Текст книги "Выбранная Добыча (ЛП)"

Автор книги: Джон Сэнфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

  «Я знаю. Я готов.» Она ушла.

  – Он вышел из машины, – сказал Дел. Он отошел от окна и направился к кабинету. «Вот так.»

  «О, дерьмо – посмотри на это», – сказал Гибсон. Он смотрел в монитор. Они слышали, как Барстад ушла в спальню после того, как повесила трубку, и теперь, пять секунд спустя, она вернулась – и на ней не было швов. Она шла к двери и камере.

  – Господи, – сказал Лукас.

  Дел уловил тон и склонился над монитором, чтобы посмотреть. «Должно быть, у нее мурашки по коже размером с арбуз», – сказал он. «Тебе известно . . . она . . . господи. Она не плохая. Все естественно.»

  Подойдя к двери, она взглянула в камеру, и Лукасу показалось, что она улыбалась. «Черт возьми, сумасшедший, черт возьми. . ».

  БАРСТАД ОТКРЫЛ дверь и сказал: «Входите быстро. Это немного круто».

  – Ммм, – сказал он. Он положил руку ей на бедро, и они поцеловались, долго и осторожно. Когда они разошлись, он сказал: «Ты хорошо выглядишь. Холод хорош для твоих сосков. Он протянул руку и осторожно ущипнул одну из них, и легкая боль заставила ее резко и быстро вдохнуть. Она сказала: „Джеймс, мне действительно нужно кое-что здесь“.

  – Я тоже, – сказал он. Шнур был у него в кармане, но пока о нем забыли. Она взяла его за руку и потащила обратно в спальню.

  – Подожди, – сказала она. – В спальне так темно. Она подошла к стене, где над диванной стойкой раскладывался футон. – Помоги мне, – сказала она.

  Вместе они сняли с вешалки футон и бросили его на пол, и она начала рвать на нем одежду. Он говорил: «Подожди, подожди, подожди. . ». когда она потянула его за рубашку, а затем за ремень. Он шатался со спущенными до щиколоток штанами, когда она поймала его ртом, и он начал смеяться, попытался оттолкнуть ее и, наконец, рухнул на футон.

  « БОГ МНЕ ПОМОГ», – сказал Гибсон. «Посмотри на это.»

  – Это может быть проблемой, – сказал Лукас. «Это может быть проблемой. Боже, адвокаты защиты наденут это, и они выставят ее на всеобщее обозрение».

  – Не знаю, – сказал Дел. «Она так откровенна в этом. Может быть, она просто скажет им, что ей нравится. . . О Господи."

  «Может, ей это нравится, но по телевидению?»

  Маршалл вышел из кабинета. «Это за гранью».

  «Этот парень немного повесился», – сказал Гибсон.

  «Ты так думаешь?» – спросил Дел. – Я хотел сказать, что он был немного маленьким.

  Как всегда бывает с сексом, он закончился тем, что Барстад и Катар легли на футон. Камера была недостаточно хороша, чтобы что-то сказать, но полицейским показалось, что они оба вспотели и запыхались; они думали так, потому что все в комнате наблюдения были в поту и задыхались. Лукас чуял их все.

  Б АРСТАД, ПОЧТИ ВЫЛЕЧИВШИЙСЯ, сказал: «Джеймс. Вы были готовы. Что ты делал? Вы были действительно превосходны.

  Катар улыбнулся ей, но в ушах у него зазвенело: там была фальшивая нота, какой-то покровительственный оттенок. Он никогда не слышал этого раньше. Он сказал: «Спасибо. Вы можете получить меня. . . серьезно завелся».

  – Тебе нравится бить меня? она спросила. И снова этот тон.

  – Если тебе это нравится, – сказал он. «Я думаю, что мне больше нравятся ракетки для пинг-понга».

  Она сделала маленький moue. «От этого у меня просто заболел зад, а я этого не видел».

  «Но я должен был это увидеть», – сказал он. «И это более чем причинило тебе боль».

  «Мы прошли это», сказала она. «Двигаемся дальше».

  «Рано или поздно мы продолжим», – сказал он. Он встал. «Я побегу обратно в ванную. Вернусь через секунду.

  ИЗ КАБИНЕТА КАЛВЕРА в ванной было слышно, как течет вода в раковине . На телеэкране Барстад лежала к ним спиной, но раз или два поглядывала через плечо в сторону камеры.

