Текст книги "Фатальная ошибка"

Автор книги: Джон Катценбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

21
Ошибка за ошибкой

Чем глубже Скотт погружался в чтение, тем сильнее росла его тревога.

Наутро после крайне неудовлетворительной дискуссии с Салли и Хоуп он с чисто академической методичностью занялся изучением явления, называвшегося Майклом О’Коннелом. Спустившись в библиотеку колледжа, он запасся целой кучей литературы о навязчивых неврозах. Книги, газеты и журналы загромождали стол в углу читального зала. В зале стояла тяжелая, давящая тишина, Скотт чувствовал, что начинает задыхаться. Он был чуть ли не в панике, сердце билось так, что, казалось, вот-вот разорвется.

Все прочитанное им за это утро наполняло его отчаянием. Смерть, смерть и смерть. Девушки, женщины средних лет и даже пожилые становились жертвами мужчин, одержимых идеей преследования. Все они страдали, большинство были убиты, а у выживших навсегда оставалась незаживающая травма.

Они жили в самых разных краях – на севере и на юге, в Соединенных Штатах и за границей. Среди них были молодые студентки вроде Эшли и более взрослые женщины. Богатые и бедные, образованные и не очень. Все это не имело никакого значения. Мужчины, преследовавшие их, были их бывшими мужьями, любовниками, сотрудниками или бывшими одноклассниками. Женщины обращались за поддержкой к закону, к родным и друзьям – иначе говоря, пытались всеми возможными способами отделаться от непрошеного назойливого внимания со стороны мужчин, испытывающих непреодолимую тягу к преследованию.

И все их крики о помощи были бесполезны.

Их закалывали ножом, избивали до смерти, в них стреляли. Некоторым удавалось спастись. Но немногим.

Иногда вместе с женщинами погибали их дети, сотрудники или соседи. Побочные жертвы неистовства.

У Скотта кружилась голова от этого наплыва информации. Ему становилось худо при мысли о той западне, в которую попала Эшли. Лейтмотивом всех этих книг, брошюр и статей была любовь.

Конечно, это была не настоящая любовь. Это было какое-то извращенное чувство, зарождавшееся в самых темных глубинах человеческого сердца и воображения. Ему было место не на валентинках фирмы «Холлмарк», а в изданиях по судебной психиатрии. Но любовь такого рода неизменно присутствовала во всех случаях, о которых Скотт читал, и это пугало его больше всего.

Он просматривал книгу за книгой, изучал трагедию за трагедией, пытаясь найти историю, которая подсказала бы ему, что делать. С растущим беспокойством он лихорадочно листал страницы, отбрасывая одну книгу и хватая наугад другую. Как историк, исследователь, он верил, что где-то, в каком-то абзаце, содержится ответ. Он жил в мире здравого смысла и логических закономерностей. Не могло быть, чтобы его мир не помог ему.

Но постепенно Скотт с ужасом убедился, что его поиски тщетны.

Он так резко поднялся с места, что тяжелый дубовый стул опрокинулся с грохотом, который в тишине библиотеки прогремел как орудийный залп. Взгляды всех присутствующих уперлись ему в спину, но он кинулся прочь, ничего вокруг не замечая и держась за сердце, словно был ранен или контужен. Паника полностью овладела им. Горло его свело судорогой, он отчаянно замахал руками и побежал сквозь зал каталогов, мимо шокированных библиотекарш за стойкой, которые в жизни не видели, чтобы печатное слово производило на читателя такое действие. Одна из них окликнула Скотта, но он ничего не слышал, он уже выскочил из библиотеки и оказался под затянутым тучами небом. Он не чувствовал холода – в сердце его воцарился холод куда более сильный. Им владела одна мысль: спасти Эшли. Скотт не знал, как это сделать, но понимал, что надо действовать как можно быстрее.

Для Салли день тоже начался с решений, которые, на ее взгляд, были исключительно разумны.

