Текст книги "Ночной садовник"

Автор книги: Джордж Пелеканос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

38

Холидей приложил пальцы к шее Кука и не нащупал пульс. В свете лампы салона «меркурия» лицо старика казалось восковым.

Дэн тихо закрыл дверцу и пошел обратно к своему «линкольну». Позвонив Джузу Реймону, он рассказал, что произошло и где он находится. Реймон пообещал тотчас приехать.

Холидей вернулся к «маркизу», открыл заднюю дверцу и еще раз внимательно посмотрел на Кука. «Я убил его, – думал Холидей. – Он был слишком слаб, чтобы работать».

Латексные перчатки на руках Кука, «фомка» и фонарик на полу говорили о том, что сержант собирался проникнуть в дом Реджинальда Уилсона.

На переднем сидении, рядом с ковбойской шляпой, он обнаружил миниатюрный диктофон. Холидей перемотал пленку, нажал кнопку воспроизведения и прослушал запись. Его охватила волна эмоций, когда он услышал, как старый коп произнес его имя и похвалил его. Он вытащил кассету и положил ее в карман пиджака. Затем снял с рук Кука перчатки и отправил туда же. Диктофон, ломик и фонарик положил в багажник своей машины. И еще некоторые вещи из багажника Кука – в основном полицейское оборудование и ветошь. Он использует ее позже, чтобы стереть свои отпечатки с машины Кука.

Никто не выходил из домов, и ни одна машина не проехала мимо. Холидей присел на бордюрный камень и закурил «Мальборо». Он курил уже вторую сигарету, когда «тахо» появился из-за угла и остановился рядом с лимузином.

Реймон остался сидеть за рулем, заканчивая телефонный разговор с Региной. Он созвонился с ней в тот момент, когда въехал в район Пи-Джи. Джуз коротко рассказал ей об Асе Джонсоне и обо всем, что произошло за день, в том числе и о смерти Кука, пообещав прийти домой не слишком поздно. Еще он попросил, чтобы Диего не ложился спать и дождался его.

Реймон заглушил мотор и вышел из внедорожника. Холидей поднялся ему на встречу. Ничего не говоря, они кивнули друг другу. Реймон подошел к «маркизу» и осмотрел Кука, также молча вернулся к «линкольну» Холидея.

– Как он оказался здесь? – спросил Реймон.

– Вон там дом Реджинальда Уилсона.

– Охранника?

– Точно, – кивнул Холидей.

– Он, что, следил за ним?

– Он делал то, что делал в течение последних двадцати лет. Пытался распутать это дело.

– Это слишком долгий срок, чтобы действовать, руководствуясь интуицией.

– Кук не слишком-то часто ошибался, когда работал в «убойном» отделе. Если бы ты смог отправить Уилсона на анализ ДНК…

– На каком основании?

– К черту основания.

– Тебе легко говорить.

Холидей зажег новую сигарету. Его рука, в которой он держал спичку, заметно дрожала.

– Ты вызвал полицию? – спросил Реймон.

– Еще нет.

– Когда ты собирался это сделать?

– После того, как перевезу его с этой улицы. Я хочу отвезти его на Гуд-Лак-роуд и припарковать машину у торгового центра. Свои отпечатки я конечно сотру, ну а потом позвоню, не называя имени.

– У тебя это входит в привычку.

– Я не хочу, чтобы его нашли здесь.

– Почему?

– Когда-то давно в «Пост» была статья о Куке, – сказал Холидей. – Заголовок был приблизительно такой: «Годы спустя палиндромные убийства все еще преследуют отставного детектива». В статье приводились слова Кука о сильных подозрениях в отношении Реджинальда Уилсона, который тогда сидел в тюрьме по другим обвинениям. В статье Кук предстал полубезумцем. Вполне возможно, репортеры пороются в архивах газеты и свяжут Кука с Уилсоном и этой улицей. Старик не должен уходить под такую шумиху. Он этого не заслуживает.

– Возможно, ты прав, – сказал Реймон. – Но ты нарушаешь закон.

– Мне нужно было взять его с собой. Я в долгу перед ним и обязан сделать так, чтобы его уход был достойным.

– Он был болен, Дэнни. Просто пришло его время. Зато, похоже, он не мучался перед смертью.

– Он ушел, так и не найдя ответа.

– Возможно, и мы не найдем его, – сказал Реймон. – Не исключено, что дело палиндромного убийцы так никогда и не будет закрыто. Ты это и сам понимаешь. Нам не всегда удается победить. Здравицы и конфетти тоже бывают не всегда.

