Текст книги "Особый склад ума"

Автор книги: Джон Катценбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 38 страниц)

Сьюзен, к своему удивлению, обнаружила, что готова с этим согласиться.

– Похоже, вы правы, – произнесла она.

Женщина опять улыбнулась:

– Может, вы хотели бы пройти и осмотреть весь дом? У нас сейчас всего двое пациентов. Так что свободные места имеются. А к вечеру освободится еще одно. – Женщина кивнула в сторону доносящихся издалека звуков музыки. – Пасторальная симфония.[69] Но Бранденбургские концерты[70] в таких случаях ничем не хуже. А на прошлой неделе у нас была одна женщина, которая постоянно слушала Кросби, Стиллса и Нэша.[71] Вы их помните? Они пели задолго до того, как вы стали слушать музыку. Рокеры прежних времен, шестидесятых и семидесятых годов. Сюита «Голубоглазая Джуди», «Южный крест» – это у них было самое популярное. Когда она их слушала, всегда улыбалась.

– Не хотелось бы никого беспокоить, – сказала Сьюзен.

– Тогда не хотели бы вы провести у нас еще какое-то время? Например, посмотреть какие-нибудь фильмы? У нас сегодня будут показывать комедии с участием братьев Маркс.

Сьюзен отрицательно покачала головой.

Похоже, сидящая за стойкой женщина никуда не спешила.

– Как пожелаете, – сказала она. – Кстати, у вас действительно никто не…

– Моя мать умирает! – выпалила Сьюзен.

Женщина за стойкой медленно кивнула. На какое-то время они замолчали.

– У нее рак, – добавила Сьюзен.

Снова молчание.

– Неоперабельный. Химиотерапия не слишком-то помогает. У нее была недолгая ремиссия, но теперь болезнь вернулась и медленно ее убивает.

Женщина ничего не сказала.

Сьюзен почувствовала, как слезы начинают наворачиваться на глаза. У нее засосало под ложечкой: возникло такое чувство, будто внутренности сжимает некая огромная клешня.

– Я не хочу, чтобы она умирала, – выдавила из себя Сьюзен. – Мы с ней никогда не разлучались, и, кроме нее, у меня никого нет. Разве только один брат, но он живет далеко отсюда. Я останусь одна…

– Ну, так что же?

– Я этого боюсь. Мы всегда были рядом друг с другом, а теперь мы больше не… – Сьюзен в растерянности стояла перед конторкой, испытывая жуткую неловкость.

Женщина указала рукой на стул, и Сьюзен, немного поколебавшись, уселась на него, после чего, вздохнув, окончательно расплакалась. Несколько минут она безутешно рыдала, в то время как женщина с прической, напоминающей о последствиях удара электротоком, ждала, когда она успокоится, держа в руке пачку с бумажными носовыми платками.

– Не торопитесь, – посоветовала женщина.

– Прошу прощения, – всхлипнула Сьюзен.

– Вам не за что извиняться.

– Вообще-то, я никогда прежде так не распускалась. В смысле, не плакала. Ни разу. Простите.

– Такая крутая? И вы думаете, это важно?

– Нет, я просто… не знаю…

– Теперь все стыдятся показывать свои чувства на людях. Вам когда-либо приходилось ехать домой поздно вечером и думать, что мы все становимся приученными к душевным страданиям и боли? Что наше общество признает не чьи-то внутренние качества, а лишь чьи-то достижения? Только успех и способность быть крутым?

Сьюзен кивнула. Женщина снова улыбнулась. Сьюзен заметила, как уголки ее губ странно изогнулись, но не могла понять, что это означает. Возможно, она умела замечать грусть в каждом проявлении юмора и слезу в каждой смешинке.

– Способность казаться крутой слишком переоценивают. Быть ледышкой и быть сильной – вовсе не одно и то же, – рассудила женщина.

– Когда люди приезжают сюда? – И Сьюзен указала рукой на лестницу.

– Незадолго до самого конца. Иногда за три или даже четыре месяца до ухода из жизни. Но обычно за две-четыре недели. Этого времени как раз достаточно, чтобы обрести покой для своего здешнего, земного «я». Тогда и другое «я», вечное, станет чувствовать себя лучше. Мы рекомендуем нашим подопечным успеть за этот срок уладить все свои земные дела.

