терранс, это я тебе обещаю.

– Что я могу сделать? – спросил Джонсон. – Что я могу сделать прямо сейчас?

– Единственное, что тебе нужно сделать, это завтра с восьми до четырех съездить в морг Центральный окружной больницы. Необходимо провести официальное опознание.

Джонсон с отсутствующим видом кивнул. Реймон поставил пивную банку на заросшую дорожку и достал бумажник. Вытащив две карточки, он протянул их Джонсону.

– Ты можешь воспользоваться услугами психолога, если хочешь, – сказал Реймон. – И конечно же твоя жена и дочь тоже. «Центр поддержки семьи» – их номер указан вот на этой карточке, ты можешь связаться с ними в любое время. Их люди являются штатными сотрудниками ОТП и работают вместе с нами. Иногда с детективами трудно поддерживать связь, а люди из «Центра» могут держать тебя в курсе расследования, и если у тебя возникнут вопросы, ты всегда можешь обратиться к ним. А это моя визитка. Там мой рабочий номер и номер мобильного.

– Что я могу сделать сегодня?

– Все эти люди, которые сюда приходят, у них самые лучшие намерения, но не позволяй им ходить по всему дому. Если кому-то понадобится ванная, пусть идут в гостевую, но не в ту, что наверху. И пусть никто, кроме вас с женой, не заходит в комнату Асы. Нам необходимо будет там все тщательно осмотреть.

– Что вы ищете?

Реймон слегка пожал плечами. Не стоило говорить о том, что Аса мог быть замешан в чем-то противозаконном.

– Пока не знаю, на месте будет видно. Кроме того, нам придется подробно опросить всех вас – тебя, Диану и Хелену, как только она сможет с нами говорить.

– Детектив Уилкинс со мной уже беседовал.

– Ему необходимо будет еще раз поговорить с тобой.

– Почему он, а не ты?

– Боб Уилкинс ведет это дело.

– Как ты думаешь, он справится?

– Он хороший полицейский. Один из лучших.

Реймон отвел взгляд, но Терранс успел увидеть ложь в его глазах. Он отхлебнул пива.

– Джуз.

– Мне жаль, Терранс. Я даже не могу представить, через что тебе пришлось пройти и еще придется.

– Посмотри на меня, Джуз.

Реймон встретился взглядом с Джонсоном.

– Найди того, кто это сделал, – сказал Джонсон.

– Мы сделаем все, что в наших силах.

– Я не об этом. Я прошу лично тебя. Я хочу, чтобы ты нашел это животное, этого убийцу, который сотворил с моим сыном такое.

Реймон обещал.

Они допили пиво, когда небо уже начало затягиваться тучами. Начало моросить. Они стояли под дождем, ловя лицами прохладные капли.

– Бог плачет, – произнес Терранс Джонсон практически шепотом.

Для Реймона это был всего лишь дождь.