Текст книги "Ночная Добыча (ЛП)"

Автор книги: Джон Сэнфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

  Коннелл присоединился: «На самом деле у нас нет никаких зацепок, мисс Дженсен. Мы почти вынуждены ждать, пока он убьет кого-нибудь еще, и надеяться, что тогда мы что-нибудь найдем. Это первый перерыв, который у нас был».

  Дженсен встал и отвернулся, вздрогнув, посмотрел на Лукаса и сказал: . . добраться до меня?"

  Лукас сказал: «Я не буду лгать тебе: всегда есть шанс. Но он маленький. И если мы его не поймаем, он может переждать нашу способность сопровождать вас и затем пойти за вами. Несколько лет назад у нас был случай, когда парень лет двадцати пяти преследовал женщину, которая была его учительницей в девятом классе. Он размышлял о ней все это время.

  "О Господи . . ». Потом вдруг: «Хорошо. Давай сделаем это. Возьмем его».

  Полицейский в форме, который был в приемной, постучал в дверь, просунул голову внутрь и сказал Дженсену: Рамихат ищет тебя.

  Дженсен взяла Лукаса за руку, ее пальцы впились в нее, пока они шли по коридору в зал ожидания. Они нашли хирурга, жадно посасывающего сигарету и поедающего «Твинки». – Ужасно много повреждений, – сказал он с легким индийским акцентом. «Нет никаких гарантий, но мы добились его более или менее стабильного состояния и остановили кровотечение. Если мы не получим что-то неожиданное, у него хорошие шансы. Будет проблема с инфекцией, но он в хорошей физической форме, и мы должны с этим справиться».

  Дженсен рухнул на стул, закрыл лицо руками и начал рыдать. Рамихат похлопал ее по плечу одной рукой, второй «Твинки» съел сигаретой и подмигнул Лукасу. Коннелл отвел Лукаса в сторону и тихо сказал: «Если мы сможем удержать ее в узде, мы поймаем его».

  Остаток утра они потратили на его настройку: Слоан пришла вместе с Лукасом, Коннеллом и Гривом, чтобы проверить людей, имеющих доступ к ключам Дженсена. Пять женщин из разведки, отдела по борьбе с наркотиками и отдела убийств будут меняться в качестве ближайшего сопровождения.

  После некоторого обсуждения Дженсен решил, что она может оставаться в квартире, пока с ней всегда будет сопровождающий. Таким образом, ей не пришлось бы ничего выносить, и появилась бы вероятность того, что если убийца находится в здании, она будет замечена за этим.

  Харт вышел из операционной в три часа дня, держась за руки.

  23

  КООП все еще был в ярости, когда бежал с озер. Он не мог думать о парне в постели с Дженсеном без гипервентиляции, без того, чтобы не задушить руль грузовика, не схватиться за него и не закричать в лобовое стекло. . . .

  В более спокойные моменты он все еще мог закрыть глаза и увидеть ее такой, какой она была в ту первую ночь, лежащей на простынях, ее тело протискивалось сквозь ночную рубашку. . . .

  Потом он снова увидит ее на Харте и начнет кричать, хватая руль. Сумасшедший. Но не совсем ушел. Он был достаточно в здравом уме, чтобы понимать, что копы могут прийти за ним. Кто-нибудь мог видеть, как он садился в грузовик, мог знать номер его лицензии.

  Куп провел свое исследование еще в Стиллуотере: он знал, как ловят и осуждают мужчин. Большинство из них разговаривали с копами, когда не следовало. Многие из них хранили вокруг себя объедки и обрывки прошлых преступлений – телевизоры, стереосистемы, часы, оружие, вещи с серийными номерами.

  У некоторых из них осталась одежда с пятнами крови. Некоторые из них оставили после себя кровь или сперму.

  Куп думал об этом. Если его возьмут, он поклялся себе, что вообще ничего не скажет. Ничего. И он избавился бы от всего, что носил или использовал в каком-либо преступлении: он не дал бы ментам ни крошки, чтобы цепляться за нее. Он попытается построить алиби – все, что сможет использовать адвокат защиты.