– Земные дела?

– Адвокаты и завещания. Недвижимость и прочее наследство. Находясь у нас, люди больше интересуются тем, что смогут оставить в этом мире после того, как их душа переселится в иной мир. Ведь туда с собой не возьмешь никакого добра. Ни акций, ни наличности. Звучит как проповедь, даже против моей воли. Но на самом деле именно так все и обстоит. Ваша мать… Сколько еще осталось?

– Месяцев шесть… Нет, пожалуй, поболее. Около года. Может, немного дольше. Она не любит, когда я беседую об этом с врачами. Говорит, это ее расстраивает. А когда я все-таки вызываю их на разговор, из них трудно выудить прямой и откровенный ответ.

– Возможно, это оттого, что они не доверяют самим себе?

– Думаю, так и есть.

– Наверное, мы хотим точно знать срок своей смерти потому, что считаем ее некой конечной точкой. Но это не так. – Женщина улыбнулась. – Смерть может быть обманчивой и капризной. И жестокой тоже. Но не она управляет нашей жизнью. От нее зависит лишь срок, в который мы из нее уйдем. Поэтому и нужен такой дом, как наш.

– Мать никогда не говорит о том, что должно с ней произойти, – сказала Сьюзен. – И о боли, которую испытывает, тоже. Мне кажется, ей хочется побыть одной. Она желала бы исключить меня из своей жизни, считая, что это должно меня защитить.

– Ох, милочка, не думаю, что это правильно. Смерть лучше всего встречать в кругу тех, кто нам дорог: семьи и друзей. Это большое утешение. Я бы посоветовала вам более настойчиво проявлять свое участие и дать понять вашей матери, что ее уход из жизни вам лучше всего пережить вместе. Что это нужно вам обеим. И, судя по тому, что вы сказали, у вас еще есть время, чтобы это сделать.

– Сделать? Но что именно?

– Наладить отношения с матерью. И помочь ей справиться со всем тем, что сопутствует приближению кончины. Затем, когда срок будет уже совсем близок, поместите ее сюда, и после этого вы вдвоем должны будете пережить все эмоции, которые связаны со смертью. Сказать все, что должно быть сказано. Вспомнить все, о чем следует помнить.

Сьюзен кивнула. Женщина выдвинула ящик, из которого вынула регистрационную карту и тонкую брошюру, напоминающую глянцевый иллюстрированный журнал.

– Здесь вы найдете ответы на многие ваши вопросы, – пояснила она. – Может, есть какие-то особые и важные вещи, которые вашей матери хотелось бы сделать? Или, возможно, имеются какие-то края, куда ей хотелось бы съездить, какие-то места, которые хотелось бы посмотреть? Я бы порекомендовала сделать это теперь же и не откладывая, то есть до того, как она окончательно ослабеет и почувствует себя совсем плохо. Путешествие, знаете ли, перемена мест, новые впечатления – все это способно в значительной степени облегчить уход из жизни.

– Я это запомню, – проговорила Сьюзен и глубоко вздохнула. – Путешествие, перемена мест, новые впечатления. Пока у нее еще есть силы.

– Звучит наподобие восточной мантры, правда? – Женщина слегка усмехнулась.

– Но в этом и вправду есть смысл, – согласилась Сьюзен. – Кое-что…

– …на чем можно сосредоточиться вместо боли и страха перед неизвестностью, – подхватила ее собеседница.

– Путешествие, перемена мест, новые впечатления… – Сьюзен провела указательным пальцем по подбородку. – Обязательно ей скажу.

– Вот и хорошо. А затем мы с вами еще раз встретимся и поговорим. Буду вас ждать. Когда подойдет срок… Вы сами поймете, когда именно, – добавила женщина. – Чувствительные, эмоциональные люди, к которым вы, на мой взгляд, принадлежите, всегда это ощущают.

– Благодарю вас, – попрощалась Сьюзен, вставая с места. – Рада, что зашла. – Затем она снова поколебалась, но все-таки произнесла: – Я заметила, что у вас на дверях даже нет замка…

Женщина кивнула и жизнерадостно сказала:

– Мы тут не боимся смерти.

