Текст книги "Фатальная ошибка"

Автор книги: Джон Катценбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

12
Первые непродуманные шаги

На следующее утро Скотт двинулся на восток очень рано, и поднимающееся навстречу ему солнце, отразившись от поверхности водоема около городка Гарднер, залило своим сиянием все лобовое стекло. Обычно, проезжая по автостраде номер два через эту пустынную и самую скучную часть Новой Англии, он буквально летел на своем «порше», не глядя на спидометр. Однажды его оштрафовал лишенный чувства юмора полицейский, зафиксировавший, что он едет со скоростью более ста миль в час, и, разумеется, вручил ему повестку на серию лекций по правилам движения, которые Скотт проигнорировал. Когда он ездил в одиночестве на большой скорости, он забывал о своем возрасте. Все остальное время он вел себя как взрослый и законопослушный гражданин. Он понимал, что в этой бесшабашности находит выход какая-то более глубокая внутренняя потребность, но предпочитал не вдаваться в это.

«Порше» начал напевать характерную для него мелодию-напоминание, которая означала: «Если ты позволишь мне, я могу ехать быстрее». Скотт прибавил скорость, раздумывая над своим разговором с Эшли, состоявшимся накануне вечером.

Они не обсуждали дело, заставившее его отправиться за ней. Скотт начал было расспрашивать ее, но осознал, что, по всей вероятности, повторяет вопросы Салли и Хоуп, с которыми Эшли уже разговаривала. Так что он только дочь предупредил, что приедет рано, а она сказала, чтобы он не искал, где припарковать машину, а просто посигналил у ее окна, и она выскочит к нему. Скотт решил, что по дороге Эшли достаточно откровенно объяснит ему ситуацию и он сможет в какой-то степени оценить ее.

Он до сих пор не знал толком, что обо всем этом думать. Тот факт, что его первая реакция на письмо О’Коннела оказалась оправданной, сам по себе ничего не говорил.

Не понимал он и того, насколько сильно ему следует беспокоиться. Тем более что в данный момент этому мешала эгоистичная радость по поводу данной поездки: он сомневался, что ему в ближайшее время представится другая возможность выступить в роли отца. Эшли выросла и нуждалась теперь в нем, как и в матери, несравненно меньше, чем в детстве.

Скотт нацепил на нос солнцезащитные очки и погрузился в размышления. В чем именно дочь нуждалась теперь? В деньгах на возросшие расходы, а в будущем, вероятно, на свадьбу. А в отцовском совете? Вряд ли.

Он нажал на акселератор, и автомобиль рванулся вперед.

Приятно, что в тебе нуждаются, но он боялся, что это в последний раз. Во всяком случае, это будет совсем не так, как в отношениях маленького ребенка с родителями, когда самая пустяковая проблема разрастается до гигантских размеров. Теперь Эшли была в состоянии решать проблемы сама. Скотт подозревал, что она будет отстаивать свое право. Его же участие, по-видимому, сводилось к подбадриванию со стороны и одной-двум робким рекомендациям.

При первом прочтении письма его охватило такое же стремление защитить дочь, какое возникало, когда она была ребенком. Сейчас его желание помочь ей было отчасти удовлетворено, но он угрюмо думал о том, что ему отведена, скорее всего, небольшая роль, так что лучше всего будет держать свои чувства при себе. И тем не менее какая-то частица его была вне себя от радости, что он допущен к чему-то важному в жизни Эшли. «Теперь держитесь!» – мысленно ухмыльнулся он, мчась между рядами деревьев, еще не сбросивших свой осенний наряд.

Услышав двойной автомобильный сигнал, Эшли выглянула из окна и увидела черный «порше» и в нем знакомый профиль. Скотт махнул ей рукой, что было отчасти приветствием и отчасти просьбой поторопиться. Его автомобиль загораживал проезд, а в Бостоне с его узкими улицами водители, как правило, не стесняются высказать все, что они думают по этому поводу. Многие из них и не мыслят езды без того, чтобы поорать и посигналить. В Майами или Хьюстоне подобная словесная перепалка нередко заканчивается перестрелкой, в Бостоне же она считается более или менее безопасной.

