Текст книги "Фортуна Флетчера (ЛП)"
Автор книги: Джон Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
– Господи, помоги бедному мальчику, – всплеснула руками какая-то старуха. – Пресс-ганг его забрал!
«Нет! – подумал я. – Нет… они не могли меня забрать… я же договорился с лейтенантом…»
Но меня уже толкали вниз по портовым ступеням, по старым каменным плитам, поросшим зелеными водорослями и пахнущим морем, и втолкнули на кормовое сиденье большого баркаса. Меня усадили на банку, и я вцепился в планширь, когда шлюпка закачалась от нахлынувших тел. На борту было около тридцати человек: восемь пленников и более чем вдвое больше вербовщиков во главе с боцманом. Никаких шансов одолеть их или сбежать.
Часть вербовщиков села на весла и погребла к середине гавани, а боцман уставился на меня со злорадным весельем, написанным на его лице. Мое положение его явно радовало, и, полагаю, он считал, что я получаю по заслугам за внимание, оказанное Бонзо его персоне.
Я в недоумении смотрел на «Ронди» с большим военно-морским флагом, развевавшимся из окна верхнего этажа. Где лейтенант Спенсер? Что происходит? Я чувствовал, как мой шанс на спасение тает. И я был совершенно прав. Оказавшись на любых водах, достаточно глубоких, чтобы на них мог держаться корабль, мы попадали в полную власть Королевского флота; власть эта простиралась по всему миру и не признавала никаких законов, кроме своих собственных. Я был, по сути, потерян для мира сухопутных людей.
5
Когда портовые ступени стали уменьшаться за моей спиной, я начал тревожиться не на шутку. Неужели меня и вправду заберут во флот? Я не мог в это поверить. Я пытался урезонить вербовщиков в шлюпке, но они меня просто игнорировали, а что еще хуже – остальные пленники обозлились.
– А ты чего такой особенный? – сказал один из них. – Лучше нас, что ли, а? Заткнись-ка лучше, а то в морду получишь!
Раздался одобрительный ропот. Если уж их поймали, то почему я должен уйти? Вот и вся их логика. Так что я помалкивал и пытался думать. У меня одного мозгов было больше, чем у всей этой шлюпки вместе взятой, так почему же я не мог придумать выход? Я решил подождать, пока мы не доберемся до тендера. Уж там-то наверняка найдутся офицеры, с которыми можно будет поговорить. И пока я размышлял, вербовщики убрали весла. Я посмотрел вперед и увидел громаду корабля: бриг Его Британского Величества «Булфрог», водоизмещением в сто тонн, с дюжиной четырехфунтовых пукалок.
Должен вам сказать, что я прожил жизнь, полную событий (разумеется, вопреки собственным склонностям, но тем не менее). Я топил корабли и грабил храмы. Я видел, как япошки вспарывают себе животы, и видел индийский фокус с веревкой, когда канатчик исчезает наверху. Кроме того, я получил ран больше, чем мне причиталось: в меня стреляли французы, рубили саблями поляки, резала ножом турецкая девка, и кололи штыками наши же доблестные королевские морпехи. Я весь в шрамах. Но время на борту «Булфрога» было больнее всего. Оно оставило раны в душе и воспоминания, которые до сих пор, спустя столько лет, приходят ко мне в кошмарах.
Игра началась, как только я увидел «Булфрог». Он готовился к выходу в море. Люди были на такелаже, другие тянули снасти, поднимая паруса. Я почувствовал острую боль страха. Где мои наниматели? Они уже должны были прийти за мной. Енох и Дэвид наверняка всем рассказали, что меня забрал пресс-ганг, так почему же мистер Пенденнис не явился во всем своем гневе, чтобы испепелить преступников и добиться моего освобождения?
