Текст книги "Фортуна Флетчера (ЛП)"

Автор книги: Джон Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– Слушай, Баркер, – сказал я. – Я отлучусь на минуту-другую, но если ты издашь хоть звук, любой звук, я тут же вернусь. – Я вытащил абордажную саблю и ткнул острием ему под подбородок, чуть проколов кожу. – И тогда, неважно, что случится со мной, клянусь Богом, я убью тебя, прежде чем кто-либо сможет меня остановить. Понял?

Он кивнул, и я метнулся вниз по сходному трапу на темную, качающуюся нижнюю палубу и поспешил на корму, между плотно упакованными тюками груза, к дверям кают на корме. Прямо на корме был своего рода узкий коридор с дверями по обе стороны, ведущими в ряд крошечных кают. Каюта штурмана была на корме, простираясь через весь корабль. И там был оружейный ящик, набитый огнестрельным оружием, но слишком прочный, чтобы взломать его, не предупредив Уильямса и остальных. Здесь я был прямо под ними и мог слышать приглушенные голоса и звуки движения сверху. Если они поймают меня здесь, я пропал. Я искал Персиваля-Клайва, но не знал, в какой он каюте, и мне приходилось искать и надеяться, что больше никого здесь нет. Без мичмана я не мог даже дать отпор, опасаясь, что они все вместе поклянутся, что виновен я.

Но юный Перси громко храпел, и я быстро его нашел, спящего на штурманской койке. Я зажал ему рот рукой, когда тряс его, чтобы разбудить.

– Сэр! Мистер Персиваль-Клайв! – сказал я. – Мы в смертельной опасности… Мятеж!

Это слово из всех могло разбудить морского офицера, каким бы молодым он ни был, и я увидел, как его глаза расширились. Я отпустил его, и он сел и спустил ноги на палубу.

– Где мистер Уильямс? – спросил он. – Он…

– Нет, сэр, – сказал я, уклоняясь от этого вопроса на данный момент. – Но вы должны немедленно пойти со мной. – Я потащил его за собой.

– Подождите! – сказал он.

– Нет! – настойчиво сказал я.

– Но мои пистолеты, – сказал он, – не следует ли мне их взять?

– Да! – сказал я, благословляя день его рождения. – Но поторопитесь!

У него был с собой его морской сундук, и мне пришлось ждать, с тревогой ерзая, пока он шарил в поисках ключа, распахивал сундук и рылся внутри.

– Вот они! – громко сказал он и вытащил блестящий деревянный ящик. – Моя матушка подарила их мне, когда…

– Ш-ш! – сказал я.

Я схватил его и потащил за собой. Оказавшись на баке, я поискал что-нибудь, чтобы закрепить люк на нижнюю палубу, чтобы единственный вход был через люк в переборке, ведущий на корму.

Полубак был низким, тесным местом; не более пяти с половиной футов высоты, с круглой громадой фок-мачты, проходящей через его середину, и бушпритом, входящим под углом с носа, чтобы упираться в массивную балку. Там было немного вещей, несколько гамаков и узелков, оставленных французской командой, но ничего достаточно тяжелого или громоздкого, чтобы закрепить люк. Но я нашел большой матросский нож, что навело меня на мысль.

Я подтащил Баркера к люку и положил его поперек.

– Вот! – сказал я Перси, протягивая ему нож. – Сядьте рядом с ним, пожалуйста, сэр. Если вы вдвоем будете на люке, они не смогут открыть его снизу. А если он попытается пошевелиться или закричать… убейте его!

Он с изумлением уставился на связанную фигуру Баркера, но не двинулся с места, так что я сам его усадил и сунул ему в руку нож. Черт! Я плохо начал; Перси гадал, кто же мятежник – я или Баркер. Я сорвал кляп.

– Расскажи мистеру Персиваль-Клайву, что происходит, – велел я.

Баркер облизнул губы, его глаза метнулись от меня к мичману. Признаться мне было одно, но те же слова, сказанные офицеру, могли означать петлю.

– Это был не я, – сказал он.

– Говори! – сказал я, крепко сжав ему горло.

– Барки? – раздался громкий голос снаружи. Это был Мейсон. – Ты где, приятель? Еще не закончил?

Я снова засунул тряпки в рот Баркеру и туго их завязал.

– Ни звука! – сказал я ему на ухо и повернулся к Перси. – Пистолеты заряжены?