Когда Сьюзен вышла из тени галереи, которая шла вдоль фасада, на какой-то миг ее ослепило отразившееся от окон соседнего небоскреба солнце. Она приложила козырьком ладонь ко лбу, словно моряк, осматривающий горизонт, и увидела того самого бездомного, с которым уже разговаривала в тот день. Он сидел на корточках на тротуаре и нервно покачивался взад и вперед, будто поджидая ее. Когда нищий ее увидел, то раскинул руки в стороны, словно Христос на кресте, и широко улыбнулся.

– Приветствую! Приветствую! Вот вы где! Здравствуйте! – выкрикивал он, раскинув руки, будто странная карикатура на Спасителя, безумно радующегося тому, что Его распинают.

Сьюзен не сразу нашлась что ответить и на всякий случай нащупала револьвер в сумочке.

– Однажды мы все поднимемся по лестнице, ведущей на небеса! – вопил босоногий бродяга.

– «Лед Зеппелин», «Безымянный альбом», тысяча девятьсот семьдесят первый год,[72] – пробормотала Сьюзен себе под нос, продолжая медленно спускаться по ступеням хосписа к человеку на тротуаре. Потом, уже громким голосом, она ответила: – Не кажется ли вам, что было бы неплохо, если бы ваши пророчества были хоть чуточку оригинальней?! Нельзя же быть настолько банальным!

Голова бродяги была запрокинута, коричневое пальто, которое почти доставало до земли, распахнулось, и она увидела, что ветхие брюки, которые были на нем, подпоясаны грязным, изношенным длинным лоскутом ткани всех цветов радуги.

– Иисус всех нас спасет…

– Если у него на то будет время. Или желание. В чем я иногда сомневаюсь.

– Он протянет руку всем и каждому из нас…

– Если не побоится ее замарать.

– …И он донесет слово свое прямо до наших, готовых услышать его, ушей.

– Это если предположить, что мы захотим его услышать. Но я бы на это не слишком рассчитывала.

Внезапно руки нищего упали вниз. Голова его поникла, и Сьюзен увидела в опущенных глазах яркий блеск, который приняла за признак обыкновенного сумасшествия, хотя и в достаточно легкой форме.

– Его слова истинны. Он сам так мне сказал.

– Я рада за вас, – обронила Сьюзен, пытаясь обойти нищего, чтобы попасть на тротуар.

– Но ведь он здесь! – выкрикнул тот.

– Конечно, – бросила ему на ходу через плечо Сьюзен. – Разумеется, здесь. Иисус решил, что лучшего места, чем Майами, для второго пришествия ему просто не найти. Ни чуточки не сомневаюсь, – добавила она саркастически.

– Но ведь он и вправду здесь, и он передал мне для вас послание, которое настоятельно просил передать именно вам!

Сьюзен уже прошла несколько футов по тротуару, оставив за спиной странного нищего, но теперь она остановилась и обернулась назад:

– Как это мне?

– Да, да, да! Вот что я и пытаюсь вам сказать. – Оборванец снова улыбался, показывая почерневшие, пришедшие в негодность зубы. – Иисус мне велел сказать вам, что вы никогда не останетесь одна, что он всегда окажется рядом, чтобы спасти вас! Он объяснил, что вы многие годы прожили в темноте, не зная его, но теперь все изменится! Аллилуйя!

Сьюзен почувствовала, как неожиданно внутри ее стала разрастаться ледяная темнота.

Это ты меня спас?

Эпос сыт темная?

Чего ты хочешь?

Чох его тычешь?

На эти два зашифрованных вопроса она только что получила ответ. Этот бродяга, по всей видимости, прицепился к ней неспроста. Она покачала головой:

– Это тебе сказал Иисус? Когда?

– Несколько минут назад. Он появился как яркая вспышка белого света. И я почти ослеп, да, ослеп, о Господи, от величия твоего, и был напуган, и отвел взгляд свой, но он протянул свою руку ко мне, и я познал мир и покой прямо в ту же секунду – великий, полный покой, и он дал мне поручение, сообщив при этом: то, что мне предстоит передать, очень важно и ускорит его пришествие в этот мир. Поможет вымостить путь – так он мне говорил. Расчистить его. Он привел меня на это место и затем повелел стать его глашатаем. А потом он дал мне денег. Целых двадцать баксов!