– Он не искал славы. Он хотел раскрыть это дело ради убитых детей.

– Как ты раскрываешь убийство? Скажи мне. Я на самом деле хотел бы знать.

– О чем ты говоришь?

– Разве, найдя убийцу, мы вернем тех ребятишек из небытия? Принесем утешение их семьям? Чему положим конец? – Реймон с горечью потряс головой. – Я давно уже не верю, что все это можно остановить. Да, время от времени я сажаю этих ублюдков за решетку на всю жизнь и знаю, что больше они не смогут убивать. Только так я могу что-то сказать от имени жертв. Но что это решает? Ни черта не решает. Каждый день я хожу на работу и пытаюсь защитить мою жену и детей от того зла, которое вокруг. Вот в чем моя миссия. Вот все, что я могу сделать.

– Я этому не верю.

– Что ж, ты всегда был лучшим копом, чем я.

– Нет, лучшим я не был, – сказал Холидей. – Ты говоришь, что я был хорошим, и старик это сказал. Но лучшим я не был.

– Та история в прошлом.

– Сегодня вечером я разговаривал с полицейским, за которым мы следили. И хотя он не имеет никакого отношения к Асе Джонсону или Уилсону, этот Грэди Дюнн – гнилой тип. И не просто гнилой, а прогнивший насквозь. – Холидей затянулся и выдохнул дым себе под ноги. – Таким был и я, прежде чем меня вышвырнули. Этот ублюдок даже внешне на меня похож.

– Вот бедняга.

– Я говорю серьезно, приятель. Я смотрел на него и видел себя, если бы я остался в полиции, то тоже бы стал таким. Без сомнения меня ждал плохой конец. Ты правильно прижал меня. Мне повезло, что я просто уволился.

– Такие парни, как он, сами себя искореняют.

– Иногда, – сказал Холидей. – Но чаще их приходится выдергивать, как сорняки.

Холидей щелчком отшвырнул сигарету.

– Ты еще не передумал перевозить старика? – спросил Реймон.

– Сейчас займусь этим, – сказал Холидей.

– Позвони мне, когда закончишь. Я тебя подберу.

Реймон забрал его на Гуд-Лак-роуд и подвез обратно к «линкольну». Уже были слышны завывания полицейских сирен, и они пожали друг другу руки.

– Пока, Док. Мне нужно домой.

Холидей пошел к машине, а Реймон, развернувшись, выехал из переулка. Он набрал номер Регины.

– Джуз?

– Он самый, – сказал Реймон. – Все в порядке?

– Диего еще не ложился, – сказала Регина. – Алана тоже, разговаривает со своими куклами. Мы все ждем тебя.

– Ну вот и хорошо, держу курс в родную гавань, – сказал Реймон. Он добавил, что любит ее, и отсоединился.

Реймон вошел в дом, снял кобуру с пистолетом, вынул жетон и запер их в «сейф». На первом этаже было тихо. Он вошел в столовую, подошел к маленькому столику с напитками и налил стопку «Джеймсона». Сразу стало легче. Сейчас он мог бы выпить целую бутылку. Если бы не семья, можно было бы легко превратиться в пьяницу.

Реймон проверил замки на дверях и поднялся наверх.

В коридоре он заметил полоску света, пробивающуюся из-под двери спальни. Он вошел в комнату Аланы, дочка спала в компании Барби, Кенза и Груви-герлз. Куклы ровным рядком сидели на одеяле. Джуз наклонился и нежно поцеловал Алану в щеку. Убрал с ее лба прядку влажных вьющихся волос, еще немного постоял, глядя на дочь, потом выключил ночник.

Постучав, Реймон вошел в комнату Диего. Сын лежал в постели и слушал диск группы «Бэкъярд», в руках у него был журнал «Дон Дива», но мысли, по-видимому, были далеко. Из-под покрасневших век, остановившимся взглядом, он смотрел на глянцевые страницы. Видимо, совсем недавно он плакал. Его мир перевернулся. Все, конечно, вернется на свое место, но уже никогда не станет таким, как прежде.

– Ты в порядке?

– Мне плохо, папа.

– Давай немного поговорим, – сказал Реймон, двигая стул к его кровати. – А потом – нужно поспать.