  – Ей это действительно нравится, – сказал Дел.

  – Я тоже, – сказал Гибсон. «Интересно, как выглядит ее календарь свиданий».

  «Ты должен держать свой чертов рот на замке», – рявкнул Маршалл на Гибсона. Лукас сказал: «Эй», а Маршалл сказал: «Черт возьми, Лукас, она вылитая Лора. Если бы я знал это…

  – прервал Гибсон. «Вот он идет.»

  Кватар вернулся к камере, сильно похудевший. Он нес одеяло из спальни, и когда он упал рядом с ней, накинул его себе на плечи и вокруг нее. – Ты когда-нибудь снова разговаривал с той женщиной? Лесбийские штучки?

  "Еще нет. Нет смысла, если ты не хочешь идти вместе.

  «Отлично.» Он был удовлетворен – чисто на лесбийском фронте. Он мог слышать веревку в кармане брюк, зовущую их. «Знаешь, я понимаю, почему кого-то вроде тебя это может заинтересовать. Но я . . ». Он вздохнул и остановился.

  «Трудный день?» она спросила.

  "Ой . . . с уходом мамы. . . Я имею в виду, когда судмедэксперт и все смотрят на нее. Они говорят, что причина смерти не установлена, чего я не знаю – значит, они могут подумать, что это неестественно».

  – Джеймс, – сказала она, – когда мы на днях ушли от судмедэксперта… . . мы ходили по магазинам, и это меня напугало. Я имею в виду, казалось, что ты как-то забыл ее.

  «Какой?» Его лоб сморщился. «Эллен, именно так я и поступаю, когда расстраиваюсь. Вы знаете, я люблю ходить по магазинам, и я был очень расстроен, и я... . ».

  Его слова звучали все быстрее и быстрее, и, наконец, она подняла руку и сказала: «Хорошо, извини». Она обвила руками колени. «Я просто, я не знаю. Я читал об этом парне-могильщике, и он кажется таким... . . жестокий. Я думал , ты кажешься немного жестоким.

  Он снова услышал фальшивую ноту. Он был историком и критиком и мог распознать фальшивую ноту так же быстро, как и любой другой. Он сказал: «Вы сравниваете меня с этим могильщиком?»

  "Нет нет. Я просто хочу, чтобы люди не были жестокими». Затем она улыбнулась ему, и ее рука скользнула к его паху. – Ну, может быть, иногда немного жестоко, – сказала она. – Ты думал о моем звонке?

  Теперь его мысли метались: она допрашивала его. Но делала ли она это сама или с ней кто-то был? Может ли кто-нибудь услышать их? Ради бога, мог ли кто-нибудь их увидеть ? Он не смел смотреть. Он сказал: «Я думал, что сегодня днем из-за моей матери... . . что-то нежное. Что-то, что занимает много времени».

  Она казалась разочарованной, и это было, по его мнению, подтверждением. Что-то происходило, и он не знал, что именно. «Почему бы нам не сделать что-нибудь чрезмерно оральное?» Он просунул пальцы между ее ног. – Я еще здесь не был.

  « ОН ТАКИМ ОБРАЗОМ УХОДИЛ от этого вопроса, – сказал Дел.

  «Не похоже, что она еще какое-то время будет просить», – сказал Гибсон.

  «Черт побери, – сказал Маршалл Гибсону. „Кто-то должен надрать тебе задницу за тебя“.

  – Успокойся, приятель, – сказал Гибсон. «Когда мы закончим с этим, ты хочешь выйти на улицу, я пойду с тобой».

  – Никто не вынесет его на улицу, – сказал Лукас. Гибсону он сказал: «Еще один комментарий о Барстаде, и вы будете направлять движение на строительную площадку». И Маршаллу: «Держи свои проблемы при себе, или я отправлю твою задницу обратно в графство Данн». И обоим: «Все знают, откуда я родом?»

  ПОЗЖЕ, когда они закончили второй раунд, Барстад спросил: «Что вы думаете о могильщике?»

  «Ну, думаю, я думаю то же, что и все, – сказал он. „Он сумасшедший. Он нуждается в уходе“.

  «Я думаю, что они просто должны вывезти его и бросить где-нибудь в яме, прикрыть это и никому не говорить, где он», – заявила она. – Это научит его.

