Текст книги "Фортуна Флетчера (ЛП)"
Автор книги: Джон Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Пенденнис повесил голову. Она его поймала. Никакое наказание, которое мог бы вынести закон, не могло бы истерзать его сильнее. Он вполне мог бы победить ее в суде, но никогда не смог бы спасти свою репутацию.
– Будьте вы прокляты, – произнес он тихим голосом.
– А! – сказала она. – Я замечаю перемену в настроении. – Она повернулась к своим головорезам. – Можете идти, – велела она, – но ждите снаружи.
И они, ухмыляясь друг другу, вышли.
– Итак, мистер Пенденнис, – продолжила она, – эти люди в моем полном подчинении. Они скажут то, что я им велю, или будут держать язык за зубами. И у вас все еще есть способ покинуть этот дом свободным человеком.
Надежда вспыхнула в груди Пенденниса. Он знал, что это повлечет за собой еще большее бесчестие, но ничего не мог с собой поделать. Ему достаточно было на мгновение представить, что скажет и сделает его жена, если эта история когда-нибудь выйдет наружу.
– Называйте! – сказал он.
– Все просто, – молвила она. – Все, что здесь произошло, можно забыть при определенных условиях… Вы прекратите все усилия от имени мистера Джейкоба Флетчера. Вы больше не будете донимать Адмиралтейство. Вы отзовете свою поддержку завещания моего мужа от 1775 года. Вы убедите Люси прекратить все их действия по этому делу, и вы расскажете мне все, что знаете.
Пенденнис заскрежетал зубами и сжал кулаки от гнева. Но он не видел выхода. Он посмотрел на леди Сару и ее сына Виктора, которые теперь вольготно развалились на том самом диване, где он был опозорен. Они улыбались ему с бездонным презрением. Внезапно его челюсть отвисла, когда одна тайна перестала быть тайной.
– Дьяволы! – вскричал он. – Вот как вы поступили с Эдвардом Люси!
– Как вы догадливы, мистер Пенденнис! – сказала леди Сара. – Вы совершенно правы, за исключением того, что в случае мистера Люси я позволила событиям затянуться немного дольше, ибо он оказался на удивление одаренным молодым человеком – в отличие от вашей ничтожной и жалкой особы!
Они весело рассмеялись, и Пенденнис содрогнулся от отвращения.
Но он был сломлен. Так же, как и молодой Люси, он выбыл из этой игры. Все, что он мог теперь сделать для Флетчера, – это написать Ричарду Люси, что он, Пенденнис, должен быть исключен из всех тайн и планов. Ибо все, что он знал, Койнвуды могли вырвать из него силой. Ричарду Люси придется продолжать в одиночку. Пенденнис находил некоторое утешение в том, что, по крайней мере, Люси будет предупрежден. По крайней мере, он будет точно знать, насколько опасным может быть их враг. И в этой оценке угрозы, исходящей от Койнвудов, как и во всех других аспектах своих с ними дел, Пенденнис был совершенно неправ.
21
«Фиандра» стояла на якоре так близко к берегу, что мы могли видеть всю кипучую жизнь большого морского порта. Дел было мало, а впереди – недели ремонта, и мир на берегу манил, как сирены, звавшие Одиссея. У некоторых, как у Норриса Полперро, были семьи, которых они не видели месяцами, и они только и говорили, что о надежде сойти с корабля. Поскольку капитан проводил так много времени на берегу, занимаясь своей политикой, ответственность за предотвращение массового дезертирства легла на первого лейтенанта, мистера Уильямса, который принял обычные меры предосторожности.
Как помощник боцмана, я и сам принимал в этом участие и, в свою очередь, сидел на веслах, медленно обходя корабль на дозорной шлюпке, полной морпехов. Их приказ был стрелять в любого, кто попытается бежать; и твердое обещание порки для всей шлюпки, если кто-то проскользнет мимо нас.
И вот я сделал свой первый ход.
