Текст книги "Ночной садовник"
Автор книги: Джордж Пелеканос
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
5
Двое мужчин сидели в баре, медленно потягивая пиво из бутылок. День был теплый, и входную дверь оставили открытой. Из домашнего стерео доносился голос Бини Мэна,[14]14
Певец с Ямайки, исполнитель песен в стиле рэгги.
[Закрыть] в середине зала мужчина и женщина лениво двигались в танце.
– Так как, ты говоришь, его звали? – переспросил Конрад Гаскинс.
– Ред Фьюри, – сказал Ромео Брок. Он затянулся сигаретой «Кул» и медленно выпустил дым.
– Необычное имя.
– Это не настоящее его имя, – сказал Брок. – Редом его прозвали, потому что кожа у него была светлая. Фьюри – это из-за его машины.[15]15
«Плимут фьюри» – мощный автомобиль, выпускавшийся отделением «Плимут» корпорации «Крайслер». Англ. Fury также имеет значение «бешеный, неистовый», англ. Red – «рыжий, красный». То есть прозвище также имеет значение «Бешеный рыжий».
[Закрыть]
– Он на этой тачке ездил?
– Его подружка. Она даже номер себе заказала персональный, с надписью «Коко».
– Ну и что же там случилось?
– Много всякого. Но я думал об одном его убийстве. Ред застрелил чувака во время разборки на Четырнадцатой улице, в Доме Соула. Коко ждала на улице в машине. Выходит Ред с «пушкой» в руке. Садится на пассажирское сиденье, абсолютно спокойный, и Коко отъезжает, будто отправляется на воскресную прогулку. Никто из них не торопился, вот что рассказывали. Словно ничего особенного и не произошло.
– Не слишком умно – сваливать после убийства на машине с персональным номером.
– Этому парню было плевать. Черт возьми, он хотел, чтобы все знали, кто он такой.
– Это была спортивная «фьюри»?
Брок кивнул:
– Красная с белым. Семьдесят первого года, с такими утопленными фарами. Автоматическая коробка, восьмицилиндровый V-образный двигатель, четырехкамерный карбюратор. Гоняла, как бешеная.
– Почему его не прозвали Ред Плимут?
– Ред Фьюри звучит лучше, – сказал Брок. – Ред Плимут звучит не так круто.
Ромео Брок отпил из холодной бутылки «Ред Страйп». Заряженный револьвер удобно примостился за поясом его широких брюк, а красная, навыпуск, рубаха делала оружие незаметным. К икре правой ноги липкой лентой был примотан нож для колки льда с предусмотрительно надетой на острие пробкой. Заведение принадлежало иммигрантам из Восточной Африки и располагалось к востоку от 7-й улицы в парке Ле-Друа на той полоске Флорида-авеню, которую вскоре собирались перестраивать. Снаружи на вывеске был нарисован флаг Эфиопии, а рядом с уставленной бутылками витриной красовался портрет Хайле Селасси[16]16
Хайле Селасси в 1930 году короновался императором Эфиопии.
[Закрыть] в рамке. Посетителями бара, который местные называли «Ганнибал», были в основном выходцы с Ямайки, и это нравилось Броку. Его мать, работавшая горничной в отеле, родилась и выросла в Кингстоне, поэтому Брок называл себя уроженцем Ямайки, хотя ни разу в жизни не бывал на этом острове. Он был стопроцентным американцем. Рядом с Броком, на обтянутом кожей табурете, сидел Конрад Гаскинс, старший кузен Брока. Гаскинс был невысокого роста и мощного телосложения, с широкими плечами и мускулистыми руками. У него были узкие азиатские глаза и сильно выступающие скулы. Тонкий шрам, полученный когда-то в тюрьме, тянулся наискосок через левую щеку. Это украшение не отталкивало женщин, а мужчин заставляло быть осторожными. От Гаскинса сильно несло потом, так как он весь день проходил в одной рубашке.
– И как он закончил? – спросил Гаскинс.
– Ред? – уточнил Брок. – За три месяца он совершил так много убийств, нападений и похищений, что просто потерял счет своим недругам.
– Похоже, у парня отказали тормоза.
– В конце концов за ним гонялась уже не только полиция, но и самые крутые бандиты. Ты ведь слышал об этой генуэзской семье из Нью-Йорка?
