Текст книги "Сесквоч"
Автор книги: Джон Бостон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
Глава XIII
Ваш чек в почтовом ящике
До Нового года никто не был убит или съеден, но поиски Джона Туберского продолжались.
Его не могли найти.
Не было ни малейшего следа, ведущего к разгадке, хотя на прошлой неделе несколько гончих собак были брошены в озеро.
Хотя счет по фразе "Стояла темная штормовая ночь" в одной из ее первых статей был 6:0 в пользу Фенберга, Элен постигала искусство газетного бизнеса. Туберский не был единственной сенсацией города. Были и другие драмы, настоящие приключения и текущие события, которые надо было отразить в "Багл".
Арлен Галфоил, официантка, подававшая коктейли в "Тимбермун Лэйнз", существовавшей только в Бэсин Вэли комбинации кегельбана и ночного клуба, убила своего дружка Рокки Хортмана кегельбанным шаром. Митикицкая стремительно примчалась на место действия со стенографическим блокнотом в руках узнать о мотивах преступления. Арлен обдала ее сигаретным дымом и спокойно сказала, что теперь она не особенно беспокоится о том, как относится к ней Рокки.
Были также репортажи об авариях на скользких дорогах, сопровождаемые фотографиями Бина Брэса Брауна с изображением неузнаваемых груд искореженного металла. Во время грозы, продолжавшейся четыре дня, опять смыло стоянку для автомобилей-кемпингов.
Элен посмотрела на часы и побежала по офису. Она опаздывала на встречу с Фенбергом, а ей еще надо было закрыть редакцию. Было интересно оказаться в центре газетной войны, хотя трудно было предсказать победителя. Все равно все читали «Багл». В ее новостях соблюдался драматичный, таинственный стиль радиопередач, а в очерках было много юмора и местного фольклора. Новая газета М.Дж. Бегана "Христианский Вестник" была помпезной и с тенденцией к ханжеству. Никто не читал ее. Но из-за того, что Беган предлагал до смешного низкие цены на рекламу, он переманивал клиентов. Черед неделю после того, как он начал выпускать газету, Беган отобрал у Фенберга двадцать три процента объявлений, так как за каждую восьмую страницу рекламы дарил цветной телевизор с экраном двадцать четыре дюйма.
– Выключить ксерокс и закончить с ЮПИ, – бормотала Элен, бегая по редакции.
Но сегодняшний день был особенным, по крайней мере, для Митикицкой. Она целиком подготовила и выпустила очередной номер газеты. Девушки из типографии отметили этот номер как один из самых красивых, а Фенберг ворчливо пробормотал:
– Да, для девиц.
Митикицкая нервно посмотрела на часы и задохнулась:
– Опоздала. Опоздала.
Они с Фенбергом должны были встретиться у "Северного Савоя" и пойти вместе в кино на семичасовой сеанс.
Она закрыла на ключ парадную дверь редакции и побежала по сырой улице, каждый удар каблука эхом раздавался вокруг. Различить Митикицкую в темноте было нетрудно. На ней был свободный ярко-желтый спортивный жакет от Перри Эллиса с огромными подкладными плечами, белая блузка, серебряные алликликские украшения и облегающие джинсы «Гесс». Большую часть ансамбля прислала Камали Молли.
Элен то шла, то бежала, на ходу проверяя деньги в кошельке. Она не смотрела по сторонам. И тут две жирные руки схватили ее.
– Ой!
Лом Магоногонович держал Элен. Рядом стоял его брат Лютер. Оба весили почти столько же, сколько весит лодка с тунцом, и пахло от них примерно так же ароматно. Оба были ростом пять футов семь дюймов и такими мускулистыми, что руки не касались тела по бокам. Оба были в комбинезонах, без рубашек, в грубых башмаках без носок, вместо курток свитера с капюшонами. Лом глупо улыбался и искоса смотрел на Элен.
– Извините, что толкнула вас. Позвольте пройти, – спокойно сказала Митикицкая. "Интересно, останутся ли пятна на новом желтом жакете в тех местах, за которые ухватился своими грязными руками Лом?"
– Красивая леди не смотрит, куда идет, – глумился Лютер и потрогал прядь волос на лбу Элен. Она отпрянула. Его грязный рот был полон слюны, черной от жевательного табака.
– Не стоит ходить по улицам одной, – сказал другой брат, крепче прижимая ее к себе. – Не позволите ли мне проводить вас?