– Что еще он сказал? – спросила Сьюзен и почувствовала, как дрожит ее голос.

– Велел найти свое особо любимое чадо и ответить на два заданных вопроса.

Сьюзен хотелось выкрикнуть свой третий вопрос, но вместо этого произнесенные слова оказались почти беззвучными:

– А он сказал что-нибудь еще? Вообще хоть что-то? – Она почувствовала, что сказанное тут же испаряется, словно иссушенное дневным жаром.

– Да, сказал! – И нищий обхватил себя руками в радостном экстазе. – Он сделал меня своим вестником здесь, на земле! О, какая это радость! – И бездомный зашаркал ногами, едва только не пускаясь в веселый танец.

Сьюзен силилась сохранить хотя бы видимость спокойствия:

– И каково же было его послание, которое требовалось мне передать?

– Ах, Сьюзен, – проговорил нищий, теперь уже, вне всяких сомнений, употребив именно ее имя, – иногда его послания такие загадочные и странные!

– Так что же все-таки он сказал?

Нищий слегка успокоился и наклонил голову вперед, словно в глубоком раздумье. Было видно, что он пытается сосредоточиться.

– Я не понял его, но он заставил меня повторять снова и снова, пока у меня не получилось запомнить.

– Запомнить что? – выговорила она, уже не стараясь скрыть нотки паники в голосе.

Он велел сказать тебе: «Я хочу вернуть то, что было украдено у меня».

Нищий умолк, но его губы продолжали беззвучно шевелиться.

– Да, – произнес он и опять улыбнулся. – Получилось. Запомнил правильно. Я уверен. Не хотелось бы ошибиться в таком деле. Это значило бы, что в другой раз он выберет кого-то другого.

– Что-нибудь еще? – спросила она трепещущим голосом.

– А разве этого недостаточно? – ответил нищий с резким неприятным смехом, в котором, однако, звучали радость и удовлетворение.

Он отвернулся от нее и пошел вдоль по улице не то хромающей, не то подпрыгивающей походкой, какой ходят иногда резвящиеся дети, по направлению к изумрудно-голубым водам залива. Звонким голосом он слагал гимн своему новому призванию, восхваляя второе пришествие того, кого он считал Иисусом, нисшедшим с небес, но который, как подозревала Сьюзен, скорее был Антихристом и явился совсем из другого места. Ей хотелось присесть, чтобы получше обдумать свалившиеся на нее новости, оценить то, что ей довелось услышать, но вместо этого она быстро пошла прочь – почти бессознательно. После того как она успела набрать достаточно большую скорость, Сьюзен внезапно оглянулась назад, надеясь разглядеть какого-нибудь неотвязно следующего за ней человека, но единственное, что она могла увидеть, – это внезапно опустевшую улицу. Где-то далеко впереди уличная толпа, и полицейские, и проезжающие по улицам автомашины. Она сделала глубокий вдох, втягивая в себя перегретый воздух, и побежала со всех ног туда, где многолюдная толпа смогла бы гарантировать ей ложное чувство безопасности, которое было теперь ей столь необходимо.

Глава 16

Человек, скрывающий ложь

Когда Диана Клейтон услышала голос сына в телефонной трубке, на нее нахлынули одновременно и радость, и страх. Первое из этих двух чувств объяснялось обыкновенной материнской привязанностью к сыну, к тому же так далеко от нее проживающему. Второе чувство объяснить было гораздо труднее. Оно было более сложного свойства, и немалую роль в нем играло смутное ощущение тревоги, которое давно подспудно копилось в ней и вот теперь проросло, словно семена, давшие всходы. В основе этого страха лежало пришедшее к ней понимание того, что все в их жизни устроено не так, как надо, и все необходимо менять.

– Мама? – спросил Джеффри.

– Джеффри, – отозвалась она, – ну слава богу, наконец-то. Уж я тебе звонила-звонила и все никак не могла дозвониться.

– Ты мне звонила?

– Да. Я оставляла у тебя в офисе одну телефонограмму за другой и у тебя на автоответчике тоже. Разве ты их не получил?