  Он все еще находился в психологическом бегстве от нападения на Харта, когда сбросил пальто и шляпу. Шерсть была перепачкана кровью Харта, большое коричнево-черное пятно. Он завернул его вместе со шляпой в мешок для мусора и выбросил вместе с кучей мешков для мусора на жилой улице в Эдине. Мусоровоз был в трех кварталах от нас. Мешок будет на свалке до полудня. Он выбросил простые стекла из окна машины в высокую траву придорожной канавы.

  Включил радио, нашел новостную станцию. Бред, бред и еще раз бред. Ничего о нем.

  В своей футболке он зашел в круглосуточный магазин, купил шесть банок родниковой воды, кусок мыла, ведро для белья и пачку бритв Bic. Он продолжил путь на юг, в парк Бремар, забрался в кузов грузовика и побрился в ведре. После этого его лицо было саднящим; когда он посмотрел в зеркало грузовика, он едва узнал себя. У него появилось несколько морщин с тех пор, как он в последний раз был без макияжа, а его верхняя губа, казалось, превратилась в тонкую строгую линию.

  Он не мог заставить себя выбросить нож или ключи от квартиры. Он вымыл нож как мог, использовав остатки родниковой воды, обрызгал нож и ключи WD-40, завернул их в другой мешок для мусора, завязал горлышко мешка узлом, поднялся на холм возле парка. вход и закопал сумку возле видного дуба. Он чувствовал себя почти одиноким, когда ушел от него. Он восстановит его через неделю или около того. . . если он еще свободен.

  Очищенный от непосредственных улик преступления, Куп направился на восток от Сент-Пола.

  Когда он проходил проспект Белого Медведя:

   Полиция находится на месте жестокой попытки убийства в южном Миннеаполисе, которая произошла около часа пятнадцати минут назад. Это место находится менее чем в квартале от здания, где на прошлой неделе была убита женщина и жестоко избит мужчина; мужчина все еще находится в коме после того нападения и может не оправиться. Свидетели говорят, что во время этого последнего нападения высокий бородатый мужчина в очках в стальной оправе и коричневой шляпе с кнопками напал на адвоката Эвана Харта, когда он сегодня утром выходил из квартиры друга. В настоящее время Харт находится в больнице Хеннепин Дженерал, где его состояние оценивается как критическое. Злоумышленник скрылся и, возможно, ехал на мятно-зеленом седане Taurus последней модели. Свидетели говорят, что нападавший несколько раз ударил Харта ножом. . . .

  Зеленый Таурус седан? Что это было? Высокий? Ему было пять восемь.

   Был либо белым, либо светлокожим негром. . .

  Какой? Они думали, что он черный. Куп в изумлении уставился на радио. Может быть, ему вообще не нужно было бегать.

  Тем не менее: он ехал полтора часа, потеряв радиостанции городов-побратимов за шестьдесят миль. Он остановился у большого магазина спортивных товаров на шоссе I-94, купил рубашку, спальный мешок, дешевый спиннинг с катушкой, коробку для снастей и несколько приманок. Он лишил их сумок и квитанций, бросил бумагу в мусорное ведро и повернул на север, прокладывая в уме дороги. В Корнелле он купил хлеба, мясного ланча и шесть пачек «Миллера» и бережно сохранил квитанцию с указанием дня и часа, рассыпавшуюся в пакете с продуктами, засунутом под сиденье. Прежде чем покинуть парковку магазина, он внимательно осмотрел стоянку в поисках выброшенных чеков, но не нашел ни одной.

  К северу от Корнелла он свернул в государственный парк острова Брюнет и припарковался в свободном кемпинге вдали от спусковой рампы. Два лодочных прицепа были припаркованы у рампы, зацеплены за пикапы. Когда пандус был в его распоряжении, он на мгновение покопался в мусорном баке. Внутри были смяты два продуктовых пакета; он открыл первую и обнаружил, что она пуста, но во второй он нашел еще один продуктовый чек. Времени на нем не было, а дата и название магазина были, причем дата была со вчерашнего дня.

  Он отнес его обратно в грузовик и бросил в кузов.

  Он мог видеть только одну лодку на воде, так далеко, что едва мог различить пассажиров. Куп не был большим рыбаком, но он взял удочку и катушку, привязал блесну и пошел обратно к скату. Никого вокруг. Нырнув в кусты, он подошел к одному из трейлеров, отвинтил колпак покрышки и ногтями толкнул стержень вентиля. Когда шина спустилась, он осторожно попятился и бросил колпачок в траву.

