Текст книги "Ночной садовник"
Автор книги: Джордж Пелеканос
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
28
Мать Дарсии Джонсон позвонила ей и сказала, что ребенок температурит и ему трудно дышать. У детективов и вызванных по рации на подмогу полицейских было мало времени, чтобы прибыть на место: через полчаса черный «лексус 430» остановился перед домом Джонсонов. Вирджиния Джонсон, наблюдавшая из окна спальни наверху, позвонила Ронде Уиллис, которая сидела с Бо Грином в красно-коричневой «импале», припаркованной поблизости. Вирджиния подтвердила, что женщина, вышедшая из «лексуса», действительно ее дочь Дарсия, и, насколько она может разобрать, за рулем машины сидит Доминик Лайонс, которого легко узнать по косичкам. Продолжая слушать, Ронда кивнула Бо Грину, который не прерывал радиосвязи с сержантом, возглавлявшим отряд полицейских в форме. Грин дал команду действовать.
Две патрульные машины блокировали восточный и западный выезд с Квинси-стрит. Со стороны аллеи Уордер-плейс с оружием наизготовку появились пешие полицейские, приказавшие водителю «лексуса» выйти из машины, держа руки на виду. Чтобы застать подозреваемых врасплох и полностью исключить какие-либо осложнения, задержание провели шумно и быстро. Учитывая криминальное прошлое Лайонса, Ронда не хотела подвергать людей неоправданному риску.
Дарсия Джонсон тотчас опустилась на ступеньки родительского дома, закрыв лицо руками. Доминик Лайонс сделал так, как ему велели, и покорно вышел из машины с поднятыми руками. Ему надели наручники и усадили на заднее сиденье полицейской машины. Дарсию, также в наручниках, отвели в другую машину. «Лексус» тщательно обыскали. Оружия не обнаружили, но под сиденьем водителя нашли приблизительно унцию марихуаны.
Вирджиния Джонсон с маленьким Айзой на руках вышла из дома. Она растерянно посмотрела на дочь, сидящую в полицейской машине, но увидела в глазах Дарсии лишь страх и ненависть. Вирджиния спросила Ронду, нельзя ли ей поехать вместе с ними, и та сказала, что это было бы очень хорошо.
– У нас есть игровая комната для малышей.
Такая комната была в свое время оборудована как раз по ее инициативе, потому что немногим из ее коллег-мужчин приходила в голову мысль о специальном помещении, где дети, родственники и друзья задержанных могли бы подождать окончания допроса или выяснения необходимых для следствия обстоятельств.
– Если позволите, мой муж тоже подъедет, – сказала Вирджиния.
– Ну что ж, в конечном итоге вашей дочери это пойдет на пользу, – сказала Ронда. – Вы поступили правильно.
Дэн Холидей стоял в общественном саду на Огелторпе-стрит и курил. Он приехал сюда, потому что знал – только здесь сможет найти ответ на свой вопрос.
Место преступления теперь стало таким же, каким было до смерти Асы Джонсона. Кто-то убрал желтую ленту. В саду маячили несколько горожан, которые лениво ковырялись на своих участках.
Холидей направился к машине. Она стояла там же, где он припарковался той ночью, когда обнаружил тело.
Он сел за руль «линкольна», докуривая сигарету. Затянулся, посмотрел на окурок, дымившийся между пальцев, и бросил его на дорогу. Сигарета не погасла, и дымок от тлеющего окурка теперь струился над асфальтом.
Холидей бросил взгляд в направлении необычного участка, украшенного старыми флагами, флюгерами и табличками с названиями песен, которые ассоциировались с растениями и вечностью. Накануне, когда он проходил мимо той делянки, он снова почувствовал непонятный, очень неприятный холодок.
«Пусть растет».[41]41
У американца эта фраза может ассоциироваться с «травкой» (с марихуаной).
[Закрыть]
Именно эти слова пришли ему на ум, когда ночью мимо него проехала патрульная машина.
Холидей прищурился, глядя в никуда, думая о белом полицейском и человеке на заднем сиденье машины. Потом он увидел подвал родительского дома в Чиллуме, брата, под кайфом, длинноволосого, играющего на воображаемой гитаре, все это было так давно, что казалось почти нереальным.
– Черт меня побери, – выругался Холидей.
Он коротко рассмеялся, достал свой мобильный, визитку Реймона и набрал номер.
– Реймон слушает.
– Джуз, это Холидей.