Первым делом, как она считала, надо было точно установить, что собой представляет личность, возникшая в их жизни из-за Эшли. Ясно было одно: он мастерски обращается с компьютером и сумел благодаря этому изрядно им всем насолить. Салли пришла в голову мысль передать всю имеющуюся у них информацию полиции, но она отказалась от этого намерения – главным образом потому, что не была уверена, сделают ли они что-нибудь, выслушав ее жалобу. Кроме того, она боялась, что это нарушит конфиденциальность ее отношений с клиентом. Нет, пока что привлекать к этому делу полицию нельзя, решила она.

Ее беспокоило, что О’Коннел – если это действительно он все подстроил, в чем она не была до конца уверена, – был, судя по всему, ловок и хитер. Это было опасно. Он, похоже, знал, как можно безнаказанно навредить человеку, не прибегая к физической силе или оружию. И она очень боялась, что он способен капитально испортить им жизнь.

Однако нельзя забывать, сказала она себе, что О’Коннел все-таки им неровня. А говоря точнее, неровня ей. Насчет Скотта она сомневалась. Годы работы в рафинированном гуманитарном сообществе сгладили грубоватую резкость, которая привлекла ее, когда она выходила за него замуж. Он был ветераном войны, что в те годы было непопулярно, и подходил к работе с трезвой практичностью, которая тоже ей нравилась. А когда он защитил диссертацию, и они поженились, и родилась Эшли, и Салли пошла по юридической стезе, она вдруг увидела, что характер мужа стал мягче. На него, как и на его талию, повлияло приближение среднего возраста.

– Значит, так, мистер О’Коннел, – произнесла Салли вслух, – вы напали не на то семейство. Готовьтесь к сюрпризам.

Она опустилась в кресло и потянулась к телефону. Покрутив настольную картотеку «ролодекс», она нашла номер, который ей был нужен, и быстро набрала его. Секретарша попросила ее подождать, и она запаслась терпением. Наконец в трубке раздался голос, придавший ей уверенности:

– Мерфи на проводе. Чем могу быть вам полезен, мадам адвокат?

– Добрый день, Мэтью. У меня возникла небольшая проблема.

– Знаете, миссис Фримен-Ричардс, это единственная причина, по которой люди звонят мне по этому телефону. Стали бы иначе они болтать с частным детективом! И что же случилось в вашем симпатичном городишке на этот раз? В деле о разводе неожиданно возникли непредусмотренные неприятные осложнения?

Салли представила себе Мэтью Мерфи за его рабочим столом. Его офис находился в грязноватом, обветшалом доме в Спрингфилде, в двух кварталах от здания федерального суда, по соседству со старым запущенным районом. Очевидно, Мерфи устраивала невзрачность этого места. Он избегал всего яркого, привлекающего внимание.

– Нет, Мэтью, это не дело о разводе.

Она могла бы позвонить кому-нибудь из более видных детективов. Но у Мерфи за плечами был богатый опыт работы с самыми разными делами, а его нетерпимость по отношению к любым нарушениям порядка могла в данном случае пригодиться. Кроме того, при обращении к человеку из своего города был риск, что пойдут нежелательные слухи.

– Значит, более тонкий случай, мадам адвокат?

«Мерфи все понимает с полуслова», – подумала она.

– У вас сохранились связи в Бостоне и округе? – спросила она.

– Да, остался кое-кто из старых знакомых.

– А каких именно?

– Разных, мадам адвокат, – усмехнулся он. – По обе стороны демаркационной линии. Есть и не слишком симпатичные личности, любители легкого заработка, а есть и парни, которые пытаются им помешать.

Проработав двадцать лет в убойном отделе, Мерфи рано ушел на пенсию и открыл собственное агентство. Поговаривали, что он получил солидное выходное пособие за обещание помалкивать о некоторых деталях работы Вустерского отдела по борьбе с наркотиками, которые вскрылись при расследовании парочки убийств в мире наркобизнеса. То, что в делах, связанных с наркотиками, хватает грязи, было общеизвестно. Мерфи уволился с почетом и был награжден именными часами, в то время как вместо этого ему могли предъявить обвинительный акт или всадить в него пулю в темном переулке.