С глухим стуком баркас причалил к борту, и нам помогли подняться наверх пинками и дубинками. Это был мой первый опыт подъема на корабль, и его странность обрушилась на меня. Пахло смолой, сыростью и деревом… и чем-то еще. Чем-то мерзким, что витало в воздухе. Нас немедленно погнали к трюму, где держали груз. Грузом были люди. Накопленный за последние несколько дней результат деятельности полмутского пресс-ганга. Крышка главного люка была снята, и, подойдя к комингсу, я посмотрел вниз. Мой желудок свело, когда я ощутил густую, горячую вонь гнилого пота.
Внизу копошилась масса нагих тел, гноящихся язв и глаз, устремленных вверх со страхом и злобой. Там, должно быть, было человек сто, в условиях, которые опозорили бы и африканского работорговца. Я задыхался от смрада, испытывал отвращение от увиденного и ужас от мысли, что именно на этих людей мы полагаемся, чтобы сдержать французов! Единственный путь вниз вел по узловатому канату, закрепленному на палубе за рым-болт. Я подумал, что скорее умру, чем спущусь по этому канату, и стал лихорадочно соображать, что делать. Мой взгляд остановился на одном из членов команды тендера, стоявшем рядом. Похоже, он был здесь за главного.
Мужчина был могучего сложения: ниже меня ростом, но коренастый, с животом, нависавшим над ремнем. Как и у всей команды тендера, лицо его было загорелым и изрезанным глубокими морщинами. Маленькие черные глазки настороженно и злобно сверкали из-под кожистой маски. На вид ему было лет сорок, а в правой руке он раскачивал толстый конец каната. Длиной фута в три, с узлом на конце – я впервые увидел «стартер».
Как, во имя всего святого, я мог повлиять на это существо? Разум муравья в теле обезьяны. Я сделал все, что мог, изо всех сил стараясь говорить уверенно. Благодаря доктору Вудсу у меня был голос джентльмена, и сейчас самое время было им воспользоваться.
– Сэр! – сказал я. – Произошла ужасная ошибка.
– А? – промычал он.
– Ошибка, сэр! Меня не должно здесь быть, и уж точно я не могу спускаться туда. – Я презрительно махнул рукой в сторону трюма и его обитателей. Пока все шло хорошо. Я привлек его внимание, и, когда окружающие это заметили, наступила тишина. На его плоском лице мелькнуло какое-то выражение – он прикидывал, кто я такой. Наконец он ткнул большим пальцем в сторону кормы.
– Кэптен тама, – сказал он. – Иди скажи ему, в чем дело, а он скажет, что делать.
Я посмотрел, куда он указывал, и увидел офицера в треуголке и при шпаге.
– Благодарю вас, сэр! – сказал я и, поверив ему на слово, повернулся, чтобы идти.
Не успел я сделать и шага, как что-то с чудовищной силой обрушилось мне на плечи. В жизни мне не было так больно, и я вскрикнул, когда удар обжег мне самое сердце. А он стоял, весело ухмыляясь и помахивая своим куском каната, готовый нанести следующий удар.
– Так, красавчик, – сказал он, – я считаю до трех, и если ты не спустишься, то следующим ударом я тебе, к чертовой матери, уши оторву!
Он откровенно наслаждался моментом и больше всего на свете, похоже, хотел, чтобы я помедлил и он смог ударить снова.
Что ж, я никогда не был тугодумом и скатился по этому канату, как обезьяна. Он крикнул мне вслед:
– Эй! Парень!
Я поднял голову и увидел, как он, перегнувшись через край люка, смотрит на меня.
– Я Диксон… запомни меня, потому что я тебя запомню! – И он рассмеялся. Какой весельчак! Какое чувство юмора! Вот уж воистину человек, который любит свою работу.
Вскоре после этого они затолкали в трюм остальных пленников с берега и захлопнули над нами люк.
Я опущу ужасы трюма «Булфрога»; там было как в «Ронди», только хуже. Грязнее, омерзительнее и гораздо свирепее. Приходилось работать кулаками, просто чтобы устоять на ногах и не быть втоптанным в палубу. К этому добавились муки морской болезни, как только «Булфрог» покинул гавань и сунул свой нос в большие волны открытого моря.