– Почему бы не отпустить на берег хотя бы некоторых из нас? – спросил я боцмана. – Тех, кому можно доверять… Я бы не сбежал, вы это знаете, мистер Шоу, и за своих товарищей по столу я бы тоже поручился. Если бы вы предложили это мистеру Уильямсу, как христианский поступок, он мог бы согласиться. Это дало бы этим бедолагам хоть какую-то надежду, понимаете…
Это был интересный момент. Я был гусыней, несущей золотые яйца, и мистер Шоу не хотел меня терять. И он гадал, какую игру я веду. Он знал, что я умнее его. Он склонил голову набок и почесал щетинистый подбородок.
– Так зачем тебе на берег, а? – спросил он. – И зачем ты хочешь взять с собой этих?
Пришло время выложить мой козырь. Я понизил голос.
– Дело в том, мистер Шоу, я хочу перекинуться словечком с друзьями на берегу. Думаю, я мог бы найти нам покупателя на канат…
На его лице отразилось благоговение. «Фиандра» несла стосаженные пеньковые канаты в двенадцать дюймов окружностью и весом в тонну с четвертью каждый. Он и мечтать не мог о продаже такого массивного и громоздкого предмета, и в его воображении заблестели гинеи. Я видел, что он на крючке, но без паузы продолжил:
– Но мне нужны мои товарищи, понимаете, чтобы все выглядело как надо. Мистер Уильямс ведь не отпустит меня с корабля одного, правда?
Он счастливо улыбнулся и пошел к мистеру Уильямсу, который, как я и думал, оказался восприимчив к идее, исходящей от такой доверенной особы, как боцман. На следующее утро меня и моих товарищей по артели выстроили перед мистером Уильямсом на квартердеке. Новость о том, что кубрику Сэмми Боуна дают увольнительную, облетела весь корабль, и вся команда собралась, чтобы стать свидетелями этого события. И все это одобряли. Все надеялись, что следующая очередь будет за ними. Как прирожденный лидер, мистер Уильямс извлек из этого максимум пользы. Он сразу же выделил меня.
– Флетчер! – сказал он и посмотрел мне прямо в глаза. Я почувствовал себя неловко. – Я решил, что, если этот эксперимент увенчается успехом, все остальные артели получат свой шанс. Так что дай мне руку и свое обещание вернуться через двадцать четыре часа. Я рассчитываю на тебя как на уорент-офицера, что ты проследишь, чтобы все прошло хорошо.
Это было сказано немного с перебором; я был всего лишь помощником боцмана. Но для этого человека было типично делать такие жесты. Я пожал ему руку и пообещал. И так же сделали все остальные: Сэмми, Норрис, Томас, Джем и счастливый, глуповатый Джонни Бэсфорд. Затем команда проводила нас троекратным «ура», когда мы спустились за борт, чтобы нас доставили на берег.
Вскоре мы уже прогуливались по Джордж-стрит в гуще толпы: носильщики, возчики, слуги, дети, собаки, кошки и благородные господа – такова была жизнь Портсмута. Это было чудесно. Кричали разносчики, громыхали колеса, цокали копыта и хлопали двери. Это было похоже на опьянение, и мы весело шествовали с важным видом. Но когда мы проходили мимо большого дома с огромными окнами на первом этаже, Сэмми остановил нас.
– Стоп, ребята, – сказал он. – А вот и мы!
Он указал на одно из окон. При ярком солнечном свете на улице и темном интерьере дома стекла отражали, как зеркало. На военных кораблях не было зеркал для удобства команды, так что это было в новинку. Я увидел счастливые лица моих товарищей, ухмыляющихся мне из стекла. А потом меня как громом поразило. Среди фигур был широкоплечий, мускулистый мужчина, доминирующий в группе. Он был моряком с головы до пят: загорелая кожа, переваливающаяся походка, форма «Фиандры». В точности такое же чуждое существо, которое так напугало меня, когда меня впервые привели на борт военного корабля… и это был я! Это был самый поразительный шок – увидеть, как я изменился.
Мои товарищи смеялись, показывали друг на друга пальцами и строили рожи в стекло, но Сэмми видел, что творится у меня в голове.
– Да, парень! Ты уже не тот, что был, – сказал он. – В чем дело, не нравится?