– Вы не могли бы разведать для меня кое-что в Бостоне?

– Вообще-то, дел у меня сейчас по горло. А какого сорта это «кое-что»?

Салли набрала в грудь воздуха:

– Это личное дело. Оно касается одного из членов моей семьи.

Он помолчал.

– Это объясняет, мадам адвокат, почему вы позвонили старому вояке, а не одному из молодых ловких парней, работавших в ФБР или военной уголовке и крутящихся в более разреженной атмосфере городка, где вы практикуете. И чего же именно вы от меня хотите?

– Моя дочь связалась в Бостоне с одним молодым человеком.

– И он вам не очень-то нравится?

– Это мягко сказано. Он твердит ей, что любит ее. Не желает оставить ее в покое. Ухитрился с помощью компьютера подстроить так, что ее выгнали с работы. Создал ей неприятности в аспирантуре. Возможно, это не все. Похоже, он непрерывно следит за ней. Навредил мне, моему бывшему мужу и моей подруге, – по всей вероятности, это тоже были его компьютерные штучки.

– Как именно навредил?

– Влез в мои счета. Распространил ложные обвинения. В общем, напакостил, как только мог.

Салли подумала, что она, возможно, даже преуменьшает зло, причиненное О’Коннелом.

– Стало быть, он не без способностей, этот – как вы предпочитаете его называть? – бывший приятель дочери?

– Да, это подойдет. Хотя они и встречались-то вроде бы всего один раз.

– И весь этот сыр-бор после того, как он один раз переспал с ней?

– Похоже что так.

Мерфи в нерешительности помолчал, что несколько поколебало доверие Салли к нему.

– О’кей, я понял. С какой стороны ни подойди, парень дрянцо.

– Вам приходилось иметь дело с такими типами? Одержимыми идеей преследования?

Мэтью Мерфи опять ответил не сразу, усилив ее беспокойство.

– Да, мадам адвокат, приходилось, – с расстановкой сказал он наконец. – Попадались ребятишки вроде того, что вы расписываете. Когда я работал в убойном отделе.

При этих словах у Салли пересохло в горле.

Мать Хоуп кончила сгребать листья в саду и не успела войти в дом, как зазвонил телефон. Она, как обычно, немного неуверенно сняла трубку.

– Здравствуй, дорогая! – воскликнула Кэтрин Фрейзир, услышав голос. – Это настоящий сюрприз. Уж и не помню, когда мы разговаривали.

– Здравствуй, мама, – сказала Хоуп, почувствовав укол совести. – Столько дел и в школе, и с командой, время летит незаметно. Как ты?

– Я-то замечательно. Готовлюсь к зиме. Все местные говорят, она будет долгой.

Хоуп глубоко вздохнула. В ее отношениях с матерью присутствовала подспудная напряженность. Внешне они были хорошими, но все время ощущалась некоторая натянутость, как в канатном узле, который удерживает наполненный ветром парус. Кэтрин Фрейзир всю свою жизнь провела в Вермонте и придерживалась крайне либеральных взглядов во всем, кроме одного, а для ее дочери это было важнее всего. Она была одним из самых стойких приверженцев Католической церкви в поселке Патни, который соседствовал с более значительным Братлборо, оплоте добропорядочности, населенном бывшими хиппи. Кэтрин пережила раннюю смерть мужа, никогда не помышляла о том, чтобы вторично выйти замуж, и жила в одиночестве у самого края леса. Ее не покидали сомнения относительно связи ее дочери с Салли. Живя в штате, где на союзы между женщинами смотрели благосклонно, она держала свои сомнения при себе, но каждое воскресное утро горячо молилась о том, чтобы Господь ниспослал ей понимание и позволил смириться с этим фактом. Однако время текло, а понимание так и не приходило, и это портило ее отношения с Хоуп. В прошлом она покупала иллюзию смирения в церкви, но постепенно устала от повторения «Отче наш» и «Дева Мария, радуйся», потому что они редко приносили ей успокоение.

