Текст книги "Сесквоч"
Автор книги: Джон Бостон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
Фенберг отозвал брата в сторону. Туберский наклонился к нему.
– Думаю, что в твоих интересах, а также, возможно, и в интересах существа, мы должны забрать его на ранчо, – сказал Фенберг.
– О'кей. Почему?
– Пресса раздует это, и они будут ломиться, чтобы проникнуть к нему, – заметил Фенберг. – У нас ему будет спокойнее, учитывая его больное сердце, – шепнул Фенберг, – ему будет лучше в каком-нибудь спокойном месте и чтобы рядом была пара знакомых лиц. Кроме того, общаться с ним можешь только ты.
Вокруг носилок было шесть человек. Они попытались поднять груз, но не смогли оторвать его от земли.
– Ну-ка. Давайте, я ломоту, – предложил Туберский. Он, хромая, подошел к носилкам, послав еще троих на другую сторону.
– По счету три, – сказал он, – Раз, два, три, взяли, – и легко поднял свой конец. Остальные шесть еле справились с другим.
– Смотри, какой замечательный парень мой младший братишка, – сказал Фенберг, обняв Элен.
Элен улыбнулась. Она слегка отстранилась от Фенберга, и он почувствовал, что это не похоже на реакцию женщины в шоке. Все прошло.
– Я знаю, что нам надо о многом поговорить…
Элен кивнула.
– У меня ужасное чувство, что ты собираешься сказать мне то, чего я не хочу услышать.
– О, Майкл… – Элен сделала еще шаг, отстраняясь от него, и прикрыла лицо руками. Фенберг последовал было за ней, чтобы снова обнять, но остановился.
Он чувствовал себя неловко. Полиция и все остальные не смотрели на них. Фенберг пожал плечами. Ну что ж. Интересно, почему его всегда бросали… и интересно, почему нет следа на груди брата, куда оборотень нанес ему страшную рану.
ЧАСТЬ III
Глава XXXI
Любитель сумасшедших женщин
Существо лежало на полу, в комнате, где Дэйл Фенберг родила четырех сыновей. Оно свернулось, как зародыш в утробе матери, и рассеянно рассматривало бесчисленные узоры на ковре, которые казались ему уменьшенной копией его самого. Целая армия маленьких Снежных Человечков, которые выручат его, унесут прочь на маленьких плечиках. Ему было стыдно при виде всех этих трубок, издевающихся над его телом. Через них в тело поступала инородная жидкость и уходила его собственная кровь. Проволочки и электроды соединяли его с аппаратурой. На экранах любой мог подсмотреть все его тайные мысли, то, как быстро бьется его сердце. Плотный материал и кожаные ремни на его поросшем шерстью теле приковывали его к полу.
Он посмотрел на туфли.
Они принадлежали двум докторам медицины, зоологу, антропологу, психиатру, ветеринару и кардиологу. Доктора стояли, одетые в белые халаты, и покашливали. Существо чувствовало их взгляды, но не смотрело на них.
С той ночи на водопадах Вебстера прошло две недели. Сначала существу было хорошо на теплом, мягком полу и нравились визиты всех четырех братьев Фенберг. И Элен, пока она не ушла. Он поправился через пять дней и спросил, лая и подвывая, что мог понять только Туберский, нельзя ли ему уйти. Надо было запастись кормом, пугать собак, смотреть кино, и чувствовал он себя гораздо лучше, спасибо. Можно ему уйти?
Эти люди в белых халатах. Они спорили с Туберским. Говорили слова, которые существо не могло понять. Туберский стоял со сложенными на груди руками и тряс головой, нет. Его нельзя забрать ни в лабораторию, ни в госпиталь, ни в зоопарк. Он останется здесь. Это моя спальня и мой монстр. Так говорил Туберский, и доктора отвечали своими «ага» и «хм» и говорили такими штампами, как "исключительное явление в науке", и "долг перед человечеством", и "подумайте, как много мы сможем узнать", а Туберский отвечал: "Хоть слезами залейтесь".
Можно уйти?