– Да.
– Привет, парень, я сейчас в саду на Огелторпе. У меня появилась одна мысль.
– Выкладывай, – ответил Реймон.
– Это насчет патрульной машины, которую я видел той ночью. Номер машины был четыре-шесть-один. Как в «Оушен бульваре».
Реймон молчал. Он пытался поймать мелькнувший в голове образ. Номер машины всколыхнул нечто давно забытое, словно открылась заслонка пока еще темной ячейки.
– Я вспомнил, потому что мой брат был помешан на Клэптоне, – сказал Холидей.
– Отлично, – ответил Реймон.
– Будет достаточно легко проверить журнал регистрации, верно? Посмотреть, кто брал машину с этим номером в полночь того числа.
– Если не считать, что я занят. Я прямо сейчас направляюсь в ОТП. У нас там в камере дожидается парочка «свеженьких».
– Узнай мне имя того патрульного, и мы с Т.К…
– Вы не полицейские.
– Тот коп может быть свидетелем. Ты ведь собираешься побеседовать с ним, да?
– Я да, но не ты, – ответил Реймон.
– Если ты так занят, мы с Куком, могли бы, ну… хотя бы проверить это.
– У меня сегодня дел по горло, – сказал Реймон.
– Тем более, – гнул свое Холидей.
– Нет, – ответил Реймон.
– Перезвони мне, – сказал Холидей и нажал кнопку отбоя.
Холидей вышел из машины. Закуривая новую сигарету, он думал о том, что Реймон обязательно ему позвонит. Он понял это прошлым вечером. Реймону жаль старика, и где-то в глубине души он знает, что был не прав в отношении Холидея. Он, в сущности, неплохой парень, может, излишне зажатый, но это не страшно. Он не станет препятствовать их расследованию, даже если это против правил.
Реймон позвонил через пятнадцать минут.
– Я подумал об этом, – сказал Реймон.
На самом деле он вспомнил. Самоуверенный белокурый патрульный полицейский, который вместе с остальными прибыл на место преступления. Когда приехал Реймон, он стоял неподалеку от тела Асы Джонсона, прислонившись к машине с номером 461. Он даже имя того полицейского вспомнил – Г. Дюнн. Но он не собирался рассказывать об этом Холидею. Док и старик отталкивались от эмоций и безысходности. Эмоции это, конечно, неплохо, но их безысходность беспокоила Реймона.
– Ну что? – спросил Холидей.
– Я еще не сошел с ума, чтобы передавать тебе эту информацию. Этого не будет.
– Ну что ж, тогда я сам разберусь.
– Сделай мне одолжение, не предпринимай ничего, не поговорив со мной.
– Конечно, – ответил Холидей.
– Я серьезно, Док.
– Хорошо, я понял.
– Это относится и к вашему расследованию, – сказал Реймон. – Выдавая себя за офицера полиции, ты серьезно нарушаешь закон.
– Не волнуйся, Джуз, я тебя не подставлю.
– Странный ты парень, Док.
– Спасибо, что перезвонил.
Холидей нажал кнопку «Отбой». Потом набрал номер Т.К. Кука. Кук взял трубку после второго гудка. «А ведь старик ждал моего звонка», – подумал Холидей.
Т.К. Кук сидел за шатким кухонным столом и пил кофе. Из кабинета, расположенного в задней части дома, доносился эфирный треск, голос диспетчера и ответы патрульных – компьютер Кука, как всегда, был настроен на сайт полиции города. Часто это были единственные звуки, нарушавшие тишину старого дома. Только когда приходила женщина, уроженка Сальвадора, которую присылало Министерство по делам ветеранов, комнаты слегка оживали. Старик ждал ее посещений, но она появлялась лишь раз в неделю.
Его дни в большинстве своем проходили очень скучно. Он поднимался рано, читал в газете то, что удавалось разобрать, потом, пытаясь найти себе занятие, некоторое время проводил в своем кабинете или в цокольном этаже, в мастерской. Примерно с полудня начинал ждать почту и дольше, чем необходимо, готовил ланч. Он пытался удержаться от полуденного сна, но чаще все-таки ложился подремать. Старался не слишком много смотреть телевизор, хотя тот его не раздражал. Но все это было лишь подобием активности, когда только берешь и ничего не отдаешь. Кук всегда был человеком, жившим во имя цели, теперь цель отсутствовала.