  – Это было бы так, – сказал он. «Ты прав.» Катар встал и собрал свою одежду. – Все мнётся, – суетливо сказал он. – Позволь мне их повесить.

  – Полка в спальне, – лениво сказала она. «Торопиться назад.»

  – Ты слишком молода для меня, дорогая, – сказал он.

  Катар был в панике. Она дважды упомянула об удушающем сексе; она трижды упомянула могильщика – она допрашивала его, подумал он, но потом… . .

  Возможно ли, что все это было симптомом ее сумасшествия, с ее режимом сексуальных экспериментов? Возможно ли, что могильщик возбудил ее? Что все это было невинно?

  Тогда почему фальшивые записи? И они были фальшивыми, звенящими, как свинцовый колокольчик. И теперь некоторые из ее улыбок казались фальшивыми, а ее сексуальные комментарии слишком драматичными.

  Самой большой проблемой, подумал он, было то, что он по глупости принес свою веревку. Если бы рядом была полиция, если бы они наблюдали за ним, они бы его повесили. Он не знал деталей ДНК, но имел общее представление о том, как это работает. И веревка казалась плотной: она, должно быть, пропиталась кровью – кровь была почти каждый раз – и кожей, и черт знает чем еще.

  В спальне он быстро огляделся, но, похоже, спрятать было негде. Он осторожно повесил свою одежду на вешалку, затем вытащил веревку из кармана брюк, туго смотал ее и вышел из спальни в ванную. У нее была большая вешалка с полотенцами, мочалками и другими принадлежностями для ванной на кухонной стойке из нержавеющей стали, придвинутой к стене. Он включил воду и просунул веревку под стопку полотенец. Он умылся, вытерся и вернулся в переднюю комнату.

  Камера? Кто знал? Если бы он знал, это могло бы даже возбудить его. . . .

  Она ждала и спрашивала: «Что дальше? Ты не хочешь попробовать галстук?

  – Как-нибудь в другой раз, – сказал он. «Это действительно заставляет меня нервничать, когда я думаю об этом».

  Снова тень разочарования – но чем именно она была разочарована? Потому что заговор провалился, или потому что она хотела петлю на шее?

  «Джеймс, ты можешь быть такой таблеткой», – сказала она.

  Чуть позже трех часов Катар уехал.

  «Я думал, мы пойдем за вином», – пожаловался Барстад. «Я получил немного денег, у меня есть книга об этом…»

  «Элен, ты полностью уничтожила меня. Сегодня я не мог пойти в магазин за вином, не рискуя получить удар. В следующий раз, прежде чем заняться сексом , мы пойдем в магазин за вином . Честно говоря, вы немного . . . сверху».

  – Таблетка, – сказала она. – Ты действительно можешь быть.

  – НИЧЕГО ЗДЕСЬ, – сказал ДЕЛЬ, глядя , как он уходит.

  Маршалл сказал: «Но я думаю, что этой маленькой девочке нужно лечение».

  Лукас сказал Гибсону: «Мне нужны кассеты – я возьму их с собой. Я не хочу никаких копий, я не хочу никакого редактирования. Я скажу вам, ребята, мы все играем со своими работами по этому поводу. Если выяснится, что Катар невиновен и считает, что мы подставили его, чтобы сделать эту запись... . . наших гусей можно приготовить.

  «Эй, я просто сделал то, что ты мне сказал», – сказал Гибсон.

  "Я знаю. Но тебя бы все равно сожрали. Вот почему я беру кассеты. Они идут в сейф, и если они нам в данном случае не понадобятся, я сожгу этих сукины дети. Он покачал головой. «Маленькая мисс Маффин, возможно, нас облажала».

  Они стояли у посеребренного окна и смотрели, как Катар идет через парковку и садится в машину. Он казался немного избитым, и Лукас почти сочувствовал ему: Барстад был определенно, явно слишком. Лукас собрал кассеты и сказал Делу и Маршаллу: «Мы вернулись к Рэнди».

   25

  ЛУКАС ПРИВОЗИЛ полицейских из разведки, чтобы следить за Катаром. Поскольку Катар не знал, что за ним наблюдают, на каждый момент времени назначался только один человек: один человек, который следил за машиной, заставлял его работать, следить за классом и за его передвижениями в течение дня. – Если он станет неуравновешенным, мы позовем тебя на помощь, – сказал Лукас первому подошедшему парню. «По сути, на данный момент это присмотр за детьми».