Я ничего не сказал, потому что не знал, что сказать. А потом мы пошли дальше и гуляли по городу, пока нам не надоело смотреть, и мы не пошли искать, где бы напиться. В Портсмуте была тысяча кабаков и пивных для моряков, и я был рад оплатить выпивку своим товарищам из своих последних деловых прибылей, так что к вечеру мы сидели за столом в общем зале захудалого заведения под названием «Георгий и Дракон». Оно было полно моряков и напоминало мне «Трех голландских шкиперов» в Полмуте, где меня завербовали все эти месяцы назад.
Я решил, что пора поднять деликатный вопрос. Я все еще не упомянул, что не собираюсь возвращаться на корабль, и у меня было неспокойное чувство на этот счет. Проблема была в том, что все мои товарищи обещали вернуться. Лично я пообещал бы что угодно, чтобы получить свободу, но я достаточно хорошо их знал, чтобы понимать, что они могут смотреть на вещи иначе, хотя Бог знает почему. Все они были опытными моряками, которые добились бы гораздо большего на торговом флоте, чем когда-либо на военном.
– Ну что, парни, – сказал я наконец, – что до меня, то с флотом покончено. – Я поднял свою кружку и осушил ее.
Сначала они не поняли, и мне пришлось объяснять, что я имею в виду. Вскоре они уловили мою мысль, и по выражению их лиц я понял, что угадал верно. Каждый из них намеревался вернуться, и, более того, они ожидали, что я пойду с ними.
– Мы должны вернуться! – сказал Сэмми. – А как же остальные? Если кто-то из нас сбежит, больше никого на берег не отпустят. А у некоторых из них в Портсмуте семьи, которых они хотят повидать.
Все они хмуро уставились на меня. Это было как в тот раз, когда я впервые попал в их артель. Я снова почувствовал себя чужаком.
– Но я не моряк, – отчаянно пытаясь заставить их понять, сказал я. – Я был учеником. Я никогда этого не хотел. – Я повернулся к Норрису за поддержкой. – А ты, Норрис, у тебя же семья. Ты что, не идешь?
– Нет, – ответил он с угрюмым видом. – Мои братья присмотрят за моей женой и детьми, так же как я присмотрел бы за ихними… Я не собираюсь бежать!
– Почему нет? – изумленно спросил я. – Тебя же завербовали так же, как и меня. И ты пытался от этого избавиться… ты же сам себе ранил колено!
– Может, и так, – сказал Норрис. – У моряков в обычае бороться с пресс-гангом. Но таков уж порядок вещей, что во время войны нас вербуют. А как насчет этих чертовых лягушатников, а? Кто спасет старую добрую Англию от них, если не будет флота? А мы и есть флот; мы служим на кораблях и стреляем из пушек… К тому же, я обещал.
Сэмми и остальные согласно закивали. Кроме Джонни, который был идиотом и не в счет, все они пошли на флот добровольно, так что я не удивился, но позиция Норриса была выше моего понимания. Смесь патриотизма и решимости сдержать свое обещание лейтенанту Уильямсу, особенно последнее, и я не мог его переубедить, как ни старался.
На самом деле, я скоро сдался. Я знал, какими упрямыми могут быть мои товарищи и как бесполезно с ними спорить, когда они уже что-то решили.
– Что ж, я ухожу, – сказал я. – Я не был рожден моряком, и у меня есть жизнь на берегу, которой я хочу следовать.
– Да, парень, – сказал Сэмми. – Тебе же нужно заработать все эти деньги, не так ли? Надеюсь, они согреют тебя по ночам, когда ты их получишь. А на свое обещание можешь наплевать.
Это меня разозлило. Чем я был обязан флоту? Почему я должен был выполнять обещание, данное службе, которая забрала меня против моей воли, да еще и незаконно! Я высказал все это Сэмми, окончательно вышел из себя и в ярости ушел. На улице было темно, и я побрел куда глаза глядят.
Но не успел я далеко уйти, как все стало очень странным. Через несколько секунд после того, как я покинул таверну, я почувствовал тошнотворный удар по затылку и стук булыжников о лицо, когда я упал. Но я не совсем потерял сознание и понял, что кто-то переворачивает меня на спину. Рука обхватила мой подбородок и откинула голову назад, обнажая горло… затем произошла какая-то путаница, борьба тел, и вот я уже сижу, прислонившись спиной к стене, мир шипит вокруг меня, а Сэмми Боун кричит на меня.