И хотя у него имелось больше причин, чем у большинства людей, чувствовать себя несчастным, Кук не позволял себе скатиться в депрессию. У него не было особого стимула вставать утром с постели, но он вставал и одевался к завтраку, как человек, который собирается пойти на работу.
Можно было найти некоторое утешение в религии, но он никогда не был набожным. Некоторые полицейские крепко держались за Бога, но на него работа возымела обратное действие. Теперь, когда он стоял ближе к смерти, было бы проще и удобнее снова начать ходить в церковь, но он понимал, что это будет лицемерием. Он не был внимательным или особенно примерным мужем, но любил жену и был ей верен, и если Бог существует, то вновь соединит их с Виллой, независимо от того, будет Кук посещать воскресные службы или нет.
Кук посмотрел на пустую кофейную кружку.
Доктор рекомендовал ему пить не больше одной чашки в день, если уж он не может обойтись без кофе. От кофеина его сердце начинало учащенно биться. У него хрупкая кровеносная система, предупреждал доктор. «Нет, я не могу сказать вам, сколько времени пройдет до «следующего события». Может быть, неделя, а может быть, и годы. Сказываются десятилетия курения и неправильного питания. Жаль, что мы не можем сделать для вас больше, мистер Кук. Еще одна операция будет слишком рискованной. К сожалению. Продолжайте вести активную, но осторожную жизнь. Принимайте ваши лекарства». И прочая чушь, снова и снова.
Кук посмотрел на кухонную стойку. У него имелся простенький медицинский органайзер, две пилюли в каждом отделении, соответствующих дням недели. Таким образом он не забывал принять лекарство и не мог проглотить двойную дозу. Вот такой стала его жизнь. Даже если он переживет следующий удар, не исключено, что превратится в паралитика. Тогда Министерство будет присылать человека, который будет его купать и надевать перед едой слюнявчик. Пришлют какую-нибудь бедную эмигрантку, чтобы та подтирала зад немощному старику.
Он скорее застрелится. Но эти мысли он оставит для другого дня.
Позвонил Холидей. Потом Кук связался со старым знакомым из 4-го участка, наставником которого был в начале 80-х и который теперь занимал командную должность. Кук сказал лейтенанту, что один из офицеров 4-го участка помог его племяннице и что она хочет написать благодарственное письмо, но помнит только номер его машины. У Кука не было племянницы, и замешательство лейтенанта говорило о том, что он почуял ложь, но все-таки дал Куку нужную информацию. Тогда Кук спросил о графике работы офицера, и после продолжительной паузы лейтенант ответил, что в тот день патрульный дежурил с восьми до четырех.
Придет Холидей, и они займутся делом. Этот молодой человек несет тяжелый груз, но у него есть задор и энергия. Возможно, вдвоем они действительно смогут перевернуть нужный камень.
Кук допил кофе и вышел к своей машине – легкому золотистому «меркурию маркизу». Открыл багажник. Он подозревал, что слежку придется вести допоздна, а, значит, им понадобятся две машины. Кук, конечно, знал, что лежит у него в багажнике, но был немного взволнован и хотел взглянуть на эти вещи.
Бывший полицейский держал в машине все необходимое для ухода и ремонта, включая масло, антифриз, соединительные кабели, тормозную жидкость, жидкость для гидроусилителя руля, рабочие коврики, запаску и пневматический домкрат. Там же в багажнике находился чемоданчик со стандартным набором инструментов и коробкой, в которой лежала стофутовая рулетка, клейкая лента, бинокль 10х50, очки ночного видения, которыми он никогда не пользовался, коробка с перчатками из латекса, складная полицейская дубинка с фрикционным затвором, комплект вороненых наручников «Смит-энд-Вессон», различные батарейки, цифровой фотоаппарат, которым Кук не умел пользоваться, и электрический фонарь «Стримлайт Стингер» в стальном корпусе, который также можно было использовать в качестве оружия. И еще, так, на всякий случай, в багажнике лежала небольшая, но качественная «фомка».
Все было на месте. Холидея еще некоторое время не будет. Кук вернулся в дом, достал пистолет 38-го калибра и комплект для чистки оружия. У него было время.