– Не знаю, – ответил он, бесполезный салага. Он даже этого не знал!

– Лучше дайте мне, сэр, – сказал я, хватая его ящик. – Это мятежники.

– Где мистер Уильямс? – спросил мичман, испугавшись.

– Барки? – снова крикнул Мейсон. – Ты в порядке?

Я распахнул ящик и выхватил пистолеты из их зеленого байкового гнезда. Это было первоклассное оружие, флотского калибра, в комплекте с порохом, пулями, кремнями, пулелейкой – всем, что нужно. Должно быть, дорогая матушка Перси выложила за них кругленькую сумму какому-нибудь лондонскому мастеру, но я вытряхнул все из ящика и для скорости зарядил их служебными картузами, пока приближались шаги. Мне казалось, что у меня на каждой руке по пять больших пальцев.

– Барки? – сказал другой голос, затем уже четверо или пятеро из них кричали. Они все были там, прямо у бака. Мы видели их темные фигуры на фоне неба, но они не могли видеть нас в полумраке внутри.

– Флетчер, ублюдок, – крикнул Мейсон. – Что ты сделал с Баркером? Сейчас же отпусти его, слышишь.

– Унгх-унгх-унгх! – промычал Баркер.

– Это ты, Барки?

– УНГХ! УНГХ! УНГХ!

– Я убью тебя, Флетчер! – взвизгнул Мейсон и бросился к люку с обнаженной абордажной саблей, а за ним его пятеро приятелей.

Бах! И вспышка выстрела осветила бак, как молния, когда я выстрелил Мейсону прямо в грудь с расстояния в три фута. Унциевая пуля ударила его, как кирпич, и он рухнул, а человек позади него споткнулся о него в спешке.

Бах! Вспышка! И следующий, кто вошел в люк, взвыл и уронил свою саблю. Я выхватил свою и вонзил острие прямо в человека, распростертого над Мейсоном. Он ужасно закричал, и в тот же миг бой повернулся вспять, и бывшие товарищи Билли Мейсона, толкая друг друга, бросились прочь от бака. На мгновение я стал хозяином поля боя.

32

В Выродке всегда было что-то, что меня беспокоило, хотя я никогда точно не знал, что именно. Но теперь, когда он вырос таким большим и дерется, как медведь, я знаю, что это, и это вселило страх в мое сердце.

(Из письма от 13 июля от Александра Койнвуда с борта «Бон Фам Иветт» к леди Саре Койнвуд.)

В ночной темноте, под качающимся над головой фонарем, Александр Койнвуд сидел один в каюте на «Бон Фам Иветт». Он передал штурвал одному из своих людей, понадеявшись, что этот салага не натворит непоправимых бед, и приказал Мейсону и остальным ничего не делать до его возвращения. Обычно он бы не сомневался, что они подчинятся прямому приказу, но с тех пор, как он объяснил им, что они собираются делать на этом корабле, они начали позволять себе вольности, и он не мог доверять им, когда они были вне поля его зрения. Несмотря на историю, которую он им рассказал, они знали, что что-то не так. Он прочел это в их глазах. Так что ему нужно было торопиться и возвращаться на палубу.

Александр писал письмо. Он намеревался написать его, запечатать и положить в свой морской сундук, чтобы позже сжечь. Но если что-то пойдет не так, он знал, что сундук и его содержимое будут возвращены его семье. Тогда уже его матери и Виктору предстоит отомстить Флетчеру. Он постарался включить все детали, которые этот идиот Бэсфорд рассказал ему об убийстве боцмана Диксона.

Его перо летало по бумаге, пока он записывал эти простые факты. Затем оно остановилось, и Александр закусил губу. Никогда в своей жизни он не хранил от нее секретов. Она была единственной точкой опоры в его искаженной и яростной жизни. У него было много товарищей, но не было друзей. У него было много любовниц, но ни одну из них он не любил. Она была единственной, кого он когда-либо желал, и он поклонялся ей каждой частицей своего существа. Так что его перо снова двинулось, и он рассказал ей то, что скрывал даже от самого себя. Он рассказал ей о страхе, который рос в нем, как червь в яблоке. Он боялся Выродка.

Флетчер стал чудовищно большим и сильным. Он до потери сознания избил Билли Мейсона. Он раздавил человека голыми руками, Александр видел это своими глазами в бою за «Таурус». Но Александр боялся не этого. Его мастерство владения оружием одолело бы грубую силу. Шпага к шпаге или пистолет к пистолету, он бы победил. Страх был глубже. В Флетчере всегда было что-то, что беспокоило Александра, и теперь он понял, что это было.