  После этого он ждал; бродил вдоль береговой линии, бросая. Думая о предательстве Дженсена. Как женщина могла это сделать? Это было неправильно. . . .

  Глубоко задумавшись, он разозлился, когда через пять минут получил удар. Он сорвал с крючка маленькую северную рыбу и бросил рыбу обратно в водоросли. Черт возьми.

  Через час после того, как он выпустил воздух из шины трейлера, алюминиевая рыбацкая лодка рванула к трапу. Двое мужчин в фермерских комбинезонах вылезли из лодки и пошли обратно к трейлеру с квартирой. Старший из двоих поставил трейлер в воду, в то время как другой стоял на стороне, противоположной квартире, и помог лодке подняться на рампу. После того, как лодку погрузили и вытащили, человек на рампе что-то прокричал, и после некоторого разговора человек в машине вышел, чтобы посмотреть на шину прицепа. Куп подплыл к ним, бросая заклинания.

  «Есть проблема?» он звонил.

  «Спущенная шина.»

  «Хм.» Куп намотал свой последний заброс и подошел к ним. Водитель говорил со своим другом о том, чтобы снять лодку, потянуть за руль и отвезти ее в город, чтобы починить.

  «У меня в грузовике закачался насос, – сказал Куп. – Может быть, этого хватит, чтобы доставить тебя в город.

  «Хорошо.» Фермеры переглянулись, и водитель сказал: «Где твой грузовик?»

  «Вон там, вы можете видеть это. . . ».

  – Мы могли бы попробовать, – сказал водитель.

  Куп достал насос. – Чертовски хорошая лодка, – сказал он, пока они накачивали шину. «Всегда хотел Лунд. Давно?

  – Два года, – сказал водитель. «Копил на этого лоха десять лет; настроил идеально». Когда шина поднялась, они какое-то время смотрели на нее, затем водитель сказал: «Кажется, держится».

  «Может быть очень медленная утечка», – сказал Куп. – Проверил сегодня утром, перед тем, как уйти?

  – Не могу сказать так, как сказал я, – сказал водитель, почесывая затылок. «Слушай, большое тебе спасибо, и я думаю, что увезу наши задницы в город, прежде чем он снова рухнет».

  ТАК У НЕГО БЫЛИ квитанции, и его видели на рампе за рыбной ловлей; и он взял регистрационный номер лодки. Ему придется подумать об этом: может быть, он не сможет запомнить все это, только то, что это был красный Лунд, а последние две регистрационные буквы были LS . . . Или, может быть, первое число на нем было 7. Он должен подумать об этом.

  По пути через город он остановился в магазине, где выдали квитанцию о регистрации, которую он нашел в мусорном ведре, купил «Слим Джим» и банку пива и засунул квитанцию и мешок под сиденье. Может быть, они вспомнят его лицо в магазине, а может и нет, но он был там, он мог описать это место и даже мог описать молодую женщину, которая его обслуживала. Слишком тяжелый. Был одет в модный темно-зеленый комбинезон.

  Незадолго до пяти он отправился обратно в Города. Он хотел быть в пределах досягаемости радио, чтобы узнать новости. Чтобы узнать, ищут ли они его. . . .

  ОНИ НЕ БЫЛИ, насколько он мог судить. Одно из вечерних ток-шоу было посвящено нападению, и нападению за неделю до этого, но все это была кучка сумасшедших, звонивших.

  Хм.

  Они искали не того парня. . . .

  Он вернулся в парк, взял нож и ключи. Почувствовал себя лучше.

  В час ночи Куп был еще не совсем пьян, но был близок к этому. Разъезжая, разъезжая по городам, Дженсен все больше и больше думал о нем. В час он проезжал мимо ее квартиры. За ее окном сиял свет. По улице шел мужчина, выгуливая маленькую серебристую собачку. В час пятнадцать Куп снова совершил круиз. Еще свет. Она поздно легла; не мог спать после драки – Куп думал об этом как о драке. Блонди попросил об этом, трахая женщину Купа; что должен был делать парень?

