Текст книги "Ночная Добыча (ЛП)"

Автор книги: Джон Сэнфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

  На КУПЕ был спортивный костюм, расстегнутая куртка поверх белой футболки. В кармане для рук он носил пару водительских перчаток. В одной перчатке был засунут парусный компас, называемый «хоккейной шайбой», а в другой – небольшой пластиковый фонарик. Он нес восемнадцатидюймовый лом на штанинах, крюк был на талии штанов.

  Он подождал две минуты, три, с учащенным сердцебиением, затем застегнул куртку и натянул перчатки. Почти невидимый, он обогнул угол дома, пока не остановился за карликовой елью, глядя на первый балкон.

  Нижняя часть балкона находилась на высоте восьми футов. Он согнул ель, нашел ветку в двух футах над землей, которая выдержала бы его вес. Он шагнул вперед, чувствуя, как прогибается ель, но зацепился за нижнюю перекладину перил то одной, то другой рукой. Он вскарабкался, как обезьяна, царапая коленную чашечку о бетонный край балкона. Он подождал несколько секунд, не обращая внимания на боль в колене, прислушиваясь, ничего не слыша, затем проверил жесткость перил балкона.

  Твердый. Он встал на него, тщательно балансируя, потянулся за край верхнего балкона, ухватился за перила и позволил себе свободно раскачиваться. Когда его раскачивание замедлилось, он подтянулся и перелез через перила на верхний балкон.

  Он снова остановился, чтобы послушать. Собака перестала лаять. Хорошо. Теперь он был на третьем этаже, рядом с комнатой, которую, как он считал, никто не использовал. Он заметил спальню Поузи в углу второго этажа. Это должна быть комната для гостей, если карта грузчика верна. И это не было бы подстроено для сигнализации, если бы Поузи не был настоящим параноиком.

  Ничего не услышав, он встал и посмотрел на раздвижные стеклянные двери. Трасса не была перекрыта: это облегчало задачу. Он попробовал саму дверь, на случай, если она была незаперта. Не было. Он вынул из штанов лом, прижал его острие к стеклу и медленно, осторожно навалился на него всем телом. Стекло треснуло почти бесшумно. Он начал снова, чуть выше первой точки, надвигаясь вниз. . . и получил еще одну трещину.

  В третий раз стекло внезапно рухнуло, оставив дыру размером с его ладонь. Он не издал ни звука громче осторожного кашля. Он протянул руку через дыру, щелкнул замком, потянул защелку и отодвинул дверь назад. Остановлено. Слушал. Внутри он включил фонарик. да. Спальня, с ощущением неиспользования.

  Он прошел через комнату к двери спальни, которая была закрыта, вынул компас, подождал, пока стрелка остановится, и провел ею вдоль края двери. Стрелка оставалась неподвижной, за исключением рукоятки, где она отклонялась. Дверь не была защищена; он не ожидал, что это будет так, но потребовалось всего мгновение, чтобы проверить.

  Он открыл дверь, наполовину ожидая, что собака будет там, но обнаружил пустой холл, тускло освещенный фонарями внизу.

  Вниз по лестнице, медленно, прислушиваясь. Ничего. Через зал.

  Затем: когти собаки на виниловом полу кухни, с неуверенным лаем. Несколько гавков было нормально, но если собака вышла из-под контроля… . . Он перехватил лом, держа его за плоский конец.

  Собака вышла из-за угла кухни, увидела, что он стоит там, и залаяла. Старый пёс, ноги немеют, шерсть на морде седеет. . .

  – Сюда, мальчик, иди сюда, – мягко сказал Куп. «Иди сюда, мальчик. . ». Он подошел к собаке, вытянув левую руку, сложенную чашечкой, правая позади него. Собака попятилась, выпрямившись, лая, но позволила Купу подойти поближе. . . .

  – Вот, мальчик. Еще шаг, еще один.

  «Гав». Чувствуя опасность, пытаясь отступить. . .

  Куп прихлопнул собаку, как муху. Лом попал ей в середину черепа, и собака упала без хныканья, с последним гавком. Мертвое, когда оно упало на пол, его ноги дернулись, судорожно бегая по винилу.

  Куп отвернулся. Больше не нужно молчать. Он проверил входную дверь. Рядом с ним была клавиатура, показывающая сигнальную лампочку: система поставлена на охрану, но он не был уверен, что это значит. У двери в подвал он снова сверился с компасом. Опять ничего. Должны быть только наружные двери.