Джейкоб Флетчер был живым образом их отца, сэра Генри Койнвуда, но не того печального старика, которого помнил Александр. Флетчер был Генри Койнвудом, вернувшимся в расцвете своей юности. Сходство было настолько шокирующим, что Александр дрожал при мысли об этом. На глубинном, суеверном уровне Александр боялся, что Флетчер – это мертвец, вернувшийся для мести. Он знал, что это невозможно, но не мог изгнать эту мысль из своего сознания (в конце концов, сознание Александра Койнвуда не было нормальным). Да! Вот оно! Он заставил себя написать эти слова, и с их написанием часть страха улетучилась. Самые страшные страхи – те, которые мы не осмеливаемся назвать.

Он закончил письмо, запечатал его и положил в свой сундук. Когда он закрыл крышку, со стороны бака, куда он послал Флетчера, раздались выстрелы. Он проклял Мейсона и его непокорную чернь и выбежал из каюты, вверх по сходному трапу на квартердек, так быстро, как только мог.

33

– О, Боже! О, Боже! – стонал человек, которого я ударил. Он не был мертв; острие вошло в ягодицу и прошло по всей длине бедра. Он сильно кровоточил.

– Мистер Мейсон? – крикнул другой голос, с самой кормы. Это был сам Уильямс. – Мистер Мейсон? Доложите немедленно, слышите? Что происходит?

Он был встревожен, даже напуган. И это было очень хорошо. Во всей этой таинственной борьбе между ним и мной он всегда все устраивал. Он замышлял и планировал, а я даже не знал, в какую игру играю. Теперь, впервые, я был на шаг впереди.

– Это вы, мистер Уильямс, сэр? – сказал я так спокойно, как только мог. Наступила тишина. Мерзавец был в растерянности. Я поддел его еще немного. – Разрешите доложить, вода на борт не поступает, и на баке все в порядке.

– Мейсон! Где ты! – крикнул Уильямс во весь голос.

– Он мертв! – сказал я с огромным удовлетворением. – И у меня двое пленных, и я подстрелил еще одного. В следующий раз придется делать свою грязную работу самому, Уильямс.

– Тогда не чувствуй себя слишком уверенно, Флетчер, – донесся голос из темной, невидимой кормы. – Вас все еще вчетверо меньше! Я дождусь рассвета, и тогда, действительно, я приду за тобой сам. А пока мои люди и я будем спать по очереди, но ты один, так что тебе лучше не спать всю ночь, не так ли? А то можешь и не проснуться.

Но я был не один. У меня был Перси, чего бы он ни стоил. Я сел там, где мог следить за палубой, и зарядил пистолеты. Мичман посмотрел на меня. Он не имел ни малейшего понятия, что происходит.

– Это не мистер Уильямс? – спросил он.

– Да, – ответил я.

– Тогда не должны ли мы присоединиться к нему, чтобы сражаться с мятежниками?

– Он и возглавляет этих чертовых мятежников. Он сумасшедший.

– Сумасшедший?

– Да.

Я попытался объяснить, но не знаю, много ли он понял. Он был на редкость туп. Джонни Бэсфорд сообразил бы быстрее, да и компания из него была получше. К счастью, Перси был из тех, у кого так мало собственного воображения, что он верил последнему, что ему сказали, независимо от того, что думал до этого. Так что мне удалось убедить его (на данный момент), что выходить наружу для него смертельно опасно. Поэтому он сидел смирно, таращась на меня, пока я делал какие мог приготовления: я перетащил тело Мейсона к основанию люка, чтобы подсечь любого, кто попытается вбежать, и снова положил Баркера поперек люка, откуда тот умудрился выползти. Затем я начал перевязывать раненого, но он был так слаб от кровопотери, что не представлял никакой угрозы, так что я оставил его и засунул в угол, чтобы он не сделал палубу слишком скользкой.

Я подумывал разделить вахту с Перси, но у нас не было чем засекать время. И, более того, я боялся, что если он увидит меня спящим, то все-таки сбежит к Уильямсу. Так что в итоге я просто пытался не заснуть. Но не смог. Слишком много пота и ярости я потратил в тот день, сражаясь не только с врагом, но и с собственными товарищами по кораблю. Я уснул через несколько секунд после того, как устроился в вертикальном положении с твердым намерением нести вахту. Я проспал несколько часов, пока меня не разбудили крики и вопли на палубе.