Эти люди в белых халатах, Туберский не сделал ничего, чтобы остановить их. Существо смотрело пустым взглядом на коричневые завитки ковра. Он ныл и огрызался. Тогда он почувствовал, как будто пчела ужалила его в правое бедро, и он увидел, что один из Белых Халатов держит иглу внутри него. Он раздраженно отмахнулся от него тыльной частью руки, чем вызвал смятение в их рядах. Он вытащил серебристо-прозрачное насекомое из своей ноги и с любопытством исследовал его. Они наблюдали на расстоянии, как он крутил странную маленькую штучку. С того времени голова его стала тяжелой и тупой. Время тянулось, как тяжелые шаги по мокрой глине, от восхода до обеда, и длинные, длинные ночи. Он смутно сознавал, что Туберский здесь. Он не смотрел на Туберского, предпочитая в редкие промежутки просветления между инъекциями смотреть в окно, на высокие деревья, приветливо манящие его своими ветвями.
– С ним все будет в порядке? – спрашивал Туберский. Никто не отвечал ему. Они считали, что существо умирает.
– Вы думаете, это раны? – Туберский заполнил собой дверной проход. Он опирался о дверной проем, заложив руки за спину.
– Непохоже, – отозвался один из терапевтов, осторожно приближаясь к зверю, чтобы осмотреть его. – Они зажили очень хорошо, просто замечательно. И нет никаких признаков токсинов, которые могли проникнуть в организм с царапинами.
Джон задумчиво потрогал невидимый шрам на своей груди.
– А его сердце? – спросил он.
– Возможно, – сказал кардиолог саркастически. – Но в таких условиях мы вряд ли можем сказать что-то определенное. Его надо поместить в стационар.
– Однако ему становится хуже, не так ли?
– Да, ему становится хуже.
Существо уже два дня не прикасалось ни к еде, ни к питью. Волосы у него выпадали клочьями, а глаза стали мутными и равнодушными.
– Если бы он мог поместить его в приличную…
Туберский не знал, что большинство специалистов в частном порядке, а также через свои университеты и госпитали организовали против него иск. Им нужен был зверь. Туберский смотрел мимо докторов, стараясь поймать взгляд глубоко посаженных коричневых глаз, которые больше не отвечали ему. "Черт, я не хочу отдавать им его", – подумал он.
– Мистер Туберский, если вы не отправите его отсюда, то потеряете своего монстра.
– Будет ли это так уж страшно? – спросил он.
– Я вас не понимаю. – Это удивился доктор медицинских наук, бледный, с седой бородой.
– Я просто подумал вслух, это метафора.
В группе неодобрительно зашумели. Они считали Туберского странным, и, что еще хуже, фривольным.
– Что такое, ученые господа, закончившие четыре года колледжа, монстр?
Туберский невинно улыбнулся. От комитета в белых халатах несло молчаливым превосходством.
– Зверь с шерстью и клыками? Парообразное проявление эктоплазмы? Нечто в дешевом костюме, вылезающее из могилы? Что вы на этот счет думаете?
Группа была не в настроении отвечать на двадцать вопросов сразу.
Туберский усмехнулся:
– Ладно. У вас тут, ребята, веселое сборище. Мне бы тоже хотелось чего-нибудь поэтического, но у меня в духовке пара пирогов, и мне еще надо сделать кое– что совсем неприятное. – Например, повзрослеть. – Скажите "о'кей".
Никто не сказал "о'кей".
Туберский проводил всю компанию рассерженных ученых по коридору, через гостиную, и довел до двери. Стоя на крыльце, группа с жаром обсудила нанесенную им обиду, и в то же время всем не терпелось составить очередной отчет по поводу их прикрытого оскорбления.
Когда они уехали, поднимая кучи пыли и гравия, Туберский проверил территорию левой границы ранчо и холмов, потом осмотрел лес по правую сторону. Он искал репортеров. На холмах было полно фотографов, журналистов и любопытных. Джону и Майку приходилось отражать по шесть бездельников в час. В первый день это было забавным, но потом потеряло новизну. Туберский вернулся в дом.