Элен посмотрела на аллею, в сторону которой махнул Лом. Нет. Мне в другую сторону, спасибо. Элен уже собиралась закричать и ударить одного из братьев в пах каблуком – жестокий, но модный прием, – когда позади нее раздался голос:
– Отпустите ее.
Элен оглянулась. Это был Беган.
– Сейчас же, – повторил он.
Братья послушно отступили.
– Извините, – сказал Беган, прикоснувшись к ней. – Надеюсь, они вас не обидели.
– Нет, все хорошо, спасибо, – ответила Элен и посмотрела, нет ли пятен на жакете. Она вовремя спохватилась, чтобы не сказать в присутствии Бегана "черт возьми". На жакете остались ужасные пятна.
– Позвольте мне заменить вам его, – предложил Беган.
– Я чувствую ответственность, – добавил он, поглядывая на двух братьев Магоногонович. Они не смогли выдержать его взгляда и отвели глаза в сторону. – Я взял эти заблудшие души к себе на службу. Они помогают мне в работе по новому дому, а по ночам сопровождают меня в качестве телохранителей. Вы знаете, все эти истории с убийствами… – Он сделал неопределенный жест, не называя прямо брата Фенберга.
– Может быть, удастся обойтись химчисткой, – сказала Элен, пытаясь вежливо ретироваться.
– Вздор. Вы слишком добры. Я христианин. Я должен возместить убытки, – сказал он с улыбкой. Он проницательно посмотрел на Элен. В его глазах было затаенное желание, и Элен почувствовала себя неловко.
В последнее время она часто сталкивалась с Беганом. На заправке, в очереди в магазине. Где бы она ни оказалась, повсюду рядом был Беган. Он стал бледнее, и черные с сединой волосы выглядели более сальными и тонкими. Глаза были красными и простуженными, и Митикицкая почувствовала, что потеря дочери отразилась на нем физически. Какими бы ни были причины, он, казалось, разлагался. И каждый раз, когда они сталкивались, М.Дж. находил повод, чтобы положить руку ей на плечо или на спину. Ощущение не из приятных, когда знаки внимания исходят от разлагающегося человека с головой в форме куба.
– Спасибо, – сказала Элен. – Давайте сначала все же попробуем химчистку. Извините, но у меня назначена встреча, и я опаздываю.
Беган галантно улыбнулся и указал тростью вдоль улицы. Магоногоновичи направились в этом направлении.
– Хорошего вам вечера, мисс Митикицкая.
Элен некоторое время смотрела вслед удаляющейся прихрамывающей фигуре и повела плечами, как при ознобе. Последние два раза при встречах он предлагал ей работу. И обещал платить в два раза больше, чем Фенберг. Элен подняла воротник и чихнула.
* * *
Майк и Элен медленно шли к дому Элен после сеанса. Они посмотрели обе картины, и было уже больше одиннадцати вечера. Фенберг был, как никогда со времени смерти Дарлы Беган, полон надежд и счастлив. ФБР отыскало след Туберского и обещало найти его к завтрашнему утру. За это Фенберг был благодарен им. По крайней мере, Джон был жив. Элен с нетерпением ждала встречи с этим противоречивым братом Майкла. Она ничего не сказала о Бегане.
– Можно задать нескромный вопрос? – спросила она. Улицы все еще были ярко освещены после праздников. Завтра, когда украшения снимут, город будет выглядеть мрачнее.
– Вы хотите знать, сколько я зарабатываю, – сказал Фенберг.
– Нет. А сколько вы зарабатываете?
– Примерно пятьдесят долларов в неделю минус налоги. Нам пришлось урезать всем зарплату с вашим приходом в газету.
– Что ж, это хорошо потраченные деньги.
– Вы придете на свидание? – спросил Фенберг.
Элен взяла его за руку:
– Фенберг, вы, может быть, не обратили внимания, но с тех пор, как я здесь, мы едим вместе три раза в день, работаем вместе по крайней мере восемь часов в день, некоторые при этом, правда, не перерабатывают. Мы проводим ночи друг у друга в домах.
– В разных комнатах, – добавил Фенберг.
– Далеко не всегда.
– Несмотря на ваши догматические утверждения, каждый при этом платит за себя. Я предлагаю, чтобы вы позволили мне угощать вас, скажем, чаем из трав и фантастическими обедами четыре дня подряд.