Был уже полный рассвет, и люди орали друг на друга. Перси тоже проснулся и выглядывал из-за края люка, наблюдая за происходящим снаружи. Я присоединился к нему и увидел трех человек, карабкающихся по вантам грот-мачты. Еще один пытался взобраться, но, поднявшись на десять футов, рухнул обратно на палубу. Он кое-как поднялся на ноги и стоял, согнувшись от боли, глядя на корму. Он схватился за окровавленную рану на животе. Должно быть, это тот, кого я подстрелил прошлой ночью.

– Нет! Нет! – сказал он, в ужасе вскидывая руки, когда в свете что-то блеснуло. Он вскрикнул и упал на спину, и там, стоя над ним с окровавленной абордажной саблей, был Уильямс. Он поднял голову и заорал на троих, сидевших на грот-марсе.

– Это вина Мейсона! – в сердцах крикнул он. – Мейсону следовало выполнять мои приказы, а не нестись сломя голову, как бешеный бык!

– Бесполезно, – не менее решительно ответил один из них, – ты говорил, будет легко. Ты говорил, у этого ублюдка нет оружия. А оно было. И он прикончил Мейсона и Барки. Так что мы на это больше не пойдем!

– Проклятые вы паршивые ублюдки! – взвизгнул Уильямс. – Оглянитесь! Если вы не будете выполнять приказы, мы все потонем. Штурвал пока закреплен, но корабль сам себя не поведет!

И пока он говорил, «Бон Фам Иветт» качнуло, и ее паруса захлопали.

– Видите? – сказал он. – Она сбивается с ветра! Скоро нас будет заливать бортом.

– Выбрось свое оружие за борт, и мы спустимся! – сказал матрос.

– Черт вас побери! – сказал Уильямс. – Не пытайтесь ставить мне условия! Я закончил спорить, и вы сделаете, что вам велено, или…!

Раздался пронзительный крик, когда он провернул острие своей сабли в ноге упавшего.

– Этот человек еще жив, видите? Так вот, либо вы, мятежные сапоги, немедленно спускаетесь и следуете за мной, либо я начну с него! Считаю до трех: раз… два… три…

– Что ты делаешь? – спросил другой голос.

– Вы будете выполнять приказы? – спросил Уильямс.

– Нет!

– Что ж… – сказал Уильямс и намеренно наклонился вперед, налегая на саблю.

Раздался долгий вздох от человека на острие шпаги и яростный хор криков сверху.

– Видите! – тихо сказал я Персивалю-Клайву. – Он сумасшедший! Я же говорил вам, что он сумасшедший.

Перси нахмурился.

– Но разве это не мятежники?

До него так и не дошло. Но Уильямс был как на ладони, всего в тридцати футах. Тихо я вытащил из-за пояса один из пистолетов Перси и тщательно прицелился.

– Что вы делаете? – спросил Перси.

– Да заткнись ты! – сказал я, теряя терпение. Я затаил дыхание, как следует прицелился и спустил курок.

Бах! И он пошатнулся. Грязная свинья пошатнулась!

– Попал! – сказал я с глубоким облегчением.

Но я не попал. Он лишь подпрыгнул от неожиданности. Я промахнулся. С ужасающей ловкостью он выхватил пистолет и выстрелил, ныряя за шлюпку на шкафуте. Его застали врасплох, у него была лишь доля секунды на прицеливание, но я почувствовал свист его пули, пролетевшей сквозь мои волосы. Он бы наверняка убил меня прицельным выстрелом, какой был у меня.

– Доброе утро, Флетчер! – сказал он из-за своей баррикады. – Я в вас попал? Очень на это надеюсь.

– Выйди и проверь! – ответил я.

– И дать вам еще один шанс меня подстрелить? – сказал он. – Кто теперь бьет в спину, а? Почему бы вам не выйти? Тогда мы сможем решить дело как джентльмены.

– Иди к черту! – сказал я.

Это был тупик. Никто из нас не собирался выходить, чтобы дать другому чистый выстрел. Но юный Перси все еще был озадачен.

– Почему бы нам не пойти к нему, Флетчер? – сказал он, дергая меня за локоть. – Мистер Уильямс не может желать вам зла. Я не понимаю, почему мы медлим?