  Няня возила Катара на ночь, а потом на работу; новый парень подобрал его на работе, отвел из офиса в класс, на обед, за покупками, в похоронное бюро, обратно в офис.

  Лукас оставался на связи весь день, но сосредоточился на проблеме с Рэнди. В конце концов он решил, что лучше всего справиться с этим с Марси. «Он относится к женщинам. Он может иметь отношение к тому, что вас подстрелили.

  – Хочешь, я покажу ему дырку от пули?

  У нее не было пулевого отверстия; у нее был шрам, похожий на звезду, которая образуется, когда камешек падает в грязь, с веревкой, выходящей из него, которая была входным разрезом хирурга. Она была жесткой, и Лукас признал это: «Если ты думаешь, что это поможет. Вы должны прочитать его.

  Лукас оказал некоторое давление на адвоката Рэнди, позвонив общественному защитнику и объяснив суть сделки. Полицейский отправился к Лансингу и сказал ему взять это и поговорить об этом с Рэнди. Бюрократические возни заняли все утро и часть дня, и, наконец, к Лукасу вернулся помощник окружного прокурора.

  «Мы разговаривали с окружным прокурором Рэмси и полицейским управлением Рэмси, и вот сделка: если Уиткомб сможет точно идентифицировать фотографию и предоставить нам подробности, связанные с его контактами с подозреваемым… . ».

  «Катар.»

  «Да, Катар. Если он сможет это сделать, Рэмси сведет нападение с применением оружия к простому нападению, а обвинение в хранении наркотиков снизит до обвинения в мелком правонарушении – и он получит срок от шести месяцев до двух лет, который он проведет в больнице, потому Документы думают, что реабилитация пройдет. Другими словами, он легко падает, а мы платим за медицину».

  – Нам все равно придется заплатить, так или иначе, – сказал Лукас. – Итак, сделка заключена?

  – Все согласились, кроме Рэнди. Идея в том, что ты появляешься с фотографиями и смотришь, сможешь ли ты заставить его двигаться».

  – Я посылаю Марси Шерил поговорить с ним. У него личные проблемы со мной».

  «Что бы вы ни думали. Он нужен нам, если у нас будет шанс с Катаром».

  ЛУКАС И МАРСИ вместе ездили в регионы и обсуждали подходы. – Он сутенер, – сказал Лукас. «Ты должна показать немного уличных шаров, как проститутка, но в основном отступай, когда он к тебе подходит. Придется играть с ним».

  «Это дерьмо, которое мне не нравится», – сказала она. «Вот почему я никогда не был хорошей приманкой. Я всегда хотел попасть прямо в горло».

  – На этот раз цельтесь немного ниже, – сказал Лукас. «Если ты сможешь взять его член в свои руки, мы сможем убрать Катара сегодня днем».

  Лэнсинг ждал у больничной палаты Рэнди. Лансинг посмотрел на Марси и спросил Лукаса: «Кто это?»

  «Почему бы тебе не спросить меня? Я стою прямо здесь, – сказала Марси.

  Лансинг отступил назад. «Отлично. Кто ты?»

  – Я сержант полиции Миннеаполиса, и сегодня днем я чертовски капризный, так что, если вы не хотите, чтобы я оторвал вам нос, предлагаю вам быть вежливыми. Я тот, кто разговаривает с Уиткомбом.

  Лансинг посмотрел на Лукаса, который пожал плечами. – Я всегда вежлив с ней.

  Лэнсинг резко кивнул, словно сыт по горло полицейским шоу Миннеаполиса. "Отлично. Я скажу мистеру Уиткомбу, почему мы здесь, а потом вы сможете сделать предложение. У нас все в порядке, если он пойдет на это, но он очень зол.

  – Я могу понять, – сказала Марси.

  Лукас ждал в холле, придержав дверь ровно настолько, чтобы слышать. Лансинг начал представлять ее, и Рэнди сказал: «Уведите ее отсюда. Убери ее к черту отсюда».

  Казалось, он пытался кричать, но его голос был чем-то средним между шепотом и хрипом, как будто он кричал шепотом весь день.

