Текст книги "Сесквоч"
Автор книги: Джон Бостон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
Этим вечером Патси Клайн, как всегда, мелодично оплакивала потерянную любовь по автоматическому проигрывателю. Фенберг изучал этикетку на пивной бутылке, не обращая внимания на Клиффорда. Младший брат повис на руке Майка, взгляд его был направлен куда-то в пространство. Он болтал ногами и стучал ими по стенке кабины. Джо разбирался с пакетом, содержащим информацию, которую оставил ему Фенберг. Туберский все еще занимался упаковкой припасов. Шериф прислал ему для компании двух помощников и трех добровольцев из отряда. Все были вооружены до зубов.
Когда братья Фенберг закончили обед, было еще около шести, время слишком раннее для обычного наплыва посетителей. У стойки бара находилось несколько репортеров. Они оглядывались. "Наверно, разговаривают о нас", – подумал Фенберг. Помощник, которому поручили наблюдать на Фенбергом, сидел за маленьким столиком в другом конце ресторана и пил кофе. В дальнем конце бара сидела женщина. Она курила сигарету, наклонившись над мартини. Она показалась Фенбергу знакомой, но в полумраке он не узнал ее. Может быть, журналистка. Или туристка. Она, однако, была блондинкой, как и Трейси.
Фенберг улыбнулся и сложил руки так, чтобы можно было дотянуться до фотографии в кармане. Ему начинало не хватать часов в сутках, чтобы думать об обеих – Трейси и Митикицкой.
Возможно, ему стоит завести расписание. Думать о Трейси с восьми до девяти, позавтракать. Беспокоиться об Элен с двух до шести, обед. Потом беспокойство о прочем до самой ночи, потом кошмары.
Клиффорд дернул Майка за рукав и потянул его вниз, чтобы тот нагнулся и можно было шепнуть ему на ухо.
– Ты любишь Митикицкую? – спросил Клиффорд, не в силах справиться с длинным польским именем.
Фенберг взглянул на брата. Клифф покраснел. Фенберг всегда отмечал, что с детьми надо быть очень осторожным. Фенбергу не хотелось, чтобы традиционная мужская бесчувственность передалась следующему поколению.
– Она очень привлекательная, – ответил Фенберг. Вопрос был уместным, особенно если учесть, что ему все же удастся вызволить ее, отняв у этого огромного людоеда – последнего увлечения своего братца. Они, возможно, могли бы пожениться, у них был бы ребенок, и они бы жили на ранчо. Было приятно, хотя и не обязательно, любить ее.
Любил ли он?
– Любовь – это поведение, – сказал как-то Туберский. – А не эмоции, не чувство.
Фенбергу было интересно, где брат набрался этих мыслей. Самое ужасное было то, что Туберский всегда оказывался прав.
– Если расширить наше определение, это значит ставить свои нужды позади нужд другого, – продолжал Туберский. – Это очень практично.
А как быть с этими глупыми чувствами? Влюбленность. Воспоминания.
– Воображаемые картинки, химическая атака. Мы создаем в уме приукрашенный образ и обожаем его, заставляя несчастного идиота соответствовать этому образу. Как это ни печально, наш бог или богиня в конце концов превращаются в чудовище. Нас терроризирует образ, который мы же сами и создали. Не путайте секс, детскую болтовню и романтику с любовью. Я не верю, что мы можем любить. У меня такое чувство, что любовь приходит откуда-то изнутри, из какого-то невидимого места, может, из души. Хорошо бы понять, – рассуждал Туберский.
Фенберг ходил с Трейси в первый класс. Сколько он знал Элен? Три месяца? Митикицкая была хорошенькой и забавной. С ней было хорошо, она разбиралась в практической стороне жизни. Она была решительная, готовая поддержать в трудную минуту. И она хорошо целовалась. Она была загадочной, независимой и достаточно противоречивой, чтобы оставаться интересной и после первой стадии их взаимоотношений. Он мог бы перечислить длинный список того, что было в них общего, все то, за что он уважал ее. Но любить ее он не мог. По крайней мере, согласно классификации Туберского. Он не мог ставить свои нужды позади нее, потому что он не мог забыть Трейси.
– Но я люблю Трейси, – сказал Фенберг.