– Да.
– Говорят, это они «заказали» его черную задницу. Знал он или нет, но Ред замочил кого-то из их клана. Думаю, поэтому он и уехал из города.
– И все же попался, – сказал Гаскинс.
– Все попадаются, сам знаешь.
– Это была полиция или люди Корлеоне?
– ФБР схватило его в Теннеси. Или в Западной Вирджинии, не знаю. Застали спящим в одном из дешевых мотелей.
– Они его убили?
– Нет. Засадили в федеральную тюрьму, в Мэрионе, кажется, и там белые парни его прикончили.
– Арийское братство?
– Угу. Тогда они держали белых отдельно от черных. А некоторые охранники Мэрионской тюрьмы были повязаны с этими белыми расистами. Говорят, видели даже, как охранники передавали им ножи и как те потом загнали Реда в угол во дворе. Он целый час отбивался от них крышкой от мусорного бака. Понадобилось целых девять ублюдков, чтобы убить его.
– Сильный был парень.
– Теперь понимаешь? Настоящий Бешеный.
Брок любил старые истории о таких, как Ред. О парнях, которые плевать хотели на закон, об их подвигах и о том, как они закончили. Если о тебе будут говорить в барах и на улицах даже после того, как ты уже сыграешь в ящик, ради этого стоит жить. А чем еще можно выделиться из толпы? Ведь все, и законопослушные граждане, и закоренелые преступники, все заканчивают свою жизнь на глубине шесть футов. Поэтому важно, чтобы после тебя осталось хотя бы громкое имя.
– Допивай свое пиво, – сказал Брок. – Нам все-таки надо разобраться с этим дерьмом.
Брок и Гаскинс вышли на улицу и направились к машине Брока, черной «импале SS» 96 года выпуска. Она была припаркована на Уилтбергере, в тихом квартале одноквартирных домов, фасад которых украшало крыльцо со ступенями, а не веранда. Улица Уилтбергер тянулась позади легендарного театра Хауарда, где когда-то выступали артисты «мотауна»[17]17
Англ. Motown – манера исполнения популярной музыки, характерная для певцов и ансамблей, особенно 1960-1970-х годов.
[Закрыть] и «стакса» и гастролирующие комики. Этот театр представлял собой своеобразную версию знаменитого гарлемского театра «Аполло», только расположенную к югу от линии Мейсона-Диксона.[18]18
Mason/Dixon line – граница между Пенсильванией и Мэрилендом. До Гражданской войны была символом разделения между рабовладельческими и свободными штатами.
[Закрыть] Со времен массовых беспорядков она оставалась эдаким островом, окруженным сплошной линией строительных заборов.
– Похоже, они наконец-то собрались привести Хауард в порядок, – сказал Гаскинс.
– Они тут как в Тиволи, все, на хрен, напортачат, вот что я думаю, – ответил Брок.
Они выехали с Ле-Друа в Саут-Ист и дальше к центру Айви-Сити. В течение многих лет это были самые мрачные районы города, местные жители избегали бывать здесь, среди путаницы маленьких улочек, складских помещений и полуразрушенных домишек с забитыми фанерой окнами и дверями. Здесь издавна обитали проститутки и наркоманы, поставщики героина и семьи безработных. Айви-Сити граничил с Университетом Галлодета и кладбищем Маунт-Оливет и выходил на окрестности Тринидада, некогда прослывшего штаб-квартирой самого известного городского наркобарона Рэйфула Эдмунда.
Теперь разбросанную по всему району недвижимость покупали, ремонтировали и наводили блеск. Даже здесь, в Айви-Сити, таблички «Продается» и «Продано» виднелись на совершенно, казалось бы, бесперспективных зданиях. Жилые дома, в свое время служившие убежищем для незаконно вселившихся, или «скваттеров», наркоманов и крыс, теперь вовсю перестраивались и превращались в кондоминиумы. Застройщики покупали дом, и через шесть месяцев здание совершенно преображалось. Рабочие удаляли прогнившее дерево, вставляли стекла в оконные рамы и наносили свежие слои краски. Кровельщики втаскивали на крышу гонт и ведра с гудроном, а агенты по продаже недвижимости, стоя поблизости и нервно озираясь, беспрестанно разговаривали по своим мобильникам.