Майкл Тейт, по прозвищу «Майки» и Эрнест Хендерсон, «Несто», сидели в красивой черной «максиме» с четырьмя выхлопными трубами. Машина была припаркована на стоянке неподалеку от аллеи на Риггс-роуд, недалеко от границы с Мэрилендом. Вокруг, почти вплотную друг к другу, теснились дешевый магазин хозяйственных товаров, ломбард, винный магазин, китайская лавочка, она же столовая с национальной кухней, банкомат, мексиканская закусочная и два салона красоты. Один специализировался на нейл-дизайне, второй, под названием «Хайр Рейзерс», был известен своими «дрэдами» и манипуляциями по наращиванию волос. Шантель Ричардс работала во втором салоне. Хендерсон видел ее через стекло витрины, она стояла позади сидевшей в кресле клиентки, и пока Ричардс старательно делала свою работу, обе женщины оживленно переговаривались. Именно Хендерсон выполнял основную часть наблюдения. Тейт листал последний номер журнала «Вог».
– Черт побери, а она хорошенькая, – проговорил Хендерсон.
– Очень даже, – согласился Тейт, поднимая глаза от журнала. На нем были широкие джинсы, рубашка фирмы «Лакост» с длинными рукавами и туфли той же фирмы, с пристроченными по бокам маленькими крокодильчиками.
– И высокая, – сказал Хендерсон. На нем была мягкая бейсболка с логотипом «Нэшионалс» синего цвета, не потому что он был поклонником бейсбола, а потому что этот цвет подходил к его рубашке. Бейсболка была надета слегка набекрень.
– Это из-за прически она кажется выше, чем на самом деле, – сказал Тейт. – К тому же, возможно, она на каблуках. Нынешние модницы любят носить каблуки. Так они кажутся стройнее.
– Там, где нужно, у нее все в порядке.
– Она одета правильно, с учетом особенностей своей фигуры.
– Черт, где ты всего этого набрался, в женском журнале, что ли?
– Я просто говорю, что вижу. Она добилась эффекта, к которому стремилась.
Тейт обращал внимание на женскую одежду, на обувь и ювелирные украшения, на походку и тому подобные детали. Просто все это ему было интересно. Но он не распространялся на эту тему в присутствии Несто, который считал, что читать вообще, а женские журналы тем более, могут только гомосексуалисты.
– Ты меня беспокоишь, сынок.
– Я лишь восхищаюсь тем, как она за собой следит, вот и все.
– Плохо только, что мы слишком долго восхищаемся ею.
– Мне это тоже не нравится. Даже зад заболел.
– Уверен, что только от этого?
– Что?
– Может, тебя кто-то попользовал?
– Пошел ты, козел.
– Ты все время читаешь такие журналы, и это наводит на некоторые мысли.
– Я хоть читаю.
– Пока тебе заколачивают сзади.
– Заткнись, Несто.
Они работали в паре, но у них было мало общего. Для Майкла Тейта такая работа была перевалочным пунктом. Он был похож на многих официантов Нью-Йорка, которые, работая в ресторанах и кафе, считали себя актерами и мечтали о карьере кино– или телезвезды. Именно такой творческой личностью мнил себя Тейт. Но он не собирался работать за крошечную зарплату в заштатном ресторанчике, да и из организации не собирался уходить без денег в кармане. Поэтому-то он сейчас и сидел в машине с Несто.
Его старший брат Уильям до того, как сел в тюрьму, вел дела с Реймондом Бенджамином, еще когда оба были молоды. А когда Бенджамин отбыл свой срок, он взял в дело Майкла. Но Тейт был достаточно умен, чтобы понимать – те деньги, которые он мог получить здесь, никак не могли сравниться с зарплатой модельера. Если изнеженные придурки смогли это сделать, то, черт возьми, почему то же самое не может сделать Майкл Тейт?
Вопрос заключался в том, как перейти отсюда туда? Он догадывался, что для начала надо было заняться своими делами и, наконец, получить диплом о среднем образовании. Но это была тема, которую он сам с собой собирался обсудить в другое время.
В настоящий момент он находился с Несто Хендерсоном на дерьмовой парковке и следил за молодой женщиной, которая, возможно, никому не причинила вреда. И этот придурок называет его гомиком, а у самого нет подружки, но Майкл читает журналы, и поэтому Несто обзывает его. Вдобавок ко всему в животе у него начало урчать.
– Есть хочется, – сказал Тейт.
– Сходи вон в ту забегаловку и возьми себе стейк с сыром. Да и мне заодно прихвати.
– Как можно быть таким идиотом? Никогда нельзя покупать сэндвичи там, где продают китайскую еду, так же как нельзя есть китайскую еду там, где продают сэндвичи.