  Марси сказала: – Я знаю, что ты чувствуешь, Рэнди. Я сам был застрелен в прошлом году. Я все еще нахожусь в реабилитационном центре».

  – Скажи кому-нибудь, кому не все равно, ты, гребаный пиздец, – прохрипел Рэнди. – Я бы хотел, чтобы они ударили тебя по гребаной голове.

  Лансинг сказал: «Рэнди, ты должен это выслушать. Это лучшая сделка, на которую вы могли надеяться, это…

  «Иди на хуй. Ты уволен. Я хочу другого адвоката. У меня нет чертовых ног. . . . Ты слышишь это? Лукас услышал стук и заглянул в дверь. Рэнди лежал на спине, но свободной рукой махал ногами. „Здесь ничего, здесь ничего. . “.

  Лэнсинг попытался схватить его за руку, сказал: «Да ладно, хватит, Рэнди, надо остановиться, ты делаешь себе больно».

  Мимо Лукаса ворвалась медсестра и закричала: «Что здесь происходит? В чем дело?"

  Рэнди замолчал, посмотрел на медсестру и слабым голосом сказал: Вытащите их нахер».

  «НИКОГДА НЕ БЫЛО ШАНСА », – сказала Марси, когда они выходили из больницы. «Никогда не позволяй мне идти».

  «Он был немного взволнован, – сказал Лукас.

  «Ах, чувак. Мне стало жаль этого парня, – сказала Марси. "Заставляет задуматься . . . Мне повезло в прошлом году. Пара дюймов левее, и я такой же».

  «Неа.» Лукас покачал головой.

  – Конечно, был бы.

  "Неа. Пару дюймов левее с этой винтовкой, и ты был бы мертвее скумбрии, – сказал он.

  Она остановилась. – Я не поеду с тобой, если ты собираешься дуться из-за этого.

  – Кто дуется? Он снова посмотрел на больницу. «Жалкое маленькое дерьмо».

  После того, как КАТАР покинул квартиру Барстада, он поехал домой и спрятался в своей постели, охваченный предчувствием. Но ничего не произошло. Была ли это просто паранойя?

  Он заново пережил каждый момент дневного сексуального припадка с Барстадом – он думал, что это был скорее припадок, чем игра, – и, закрыв глаза, в тишине своей спальни.

  Фальшивые записи были там. Все, что она делала, было драматизировано. На других их встречах она была сексуальным техником: сделай это, сделай это, сделай другое. На этот раз она была кинозвездой: плохой актрисой.

  Он беспокоился о своей веревке. Если бы она заглянула в шкаф, то нашла бы его. Она была уверена, что рано или поздно столкнется с этим. Он должен вернуть его и спрятать в таком месте, где его никогда не найдут. Если бы полиция была на нем. . .

  Если бы полиция была на нем. Вот в чем вопрос.

  Он поднялся, взял себя в руки, выпил воды, принял пару таблеток аспирина и пошел к своей машине. У него был световой час, подумал он. Если бы там была полиция. . . Он подумал об этом несколько минут, а затем направился в Художественный музей Миннеаполиса. Музей был подходящим местом для искусствоведа; Более того, большинство людей парковались вдоль узких улочек вокруг музея, и найти место было не так-то просто.

  Пока ехал, смотрел в зеркало заднего вида. Он полагал, что ни одна полицейская машина не окажется прямо у него на хвосте, поэтому попытался оглядеться на три-четыре машины назад. К тому времени, когда он добрался до музея, он смотрел на серую американскую машину. Машине было несколько лет, и она была совершенно невзрачной. Он подошел к музею и замедлил ход, ища свободное место; остановился, когда нашел одну, маленькую, попытался в нее маневрировать. Умышленно ошибся и выехал обратно на улицу.

  Серая машина, насколько он мог судить, исчезла из виду. Он попытался еще раз, ошибся, затем сдался и проехал мимо музея, за угол, за другой угол, по задней части музея, теперь двигаясь быстро. Когда он дошел до следующего поворота, в его заднем обзоре появилась серая машина, и его сердце подпрыгнуло.

  Он был прав: они были на него.

  Он свернул за угол, нашел еще одно место для парковки на полпути вниз, между музеем и парком. Он начал маневрировать и, положив руку на заднее сиденье машины, увидел, как серая машина остановилась на углу, прежде чем объехать ее. Он был уверен, что мужчина внутри смотрит на него. Он поставил машину на стоянку, запер ее и, не оборачиваясь, прошел за угол и через квартал к входу в музей.