В доме царил кавардак. Все было завалено почтой. Предложения, угрозы, просьбы о денежной помощи. Джон Туберский заработал за две недели больше, чем за всю предыдущую жизнь. Ему заплатили кругленькую шестизначную цифру за эксклюзивное интервью журналу. Этой суммы было достаточно, чтобы выкупить ранчо, заплатить все долги по кредитным карточкам, купить подарки для мальчиков и новый пикап Майклу. Телефон звонил постоянно, и им пришлось завести специальный незарегистрированный номер. По этому номеру позвонили, когда Туберский проходил мимо.
– Майкл?
– Нет. Это я, Джон.
– А Майкл дома?
– Кто говорит? – спросил Туберский.
– Грейнджер.
– Фарлэй или Стюарт?
– Рейнджер Грейнджер… не валяй дурака.
– Это мой телефон. Что хочу, то и делаю.
От Рейнджера Грейнджера пошел пар, потом он закипел:
– Слушай. Как только появится Майк, скажи ему, что у нас появились сообщения, что этого полукровку и так далее Рыжую Собаку Рассмуссена снова видели в наших краях, пьяного, как лошадь. Наши люди ищут его.
– Что ты имеешь в виду под "нашими людьми"? – спросил Туберский. – Ты же смотритель парка.
– Просто скажи Фенбергу, что Рыжая Собака вооружен и угрожает ему.
Туберский повесил трубку и подумал, что Рыжая Собака никогда не испытывал симпатии к средствам массовой информации, особенно к печати.
* * *
Туберский небрежным шагом вернулся в комнату и сел ссутулившись в кожаное кресло в углу. Полуденный свет заливал комнату и согревал ее. Туберский посмотрел на монстра. Тот лежал, повернувшись к нему спиной. Туберский размечтался о девочках из журнала "Спорте Иллюстрэйтед" и домах, выходящих фасадами на пляж. Быстрые машины, неограниченные художественные поставки, одежды от дизайнеров для богатых людей. Видение стало таять.
– Это ужасно, когда босс хлопает кого-то по плечу, – поделился он со зверем. – Мне кажется, ты никогда не задумывался, что приводит мир в движение. Почему мы живем в такой разумно устроенной вселенной, а наши собственные жизни так несовершенны и разбалансированы. Ты когда-нибудь задумывался над этим?
Существо не обращало на него никакого внимания. Когда-то живое круглое лицо стало мрачным. Он дышал замедленно и с трудом. Взгляд стал тяжелым и пытался уследить за качающимися ветками деревьев за окном. Он попытался поднять голову и не смог. Потом он прерывисто вздохнул и закрыл глаза. Джон посмотрел вниз, на спокойное лицо существа.
Его размышления были прерваны стуком входной двери и шарканьем ног по деревянному полу, которое ни с чем нельзя было спутать. Эта комната была первым местом, которое всегда посещал Клиффорд, когда вставал утром или приходил из школы домой. Войдя, Клиффорд сразу обозвал своего старшего брата и ущипнул его в зад. Затем попытался силой накормить существо несвежим печеньем.
– Не делай этого, – сказал Туберский.
– Он притворяется мертвым, – сказал Клиффорд.
– Я знаю, что он притворяется мертвым, – сказал Туберский.
– Это я научил его.
– Нет, не ты.
Существо не любило, когда к нему приставали, и выплюнуло печенье. Клиффорд сказал, что это глупо, и съел оставшийся кусок.
– Знаешь, он так долго не протянет, – сказал бледный мальчик с ярко-рыжими кудрявыми волосами.
– Почему ты так думаешь?
– Эти ученые ребята плохие. Они убивают его своими тестами и всякой дрянью. Его дом в лесу, где он свободен. Ему нужны друзья, и деревья, и скалы. Ему нужен свежий воздух, и он должен вернуть свою свободу, или он умрет и у тебя останутся от него только волосы. – Речь была не слишком мотивированной и далеко не мудрой, но суть была уловлена правильно.
– Значит, ты считаешь, что я должен отпустить его, а?
Клиффорд кивнул. Туберский задумался. Потом вздохнул:
– А, черт. Все равно я собирался отпустить его.
Клиффорд погладил существо, оно не реагировало.
– Нет, не собирался.
– Собирался-собирался, ты, малявка.
– Не собирался. Мне надо в ванную.
Клиффорд прошлепал позади него, куртка наполовину снята, наполовину одета. Он попытался дать Джону тумака по пути, но тот ловко увернулся.