Эшли схватила сумку и, выйдя из квартиры, тщательно заперла дверь. Автоответчик, компьютер и мобильный телефон она выключила заранее. «Никаких писем и сообщений, никаких контактов», – подумала она, спускаясь по лестнице и выходя на улицу.

– Привет, красотка, – произнес Скотт, увидев ее на тротуаре.

– Привет, папа, – улыбнулась Эшли. – Дашь порулить?

– Мм… – заколебался он. – В следующий раз.

Это была их привычная шутка. Скотт никому не доверял водить свой «порше» – он говорил, что из-за страховки, но Эшли-то знала подлинную причину.

– Тут все, что тебе понадобится? – спросил он, кивнув на ее небольшую сумку.

– Да. Ведь и у тебя, и у мамы тоже есть мои вещи.

Скотт покачал головой.

– Я помню времена, – произнес он с нарочитым пафосом, – когда я возил чемоданы и сундуки, рюкзаки и вещмешки, набитые совершенно лишней одеждой, которая была нужна лишь для того, чтобы не было сомнений, что ты сможешь переодеваться не менее дюжины раз на дню.

– Лучше уезжай отсюда поскорее, пока не явился какой-нибудь автофургон и не расплющил в лепешку эту игрушку для мужчин с кризисом среднего возраста, – отозвалась она со смехом, забираясь на пассажирское сиденье.

Эшли откинула голову на кожаный подголовник и на миг закрыла глаза, впервые за много часов чувствуя себя в безопасности. Она расслабилась и вздохнула:

– Спасибо, что приехал, папа.

За этой короткой фразой крылось многое.

Скотт тронул автомобиль с места. Ему, понятно, была незнакома фигура, скользнувшая за дерево, когда они проезжали мимо. Эшли могла бы узнать ее, если бы не закрывала глаз и не отвлекалась на разговоры с отцом.

Майкл О’Коннел посмотрел им вслед, запоминая водителя, автомобиль и его номер.

* * *

– Вы слушаете когда-нибудь песни о любви? – спросила она.

Вопрос был настолько неожиданный, что я на миг даже растерялся:

– Песни о любви?

– Да. Ну, знаете, что-нибудь вроде «Ты только посмотри, у меня любовь внутри!» или просто «Я встретил девушку, ее зовут Мария», – продолжать можно без конца.

– Да, в общем-то, нет, – ответил я. – Точнее, каждому, наверное, приходится слышать их время от времени. Разве не о любви поют девяносто девять процентов поп– и рок-певцов, исполнителей кантри и даже панков? Об утраченной или неразделенной любви, о счастливой и несчастливой. Но я не совсем понимаю, какое отношение это имеет к тому, о чем мы говорим.

Я был слегка раздражен. Меня интересовало, какие шаги предприняла Эшли, а главное, хотелось лучше понять Майкла О’Коннела.

– В большинстве этих песен говорится вовсе не о любви, а о чем угодно другом. Чаще всего о неудовлетворенности, а также о страсти и похоти, о потребности и разочаровании. И очень редко – о том, чем является любовь на самом деле. Ведь если отбросить все эти аспекты, то любовь сведется, пожалуй, ко взаимной зависимости двух людей. Проблема в том, что часто мы не понимаем этого, так как слишком одержимы одним из упомянутых аспектов любви и именно его принимаем за настоящую любовь.

– Хорошо, – медленно проговорил я. – И чем же была любовь для Майкла О’Коннела?

– Для него это была злость, ярость.

Я молчал.

– И такая любовь была ему необходима. Необходима как воздух.

13
Простое решение

Урчание двигателя спортивного автомобиля мгновенно убаюкало Эшли, и почти целый час она даже ни разу не шевельнулась, затем вдруг открыла глаза и выпрямилась, в недоумении озираясь. Откинувшись на сиденье, она потерла лицо, чтобы прогнать остатки сна.

– Господи, – сказала она, – я что, уснула?