  Он посещал импрессионистов и постимпрессионистов. Заставил себя выждать некоторое время. Долго и упорно смотрел на Ван Гога, но ничего в нем не увидел. Медленно прогуливался по галерее, и картины вполне могли быть карикатурами на Снупи. Несколько человек прошли мимо, но никто из них не встретил его взгляда и не проявил к нему интереса. Через полчаса он не выдержал и направился к выходу. У него еще был свет.

  Он вывел машину с парковки и направился домой; никогда не видел серую машину, никогда не мог найти машину, которая, казалось, выслеживала его. Был ли он не прав? Он остановился в продуктовом магазине, купил немного нарезанной индейки и хлеба, еще молока и хлопьев и закончил путь домой. Ничего. Где они?

  К раннему вечеру он был утомлен и скучен одновременно. Он снова убедил себя, что за ним следят, и боялся ночью выходить из дома. Он снова съел овсяные хлопья, прожевав три тарелки, и, пошатываясь, отошел от стола с сахарным опьянением. Он пробовал телевидение, пробовал музыку, пробовал читать. Ничего не получалось, но часы шли.

  В полночь он лег спать. Не мог уснуть, встал и принял таблетку. Все еще не мог уснуть, встал и взял еще одну. И спал, но плохо.

  Но наутро, по пути на работу, он снова нашел их.

  «Вот ты, придурок, вот ты где», – сказал он, когда серая машина вырулила из-за угла в двух кварталах назад. Они не держались вплотную, но, казалось, были довольны тем, что следовали за ним на расстоянии. Возможно ли, что они установили на машину устройство слежения? Это возможно, предположил он. Он пошел на работу, провел урок, пошел обедать; пошел в похоронное бюро Мартена, чтобы поговорить о гробах для его матери. Похоронное бюро договорится о том, чтобы забрать ее тело у судмедэксперта.

  Все это он делал на дистанционном управлении. Большая часть его мыслей была занята мыслями о веревке.

  Она нашла бы это; Это было только вопросом времени. И она бы знала, кто его туда положил. И если бы она не сделала какой-нибудь глупости, например, не поиграла с ним, если бы она просто позвонила в полицию и рассказала им об этом, они бы нашли его отпечатки на превосходной резиновой ручке.

  Он должен был получить его обратно.

  ЛУКАС И ПОГОДА пошли в новый французский ресторан Grasses. У двери Лукас обнаружил, что владельца зовут Грасс и что они подавали пиво, и ему стало легче. «Я боялся, что у нас будет выбор между ржаным и кентукки блю», – сказал он. «Чертов французский».

  "Веди себя хорошо. Я знаю, что ты любишь новые рестораны.

  Это правда, решил он, и ему даже нравилась французская еда, если только она не была разновидностью двух скрещенных морковок и жареных улиток. Они взяли меню и просмотрели их, и Уэзер сказал: «Ничего хорошего».

  Он посмотрел на нее поверх меню. «Ты беременна.»

  "Нет . . . Это не так. Я просто не особо голодна, – сказала она.

  – Это впервые во французском ресторане. И это выглядит довольно хорошо для меня».

  – Может, салат, – сказала она. «Бокал вина.»

  Они говорили о Рэнди за едой. – Мы должны заполучить его, – сказал Лукас. «Я пойду завтра утром и попробую еще раз».

  «А как насчет Мисс Порно Королева? Ты собираешься вернуться?

  «Может быть, если у Рэнди ничего не получится, мы должны найти что-то, что заставит его двигаться. Но эта штука с Барстадом. . . Она была чертовски более причудливой, чем он. Он был с нами в поездке.

  «Мне нужно увидеть эту запись», – сказала она.

  – Никогда не бывает, – сказал Лукас. «Если мы когда-нибудь обратимся с этим в суд, у меня будет линия опеки, которую никто не сможет поколебать. Молва разойдется, и я сказал парню у камеры хранения улик, что если я когда-нибудь увижу или услышу, что кусок этой записи вырывается наружу или кто-то его проигрывает, он отправится в тюрьму. Я заставил его поверить мне».

  «Как это.»