Туберский опустился на колени около последней американской легенды и дернул за ремни. Голова существа дернулась, и оно настороженно кашлянуло.
– Да, ты правильно догадался. Мы выпускаем тебя отсюда.
Пока Туберский возился с застежками, существо смотрело на деревья и на верхнюю часть головы Джона.
– Да-да, я знаю. Леса, природа, красота, а я вернусь в свой убогий дом. Эх, ты, шкура неблагодарная. Но сначала тебе придется поесть овощей и вернуть хоть немного силы. Я тебя точно не потащу.
Существо ущипнуло Туберского за руку, а Туберский слегка шлепнул его.
* * *
Фенберг провел тихий домашний вечер. Он размышлял о семейной жизни и занимался незаконченными делами. Фотография Трейси и ребенка была изъята из нагрудного кармана и помещена в альбом. Фенберг раскладывал пасьянс, когда домой поздно вечером вернулся Туберский.
– Ты, конечно, уже слышал, – сказал Туберский бросая ключи на столик.
– Клиффорд был очень взволнован. А также пресса, – ответил Фенберг, откинувшись назад, чтобы лучше видеть, куда положить черную восьмерку.
– Пресса была, скорее, разгневана, – ухмыльнулся Туберский. – Черт, я чувствую себя великим, – сказал он, хлопнув ладонями и потирая руки. – Почти благородным.
В гостиную неторопливо вошли Злючка Джо и Клифф.
– Такое чувство бывает, когда идешь против течения, я имею в виду общественное мнение, но в душе знаешь, что поступаешь правильно. Это придает силы.
Фенберг поблагодарил новоявленного Робеспьера и сообщил ему, что средства массовой информации травят его весь вечер. Красная десятка, черный валет. Туберский устроил им веселую погоню по ухабистой узкой лесной дороге. На заднем сиденье его машины было существо. Неожиданно для всех Туберский нажал на тормоза, вышел, подошел к первой следующей за ними машине и выдрал рулевое колесо, превращая в прах все надежды корреспондентов электронных средств информации на ролики средней стоимостью миллион долларов.
– Вот для чего я поднимаю тяжести, – сказал Туберский, направляясь на кухню. – У меня были длинные каникулы. А сейчас мне надо рисовать, переделать в доме мужские дела и, слушай, приятель, – Туберский обращался к Клиффорду, который слушал его, раскрыв рот, – я в долгу перед тобой. Та маленькая речь, которую ты произнес сегодня в обед. Ты, может, и не догадываешься, но она помогла мне, она открыла мне глаза на высоком, программном уровне. Я снова могу спать спокойно.
– Резонно, – сказал Фенберг, качая головой. Черная двойка на красную тройку. – Представляю логику его мышления…
Туберский залез в холодильник, вытащил оттуда поднос с мясом и галлон молока. Он пил прямо из бутылки.
– …особенно если учесть, что в последнюю неделю Клифф четыре раза в день смотрел программы о жизни животных, – продолжал Фенберг.
Туберский снова поднес к губам бутылку с молоком, но не стал пить. Он краем глаза подозрительно смотрел на Фенберга.
– Может быть, сейчас не самый подходящий момент говорить об этом. – Бубновая дама на трефового короля. – Но тебе не приходило в голову, что твоему "высокому, программному" жесту может быть альтернатива?
– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Туберский.
Пасьянс не сошелся. В колоде больше не было карт.
– Черт. – Он собрал карты и перетасовал их. – Ну, тебе, например, приходило в голову, что было бы еще великолепнее оставить существо, скажем, еще часов на семь-восемь? Ты мог договориться о правах на эксклюзивный фильм и интервью. А потом уж отпустить существо. Если бы я был президентом сети вещания, я заплатил бы семизначную цифру за уникальную ленту с настоящим, живым, девятифутового роста монстром. Я хочу сказать, что понимаю твои терзания, но разве ты сам не говорил, что быть богатым и духовно развитым совсем не противоречит друг другу.
Молоко в бутылке Туберского медленно убывало. Миллионы, биллионы.
– У меня есть несколько цветных роликов, – ответил он мягко.