Едва «Булфрог» вышел из гавани и, переваливаясь с боку на бок, пошел на запад вдоль побережья, на нем установился свой распорядок. Он заключался в том, чтобы постоянно поднимать людей из трюма наверх для осмотра, кормежки, поилки и, как метко выразилась команда, чтобы «выветрить из них вонь». Некоторым завербованным даже разрешали оставаться на палубе. Это были хорошие моряки, которые выглядели смирными и могли пригодиться для работы на корабле. Я оказался в их числе, хотя в моем случае лучше бы я оставался в трюме.
Оказалось, что мой приятель мистер Диксон, боцман на «Булфроге», отвечал за отбор людей. Он поднял меня наверх и назначил корабельным уборщиком: чистильщиком, скоблильщиком и низшей формой жизни на судне. Причиной тому была его забава. Она заключалась в том, что он давал мне какое-нибудь задание, а затем подкрадывался сзади и, когда я меньше всего этого ожидал, наносил внезапный удар своим стартером[4]4
Стартер – плетка, которой унтер-офицеры подгоняли матросов во время работы.
[Закрыть]. Неожиданный удар всегда больнее того, к которому ты успел приготовиться, и мистер Диксон пользовался этим в полной мере. Хрясь! …по спине. Хрясь! …по плечам. Хрясь! …по ногам. И всегда рядом был Диксон с улыбкой на своей уродливой роже.
Я, естественно, вознамерился пожаловаться командиру, лейтенанту Солсбери. Неужели такое обращение с людьми было дозволено? Но Диксон не подпускал меня к нему, да и в любом случае, прежде чем я успел вымолвить хоть слово, мне посчастливилось увидеть, что за человек этот лейтенант.
Еще один красавец. Он выглядел как ходячие деньги и был безупречно одет – там, на этом плавучем отстойнике, – от шляпы с золотым галуном до туфель с серебряными пряжками. Он был молод, не более двадцати лет, высок, худ и имел нездоровый вид.
Во второй половине того первого дня в море мистер Солсбери осматривал партию пленников, поднятых из трюма. Диксон стоял у него под локтем, а я драил палубу неподалеку и имел возможность наблюдать. С полдюжины мужчин стояли в ряд в своих лохмотьях, дымя паром на холодном воздухе, пока он разглядывал их, прижимая к носу платок. Затем один из них рухнул на палубу. Я узнал рыбака, который в «Ронди» ковырял себе колено (звали его Норрис Полперро).
– Аргх! – простонал он. – Прошу вас, ваша честь, это моя старая нога. Болеет уже много лет. Сомневаюсь, что от меня будет хоть какой-то толк на службе…
– Боже мой, – тихо произнес лейтенант и, заложив руки за спину, наклонился над Полперро. – Покажите мне рану, любезный, ибо я немного разбираюсь в медицине и могу высказать свое мнение.
Полперро с надеждой зашевелился и показал «язву».
– Ах! – сказал лейтенант. – Рад сообщить вам, что у меня есть как раз то, что нужно при таких недугах.
– О? – спросил рыбак.
– Да, – сказал лейтенант и выпрямился. – Мистер Диксон, примените лечение.
И Диксон со всей силы хлестнул его концом каната. Полперро с визгом вскочил на ноги, и Диксон метко огрел его по ягодицам, когда тот попытался отскочить. До этого момента было смешно, и по рядам остальных мужчин пробежал смешок, но Диксон продолжал сверх всякой меры. Град тяжелых ударов обрушился на человека, который мог лишь скакать по палубе, пытаясь увернуться от худшего. Малейшее проявление сопротивления означало бы смерть через повешение. В свое время Солсбери остановил его.
– Благодарю вас, мистер Диксон, – тихо сказал он. – Чудесное исцеление, клянусь жизнью.
Он и Диксон обменялись ухмылками в общем порыве счастливого, жестокого удовлетворения. Затем он повернулся к остальным мужчинам:
– Есть ли еще пациенты для хирурга?
Таковых не нашлось, и, видя, как тешатся лейтенант и его боцман, я понял, что для меня спасения нет.