– Устала? – ответил Скотт вопросом на вопрос.

– Да, пожалуй. А главное, впервые за много часов действительно расслабилась. Какое-то странное ощущение. Не то чтобы плохое или особенно хорошее, просто странное.

– Не против поговорить о деле?

Эшли задумалась. У нее было чувство, что с каждой милей, отдалявшей их от Бостона, возникшая проблема становится все более далекой и менее значительной.

– Расскажи просто то же самое, что ты рассказала матери и ее партнерше, – добавил Скотт спокойно, сознавая, что отзывается об отношениях Салли и Хоуп с ханжеской формальностью. – Я, по крайней мере, буду так же информирован, как они, и мы сможем выработать какой-нибудь разумный план действий.

Он не был уверен, что дочь так уж рвется вырабатывать план действий, но она, по-видимому, ожидала каких-то подобных слов от него, и то, что он их произнес, само по себе должно было звучать успокаивающе.

Помолчав, Эшли произнесла, передернувшись:

– Мертвые цветы. Мертвые цветы, прикрепленные напротив моей двери. И то, что он стал следить за мной, вместо того чтобы встретиться в кафе, как мы договаривались. Выслеживал меня, словно охотник какого-нибудь зверя. – Она посмотрела в окно, приводя в порядок свои мысли, и добавила с тяжким вздохом: – Лучше, наверное, начать с самого начала, чтобы тебе было понятнее.

Скотт переключил скорость на минимальную, свернул на правую полосу, по которой его «порше» никогда не ездил, и приготовился слушать.

К тому времени, когда они добрались до университетского городка, в котором жил Скотт, Эшли посвятила его в детали своих взаимоотношений с Майклом О’Коннелом, если их можно было так назвать. Она изложила историю их знакомства в несколько завуалированном виде, стесняясь обсуждать с отцом такие темы, как секс и алкоголь, и употребляла вполне невинные эвфемизмы типа «заинтересоваться» или «приподнятое настроение» вместо более откровенных выражений.

Скотт, конечно, понимал, что́ она подразумевает, но воздерживался от слишком подробных расспросов, считая, что ему нет необходимости знать все детали.

Он пару раз переключал скорость, когда они свернули с основной автомагистрали и углубились в сеть местных дорог. Эшли успокоилась и разглядывала пейзаж за окном. Наступил новый день, над головой раскинулось высокое голубое небо.

– Приятно вернуться домой, – сказала она. – За всеми делами забываешь, как близко тебе это место. А между тем вот оно, никуда не делось. Те же поля, та же ратуша, те же рестораны, кофейни. Детишки, перебрасывающие друг другу диск на лужайке. Возникает ощущение, что все в мире прекрасно, нигде не может происходить ничего плохого. – Она с шумом выдохнула воздух. – Ну вот, папа, я все тебе рассказала. Что ты об этом думаешь?

Скотт выдавил из себя улыбку, пряча за ней охватившее его смятение.

– Я думаю, надо найти способ с минимальным ущербом охладить пыл мистера О’Коннела, – ответил он, сам не вполне уверенный в том, что говорит. Тем не менее он постарался вложить в свои слова как можно больше убежденности. – Может быть, достаточно просто поговорить с ним. Или уехать куда-нибудь на время. Это, конечно, помешает твоей диссертации, но в жизни всегда так. Все происходит не совсем так, как планируешь. Однако я не сомневаюсь, мы что-нибудь придумаем. Судя по твоему рассказу, это не такая серьезная проблема, как я боялся.

Эшли, казалось, вздохнула с облегчением:

– Ты так думаешь?

– Да. И уверен, что твоя мама придерживается того же мнения. В своей практике ей нередко приходилось сталкиваться с крутыми типами – и в делах о разводе, и в делах о мелких преступлениях. И случаев дурного, оскорбительного обращения она тоже насмотрелась, хотя это, как я понимаю, не совсем то, что мы имеем сейчас. Так что она вполне компетентна в делах подобного рода.

Эшли кивнула.