Этот разговор состоялся между ним и Туберским задолго до этого. Туберский наводил порядок в амбаре, а Фенберг смотрел, что само по себе было необычно.
– Нет, – сказал Туберский. – Ты не можешь любить того, кто ушел. Ты можешь с любовью вспоминать о них. Или скучать до потери сознания, чем ты и занимаешься. Это болезненная привязанность. А настоящее счастье в том, чтобы не быть привязанным. Не так ли?
Туберский поднял железную плиту и перенес ее из одного конца амбара в другой. Он упивался трудом, передвигая предметы весом двести фунтов и более.
Всю остальную работу он не считал мужской.
Фенбергу хотелось ударить Туберского по носу. Не из-за его отношения к работе, а потому что он был прав. Все радостные моменты в его жизни были связаны с созерцанием, во время него. Они вовсе не имели ничего общего с образами, жившими в его любящей памяти. Эти как раз делали его несчастным. Желание Фенберга ударить Туберского по носу подогревалось еще тем, что тот ясно показал ему разницу между несчастьем и счастьем и взвалил на его плечи ужасный груз выбора.
Это было совсем не так просто, думал Фенберг. Нельзя было просто сказать: "Я никогда больше не буду вспоминать чудесное время, которое мы провели с Трейси". Было и другое. Элен, черт возьми, пугала его, потому что, когда Фенберг слишком жестко шутил или придирался, бывало, что проявлялась старая семейная черта и он терял чувство меры, и, раз начав, он мог продолжать, и продолжать, и продолжать, пока все не выливалось до конца, она молча смотрела на него с грустной улыбкой.
Злючка Джо вернулся к столу с видеовойны на игральном автомате, побежденный, но уверенный в успехе при наличии большей финансовой поддержки.
– Дай мне еще немного монет.
Фенберг порылся в кармане. Он попытался сказать Джо: "Только еще одну игру", но ему помешал крик.
– Это сукин сын, – пронзительно кричала женщина в затененном конце бара.
– Она говорит о тебе, – сказал Джо Клиффорду.
Клифф поднял вверх маленький пальчик, но тут же выскочил из кабины и побежал за братом к игральным автоматам.
Фенберг, прищурясь, вглядывался в красную полутьму. Женщиной оказалась Линда Беган, жена М.Дж. Бегана. Она была с пластырем. Фенберг бросил на стол несколько купюр и вышел из кабины.
– Давай. Пора идти.
Забыв о Фенберге, мальчики, как загипнотизированные, следили за красными и зелеными лазерными вспышками и взрывами. Подсчитывались очки.
– Пошли…
Миссис Беган неловко повернулась и смотрела на них. Автомат был на расстоянии нескольких стульев от нее.
– Позвольте им остаться, – сказала миссис Беган, держась за стойку бара, чтобы удержать равновесие.
Фенберг улыбнулся и вежливо кивнул в знак приветствия, потом опять повернулся к мальчикам.
– Кое-кому здесь надо повеселиться, – сказала она, бросив злой, мутный взгляд на бармэна. Он не хотел ее больше обслуживать.
– Никто больше не дает людям повеселиться. Знаете, какая сейчас проблема во всем мире? – Она разделила свой вопрос и свое внимание между Фенбергом и бармэном. – Все… ходят и убивают всех.
– Время от времени это, действительно, бывает непростительно, – согласился Фенберг.
– Последний… – Фенберг хотел сказать «мяч», но в игральных автоматах не было мячей. Он кончил тем, что сказал «раз» и объявил мальчикам, что им пора уходить.
– Бармен! Еще стакан! – крикнула она.
Бармен только вытер стакан и покачал головой.
– У меня есть деньги! У меня много денег!
Она порылась в кошельке и вытащила измятую пачку двадцати– и пятидесятидолларовых купюр. Несколько упало на пол. Она неловко нагнулась, пытаясь подобрать деньги. Фенберг помог ей сесть и поднял деньги.
– Ты хороший мальчик. Я дам тебе на чай, – сказала она, осторожно вытаскивая измятую двадцатку.
– Она проводит здесь несколько вечеров в неделю, Майк, – сказал бармэн. – Она очень хороша для бизнеса. Я мог бы открыть еще один бар на те суммы, которые она здесь оставляет. Но сегодня она примерно на четверть перебрала свою норму.