– Джейкоб! Джейкоб! – говорит он, вглядываясь в мое лицо. – Поднимите его, парни, занесите внутрь…
И меня подхватили на ноги и почти на руках внесли обратно в «Георгия и Дракона». Я пытался идти, но ноги меня не слушались. Меня усадили на ту же скамью, которую я только что покинул, появились какие-то тряпки и вода, и Сэмми перевязывал мне голову. Я заметил, что руку Норриса тоже перевязывают, затем я сполз на стол, и мир погрузился во тьму.
Когда я очнулся, было светло, и я находился в той же комнате, которая при дневном свете выглядела еще грязнее. Мои товарищи, ухмыляясь, собрались вокруг, когда я пошевелился, и к ним присоединился хозяин в грязном фартуке.
– Так! – сказал этот красавец. – Теперь, когда он очнулся, можете все проваливать! Мне не нужны неприятности в моем заведении.
Но Сэмми набросился на него и пригрозил кровавой расправой, если тот не оставит нас в покое и не принесет завтрак, за который мы уже заплатили. Хозяин, бормоча, удалился.
– Нам пришлось обшарить твои карманы, парень, – сказал Сэмми, – но нам нужны были деньги, иначе он бы нас вчера ночью вышвырнул, а ты был не в том состоянии.
Я кивнул, и голова моя ужасно заболела.
– Что случилось, Сэмми? – спросил я. – На меня что-то упало?
Он не ответил сразу, а послал Джонни Бэсфорда сторожить дверь. Затем Сэмми и остальные мои товарищи сели вокруг меня на стулья, как заговорщики.
– Он хороший парень, этот Джонни, – сказал Сэмми, – но на беднягу нельзя положиться, что он будет держать язык за зубами. Он не понимает, видишь ли. Но что до нас остальных, Джейкоб, ты должен уже знать, что можешь доверять нам во всем… – У него было странное выражение лица, и я не мог понять, к чему он клонит.
– Что такое, Сэмми? – спросил я. – Что происходит?
– Вот и мы об этом думаем, мой мальчик! – сказал он.
– Да! – подтвердили остальные.
– Мы проговорили полночи, Джейкоб, складывая одно с другим, и никак не можем понять, в чем тут дело. – Он откинулся на спинку стула, чтобы рассказать историю, и я слушал с растущим изумлением. – Когда ты ушел вчера вечером, ты был в таком состоянии, что мы с Норрисом побежали за тобой, чтобы вернуть. Мы подумали, что если ты решил бежать, то мы не сможем тебя остановить, но мы не могли расстаться с товарищем по кубрику без доброго слова.
Внезапно меня охватило чувство вины.
– Прости, Сэмми, – сказал я, – я не хотел…
– Заткнись! – сказал Сэмми. – Это неважно. В общем, как только мы вышли на улицу, мы увидели, как ты идешь по переулку, а за тобой бежит человек, тихо, как кошка, и очень быстро.
– Иисусе Христе! Еще секунда, и он бы тебя достал. Он подошел прямо сзади, ударил тебя по голове, и ты упал. Мы на него набросились, но Норрису пришлось выхватить нож, иначе он бы тебя все равно прикончил.
Норрис ухмыльнулся и показал перевязанную руку.
– Он пытался перерезать тебе горло, – сказал Норрис.
– Да, – добавил Сэмми, – и это был не обычный грабитель. Когда мы его схватили, он не пытался бежать, как можно было бы ожидать. Нет! Этот ублюдок как бешеный рвался к тебе. Он твердо решил тебя убить, Джейкоб! И еще одно… покажи ему, Норрис.
Норрис протянул маленький блестящий предмет. Пуговицу с вытисненным на ней адмиралтейским якорем.
– На нем была маска и черный плащ, чтобы скрыть, кто он, – сказал Норрис, – но я сорвал это с мундира, что был под плащом. – Норрис покачал головой. – Мы почти его схватили, Джейкоб, но он извивался, как скользкая свинья, и пытался нас зарезать. А потом, когда увидел, что дело плохо, убежал в темноту… но это я достал.