– Я не собираюсь травиться мексиканской жрачкой, – проворчал Хендерсон, намекая на расположенную чуть дальше мексиканскую закусочную.
– Послушай, она пока никуда не собирается уходить. У нее есть клиентка, и в любом случае еще слишком рано, чтобы уходить с работы. Давай поедем куда-нибудь, нормально перекусим и сразу вернемся.
Хендерсон посмотрел на Шантель Ричардс, любуясь ее бедрами, ритмично покачивающимися в такт звучащей в салоне музыке.
– Жаль, если нам придется ее убрать. Вокруг не так много красоток.
– Мы должны лишь проследить за ней и узнать, где она залегла с этим Ромео.
– Я говорю, что, возможно, нам придется это сделать. – Хендерсон кивнул на ключ зажигания. – Давай, поехали.
Тейт завел «ниссан» и выехал со стоянки. Он остановился на желтый свет на Риггс-стрит и благоразумно включил сигнал поворота перед перекрестком. У них под сиденьем было спрятано оружие, и он не хотел рисковать.
Несто Хендерсону уже приходилось убивать. По крайней мере, он так утверждал. Майкл Тейт мог о себе позаботиться и, если возникнет необходимость, физически защитить Реймонда Бенджамина, но в расстрельную команду он не записывался. В конце концов, Бенджамин сказал ему, что сам завязал с этим.
«Я не собираюсь убивать эту женщину, – подумал Майкл Тейт. – Только не я».
29
В комнате для допросов было, как всегда, душно. Доминик Лайонс сидел на привинченном к полу стуле. Жесткое сиденье было к тому же довольно узким, и человеку внушительного размера разместиться на нем было непросто. На этой стадии допроса детектив Бо Грин, сидевший за столом напротив, все еще был «добрым следователем», поэтому ноги Лайонса не были пристегнуты к ножкам стула. Допрос начался недавно.
На Лайонсе была настоящая футболка «Краснокожих» с именем Шина Тейлора и номером 21, вышитыми на спине. Настоящие футболки уходили на улице за сто тридцать пять или сто сорок долларов. Новенькие, с иголочки кроссовки «Джорданс» в розничной продаже стоили сто пятьдесят. Украшения Лайонса – настоящий «Ролекс», кольца, серьги с бриллиантами и платиновая цепь – тянули на пятизначную сумму. Когда Грин спросил его, чем он зарабатывает на жизнь, Лайонс ответил, что держит магазин запчастей на той же улице, где живет сам.
– Вижу, ты фанат Тейлора, – сказал Грин.
– Парень просто зверь, – кивнул Лайонс.
Он был высоким парнем с длинными конечностями, имел широкие плечи, угловатое красивое лицо, обрамленное длинными косичками, и темно-карие глубоко посаженные глаза.
– О да. Он играл за Майамский университет, а эти «Харрикейнсы» [42]42
The Hurricanes – «Харрикейнс», или «Ураганы», – футбольная команда университета Майами.
[Закрыть]всегда играют, как звери.
Лайонс снова кивнул. Он спокойно смотрел Бо Грину в глаза.
– Ты ведь играл в промежуточной лиге, верно? – спросил Грин. Он бросил это наугад, оценив рост, вес и атлетическое сложение Лайонса. Грин предполагал, что какой-нибудь тренер наверняка обратил внимание на парня с такими данными, поэтому и предпринял попытку.
– В «Истерн», – ответил Лайонс. – Играл в защите.
– Угловым или чистым?
– Свободным защитником.
– Это когда было, в конце 90-х?
– Я только год играл. В 99-м.
– В том году «Рамблеры» были отличной командой, я хорошо помню. Думаю, точно видел тебя на поле. Ты ведь играл против «Баллу»?
Это была ложь, и Лайонс понял это. Но он клюнул на лесть.
– Я играл за команду колледжа на втором курсе.
– Судя по твоим данным, ты был неплохим игроком.
– Я этих птенцов только так уделывал, – сказал Лайонс.
– А почему ты играл только один сезон?
– Бросил учебу в том же году.
– Что ж так?
– Шел по ускоренному графику, я из молодых да ранних, слышал о таких?
– Футбол – хорошая игра. К тому же полезная. Футбольные навыки могут пригодиться в любом деле.
– Мне бы только найти хорошего наставника.