Взгляд ее лениво скользнул мимо Фенберга вдаль. Фенберг никогда не задумывался об этом, но когда бы он не встретил миссис Беган днем, она всегда выглядела немного больной. Красный нос. Она всегда была в очках, за которыми прятались водянистые глаза и болезненная, анемичная внешность. Фенберг считал, что причина в том, что она живет с М.Дж. Беганом. Она ловко выхватила купюру у Фенберга.
– Ты не из тех, кто берет деньги у женщин, – сказала она и засмеялась. – Нет. Я дам тебе более подходящую награду. Ты газетчик, – сказала она заплетающимся языком, – как мой муж. Ха!
Она засмеялась над свой шуткой.
– Мой муж не очень хороший газетчик. Мой муж не хорош ни в чем. Ты хороший газетчик. Ты умеешь хранить секреты? – Она положила руку Фенбергу на плечо.
Майкл увидел кислое лицо стоящего позади нее Джо.
– Я читаю твою газету, – шепнула она. – Ха!
"Какое приятное дыхание", – подумал Фенберг.
– Это очень хороший секрет, и ты должен обещать мне, что не напечатаешь его в твоей газете. По крайней мере, не на первой странице. Обещаешь?
Любопытство Фенберга было возбуждено, и он вынужден был согласиться.
– Слово скаута, – сказал он, подняв руку. Он слегка отвернулся, чтобы подышать свежим воздухом.
– Он не тот, за кого себя выдает, – сказала она чуть слышно.
– Кто? – пожал плечами Фенберг.
– Видите ли, с Мартином тяжело жить.
– Я не удивлен. – Фенберг заметил черно-синий синяк за стеклами очков.
– Он медленно убивает меня. Он убивает все, везде, где бы мы ни жили, он убивает. Дети просто ненавидят его. Вы знаете, что я пью из-за него?
– Вы не думали о том, чтобы покинуть его? – спросил Фенберг, стараясь проявить симпатию.
Миссис Беган испуганно покачала головой. Нет. Она приложила палец ко рту.
– Я не могу. Я – трусиха. И еще я пьяница. Я уходила. Я забирала детей, вещи и уходила, но он всегда находил нас. И тогда приходилось расплачиваться. Ох!
Она хихикнула:
– Я пошутила.
Фенберг поднял голову. Ему показалось, что что-то летает вверху.
– Понимаешь, Мартин – дьявол. Это смешно, потому что Мартин – дьявол, прячущийся за библией.
– Мне не хотелось бы судить, но с ним, действительно, кажется, временами бывает трудновато, – согласился Фенберг.
– Нет, нет, нет, нет, нет, нет. – Она вцепилась в ворот рубашки Фенберга.
– Осторожно. Это чистый хлопок, – сказал Фенберг, отстраняясь.
– Ты не понимаешь. Я хочу сказать, что он настоящий дьявол, – сказала она и подняла над головой два пальца, изображая рога.
– Пойдем, женщина. Тебе уже хватит.
Линда Беган стала белой как полотно.
Нижняя губа дрожала. Фенберг повернулся и увидел стоящего позади него мистера М.Дж. Бегана. Беган выглядел ужасно. Лицо было пепельно-серым. Он заметно похудел, волос на голове убавилось, и глаза бегали. Он напоминал больного, схватившего дозу радиации.
– Я ничего не сказала. Мы просто выпили немного вместе. Я сейчас приду, ладно? Ты еще не ужинал? Я организую что– нибудь? Да-да. – Она, покачиваясь, встала со стула и пошла большими я-не– пьяная шагами к двери. По пути она бормотала: – Я выпью кофе, и все будет хорошо. Я приготовлю что-нибудь тебе и детям, как только мы придем домой. Я приготовлю.
В ресторане было тихо.
– Извините за сцену. Надеюсь, она не смутила вас, Майкл, – сказал М.Дж. Беган. Темные глаза мигали – усталые, встревоженные. – Увидимся утром.
Он помолчал, раздумывая, напомнить ли Фенбергу, чтобы тот не пытался ускользнуть пораньше, потом исчез.