Некоторое время спустя, плотно прикрыв за собой дверь, Реймон спустился вниз и прошел в спальню. Регина была в постели и читала книгу. Они обменялись долгим взглядом, потом Джуз разделся и пошел в ванную, где тщательно вымылся, постаравшись избавиться от запаха алкоголя. В трусах вернулся в комнату и забрался под одеяло. Регина прильнула к нему, положив руку на грудь, он нежно поцеловал ее в губы и, почувствовав возбуждение, поцеловал снова, уже с большей страстью. Жена мягко оттолкнула его.

– Что это ты делаешь? – шутливо произнесла Регина. – Изголодался что ли?

– Ну, помечтать-то можно?

– Ложись-ка лучше спать без мечтаний. Приходишь поздно, с запахом спиртного.

– Это полоскание для рта. Оно на спирту.

– Ты говоришь о том полоскании, что выпускают в Дублине?

– Ну давай, воспитывай.

– Ты и этот твой новый дружок-выпивоха, Док Холидей…

– Он нормальный парень.

– Как он сейчас выглядит?

– Отрастил животик. Они называют его «бочонок Холидея».

Они были единым целым, разъединявшимся по утрам и вновь соединявшимся ночью. Он не мог представить себя отдельно от нее, даже после смерти.

– Когда мы начали встречаться, от тебя пахло, как сейчас – выпивкой и сигаретами, – сказала Регина. – Помнишь, когда ты приходил уже после закрытия бара? Как он там назывался, «Констипейшн»? Там еще постоянно крутились все эти модные белые девочки.

– «Констебль». Это был не я. По крайней мере, мне сейчас так кажется.

– И теперь все, как тогда. И все эти приставания.

– И все приятное тоже.

Она выключила ночник. Реймон провел кончиками пальцев по ее руке.

– Что будем делать с Диего? – спросила Регина.

– Я с ним говорил, – ответил Реймон. – Он доучится год в старой школе. А потом отправим его в католическую среднюю школу. Например, в Кэрролл или Де-Мата… я думаю, это будет неплохо для него.

– Мы сможем себе это позволить?

– Это не такие большие деньги. Только придется продать дом в Силвер-Спринг. Черт возьми, там одной грязи на миллион. Не волнуйся, мы справимся, и все у нас будет прекрасно.

– Ты говорил с ним об Асе?

– Да.

– Как Диего это воспринял?

– Ему сейчас тяжело. Конечно он переживает, вспоминая, как обзывал своего друга девчонкой или «голубым». Он ведь не знал, что творится в душе Асы.

– А ты можешь себе представить, каково жить в такой атмосфере? Когда тебе все время говорят, что ты лишний, что для тебя нет места в этом мире. Вся эта ненависть, с которой мы сталкиваемся на каждом шагу, да еще политики подливают масла в огонь. Я не знаю, какую Библию читают эти бездушные люди, но точно не ту, на которой я была воспитана.

– Забудь об этих проклятых идиотах. Дело не в них, дело в обычных людях, которые сами того не желая, распространяют ненависть. Диего болтал без всякого умысла, но теперь случившееся заставит его быть поосторожней со словами. Впрочем, это касается и меня.

– Тебя и всех твоих приятелей.

– Ты права. На работе мы каждый день бросаемся словами типа: «Ты хорошо выглядишь, в этом костюмчике есть что-то «голубое»…» И тому подобное.

– Значит, ты теперь будешь вести себя по-другому?

– Вероятно, нет, – ответил Реймон. – Я обычный мужчина, не более свободный от предрассудков, чем другие. Но я теперь дважды подумаю, прежде чем болтать вздор. Надеюсь, что и Диего тоже.

– О чем еще вы говорили? – спросила Регина. – Вы с ним долго просидели.

– Складывал последние детали головоломки, в которую превратилась смерть Асы. Я и так был в этом уверен, но Диего подтвердил мою догадку.

– Какую?

– Ты знаешь, что я всегда советовал ему быть поаккуратнее, если в доме какого-то из его приятеля хранится оружие.

– Я знаю. Этого ты опасаешься больше всего.

– Я видел столько несчастных случаев, Регина. Ребенок находит оружие отца, и, конечно, у него возникает желание пострелять.

– Ну да.

– Диего и его друзья многое знают об этом. Мальчишки всегда интересуются оружием. Братья Сприггсы знают, что у меня есть «Глок» и что я держу его на замке. Они все знают, что у кого есть дома.

– О, Боже, Джуз…

– Диего сказал, что у отца Асы был револьвер. Какой именно, он не знает, но могу поспорить, что он был 38-го калибра.

– Господи.

– Последнее «пошел ты», сказанное папаше. Аса убил себя из отцовского пистолета.