– Потому что он чертовски сумасшедший! – сказал я. – Вы что, не понимаете?

– Кто это с вами, Флетчер? – спросил Уильямс. – Неужели мистер Персиваль-Клайв?

И прежде чем я успел его остановить, Перси выскочил из люка и стоял на шпиле, размахивая руками.

– Я здесь, сэр! Это я, – сказал он, качаясь, чтобы удержаться на ногах.

Корабль сильно накренился, когда ветер ударил в него, и брызги обрушились на наветренный борт. Я не осмеливался пойти за ним; я видел краешек лица Уильямса и блеск ствола пистолета, выглядывающего из-за шлюпки. С такого расстояния он мог попасть мыши в глаз.

– Вы все это время были там? – спросил Уильямс.

– Так точно, сэр! – бодро ответил Перси.

– И вы все видели, что произошло?

– О да, сэр!

– Какая жалость, – сказал Уильямс. – И это при всех ваших преимуществах для продвижения по службе.

Три вещи произошли одновременно. Я бросился к Перси, корабль ужасно качнуло, и Уильямс выстрелил.

Перси рухнул, как мешок с дохлыми угрями, между шпилем и переборкой бака. Я втолкнул его, распростертого, в бак и вполз за ним, пригибаясь, чтобы Уильямс меня не видел.

Я прижался спиной к переборке и притянул тело Перси к себе, подложив его голову под локоть. Ему попали прямо в середину его одутловатого лица, и повсюду была кровь. Пуля разорвала ему нижнюю губу, выбила несколько зубов и проделала дыру в щеке на выходе. Но он открыл глаза и моргнул, морщась от боли. Он получил сильный удар и был полуоглушен, но жив. Движение корабля сбило прицел Уильямса. И что еще лучше, он усвоил важный урок.

– Флетчер! – в изумлении сказал он, отплевываясь кровью и осколками зубов. – Знаете, я думаю, мистер Уильямс сошел с ума! Он пытался меня убить!

– Слава Богу! – сказал я.

И я обнял его, когда корабль сильно накренился, и мы соскользнули в угол вместе с нашими двумя связанными пленными и кучей незакрепленного барахла, навалившейся на нас.

– Флетчер! – крикнул Уильямс. – Так не может продолжаться, иначе мы потеряем корабль. Нам нужно перемирие, чтобы привести его в порядок. Клянусь, я не причиню вам вреда. Теперь мы равны, Флетчер, мы оба совершили убийство!

Я не доверял ему ни на секунду, этому хитрому мерзавцу, но он подал мне идею.

– Вот, – сказал я, сунув заряженный пистолет в руку Перси. Я оттолкнул Баркера и другого человека и рывком открыл люк на нижнюю палубу. – Он думает, что убил вас! Скорее! Сюда, по нижней палубе и вверх через люк на квартердеке, ему за спину. Я буду его отвлекать, чтобы вы могли застать его врасплох. Пристрелите ублюдка, а потом убирайтесь с дороги. Убейте его, если сможете, но я в любом случае на него брошусь, как только вы выстрелите. Сможете?

– Да, – сказал он, но его глаза затуманились, и пистолет начал выскальзывать из руки. – Больно, – сказал он. – Зачем я должен идти в море, папа? Я не хочу… – и он откинулся назад, бормоча что-то себе под нос.

«Черт!» – подумал я, вложил саблю в ножны, взял пистолет и собрался с духом. Хотелось бы мне сказать, что мне надоело прятаться, и я хотел наконец встретиться с Уильямсом лицом к лицу. Но дело было не в этом. Бой между ним и мной мог закончиться только одним. Он значительно превосходил меня и как фехтовальщик, и как стрелок, и моя сила не спасла бы меня от этого. Нет, это должно было случиться сейчас, прежде чем он успеет перезарядить. Но каким путем? Я решил, что главная палуба будет быстрее, и выскочил, перемахнув через шпиль так быстро, как только мог.

К этому моменту «Бон Фам Иветт» уже была лагом к ветру и черпала бортом, так что трудно было устоять на ногах, не говоря уже о том, чтобы атаковать батареи, как Легкая бригада. Я, пошатываясь, двинулся на корму, отталкиваясь от шлюпки, хватаясь за ее планширь, чтобы протащить себя вдоль нее и обогнуть корму. И вот он. Вот он! Синий сюртук, блестящие пуговицы, белое лицо, черные волосы, он присел на корточки с прибойником и картузом, застигнутый врасплох, и смотрел на меня, держа в руке пустой перевернутый пистолет. Застигнутый и так близко, что можно было дотронуться.