И его действительно не было. Как я ни старался выполнять порученную мне работу и следить за Диксоном, он все равно меня ловил. Это было преследование без жалости и без причины. Я привык быть первым парнем на деревне: жить в комфорте, в окружении друзей, восхищавшихся моим остроумием, и стабильно зарабатывать деньги. А здесь меня пытал кровожадный человекоподобный зверь, у которого не было и тысячной доли моего ума. Как такое могло быть? И становилось все хуже. Стало так плохо, что я даже не уверен, сколько времени пробыл на «Булфроге»; дни и ночи слились в одно, пока я опускался все ниже и ниже.
Вероятно, все это произошло за три или четыре дня. Но до изобретения хлороформа хирурги говаривали своим жертвам, что ампутация займет всего минуту или две. Сомневаюсь, что это сильно успокаивало.
В моем случае за эти несколько дней страх и ненависть к Диксону превращали меня из разумного человека в безумца. Он ломал мой дух больше, чем тело. Помните – мне было едва восемнадцать, меня оторвали от всего, что я знал, и вдобавок ко всему мне было холодно, я промок и страдал от морской болезни. И если вы все еще думаете, что я ною, то почему бы вам не попросить какого-нибудь друга (выбрав того, у кого сильная правая рука) ударить вас изо всех сил концом каната? А потом попросите его ударить вас по тому же месту еще два-три раза и посчитайте, как долго вы сможете это выдержать.
Наконец, однажды утром, незадолго до рассвета, я подошел к перекрестку своей жизни. Я сидел на корточках, промокший до нитки, на самом носу корабля, у гальюнов. Это корабельные отхожие места: ящики с дырками наверху, чтобы на них сидеть, установленные на решетке под бушпритом. Решетка была узкой и треугольной, с канатами, за которые можно было держаться, чтобы не упасть, но с обеих сторон она была открыта морю.
Диксон дал мне бессмысленное задание: стоять наготове и протирать гальюны после каждого использования. Я проторчал там всю ночь и был на грани обморока от усталости и ожидания, когда же Диксон подкрадется ко мне. «Булфрог» несся вперед, нос его вздымался и опускался, и каждая новая волна окатывала меня душем соленых брызг.
Я пребывал в странном состоянии духа. Мне вбилось в голову, что еще один удар Диксона расколет меня до костей, и все мои внутренности вывалятся наружу. Ядовитая смесь гнева и страха, кипевшая в моем мозгу уже несколько дней, стала такой нестерпимой, что я больше не мог ее сдерживать и раскачивался из стороны в сторону в своем мучении. Единственным выходом было качнуться вперед и упасть в гладкие зеленые волны. По крайней мере, это остудит боль. Я набрал воздуха, напряг мышцы, чтобы толкнуться вперед, и… ЩЕЛК! Словно повернулся ключ в замке, мой разум прояснился. Я увидел выход. Ужасная угроза самоубийства миновала, и я снова стал самим собой. Я тут же встал и тихонько прокрался с носа к ближайшему орудию. Затем вернулся на свое место и снял один ботинок. Никто меня не видел.
И там я оставался до прихода Диксона, который явился на рассвете, во время смены вахты. Я крепко прижался спиной к носовой переборке, чтобы он не мог подойти ко мне сзади. Он ухмыльнулся, когда я встал, чтобы встретить его лицом к лицу.
Он не ударит меня, пока я его вижу, в этом и заключалась вся суть его игры, так что я качался в такт движению корабля и не сводил с него глаз. На мгновение его грубое, как необтесанное полено, лицо исказила гримаса недоумения. Затем эта гримаса исчезла в хрусте костей, когда я ударил его в лоб всем сердцем, всей душой, всем своим разумом и силой… и четырехфунтовым чугунным ядром, засунутым в носок чулка.
Это застало его врасплох, но он был ужасающе силен, и хотя он упал, но не улетел сразу за борт. Он умудрился ухватиться за край решетки и повис на вытянутых руках, совершенно беззащитный, глядя на меня с изумлением.