  Он приоткрыл дверь, сделал шаг. Хорошо. Спустился к подножию лестницы, в подвал – и в тот момент, когда он ступил в подвал, услышал быстрый бип-бип предупреждения системы сигнализации, чуть громче будильника.

  – Дерьмо, – сказал он.

  Одна минута. Он начал считать в затылке. Шестьдесят, пятьдесят девять. . .

  Сейф был там, как сказал грузчик. Он сработал комбинацию в первый раз и заглянул внутрь. Два мешка, две шкатулки с драгоценностями. Он вынул их. Один мешок был наличными. Другой был таким же тяжелым, как автомобильный аккумулятор. Золото, наверное. Нет времени думать.

   Тридцать. Двадцать девять, двадцать восемь. . .

  Он побежал обратно вверх по лестнице к входной двери, сигнализация издала настойчивый сигнал «би-би-би-би ». Он ударил его ломом, заставив его замолчать. Звонок будет сделан в любом случае, но если кто-то будет проходить по улице, он не услышит гудка.

  Куп вышел через парадную дверь и вернулся к грузовику. Бросил инструменты и мешки с деньгами на переднее сиденье, завел грузовик, выехал на улицу.

  Мышление: Четырнадцать, тринадцать, двенадцать. . .

  В ноль он свернул за угол и направился вниз по холму к Западной Седьмой улице. Пятнадцать секунд спустя он оказался в пробке. Он никогда не видел копа.

  КУП ПРОВЕРИЛ сумки на стоянке Burger King. В первом было сорок пятьсот долларов наличными: двадцатки, пятидесятки и сотни. Во второй сумке было пятьдесят золотых монет, крюгеррандов. Уже сейчас это один из лучших показателей, которые у него когда-либо были. В первой коробке была золотая цепочка с крестом из десяти бриллиантов. Бриллианты были маленькие, но не крошечные. Он понятия не имел, сколько они стоят. Много, подумал он, если они настоящие. Во второй коробке серьги к колье.

  Его пронзила волна удовольствия. лучший результат; лучшее, что он когда-либо делал. Затем он подумал о Дженсене, и удовольствие начало исчезать.

  Дерьмо. Он посмотрел на золото у себя на коленях. Он действительно не хотел этого. Он мог получить деньги в любое время.

  Он знал, чего хотел.

  Он видел ее каждый раз, когда закрывал глаза.

  КООП КРУИЗИЛ КВАРТИРУ ДЖЕНСЕНА. Квартира была освещена. Он замедлил шаг, и ему показалось, что он заметил тень на окне. Она была голой? Или там полно копов?

  Он не мог мешкать. Полицейские могут наблюдать.

  Он подумал о собаке, о лапах, царапающих виниловый пол. Ему было интересно, почему они это сделали. . . .

  Ночь довела его до безумия: возбуждение из-за улова у Поузи, разочарование из-за света у Дженсена. Он поехал на Лейк-стрит, запер грузовик и начал пить. Он побывал в баре Flower's Bar, Lippy's Lounge, Bank Shot и Skeeter's. Постреляли в бильярд с байкером у Скитера. Сыграл еще одну восьмерку у Липпи и проглотил большую часть, сидя на унитазе в мужском туалете Липпи.

  Кокаин через некоторое время вызвал у него сильную головную боль, напрягая мышцы шеи, пока они не стали похожи на подвесную пружину. Он купил пинту бурбона, вышел к своему грузовику, выпил ее и начал делать упражнения: мостики, морские отжимания.

  В час дня Куп пьяный отправился обратно в центр города. В пять минут первого, пьяный, он увидел женщину, идущую обратно к отелю у Линдейла. Немного настороженно, немного испуганно. Ее высокие каблуки цокают по улице. . . .

  – Трахни ее, – сказал он вслух. У него не было эфира, но были мускулы и нож. Он обогнал женщину, ехавшую в том же направлении, подъехал к бордюру, поставил нейтраль. Он открыл пассажирское сиденье, шарил под ним, пока не нашел сумку, вытащил нож и бросил ключи обратно в коробку. Сделал быструю щепотку кокаина, потом еще одну. Нащупал за сиденьем, пока не нашел свою бейсболку, надел ее.