– Нет. Ни одной.

Джеффри мысленно отметил этот курьезный, как он посчитал, факт, но затем подумал, что это лишь является еще одним свидетельством того, насколько эффективно работает Служба безопасности в Пятьдесят первом штате. Он быстро подключил телефон к гнезду компьютера, и уже через пару секунд на его экране появилось лицо матери. Ему показалось, что она выглядит обеспокоенной и озабоченной. Видимо, и мать заметила по его лицу, что он этим встревожен, ибо тотчас сочла нужным пояснить:

– Я похудела. Но этого и следовало ожидать. А так я чувствую себя неплохо.

Он покачал головой:

– Прости, ты выглядишь превосходно.

Оба понимали, что это не так, но предпочли не заострять на этом внимания.

– Сильные боли? Что говорят врачи? – спросил сын.

– Да ну их, этих врачей. Что они понимают? – ответила Диана. – А боли… так, побаливает немножко. Не больше, чем когда я сломала ногу летом, когда тебе исполнилось четырнадцать. Помнишь, я тогда свалилась с этой чертовой крыши?

Еще бы он не помнил. В то лето крыша начала протекать, и мать забралась на нее с ведерком смолы, чтобы попытаться заделать дыру, но поскользнулась и упала. Дом был одноэтажный, но все-таки достаточно высокий, чтобы можно было что-нибудь сломать или набить синяков, что она, конечно, и сделала. Он сам отвез ее в больницу, в отделение скорой помощи, несмотря на то что до получения водительских прав ему оставалось еще два года.

– Конечно помню, – подтвердил он. – А ты не забыла врача, который, когда наложил гипс, спросил тебя, как мы теперь доберемся до дому, и это притом, что ключи от машины я держал в руке?

Мать с сыном рассмеялись, довольные, что их объединяют общие воспоминания.

– Думаю, – продолжил Джеффри, – он тогда решил, что мне лучше не садиться за руль, иначе нас обоих привезут снова к нему же.

Диана Клейтон улыбнулась и кивнула:

– Ты у меня всегда прекрасно водил машину.

Джеффри ответил таким же кивком:

– Потихоньку и помаленьку. Без блеска, зато без происшествий. Но до Сьюзен мне далеко. Вот кто настоящий укротитель скорости.

– Она ездит чересчур быстро.

– Это ее стиль.

Диана снова кивнула:

– Ты прав. Ей всегда не хватало терпения. Ей изо дня в день приходится быть терпеливой, внимательной и осторожной. Должно быть, иногда ей невыносимо скучно. Вот почему она так ценит скорость – для нее это разрядка. Глоток свободы.

Джеффри не ответил. Он просто глядел на лицо смотревшей на него с экрана матери и думал, как был не прав, уделяя ей так мало внимания. На какой-то миг они умолкли, и повисла тишина. Потом он сказал:

– Похоже, у меня есть проблема. Вернее, проблема есть у нас.

Диана подняла брови, глубоко вздохнула и наконец выговорила то, что, как ей хотелось надеяться, ей никогда не придется сказать:

– Он не умер. И он нас нашел.

Джеффри кивнул.

– Был ли… – начал он свой вопрос, но мать прервала его:

– Он здесь был. Заходил в дом, когда я спала. Он исподтишка следит за Сьюзен и шлет ей всякие зашифрованные послания-головоломки. Она отвечает на них тем же способом. Не знаю точно, чего ему надо, но, похоже, он играет с нами в кошки-мышки… – Поколебавшись, она добавила: – Мне страшно. Твоя сестра будет покрепче меня, но, думаю, и она побаивается. Она еще не все знает. Я хочу сказать, сперва я надеялась, что это не он. Просто не могла в это поверить после стольких-то лет. Но теперь я даже не сомневаюсь, что…

Она умолкла и стала пристально всматриваться в лицо сына, как бы пытаясь на нем что-то прочесть.

– А откуда об этом знаешь ты? – вдруг спросила она усталым голосом. – Я думала, это коснулось только меня. Мне казалось… То есть, я хочу спросить, каким образом… Он что, попробовал вступить в контакт и с тобой тоже?

Джеффри медленно кивнул:

– Да.

– Но как?