– Они и этот сортир собираются привести в порядок? – спросил Гаскинс.
– Если хочешь знать мое мнение, это все равно что заклеивать пластырем дырку от пули, – с усмешкой сказал Брок.
– Где эти парни? – спросил Гаскинс.
– Они всегда ошиваются вон на том углу, – ответил Брок.
Он медленно ехал по Галлодет-стрит мимо ряда кирпичных жилых домов напротив здания закрытой начальной школы.
Брок остановил машину у обочины и заглушил двигатель.
– Вон идет этот пацан Чарльз, – сказал Брок, указывая в направлении тринадцатилетнего мальчишки, одетого в длинные, до икр, шорты, спортивную рубашку в бело-голубую полоску с короткими рукавами и белые кроссовки «Найк». – Воображает, что он такой хитрый, черт возьми.
– Да он совсем ребенок.
– Все они дети. Только вырастают очень быстро. Будешь считать их детьми, и ничего путного из них не получится.
– Брат, не стоит связываться с ребятней.
– Почему нет?
Брок и Гаскинс вышли из машины и двинулись по растрескавшемуся, поросшему сорняками тротуару. Местные жители сидели на ступеньках своих домов, на складных стульях и просто на грязных газонах, молча наблюдая, как мужчины подходят к группе мальчишек, собравшихся на пересечении улиц Галлодет и Фенвик. Это были обычные уличные мальчишки, постоянно ошивавшиеся здесь по вечерам и в те дни, когда не было занятий в школе.
Увидев направляющегося к ним гибкого и поджарого Брока, мускулы которого не могла скрыть даже свободная красная рубашка из искусственного шелка, мальчишки, не сговариваясь, развернулись и бросились врассыпную. Они бежали быстрее, чем от полиции, так как хорошо знали, кто такие Брок и Гаскинс, зачем они здесь и что они сделают, чтобы добиться своего.
Двое пацанов остались стоять, прекрасно понимая, что удирать бесполезно. Старшего звали Чарльз, а мальчишка помладше был его другом Джеймсом. Чарльз возглавлял стихийно объединившуюся группу подростков и мальчишек 10–12 лет, которые торговали марихуаной исключительно на этом участке улицы Галлодет. Начинали продавать травку ради развлечения, им хотелось поиграть в гангстеров, но довольно скоро обнаружили, что бизнес приносит прибыль. Они покупали наркотик у поставщика из района Тринидад, который имел собственную сеть розничных торговцев, часть которых втихаря обслуживала Айви-Сити. Он не возражал против того, чтобы и ребята работали на этом углу, коль скоро они сбывали его товар, принося пару лишних баксов. Ребятня из группы Чарльза продавала порции в маленьких пластиковых пакетах с запечатанным верхом.
Когда Брок и Гаскинс подошли к ним, Чарльз попытался сохранить достоинство. Джеймс, хотя и не двинулся с места, не смотрел в глаза Ромео Брока.
Брок был на целый фут выше Чарльза. Он подошел вплотную к мальчишке и посмотрел на него сверху вниз. Конрад Гаскинс повернулся к ним спиной и, скрестив на груди руки, с вызовом посмотрел на местных жителей, наблюдавших за происходящим с другой стороны улицы.
– Черт возьми, Чарльз, – сказал Брок. – У тебя такой вид, будто ты удивлен тем, что я здесь.
– Я знал, что ты придешь.
– Так с чего такой удивленный вид?
Брок широко и зловеще ухмыльнулся. Угловатость его фигуры подчеркивали остроконечные уши и холеная узкая бородка. А красная рубаха вообще делала его похожим на дьявола.
– Я был там, – сказал Чарльз. – Я был там, где ты мне сказал.
– Тебя там не было.
– Ты сказал, что мы встретимся на углу Оуки и Фенвик в девять часов. Я был там.
– Я не говорил ни про какую долбаную Оуки. Я сказал Галлодет и Фенвик, вот тут. Все растолковал твоей маленькой заднице, чтобы ты ничего не напутал.
– Ты сказал «Оуки».
Брок быстро поднял правую руку и сильно ударил Чарльза ладонью по лицу. От удара голова Чарльза резко мотнулась в сторону, а сам он отлетел на целый шаг. На глазах у него выступили слезы, а плотно сжатые губы раскрылись. Брок знал, для того чтобы сбить спесь с мальчишки, не было более эффективного средства, чем хорошая оплеуха.