Хоуп полагала, что растущая напряженность между ними проистекает из ее неспособности вести нормальнуюжизнь и подарить матери внуков. Напряженность чувствовалась и в те моменты, когда они разговаривали, и в те, когда молчали, потому что молчали они о самом важном.

– Хочу попросить тебя об услуге, – сказала Хоуп.

– Все, что угодно, дорогая.

Хоуп знала, что это неправда. Было много такого, в чем Кэтрин, скорее всего, отказала бы ей.

– Это касается Эшли. Ей надо на время уехать из Бостона.

– Но почему? Она что, заболела? Какой-то несчастный случай?

– Не совсем несчастный случай, но…

– У нее нет средств? У меня денег куры не клюют, и я с радостью помогу ей.

– Нет, мама, сейчас я объясню.

– А как же ее занятия, ее диссертация?

– Это придется отложить.

– Господи, как странно. В чем же дело?

Набрав в грудь воздуха, Хоуп выпалила:

– В мужчине.

Когда этим вечером Скотт набрал номер мобильного телефона Эшли и получил ответ «Абонент больше не обслуживается», он в панике стал звонить ей по междугородному. Услышав ее голос, он заговорил бодрым тоном, стараясь не выдать страха:

– Привет, Эшли. Как дела?

Эшли сама не знала точного ответа на этот вопрос. Она не могла избавиться от ощущения, что за ней постоянно следят, ее преследуют и подслушивают все ее разговоры. Она с опаской выходила из дому, а на улице настороженно вглядывалась в каждую тень, каждый закуток и переулок. Обычный городской шум, на который она привыкла не обращать внимания, теперь звучал в ее ушах как пронзительный свист, давящий на барабанные перепонки.

Не желая расстраивать отца, она решила сказать ему лишь половину правды:

– Все в порядке, не считая того, что уже пришло в беспорядок.

– О’Коннел больше не давал о себе знать?

Не отвечая прямо на вопрос, она сказала:

– Пап, мне надо предпринять какие-то шаги.

– Да-да, – тут же откликнулся он. – Вот именно.

– Я отключила мобильный телефон.

– Отключи городской тоже. И вообще, я думаю, надо сделать гораздо больше, чем мы планировали вначале.

– Придется искать новую квартиру, – произнесла она угрюмо. – Эта мне нравится, но…

– Я думаю, – осторожно начал Скотт, – что этого будет недостаточно. Надо сделать еще кое-что.

– Что ты имеешь в виду?

Скотт глубоко вздохнул и заговорил ровным, рассудительным и наставническим тоном, каким обычно объяснял студентам ошибки в их работах:

– Я провел кое-какую исследовательскую работу и кое-что почитал. Не хочу делать скоропалительных выводов, но у меня сложилось впечатление, что О’Коннел может стать, так сказать, более агрессивным.

– «Более агрессивным»? Этот эвфемизм означает, что он может избить меня или причинить еще какой-то вред?

– С другими в сходных ситуациях это случалось. Поэтому я считаю, что нам надо принять некоторые меры предосторожности.

Помолчав, Эшли спросила:

– И что ты предлагаешь?

– Я думаю, ты должна на время исчезнуть из Бостона. Уехать куда-нибудь и спрятаться до тех пор, пока он не переключится на что-нибудь другое.

– А ты уверен, что он «переключится»? Может быть, он просто будет ждать моего возвращения.

– У нас есть средства, Эшли. Если понадобится, можешь переселиться в Лос-Анджелес, Чикаго или Майами. Это не проблема. Ты еще молода, можешь выбирать что хочешь. Главное – сделать так, чтобы О’Коннел тебя не нашел.

Эшли почувствовала, как в ней закипает гнев:

– Почему я должна прятаться? Я не совершила ничего плохого. Какое он имеет право коверкать мою жизнь?

Скотт молчал, выжидая, пока дочь выпустит пар. Еще с тех пор, как она была маленькой девочкой, он усвоил, что надо дать ей возможность побушевать и покапризничать и в конце концов она успокоится и прислушается к голосу если не разума, то чего-то близкого к нему. Маленькая родительская хитрость.