Регина крепко обняла мужа. Они лежали в темноте, и ни один из них не мог заснуть.

– Завтра воскресенье, – сказала Регина. – Ты пойдешь с нами в церковь?

– Да.

39

После церковной службы Реймон повел семью на ланч в ресторан на Дистрикт-лайн. Это был небольшой семейный ресторанчик, выживший несмотря на возникшую в Силвер-Спринг сеть больших ресторанов. Диего ел вьетнамский бифштекс, свое любимое блюдо, а Алана с большим стаканом лимонада бродила взад-вперед через украшенные бисером занавеси. Посещение церкви было необходимо, а поход в ресторан был приятным продолжением выходного дня. К тому же Реймон откладывал то, что, как он знал, необходимо было сделать.

Вернувшись домой, Реймон не стал переодеваться и остался в костюме. Он предупредил жену, что скоро вернется, и они вместе с Диего уехали. Джуз высадил Диего, еще дома переодевшегося в шорты, кроссовки и футболку, у баскетбольного корта на Третьей улице, где приятеля ждал Шака. Напоследок попросил Диего ни в коем случае не выключать сотовый и обязательно предупредить, если он соберется пойти куда-нибудь еще.

Реймон медленно подъехал к дому Джонсонов. Заглушив мотор, не стал выходить из машины. Он пообещал Биллу Уилкинсу, что все расскажет Террансу Джонсону. Теперь почти жалел, что не позволил Гарлу взять инициативу на себя. Сейчас ему предстояло рассказать не только о том, что Аса застрелился из его пистолета, но и что его сын был геем. Это требовалось сделать, хотя предсказать реакцию Терранса было невозможно.

Терранс наверняка знал о пропаже пистолета и догадывался, что его взял Аса. Он вполне мог думать, что некто, отобрав у Асы пистолет, застрелил мальчика. Смерть сына и огромное чувство вины потрясли его. Но вообразить, что Аса застрелился из его пистолета, Терранс, скорее всего, просто не мог.

Реймон никому не рассказал о пистолете, потому что если Уилкинс отразит этот факт в своем отчете, то Террансу Джонсону будет предъявлено обвинение в незаконном хранении оружия. В округе Колумбия только офицерам полиции, федеральным агентам и сотрудникам спецслужб разрешалось хранить пистолеты. Джонсон, скорее всего, купил украденный где-то пистолет, по сути, став последним звеном в цепочке незаконной перепродажи, которая началась неизвестно где. С точки зрения закона он совершил преступление. Но Реймон не собирался докладывать об этом. Джонсону и так досталось.

Но и жалеть Джонсона он не собирался. Реймон установил личность человека, которого Аса в своем дневнике называл РобоМэном. Учитель математики сказал, что в день смерти после уроков Аса приходил к нему для дополнительных занятий. Но ни в школьном шкафчике Асы, ни в его сумке, ни в спальне Реймон не нашел никаких конспектов или записей. РобоМэн – это, должно быть, слабо завуалированное имя Роберта Болтона. Реймону показалось, что во время их разговора, когда речь зашла о навешивании ярлыков на молодых черных юношей, Болтон занял какую-то оборонительную позицию. Это он защищал Асу. Болтон был влюблен в парня.

Реймон не станет говорить о своих подозрениях полицейским из отдела нравов. Это его не касалось. Он просто хотел избавиться от того, что раскопал, но, как это сделать, не знал.

И отцу мальчика об этом он не будет рассказывать. Холидей верно подметил: Реймон не такой уж и правильный.

Он вышел из машины, подошел к дому Джонсонов и постучал в дверь. Услышав приближающиеся шаги, ощутил импульсивное желание вернуться в машину. Но дверь открылась, он пожал Джонсону руку и вошел в дом.

Дэн Холидей зажег сигарету и бросил спичку в стоявшую перед ним пепельницу. Рядом на стойке стоял стакан, до половины наполненный водкой. Холидей сидел в компании Джерри Финка, Боба Бонано и Брэдли Уэста. Приятели потягивали «кровавую Мэри». Но Холидею требовалась настоящая выпивка.

Бар был пуст, только эти четверо и Лео Вазулис были в зале. Финк включил музыкальный автомат. В комнате раздались сильные звуки трубы и женские подпевки, после вступления зазвучал хрипловатый мужской голос.

«Важно не то, что ты имеешь, а то, что ты отдаешь», – подпевал Финк женской партии.