– Мы с друзьями тренируем футбольную команду в Саут-Исте, – продолжил Грин, снисходительным и в то же время решительным тоном. – Мы выросли в этом районе. У нас три возрастные категории. Если мальчишки не пропускают тренировки и не имеют замечаний в школе, я выпускаю их на поле, и для меня не так важно, есть ли у них способности.
– И что? – спросил Доминик Лайонс.
Бо Грин жестко ухмыльнулся в лицо человеку, сидевшему перед ним на узком стуле.
– Забавный ты парень. Тебе это говорили когда-нибудь?
– Послушайте, все эти разговоры – это, конечно, здорово. Но мы здесь не для того, чтобы пообщаться. Если вам нечего предъявить, то отпускайте меня, потому что мне дела надо делать.
– Тебе уже предъявили обвинение в хранении марихуаны, – сказал Грин.
– Я это переживу, мистер коп, – усмехнулся Лайонс. – Штраф за неправильную парковку и то страшнее. Так что сообщите дату судебного заседания, подпишите пропуск, и я пойду по своим делам.
– Раз уж ты здесь, хотелось бы задать тебе пару вопросов.
– О чем?
– Об убийстве. Жертва – молодой человек по имени Джамаль Уайт. Ты его знаешь?
– Адвоката, – сказал Лайонс.
– Я только спросил, знакомо ли тебе это имя?
Лайонс молча смотрел на Грина.
– Ты прав, Доминик. У тебя есть право пригласить адвоката. Но понимаешь, тот посоветует тебе хранить молчание, и тогда ты лишишь себя шанса на снисходительное отношение со стороны следствия. Я имею в виду, что если ты будешь с нами сотрудничать и предоставишь нам сведения, которые помогут расследовать убийство, то обвинение в хранении марихуаны, скорее всего, будет снято.
– Я видел это телешоу, – сказал Лайонс.
– Какое?
– Наверняка знаете. Оно уже лет десять идет каждую неделю. Там белый чувак заводит подозреваемого в комнату для допросов и уговаривает его отказаться от адвоката. А потом кладет на стол свой желтый блокнот и предлагает парню написать признательное заявление, и тот так и делает. Все это я уже видел. Проблема в том, что я не какой-то козел и не настолько глуп, чтобы купиться на ваши уловки. Может быть, там, в Нью-Йорке, и встречаются такие тупицы, но не в округе Колумбия.
– А ты соображаешь, Доминик.
– Я же сказал.
– Сообразительный, как Дуги Хаузер.
– Если вам так угодно.
– Мы сейчас побеседуем с твоей подружкой Дарсией.
– Ладно.
– Она такая же сообразительная, как и ты?
Бо Грин поднялся со своего места. Он еще раз взглянул на Лайонса, который молча рассматривал поверхность стола. Его руки, спокойно лежавшие во время разговора, теперь ритмично постукивали по шершавой столешнице.
– Пойду схожу за содовой, – сказал Грин. – Тебе что-нибудь принести?
– «Слайс».
– Этого у нас нет. Как насчет «Маунтин Дью»?
Лайонс коротко кивнул. Грин бросил взгляд на часы, потом посмотрел прямо в объектив камеры, установленной в верхнем углу комнаты.
– Одиннадцать часов двадцать минут, – произнес Грин и вышел из комнаты.
Услышав, как щелкнул замок, прошел в смежную аппаратную, где стояли видеомониторы и сидели детективы Реймон и Антонелли. У Антонелли на коленях лежала газета, открытая на спортивном разделе. На одном экране виден был Доминик Лайонс, который, все так же уставившись на стол, ерзал на стуле, пытаясь устроиться поудобнее. На другом экране видна была Ронда Уиллис и Дарсия Джонсон, сидевшие в комнате номер два. Реймон сосредоточенно смотрел на второй экран. Ровный негромкий голос доносился из динамика.
– Что-нибудь есть? – спросил Грин.
– Ронда не спешит, – сказал Реймон.
– Эта хитрая сучка Дарсия еще ни одного слова не сказала, – произнес Антонелли.
– Мне нравится, когда ты так говоришь, Тони, – сказал Грин. – Здорово отдает улицей.
– Однако трофей неплохой, – ухмыльнулся Антонелли.
– Такое выражение нынче не часто услышишь, – сказал Грин. – Было в ходу несколько десятилетий назад.
– Твой Доминик, – сказал Реймон. – Он, похоже, из кожи вон лезет от желания помочь тебе.