– Он ведь ни разу не ударил тебя? – спросил Скотт, хотя дочь уже отвечала на этот вопрос.

– Я же говорила тебе, что нет. Он только все время твердит, что мы созданы друг для друга.

– Хм. Не знаю, кто создал его, но знаю, кто создал тебя, и не уверен, что это делалось для него.

Эшли улыбнулась.

– И поверь мне, – Скотт старался продолжать в том же шутливом духе, – не такая уж это большая трудность, чтобы с ней не мог справиться историк с хорошей репутацией. Все, что требуется, – провести небольшое расследование: докопаться до первоисточников, найти какие-нибудь документы, свидетельства очевидцев. Короче, затратим немного усилий – и определенный результат будет достигнут.

– Пап, – рассмеялась Эшли, – можно подумать, что это какая-то научная проблема.

– А разве не так? – отозвался Скотт и, повернувшись к ней, успел поймать у нее на губах улыбку, которая пробуждала в нем столько воспоминаний и в которой заключалась главная ценность всей его жизни.

По субботам в школе, где работала Хоуп, проводились футбольные матчи, и она рвалась туда, но в то же время хотела дождаться приезда Скотта и Эшли. Она знала по опыту, что утреннее солнце хоть и подсушит поле, но не до конца, так что игра предстоит тяжелая и грязная. Лет двадцать назад мысль о том, что девушкам придется бегать по грязи, казалась настолько дикой, что матч, скорее всего, отменили бы. Теперь же Хоуп была уверена, что ее футболисткам не терпится схватиться с противником в этих экстремальных условиях. Пот и грязь ныне воспринимались позитивно. В том, что касалось грязи, прогресс был налицо.

Она возилась на кухне, поглядывая то на стенные часы, то за окно и прислушиваясь, не раздастся ли знакомый шум автомобиля Скотта. Потеряшка тоже ждал у входной двери. Он был уже слишком стар, чтобы изнывать от нетерпения, но оставаться не у дел все-таки не желал. Он хорошо знал вопрос «Хочешь на футбол?», и, как бы тихо Хоуп ни произносила его, он мгновенно переходил от полукоматозного состояния к бурной радости.

Окно было раскрыто, из соседних домов доносились привычные звуки, ставшие непременной составляющей субботнего утра: кашель заводимой газонокосилки, сменяющийся внезапным ревом; завывание воздуходувки, разметающей опавшие листья; пронзительные крики ребятни в соседнем дворе. Трудно было представить, чтобы что-нибудь могло угрожать этой упорядоченной жизни. Хоуп, конечно, не могла знать, что та же мысль почти в то же время пришла в голову Эшли.

Отвернувшись от окна, она увидела стоявшую в дверях Салли.

– Ты не опоздаешь? – спросила та. – В котором часу у тебя игра?

– Какое-то время у меня еще есть.

– Сегодня важная встреча?

– Они все важные. Просто одни чуть важнее других. Думаю, мы будем на высоте. – Помолчав, она добавила: – Они могут прибыть в любую секунду. Скотт ведь сказал, что выедет рано.

Салли, чуть поколебавшись, сказала:

– Думаю, надо будет пригласить Скотта в дом. Он захочет принять участие в обсуждении этого дела.

– Да, конечно, – отозвалась Хоуп, хотя это предложение не вызывало у нее восторга.

Когда речь заходила о Скотте, она, как сказали бы раньше, испытывала неловкость,только это было глубже и сложнее. Хотя Скотт никогда не выражал открыто своего отношения к ней, она полагала, что он ее ненавидит. На дух не переносит. Или, может быть, презирает. Или злится из-за того, что она соблазнила Салли со всеми вытекающими из этого последствиями. Как бы то ни было, у него имелся целый ворох причин ненавидеть ее, и Хоуп не верила, что может тут что-то изменить.

– Не уверена, – сказала Салли, – что тебе стоит оставаться здесь, когда они приедут и я приглашу Скотта в дом.