  – Трахни ее, – сказал он. Она подошла к задней части грузовика по тротуару. Ночь была теплой для Миннесоты, но на ней был легкий тренч три четверти. На Купе была футболка с надписью «Coors».

  Из грузовика вокруг носа бежит горилла.

  Женщина увидела, как он идет. Кричал: «Не надо!»

  Уронила сумочку.

  Все кокаиновое острое, кокаиновое мощное.

  Много топлива, много ненависти: «ПОХУЙТЕ».

  Куп выкрикнул это, и лезвие ножа щелкнуло, и она отчаянно попятилась. Он схватил ее, взял за плечо ее пальто. – Садись в чертов грузовик.

  Он мог видеть, как белки ее глаз в ужасе повернулись к ней. Пальто пропало, женщина металась, выскальзывая из него, пытаясь бежать. Она прошла через цветник на тротуаре, давила розовые петунии, потеряла туфлю, попятилась к зданию и закричала; запах мочи распространился по ночному воздуху.

  И она закричала. Высокий, пронзительный, громкий крик, крик, который, казалось, эхом разносился по тротуарам.

  Куп, пьяный, под кайфом, с большими, как надгробные плиты, зубами на ней сверху: «Заткнись». Он ударил ее тыльной стороной руки, сбил ее с ног. Женщина рыдает, пытаясь ползти.

  Куп схватил ее за ногу, вытащил из цветника, женщина пыталась удержаться за петунии. Петунии. . .

  Она снова начала кричать; больше ни слова, крики, и Куп, все злее и злее, потащил ее к грузовику.

  Затем сверху:

  – Ты прекрати это. Женский голос, пронзительный, такой же сердитый, как и Куп. – Прекрати, придурок, я вызову полицию.

  Затем мужской голос: «Отойди от нее. . . ».

  Из квартиры через улицу на него кричат два человека вниз, один, два или три этажа вверх, остальные пять или шесть. Куп поднял взгляд, и женщина зарыдала.

  «Да пошел ты!» Куп крикнул в ответ.

  Затем вспышка: женщина сфотографировала его. Куп запаниковал и бросился бежать. Женщина на тротуаре посмотрела на него, все еще крича, отстраняясь.

  Господи: она видела его вблизи, с двух дюймов.

  Еще одна вспышка.

  Мужской голос: «Отойди от этой женщины, идет полиция, отойди».

  И еще свет, на этот раз ровный: кто-то снимал кино.

  Ярость вырвалась из него, как огонь; нож с собственным разумом.

  Куп схватил женщину за горло, поднял ее с тротуара, женщина брыкалась, как курица.

  И нож взял ее. Она ускользнула от него на тротуар, как будто потеряла сознание.

  Куп посмотрел вниз. Его руки были в крови; кровь текла по тротуару, черная в свете уличных фонарей. . . .

  «Отойди от этой женщины, отойди. . . ».

  Не нужно говорить. Паника охватила его, и он подбежал к грузовику, забрался внутрь и выстрелил в него.

  За углом, за другим.

  Две минуты вверх по съезду между штатами. Повсюду полицейские машины, внизу мигают фары, визжат сирены. Куп увел грузовик с межштатной автомагистрали, вернулся в районы и двинулся на юг. Переулки и переулки на всем протяжении.

  Он пробыл внутри десять минут, а затем прыгнул на скоростную автомагистраль Кросстаун, чтобы быстро рвануть в аэропорт. Взял билет, поднялся по трапу, припарковался. Залез в спину.

  – Ублюдок, – выдохнул он. Безопасно на данный момент. Он рассмеялся, допил последний глоток из пинты.

  Он вышел из грузовика, подтянул штаны, обошел сзади и забрался внутрь.

  Безопасно, пока.

  Он свернул свою спортивную куртку, чтобы использовать ее в качестве подушки, лег и заснул.

  Элоиза Миллер была мертва в луже черной крови до того, как туда добрались копы.

  В Сент-Поле полицейский посмотрел на пса Айвенго и подумал, кто, черт возьми, мог это сделать. . . .

  26

  «У НАС ЕСТЬ ЕГО ФОТОГРАФИИ, – сказал Коннелл. Лукас нашел ее на шестом этаже, в дверях маленькой квартиры, уходящей от седой женщины. Коннелл была взвинчена настолько, насколько Лукас когда-либо видел ее, с кассетой с тридцатипятимиллиметровой пленкой в кулаке. „Фотографии его и его грузовика“.