– Видимо, обед у них в доме очень важная процедура, – сказал Злючка Джо.
Глава XX
О природе монстров и женщин
(Эта передовица, написанная Майклом Фенбергом, одиннадцатым и последним издателем "Бэснн Вэли Багл", была опубликована 12 марта, как раз перед тем, как он отправился на поиски Митикицкой).
Четвертое публичное извинение из серии А. Майкл Фенберг, редактор и издатель
Это ваша главная, исключительно выгодная передовая статья, три темы по цене одной колонки. Первое, я хочу принести свои извинения. К тому времени, когда эта газета попадет к читателям, я нарушу данное за меня поручительство. Извините. Более того, я еще раз прошу прощения за моего брата.
Для тех из вас, кто не коллекционирует публичные извинения «Багл» и не наклеивает их в семейную книгу с вырезками, я официально напоминаю, что за прошлые годы я трижды извинялся таким образом за Джона. Это четвертый и, я надеюсь, последний раз. Мы становимся слишком старыми.
Первое извинение, если я правильно помню, было опубликовано – примерно десять лет назад, в первые месяцы моей работы в качестве редактора. Я был молод. Я принял незрелое решение поручить Туберскому (в то время он имел фамильное имя Фенберг, Норвуд 3.) собрать давний долг с лесопильного завода Фергюссона (теперь вне дел). Состоялся обмен мнениями, но это не представляет особого интереса. Однако мистер Фергюссон сказал для эффекта, что он скорее станет слепым и импотентом, чем заплатит «Багл» хоть один цент из одной тысячи четырехсот долларов, которые он был должен нам. Подлец. Тем не менее, Фергюссон израсходовал изрядную порцию из дневного запаса его петушиного крика на нашего газетного агента и, после этого Джон пробрался сквозь орду введенных в заблуждение лесорубов (которые, я уверен, просто не хотели терять работу) и силой скормил несколько дополнительных выпусков «Багл» этому магнату от зубочисток.
Мы уверили всех бизнесменов Бэсин Вэли, что сбор денег по долговым обязательствам таким способом вовсе не является официальной политикой «Багл». Мы пообещали тогда, что этого больше не повторится. И, надо отдать нам должное, это не повторилось.
Я также помню, что приносил извинения за неудачное назначение Джона ответственным за концерт рок-группы "Железная бабочка" на встрече выпускников в Сэйдж Холл Парке в День Независимости 4 июля несколько лет назад (все деньги были возвращены), и, конечно, на первой странице были тут же напечатаны публичные извинения за то, что этот брат редактора, нанятый на короткое время в качестве помощника, загнал в угол неудачными замечаниями председателя родительской ассоциации из Индианы Грин.
Мы очень сожалели тогда и сожалеем теперь.
Что касается настоящего времени, мой брат оказался впутанным в серию особенно ужасных убийств. Единственным утешением является то, что все они были совершены за пределами города.
Итак, прошлой ночью мой брат пришел домой. И он был не один.
Последние несколько месяцев все мы прячемся и дрожим за крепко закрытыми дверьми и рассуждаем о происхождении таинственного убийцы, который охотится в нашей чудесной долине и поедает людей – местных жителей и туристов. Я думал, что это дело рук маньяка. Нет. Это монстр.
Я знаю, что это монстр, потому что сам видел его.
Дальше начинается непонятное.
Мой брат Джон сказал, что провел большую часть финансового квартала без связи с внешним миром в пещере с этим волосатым существом. Джон дал мне честное слово, что ни он, ни его человекообразный друг, насколько он помнит, никого не убивали и не ели.
Надеюсь, что так и было.
Прошлой ночью монстр Джона Туберского унес редактора этой газеты мисс Элен Митикицкую. Хороших репортеров трудно, но все же можно заменить. Но дело в том, что я люблю Митикицкую.
Я еще никому не говорил об этом.
Думаю, что это серьезно. Она разбила мне сердце на двенадцать частей, и мне так много надо ей сказать вплоть до предложения идти по жизни вместе, с детьми, индивидуальными пенсионными счетами и всем прочим. Я понял, что она так нужна мне, что даже этого мало, и я хочу просить ее, если она согласна, идти со мной по времени, подобно двум счастливым молекулам, в белых перчатках и круглых башмаках, держась за руки.