  Разум Купа был подобен кирпичу, он работал неправильно. Он знал, что это работает неправильно. Он не мог оторвать его от Дженсена. Ему нужно было думать о других вещах – он выследил свою следующую цель, он был готов сделать запись. Он не мог думать об этом.

  В час тридцать в квартире Дженсена еще горел свет, и Куп решил подняться на свой шпионский насест. Он знал, что не должен рисковать; но он бы. Он чувствовал, как его притягивает, как гвоздь к магниту.

  В час тридцать пять он вошел в квартиру напротив Дженсена и поднялся по лестнице. Физически он был в порядке, двигался плавно и тихо, как всегда. Беспокоил его разум. . . .

  Он проверил зал. Пустой. Пришлось молчать: все бы испугались. Он подошел к выходу на крышу, поднялся на последний пролет, толкнул дверь и быстро закрыл ее за собой. Он постоял там некоторое время, все еще держа дверную ручку в руке, прислушиваясь. Ничего. Он подошел к краю дверного домика и посмотрел на окно Дженсена. Свет горел, но под углом он ничего не видел.

  Он подошел к корпусу кондиционера, ухватился за край и подтянулся. Он подполз к вентиляционному отверстию и выглянул за угол. Никого не видно. Он откинулся назад за вентиляцией, повернулся к ней спиной. Посмотрел на звезды.

  Он думал о том, кем стал, охваченный этой страстью. Ему придется остановиться. Он знал, что должен остановиться, иначе он был обречен. Он мог придумать только один способ остановить это – и этот способ тронул его. Но он хотел бы иметь ее первой, если бы мог.

  До того, как он убил ее.

  Куп выглянул из-за угла, мимо вентиляционного отверстия, и, потрясенный, чуть не отдернул голову. Почти, но не совсем. У него были рефлексы и подготовка кошачьего грабителя, и он приучил себя не двигаться слишком быстро. На другой стороне улицы, из окна Дженсена, выглядывал мужчина. Он был в шести футах от стекла, словно старался, чтобы его не заметили с улицы. Он был одет в темные брюки и белую классическую рубашку, без пиджака.

  Он носил наплечную кобуру.

  Полицейский. Они знают. Они ждали его.

  24

  ПОГОДА свернулась калачиком на диване. Телевизор был настроен на CNN, и Лукас смотрел его, не видя, задумчиво. – Совсем ничего? она спросила.

  – Ничего, – сказал он. Он не смотрел на нее, только зажал губу и уставился на трубку. Он устал, лицо его было серым. "Три дня. СМИ убивают нас».

  «На вашем месте я бы не беспокоился о средствах массовой информации».

  Теперь он повернул голову. – Это потому, что тебе не о чем беспокоиться. Вы, ребята, хороните свои ошибки, – сказал Лукас. Он ухмыльнулся, когда сказал это, но это была не очень приятная улыбка.

  "Я серьезно. Я не понимаю. . . ».

  «СМИ похожи на лихорадку, – объяснил Лукас. „Тепло начинает накапливаться. Люди в кварталах пугаются и начинают звонить своим городским советникам. Члены городского совета паникуют – так, в основном, и делают политики, паникуют – и начинают звонить мэру. Мэр вызывает начальника. Шеф – политик, которого назначает мэр, поэтому она паникует. И дерьмо течет вниз“.

  «Я не понимаю всей этой паники. Ты делаешь все, что можешь».

  «Вы должны взглянуть на первое правило Дэвенпорта о том, как на самом деле устроен мир», – сказал Лукас.

  – Не думаю, что слышал такое, – сказал Уэзер.

  – Это просто, – сказал он. «Политик никогда, никогда не получит лучшую работу, когда он вне офиса».

  «Вот и все?»

  "Вот и все. Это все объясняет. Они отчаянно пытаются удержаться на своей работе. Вот почему они паникуют. Они проигрывают выборы, возвращаются на автомойку».

  После минутного молчания Уэзер спросил: «Как Коннелл?»

  – Нехорошо, – сказал Лукас.

  Кожа лица Коннелла была натянута, натянута; под глазами висели темные подтеки, волосы были вечно в беспорядке, как будто она сунула пальцы в электрическую розетку.