– Права на это у него нет. Но есть возможность. Поэтому нам надо сделать такие ходы, которых он не ожидает. И прежде всего убраться от него подальше.

Он чувствовал, что Эшли на другом конце провода размышляет над его словами, но не знал, конечно, что она и до разговора с ним думала о том же. И тем не менее его предложение расстраивало ее. Глаза ее наполнились слезами. Кругом одна несправедливость! Но когда девушка заговорила, в голосе ее была покорность:

– Хорошо, пап. Эшли исчезнет со сцены.

* * *

– Итак, они наняли частного детектива?

– Да, и притом очень опытного и компетентного.

– Ну что ж, это было разумно. Любые более или менее образованные и здравомыслящие родители, обладающие достаточными средствами, поступили бы так же. Обратиться к эксперту всегда полезно. Мне надо поговорить с ним. Он, должно быть, приготовил для Салли отчет о своем расследовании. Частные детективы всегда это делают. Отчет, по всей вероятности, сохранился.

– Да, тут вы правы, – сказала она. – Отчет был. Начальный. Копия, которую он послал Салли, хранится у меня.

– Ну так…

– Почему бы вам сначала не поговорить с самим Мэтью Мерфи? А если после этого вы все еще будете думать, что отчет вам нужен, я дам вам его.

– Но вы могли бы избавить меня от лишних хлопот.

– Возможно, – ответила она. – Но я не уверена, что забота о том, чтобы сберечь ваше время и ваши силы, – это то, что от меня требуется. И, кроме того, я думаю, что визит к частному детективу будет… – как бы это сказать? – познавателен.

Она улыбнулась, но довольно сухо, и мне показалось, что она дразнит меня. Пожав плечами, я поднялся, собираясь уходить. Увидев, что я разочарован, она вздохнула.

– Иногда большую роль играет личное впечатление, – заметила она. – Вы что-то узнаёте, что-то слышите и видите, и это оставляет отпечаток в вашем воображении. Именно это происходит со Скоттом, Салли и Хоуп, а также с Эшли. Впечатления о событиях и отдельных моментах, накапливаясь, складываются в законченную картину того, что их ожидает. Сходите к частному детективу, – резюмировала она решительно. – Это чрезвычайно поможет вам разобраться в этом деле. А после этого, если захотите, я дам вам отчет.

22
Бегство

«Типичный панк» – первое, что пришло в голову Мэтью Мерфи.

Он просматривал крайне невыразительное полицейское досье на Майкла О’Коннела, которое повествовало о регулярных незначительных нарушениях закона. Мошенничество с кредитными картами (очевидно, использование краденых карт, решил Мерфи), угон автомобиля чуть ли не в подростковом возрасте, физическое нападение (драка в баре, из которой О’Коннел, судя по всему, вышел победителем). Самым серьезным наказанием за различные мелкие преступления, в которых О’Коннела обвиняли, было условное осуждение, и лишь один раз он провел пять месяцев в окружной тюрьме, так как не мог внести совсем небольшой залог. За это время назначенный судом защитник сумел свести обвинение в нападении к простому нанесению побоев, за что, вдобавок к проведенному за решеткой сроку, был назначен штраф и еще шесть месяцев пробации, то есть условного заключения. Мерфи подумал, что надо позвонить сотруднику отдела пробации, надзиравшему за О’Коннелом в этот период, хотя не особенно рассчитывал на его помощь. Отдел этот занимался в основном крупными преступлениями, а О’Коннел, насколько Мерфи мог видеть, не представлял собой ничего интересного – по крайней мере, с точки зрения правоохранительных органов.

Разумеется, собранная информация давала основания посмотреть на все это и по-другому: О’Коннел мог быть виновен в чем угодно, просто не был пойман.