– Да, прям-таки мой дружок, – хмыкнул Грин. – Когда все это закончится, мы с ним отправимся, ну, например, на пикник. Будем сидеть у костра и горланить песни.
– Не хочу каркать, – сказал Реймон, – но у меня такое чувство, что этот парень собирается идти в отказ.
– Он видел телешоу, – сказал Грин. – Ладно, пойду принесу ему «Маунтин Дью».
Грин вышел из комнаты, а Реймон продолжил наблюдать за экраном. Ронда Уиллис с зажженной спичкой в руке нагнулась над столом и дала Дарсии Джонсон прикурить.
– Они здесь пишут, что Ли из «Аррингтонцев» не уверен, что сможет принять участие в воскресной игре, – сказал Антонелли, не отрывая взгляда от газеты. – Десять миллионов в год или около того, и ему не надо выходить на работу, потому что у него заболело чертово колено. У меня геморроев на заднице как виноградин на ветке, и мне надо таскаться на службу каждый день. Я, может, чего-то не понимаю?
– Возможно, – ответил Реймон.
В комнате номер два Ронда Уиллис задула спичку.
Дарсия потягивала сигарету, стряхивая пепел в фольгу от пачки. Она была очень похожа на свою мать, с веснушками и светло-карими глазами, только кожа у нее была светлее. Роды не испортили фигуру, тело осталось плотным, с хорошо развитыми формами, которые стали даже более чувственными. При ее работе это было весьма ценным.
– Расскажи мне о Джамале Уайте, – сказала Ронда. Дарсия Джонсон отвела взгляд в сторону.
– Мы вполне можем поговорить о Джамале, – сказала Ронда, намеренно повторяя имя парня. – Я знаю о ваших отношениях. Леон Майо рассказал нам, что вы встречались.
– У нас с ним ничего не было, – сказала Дарсия. – Я с Домиником.
– Но Джамаль был к тебе неравнодушен.
– Возможно. Я его плохо знаю, правда.
– Действительно? Человек, который работает охранником в «Твайлайте», – офицер полиции, он сказал, что ты разговаривала с Джамалем в баре в ту ночь, когда его убили.
– Я со многими мужчинами там разговариваю. За это мне платят.
– И за танцы.
– Конечно.
– Что еще?
Дарсия молчала.
– Я была на квартире, которую вы снимаете с Шейлин Вон, – сказала Ронда, в ее тоне не было агрессии или враждебности. – У меня есть глаза.
– И что?
– Ты ведь отдаешь Доминику все, что зарабатываешь?
Дарсия затянулась.
– Доминик Лайонс твой сутенер?
Дарсия медленно выдохнула облако дыма.
– Я не сужу тебя, девочка, – сказала Ронда. – Я просто пытаюсь узнать, что произошло с этим молодым человеком. Я встречалась с его бабушкой, я видела ее слезы. Его родственники заслуживают того, чтобы узнать правду, как ты считаешь?
– Джамаль был просто парнем, которого я знала.
– И все?
– Мне жаль, что его убили. Но я об этом ничего не знаю.
– Ладно.
– Могу я увидеть своего ребенка?
– Он сейчас с твоей матерью в игровой комнате. И твой отец тоже там, полагаю.
– Айза ведь не болен, правда?
– Он в полном порядке.
– Значит, моя мать солгала мне специально, чтобы меня арестовали?
– Дарсия, она солгала, чтобы помочь тебе. Она сделала это ради тебя и твоего сына.
– Странный способ помочь мне и моему сыну.
Дарсия докурила сигарету, затушила окурок и устало потерла глаза.
– Давай вернемся к Джамалю.
Дарсия небрежно махнула рукой.
– Не торопись, – сказала Ронда.
– Надеюсь, мы закончили со всем, что касается меня?
– Еще нет. Мне и самой хочется отсюда выбраться, но нам необходимо кое-что уточнить. К сожалению, расследование убийства поручено мне…
– Вы не можете меня задерживать по обвинению в хранении марихуаны.
– Потребуется некоторое время, чтобы оформить все бумаги.
– Чушь собачья. И вы это знаете.
Ронда подождала, пока вспышка раздражения утихнет.
– Ты в порядке? Чувствуешь себя нормально?
Дарсия покачала головой.
– Это хорошо, – сказала Ронда. – Послушай, хочешь содовой или чего-нибудь?
– Я бы выпила диетической колы, если есть.
– Наверное, есть пепси, – сказала Ронда. – Устроит?