Я с недоверием уставился на пуговицу. Она была с мундира офицера британского военно-морского флота.
– Да, – сказал Сэмми, – и помнишь тот удар в спину, который ты получил от щепки? Так вот я думаю, была ли это щепка, а не нож? В таком случае, это офицер с нашего собственного корабля охотится за тобой, что весьма вероятно, потому что с какой стати ему нападать на незнакомого матроса, которого он никогда раньше не видел? Но тогда… зачем офицеру пытаться тебя убить? Есть много офицеров, которые невзлюбят человека без всякой причины, но они же не суют в него нож, верно? Не тогда, когда есть тысяча законных способов избавиться от бедолаги. И это еще не все… Продолжай, Норрис.
Норрис выглядел мрачно и нуждался в некотором понукании со стороны Сэмми, но в конце концов он выдал нечто поистине ужасное.
– Джейкоб, – сказал он, – я хочу, чтобы ты знал, что при обычном раскладе я бы молчал до гроба, понимаешь? – Он выглядел встревоженным, поэтому я кивнул, и он продолжил. – Когда мы были на том тендере, «Булфроге»… – При этих словах я догадался, что будет дальше, и похолодел от ужаса. – …одним утром меня послали на палубу с двумя другими, Оуксом и Пеггом их звали, помогать по кораблю. И мы были у фок-мачты, и мы видели, как боцман пошел за тобой… и мы видели… мы видели, что ты сделал…
Его голос затих, и я моргнул, глядя на них. Меня разоблачили как убийцу. Как они отреагируют?
– Расскажи ему все, Норрис… давай! – сказал Сэмми, подталкивая его.
– Ну, я подумал, скатертью ему дорога! – сказал Норрис. – Я видел, что он с тобой делал. И он уже задал мне адскую трепку, и вообще, какой моряк предаст товарища по кораблю, я вас спрашиваю? Так что я и те двое молчали, а позже их отправили на другие корабли. Не знаю, где они сейчас.
– И? И? – спросил Сэмми.
– И, за пару дней до этого, я видел того лейтенанта Солсбери, что командовал «Булфрогом», я видел, как он указал на тебя боцману, намеренно так, и они говорили о тебе, и я кое-что услышал. Лейтенант сказал: «Это он: у меня есть свои причины». Вот что он сказал, и старый боцман сразу после этого начал к тебе придираться.
Норрис неловко переступил с ноги на ногу, закончив свой рассказ, и посмотрел на Сэмми в поисках одобрения. Сэмми кивнул, и Норрис расслабился.
– И еще кое-что, – сказал Сэмми. – Похоже, у нас на борту есть офицер, который ведет себя не так, как подобает джентльмену, верно? Так вот, та блондинка, что была у меня, когда девки были на корабле, сказала, что некоторые девки боялись идти на «Фиандру», потому что слышали, что один из наших офицеров – нехороший человек. Он любит вытворять всякие штучки: такие, которые девки не станут делать даже по долгу службы. А портовые шлюхи не особо привередливы, так что Бог знает, что за этим стоит! Но она не знала, кто это, и я тогда не обратил внимания. У меня были другие заботы.
Он закончил свой рассказ, и все они выжидающе уставились на меня.
– Ну, – сказал Сэмми, – как я это вижу, Джейкоб, какой-то офицер хочет тебя по-тихому прикончить. И за все свои годы я не слышал ничего подобного о простых матросах, но мы всегда знали, что ты джентльмен, по тому, как ты говоришь. Но если ты джентльмен, то что ты здесь делаешь? Джентльменов не вербуют! Так вот, мы твои товарищи, что бы ни случилось, понимаешь? Но пора бы тебе быть с нами откровенным, мой мальчик. – Он сделал паузу и пристально на меня посмотрел. – Так кто же ты такой, Джейкоб?
Я не знал, что сказать. Я уж точно не знал, что происходит. Главной мыслью в моей голове было огромное облегчение от того, что мои товарищи не считают меня убийцей. И я был достаточно глуп, чтобы мне польстило, что они считают меня джентльменом. Что ж, манеры у меня были, не так ли?