– Почему четыре? – спросила Элен. Его рука была сильной и надежной.
– Представление. Соблюдение этикета. Волнение погони. И затем, скажем, на четвертый день у вас будет перед мной достаточно моральных и финансовых обязательств, чтобы позволить совершить над собой неслыханные сексуальные зверства.
Что-то кольнуло Элен.
– Вы можете пояснить?
– Нечто среднее между невинным детским разговором и слезной мольбой, – бесцеремонно сказал Фенберг. – Хотите посетить несколько раундов "упрямой индийской принцессы и неумолимого смотрителя парка"?
– Вы традиционны и старомодны. Мне это нравится в мужчинах, Фенберг. Я вот только сомневаюсь насчет четвертого дня.
– Я очень привлекательный и умею целоваться, – сказал Фенберг.
– Кто забил вам голову этими сказками?
– Все десять тысяч китаянок не могут ошибаться.
– Что произошло с вашими родителями? – спросила Элен.
Фенберг остановился, Элен тоже.
– Черт! – сказал он. – Понял. Мы меняем предмет разговора.
– А-ха.
– Зачем вам это?
– Любопытство, – ответила Элен. – Кроме того, это шаг на пути к следующему вопросу о вашей жене и этой фотографии, которую вы всегда носите в правом кармане рубашки.
– Если я расскажу вам о своей жене, вы будете встречаться со мной?
– Возможно.
Они продолжали идти.
– С точки зрения переговоров это не очень хорошо, – сказал Фенберг. – Вы должны пообещать что-нибудь более конкретное.
– Ладно, – ответила Элен. – Я расскажу вам о своих трех мужьях.
Еще пять шагов. Фенберг снова остановился.
Он был шокирован, потом его охватили подозрения, неизбежные и даже обостренные в человеке, который живет в доме с шутниками. Он посмотрел Элен в глаза. Что-то в ее голосе… Она не шутила. Фенберг широко улыбнулся:
– Ну, я буду краток, потому что ваша история кажется мне гораздо интереснее. Вы не шутите? Три мужа?
Элен, улыбаясь, кивнула.
– Ого. Вы не теряли времени, Митикицкая.
Фенберг коротко рассказал, как без вести исчезли его родители, где-то в арктических ледниках – это был один из неудачных перелетов из Америки в Европу через Северный Полюс. Элен держала Майкла под руку и время от времени совала нос в овечий воротник его пальто, чтобы согреться. И она слушала.
Да, их действительно звали Рой и Дэйл. Они никогда не любили друг друга. По крайней мере, в те времена, которые остались в памяти Фенберга. Они относились друг к другу язвительно и иронично и были неразлучны. Фенберг помнил, как они с Трейси клялись друг другу, что никогда не дойдут до такого. Об этом он не стал говорить Элен. Он расписал хроническую ипохондрию своей матери, ее склонность к театральности. Стоицизм и одиночество отца. Как он видит их отдельные черты в братьях.
Фенберг продолжал. Он рассказал ей о скандалах. О том, как они с Джоном убегали из дома. Появление Злючки Джо. И еще одна ошибка – Клиффорд, нитроглицериновый ребенок. Все звезды уже исчезли с неба, а Фенберг и Элен гуляли и вслед им изредка раздавался лай собак.
Элен рассказала Майклу о Ларри, Моу и Кудрявом Джо – своих трех мужьях. Фенберг слушал с интересом, не делал умных замечаний и не высказывал своих суждений. Когда она рассказала ему, тяжесть с души вдруг упала. Ни один мужчина не был ей так близок, как Фенберг. Никогда она не думала, что все может быть так просто и гладко. Они стояли у дверей ее дома.
Элен сняла варежку зубами и поискала ключ.
– Вы хороший парень, Фенберг. Хороший друг. – Она по-братски обняла его. – Хотите чашку чая?
– И могу остаться спать на диване? Один?
"Снова?"
– На самом деле мне нужно забрать мальчиков от Малулу.
Они посмотрели друг на друга.
– Встретимся? – спросил Фенберг.
Элен вздохнула:
– Можно мне подумать еще одну ночь? Заходите. Утром позавтракаем вместе, о'кей?