– Группа Джимми Кастора, – сказал Брэдли Уэст, писатель.

– Нет, это было до того, как он создал свою группу, – возразил Финк, – и тем более до «Троглодитов». Джимми Кастор исполнял соул, до того как стал популярным.

– Ладно, – сказал Уэст, – с группой я прокололся. Но вот вопрос на пять баксов: какого певца заменил Джимми Кастор в одной популярной группе в самом начале своей карьеры?

– Клайда Макфаттера, – сказал Финк, – в «Дрифтерах».

– Мимо.

Финк глупо ухмыльнулся:

– Бо Доналдсона из «Хейвудс»?

– Он заменил Фрэнки Лаймона, – сказал Уэст. – В «Тинейджерах».

– Этого маленького наркомана, – добавил Бонано. Его мобильник, лежавший на стойке, заиграл самую известную мелодию Эннио Мориконе, но Бонано не стал отвечать на вызов.

– Ты должен мне пятерку, – напомнил Уэст.

– Кредитку возьмешь? – спросил Финк.

– Лео принимает кредитки, – сказал Брэдли. – Просто купи следующую порцию.

– Ты не собираешься отвечать на звонок, Бобби? – спросил Финк.

– Нет, это всего лишь клиент.

– Еще один удовлетворенный клиент «Гангстеров по вызову», – хмыкнул Финк.

– Это та стерва с Потомака, – сказал Бонано. – Ей не понравилось, как я повесил ее шкафчики. Я покажу ей кое-что, что висит правильно.

– Конечно, ведь ты у нас страстный итальянец, – усмехнувшись, сказал Уэст.

– А вы знаете, парни, что когда-то Итальянский Сапог соединялся с Африкой, – сказал Бонано. – Я вам говорил об этом?

– У нашего парня гласная на конце фамилии, – сказал Финк, – он думает, что он Мильтон Берли<sup>[44]44
  Milton Berle – сценическое имя известного американского комика Мильтона Берлингера.


[Закрыть]</sup>.

– Берли – еврей, – сказал Бонано, – как и ты, Джерри.

– Его имя тоже оканчивается на гласную. – Финк стер красную каплю со своего подбородка. – А дядюшка Милти был еще тем жеребцом, вот что я хотел сказать.

Они замолчали, чтобы затянуться и сделать по глотку.

Финк посмотрел на Холидея.

– Чего такой тихий сегодня, Док?

– Никакой причины, – ответил Холидей. – Я просто немного стушевался. Слушаю эти разговоры и чувствую, что до вас, эйнштейнов, мне далеко.

– Расскажи нам сказочку, – сказал Уэст.

– У меня ее нет.

– Он мрачный из-за тех ужасных убийств, которые случились в уик-энд, – сказал Финк.

– Да, в округе Пи-Джи убили полицейского, – сказал Бонано. – Вы, парни, читали про это?

– Об этом писали в «Пост», – сказал Финк. – Док, ты читал об этом?

Холидей кивнул. Этим утром он первым делом прочитал о Грэди Дюнне. В заметке говорилось, что полицейский Городского управления и еще два человека были убиты в округе Пи-Джи. Один из них оказался хорошо известен полиции, он уже привлекался за распространение наркотиков. Второй убитый не имел криминального прошлого, но погибшего опознали как Ромео или что-то в этом роде. Холидей не запомнил.

Полиция искала еще одного преступника, который, как полагали, и застрелил полицейского. Представитель полицейского управления ловко ушел от объяснения, почему офицер Дюнн оказался там.

– Он работал под прикрытием или что-нибудь в этом роде, – сказал Финк. – С другой стороны, он мог быть повязан с этими парнями, а значит, был таким же грязным, как мои подштанники. Что ты скажешь, Док?

– Я не знаю, – пожал плечами Холидей.

Док искал заметку о Куке в утреннем выпуске «Пост», но нашел лишь маленький абзац на страницах «Метро» в разделе «Кратко». Буквально в двух строках говорилось, что в Нью-Карролтоне в собственной машине был найден Т.К. Кук, смерть которого наступила, по всей вероятности, в силу естественных причин. Подробная статья наверняка появится позже, когда кто-нибудь в газете выяснит, что Т.К. Кук – это тот старый детектив, которому не давали покоя нераскрытые палиндромные убийства.

Уэст знаком показал Лео налить еще.

– Поддержишь компанию, Док? – спросил Бонано.

– Нет, – Холидей отрицательно мотнул головой и залпом проглотил остаток водки. Он бросил десятку на стойку бара. – Мне надо на работу.