Мерфи покачал головой: не особенно выдающийся преступник. Пять месяцев в провинциальной каталажке можно было рассматривать лишь как временное неудобство, предоставляющее вместе с тем возможность перенять кое-какие полезные навыки у более опытных сокамерников – если держать глаза и уши раскрытыми и не попасть в число жертв, преследуемых наиболее жестокими представителями системы. Успех в криминальном деле требует, как и ученая степень, основательного обучения и подготовки, полагал Мерфи.

В деле имелись черно-белые фотографии О’Коннела в фас и в профиль. Вряд ли они знаменовали начало пути, – скорее всего, парень многому научился еще до заключения.

Знакомый полицейский, доставший для Мерфи все эти данные о приводах и судимостях О’Коннела, не смог получить доступ к досье, которое описывало похождения О’Коннела в подростковом возрасте. Это казалось подозрительным. Бог знает что там могло содержаться. Однако в имевшихся у Мерфи на руках распечатанных документах практически ничего не говорилось о преступлениях, совершенных с применением насилия, что несколько успокаивало. По всей вероятности, парень просто сбился с пути, но девятимиллиметровой пушкой обзавестись не успел.

Из досье можно было почерпнуть кое-какие сведения о прошлом О’Коннела: он вырос в трейлерном парке на побережье в Нью-Гемпшире. Вероятно, детство у него было не слишком радостным. Он не жил в белом домике с нарядным фасадом, где на кухне пекут яблочный пирог, а на лужайке дети играют в мяч. Скорее всего, ему частенько доставались тумаки. В школе занимался вполне успешно – когда ходил туда. Обучение происходило со значительными пропусками. Возможно, содержался в исправительных учреждениях? Тем не менее среднюю школу окончил. «Небось, специалистам по работе с трудными детьми пришлось потрудиться», – подумал Мерфи. О’Коннелу хватило способностей поступить в местный колледж. Затем бросил учебу. Снова поступил в колледж, но так и не окончил его. Переехал в Бостон и перевел документы в Массачусетский университет. Умеет обращаться с техникой, был неплохим механиком. Очевидно, те же способности позволили ему с успехом освоить компьютер. Короче, есть в чем покопаться, если это надо Салли Фримен-Ричардс. Что именно он откопает, Мерфи приблизительно представлял себе. Скорый на руку отец. Пьяница-мать. Или, как вариант, отсутствующий отец и падкая на мужчин мать, работающая прислугой или подсобницей на производстве. Бурные субботние вечера с алкоголем.

В этот погожий день, обещавший неплохой улов, Мэтью Мерфи сидел в своем автомобиле перед закопченным зданием, в котором жил О’Коннел. Клочки голубого неба проглядывали в щелях между обветшалыми многоквартирными домами, а вдали, над спортивным комплексом «Фенуэй-парк», виднелся логотип нефтяной компании «СИТГО». Оглядевшись, Мерфи пришел к выводу, что улица в принципе ничем не отличается от многих других в Бостоне: молодые люди на подъеме к светлому будущему и старики на спуске от чего-то лучшего в прошлом. И отдельные личности вроде О’Коннела, для которых это место было лишь промежуточной станцией на пути к чему-то худшему.

Добыв через знакомого полицейского распечатку данных о Майкле О’Коннеле, Мерфи хотел добавить к ней хорошую фотографию объекта. На сиденье рядом с ним лежала современная цифровая камера с длиннофокусным объективом – самый главный инструмент частного сыщика.