– Так где мы должны были встретиться? – повторил Брок.
– Я… – Чарльз попытался говорить, но не смог.
– Да ты никак намерен распустить нюни?
Чарльз покачал головой.
– Ты девчонка или мужик?
– Я мужчина.
– Это я мужчина, – сказал Брок. – А ты только жалкое подобие.
По щеке Чарльза скатилась слеза. Брок засмеялся.
– Бери «капусту» и сваливаем, – сказал Гаскинс, не оборачиваясь.
– Еще раз спрашиваю, – процедил Брок, – где мы должны были встретиться, Чарльз?
– Вот тут.
– Хорошо. И почему тебя не было?
– Потому что у меня не было денег, – опустив голову, ответил мальчишка.
– Ты ведь еще в деле, верно?
– Я только что затарился. У меня скоро будут деньги.
– Как скоро?
– Как только продам.
– Тогда что это оттопыривается в кармане? И даже не думай сказать, что это твой член, потому что мы уже выяснили, что у тебя его нет.
– Отстань от него, – сказал Джеймс.
Брок переключил свое внимание на младшего из мальчишек, тому было не больше тринадцати. Из-под сдвинутой в сторону бейсболки у парня свисали косички.
– Ты что-то сказал? – спросил Брок.
Джеймс вздернул подбородок и впервые посмотрел Броку в глаза. Сжав кулаки, он упрямо повторил:
– Я сказал, оставь моего друга в покое.
Брок прищурил глаза.
– Только посмотрите. Эй, Конрад, этот парень показывает характер.
– Я слышал, что он сказал, – сказал Гаскинс. – Пошли.
– Сейчас я тут, – с отчаянием произнес Чарльз. – Я не убежал. Прождал тебя тут целый день.
– Но ты не имел права врать. Теперь я должен тебя проучить.
– Прошу тебя, – взмолился Чарльз.
– Сучку будешь просить.
Брок схватился за правый карман шорт Чарльза и рванул с такой силой, что мальчишка упал на тротуар. Шорты разорвались, открыв внутренний карман. Брок оторвал его и вывернул наизнанку. Там было немного наличных и несколько маленьких пакетиков с марихуаной. Брок вытряхнул марихуану на землю и пересчитал деньги. Нахмурившись, он все же опустил деньги к себе в карман.
– И еще кое-что, – сказал Брок и ударил Чарльза по ребрам. Затем, оскалившись, ударил еще раз. Чарльз упал на бок, изо рта у него потекла желчь. Джеймс отвел глаза.
Гаскинс потянул Брока за руку и встал между ним и мальчишкой. Они пристально смотрели друг на друга, пока ярость не угасла в глазах Брока.
– Все было бы проще, – сказал Брок, делая шаг назад и качая головой. – Я хотел только долю, всего лишь половину. Но тебе захотелось скрысятничать. А теперь ты, наверное, думаешь: «Мы достанем этого говнюка. Мы с ним еще разберемся или найдем того, кто разберется и надерет ему задницу». – Брок расправил рубашку. – Только знаешь что, у тебя ничего не выйдет. Ты сопляк, а сопляку не справиться с настоящим мужиком. И за тобой никого нет. А если кто-то и был, то его либо уже прикончили, либо упекли в тюрягу. Ну скажи мне, кто за тебя подпишется? Только твоя маленькая задница и больше никто.
Мальчишка на земле ничего не сказал, его друг тоже молчал.
– Как мое имя?
– Ромео, – сказал Чарльз, закрыв глаза от боли.
– Мы еще вернемся.
Брок и Гаскинс пошли обратно к «импале». Ни один из местных или прохожих не шевельнулся, чтобы помочь мальчикам, и теперь зеваки старательно отводили глаза. Брок знал, что никто из них не будет сообщать в полицию. Но он не был удовлетворен. Это было слишком легко и не стоило усилий человека его репутации, да и результат был ничтожным.
– Сколько мы взяли? – спросил Гаскинс.
– Доллар сорок.
– Оно того не стоило.
– Не беспокойся. Дальше будет больше.