  – Я слышал, у нас есть фильмы, – сказал Лукас.

  «Ой, чувак, давай. . ». Коннелл повел его вниз по лестнице. «Вы должны увидеть это.»

  На четвертом два копа разговаривали с худым мужчиной в халате. – Не могли бы вы запустить кассету? – спросил Коннелл.

  Один из копов взглянул на Лукаса и пожал плечами. – Как дела, шеф?

  "Хорошо. Что у нас есть?

  "Г-н. Хейнс снял нападение на видеокассету, – сказал старший из двух копов, указывая карандашом на мужчину в халате.

  – Я не думал, – сказал мужчина. – Не было времени.

  Младший полицейский нажал кнопку видеомагнитофона. Возникла картина, четкая и устойчивая: изображение яркого света, падающего в окно. Внизу было нечто, похожее на две пары ног, танцующих.

  Все стояли и молча смотрели, как катится лента: по ту сторону окна ничего не было видно, кроме ног. Ноги они видели лишь несколько секунд.

  «Если мы получим это в центре города, мы сможем оценить рост этого парня», – сказал Лукас.

  Мужчина в халате сказал скорбно, как ищейка: «Простите».

  Пожилой полицейский попытался объяснить. «Видите, свет почти точно отразился от линзы, так что все, на что он направил его, находится за светом».

  «Я был так напуган. . . ».

  В коридоре Лукас сказал: «Откуда мы знаем, что в фильме нет того же самого?»

  «Потому что она вышла на свою террасу и застрелила его, – сказал Коннелл. «Не было окна, чтобы отражать ее. . . В Мидуэе есть часовая разработка, открытая всю ночь.

  – Разве нет лучше…

  Она трясла головой. "Нет. Мне сказали, что автоматизированные процессы являются наиболее надежными для этого материала Kodak. Один почти так же хорош, как другой».

  «Ты насмотрелся на женщину на улице?» – спросил Лукас.

  – Я слишком много видел, – сказал Коннелл. Она посмотрела на Лукаса. «Он взбесился. Он начинал как подлый, жуткий убийца, очень осторожный. Теперь он Джек Потрошитель».

  «А ты?»

  «Я уже давно сошла с ума», – сказала она.

  "Я имею в виду . . . ты там держишься?»

  – Я держусь, – сказала она.

  ОПЕРАТОР EQUICK-SHOT работал один, обрабатывая пленку. По его словам, он может остановить все остальное и получить отпечатки за пятнадцать минут бесплатно.

  – Они никак не могут запутаться? – спросил Лукас.

  Оператор, костлявый парень из колледжа в футболке Stone Temple Pilots, пожал плечами. – Один из тысячи, может быть, меньше. Лучшие шансы, которые вы собираетесь получить».

  Лукас протянул ему кассету. «Сделай это.»

  СЕМНАДЦАТЬ МИНУТ СПУСТЯ ребенок сказал: «Проблема в том, что она пыталась сделать снимок с расстояния в сто пятьдесят или двести футов, ночью, с этой крошечной вспышкой. Вспышка должна осветить чье-то лицо на расстоянии десяти футов.

  «Ничего там, черт возьми, нет», – заорал на него Коннелл, отплевываясь.

  – Да, есть – ты видишь, – возмутился малыш, вглядываясь в один из почти черных отпечатков. На этом конкретном отпечатке было желтое пятно посередине, что-то, что могло быть уличным фонарем, над тем, что могло быть крышей грузовика. «Это именно то, что вы получаете, когда делаете снимки в темноте с помощью одной из этих маленьких гребаных камер».

  На отпечатках что-то происходило, но они не могли сказать, что. Просто много пятен, которые могли быть зарезаны женщиной.

  – НЕ ВЕРЮ, – сказал Коннелл. Она рухнула в автокресло, заболела.

  «Я не верю ни очевидцам, ни камерам, – сказал Лукас.

  Еще три квартала, и Коннелл вдруг настойчиво сказал: «Притормози, ладно? Вон там, на углу.

  «Какой?» Лукас остановился.

  Коннелл вышел, и его вырвало. Лукас выбрался наружу, подошел к ней. Она слабо посмотрела вверх, попыталась улыбнуться. – Становится хуже, – сказала она. – Нам нужно спешить, Лукас.