Любовь делает с мужчинами невозможное.
Если «Багл» доставят в ту самую пещеру, где ты сейчас находишься, Элен, я обращаюсь к тебе с просьбой выйти за меня замуж. Я иду искать тебя.
А с вами, наши верные подписчики, я надеюсь вскоре встретиться снова. Спасибо, что читаете нас и, пожалуйста, покупайте у нас рекламу.
Было очень приятно владеть своей собственной газетой. Никто не обрезает твой материал.
Глава XXI
В поисках неуловимой Элен Митикицкой
Время близилось к двенадцати. Фенберг и шериф Буба встревоженно поглядывали на дорогу. Туберскому поручили относительно легкое задание – поехать в город, заправить машину Майкла шестьюдесятью галлонами бензина и вернуться назад. Три помощника Бубы поехали с ним. С тех пор прошло четыре часа.
Ранчо было залито светом. Фенберг заметил, что в последнее время это становилось популярным. Давайте поедем к Майку и осветим все, как при открытии большого супермаркета. Кроме обычной бригады по борьбе с Туберским, состоящей из шерифов, государственной полиции и добровольных помощников, вокруг еще шныряло огромное количество представителей прессы, записывающих что-то в свои записные книжки и сующих микрофоны прямо в лицо. Специальное освещение для телевизионных камер создавало искусственную атмосферу, как в кино. Фенберг дал Клиффорду и Злючке Джо задание проследить, чтобы ни одна из репортерских групп не пользовалась их розетками.
Шериф расхаживал перед Фенбергом и сердито тер седеющую макушку.
– Если он повредит хоть один волосок на голове моих людей, я клянусь тебе, Майкл… – говорил Буба, остановившись, чтобы помахать перед носом Фенберга своим коротким, толстым пальцем.
"Пошел ты со своими людьми, – подумал Фенберг. – Что с моей машиной?"
В истории уже существовали прецеденты с безобразным вождением Туберского.
Ни для кого не было секретом, что пикап Майкла являлся предметом вожделений Туберского. Машина производила впечатление, на ярд подпрыгивая над землей на четырех огромных, как у трактора, колесах с шинами фирмы «Келли-Спринг». Он был покрашен шестнадцатью слоями блестящей черной краски, в том числе и бампер. Только на переднем крыле была белая надпись, сделанная от руки: "Судьба – охотник".
Гордостью Фенберга были четыре ведущих колеса и мощный мотор с таким количеством лошадиных сил, что мог при необходимости снести половину здания. Когда Майк привез его домой шесть лет назад, Туберский растрогался до слез неземной красотой огромного У-8. Он любовно погладил капот и наклонился, чтобы поцеловать бампер. Он был шокирован, когда увидел грязное пятно и, как горящая любовью испанка, быстро вытер его своей майкой. Он охал и ахал вокруг машины добрых пятнадцать минут, восхищаясь и поглаживая ее.
– А мне можно будет поездить на ней? – спросил он наконец.
Фенберг поджал губы и сложил на груди руки. Риска с Туберским было гораздо больше, чем с Тедом Кеннеди.
– Может быть, как-нибудь потом, – ответил Фенберг. Лицо у Туберского вытянулось. Нижняя губа, надувшись, оттопырилась.
– Ну, пожалуйста? – попросил Джон.
Фенберг слегка смягчился. Он разрешил брату посидеть в машине. Но сначала пусть переоденется в чистое. Одежда Туберского и так была чистой, но он пулей пронесся в дом и вернулся в свежевыстиранных джинсах «Левис», белой рубашке, спортивной куртке и галстуке.
– Галстук не обязательно, – заметил Фенберг, – залезай.
Туберский осторожно смахнул пыль со своих дешевых мокасин и с замиранием сердца сел за руль. Туберский разглядывал машину внутри, как будто это был музей. Он опять стал просить Фенберга:
– Пожалуйста, ну, пожалуйста, Майк, нельзя ли мне сейчас поводить машину, ну, пожалуйста?
Фенберг хмыкнул.
– Тебе? Неосторожному водителю доверить мой новый пикап за 24500 долларов? Нет. Никогда.