Хоуп страшно возмутилась, обиделась, расстроилась. Она чувствовала, что с ней поступают несправедливо. Неужели после стольких лет они все не в состоянии вести себя разумно и цивилизованно, невзирая на наличие бурных подводных течений? Ее бесило, что Салли так предупредительна по отношению к Скотту и в то же время совершенно не считается с ее чувствами. Разве все эти годы она не участвовала в воспитании Эшли? И пусть они не связаны кровным родством, она так же близко к сердцу воспринимала все, что касалось благополучия девушки, как и ее родители.

Она все-таки сдержала готовую сорваться с языка колкость. Надо быть благоразумной.

– Мне кажется, что исключать меня несправедливо. Но если ты полагаешь, что это совершенно необходимо, я готова подчиниться. В этом вопросе решающий голос за тобой.

Салли была не уверена, чего в этих словах больше: искренности или сарказма.

Она тут же пожалела о своих словах – и как только ей могла прийти в голову мысль отстранить Хоуп?

– Да нет, я совсем не то… – начала она, но тут они услышали, как автомобиль Скотта преодолевает небольшой подъем к их дому. – Это они.

– А я еще здесь, – сухо констатировала Хоуп.

Потеряшка вскочил на ноги. Он тоже сразу узнал по звуку автомобиль Скотта. Все направились к входной двери, Потеряшка протолкался сквозь забор из ног и рванул вперед. Эшли вылезла из машины и подставила ему свое лицо, позволяя ему выразить мокрую собачью любовь. Скотт тоже выбрался из автомобиля и, не вполне уверенный, какой прием его ждет, нерешительно махнул рукой Салли и кивнул Хоуп.

– Вот, в целости и сохранности, – сказал он.

Салли подошла к Эшли и обняла ее.

– Ты не хочешь зайти? Может быть, нам лучше вместе обсудить план действий? – спросила она Скотта.

Эшли взглянула на отца и на мать и подумала о том, что это редкое нарушение установившегося порядка. Обычно при встречах они сохраняли солидную дистанцию.

– Пусть Эшли решает. Возможно, она не хочет сразу окунаться во все это. Может быть, ты предпочитаешь сначала позавтракать, отдохнуть? – обратился он к дочери.

Они оба посмотрели на Эшли, и она кивнула, хотя и чувствовала, что проявляет слабохарактерность.

– Хорошо, – произнесла Салли безапелляционным адвокатским тоном. – Тогда сегодня попозже. Скажем, в четыре или половине пятого?

Скотт кивнул и указал на дом:

– Здесь?

– Почему бы и нет?

Скотт мог назвать десяток причин, почему нет, но не стал.

– Стало быть, в половине пятого. Самое подходящее время, чтобы выпить по чашечке чая и соблюсти этикет.

Салли пропустила его саркастическую реплику мимо ушей и обратилась к Эшли:

– Это все, что ты привезла с собой?

– Да.

Хоуп, наблюдавшая эту сцену, подумала, что на самом деле Эшли привезла нечто гораздо большее, хотя и не столь очевидное.

Осторожно пробираясь между лужами по краю поля, Эшли выбрала место, откуда могла наблюдать, как Хоуп руководит командой. Потеряшка был привязан в конце скамейки; увидев Эшли, он приветственно постучал хвостом и снова опустил голову на лапы. «Ну чем не лев?» – подумала она. Львы в Африке часто спят часов по двадцать в сутки, и Потеряшка приближался к этой норме, хотя в остальном его повадки не особенно походили на львиные. Иногда Эшли казалось, что и они сами, возможно, не выжили бы, если бы не пес. Ее огорчало, что мать не сознает, насколько важен для них Потеряшка. Метафорически выражаясь, он был спасателем, поводырем и сторожем. Теперь он состарился и практически отошел от дел, но оставался для них почти братом.

Эшли обвела взглядом тянувшийся в отдалении ряд холмов. Местные жители называют Холиоук горным кряжем, но это явное преувеличение. Вот Скалистые горы – это горы, а здешние холмы превозносят незаслуженно, хотя в ясный осенний день недостаток высоты компенсируется яркой окраской из красных, бурых и желто-коричневых пятен.