  – Что-то не так, – сказала она. – Может, этот парень знает, что мы здесь. Может, Дженсену это показалось.

  – Возможно, – сказал Лукас. Они ждали в гостиной Дженсена со стопками газет и журналов у ног. Плеер стоял на журнальном столике. Во второй спальне был установлен телевизор, но стереосистему слушать не могли, опасаясь, что ее услышат в коридоре. – Хотя, конечно, это было хорошо.

  "Я знаю . . . но ты знаешь, что это может быть? Рядом с Коннелл была стопка бумаги высотой в фут, профили и интервью с работниками квартиры, жителями этажа, где жил Дженсен, и всеми остальными в здании с криминальным прошлым. Она навязчиво копалась в этом. «Это может быть родственник кого-то, кто здесь работает. И тот, кто здесь работает, идет домой и проговаривается, что мы здесь».

  Лукас сказал: «Ключи – большой вопрос. Существует множество способов, которыми кошачий грабитель может получить один ключ, но два ключа – это проблема».

  «Должен быть наемным работником».

  «Может быть камердинером в ресторане», – сказал он. – Я знал камердинеров, которые работали с грабителями кошек. Вы видите, как подъезжает машина, вы получаете номерной знак, оттуда вы можете получить адрес, и у вас есть ключ».

  – Она сказала, что не пользовалась услугами камердинера с тех пор, как получила новый ключ, – сказал Коннелл.

  «Может быть, она забыла. Может быть, это что-то настолько обыденное, что она этого не помнит.

  – Держу пари, это кто-то в ее офисе – кто-то, у кого есть доступ к ее сумочке. Вы знаете, как один из посыльных детей, кто-то, кто может входить и выходить из своего офиса незамеченным. Возьмите ключ, скопируйте его. . . ».

  – Но это другая проблема, – сказал Лукас. «У вас должны быть некоторые знания, чтобы скопировать это, и источник пробелов».

  – Значит, это парень, работающий с грабителем кошек. Грабитель дает знания, ребенок обеспечивает доступ».

  – Это один из способов, как это работает, – признал Лукас. «Но никто в ее офисе не кажется хорошей ставкой».

  «Друг кого-то в офисе; секретарь берет ключ, откладывает его. . . ».

  Лукас встал, зевнул, прошелся по квартире, остановился, чтобы посмотреть на черно-белую фотографию в рамке. Ничего особенного, цветок в круглом горшке, лестница на заднем плане. Лукас мало что знал об искусстве, но это было похоже на то. Крошечная карандашная подпись говорила Андре что-то, что-то с буквой К. Он снова зевнул, потер затылок и посмотрел на Коннелла, просматривающего бумагу.

  – Как ты себя чувствовал сегодня утром?

  Она посмотрела вверх. «Пустой. Пустой.»

  «Я не понимаю, как это работает, вся эта химиотерапия, – сказал Лукас.

  Она отложила бумагу. «По сути, химиотерапия, которую я получаю, ядовита. Это сбивает с ног рак, но также сбивает с ног мое тело», – сказала она. Ее голос был нейтральным, информированным, как у медицинского комментатора на общественном телевидении. «Они могут использовать его только до тех пор, пока химиотерапия не начнет причинять слишком много вреда. Потом меня снимают, и мое тело начинает восстанавливаться после химиотерапии, но и рак тоже. Рак выигрывает немного каждый раз. Я был на нем в течение двух лет. У меня до семи недель перерыв между процедурами. Мне было пять. Я снова чувствую это».

  – Много боли?

  Она покачала головой. "Еще нет. Я не могу это описать. Это чувство пустоты, слабость, а потом болезнь, как самый страшный грипп в мире. Я понимаю, ближе к концу будет больно, когда попадет в костный мозг. . . Я рассчитываю выбрать другие меры до этого».

  – Иисусе, – сказал он. Затем: «Каковы шансы, что химиотерапия полностью его уничтожит?»

  – Бывает, – сказала она с короткой призрачной улыбкой. «Но не для меня.»

  – Не думаю, что я бы смог с этим справиться, – сказал Лукас.