Так что я рассказал им все, что знал. Я говорил и говорил, и все вылилось наружу. Они услышали всю историю моей жизни и слушали тихо, лишь Сэмми время от времени задавал вопросы. Я остановился, когда вошел хозяин с нашим завтраком, и продолжил, когда он ушел, и я увидел, как Джонни ухмыляется мне из дверного проема. Когда я закончил, было уже почти полдень.
Пока я рассказывал, все встало на свои места, и я понял, что меня выделили с самого начала, и кто-то дергал за ниточки, как кукловод, чтобы затащить меня на «Фиандру». Лейтенант Спенсер из полмутского пресс-ганга, лейтенант Солсбери и боцман Диксон с «Булфрога», и мичман на «приемном судне», который отправил меня на «Фиандру», – все они, должно быть, были замешаны. Но кто дергал за ниточки?
– Думаю, это кто-то на нашем корабле, – сказал Сэмми. – Все было спланировано, чтобы ты оказался рядом с ним. А теперь он сам за тобой пришел, не так ли? Остальные сделали свое дело, но в этом не было ничего личного. А этот тебя по-настоящему ненавидит.
– Но почему, Сэмми? – спросил я. – У меня нет врагов.
– Не знаю, – сказал Сэмми. – Может, это из прошлого. Ты же не знаешь, кто твои мать и отец, верно? Но это неважно. Что меня беспокоит, так это выяснить, кто твой маленький друг!
Он указал на пуговицу от мундира на столе.
– На борту таких шестеро, с такими пуговицами на мундирах: капитан, три лейтенанта, штурман и его помощник. Кто из них?
22
Вы мне отвратительны. С меня хватит. Я слишком многое прощал ради вашей матери, и теперь у меня на сердце тошно от того, на что я закрывал глаза.
(Письмо от 10 июня 1793 года Александру Койнвуду на борт «Фиандры» от адмирала Уильямса.)
Айвор, лорд Уильямс Барбадосский, рыцарь ордена Бани, адмирал белого флага, сидел в кресле в библиотеке своего лондонского дома и пристально разглядывал существо, стоявшее перед ним. Адмиралу было всего шестьдесят, но из-за тяжелой жизни он был болезненным и отошел от морских дел. Кроме того, контузия от тяжелых орудий оставила свой след, и в последнее время ему казалось, что люди говорят не так громко и четко, как раньше. Действительно, было трудно разобрать, что они говорят, если не обращать пристального внимания на их лица, особенно на губы. Он также заметил, что помогает, если склонить голову набок и приложить ладонь к уху. Хорошо еще, что глаза его были по-прежнему остры.
К несчастью, сегодня он был совсем не доволен тем, кого созерцали его глаза. Перед ним был морской офицер, лейтенант по имени Солсбери, который постучался в дверь, утверждая, что он друг племянника адмирала. Это, а также его мундир, убедило слуг впустить его и обеспечило ему эту аудиенцию. Но одного взгляда на этого человека хватило адмиралу, чтобы понять, что во второй раз он сюда не войдет.
Ибо, хотя мундир лейтенанта Солсбери и был безупречен, и хотя на нем не было ни единой пылинки, в самом человеке было что-то прилизанное и сальное, что вызывало у адмирала тошноту.
И то, что говорил этот тип, адмиралу тоже не нравилось.
– Итак, милорд, – сказал Солсбери, наклонившись вперед с маслянистой серьезностью, – я надеялся, что моя тесная связь с вашим племянником побудит вас что-нибудь сделать, чтобы меня пристроить.
– Пристроить? – рявкнул адмирал. – Что вы имеете в виду под «пристроить»?
– Я надеялся, что вы сможете повлиять на Адмиралтейство, чтобы мне дали командование кораблем.
– Но у вас же есть корабль, не так ли? Как насчет этого «Булфрога», о котором вы мне рассказывали?
Солсбери терпеливо улыбнулся и попытался объяснить дело, причинявшее ему немалую боль.