Фенберг кивнул. Они пожелали друг другу спокойной ночи, и Фенберг остался перед закрытой дверью. Он постучал, и Элен открыла. Фенберг повернул голову и постучал по щеке пальцем. Элен покачала головой, улыбнулась и потянулась, чтобы чмокнуть его в щеку. Он быстро повернулся и поцеловал ее в губы. На лице Фенберга была его полуулыбка-полуусмешка. Он махнул Элен рукой и ушел.
– О, черт, проклятие! – сказала Митикицкая, обхватывая себя руками. – Опять начинается.
* * *
Митикицкая проводила голосование среди близких по телефону.
Камали Молли голосовала «за». Встречайся с красивым издателем газеты с вьющимися волосами и в старомодном костюме. Мама, отец и терапевт Элен проголосовали против. Свиданья с боссом были билетом в одну сторону в гостиницу "Разбитые сердца", и, вообще, не очень хорошая идея. Элен всю ночь снились плохие сны. Сначала Фенберг вытаскивал ее фотографию из кармана рубашки и бросал в огонь с маниакальным смехом. Это ей в нем не понравилось. Потом последовал небольшой перерыв, пока Элен мяла и скатывала одеяло в ком. За ним повторился обычный сон с привязыванием к колу и монстрами, появляющимися в двенадцать часов. Потом снился мистер Беган, который поворачивал голову вправо и тыкал пальцем в щеку. В последний момент он поворачивался и она, о господи, целовала его в гротескно тонкие губы. Она прочихала от трех до пяти, потом ее схватили судороги, а через сорок пять минут начались месячные. Она уснула в восемь, проснулась через пятнадцать минут, прошла, окончательно не проснувшись, в ванную, увидела свое лицо в зеркале, и оно ей не понравилось. Митикицкая была еще в бигуди и с овсяной маской на лице, когда пришел Фенберг.
Фенберг моргнул, сосчитал до двух и поднял руку.
– Привет, – сказал он.
– Я боюсь, что будет ссора, – объявила Элен. Она сердито смотрела, показывая, что находится на своей территории. Затем вихрем промчалась в ванную.
У Фенберга открылся рот. "О'кей. Именно здесь мне хочется находится", подумал он, осторожно наступая на ковер, как будто тот был сделан из яичной скорлупы. Он не замечал, что она снова начала упаковывать чемоданы.
– Я задерживаюсь, – сказала Митикицкая, высовывая голову из дверей ванной. – Приготовьте себе что-нибудь, если хотите. И что за дурацкая идея бросать мою фотографию в огонь прошлой ночью, мистер?
– Если вы не против, я приготовлю себе чашку чая, пока вы собираетесь, – сказал Фенберг и осторожно прошел в кухню. Он старательно улыбался, повернувшись к ванной спиной. Дверь в ванную хлопнула. Понятно. Вот что случается с Дональдом Даком, когда он становится мокрым.
Фенберг погружал в чашку пакетик с заваркой, когда Митикицкая вошла в кухню. На ней все еще были бигуди, халат и маска, и она собиралась чистить зубы.
– Таких, как вы, в любовных делах называют собственником, – сказала Митикицкая, указывая на него зубной щеткой. – Я еще не вышла на рынок искать себе хозяина. Мы знакомы несколько недель и становимся все ближе и ближе друг другу. Черт. Вы мне нравитесь. Я уважаю вас. Вы самый лучший из мужчин, которые мне встречались.
Элен расхаживала в тапках, с зубной щеткой в руках. Она остановилась перед Майклом:
– У меня проблемы с сексом.
Фенберг убрал большой кусок овсяной маски с ее носа.
– Карлики?
– Что?
– Ваша проблема с сексом. Она имеет что-то общее с миниатюрными размерами?
– Нет.
– Вагинизм?
– Нет.
– Тогда мне стало спокойнее.
– Я чихаю, когда занимаюсь сексом или думаю о нем. – Она сложила на груди руки.
Фенберг понимающе кивнул и бросил кусок маски в раковину. Он приблизил к ней свое лицо, скосил глаза и заорал "Давай вперед!"
– Фенберг. Почему вы кричите на меня?
– Я просто испытывал.
– Я чихаю, когда я думаю о сексе, я, а не вы.
– Ну, так не думайте о сексе. Делайте как я. Думайте об игре в футбол.
– Вы относитесь ко мне несерьезно, – сказала Элен, обняв себя руками.
– Послушайте, Элен! – В попытке утешить Фенберг сделал шаг по направлению к Митикицкой. Элен увернулась от рук, которые он к ней протянул.