  – МЫ ГОВОРИМ ОБ ОГНЕВОМ ШТОРМЕ, – сказал Ру. Она одновременно закурила две сигареты, одна на подоконнике тщетно тлела сама по себе.

  – Мы его достанем, – сказал Лукас. – У нас все еще ведется наблюдение за Сарой Дженсен. Есть хороший шанс, что он придет».

  – На этой неделе, – сказал Ру. «Должен быть на этой неделе».

  – Очень скоро, – сказал Лукас.

  «Обещать?»

  «Нет».>

  Лукас провел день, следуя распорядку Элоизы Миллер, читая истории и вызывая полицию. Коннелл сделал то же самое, и Грив тоже. Стали приходить результаты уличного расследования. Парень был крупный и сильный, бил женщину, как тряпичную куклу.

  Было трое очевидцев: один сказал, что у убийцы была борода, двое других сказали, что у него ее не было. Двое сказали, что он носил шляпу, другой сказал, что у него черные волосы. Все трое сказали, что он водил грузовик, но не знали, какого цвета. Что-то и белое. На улице было не так много грязи, чтобы можно было увидеть следы шин, даже если по ним не проехали две полицейские машины и скорая помощь.

  Пришло вскрытие. Ничего хорошего. Нет источника ДНК. Никаких отпечатков. Еще проверяю волосы.

  В ЧЕТЫРЕ ЧАСА он сдался. Он пошел домой, вздремнул. Погода вернулась домой в шесть.

  В семь они лежали поверх простыни, и пот остудил их кожу. За окном, которое было приоткрыто всего на дюйм или два, они могли слышать проезжающие по улице машины в сотне футов от них, а иногда и тихое бормотание голосов.

  Погода закатилась ей на локоть. «Я поражена тем, как ты можешь отделить себя от того, что делаешь», – сказала она. Она начертила круг на его груди. «Если бы я был так же зациклен на проблеме, как и вы, я бы не мог думать ни о чем другом. Я не мог этого сделать».

  «Ожидание – часть сделки, – сказал Лукас. „Так было всегда. Нельзя есть, пока пирог не испекся“.

  – Людей убивают, пока ты ждешь, – сказала она.

  «Люди постоянно умирают по плохим причинам, – сказал Лукас. „Когда прошлой зимой мы бегали по лесу, я умоляла тебя держаться подальше. Ты отказался держаться подальше, так что я жив. Если бы ты не был там. . “. Он коснулся шрама на горле.

  – Не то же самое, – возразила она. Она коснулась шрама. Большую часть она сделала сама. «Люди постоянно умирают по стечению обстоятельств. Две машины врезаются друг в друга, и кто-то погибает. Если бы водитель одного из них колебался пять секунд на последнем светофоре, они бы не столкнулись, и никто бы не погиб. Это просто жизнь. Шанс. Но что ты делаешь. . . кто-то может умереть, потому что вы не можете решить решаемую проблему. Или, как прошлой зимой, вы, казалось, протянули руку и решили неразрешимую проблему, и поэтому люди, которые, вероятно, умерли бы, остались живы».

  Он открыл было рот, чтобы ответить, но она похлопала его по груди, чтобы остановить. «Это не критика. Просто наблюдение. То, что вы делаете, действительно. . . странный. Это больше похоже на магию или хиромантию, чем на науку. Я занимаюсь наукой. Все, с кем я работаю, занимаются наукой. Это рутина. Что ты делаешь . . . это увлекательно».

  Лукас хихикнул, поразительный звук, высокий, не похожий ни на что, что она когда-либо слышала от него. Ни смеха. Хихиканье. Она посмотрела на него сверху вниз.

  – Черт, я рад, что ты переехала ко мне, Каркиннен, – сказал он. «Подобные разговоры могли не давать мне спать неделями. Ты лучше, чем скорость.

  "Мне жаль. . . ».

  «Нет нет.» Он приподнялся на локте, чтобы посмотреть ей в лицо. "Мне нужно это. Раньше в меня никто не заглядывал. Я думаю, что парень может стать старым и ржавым, если никто никогда не заглядывает в него».

  КОГДА ПОГОДА УШЛА в ванную, Лукас встал и стал бродить, голый, рыская из комнаты в комнату, точно не зная, зачем. Перед его мысленным взором встала картина мертвой Элоизы Миллер: женщина шла покормить собаку друга, пока друга не было в городе. Она совершила эту прогулку поздно ночью, всего один раз в жизни. Когда-то слишком часто.