Туберский просил и умолял. Он скулил. Он обещал вещи, которые никогда не смог бы выполнить, только за то, чтобы Фенберг сжалился и разрешил ему завести мотор. Фенберг мрачно посмотрел на брата, потом элегантно подал ему ключи:
– Только ради Бога, будь осторожен. Не задень случайно рычаг переключения скоростей, а то перемелешь всю коробку передач. Дай мотору поработать несколько секунд, потом выключай.
Туберский послал воздушный поцелуй и с благоговением вставил ключ зажигания.
Туберский благодарно улыбнулся Майклу. Майкл тепло улыбнулся ему в ответ.
Тошнота подкатила к горлу Фенберга, когда он услышал шум опускающихся окон и щелчок электрического замка, запирающего все четыре двери. Туберский продолжал приятно улыбаться, когда запустил двигатель с турбонаддувом на девять тысяч оборотов в минуту. Машина стала яростно вибрировать вперед и назад. Из-под кузова поднялись облака пыли. Джон Туберский включил сцепление и поднял машину на дыбы. Огромный черный «форд» с визгом проехал сто ярдов до ворот. Туберский резко сдвинул рычаг вниз, одновременно нажимая на тормоза. Перед тем как умчаться на три часа и оставить машину в городе без бензина, Туберский помчался прямо на Фенберга и, свернув в последний момент, сделал вокруг него полдюжины кругов. Фенберг стоял в пыли, опустив плечи. За ревом мотора Фенберг слышал загробный маниакальный смех Туберского. Фенберг вздохнул. Он успокаивался. И Туберский знал, что он успокоится. Таковы были правила игры.
– Едет! – закричал кто-то из репортеров.
– Слава богу! – успокоился Фенберг.
Машина въехала, подпрыгивая, в передние ворота. На Туберском была шерифская шляпа, с уха свисали наручники. Три помощника на заднем и переднем сиденьях весело хохотали. Фенберг вздрогнул – тормоза при парковке скрипнули слишком уж сильно. Он обошел вокруг пикапа, осматривая его, прежде чем взять ключи.
– Мы остановились на обратном пути, – чтобы выпить содовой, – сказал Туберский, ухмыляясь..
Буба сердито посматривал то на Джона, то на Майка. Он подозревал, что они хотят о чем-то переговорить. Джон с серьезным видом вернул шерифскую шляпу и наручники. Все трое помощников были слегка под мухой, двое зевали. Буба хотел устроить им разнос, но сейчас ему было не до этого..
– Можно тебя на пару слов, Майкл? – , спросил Буба, посматривая на трех своих помощников.?
Буба и Майк отошли в сторону так, чтобы их было не слышно. Они стояли на границе освещенного пространства, пар от их дыхания поднимался вверх.
– Я понимаю тебя. Я сам думал, что бы я сделал, если бы Мэри похитил какой-нибудь человек или зверь. И я уж точно не стал бы ждать. Я также знаю, что ты из тех, кто всегда делает по-своему, Майкл.
– К чему ты ведешь?
Буба запустил пальцы под ремень и пинал носком ботинка траву под ногами.
– Я бы на твоем месте не стал ждать утра. Я нашел бы способ убежать. И пошел бы сам. Я знаю, что так будет быстрее.
– А ну-ка, кузен, посмотри вон туда, – сказал Фенберг, кивнув в сторону двух десятков хорошо одетых людей, крепко держащих в руках микрофоны.
Они смотрели собачьими глазами в надежде, что Фенберг что-нибудь скажет, пусть даже незначительное. Или пояснит свое единственное заявление, туманное и устаревшее упоминание о том, что эксбитл Пол Маккартни – морж.
– Здесь вполне наберется сотня корреспондентов и примерно наполовину меньше полицейских. Не думаю, что мне удастся далеко уйти с таким хвостом.
– Ты находчивый парень, Майк, – улыбнулся Буба. – Ты найдешь выход. Но лучше этого не делать.
– Я понял тебя, – сказал Фенберг. Они наблюдали, как Чарли Два Орла передал кожаный футляр с винтовкой Бину Брэсу Брауну, который возился в машине с коробкой передач.
– А, черт, я не знаю, – сказал Буба, засовывая руки в карманы своей шерифской лыжной куртки. – Здесь во многом не сходятся концы с концами.