Мерфи давно уже разменял шестой десяток, то есть достиг того рубежа, с которого открываются безрадостные перспективы пожилого возраста. Он был разведен, детьми не обзавелся и тосковал больше всего по тем дням, когда был молодым сотрудником дорожной полиции и гонял на патрульной машине по Массачусетской автомагистрали смена за сменой, поддерживая силы за счет кофе и адреналина. Работа в отделе по расследованию убийств тоже нравилась ему, но он был достаточно разумен, чтобы понимать, что при том количестве врагов, какое он нажил, вряд ли он дотянет на этом месте до старости. Мерфи внутренне улыбнулся. Ему всю жизнь хватало ловкости уцелеть в любой передряге, уйти из-под удара в последний момент. Через год после прихода в дорожную полицию он вдребезги разбил машину, преследуя пьяных подростков, гонявших на отцовском «БМВ», – и отделался легкими царапинами, в то время как все усилия медиков из скорой помощи по оживлению юных тел были напрасны. Однажды у него состоялась ночная перестрелка с наркодельцом, накачавшимся до того, что у него уже глаза наружу вылезали. Тот выпустил в Мерфи из пистолета целую обойму, и все до одной пули изрешетили стену за головой полицейского, а сам он уложил наркодельца на месте единственным выстрелом, который произвел зажмурившись. Язык у Мерфи был хорошо подвешен, и детектив уже даже не помнил, сколько раз он выручал его в отчаянных ситуациях. Так произошло, например, когда Мерфи столкнулся один на один с преступником, за которым тянулся целый хвост убийств. В одной руке тот держал мясницкий нож, в другой – девятилетнюю девочку; у ног его валялся труп его жены, а на кухне в луже крови – тело ее матери. Мерфи задержал его и получил за это благодарность в приказе. Задержанный также выразил ему свою благодарность и пообещал, что Мерфи будет его следующей жертвой, как только он выйдет на свободу. Последнее, правда, было маловероятно. Мерфи считал, что накопленные им угрозы в свой адрес служат лучшим послужным списком. Вспоминая их, он сбивался со счету.

Майкл О’Коннел по сравнению со всем этим был лишь мелкой неприятностью, не более того.

Детектив еще раз просмотрел лежащие у него на коленях бумаги, пытаясь отыскать свидетельство того, что О’Коннела невозможно запугать. Он такого свидетельства не нашел. Пожалуй, именно в этом направлении и надо действовать; он предложит это Салли Фримен-Ричардс. Нагрянуть в гости как-нибудь вечером в сопровождении двух не занятых на работе приятелей из полиции. Неформальный визит, но запоминающийся. Что-что, а припугнуть человека они умели. Чуточку потрепать парня и представить ему подписанный судьей запрет преследовать девушку. Пусть О’Коннел подумает, стоит ли овчинка выделки. А главное, надо внушить ему, что в противном случае Мерфи самолично устроит ему веселую жизнь.

Он улыбнулся. Это должно было подействовать.

Мерфи приходилось в свое время сталкиваться с психопатами, настолько одержимыми идеей преследования, что их не могли удержать ни угрозы, ни требования закона, ни даже огнестрельное оружие, которым перед ними размахивали. Со свирепой целеустремленностью питбулей они были готовы кинуться в огонь и воду, чтобы добраться до объекта своих притязаний. О’Коннел казался по сравнению с ними мелким пакостником, каких Мерфи повидал на своем веку более чем достаточно. Но чем дольше детектив читал досье Майкла О’Коннела, тем больше удивлялся тому, что этот червяк решился связаться с такими людьми, как Салли Фримен-Ричардс и ее дочь. Ему доводилось расследовать убийства, когда брошенный муж или любовник мстил женщине за то, что она пошла своим путем. Мерфи сочувствовал людям, пытавшимся разорвать тягостные, унижающие их отношения. А в данном случае он не мог понять, каким образом у О’Коннела могла зародиться столь сильная страсть. Ему всегда казалось, что ничего нет глупее, чем отказываться ради любви от свободы, от возможностей, которые могут представиться в будущем, и уж тем более от жизни.

Мерфи бросил взгляд на дверь дома.

– Ну давай же, парень! – произнес он вслух. – Выходи и покажись мне. Меня ждут более интересные дела.

Словно по его сигналу, дверь отворилась, и по фотографиям трехлетней давности Мерфи сразу узнал О’Коннела.

Он схватил камеру и навел объектив на лицо молодого человека. К его удивлению, тот на миг застыл на месте, глядя почти прямо на Мерфи. Детектив быстро нащелкал с полдюжины кадров.

– Ну, вот я тебя и засек, – опять произнес он вслух, ухмыльнувшись. – Это было совсем не трудно.