Я видел, как его тупое, жестокое лицо напряглось в попытке осознать невероятный поворот событий. Но времени на злорадство не было, и я в припадке ярости топнул по его пальцам, заставляя его разжать их. Бульк! И он исчез под носом корабля, чтобы быть ободранным, избитым и утопленным, когда бриг пройдет над ним. Прощайте, мистер Диксон. Он даже не вскрикнул. Я тяжело содрогнулся и бросил ядро вслед за ним. Затем я сел и снял ботинок, чтобы снова натянуть чулок.
После я ждал неизбежного разоблачения моего преступления. Но некоторое время ничего не происходило, а потом поднялась суматоха и крики – искали Диксона, хотя все это ко мне не относилось, и в конце концов снова все стихло. Медленно в моем мозгу зародилась невероятная мысль: возможно, никто не видел, что я сделал. Я набрался смелости и оглянулся назад, на всю длину брига. Никто не обращал на меня внимания. Никто на меня не смотрел. Никто мной не интересовался. Никто не шел ко мне, чтобы заковать меня в кандалы.
Я часто задавался вопросом, что лейтенант Солсбери подумал об исчезновении Диксона и что он записал в судовом журнале. «Смыт за борт во время шторма», весьма вероятно, хотя погода была ясная, а Диксон – моряк с огромным опытом. Это навлекло бы на него меньше всего позора. Меньше, например, чем «убит неизвестным членом экипажа», даже если бы такая мысль и пришла в голову мистеру Солсбери. Подобная запись могла бы навести начальство молодого лейтенанта на мысль, что он не держит свой корабль под должным контролем. А это могло серьезно повредить молодой карьере. В любом случае, в тот же день мы прибыли в пункт назначения, Портсмут, и меня сняли с «Булфрога», и я оказался вне досягаемости лейтенанта Солсбери.
6
Разве энтот офицер не исполнел свой долг перед ваме?
(Из недатированного письма без адреса, написанного полуграмотным почерком; предположительно, автором является лейтенант вербовочной службы Джон Спенсер.)
Его милость достопочтенный мистер Натан Джеймс Пенденнис, эсквайр, лорд-мэр Полмута, мировой судья и преуспевающий купец, был фигурой внушительной. От своего почтенного парика до туфель с пряжками и сюртука табачного цвета из сукна, облегавшего его солидное брюхо, – он был человеком, обычно внушавшим доверие и уважение.
Но сегодня, холодным понедельничным утром, восседая в своем огромном кресле за своим столом в окружении старших клерков, он внушал лишь ужас двум жалким червям, что съежились перед ним. Для Еноха Брэдли и Дэвида Ибботсона наступил один из великих дней расплаты в их жизни.
– Вы, сэр! – взревел Пенденнис, обращаясь к Брэдли. – Как вы смеете так лицемерно опускать глаза? Смотрите на меня, сэр! Смотрите на меня, когда говорите, или вы больше никогда не получите работы! Ни у меня, ни у кого-либо другого в этой стране. Я не лишен влияния, сэр!
Зная, насколько это правда, несчастный Брэдли заставил себя посмотреть Горгоне в глаза.
Дознание мистера Пенденниса шло уже некоторое время и сперва было направлено на Дэвида Ибботсона. Поскольку тот к настоящему моменту дошел до состояния жалкой бессвязности, Брэдли понял, что настал его черед.
– Итак, сэр! – сказал Пенденнис. – На время мы оставим в стороне ваше гнусное неповиновение, выразившееся в посещении злачного места, куда вы отправились в субботу вечером.
Брэдли облизнул губы и возблагодарил милосердного Бога за это избавление, пусть и временное. Он испытал такое облегчение, что чуть было не обмочил штаны.
– Вместо этого, – прогремел Пенденнис, заставив бумаги подпрыгнуть на столе, – мы обсудим местонахождение вашего товарища по ученичеству, мистера Флетчера, чье отсутствие сегодня утром и привлекло мое внимание ко всему этому делу.