– Если хочешь знать, мне кажется, что ему просто не хватало витамина Д, – излагал свою теорию Фенберг. – Недоставало солнца.
Первой картой Фенберга в новой партии был туз. Он выдохнул довольное
– А-ах-х. Я не думаю, что он умирал. Слишком гибкий организм. Думаю, что у него просто был стресс и он скучал по дому. Так погуляй с ним. Выведи на природу. Но ты не хотел, чтобы репортеры с телефотообъективами снимали бесплатно.
Была же басня… – Фенберг помолчал. Он при возможности с удовольствием перечитывал небольшой томик басен Эзопа.
– Это о собаке, которая увидела свое отражение в воде и уронила кость? Думаю, что такой сюжет подошел бы. Нет. Я бы получше заботился о существе. Может быть, даже купил бы неподалеку землю и построил ему жилище, окружив его забором. Показывал бы существо в течение месяца, а потом отпустил бы.
Туберский пошатнулся от всех этих советов и ухватился за стол, чтобы сохранить равновесие.
– Какой я дурак, – сказал он, чувствуя, как кружится голова. Взгляд его остановился на Клиффорде. В нем горели обвинения. – Мне не надо было слушать тебя.
– Ты сказал, что сам собирался отпустить его… – запищал Клиффорд тонким, скрипучим голосом.
– Да. Чертовски здорово. Принимать советы шестилетних, – съязвил Злючка Джо. Клиффорд неприлично изогнулся и показал язык.
– Я убью его, – поклялся Туберский, перепрыгивая через стойку и нацеливаясь на любимца семьи. Глаза Клиффа расширились. Он закричал:
– Помогите, убивают, полиция! – и помчался в ближайшую запирающуюся ванную. Джо спокойно пошел за ним, чтобы показать Туберскому, как открыть двери с этой стороны.
Карты ложились неплохо, но игра была короткой. Фенберг снова смешал их, не обращая внимания на доносящиеся до него леденящие душу крики. В комнату снова ворвался Туберский. Глаза его дико блуждали. Он сгреб куртку и ключи.
– Я убью его попозже. Может, мне удастся найти существо. Он еще слабый после долгого лежания в постели.
Туберский хлопнул дверью.
Фенберг улыбнулся и покачал головой. Теперь он был один. Он отложил карты и сунул руку в задний карман. Конверт лежал там уже целый день. Он боялся открывать.
Письмо было от Элен.
Конверт был согнут пополам и принял соответствующую форму, оттого что целый день пролежал в кармане брюк.
Фенберг протянул руку через дубовый стол и достал сигару из желтой коробки.
На этот раз он зажег ее. Майкл еще раз покрутил письмо. Потом подумал, не поставить ли чай. Нет. Надо закончить с этим. Моргая от сигарного дыма, он разорвал конверт.
"Дорогой Майк,
Я начинала писать это письмо тысячу раз. Кончалось это всегда одинаково. Я думала о тебе и улыбалась. Прошло несколько коротких месяцев, а кажется, мы провели вместе сто жизней. Я знаю, знаю. Пожалуйста, не говори, что это предыдущие жизни. Ты необыкновенный, Фенберг. Это ты разбил мне сердце в двенадцати местах.
За исключением последних дней, все остальное время я никогда так много не смеялась рядом с мужчиной. Я ни с кем не была так счастлива, как с тобой. Начинать день вместе, идти на работу, просто быть с тобой – это похоже на каникулы.
Ты сокровище, которое я искала, и все же, возможно, кому-то из нас не суждено было найти сокровище. Что-то привлекает меня в тебе, и все же я пишу тебе это прощальное письмо.
("О Элен, нет, дурочка!" – нежно сказал Фенберг.)
"Я чувствую себя испуганной, усталой, опустошенной и смущенной. В последние дни меня похищали два совершение разных монстра, и оба хотели, чтобы я их невестой. Все руки у меня покрыты синяками, оттого что за них хватали, синяки появляются у меня так легко. Особенные мужчины становятся правил моей жизни, за исключением вашей компании.
Но я отклоняюсь от темы.
Я знаю, что твое сердце на месте, а мое нет. Всю свою короткую жизнь я следовала за каким-нибудь парнем и подражала его стилю жизни. Я так и не поняла, чего хочется мне и кто я. Наверно, все это эгоистично.