Мерфи не догадывался, что то же самое можно было сказать и о нем самом.

Позвонить знакомому тренеру по футболу для Скотта не составляло труда, хотя на то, чтобы договориться с ним, ушло какое-то время. Тренер находился в своем офисе, где обсуждал стратегию и тактику игры с координатором защиты. Скотт встречался с ним на различных общественных мероприятиях и старался не пропускать игры с участием его команды.

– Тренер Уорнер? Это Скотт Фримен.

– Рад слышать вас, Скотт! Только, к сожалению, я сейчас занят…

– Какой-нибудь необыкновенно хитроумный план защиты, призванный сбить противника с толку и сделать его абсолютно беспомощным на поле?

– Именно так, – рассмеялся тренер. – Нас устроит только его полное моральное разложение. Но я подозреваю, что вы звоните не по этому поводу?

– Я хотел бы позаимствовать у вас немного физической силы.

– Ну, этого добра у нас хватает. Однако у ребят плохо со временем – занятия, тренировки.

– А как насчет воскресенья? Мне надо двух-трех парней для очень непродолжительного таскания тяжестей. Расплачусь наличными и не буду скупиться.

– В воскресенье? Это можно. А что и куда надо таскать?

– Да понимаете, тренер, моя дочь съезжает с квартиры в Бостоне, и требуется срочно перевезти кое-какие вещи в камеру хранения.

– Ну, эта работа, слава богу, не требует значительных интеллектуальных усилий, и мы, футболисты, справляемся с ней без труда, – со смехом отозвался тренер. – Договорились. Сегодня же после тренировки найду добровольцев и пошлю их к вам.

Трое молодых людей, появившиеся в дверях кабинета Скотта на следующее утро, отличались внушительными габаритами и были полны желания подзаработать. Он объяснил им, что работа будет заключаться в том, чтобы взять напрокат грузовик в воскресное утро, доехать до квартиры Эшли в Бостоне, уложить все ее вещи в картонные коробки, погрузить их на машину и перевезти на склад на окраине города.

– Это необходимо сделать как можно скорее, – добавил он.

– А почему такая спешка? – спросил один из парней.

Скотт предвидел этот вопрос и тщательно обдумал, что он скажет молодым людям. Разумеется, не правду.

– Моя дочь заканчивает колледж в Бостоне. Некоторое время назад она подала заявку на получение гранта для учебы за границей. Она не особенно рассчитывала на то, что ее просьбу удовлетворят, но на днях ей совершенно неожиданно сообщили, что грант ей выделен. Однако с переездом надо уложиться в определенные сроки. Короче говоря, теперь уже решено: она едет на шесть или девять месяцев во Флоренцию, где будет изучать искусство Ренессанса. Через несколько дней она должна выехать, а платить за квартиру, в которой она не будет жить, у меня нет желания. Я и так теряю на депонировании ценных бумаг, – притворно вздохнул он. – Но что делать! Раз уж ей нравятся картины, на которых мучают святых и рубят головы пророкам, то, стало быть, надо ехать в Италию. Правда, не уверен, что это увлечение хорошо сочетается с такими понятиями, как работаили карьера.

Молодые люди засмеялись – коллизия была им знакома. Договорившись встретиться со Скоттом в воскресенье, они ретировались.

Скотт подумал, что они запомнят сказанное им и, если кто-нибудь спросит их, ответят, что девушка уехала за границу, во Флоренцию. Вполне правдоподобно.

Он догадывался, кого могут заинтересовать эти сведения, если тот заметит погрузку.

Эшли чувствовала себя немного глупо.

Она уложила недельный запас одежды в рюкзак и запас на вторую неделю в небольшой чемодан на колесиках.

Накануне сотрудник курьерской службы «Федерал экспресс» доставил ей посылку от отца. Посылка включала два путеводителя по городам Италии, англо-итальянский словарь и три больших альбома по искусству Возрождения (два из которых принадлежали Эшли). Там же находилась выпущенная колледжем Скотта брошюра под названием «Справочник студента, отъезжающего на учебу за границу».