– Во-первых, Беган?
– Во-первых, Беган.
– Да, – сказал Фенберг. – Я тоже мучился над этим вопросом.
– Я помню, что было сегодня утром в тюрьме. – Буба отвернулся почти в замешательстве. – Беган был почти в панике. Он с ума сходил, только бы найти девушку. Вы не действуете так же отчаянно, когда оказываетесь на свободе.
Буба наблюдал за поступками как бы с периферии, как охранник, ведущий наблюдение с башни.
– Я никому не говорю об этом, даже жене, но у меня мурашки бегают при общении с этим Беганом, и я не понимаю, отчего. Ты заметил, какой он больной?
"Сюда больше подходит слово разлагающийся", – подумал Фенберг.
– Зачем он так рвется сюда? Зачем человеку его положения удаляться в один из самых отдаленных регионов? Почему такой человек связывается с такими подонками, как братья Магоногоновичи?
– Может, ты его об этом спросишь? – сказал Фенберг, глядя мимо шерифа. Огни машин. «Корнит» кремового цвета медленно въехал в деревянные ворота. Почти автоматически закрутились телекамеры, фиксируя на пленку этот новый элемент – богатство.
М.Дж. Беган властно хлопнул дверью, его жена отшатнулась. Она осталась в машине, отворачиваясь от безжалостных огней. Она была избита.
– Мне позвонили и сказали, что вы хотите выехать рано, – сказал Беган, подходя прямо к Фенбергу.
– Вы поздно ложитесь, – сказал Майкл.
– Я мало сплю по ночам, – сказал Беган. Он выглядел изможденным, и одежда была неаккуратной, но он, казалось, слегка ожил. Фенберг безо всякой видимой причины почувствовал отвращение и злость. Он поймал себя на том, что считает, сколько шагов надо преодолеть, чтобы прыгнуть на него. Фенберга что-то тянуло, он не мог объяснить, что. Это было глубоко внутри, примитивные ощущения. Смешно. Я схожу с ума, подумал Фенберг, стряхивая с себя гравитационное поле.
– Мы как раз загружаемся на утро, – ответил Буба за Фенберга. Ответ, видимо, удовлетворил Бегана, который осматривал пикап.
– Вы действительно думаете, что вам все это понадобится?
– У нас дикий край. Никогда не знаешь, что может встретиться, – сказал Фенберг.
Бегану, похоже, понравилось последнее замечание. Он слегка улыбнулся:
– Да, никогда не знаешь.
Бин Брэс закончил возиться с коробкой. Пикап был загружен и Браун прикрыл все брезентом. Туберский крепко натянул нейлоновую веревку, протянув ее крест-накрест через хромированные ручки с обеих сторон рамы, подобно шнурку на ботинках.
– Уже полночь, – сказал Фенберг. – Час дьявола.
Он не знал, зачем сказал это.
– Устраивайтесь поудобней, где-нибудь за пределами моей собственности. Я собираюсь немного поспать. – Фенберг посмотрел на Бегана оценивающе, как на картину. Мартин был в полной охотничьей форме, его когда-то густые волосы были длинными и висели, как веревки. Он побледнел и похудел со времени прибытия в Бэсин Вэли.
– За что я вас так не люблю? – спросил его Фенберг.
Глаза Бегана. Они были старые и излучали холодную, властную уверенность.
– Быть может, у нас общая судьба.
Фенберг на этот раз не отвел глаз. Ответ удовлетворил его.
* * *
1.30 ночи. Бин Брэс Браун выскользнул из окна ранчо и воровски прокрался между часовыми в лес. Он тихо и старательно тащил за собой ленточную пилу фирмы «Маккюлош», пять клиньев, топор и три коробки молочных консервов.
2.30 ночи. Поднялась почти полная луна. Джон Туберский проснулся и резко сел в кровати. Трое помощников, которых назначили охранять его, спали крепким сном после пива, в которое Туберский добавил транквилизаторов.
Туберский на цыпочках прошел по темному коридору, обитому деревянными панелями, и тихо открыл дверь комнаты Фенберга. Охранник не спал и потянулся за пистолетом. Туберский покачал головой и прижал палец к губам, потом показал на Фенберга. Искренность и открытость жестов успокоила охранника, и он позволил Туберскому подойти на три шага ближе.