– Мне кажется, что все, что мы делаем, так это избиваем детишек. Черт возьми! Это дерьмо! И что нам это дает?
– Деньги и уважение, – ответил Брок.
Они сели в машину.
– Теперь поедем обратно в Норт-Вест, – сказал Брок. – Там еще пара встреч.
– Без меня, – буркнул Гаскинс. – Мне вставать ни свет ни заря. Надеюсь, ты справишься один?
– Я тебя высажу у дома, – сказал Брок. – С остальными разберусь сам.
Брок сделал звонок по мобильному, включил зажигание и тронулся с места.
Вскоре после того, как они с Гаскинсом уехали с Галлодет, по улице медленно проехала полицейская патрульная машина. Светлокожий полицейский равнодушно скользнул взглядом по сидевшим на ступеньках своих домов местным жителям, по мальчишке, который на углу улицы помогал подняться на ноги другому парнишке, и, поддав газу, поехал дальше.
6
– Ну, как тебе? – спросил детектив Бо Грин, вернувшись обратно в комнату для допросов.
– Неплохо, – ответил Уильям Тайри и поставил банку с содовой на стол.
– Не слишком теплая?
– Нормальная.
В темноте аппаратной Энтони Антонелли пробормотал с отвращением: «Вот говнюк, думает, что он в ресторане».
– Бо просто хочет, чтобы он расслабился, – сказал Реймон.
Грин опустился на стул.
– Ты нормально себя чувствуешь, Уильям?
– Неплохо.
– Ты все еще под кайфом?
– Я под кайфом весь день, – Тайри покачал головой с отвращением к самому себе.
– Вчера во сколько ты впервые принял наркотик?
– До того, как сел в автобус.
– Ты сел в автобус, чтобы поехать…
– К Джеки.
– Сколько крэка ты выкурил? Ты помнишь?
– Я не знаю. Но забрало меня крепко. Я тогда был здорово расстроен. Наркотик мне помог, я себя почувствовал, понимаете, таким сильным.
– А чем ты был расстроен, Уильям?
– Всем, черт возьми. Год назад меня уволили с работы. Я был водителем при службе доставки белья, ну знаете, одна из тех компаний, которые развозят униформы, скатерти в рестораны и прочее. И с тех пор никак не мог найти работу, а так жить тяжело.
– Я это понимаю.
– Это чертовски тяжело. Потом еще жена меня выгнала. Я честный человек, детектив. И раньше у меня никогда не было неприятностей с законом.
– Я знаю твоих родителей. У вас хорошая семья.
– Я и с наркотиками раньше никогда не связывался, пока не началась такая невезуха. Разве что травку иногда покуривал.
– Не самое страшное преступление.
– Ну вот, жена меня бросила и связалась с каким-то ублюдком. И этот тип спит в моей постели, указывает моим детям, что говорить и что делать… велит им заткнуться и проявлять уважение. К нему.
– Тебя это раздражало.
– Черт возьми, а тебя бы это не раздражало?
– Конечно, – согласился с ним Грин. – Итак, ты вчера выкурил крэк и поехал повидаться со своей бывшей женой.
– Она все еще – моя жена. Мы не разведены.
– Извини, значит, меня неправильно информировали.
– Мы все еще были женаты. И я просто… Я был зол, детектив. Я себя не помнил от злости, когда вышел из дома.
– Ты что-то взял с собой перед уходом?
Тайри кивнул:
– Нож. Ну, тот нож, о котором я вам говорил.
– Тот, который ты положил в пакет «Сейфуэй».
– Угу. Я прихватил его на кухне, как раз перед тем, как свалить.
– А как ты ехал с ним на «Метробусе»?[19]19
Англ. Metrobus – автобусные маршруте в г. Вашингтоне от конечных станций метро.
[Закрыть]
– Он был у меня под рубашкой.
– И потом ты пошел по Сидар-стрит с ножом под рубашкой и пришел в квартиру своей жены.
Когда Тайри снова кивнул, Грин спросил:
– Ты постучал в дверь, или у тебя был ключ?
– Я постучал. Она спросила, кто там, и я сказал, что это я. Она сказала, что занята и не может со мной увидеться, и попросила меня уйти. Я сказал, что мне нужно поговорить с ней только одну минуту, и она открыла дверь. Я вошел.