– Господи! Почему мужчины всегда думают, что если женщина проявит немного чувства, то надо обязательно бежать и хватать ее? Я терпеть этого не могу.
– Не буду, смотрите, – сказал Фенберг, оставив руки в воздухе. – Не припомню, чтобы я когда-нибудь получал такой ответ от женщины, которую приглашал на свиданье. Вы знаете, я не собираюсь занимать деньги, Элен. Я просто хотел узнать, хотите ли вы прийти на одно небольшое невинное свидание.
– Почему бы нам не остаться просто друзьями и оставить все, как было? – спросила она. – Зачем вам надо было приходить и просить меня о… свидании?
Она произнесла это слово так, как будто от него пахло рыбой.
Фенберг слегка пожал плечами:
– Мы живем в жестоком мире. Мы ведь не мастера Дзен и иногда чувствуем себя одинокими. Я думаю, что и вы тоже. А про себя я знаю, что очень одинок.
– Тогда купите собаку, Фенберг.
– Ух. – Фенберг незаметно моргнул. Эта леди была строгой. Он подумал, что они несколько раз встретятся, а потом, может быть, поссорятся. Он также начал понемногу подозревать, что Митикицкая слегка тронутая, что испугало его больше, чем ее замечание, потому что мысль, что Митикицкая сумасшедшая (овсяная маска и все прочее) была на самом деле очень привлекательной для Фенберга.
И тут он увидел ящики.
Фенбергу стало плохо. Митикицкая сказала то, чего не должна была говорить. Он не слышал, что она контролировала свой голос, стараясь не впасть в истерику. Она была в панике и хотела только, чтобы Фенберг пообещал то, чего не может гарантировать ни один мужчина – что он никогда не обидит ее. Конечно, она не сказала этого вслух. Она сказала, что отдаст Фенбергу деньги, которые он заплатил ей за дорожные расходы.
Значит, она уходит.
Фенберг переступил с ноги на ногу и задумался. Прекрасно, первый репортер в этом году, и снова то же самое. Митикицкой хотелось, чтобы рядом оказалась ее терапевт, или сестра, или даже мать. Но больше всего ей хотелось подбежать к Фенбергу, разреветься и признаться, что была не права.
Но Фенберг взял свою куртку и ушел.
* * *
Фенберг хлопнул входной дверью ранчо. Внутренняя дверь тоже хлопнула в унисон. Он остановился, чтобы купить газету, когда шел от Элен. Позавчерашнее сообщение ФБР не оправдалось. Агенты приняли за Туберского высокого индейца, рыбачившего в одном из уголков национального парка.
– Как Элен? – спросил Злючка Джо, откусывая кусок от сэндвича.
– Заткнись, – сказал Фенберг, пролетая мимо. У Джо вытянулось лицо, и он потихоньку попятился к двери.
Фенберг вернул его. С редким для него выражением страха на лице Злючка Джо уставился на почтовый мешок.
– Это что, черт возьми, такое? – спросил Фенберг.
В воздухе стоял запах расправы.
– Я ничего не сделал.
– Я и не говорю, что ты сделал. Что в мешке, Джо?
– Почта. Для Джона, – выпалил он. – В комнате есть еще один такой мешок. Почтальон доставил их примерно час назад. Он сказал, что у Джона был почтовый ящик на почте, который переполнился за последнюю пару недель. Он сказал, что обязан доставить это.
– Извини, что я сорвался, – сказал Фенберг сквозь зубы. Он сгреб тяжелый мешок и отнес его в свободную комнату Туберского. Там он бросил его на кровать рядом с другим мешком. Затем Фенберг остановился у двери и опустил голову.
Возникал законный вопрос.
Почему некто, лишенный карьеры и клуба, получает столько корреспонденции? Фенберг присел на кровать брата и склонил голову набок. Нет. Он отвернулся. Святость почты, право на личную тайну и все прочее, Что делало его страну великой и о чем Фенберг с удовольствием писал в передовицах. Нет. Он не будет открывать почту своего брата. Но не будет ничего плохого, если вытащить всего несколько конвертов и посмотреть на обратные адреса.
Фенберг нахмурился. Он быстро вытащил пачку писем. И еще одну пачку.
Это нельзя было назвать корреспонденцией.