  "Да. Нас могут убить, если эту запись кому-нибудь покажут. Это было бы похоже на то, как копы Лос-Анджелеса избивают тех парней на пленке. Разве вы не видите какую-то говорящую голову во время зачистки, кричащую о том, как мы использовали эту молодую женщину , чтобы выбить у парня признание? Мы не знали, что она собиралась делать, но как только она увлеклась этим, уже не было возможности отступить. Но никто бы нам не поверил, если бы мы так сказали».

  – Ты сказал Роз-Мари.

  «Конечно.»

  – Что ты сказал девушке? – спросила Погода.

  «Я немного накричал на нее, но мы должны оставаться на ее стороне – она может нам снова понадобиться».

  – Чтобы сделать то же самое?

  "Нет. Ни за что. Если бы она сделала это снова, я бы выбил дверь и забрал Катар прямо там. Мы больше не будем этого делать».

  Пока они разговаривали , Катар выходил из дома.

  Решение далось нелегко. Насколько он мог судить, в течение дня с ним была только одна машина. Он не мог себе представить, что вокруг него была большая сеть – возможно, просто кто-то, кто следил за ним. Если бы это было так, и если бы он был очень, очень осторожен, он мог бы уйти от них. И ему придется идти пешком: в машине может быть локатор, а он понятия не имеет, как он может выглядеть и где его поставить.

  Он тщательно оделся для поездки – в серое с черным, в кепке от часов. Он оставил телевизор включенным и перенастроил свой автоответчик так, чтобы он отвечал с первого звонка. Если бы кто-нибудь позвонил, могло сложиться впечатление, что он дома, у телефона. Он поставил лампу в кабинете на таймере отпуска. Свет включался в восемь и выключался в девять тридцать. Он должен вернуться до полуночи.

  Он взял карту города, сунул ее в карман, проверил свои запасы мелких купюр, сказал себе: «Это сумасшествие» и вышел через гараж. Он мог бы пройти через дверь гаража на задний двор, но для этого ему пришлось бы стоять на открытом месте, у белой обшивки дома. Но изгородь бежала вниз сбоку. . . .

  Внутри гаража было темно как смоль. Он закрыл за собой дверь и нащупал окно. Он нашел его, отпер, медленно поднял окно и шагнул через подоконник во двор. Если бы у полиции была сеть, или как они там ее называли, наблюдающая с верхних этажей дома соседа сзади, то они могли бы его увидеть: Но им пришлось бы внимательно следить, потому что ночь была черной и плотной, как бархат. .

  Он опустил окно, встал и прислушался; он не слышал ничего, кроме машин. После двух минут прослушивания он прошел вдоль живой изгороди до самого переулка сзади. Еще ничего не слышал. Он прошел по переулку, длинным путем, через улицу в конце квартала и в следующий переулок.

  «Может быть, они следят за ним, – подумал он, – но он действительно не знал, как это сделать». Он едва мог видеть себя в ночи. Он повернул на север, в сторону торгового района. Ему нужен был телефон и такси.

  Телефон и такси подошли достаточно легко, и Катар поразился собственной смелости, пока они ехали через город на север к торговому центру над Кливленд-авеню. – Вот, – сказал он, указывая. «Магазин для гольфа».

  – Хочешь, я подожду?

  "Нет. Друг заберет меня обратно», – сказал он.

  Он быстро пробежался по магазину гольфа, чтобы такси скрылось из виду, а затем сам вышел наружу. Он был в миле или двух от Барстада; он не знал точного расстояния, но это не имело значения. Он начал ходить.

  Что он будет делать, когда доберется туда?

  Точно он не знал. Любить ее? Получить веревку после этого? Сказать ей, что он потерял кольцо? Он чувствовал кольцо на мизинце на мизинце. Он мог бы снять ее, сказать ей, что потерял, осмотреться, а потом пойти в ванную и достать веревку. Даже заставить ее отвезти его домой. . .

  Он улыбнулся этой идее: для этого потребуется немного смелости. Пусть она высадит его на пороге. У полицейского снаружи будет сердечный приступ.

  Он шел, думая, что делать?

  Она предала его, это точно. Он переплел пальцы, согнул руки. Ладно, он немного рассердился. Она предала его, и у нее была эта шея. . . . У нее была такая шея, и она отвела его в полицию. . . . Немного зол. Она притворялась, что любит его, использовала его, а потом обратилась в полицию. . . .