Дарсия кивнула. Ронда встала, посмотрела на часы, потом в объектив камеры и произнесла: «Одиннадцать часов тридцать пять минут».
Ронда вышла из комнаты, подождала, когда за ней захлопнется дверь, и достала диетическую пепси из стоявшего в коридоре автомата. Она заглянула в аппаратную, где сидели Реймон и Антонелли, наблюдая за Бо Грином и Домиником Лайонсом на экране номер один.
– Где моя тачка? – спросил Лайонс.
– Вероятно, на пути к стоянке для конфискованных машин, – сказал Грин.
– Хорошо, если на ней не будет ни одной царапины, – сказал Лайонс, – иначе я предъявлю вам иск.
– Славный «лексус», – сказал Грин. – Какой, четырехсотый?
– Четыреста тридцатый, – ответил Лайонс.
– Ты на нем был в ту ночь?
– О какой ночи вы говорите?
– О той ночи, когда убили Джамаля Уайта, – сказал Грин.
– Кого?
– Джамаля Уайта.
– Не знаю такого.
– У вас с ним была стычка в «Твайлайте» в ночь его смерти. У нас есть свидетель.
– Адвоката, – произнес Доминик Лайонс.
Грин скрестил руки на широкой груди, откинулся на спинку кресла и уставился прямо перед собой.
– Бо выглядит слегка расстроенным, правда? – сказал Антонелли.
– Он явно разочарован, – ответил Реймон.
– Вы видите молодого человека, который держит рот на замке, – вмешалась Ронда. – А я вижу молодого человека, который врет, чтобы спасти свою задницу.
– Правда?
– Ладно, пойду продолжу.
– Помощник нужен? – спросил Антонелли. – Я знаю, как разговорить молодую женщину. Просто ей нужно немного запудрить мозги и обаять.
– И большое количество алкоголя, – добавил Реймон.
– Я это поняла, – сказала Ронда и вышла из комнаты.
Реймон убавил звук на экране номер один, потому что сейчас там нечего было слушать. Они подождали, пока Ронда вернется в комнату номер два. Она села и подвинула банку с содовой Дарсии. Девушка открыла банку, сделала большой глоток и достала сигарету, Ронда снова протянула Дарсии зажженную спичку.
– У меня четыре сына, – сказала Ронда, – задувая огонь.
Дарсия глубоко затянулась.
– Четыре сына, – сказала Ронда, – и у меня нет мужчины. Я не жалуюсь. Мои сыновья от двух разных отцов, ни один из которых не был, как говорят, семейным человеком. Я показала первому на дверь, а когда второй начал мне изменять, я точно так же выставила и его. Я не получила ни пенни ни от одного из них до сих пор, и я бы не взяла, если бы мне предлагали. Я не говорю, что моим мальчикам не было бы лучше, если бы в доме был нормальный мужчина, но у нас такой возможности. Было очень трудно, не буду лукавить. Борьба за выживание, но мы справляемся. У нас все будет хорошо.
Посмотри на меня, Дарсия. Я знаю, кого ты видишь перед собой. Женщину среднего возраста, с несколько расплывшейся фигурой и одеждой из «Пенни».[43]43
Сеть магазинов, славится высоким качеством товаров по относительно невысоким ценам.
[Закрыть] Мешки под глазами, туфли без каблуков. Я уже пять лет не была в приличном ресторане и забыла, когда ходила на настоящую вечеринку. А ведь еще не так давно я выглядела так же хорошо, как и ты. И я должна была так выглядеть. В 80-х годах меня засылали в качестве агента под прикрытием в клубы, где развлекались крутые парни, которые по-крупному занимались наркотиками. Я говорю о «деловых» с Эр-стрит, мистере Эдмундсе и прочих, и начальство знало, что молодые парни с деньгами обязательно клюнут на меня. А сегодня я иду по улице, и никто не смотрит мне вслед. Красота быстро уйдет, дорогая. И что же тогда останется? Я тебе скажу. Останутся люди, которых ты любишь и которые любят тебя. Я смотрю на своих сыновей, и я не жалею ни об одной минуте, проведенной с ними. Мне почти безразлично, как выглядит мое отражение в зеркале, потому что я знаю – в конечном итоге это не так уж важно. Моей целью была не эта работа, и не зарплата, и не вещи, которые можно купить. Моей целью было поднять семью. Знать, что я навсегда останусь у них в сердце. Ты понимаешь, о чем я говорю?