Пенденнис замолчал, нить его мыслей прервалась, и добавил совсем другим голосом:
– Флетчер… молодой человек, в котором я отмечал немалые дарования. Мне прискорбно узнать, что мистер Флетчер был участником вашей мерзкой вылазки.
Наступила минутная тишина, нарушаемая лишь хныканьем Ибботсона, пока мистер Пенденнис обдумывал это жестокое разочарование. Его клерки приняли строгий вид и сочувственно покачали головами.
– Однако, – продолжил Пенденнис, – сейчас вы мне в точности расскажете, почему Флетчер не вернулся с вами в субботу вечером. – Он впился взглядом в Брэдли, ожидая ответа.
– Это был пресс-ганг, мистер Пенденнис, сэр, – сказал Брэдли. – Они забрали Флетчера и пытались…
– Что? – вскричал Пенденнис, вскакивая на ноги. – Пресс-ганг? Эти враги торговли, эти сыны Вельзевула!
Его челюсти заходили ходуном, а кулаки сжались от ярости при упоминании ненавистной вербовочной службы. Его дела зависели от лодочников и барочников, каждый из которых был законной добычей для пресс-ганга. Он вложил немалые средства в торговые суда, чьи рейсы могли быть сорваны из-за вербовки. У него были непогашенные займы у рыбаков, которых пресс-ганг мог лишить всякой возможности расплатиться.
– Вы, пара никчемных болванов! – завопил он. – ПОЧЕМУ ВЫ НЕ СКАЗАЛИ МНЕ ЭТОГО РАНЬШЕ?
– Э-э… э-э… – промямлил Брэдли, не решаясь сказать, что мистер Пенденнис не дал им такой возможности. Не решаясь возразить, что мистер Пенденнис сосредоточился на их похождениях у Матушки Бейли, игнорируя все остальное.
– Неважно! – сказал Пенденнис. – Разве вы не сказали им, что вы ученики? Разве вы не упомянули мое имя?
– Да, сэр, нет, сэр, – точно ответил Брэдли.
– Что? – вскричал Пенденнис, не поняв. – Вы со мной пререкаетесь, сэр?
– Нет, сэр, – дрожа, ответил Брэдли.
– Разве вы не сказали им, что забирать ученика – противозаконно?
– Да, сэр, – сказал Брэдли, – Флетчер им сказал, но они все равно его забрали, сэр.
Пенденнис заскрежетал зубами от ярости и повернулся к двум ближайшим клеркам, которые, как кролики, бросились исполнять его приказания.
– Вы! Приведите моего поверенного! Вы! Приведите констебля… Забрать ученика Пенденниса, они посмели?
В течение часа мистер Пенденнис во главе значительной процессии прибыл в «Ронди» и подвергал лейтенанта Спенсера тем же мучениям, которым он подверг Брэдли и Ибботсона. По крайней мере, он пытался это сделать, но Спенсер оказался птицей куда более крепкой.
– В последний раз я требую, чтобы вы освободили Джейкоба Флетчера! – настаивал Пенденнис.
– К черту Флетчера! – усмехнулся Спенсер. – В последний раз вам говорю, нет у нас никакого клятого Флетчера!
Он ухмыльнулся, обнажив кривой ряд прокуренных зубов.
– Ищите, если хотите, приятель. Мы вам мешать не станем, правда, парни?
И его люди присоединились к издевательскому хохоту.
– Черт побери, сэр, вы хотите сказать, что уже отправили его на флот? – спросил Пенденнис.
– Ничего я вам не говорю, мистер! – отрезал Спенсер.
Пенденнис был не дурак и понял, что на данный момент он проиграл. Он выпрямился и смерил Спенсера взглядом свысока.
– Очень хорошо, сэр, – сказал он. – Можете считать себя умником, но за мной закон, и я буду безжалостно преследовать это дело.
Пенденнис шагнул вперед и свирепо посмотрел на Спенсера.