Она сосредоточила внимание на игре и сразу вспомнила, как сама пять лет назад бегала в синей с белым форме взад и вперед по левой стороне поля. Она неплохо играла, хотя до Хоуп ей, конечно, было далеко. Та играла свободно, раскованно, а Эшли всегда что-то сдерживало.

Она почувствовала странное волнение, когда девушка, занимавшая то место, где когда-то играла она сама, забила гол. Мяч оказался решающим и вызвал радостные крики, объятия, рукопожатия. Затем она увидела, как Хоуп спускает Потеряшку с поводка и посылает мяч на поле. Пес, страшно довольный, заграбастал мяч и толкнул его носом и передними лапами обратно. Хоуп подобрала мяч, закинула его в сетку и тут заметила Эшли:

– Привет, Киллер, ты все же пришла. Какое впечатление?

Прозвище, которым Хоуп наградила ее, когда она училась на первом курсе, заставило Эшли улыбнуться. Хоуп выбрала это прозвище потому, что Эшли первое время держалась в команде очень скромно, робея перед более опытными спортсменками. Она объяснила девушке, что во время игры надо забыть, что она Эшли Фримен, забыть, что она никого не хочет обидеть, и превратиться в киллера, который никому не дает пощады, не ждет ее от других и делает все, чтобы, уходя с поля, сознавать, что отдал игре все свои силы. Они употребляли это прозвище только в разговорах между собой, не посвятив в свою тайну ни Салли, ни Скотта, ни других девушек из команды. Эшли сначала сочла прозвище нелепым, но со временем оно стало ей нравиться.

– Впечатление хорошее. Девушки играют сильно.

– Салли, я вижу, не пришла с тобой?

Эшли покачала головой.

– Они еще слишком молоды, не хватает опыта. – В голосе Хоуп слышалось разочарование. – Но если перестанут бояться, то смогут добиться многого.

Эшли кивнула и подумала, что это можно сказать и о ней самой в сложившейся ситуации.

Скотт чувствовал себя довольно неловко, сидя в одиночестве посредине большого дивана. Все три женщины устроились на стульях напротив него. Это создавало несколько официальную обстановку и немного напоминало дачу свидетельских показаний большому жюри присяжных.

– Полагаю, – сказал он деловито, – первым делом надо уточнить, что́ мы знаем об этом парне, который не дает покоя Эшли. То есть что он собой представляет, каковы его корни – самые основные сведения.

Он посмотрел на дочь, которая сидела как на иголках.

– Я уже рассказала вам все, что знаю о нем, – ответила Эшли. – Это не так уж много.

Она угрюмо ждала, что один из них скажет что-нибудь вроде: «И при этом, почти не зная его, ты не задумываясь впустила его к себе на ночь», однако никто ничего такого не сказал.

Скотт поспешил заполнить паузу:

– Что нам хорошо бы выяснить в первую очередь – можно ли с этим О’Коннелом о чем-либо договориться? Во всяком случае, показать ему, что мы настроены решительно, не помешает.

– Я уже пыталась сделать это, – заметила Эшли.

– Да, я знаю, и ты поступила правильно. Но теперь, видимо, нужно дать более решительный отпор; возможно, мне просто следует поговорить с ним по-мужски. Не исключено, что мы преувеличиваем проблему и все, что требуется, – небольшая демонстрация силы.

– И может быть, лучше действовать одновременно и кнутом, и пряником, – добавила Салли. – С одной стороны, ты, Скотт, потребуешь, чтобы он оставил Эшли в покое, а с другой – мы подсластим пилюлю, предложив ему денег. Приличную сумму, тысяч пять. На человека, который работает на заправке и посещает компьютерные курсы, эта сумма должна произвести впечатление.

– Ты думаешь, от этого будет толк? – спросил Скотт.

– Исходя из своего опыта, могу сказать, что во многих делах по разрешению семейных конфликтов, в бракоразводных процессах и вопросах опеки над детьми деньги играют большую роль.