– Ты ей еще что-нибудь сказал, когда вошел?
В соседней комнате Антонелли проворчал, скрипнув зубами: «Нет, я просто грохнул ее, черт возьми».
– Что ты сделал, Уильям, когда вошел? – спросил Грин.
– Она выкладывала продукты и всякое прочее. Я подошел к ней, ну туда, где были продукты, к обеденному столу.
– И что ты сделал, когда подошел?
Реймон подался вперед.
– Я не помню, – сказал Тайри.
В аппаратную вошла Ронда Уиллис и, наклонившись к Реймону, тихо сказала: «Джин нашел в мусорном баке пакет. В нем одежда и нож».
Никакого восторга Реймон не почувствовал.
– Скажи об этом Бо, – попросил он.
Реймон и Антонелли, сидя за монитором, видели, как Грин обернулся на стук и кивнул вошедшей в комнату Ронде, которая сказала Грину, что его вызывают к телефону.
Перед тем как Грин вышел из комнаты для допросов, он посмотрел на часы, потом на видеокамеру и четко произнес: «Четыре часа тридцать две минуты».
Он вернулся через несколько минут, точно так же назвал время и сел за стол напротив Уильяма Тайри. Тайри в этот момент курил сигарету.
– Ты в порядке? – спросил Грин.
– Да.
– Еще содовой?
– У меня есть.
– Ну ладно, – сказал Грин. – Давай вернемся к тому, как ты вчера пришел на квартиру к своей жене. Ты вошел в квартиру и пошел за ней к обеденному столу. Что было дальше?
– Я уже говорил: я не помню.
– Уильям!..
– Я вам правду говорю.
– Посмотри на меня, Уильям.
Тайри посмотрел в большие выразительные глаза детектива Бо Грина. Это были полные сочувствия глаза человека, который бегал по тем же улицам и ходил теми же коридорами средней школы Баллу. Глаза человека, который, как и Тайри, вырос в крепкой американской семье и который тоже в молодости слушал группы «Трабл Фанк», «Рэйр Эссене» и «Бэкъярд» и видел бесплатные выступления поп-групп в парке Форт-Дюпон. Человека, который почти ничем не отличался от Тайри и которому тот вполне мог довериться.
– Что ты сделал с ножом, когда подошел за Джеки к столу?
Тайри ничего не ответил.
– У нас есть нож, – сказал Грин, в его голосе не было угрозы или злобы. – У нас есть одежда, в которой ты был вчера. Кровь на одежде и на ноже совпадет с кровью твоей жены. И под ногтями твоей жены наверняка осталась кожа, которую она содрала с твоего лица. Поэтому, давай, Уильям, покончим со всем этим?
– Детектив, я не помню.
– Чтобы зарезать свою жену, ты воспользовался тем ножом, который мы нашли в твоем пакете, так, Уильям?
Тайри тяжело вздохнул. Его глаза были полны слез.
– Если ты говоришь, что я это сделал, то, думаю, я это сделал.
– Ты думаешь, что ты это сделал, или ты сделал?
Тайри кивнул:
– Я сделал.
– Ты сделал что?
– Я зарезал Джеки этим ножом.
Грин откинулся назад на стуле и сложил руки на своем большом животе. Тайри глубоко затянулся и медленно затушил сигарету о фольгу.
– Надо отдать должное Бо, – сказал Антонелли. – Умеет же он справляться с этими подонками.
Реймон промолчал.
Реймон и Антонелли, не отрываясь от монитора, слушали, как Уильям Тайри заканчивает свой рассказ. После того как Тайри зарезал свою жену, он взял ее машину и, прихватив деньги из ее кошелька, купил еще крэка. Потом он продолжал курить его в разных уголках Саут-Иста. Машину Джеки он давал напрокат двум разным людям. На ее кредитку он купил бензин, потом снял наличные и купил еще дозу «рока» – кристаллического героина, используемого для курения. Все это время он был под кайфом, и у него не было никакого плана, кроме как дожидаться прихода полиции, которая, как он понимал, в конце концов появится. Он никогда не совершал ничего противозаконного, ни разу ни в чем не был замешан и не имел связей в преступном мире. Он просто не знал, как спрятаться и куда бежать.