– А что до вас, сэр, то я вас запомню особенно. Вы еще проклянете тот день, когда перешли мне дорогу!
И он, круто развернувшись, гордо удалился, а его свита потянулась следом.
Спенсер проводил его взглядом, кипя глухой яростью. Он презирал Пенденниса и всех таких, как он, с той же силой, с какой они презирали его.
– Ублюдок! – горько пробормотал он. – Ты бы первым заверещал, если бы лягушачий флот перекрыл твою паршивую торговлю, не так ли? Ты бы первым стал требовать, чтобы мы укомплектовали флот – лишь бы мы забирали людей откуда-нибудь еще!
К нему, прихрамывая, подошел боцман, все еще в немилости после инцидента с отрубленными пальцами.
– Здорово вы ему ответили, мистер Спенсер, сэр, ничего не скажешь! – Он повернулся к остальным, призывая их продемонстрировать преданность. – Правда, парни?
– Так точно! – нестройно отозвались те.
– А тебя кто спрашивал? – рявкнул Спенсер. – Заткни пасть!
Но боцман снял шляпу и потер лоб костяшками пальцев.
– Дело в том, прошу прощения, сэр, мы тут интересуемся, когда нам деньги-то заплатят…
– К черту деньги! – огрызнулся Спенсер. – На твоем месте, мистер, я бы больше беспокоился о том, как прижечь себе задницу, пока она не загноилась.
– Есть, сэр! – сказал боцман, опасно продолжая лезть на рожон. – Мы просто хотели узнать…
Но терпение Спенсера лопнуло, и боцману пришлось отскочить, чтобы не попасть под удар палки. Наконец, когда Спенсер выдохся от ярости, он проследовал в свою конуру, служившую ему личной комнатой, и уселся там с бутылкой рома. Чем больше он ворочал мысли в своей медлительной голове, тем хуже ему все казалось.
Спенсер не был трусом. Он был грубым, потрепанным старым задирой, но готов был встретить любого, кто пойдет на него со шпагой в руке. Этого у него было не отнять, но вот предстать перед судом – совсем другое дело. Это лишало его всякой отваги. Какие шансы у такого старого просмоленного волка, как он? Особенно когда он забрал человека, которого не должен был забирать.
Но ведь ничего этого не должно было случиться. Джентльмен обещал, что все будет улажено. Джентльмен сказал, что решит все с законом. Джентльмен обещал! А Спенсеру за работу полагалось двадцать золотых гиней.
Он откинулся на спинку стула и отхлебнул из бутылки. Он проклинал собственную лень, из-за которой не пошел с вербовочной партией сам. Но как он мог это сделать со своей больной ногой, искалеченной на королевской службе? Не гоняться же ему за юными учениками, в самом деле? Поэтому он и впутал в это дело того безмозглого боцмана: гинея боцману и по полгинеи на брата для команды, чтобы привести конкретного человека. Конкретного человека! Он застонал, представив, как боцман рассказывает об этом в суде – прямое доказательство преступления. За такое офицера разжалуют. Его вышвырнут со службы подыхать в сточной канаве. Это в лучшем случае.
Спенсер снова подумал о джентльмене. Что у него вообще за игра? Почему он не поступил с ним по-честному? Спенсер ведь исполнил свой долг, не так ли? Разве он не доставил товар? И вот он оказался выброшенным на подветренный берег без мачт! Что ж, если ему суждено пойти ко дну, то этот щеголь пойдет ко дну вместе с ним. Если понадобится, он все выложит в суде.
И тут на лейтенанта Спенсера снизошло озарение. Он улыбнулся, увидев выход из всех своих бед. Он заставит этого мерзавца поступить как надо! Он напишет ему письмо. Этот салага остановился в таверне «Корона», и письмо можно отправить с одним из вербовщиков. Он велит ему отозвать юристов, или его предадут в суде. Наполовину упившись ромом, он встрепенулся и раздобыл у трактирщика перо, бумагу и чернила. Бормоча слова и дико хихикая, он неуклюже поволок перо по странице своим тяжелым кулаком.