– Ну что ж, тебе виднее, – отозвался Скотт. Он не очень рассчитывал на подкуп, как и на «мужской» разговор с О’Коннелом, однако не мог не согласиться с тем, что для начала надо попытаться использовать наиболее простые способы. – Но что, если…

– Давайте не будем торопиться, – остановила его Салли, подняв руку. – Парень, безусловно, ведет себя некрасиво. Но я не вижу в его действиях никакого нарушения закона. Конечно, можно ему намекнуть, что мы наймем частных сыщиков, обратимся в полицию, добьемся запретительного судебного приказа…

– Ну уж это-то обязательно подействует, – саркастически бросил Скотт.

Салли не обратила внимания на его слова и продолжила:

– …или предпримем другие меры с привлечением правоохранительных органов. Возможно, Эшли надо будет даже уехать на время из Бостона. Это будет, конечно, отступление, но не исключено, что придется к этому прибегнуть. Однако первым делом мы должны испробовать простейшие средства.

– О’кей, – согласился Скотт, довольный, что хотя бы в этом они сошлись. – Как мы конкретно это провернем?

– Эшли звонит парню и договаривается о встрече. Берет с собой деньги и отца. Разговор должен происходить в каком-нибудь публичном месте и носить решительный, бескомпромиссный характер. Будем надеяться, на этом можно будет поставить точку.

Скотт хотел было возразить, но воздержался. В конце концов, определенный смысл в этом плане был. По крайней мере, стоило попробовать. По ходу дела он внесет в план необходимые уточнения.

Салли обратилась к Хоуп, которая до сих пор хранила молчание:

– Что ты думаешь по этому поводу?

– По-моему, все правильно, – ответила та, хотя не верила в столь быстрый успех.

Скотта раздосадовало, что Салли вздумалось спрашивать мнение Хоуп. Ему хотелось сказать, что Хоуп не имеет права голоса в этом вопросе, да и вообще ей не следовало бы присутствовать при их разговоре. Но он промолчал, убеждая себя, что не стоит горячиться, как бы все это его ни раздражало.

– Ну что ж, план действий мы наметили, – сказал он. – По крайней мере, для начала, пока не убедимся, что он не действует.

Салли кивнула:

– Ну ладно, Скотт, теперь, когда мы покончили с делом, скажи, ты действительно хочешь чая или это была одна из твоих шуточек?

* * *

– Просто не могу поверить… – начал я, но потом решил зайти с другой стороны: – Должны же они были хоть немного понимать…

– С кем имеют дело? – закончила она вопрос за меня. – Но они ведь не знали о нападении на приятеля Эшли после вечера в баре. Они ничего не знали о прошлом Майкла О’Коннела, о том, какое впечатление он производил на своих сослуживцев, преподавателей и других людей. Они не владели информацией, которая подсказала бы им верный путь. Они знали только, что парень не хочет оставить Эшли в покое. Только и всего.

– Но какой смысл разговаривать с ним, предлагать ему деньги?Как можно было надеяться, что это что-нибудь даст?

– А почему бы и нет? Люди часто так поступают в подобных случаях.

– Да, но…

– Вы делаете поспешные выводы задним числом. Людям свойственно верить, что они получат ответы на свои вопросы. Другое дело, что на самом деле они их не получают. Но что еще они могли сделать в тот момент?

– Они могли бы принять более решительные меры.

– Но они же не знали того, что знаете вы! – воскликнула она. Она наклонилась ко мне, и глаза ее сердито блеснули. – Неужели так трудно понять, что в нас слишком сильно стремление отрицать все худшее? Мы просто не хотимверить в худшее! – Она сделала паузу и глубоко вздохнула.

Я хотел было возразить, но она остановила меня, подняв руку:

– Не обманывайте себя. Не воображайте, что вы не станете рассчитывать на благоприятный исход, когда смертельная опасность замаячит перед вами. – Она опять вздохнула. – Правда, Хоуп была исключением. Она видела опасность. По крайней мере, подозревала, чувствовала… Но у нее были причины – ложные, дурацкие, – по которым она не могла высказать свое мнение. Тогда еще не могла.