– Он совершил кое-какие преступления, и со мной связались, чтобы я помог их раскрыть. Сперва мне тоже не верилось, что это и вправду он. Так же, наверное, как и тебе. Получилось, что я все эти годы считал правдой то, что на самом деле оказалось ложью.

– Какие это преступления?

– Такие, о которых тебе ни за что на свете не захотелось бы говорить.

Диана прикрыла на какое-то мгновение глаза, будто пытаясь отогнать видение, которое было связано с тем, что они только что обсуждали.

– И теперь я должен его найти, чтобы передать в руки полиции. Но вместо этого получилось так, что не я его, а он меня отыскал.

– Он тебя нашел. Ох, боже мой! Ты в безопасности? Ты дома?

– Нет. Я не дома, теперь я на Западе.

– Где?

– В Пятьдесят первом штате. В Новом Вашингтоне. Именно здесь он совершает свои преступления.

– Но я думала…

– Да, я знаю. Здесь такое совершаться не должно. Поэтому-то меня и наняли местные власти. По крайней мере, я так думал, когда меня сюда привезли. Но теперь я уже в этом не так уверен.

– Джеффри, что ты говоришь?! – воскликнула Диана Клейтон.

– Мне кажется, – произнес ее сын медленно, взвешивая каждое слово, потому что слова шли не из головы, а прямиком из сердца, – что это именно он сделал так, чтобы я приехал сюда. Все им содеянное было направлено на то, чтобы привести меня сюда, прямо на его порог. Сдается мне, он знал, что совершенные им убийства подтолкнут здешние власти к тому, чтобы найти меня и доставить сюда. У меня такое чувство, что я стал частью игры, правила которой только-только начинаю понимать.

Диана задержала на секунду дыхание, а потом медленно выдохнула, с легким присвистом пропуская воздух сквозь полусжатые губы.

– Эта его игра называется смертью, – проговорила она кратко.

Позади нее раздался звук поворачиваемого в парадной двери ключа, после чего раздались шаги и громкий возглас:

– Мама!

– Твоя сестра вернулась. Что-то сегодня рано.

Сьюзен вошла в кухню и тут же увидела на экране компьютера лицо брата. Как всегда в таких случаях, она испытала при этом самые противоречивые чувства.

– Привет, Джеффри, – поздоровалась она.

– Привет, Сьюзен, – ответил он. – Как у тебя, все в порядке?

– Не думаю, – откликнулась она.

– Что на сей раз? – спросила Диана.

– Он здесь. Опять. И снова связался со мной. Тот мужчина, что шлет мне сообщения…

– Он не просто какой-то мужчина, – резко прервала ее Диана, отчего дочь с удивлением бросила на нее смятенный взгляд. – И я знаю, кто он такой.

– Тогда…

– Это не просто какой-то мужчина, – еще раз повторила ее мать. – И настоящим мужчиной он никогда не был. Это твой отец.

Все на какое-то время замолчали. Сьюзен сидела за кухонным столом и кивала, стараясь дышать как можно менее глубоко, как это делают пожарные, пробираясь через задымленное помещение.

– Ты знала и ничего не сказала? – спросила она, задыхаясь от бессильной ярости. – Подозревала, что это он, и не считала нужным со мной поделиться?

В уголках глаз Дианы показались слезы.

– Я не была уверена. Не знала наверняка. Не хотела оказаться в положении мальчика, который чуть что – кричит: «Волки, волки!» Я ведь сама была убеждена, что он мертв. И думала, что мы в безопасности.

– Но он жив, и нам грозит беда, – с горечью произнесла Сьюзен. – Думаю, беда всегда висела над нами, словно дамоклов меч.

– Проблема заключается в том, – прервал ее Джеффри, – что мы не знаем ответа на главный вопрос: что ему нужно. Почему он нас отыскал? Что, по его мнению, мы должны ему дать? Почему он не хочет продолжать жить своей собственной жизнью?

– Я знаю, чего ему надо, – быстро ответила Сьюзен. – Сегодня он дал мне на это ответ. Не сам лично, однако все-таки дал. И не слишком многословный. Хотя…

– И какой же?

– Он хочет то, что было украдено.

– Что хочет?