  Балконная дверь была закрыта, и Лукас подошел к ней, оставаясь в шести футах от стекла, и посмотрел на парк. Приятный день. Дождь прекратился, и светло-голубое небо было усеяно облаками хорошей погоды, тени от облаков прыгали по озеру. Женщина умирает.

  – Но другая проблема, – сказала Коннелл почти самой себе, – помимо ключа, я имею в виду, почему он не пришел сюда. Четыре дня. Ничего."

  Лукас все еще думал о раке, и ему пришлось вывернуться. – Ты говоришь сам с собой, – сказал Лукас.

  – Это потому, что я схожу с ума.

  – Хочешь пиццу? – спросил Лукас.

  «Я не ем пиццу. Он закупоривает ваши артерии и делает вас толстым».

  – Что ты не ешь?

  – Пепперони и грибы, – сказал Коннелл.

  – Я доставлю один управляющему. Я могу сбегать и забрать его, когда он придет, – сказал он, снова зевнув. «Это сводит меня с ума.»

  – Почему он не приходит? – риторически спросил Коннелл. – Потому что он знает, что мы здесь.

  – Может быть, мы просто недостаточно долго ждали, – сказал Лукас.

  Коннелл продолжил: «Откуда он знает, что мы здесь? Первый: он видит нас. Второе: он слышит о нас. Хорошо, если он увидит нас, как он узнает, что мы копы? Он не знает – если только он не полицейский, и он узнает людей, входящих и выходящих. Если он слышит о нас, как он узнает о нас? Мы уже прошли через это».

  «Пепперони с грибами?»

  – Никаких гребаных анчоусов.

  «Ни за что.» Лукас поднял трубку, нахмурился, повесил трубку и вернулся к стеклянной двери. – Кто-нибудь проверял крышу на другой стороне улицы?

  Коннелл посмотрел вверх. – Да, но Дженсен был прав. Это ниже уровня ее окна. Она даже не удосужилась задернуть шторы.

  – Это не ниже уровня корпуса кондиционера, – сказал Лукас. «Иди сюда. Посмотри на это."

  Коннелл встал и посмотрел. «Нет возможности встать на него».

  – Он кошачий грабитель, – сказал Лукас. – А если бы он встал на нее, то смотрел бы прямо в квартиру. Кто перелез через крышу?

  – Скураг, но он просто прогуливался по крыше. Я видел, как он это сделал. Сказал, что там ничего нет.

  – Надо посмотреть, – сказал Лукас.

  Коннелл посмотрела на часы. – Грив и О'Брайен будут здесь через час. Тогда мы могли бы перейти.

  О'Брайен нес коричневый бумажный пакет с журналом внутри и пытался спрятать его от Коннелла. Грив сказал: «Я подумал: а что, если мы подберем всех троих, братьев и Черри, разделим их, скажем, что у нас есть перерыв, и скажем, что первый, кто заговорит, получит иммунитет».

  Лукас усмехнулся, но покачал головой. «Ты правильно думаешь, но ты должен что– то иметь. Если вы этого не сделаете, они либо скажут вам идти на хуй, либо, что еще хуже, тот, кто на самом деле совершил убийство, будет говорить. Он идет, и Ру вывешивает тебя из окна за яйца. Значит, ты должен что-то получить».

  – У меня кое-что есть, – сказал Грив.

  «Какой?»

  «Я впал в отчаяние».

  – У О'Брайена был пентхаус , – сказал Коннелл.

  – Это очень скучная работа, – мягко сказал Лукас.

  – Подумайте об этом, – сказал Коннелл. «А что, если бы женщины приносили на работу порножурналы, фотографии мужчин с огромными пенисами? А женщины сидели там и смотрели на картинки, потом смотрели на вас, потом смотрели на картинку. Вам не кажется это немного унизительным?»

  – Не я лично, – сказал Лукас с непроницаемым лицом. «Я бы просто рассматривал это как еще одну возможность карьерного роста».

  – Будь ты проклят, Дэвенпорт, ты всегда улизнешь.

  – Не всегда, – сказал Лукас. «Но у меня есть хорошо развитое чувство, когда нужно ласкаться». Затем, когда они переходили улицу, «Здесь убили женщину, а парень облажался».