Но я знаю тебя, Фенберг. Ты просто замечательный и заслуживаешь чего-то особенного. И я не уверена, что этим особенным являюсь я. Думаю, ты будешь счастлив с женщиной, которая родит детей, будет печь тебе пироги и сидел дом с тобой на футбольных матчах между школьниками старших классов в пятницу вечером.
(Это совсем не соответствовало истине Фенбергу нужна была сумасшедшая.)
Не думаю, что этой женщиной стану я.
Я хочу стать кем-то. Путешествовать. Писать. Жить в городе. Мне двадцать пять, а я не знаю, что заставляет меня жить. Наверно, надо скорее искать, а? Не беспокойся о ребенке. Я буду писать тебе, а когда наступит время, мы увидимся. Я вовсе не хочу скрывать от тебя ребенка. Но, пожалуйста, Майкл, не пытайся звонить. Я знаю, что ты хочешь как лучше, но у меня есть свои причины оставаться вдали от тебя. Так лучше.
Господи.
Извини, что сделала тебе больно, Майкл. Пожалуйста, найди в своем сердце силы простить меня когда-нибудь.
Я так люблю тебя…
Элен".
Фенберг схватил телефон.
Потом поставил его на место и покачал головой. Нет. Хватит. Хватит гоняться за привидениями и создавать карточные мавзолеи. Фенберг давно привык к тому, что все самые близкие ему люди уходили из жизни или были сумасшедшими. Элен Митикицкая из жизни не ушла, но ушла от него. И она явно была сумасшедшей. Фенбергу это нравилось в женщинах.
* * *
Следующее утро было просто прекрасным. Снег отступал к вершинам Сьерры, а птицы и белки, как это у них принято весной, подняли веселый гам. Фенберг уже давно бесцельно гулял по центру Бэсин Вэли. Сунув руки в карманы, он шел через городскую площадь, сосредоточенно стараясь не наступить ни на одну из линий или трещин на тротуаре. Фенберг был очень занят. Ему надо было сделать миллион дел.
Миссис Беган благосклонно прислала Фенбергу солидный чек для возмещения всего ущерба и убытков, причиненных ее мужем. Фенберг использовал эти деньги для покупки новой пары сшитых на заказ сапог и сооружал эффектное, в деревенско-ковбойском стиле, архитектурное сооружение на руинах старой «Багл». Он еще должен проанализировать целую кучу предложений и найти замену для Элен Митикицкой. Хорошо, если бы это был кто-нибудь постарше, с небольшими проблемами в области психики и потребления алкоголя. Другие, как, например, подающие надежды звезды колледжей, имели склонность задерживаться в «Багл» только несколько месяцев, используя ее как подкидной мостик для получения места в более солидной газете. И, конечно, он должен составить еще одно редакционное извинение за Злючку Джо, который потратил две страницы газеты на рискованные дифирамбы в адрес музыки в стиле хэви-металл.
Фенберг свернул вправо в парк. Он обнаружил Туберского, в одиночестве сидящего на парковой скамье.
– Я уверен, что ты не нашел зверя этой ночью. Опять, – сказал Фенберг, садясь рядом с братом.
Туберский бросил усталый взгляд.
– Я просто спрашиваю, – сказал Фенберг, кладя ногу на ногу. – Я пытался дозвониться всю ночь. Она не хочет подходить к телефону.
Туберский шлепнул себя по затылку и быстро зачесался, как будто его кусали блохи. Это была новая привычка, которую он приобрел после той ночи на водопадах Вебстера.
– Я думаю, что у нее все перепуталось из-за травм и испытаний тех трех дней в лесу и всего этого, – сказал Фенберг.
Туберский яростно чесал невидимое раздражение на груди.
– Мне кажется, что ей сейчас нужно пресловутое "время и пространство". Потом она вернется. – В голосе Фенберга появились заупокойные интонации. – Я думаю, что позвоню ей еще раз этим утром. Может быть, под предлогом поиска рассказа, или папки, или чего-нибудь еще. Конечно, это шито белыми нитками, но может сработать.
Туберский тер нос.