  Лукас слышал, как Уэзер льет воду в ванной, и виновато думал о привлекательности Джен Рид. Он вздохнул и выбросил репортера из головы. Это не то, о чем он должен был думать.

  Они так много знали об убийце, подумал он. В целом, как он выглядел, его рост, его сила, что он делал, какие автомобили он водил, если он действительно водил седан «Таурус» в дополнение к грузовику. Теперь Андерсон сравнивал совместную собственность, зеленые седаны Taurus и пикапы.

  Но так много из того, что они знали, было противоречивым, а конфликты были разрушительными в суде.

  В зависимости от того, кому верить, убийцей был белый, невысокий или высокий полицейский (или, может быть, осужденный), кокаинщик, водивший либо бело-голубой, либо красно-белый пикап, либо зеленый седан Taurus. , и он либо носил очки, либо нет, и хотя он, вероятно, когда-то носил бороду, он, возможно, уже сбрил ее. А может и нет.

  Потрясающий.

  И даже если бы с этим можно было разобраться, у них не было ни одного обличающего факта. «Может быть, лаборатория пройдет», – подумал он. Может быть, они вытащат немного ДНК из сигареты и, может быть, найдут совпадающую ДНК-подпись в государственном банке ДНК. Это было сделано.

  И, может быть, свиньи полетят.

  Лукас прошел в столовую, нажал несколько клавиш на пианино. Уэзер предложила научить его играть – она преподавала фортепиано в колледже, когда была студенткой, – но он сказал, что слишком стар.

  «Ты никогда не будешь слишком стар», – сказала она. – Вот, выпей еще вина.

  «Я слишком стар. Я больше не могу учиться таким вещам. Мой мозг не усваивает это, – сказал Лукас, беря вино. – Но я могу петь.

  «Ты можешь петь?» Она была поражена. «Как что?»

  «Я спел „I Love Paris“ на выпускном концерте в старшей школе, – сказал он несколько защищаясь.

  – Верю ли я тебе? она спросила.

  – Ну, я сделал. Он сделал глоток.

  И она сделала глоток, затем поставила стакан на боковой столик и порылась, несколько навеселе, в скамейке у пианино и наконец сказала: «Ага, она называет его блефом. У меня есть музыка к „Я люблю Париж“. ”

  Она играла, а он пел; замечательно хорошо, сказала она. – У тебя очень хороший баритон.

  "Я знаю. Мой учитель музыки сказал, что у меня есть большой, яркий инструмент».

  «Ах. Она была привлекательна?»

  – Это был он, – сказал Лукас. "Здесь. Выпей еще вина».

  Лукас сделал еще несколько заметок, затем пошел обратно в спальню, снова думая о своих очевидцах. Теперь их было больше дюжины. Некоторые были слишком далеко, чтобы многое увидеть; двое из них были так напуганы, что больше сбивали с толку, чем помогали; двое мужчин видели лицо убийцы во время нападения на Эвана Харта. Один сказал, что он белый, другой сказал, что он светлокожий черный.

  А некоторые слишком давно видели убийцу и вообще ничего о нем не помнили. . . .

  ПОГОДА БЫЛА ГОЛОЙ, склонилась над раковиной, ее волосы были полны шампуня. «Если ты прикоснешься к моей заднице, я подожду, пока ты заснешь, и изуродую тебя», – сказала она.

  – Отрежь себе нос назло своему лицу, а?

  – Мы не говорим о носах, – сказал Уэзер, оттирая.

  Он прислонился к дверям. «Есть что-то, чего женщины не понимают в хороших задницах, – сказал он. „Действительно хорошая задница – это объект такой возвышенной красоты, что почти невозможно оторвать руки“.

  – Попробуй придумать способ, – сказала она.

  Лукас какое-то время наблюдал, а затем сказал: – Говоря об ослах, некоторые глухие люди думали, что видели грузовик убийцы. Они были в этом уверены. Но нам дали невозможный номерной знак. Не выданный номер – жопа, как в АСС. Он коснулся ее задницы.

  – Клянусь Богом, Лукас, только потому, что ты сделал меня беспомощным. . ».

  «Почему они были бы так уверены, а потом получили такой плохой номер?»