  Они поднялись по ступенькам и позвонили управляющему. Через мгновение в вестибюле открылась дверь, и оттуда выглянула женщина средних лет. Ее волосы были не совсем голубыми. Лукас поднял свой значок, и она впустила его.

  «Я позову кого-нибудь, чтобы вас пустили на крышу», – сказала женщина, когда Лукас объяснил, чего они хотят. «Это было ужасно, бедняга получил ножевое ранение».

  – Вы были здесь, когда на тех двоих напали снаружи?

  «Нет, здесь никого не было. Я имею в виду, кроме арендаторов, – сказала она.

  «Я так понимаю, что парень был между внутренней и внешней дверью, когда на него напали».

  Женщина кивнула. «Еще одна секунда, и он был бы внутри. Его ключ был в замке.

  – Сукин сын, – сказал Лукас. Коннеллу: «Если кто-то хотел получить ключ и прикрыть то, что он делал… . . Вся атака не имела смысла, поэтому они сказали, что это сделали дети из банды. Проблема в том, что бандитское подразделение ничего не слышало от банд. И они должны были услышать».

  Дворника звали Кларк, и он открыл дверь на крышу и заблокировал ее пустой бутылкой из-под жидкого водопроводчика. Лукас прошел по покрытой гравием и толем крыше. Грив и О'Брайен стояли в квартире Дженсена, их было видно выше плеч.

  – Отсюда мало что видно, – сказал Лукас. Он повернулся к корпусу кондиционера.

  – Он выглядит достаточно высоко, – сказал Коннелл. Они обошли его: это был серый куб с тремя безликими металлическими гранями. Запертый стальной сервисный люк и гарантийная наклейка с сервисным номером были единственными предметами на четвертой стороне. Доступа к вершине куба не было.

  «Я могу достать стремянку», – предложил Кларк.

  – Почему бы тебе просто не подтолкнуть меня, – сказал Лукас. Он выскользнул из обуви и куртки, и Кларк переплел пальцы. Лукас поставил ногу на руки другого мужчины и шагнул вперед. Когда его плечи оказались над краем корпуса, он оттолкнулся руками.

  Первое, что он увидел, были окурки, штук сорок или пятьдесят, в пятнах от воды, без фильтров. – О, Христос. Одна задница была свежей, и он подошел к ней, всмотрелся в нее.

  «Какой?» Звонил Коннелл.

  «Около миллиона окурков».

  «Ты серьезно? Какой?»

  Лукас подошел к краю, посмотрел вниз и сказал: «Нефильтрованные верблюды, все до единого».

  Коннелл посмотрел через улицу. – Ты видишь в квартире?

  – Я вижу туфли О'Брайена, – сказал Лукас.

  – Этот сукин сын знал ! – воскликнул Коннелл. «Он был здесь, он заглянул внутрь, он увидел нас. Мы были чертовски близки. ”

  Техник на месте преступления поднял единственную свежую верблюдицу пинцетом, положил ее в сумку и передал вниз. – Мы можем попробовать, – сказал он Лукасу, – но я бы не стал на многое рассчитывать. Иногда к ягодицам прилипает немного кожи, иногда достаточно, чтобы сделать ДНК или, по крайней мере, определить группу крови, но они были здесь некоторое время». Он пожал плечами. «Мы попробуем, но я бы не стал задерживать дыхание».

  «Каковы шансы ДНК?» – спросил Коннелл.

  Он пожал плечами. – Как я уже сказал, мы попробуем.

  Коннелл посмотрел на Лукаса. «У нас были холодные матчи по ДНК».

  – Да, два, – сказал Лукас.

  «Надо бежать», – сказала она.

  «Конечно.» Он посмотрел через улицу. Слоан помахал. – Мы поставим туда прибор ночного видения на случай, если он вернется. Проклятье. Надеюсь, мы не напугали его полностью.

  «Если нет, то он чокнутый», – сказал Коннелл.

  – Мы знаем , что он чокнутый, – ответил Лукас. – Но я боюсь, что если он нас увидел, мы его чертовски раздражаем. Надеюсь, он не пойдет за другим. Надеюсь, он придет первым. . . ».