– То, что было украдено. Об этом он сказал в последнем своем сообщении.

Они снова замолчали, обдумывая сказанное. Первым заговорил Джеффри:

– Какого черта? Я хочу сказать, что́ такое у него, интересно, украли?

Диана, бледная как полотно, проговорила, стараясь скрыть дрожь в голосе:

– Все очень просто. Что было украдено? Ты и твоя сестра. Кто вор? Конечно я. Что я у него украла? Жизнь. По крайней мере такую, какую он себе придумал. И поэтому, насколько я понимаю, ему пришлось поискать другую.

– Но что, как ты думаешь, это означает? – спросила Сьюзен.

– Желание отомстить, – кратко ответила Диана и добавила мягким голосом: – Так сказать, взять реванш.

– Какая глупость! – возмутилась Сьюзен. – Кому отомстить? Джеффри и мне? Что мы такого сделали…

– Ты права, ничего умного в этом нет, – прервал ее брат. – Но он может захотеть отомстить нашей маме. Возможно, она в большой опасности. Вообще-то, на мой взгляд, мы подвергаемся ей все, хотя и по разным причинам, и в разной степени.

– Я хочу вернуть то, что было украдено у меня, – задумчиво проговорила Сьюзен. – Джеффри, ты, наверное, прав. Наша с ним степень родства, если только в данной ситуации можно употребить данное слово, различна в каждом отдельном случае. Мама – это одно. Ты – это другое. А я – это третье. И для каждого из нас у него заготовлен отдельный план.

Она замолчала, подняла до того опущенные глаза и увидела брата, кивающего ей в знак согласия.

– Есть лишь один способ понять, что происходит, – продолжила Сьюзен. – Он заключается в том, чтобы представить, будто все мы являемся кусочками одного пазла. Этакого психологического пазла. И когда мы соединимся, тогда возникнет единая вразумительная картина, достаточно ясная и отчетливая. Проблема для нас в первую очередь заключена в том, чтобы увидеть эту картину. Ну и конечно, в том, чтобы ее составить… – тут она сделала глубокий вдох, – прежде чем ему удастся сделать это самому.

Джеффри потер ладонью лоб, и на его лице появилась улыбка.

– Сьюзен, при случае не забудь мне напомнить, чтобы я никогда не садился играть с тобой в карты. Или в шахматы. И даже в шашки. Думаю, ты абсолютно права.

Диана стерла слезы с лица и тихим голосом еще раз повторила:

– Он играет в смерть. Такая у него игра. И мы все кусочки его пазла.

Справедливость этого замечания была очевидна и возражений не вызвала.

Тогда заговорил Джеффри – громким голосом, каким он обычно читал лекции или задавал вопросы студентам на семинарах.

– Думаю, нет никакого смысла пробовать опять скрыться, – медленно произнес он. – Возможно, мы сможем победить в этой игре, если разделимся и станем действовать в трех различных направлениях…

– Что-то не очень верится, черт возьми! – резко парировала Сьюзен.

– Сьюзен права, – подхватила мать, обращаясь к экрану. – Я с ней согласна. Не думаю, что у нас получилось бы победить, играя в его игру таким образом, даже существуй подобная возможность на самом деле. На сей раз мы должны придумать нечто совсем новое. Возможно, то самое, что мне следовало бы сделать еще двадцать пять лет назад.

– Что именно? – спросила Сьюзен.

– Мы должны попробовать его переиграть, – ответила Диана. – Теперь, объединив наши усилия, мы смогли бы попытаться это сделать.

На лице у Сьюзен появилась ледяная улыбка, которая не имела ничего общего с веселостью или удовольствием. Нет, так могла выглядеть только твердая, жестокая решимость.

– Есть смысл попробовать, – произнесла она. – Ладно. Если мы не собираемся прятаться, то где же мы с ним устроим наше сражение? Здесь? Или вернемся в Нью-Джерси?

И снова все трое замолчали.

– Джеффри, ты ведь специалист по такого рода вещам, – напомнила ему сестра.

Джеффри колебался с ответом.

– Сражаться с отцом, – наконец выдавил он из себя, – это не то, что сражаться с обыкновенным преступником. Даже если это одно и то же лицо. Мы должны решить, что мы намереваемся сделать. Сражаться с нашим отцом или сражаться с убийцей?