Когда Тайри закончил свой рассказ, Грин попросил его встать и снять ремень и шнурки. Тайри подчинился, потом снова сел на стул. Он заплакал, потом вытер слезы тыльной стороной ладони.
– Ты в порядке? – спросил Грин.
– Я устал, – сказал Тайри очень тихо. – Я не хочу больше здесь оставаться.
– Черт возьми, – зло процедил Антонелли. – Надо было думать об этом раньше, до того, как ты убил ее.
Реймон оставил его замечание без ответа. Он понимал, что Тайри говорит не о камере. Он говорил, что не хочет больше оставаться в этом мире. Грин это тоже почувствовал. Именно поэтому он забрал у Тайри ремень и шнурки.
– Хочешь сэндвич или что-нибудь? – спросил Грин.
– Нет.
– Могу сходить в «Сабуэй».[20]20
Сеть экспресс-кафе.
[Закрыть]
– Ничего не нужно.
Грин посмотрел на часы, потом на камеру и сказал: «Пять часов тринадцать минут». Он вышел из комнаты, а Тайри потянулся за сигаретой.
Реймон взглядом поблагодарил Грина. Они вместе с Рондой Уиллис направились к своим рабочим местам, расположенным неправильным треугольником в центре офиса. Все трое были старшими детективами отдела и друзьями.
Грин устало опустился в кресло, Реймон тоже сел, тотчас потянувшись к телефону, чтобы позвонить жене. Он звонил ей несколько раз в день и всегда, когда закрывал дело. По этому делу предстояло еще много работы, особенно бумажной, но сейчас детективы могли позволить себе небольшую передышку.
Детектив Антонелли и детектив Майк Бакалис, подвинув стулья, уселись рядом. Невысокого роста, широкоплечий и узкобедрый Антонелли был энтузиастом тренажерного зала «Голд». Сослуживцы в глаза называли его «заслонкой», а за глаза «затычкой». Бакалиса, из-за его крупного, напоминающего клюв носа, прозвали «трубкозубом», иногда его называли «Баклава». Бакалис появился в офисе только для того, чтобы напечатать повестку о вызове в суд, но поскольку он терпеть не мог возиться с бумагами, он только говорил об этом целый день.
На столах детективов среди фотографий детей, жен и родственников валялись фотографии жертв и мест преступлений, снимки подозреваемых, которые сумели уйти от суда, превратившись в навязчивую идею сыщиков. На тех же столах можно было найти распятия, изображения святых и цитаты из псалмов. Многие действительно были набожными христианами, другие только утверждали это, а некоторые полностью утратили веру в Бога. Разводы в их среде – дело обычное, впрочем, были и такие, которым долгие годы удавалось сохранять прочные семейные отношения. Слабостью некоторых была игра, другие крепко пили, а немногие пребывали в крепкой «завязке». В основном работники отдела после смены выпивали бутылочку-другую пива, и проблем с алкоголем у них никогда не было. Никто из них не походил на киношный образ героя-полицейского. Они работали, не рассчитывая сделать на этом хорошие деньги, и для большинства работа так и не стала призванием.
– Все в порядке? – спросила Ронда Уиллис, заметив, что Реймон, повесив трубку, нахмурился.
Реймон встал и, скрестив руки на груди, прислонился спиной к перегородке. Он был мужчиной среднего роста с хорошо развитой грудной клеткой и твердым плоским животом, который постоянно подкачивал. У него были черные волнистые волосы, еще нисколько не поредевшие и без единого седого волоса. Подбородок украшала мужественная ямочка. Он носил усы, единственное, что выдавало в нем копа. Среди белых парней носить усы было не принято, но они нравились его жене, и этого было достаточно.
– Похоже, мой сын опять проштрафился, – вздохнув, сказал Реймон. – Регине звонил заместитель директора и жаловался. Черт возьми, из этой школы нам звонят буквально через день.
– Он парень, – сказала Ронда, которая одна воспитывала четырех мальчишек, родившихся от двух мужей. Каждую свободную минуту она тратила на общение с сыновьями.
– Я понимаю, – ответил Реймон.
– Кто жалеет розги, тот портит ребенка, – встрял Бакалис, разглядывая порнографический журнал. У Бакалиса не было детей, но он посчитал нужным вступить в разговор.