Его рот открылся, я поднял пистолет и нажал на спусковой крючок. Бах! Но что-то метнулось мне в глаза. Я моргнул, и выстрел ушел в сторону. Тук! Скользящий удар по лицу; слишком легкий, чтобы причинить вред, но он спас Уильямса. В тот миг, как я появился, он швырнул в меня бесполезный пистолет. Клянусь Георгом, как же он был быстр! Он уже вскакивал на ноги и наносил мне удар клинком. Я отпрянул, и лезвие вонзилось в борт шлюпки. Тогда я выхватил свою абордажную саблю и встал в стойку, а палуба качалась, как качели.

Лязг! Скрежет! Звон! Я отразил три удара и быстро отступил. Затем я его почти достал! Он поскользнулся, когда корабль качнуло, замахав руками, чтобы удержать равновесие, и на мгновение потерял защиту. Я бросился вперед, рубя изо всех сил. Но все было бесполезно. Он так ловко отводил удары, что даже не чувствовал их. Это было все равно что рубить стеклянную пирамиду. Мои удары просто соскальзывали с его защиты. Я навалился еще сильнее, а он смеялся надо мной.

Но это был не настоящий смех. Он был истеричным и безумным. Можно было бы подумать, что он напуган, если бы он не дрался так чертовски хорошо. Он вертел запястьем туда-сюда, встречая мою силу непревзойденным мастерством. Бог знает, как долго это продолжалось, но он не делал попыток контратаковать. Он просто давал мне вымотаться. Наконец, он перешел в атаку.

– Прощай, Флетчер! – сказал он и сделал выпад, как мастер фехтования.

И снова корабль спас меня. На ровной земле он бы пронзил меня насквозь, но мы оба пошатнулись, когда палуба ушла из-под ног. Он снова дико рассмеялся.

– Неужели я никогда не смогу сделать это как следует? – сказал он. – Ты заставил меня проделать самый утомительный танец, мой дорогой брат.

– Как вы меня назвали? – спросил я, изумленный даже в своем страхе и изнеможении.

– Брат, – ответил он, – ты мой незаконнорожденный сводный брат. Ты стоишь между мной и состоянием.

И он снова пошел в атаку. Я делал все возможное, но внезапно почувствовал, как моя сабля выкручивается из рук, оставляя меня открытым для удара. Его глаза расширились от радости, когда он готовился нанести смертельный удар… Затем за моей спиной раздался хлопок, его рука с мечом дернулась, и на его сюртуке над предплечьем появилось отверстие. Его лицо исказилось от боли, и он попытался перехватить саблю в левую руку. Правая рука не двигалась, и он пытался разжать ее пальцы с рукояти, когда острие моего клинка с хрустом вошло в его грудину и вышло на фут из спины. Я рывком выдернул клинок и отступил, пока он выл от боли и сползал на палубу. Но он тут же выпрямился и сел, неловко раскинув ноги и опираясь на палубу одной здоровой рукой.

– Нет! Нет! Нет! – говорил он и тянулся к своей сабле. Но я отшвырнул ее ногой, иначе он бы пополз за мной на коленях. Так что он проклинал и стонал в бессильной ярости, снова и снова пытаясь встать. И все это время он смотрел на меня с дьявольской ненавистью. Он был полон жизни больше, чем любой человек, которого я когда-либо встречал, и он боролся за жизнь с яростной силой воли. Но даже он не мог продержаться, когда его сердце качало кровь прямо через грудь, и меньше чем через минуту он был мертв. Он ушел быстро, но нелегко.

И вот он лежал у моих ног, его восково-желтое лицо болталось из стороны в сторону, пока качался корабль. Существо, которое искалечило мою жизнь и превратило меня в то, что я есть.

Я заметил, что рядом со мной стоит Персиваль-Клайв, пытаясь что-то сказать, но его лицо распухло, и слова его были болезненным бормотанием. Затем он показал мне дымящийся пистолет, и я понял. Он проснулся и хоть раз проявил инициативу.

– Спасибо, – сказал я.

Он снова что-то пробормотал и указал на паруса. Мы были еще далеко не спасены. «Бон Фам Иветт» ждала лишь сильного порыва ветра, чтобы лечь на борт. Предстояло много работы, если мы хотели спасти корабль.