– Тебе нет необходимости звонить ей. Господи, последнее время я всю дорогу чешусь. Интересно, не подхватил ли я какую-нибудь заразу. Весело. – Он поднял голову. – Несколько рановато, чтобы затевать барбекю.
Фенберг подергал носом. Он не чувствовал никакого запаха.
– Где?
Туберский посмотрел в сторону далекого горного пика.
– Я думаю – в хижине, там вверху, – сказал он, кивнув головой.
Фенберг, прищурившись, посмотрел вдаль. Полдня пути.
– Что ты имел в виду, когда говорил, что мне нет необходимости звонить ей?
Туберский вытащил измятый бело-голубой конверт экспресс-почты из заднего кармана и вручил Фенбергу. Он был адресован Майклу.
– Это пришло сегодня утром, – сказал Джон.
– Он открыт.
– Да, конечно. Я читал его.
Фенберг вытащил содержимое. Внутри было небольшое фото Элен Митикицкой в костюме ведущего болельщика на студенческих соревнованиях и белокуром парике. Она держала куклу, завернутую в одеяло. Там же была записка.
"Дорогой Майк,
Если ты с трудом смотришь на фотографию блондинки с ребенком, то тебе лучше быть около меня и ожидающегося пополнения.
Доктора дали мне ужасное предупреждение, в которое я хочу верить. Через некоторое время, даже если мне придется продать душу, я все равно рожу ребенка.
Я потратила небольшое состояние на телефонный разговор с твоим братом. Он звонил с какого-то платного телефона, Бог знает откуда. Ты прав. Твой брат действительно удивительный человек. Он помог мне понять многое обо мне, о нас с тобой. Приезжай с мальчиками познакомиться с моими родителями. До скорой встречи, дорогой.
Очаровательная (я уверена в этом),
Элен Митикицкая".
– Прочитай еще раз то место, в котором говорится, что я удивительный, – попросил Туберский, подсматривая через плечо Фенберга. Майкл широко улыбнулся и подпрыгнул с радостным криком. Он стащил Туберского с лавки и обнял его.
– Ю-пи койот, – сухо сказал, ощетинившись, Туберский. Фенберг танцевал и крутился в разных боксерских позициях вокруг своего огромного брата, нанося ему удар за ударом.
– Прекрати, – сказал Туберский, прикрываясь.
Фенберг поцеловал фотографию и последний раз обнял Туберского. Он побежал из парка в свой временный офис над аптекой. Он хотел позвонить Митикицкой.
– Эй, – крикнул Туберский. – Тебя ищет Рыжая Собака…
Но Фенберг исчез. Ладно. Он скажет ему потом. Туберский снова сел на лавку, поднялся, три раза обошел вокруг и снова сел. Он смотрел перед собой и размышлял, почему он все это делает, и в то же время чесал то место на груди, по которому провел когтями Беган.
Фенберг пробежал по главной улице с ее рядами деревьев, улыбнувшись и прокричав «хэлло» парочке проходивших мимо торговцев, мысленно определив их как заказчиков на четверть и полстраницы, соответственно. Он миновал обугленные остатки «Багл», и ему уже оставалось всего две двери до временного офиса, когда у него спросили дорогу.
Фенберг приостановил свой бег и разрывался между вежливостью и страстным желанием поговорить с Элен. Мужчина был одет очень странным образом – длинная борода, очки от солнца, теннисная шапочка и длинная шинель. У него была большая голова. Квадратная. Почти как чурбан.
Турист. Фенберг нетерпеливо слушал, ожидая неизбежного вопроса: "… где же в этих местах снег?"
– Оборотень имеет то преимущество, что в своей изначальной форме он практически неуязвим. Видишь? Ни царапины.
Мартин Джеймс Беган снял очки и накладную бороду и положил их в пакет.
– Настало твое время, Майкл. Я пришел за тобой. – Фенберг опустил глаза. Из-под целлофанового пакета на него глядело дуло крупнокалиберного пистолета. Фенберг медленно покачал головой. Нет. Его поразила потенциальная несправедливость и неправильность происходящего. Бегана не должно быть в живых. А он здесь. И способ для мести был совершенно неправильный, если учесть, что М.Дж. Беган был настоящим оборотнем, а оборотни не должны ходить с пистолетами. Три выстрела потрясли воздух и попали прямо в грудь и живот журналиста. Фенберг пошатнулся и оперся о плечо Бегана.