  Уэзер на мгновение перестал тереть и сказал: «Многие глухие люди не читают по-английски».

  «Какой?»

  Она смотрела на него из-под мышки, ее голова все еще была в раковине. «Они не читают по-английски. Очень сложно выучить английский, если ты не слыша. Многие из них не беспокоят. Или они учатся ровно настолько, чтобы читать меню и вывески на автобусах».

  «Тогда что они делают? Общаться?"

  «Они подписывают», – сказала она.

  – Я имею в виду, общаться с остальными из нас.

  «Многие из них не заинтересованы в общении с остальными из нас. У глухих полная культура: мы им не нужны».

  – Они не умеют читать или писать? Лукас был поражен.

  "Не английский. Во всяком случае, многие из них не могут. Это важно?»

  – Не знаю, – сказал Лукас. – Но я узнаю.

  «Сегодня вечером?»

  – У тебя были другие планы? Он снова коснулся ее задницы.

  Она сказала: «Не совсем так. Мне пора в постель.

  – Может быть, я позвоню, – сказал он. – Еще нет и десяти часов.

  АННА ЛИЗ ДЖОНС БЫЛА сержантом полицейского управления Сент-Пола. Лукас забрал ее домой.

  «У нас был стажер, который занимался переводом. Студент Сент-Томаса. Кажется, он знал, что делает», – сказала она.

  – У тебя нет постоянного парня? – спросил Лукас.

  – Да, но он был вне дома.

  «Как мне узнать имена этих людей? Глухие люди?

  «Боже, в это время ночи? Мне придется обзвонить всех, – сказал Джонс.

  «Можешь ли ты?»

  В ОДИННАДЦАТЬ ЧАСОВ у него были имя и адрес на Сент-Пол-авеню. Может быть, в двух милях отсюда. Он получил свою куртку. Погода в постели сонно позвала: «Ты уходишь?»

  "На некоторое время. Я должен зафиксировать это».

  "Будь осторожен. . . ».

  Дома вдоль Сент-Пол-авеню представляли собой скромные послевоенные коттеджи, пристроенные, перестроенные, с небольшими ухоженными двориками и гаражами сзади. Лукас пробежался по номерам домов, пока не нашел нужный. В окне горел свет. Он прошел по тротуару и позвонил в звонок. Через мгновение он услышал голоса, а затем тень пересекла портьеры картинного окна, и входная дверь открылась ногой, цепь перекинула щель. Выглянул невысокий пожилой мужчина. «Да?»

  – Я Лукас Давенпорт из полицейского управления Миннеаполиса. Лукас показал свое удостоверение личности, и дверь открылась шире. «Здесь живет Пол Джонстон?»

  "Да. С ним все в порядке?

  – Нет проблем, – сказал Лукас. «Но он пошел и поговорил с полицией Сент-Пола о деле, над которым мы работаем, и мне нужно поговорить с ним об этом».

  – В это время ночи?

  – Извините, но это очень срочно, – сказал Лукас.

  – Ну, я полагаю, он у Уорренов. Он повернулся и позвал в дом: «Ширли? Пол у Уорренов?

  «Я так думаю.» Женщина в розовом халате вошла в переднюю комнату, застегивая халат. «Что случилось?»

  «Это полицейский, он ищет Пола. . . ».

  УОРРЕНЫ были семьей глухих в Миннеаполисе, и их дом был неформальным местом сбора глухих. Лукас припарковался через два дома в конце очереди машин, сосредоточенной вокруг дома Уорренов. На крыльце сидели мужчина и женщина, пили пиво и наблюдали за ним. Он прошел по тротуару и сказал: «Я ищу Пола Джонстона?»

  Они посмотрели друг на друга, а затем мужчина сделал ему знак, но Лукас покачал головой. Мужчина пожал плечами и прохрипел, а Лукас вынул удостоверение личности, показал им, указал на дом и сказал громче: «Пол Джонстон?»

  Женщина вздохнула, подняла палец и исчезла внутри. Мгновение спустя она вернулась, а за ней – жилистая белокурая девочка-подросток с узким лицом и маленькими серыми глазами. Первая женщина снова села, а блондинка спросила: «Я могу вам помочь?»

  «Я офицер полиции Миннеаполиса, и я ищу Пола Джонстона, который связался с полицией Сент-Пола по поводу дела, над которым мы работаем».