Антонелли, который был разведен, взял несколько полароидных снимков со своего стола и бросил их Бакалису.
– Лучше посмотри на это.
Это были посмертные снимки Жаклин Тейлор. На фотографиях обнаженный труп женщины лежал на черной пластиковой простыне. К моменту опознания тела сестрой, Жаклин отмыли от крови, но эти снимки были сделаны, когда ее только что привезли в морг.
Колото-резаные раны были особенно заметны на шее и груди, причем одна из грудей была почти отделена от тела. Один глаз был открыт шире другого, и от этого она казалась крепко подвыпившей. Картину довершал распухший и вывалившийся изо рта язык.
– Жуткое зрелище, – сказал Антонелли и закинул ноги на стол. Одна из штанин задралась, обнажив рукоятку «Глока», торчащую из кобуры на лодыжке.
Бакалис перебирал фотографии без каких-либо комментариев. Несмотря на то что они поймали убийцу, настроение у детективов было не лучшее, да и как можно было радоваться результату, видя такое.
– Бедняжка, – вздохнул Грин.
– Он в общем-то несчастный человек, – после паузы сказал Реймон. – Парень был нормальным и вполне законопослушным гражданином. Но вот год назад он теряет работу и начинает покуривать крэк, потом жена пускает к себе в постель какого-то ублюдка, который оставляет свои трусы в той же комнате, где спят детишки Тайри…
– Я знал его старшего брата, – вставил Грин. – Черт, я ведь встречал Уильяма, когда он был еще ребенком. У него была хорошая семья. И пусть никто не говорит, что наркотики не могут испортить вам жизнь.
– Даже если он подаст апелляцию, то все равно получит свой четвертак, – сказала Ронда.
– А у детей вся жизнь пойдет наперекосяк, – сказал Грин.
– Она, должно быть, была замечательной женщиной, – сказал Бакалис, все еще изучая фотографии. – Я хочу сказать, он так страдал, потеряв ее, что предпочел убить, лишь бы она не досталась другому.
– Если бы он не накурился этого дерьма, – сказал Грин, – то, наверное, соображал бы, что делает.
– Дело не только в наркотике, – возразил Антонелли. – Уже доказано, что женщина может спровоцировать убийство. Даже женщина, которой ты не можешь обладать.
– Женщина все может, даже тянуть товарняк, – сказала Ронда Уиллис.
Бакалис положил фотографии на стол, потом коснулся подушечками пальцев клавиатуры компьютера и замер, с глуповатым видом глядя на монитор.
– Эй, Заслонка, – позвал Бакалис. – Как ты посмотришь на то, чтобы напечатать повестку?
– А как ты посмотришь на то, чтобы пойти куда подальше?
Эти двое еще некоторое время лениво переругивались, но вскоре прибыл Джин Хорнсби и принес добытые в мусорном контейнере улики. Реймон поблагодарил его и принялся за работу. Ему предстояло заняться сопутствующей бумажной волокитой, включая занесение подробностей дела в «Книгу». В этот толстенный фолиант заносили все возбуждаемые и уже закрытые дела по убийствам, имена офицеров, которым поручалось дело, мотивы и другие детали, которые могли быть полезны работе обвинения, и, кроме того, «Книга» по существу была рукописной историей города.
К тому моменту, когда таймср отметил их уход с работы, следственная группа отработала уже три часа сверхурочно.
Джуз Реймон, Бо Грин, Джордж Хорнсби и Ронда Уиллис, выйдя из офиса, направились к машинам, припаркованным на автостоянке отдела ОТП, за торговым центром «Пенн-Бранч» на Саут-Ист-стрит.
– С огромным удовольствием заберусь сейчас в горячую ванну, – сказала Ронда.
– Тебе нужно куда-нибудь везти сыновей сегодня вечером? – спросил Грин.
– Сегодня, слава Богу, нет.
– Кто за то, чтобы попить пивка? – спросил Хорнсби. – Я не буду возражать, если вы захотите меня угостить.
– У меня тренировка, – быстро ответил Грин, который тренировал футбольную команду своего родного района.
– А что скажет «Виниловый Реймон»? – не унимался Хорнсби.
– В другой раз, – ответила за него Ронда, которая знала ответ еще до того, как Джуз успел ответить.
Реймон не слушал. Он думал о жене и детях.