Глаза Майкла наполнились слезами. Это несправедливо, подумал он.
Но слезы хотя бы приносят облегчение, решил Фенберг. Последовала вспышка света, и Фенберг увидел происходящее как бы со стороны. Он увидел Трейси, купающуюся в белом, прелестном сиянии и протягивающую к нему руки. Ребенок выглядывал из кроватки слоновой кости, на лице его было озорное выражение, и еще из этого крутящегося туннеля выходили его родители – Рой и Дейл.
– Майк… Майк… У меня есть для тебя стих.
Так его мать называла стихотворения.
Кадры ускорились, и Перед Фенбергом мелькнула вся его жизнь. Он увидел себя в операционной комнате, он держит только что родившегося сына. Он увидел Туберского улыбающимся подростком с прической под мясника. Вот они вместе прыгают со шлемами в руках на футбольном поле и победно размахивают над головами огромным трофеем. Весь Бэсин Вэли был на трибунах и радовался вместе с ними. Фенберг увидел себя в теле старой женщины, которая давила оливки в Древней Греции. Фенберг сморщился. Давить оливки?
Малулу выбежала из временного помещения «Багл», ее шлепанцы издавали этот ужасный звук ка-снапида, ка-снапида, и он показался Фенбергу прекрасным. Вот так, последнее, что я увижу в этой жизни, будет этот Джек Уэбб в юбке, бегущий ко мне в шлепанцах.
Боль.
Фенберг схватился за живот и согнулся вдвое. Он оттолкнул Бегана.
Элен. Он хотел видеть Элен. Фенберг протянул руку к фотографии. Руки его скользили в поисках красной жидкости, которая, он знал, должна политься из его смертельных ран. Вдруг лицо его приобрело странное выражение.
Фенберг медленно выпрямился и стал искать следы от пуль.
Может быть, это были очень маленькие пули, подумал он, проверяя. Потом он посмотрел вниз и увидел, что крови нет.
М.Дж. Беган упал вперед на руки Фенберга, пистолет его выпал из рук на тротуар. Фенберг поддержал его.
– Знаете, это я послал вам ту серебряную пулю по почте, – признался Беган, противно улыбаясь. Тело его затряслось от кашля. Одна из пуль попала ему в легкое.
– Вы? Почему? – спросил Фенберг. Беган умирал.
– По истечении двухсот лет я хотел бросить вызов. – Искусственная улыбка исчезла. – Кого я обманываю? Давным– давно я заключил очень плохую сделку. Сейчас я даже не мог нажать на спусковой крючок. Я бы предпочел скитаться по лесам со своей болью. Я просто думаю, что не смогу больше заниматься этими чудовищными делами.
Беган снова закашлялся, и Фенберг осторожно положил его на бетон.
– Я должен предупредить вас…
– Не напрягайтесь, – сказал Фенберг, поддерживая его.
Беган предупредил Фенберга об ужасном Братстве, темных мастерах мистического трехмерного мира. О женщине, старой и коварной вампирке. Правда, она была потрясающе привлекательной. Это плюс. К минусам можно было отнести то, что ей нужны были не только души Элен и Туберского, но и новорожденного Фенберга.
Беган закашлял. Майкл увидел три черные дырочки от пуль, краснеющие от крови на узкой груди. Бегана начало трясти от проникающего в него холода.
– Я боюсь. Я так раскаиваюсь. Пожалуйста, пусть кто-нибудь простит меня. Я раскаиваюсь.
– Я прощу вас, если хотите.
– У меня столько грехов, за которые надо платить…
Фенберг слегка кивнул головой.
– Вас уже простили, разве вы не помните? – успокаивающе произнес Фенберг и поправил соскальзывающее вниз тело. Фенберг вспомнил, как брат говорил ему несколько лет назад. И это успокоило его тогда. – Мартин, я не могу поклясться, что это так. Но скажу тебе только, что в глубине моего сердца я чувствую, что это правда. Пройдет совсем немного времени, и ты вернешься маленьким ребенком, tabula rasa, и попробуешь начать все сначала.