  25

  ДОМ ДЖОНА ПОУЗИ был трехуровневым, как слоеный пирог из белого кирпича и кедра, с видом на утиный пруд на заднем дворе, окруженный плакучими ивами. С улицы, идущей под углом девяносто градусов к улице Поузи, Куп мог видеть заднюю часть дома. Два отдельных балкона выходили на пруд, один над другим, чуть смещенные друг к другу.

  Предупреждающая табличка системы безопасности была воткнута во дворе у двери. Куп знал эту систему: обычно двери с магнитным смещением, обычно с датчиками движения, подметающими первый этаж.

  Если детекторы срабатывали, они автоматически связывались со службой сигнализации с задержкой в одну-две минуты. Аварийная служба проверит телефон и, если не удовлетворит, вызовет полицию. Если бы телефонные провода были перерезаны, в службе мониторинга сработала бы тревога. Если другие телефоны в районе не будут отключены, копы уже в пути.

  Что не делало это место невозможным. Нисколько. Во-первых, у Поузи была собака, старый ирландский сеттер. Сеттер часто был у переднего окна, даже когда Поузи не было дома. Если был датчик движения, то он либо был выключен, либо охранял только ту часть дома, куда собака не могла добраться.

  Он подождет, пока Поузи уйдет, а затем пойдет прямо, решил Куп. Никакого сокрытия, ничего тонкого. Разбить и схватить.

  Куп был не в состоянии проявить хитрость. Он все время думал о Саре Дженсен. Переиграл его мысленные записи. Он увидит ее в другой женщине – жестом или определенным шагом, поворотом головы.

  Дженсен был как щепка под кожей. Он мог попытаться игнорировать ее, но она не уходила. Рано или поздно ему придется иметь с ней дело. С телохранителями или без телохранителей.

  Но Куп кое-что знал о повадках копов. Они какое-то время наблюдали за ней, а потом, когда ничего не происходило, гонялись за чем-то другим.

  Вопрос только в том, сможет ли он подождать?

  В ВОСЕМЬ ТРИДЦАТЬ КУП остановился у гаража в центре города. Он последовал за «Ниссан-Максима» вверх по рампе, припарковался в нескольких местах от него и медленно вышел из грузовика. Владельцы «Максимы» поднялись на лифте; Куп снял пластины с «Максимы».

  Он отнес их обратно к грузовику, на мгновение скрылся из виду, когда по пандусу подъехала другая машина, затем прикрепил украденные номера поверх своих стальными защелками. Дело двух минут.

  Поузи вел активную общественную жизнь и почти каждую ночь выходил в свет, в основном в спортивные бары. Куп проверял, звонил, звонил снова, звонил в третий раз, но так и не получил ответа, прежде чем отправиться обратно в дом.

  Ночь была теплая, влажная и пахла скошенной травой. Весь район гудел от кондиционеров, спрятанных по бокам домов. Окна и двери будут закрыты, и если потребуется, он сможет немного пошуметь.

  В четырех кварталах от Поузи группа подростков, три девочки, два мальчика, стояли на углу улицы и курили, длинные волосы, длинные рубашки, свисающие поверх джинсов, смотрели на него прищуренными глазами, когда он проезжал в грузовике.

  Несколько желтых и белых лампочек на крыльце все еще горели, а из открытого освещенного гаража доносились звуки легкой музыки. На улице были припаркованы машины – их было немного; район был слишком богат для этого.

  Он обошел дом. Это выглядело правильно – Поузи обычно оставлял включенным два фонаря, когда отсутствовал. У Купа с собой была восьмерка: он нанес удар, потом еще один, достал инструменты из-под пассажирского сиденья и поехал обратно в дом. Въехал в подъезд. Подождал секунду, глядя на шторы, проверяя улицу, взял свои инструменты и вышел, подошел к входной двери и позвонил в дверь.

  Собака лаяла; лай был громким, слышным на улице. Никто не подошел к двери. Собака продолжала лаять. Куп вернулся к дому, в последний раз проверил окрестности, затем прошел вдоль гаража.

  Сторона гаража была без окон и выходила на соседний гараж без окон. Между ними его не было видно. Задний двор, однако, был другим, потенциально опасным. Он остановился на углу гаража и оглядел дома на соседней улице напротив дома Поузи. Там были огни, и мужчина читал газету за панорамным окном двумя домами дальше. Хорошо. . . .