– Боюсь, милорд, на корабле были некоторые неприятности. Необъяснимая потеря в море моего боцмана, а также некоторые судебные иски от имени незаконно завербованного ученика, заставили Их Лордств Адмиралтейства лишить меня командования.
– Что? – сказал адмирал. – Не вижу причин! Люди гибнут в море. Таков порядок вещей. И людей вербуют во время войны. Вы хотите сказать, что это единственная причина, по которой у вас отняли корабль?
Солсбери воровато оглядел комнату и доверительно сообщил адмиралу:
– Боюсь, милорд, – сказал он, – в Адмиралтействе есть те, кто меня лично не любит и ищет лишь повода погубить мою карьеру.
– Ха! – сказал адмирал. – Подумать только! Но ближе к делу, любезный. Чего вы от меня ждете? Будь я проклят, если вижу хоть одну причину вам помогать.
– О? – сказал Солсбери. – Вы совершенно уверены, милорд? Разве я не объяснил, что я близкий друг вашего племянника Александра? Неужели это для вас ничего не значит?
Наступила короткая тишина. Адмирал нахмурился, и некоторые мысли, много лет хранившиеся в глубине его сознания, зашевелились, как пробуждающееся гнездо пауков.
Внезапно адмиралу стало страшно. Он не хотел продолжать этот разговор.
– Всего хорошего, мистер Солсбери! – сказал он.
– Нет, милорд, – ответил тот, – так не пойдет!
– Черт вас побери, сэр! – сказал адмирал и потянулся к колокольчику, чтобы вызвать слуг.
– Милорд, – быстро сказал Солсбери, – ваш племянник замешан в заговоре с целью похищения человека и, я думаю, его убийства. Он втянул меня в этот заговор, и я тоже его жертва. Если я предам огласке все, что знаю о вашем племяннике, я могу его погубить. И если вы откажетесь мне помочь, я это сделаю. – Он перевел дух и посмотрел на адмирала, застывшего с колокольчиком в руке. Солсбери понял, что одержал верх. – Итак, милорд, – усмехнулся он, – вы ничего не сделаете, чтобы ему помочь? Вам наплевать на свою семью?
Этими словами Солсбери переиграл самого себя. Адмирал заботился о своей семье больше, чем Солсбери мог себе представить. Он заботился о Саре, своей обожаемой младшей сестре, и он заботился о ее сыне Александре. С самого раннего детства она очаровывала адмирала, и в его глазах она не могла сделать ничего дурного. Ради нее он продвигал карьеру мальчика до предела своих возможностей. Даже сейчас Александр был в море лишь потому, что Гарри Боллингтон был должен адмиралу услугу и поэтому проигнорировал злые слухи, которые следовали за Александром, куда бы он ни пошел.
Но теперь нос адмирала ткнули в то, от чего он так старался держаться подальше. Он был грубым человеком, жившим в грубом мире, и такого рода заговоры вызывали у него тошноту. Но гораздо больше его тошнило от того, что ему наконец пришлось признать, что Александр, при всей его храбрости, мастерстве и мореходных навыках, прогнил до мозга костей. Он знал, что должен взять быка за рога и отречься от него.
Но сначала нужно было разобраться с угрозой лейтенанта Солсбери. Адмирал Уильямс громко позвонил в колокольчик. Послышались тяжелые шаги, и в комнату вошел его дворецкий. Теперь настала очередь Солсбери замереть в ожидании.
– Лейтенант Солсбери, – сказал адмирал, – я выслушал вас, и вот мой ответ. Если вы хоть словом обмолвитесь в городе о своей гнусной лжи, я использую все свое влияние и потрачу последний пенни, чтобы вас разорить! Я не успокоюсь, пока вы не будете подыхать от голода голым в сточной канаве. – Сказав это, адмирал повернулся к своему дворецкому. – Чепмен! Этому джентльмену больше никогда не будет позволено войти в мой дом. Вы поняли?
– Да, милорд.
– А теперь вы приложите свой сапог к его заднице столько раз, сколько потребуется, чтобы проводить его.
– Да, милорд, – сказал дворецкий и потянулся к воротнику лейтенанта Солсбери.