  Что делать?

   26

  М АРСИ И МАРШАЛЛ ждали , когда Лукас пришел на следующее утро. – Тебе лучше перейти в регионы, – сказала Марси. – Звонил общественный защитник и сказал, что Рэнди успокоился, но он хочет видеть тебя, а не меня.

  – Он сказал, почему?

  «Рэнди сказал, что хочет разобраться с боссом, – сказала она.

  Лукас пожал плечами. «Так что давайте вместе соберём расклад и займёмся им».

  – Готово, – сказала Марси, поднимая конверт. – Там фотографии драгоценностей, которые вы вынесли из дома, и фотографии мертвой девушки, Сюзанны. Я договорился с судебным репортером – мы поделимся одним с офисом полиции. Там будет парень из отдела убийств Святого Павла.

  – И я иду, – сказал Маршалл.

  По пути в регионы Лукас позвонил Марку Уайту, полицейскому из разведки, присматривающему за Катаром. «Где он?»

  "В своем кабинете. Крейг Боуден проследил за ним в здание, и оттуда я уловил его. На самом деле я его еще не видел, но через полчаса он должен прийти на занятие.

  "Находиться рядом. Мы можем получить удостоверение личности, и если мы это сделаем, мы возьмем его.

  Когда он повесил трубку, Маршалл спросил: «Мы получим удостоверение личности? Или этот Рэнди слишком сумасшедший?

  «Рэнди сумасшедший, но не глупый. Если его голова работает, он сделает это, если сделка будет достаточно хорошей. Вот чем он занимается: заключает сделки».

  «Я всегда надеялся, что доживу до дня, но не думал, что доживу», – сказал Маршалл. Его голос скрипел, как ржавые ворота.

  РОБЛАНЗИНГ ждал в холле со своим портфелем, коренастой чернокожей женщиной с аппаратом для составления протоколов судебных заседаний и полицейским из отдела убийств Сент-Пола по имени Барнс. Лансинг вообще ничего не сказал, но указал на комнату Рэнди и толкнул дверь, сопровождаемый судебным репортером. Лукас плелся позади, а Маршалл и Барнс отставали на шаг.

  Голова Рэнди была поднята, и у него был некоторый румянец, но каждая минута тяжелых двадцати с лишним лет отпечаталась на его лбу и щеках. – На этот раз вы, ребята, действительно трахнули меня. Никакой вчерашней истерии.

  «Я чувствую себя очень плохо из-за этого», – сказал Лукас. – Ты знаешь, что ты мне не нравишься – и я знаю, что ты не любишь меня, – но я бы не пожелал тебе этого.

  – Да, да, – сказал Рэнди. Он посмотрел на судебного репортера и сказал: «Кто это?»

  «Это Люсиль. Она запишет то, что мы скажем, так что нет никаких сомнений в том, в чем заключается сделка», – сказал Лансинг. Репортер развернула свою машину и ждала.

  Рэнди посмотрел на Лукаса и Маршалла. «Является ли эта сделка прямой? Вы, ребята, позаботитесь о медицинском обслуживании и снимете все остальные обвинения?

  – В том-то и дело, – сказал Лукас, кивая.

  «Позвольте мне увидеть картину».

  «У меня есть шесть фотографий. Мы хотим посмотреть, сможете ли вы выбрать одного из них как парня, который продал вам драгоценности». Лукас вынул из кармана плотный конверт, встряхнул в руку две группы фотографий и оторвал скрепку от одной группы.

  – У тебя есть имя на этого парня? – спросил Маршалл.

  «В основном я называл его „чувак“, но я думаю, что его настоящее имя – Джеймс».

  – Джеймс, – сказал Лукас. Он посмотрел на судебного репортера, который все это записывал.

  – Еще один кирпич, – сказал Маршалл.

  Рэнди взял у Лукаса первую группу фотографий, быстро просмотрел их, склонил голову на одну из них и сказал: «Это чувак. Джеймс."

  Лукас взял его, показал Маршаллу, а затем передал Лансингу. Судебному репортеру он сказал: «Обратите внимание, что мистер Уиткомб указал на фотографию Джеймса Катара и что офицеры Давенпорт, Маршалл и Барнс, а также адвокат Лансинг являются свидетелями». Она кивнула и напечатала.