– В воскресенье? – удивился Финк.

– Люди ездят и по воскресеньям, – сказал Холидей. Он забрал сигареты и спички, положил их в карман черного пиджака. – Пока, парни.

Финк, Бонано и Уэст не сговариваясь посмотрели вслед Холидею. Ожидая, пока Лео выполнит заказ, они молча слушали красивую мелодию «Преодолеть еще немного» в исполнении «Найтингейлс».

Полчаса спустя, Холидей сидел за рулем автомобиля в переулке Гуд-Лак-Эстейт. Рядом с ним лежал бинокль Т.К. Кука, отмычки и бутылка воды. На полу – большая емкость, в которую при необходимости он мог помочиться. В багажнике «линкольна» – фомка, аккумуляторный фонарь «Стримлайт Стингер» в стальном корпусе, который можно было использовать в качестве оружия, телескопическая полицейская дубинка с фрикционным затвором, комплект вороненых наручников, скотч, стофутовая рулетка, цифровой фотоаппарат, которым он не умел пользоваться, и другие полицейские приспособления.

Холидей поставил машину так, чтобы видеть одноэтажный, обшитый белым сайдингом дом Реджинальда Уилсона. «Бьюик» Уилсона был припаркован на подъездной дорожке.

У Холидея не было никакого конкретного плана. Он мог подождать, пока Уилсон совершит какую-либо ошибку и таким образом выдаст себя. Он мог проникнуть в дом, когда тот будет на работе, и попытаться найти улики. Может даже подбросить что-нибудь, что даст основание взять образец ДНК и позволит связать Уилсона с убийствами детей. Кук был уверен в его виновности, и этого Холидею было достаточно.

Он готов был просидеть здесь весь день и, если понадобится, весь следующий. Холидей позвонил Джерому Белтону, своему единственному работнику, и сказал ему, что некоторое время не появится на работе. Теперь он был свободен даже от этой обязанности. У него не было семьи, не было настоящих друзей, дома его не ждала любящая женщина. У него осталось только одно – это дело. Он здорово напортачил в своей жизни, но, может, хотя бы это дело сделает правильно. У него еще есть время.

Диего Реймон и Шака Уильямс шли по Третьей улице в южном направлении. У них не было настроения, и они ограничились одной игрой. После сидели, прислонившись к проволочной сетке забора, и просто разговаривали, вспоминая своего друга. Говорили о том, с какой тайной пришлось жить Асе, и какой он избрал выход. Диего, обещавший отцу никому не рассказывать о пистолете, сдержал слово и ничего не сказал Шаке. Потом они какое-то время сидели молча, глядя на тренирующихся «Испанцев», на людей, спокойно прогуливающихся по парку. Говорить было не о чем.

– Пожалуй, пойду домой, – сказал Диего.

– Почему? У тебя же нет домашнего задания.

– На следующей неделе я начну ходить в старую школу.

– Так это на следующей неделе, – сказал Шака. – Сейчас-то ты свободен.

– Я книгу начал читать, хочешь верь, хочешь нет, – сказал Диего. – Называется «Стойкость». Мне ее отец дал. Очень даже ничего.

– Брось, Диего. Сам знаешь, что придешь домой, уляжешься на диван и будешь смотреть «Краснокожих». Сегодня они играют в Далласе.

– Точно.

Парни миновали несколько небольших магазинов и возле парикмахерской ударили по рукам.

– Пока, чувак, – сказал Шака.

– До скорого.

Шака свернул на запад и направился к дому своей матери, левой рукой он вел мяч, правая была отведена за спину, так ему советовал тренер. Диего медленно поднимался по Риттенхаус, к желтому, в колониальном стиле зданию, которое было его единственным домом.

Мама сейчас готовит ужин или дремлет на диване в гостиной – «дает передышку своим глазам», как она это называет. Алана у себя в комнате читает книжку с картинками или воспитывает кукол. Может быть, и отец уже вернулся домой. Тогда он сейчас сидит в кресле, смотрит игру «Ковбоев» и, грохоча кулаком по подлокотнику, ругает игроков. Волосы у него, наверное, растрепались, а черные усы смешно топорщатся.

Диего остановился на половине подъема. Машина отца стояла на улице, мамина «вольво» – на подъездной дорожке. Малиновый велосипед Аланы, украшенный лентами, стоял на крыльце.

Все было так, как и должно. Диего подошел к дому и взялся за теплую от полуденного солнца ручку двери.