  – Убийства, – сказала девушка. «Мы говорили об этом. Никогда ничего не происходило».

  – Насколько я понимаю, Сент-Пол взял заявление.

  «Да, но мы больше ничего не слышали. . . Подожди, я позову Пола.

  Она вернулась внутрь, а Лукас ждал, избегая зрительного контакта с двумя людьми на крыльце. Они знали это и, казалось, считали его забавным. Время от времени он случайно смотрел в глаза и либо кивал, либо поднимал брови, из-за чего чувствовал себя глупо.

  Мгновение спустя жилистый подросток вернулся с коренастым темноволосым мужчиной, который внимательно посмотрел на Лукаса, а затем ворчливо хмыкнул. В тяжелых огромных очках с толстыми линзами его глаза казались луноподобными. Он стоял под фонарем на крыльце, и свет создавал ореол его длинных волос.

  – Я не подписываю, – сказал Лукас.

  Блондинка сказала: «Нет дерьма. Так что ты хочешь знать?»

  «Только то, что он видел. Мы получили отчет с номером лицензии, но номер оказался невозможным. Государство не допускает вульгарности или чего-либо, что могло бы быть вульгарностью, поэтому на ней нет таблички с надписью ASS ».

  Девушка открыла рот, чтобы что-то сказать, затем повернулась к Джонстону, ее руки развевались. Через секунду Джонстон раздраженно покачал головой и начал отвечать.

  «Он говорит, что парень в полицейском участке – придурок», – сказала блондинка.

  – Я его не знаю, – сказал Лукас.

  Блондинка что-то подписала, и Джонстон подписал в ответ. «Он боялся, что они могли напортачить, но этот придурок, который был у них в полицейском участке, просто не мог подписать», – сказала она, глядя на его руки.

  «Это была не ASS? ”

  "О, да. Вот почему они это запомнили. Этот парень чуть не переехал их, а Пол увидел табличку и начал смеяться, потому что там было написано ASS , а парень был задницей».

  «Нет табличек с надписью ASS. ”

  – А как насчет того, чтобы повернуть задницу назад?

  – Назад?

  Она кивнула. «Для Пола не имеет большого значения, вперед или назад. Он просто узнает несколько слов, и эта ЖОПА выскочила прямо на него. Вот почему он это запомнил. Он знал, что это было в обратном направлении. Он пытался все это объяснить, но, думаю, не все дошло. Пол сказал, что парень в полицейском участке был неграмотным придурком.

  "Иисус. Так пластина была SSA? ”

  – Так говорит Пол.

  Лукас посмотрел на Пола, и глухой кивнул.

  27

  ЛУКАС по телефону услышал, как Коннелл бежит по коридору, и улыбнулся. Она буквально влетела в кабинет. Ее лицо было пепельным, без всякого макияжа; усталый, натянутый.

  «Что случилось?»

  Лукас положил руку на трубку. «Возможно, у нас есть перерыв. Помните тех глухих? Сент-Пол ошибся в номере лицензии.

  "Неправильно? Как они могли ошибаться?» – спросила она, уперев кулак в бедра. «Это глупо.»

  – Минутку, – сказал Лукас в трубку: – Можешь снять это? По факсу? Да. У меня есть номер. И послушайте, я ценю, что вы пришли. Я поговорю с вашим боссом утром и скажу ему об этом.

  «Какой?» – спросил Коннелл, повесив трубку.

  Лукас повернулся в кресле к ней лицом. «Глухой парень, который видел табличку, – перевод напортачил. Переводчик не смог подписать или что-то в этом роде. Я просмотрел этот отчет полдюжины раз и все время думал, как они могли все испортить? И я никогда не возвращался и не спрашивал до сегодняшнего вечера. Табличка была SSA – задница задом наперёд».

  – Не верю.

  «Поверь в это.»

  «Это не может быть так просто».

  "Возможно, нет. Но есть тысяча пластин SSA , и двести семьдесят два из них звукосниматели. И то, что я услышал от глухого парня, звучало неплохо».

  Андерсон вошел с двумя бумажными стаканчиками, полными кофе. Он сел и стал пить попеременно из двух чашек. – Ты получишь вещи?

  – Они посылают это вам по факсу.

  «Должен быть лучший способ сделать это», – сказал Андерсон. «Связать все воедино. Вы должны заставить свою компанию написать какое-нибудь программное обеспечение.