Снаружи Злючка Джо направлялся кратчайшим путем к дальней границе ранчо. Клиффорд терроризировал котенка под амбаром. Оба они услышали леденящий душу крик. Так кричат, поранив руку пилой.
Фенберг снова закричал, схватил письма и смял их.
Это были счета.
Или, точнее, ненавистная почта от кредитных компаний.
Дюжины писем из разных банков с заголовками, похожими на заголовок официальных писем Американской Нацистской Партии, пестрели ярко-красными надписями на конвертах: ТРЕТЬЕ И ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! Фенберг высыпал содержимое обоих мешков на индейское стеганое одеяло Туберского и судорожно просматривал. В основном, это была старая корреспонденция и каталоги, потому что с тем, у кого есть семнадцать кредитных карточек, происходит всегда одно и то же. Он автоматически включается в компьютерные банки данных всех магазинов и почтовых отделений в свободном мире.
Час времени ушат у Фенберга, чтобы узнать страшную правду. Туберский подделал подпись Фенберга на всех семнадцати карточках. Одна «Джемко», три золотых карточки "Америкэн Экспресс", шесть «Мастер-карт», две «Визы», "Обеденный Клуб" (они все еще живы?), «Сиере», "Аберкромби & Фич", "Пеп Бойз", и, наконец, с трудом выдаваемая карточка "Нейман-Маркус".
Фенберг подвел итоги. От такого финиша могло парализовать. Учитывая акульи заемные проценты и штрафы за все, начиная от задержек и кончая тем, что ты правша, Туберский был должен бешеную сумму, от которой подкашивались колени и подводило желудок – 45096 долларов 34 цента.
Фенберг сидел на кровати, ослабев, глядя прямо перед собой взглядом заключенного концлагеря.
Зазвонил телефон.
Это был его банкир. Он извинился за то, что беспокоит в выходной, но ему хотелось бы обсудить штраф за слишком раннее изъятие суммы, которая накопилась у Фенберга на срочном счету.
– Почему… раннее… изъятие…
– Их изъял ваш брат, Джон… практически в тот день, когда он исчез. Но, Майк, там была ваша подпись.
– Моя подпись?
– Ну да. Вы закрыли счет и забрали все двенадцать тысяч долларов. И между прочим, не забудьте, что в этом месяце вы должны были внести последний взнос за ранчо, Да, передо мной нет конкретных цифр, но я думаю, это примерно пятнадцать тысяч с мелочью. Увидимся у Ротари. Пока.
Майк повесил трубку. Он в трансе вычислял… 45096 доллара 34 цента – кредитные карточки. О'кей. Плюс… 15 221 долларов 42 цента – взнос за ранчо. Последний срок оплаты через три недели. О'кей. Плюс… 714 долларов 98 центов – штраф за раннее изъятие суммы.
В общем и целом о'кей, клац-клац– клац… 61032 доллара 74 цента. Спасибо за то, что покупаете у Марта.
Из-за того что имя Фенберга было везде подделано, он был теперь должен ужасную сумму 61 032 доллара 74 цента.
Даже-если-удастся-перевести-дыхание, не-забудьте-подписать-чек-проверьте-наш-адрес-в-маленьком-прозрачном-окошечке-на-конверте-и-номер-вашего-счета, спасибо-и-извините-за-угрозы-и-намеки-что– вы-дырка-от-задницы-на-лицевой-части– наших-конвертов.
Нейман-нравоучитель-Маркус.
Фенберг обшарил весь дом, конфисковал все картины Джона Туберского вместе с рамками и сложил в два больших ящика. Ящики он погрузил в свою машину. Потом он со стальным взглядом прошел в конюшню и открыл старый ржавый сейф, закрытый со всеми возможными предосторожностями, в котором лежала охотничья винтовка и несколько наборов патронов.
– Ты куда? – закричал Клиффорд через двор. В руках у него было лассо, которым он пытался поймать спрятавшегося под амбаром котенка.
Фенберг направился к своему черному пикапу с винтовкой через плечо.
– Я собираюсь найти башню, – сказал Фенберг. – Я хочу залезть на самую ее вершину. Я перестреляю всех ни в чем не повинных наблюдателей.
– А мне можно с тобой?
– Нет.
Фенберг ехал двадцать минут и остановился на заброшенной свалке. Там он расставил улыбающиеся картины Джона Туберского в ряд, потом отошел на расстояние двадцать пять ярдов, прицелился и стал стрелять.