Диана и Сьюзен держали паузу, не зная, что ответить. Джеффри подождал немного, а потом заключил резко и с внезапно появившейся уверенностью в голосе:

– Будем сражаться в логове Гренделя.[73]

Диана посмотрела смущенным взглядом:

– Я что-то не вполне понимаю…

Но губы Сьюзен уже изогнулись в кривоватой улыбке, и она тихонько захлопала в ладоши, отчасти в шутку, отчасти всерьез:

– Он хочет сказать, мамочка, что если собираешься уничтожить чудовище, нужно дождаться, когда оно за тобой придет, и тогда схватить его и не отпускать, ни на миг не ослабляя объятий, что бы ни случилось, даже если оно захочет затащить в свой мир, потому что именно там начнется главная часть схватки, которая там же и закончится.

Они помолчали несколько секунд, затем Сьюзен робко приподняла руку, как это делают ученицы в школе, не вполне уверенные, что знают ответ на заданный вопрос, но не желающие упустить возможность быть спрошенными.

– У меня все-таки есть еще один вопрос, – произнесла она не совсем твердым голосом. – Итак, мы трое выследим его, обнаружим раньше, чем это сделает он, и таким образом опередим его… ну, убийцу… то есть отца… Какова окажется наша конечная цель? Я имею в виду – что мы с ним сделаем, когда это случится?

Ни у одного из них, однако, не нашлось ответа на этот вопрос.

Сьюзен и Диана согласились лететь первым же самолетом, который вылетит из Майами на Запад следующим утром. Джеффри попросил мать переслать ему электронную копию письма от поверенного, а также копии объявления о смерти ее мужа, напечатанного в «Бюллетене школы Св. Томаса Мора». Он также пообещал, что их встретят в аэропорту Нового Вашингтона и что он позаботится о жилье. Именно с этими просьбами он и обратился к агенту Мартину.

– Хорошо, – согласился детектив. – Но после того как вы перестанете использовать меня в качестве вашего секретаря, что вы намереваетесь делать?

– Исчезнуть на день или два. А вы позаботьтесь, чтобы моя мать и сестра находились в полной безопасности. И ни в коем случае не афишируйте их приезд в ваш штат. Они должны прибыть под фальшивыми именами, и вы должны протащить этих вымышленных персон через ваши всевидящие посты иммиграционной службы так, чтобы они не оказались заснятыми ни одной видеокамерой и не засветились на экране ни одного компьютера. То же самое касается выдачи им временных паспортов. Никаких внесенных в компьютер данных об этом не должно существовать. Ни одного знака. Вся ваша чертова компьютерная система скомпрометировала себя, и я не хочу, чтобы тот, кого мы разыскиваем, заметил прибытие моей матери и сестры. Он может узнать о них по их возрасту, по месту, откуда они прилетели, и по множеству других деталей. Тогда он начнет действовать на опережение и у нас не останется ни малейшего шанса. Нет уж, этого нельзя допускать. Сперва нам следует хотя бы составить план дальнейшей борьбы.

Детектив что-то проворчал в знак одобрения. Недовольно, однако, бесспорно, соглашаясь. Джеффри подумал, что Роберт Мартин, возможно, оказался таким покладистым, решив, что три живца лучше, чем один. И обещание составить план действий ему также, скорее всего, понравилось.

– Моя сестра будет вооружена. Хорошо вооружена. Тут тоже не должно возникнуть никаких осложнений.

– В таком случае она явно в моем вкусе.

– Не думаю.

– А вы, профессор, сами-то куда?

– В сентиментальное путешествие.

– Лунный свет и приглушенная музыка? И где-то вдали гитарные переливы? Куда же оно вас заведет?

– Я должен съездить домой, – объяснил Джеффри. – Ненадолго. Но мне обязательно надо там побывать.

– Нет, вы не поедете в эту помойку, которую вы называете университетом! – резко ответил Мартин. – Мы так не договаривались. Вы будете находиться здесь, профессор, пока все не закончится.

– Университет вовсе не мой дом, – ответил Джеффри тихо, но с кислой миной. – Это место, где я работаю. А мне нужно домой.