– Страшная тактическая ошибка, – прошептал Туберский. При этом он положил руки на колени и оказался глаза в глаза с сидящим охранником. – Если ты закричишь или потянешься за пистолетом, я тебе голову оторву. Это я убил и съел десять человек.
Охранник окоченел от страха.
Туберский раскачивался назад и вперед, вытаращив глаза так, что были видны белки, и щелкал зубами. Помощник шерифа не оказал никакого сопротивления, и Туберский надел на него наручники и вставил в рот кляп. Со стиснутыми зубами и горящим взглядом Туберский медленно пересек комнату и протянул руки к Фенбергу. Полностью одетый Фенберг оттолкнул его руки и прошипел, чтобы Туберский прекратил представление.
– Насчет убийств и каннибальства, – Туберский наклонился над вытаращившим глаза охранником, – я просто пошутил. Скажи "о'кей".
Он ловко кольнул помощника острием гиподермической стрелы.
– Приятных снов.
– Меньше трех минут понадобилось братьям Фенбергам и Чарли Два Парящих Орла, чтобы прокрасться мимо расставленных Бубой часовых и справиться с тем, который спал в машине Майкла. Прозвучали выстрелы. У пикапа было только тридцать секунд форы. За ними помчались мощные полицейские машины и армада журналистов и шерифов.
На плавных, как лошадиное копыто, изгибах и на крутых скользких поворотах патрульные машины сократили разрыв. Водителем первой машины был не полицейский и не один из помощников шерифа. Это был Рейнджер Грейнджер – главный смотритель национального парка, у которого были личные счеты с братьями Фенбергами. Пригнувшись и улыбаясь белозубой улыбкой, Рейнджер Грейнджер наблюдал, как пикап резко увеличивает скорость, и удивлялся, о чем думает Фенберг, черт его возьми. На этих узких горных дорогах даже Марио Андретти в своем «феррари» не мог бы ехать на такой скорости, не говоря уж о Фенберге в его загруженном пикапе, которому тащиться бы со скоростью трактора. И тут все стало предельно ясно.
– А, черт! – Звук был отдаленный, но знакомый, и его нельзя было спутать ни с чем – гитарные завывания ленточной пилы. Грейнджер попытался направить свой «крейслер» в объезд и успел проехать несколько сотен ярдов. Он не слышал удара падающего дерева из-за шума мотора, но он почувствовал его. Как при езде под артобстрелом или в бурю, Грейнджер нажал на тормоза, и на смотровое стекло посыпались сосновые иголки, пыль, грязь и мелкие камни. Его машина боком скользнула по стволу огромного дуба, лежащего поперек дороги.
С другого конца дерева стоял Бин Брэс Браун и любовался на свою работу. Дерево было старое и гнилое, на нем стояла отметка дорожной службы о спиливании его весной.
Туберский выпрыгнул с пассажирского места и крикнул, чтобы Бин перестал пялиться и садился в машину. Рейнджер Рей Грейнджер выбрался из машины. От удара у него текла кровь. Он забрался на дерево с пистолетом в руке. Туберский схватил Бина Брэса одной рукой, пилу другой и швырнул и то и другое в машину. К тому времени, когда лесничий дошел до другого конца дерева, он увидел лишь красные да желтые огни, которые сверкнули и исчезли за поворотом. Через сорок пять минут прибыла машина со всем необходимым оборудованием, и еще через два часа дорога была очищена. К этому времени машина Фенберга давным-давно свернула на старую заброшенную дорогу и исчезла в лесу – черная песчинка, утонувшая в зеленом океане листьев.
* * *
В городе Мартин Беган открыто ходил но темным помещениям "Бэсин Вэли Багл". Он сел на стул Фенберга – тот самый, который сделал дедушка Майкла. Беган посмотрел на фотографию Трейси и ребенка в серебряной рамке и лениво сбил ее на пол. Стекло разбилось. Беган взял другую фотографию, на этот раз Элен. Он провел рукой по фотографии, как будто мог просунуть свои руки и ласкать ее грудь. Это фото Беган тоже сбросил.
