Текст книги "Сесквоч"
Автор книги: Джон Бостон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
Фенберг впустил его. Буба двигался вслед за Майклом, смотря по сторонам. Он опасался засады. Вот он заметил что– то около дивана. Буба поднял бело-голу– бую упаковку от хлеба и бросил ее. Потом поднял длинную волосину.
– Длинная, – заметил он, показывая ее Фенбергу.
Фенберг пожал плечами:
– У нее длинные волосы.
Буба изучал толстую спутанную прядь.
– Посоветуй ей пользоваться более хорошим ополаскивателем. Ты не откроешь мне эту дверь, кузен?
– Ты знаешь, я сказал тебе неправду, – сказал Фенберг, улыбаясь ему, как мужчина мужчине. – Видишь ли, Элен не вышла, она все еще в спальне, и, ты знаешь…
– Открой дверь, – приказал шериф. – В худшем случае мне придется извиниться.
– О'кей, – согласился Фенберг. Он сказал громко. – Дорогая! Приведи себя в порядок. У нас гости. Это мой кузен.
Фенберг слегка приоткрыл дверь и заглянул в щелку. На кровати остались вмятины в тех местах, где сидели брат и существо. И было легко понять, как они вышли. Раздвижные стеклянные двери были открыты, и бежевые шторы качались на ветру.
– Видите? – сказал Фенберг. – Все как я говорил. Она пошла погулять, и скунса у нее нет.
Буба быстро подошел к окну и притаился. Он распахнул двери, чтобы посмотреть, нет ли кого снаружи. Нет. Он проверил под кроватью, потом осторожно открыл шкаф Элен. Ничего, кроме одежды. Ни монстра, ни Туберского. Буба сунул пистолет в кобуру и ткнул двумя толстыми пальцами в лицо Фенбергу.
– Ты впутываешься во что-то, о чем пожалеешь. И ради чего? – После этих слов шериф ушел, закрыв за собой дверь.
Фенберг хотел еще раз посмотреть в шкафу, но потом нашел эту мысль просто смешной. Он вышел на крошечный балкончик, где у Элен стояло два выносливых растения. Фенберг посмотрел на крышу. Она была слишком высоко даже для монстра. Он различил следы на влажной земле в десяти футах справа, и тут начали лаять собаки. Сначала две. В квартале отсюда, подумал Фенберг, но не мог понять, в какой стороне.
Потом к ним присоединились остальные дворовые собаки Бэсин Вэли. Они заливались лаем, визжали и рвались с поводков и цепей. Стараясь не попадать под свет от уличного фонаря, Фенберг осторожно пошел по следу в тени рядом с домом. След вел в соседний двор. Он проверил, нет ли собак и полез через забор. В щели между досками застрял пучок спутанных волос, и Фенберг удивился, как старое дерево выдержало вес существа. Потом решил, что оно могло просто перепрыгнуть через забор. Идти по следу было нетрудно. Грязные отпечатки вели через лужайку на улицу. Они исчезали в траве во дворе углового дома.
– Что здесь, черт возьми, происходит? – Со стуком распахнулась входная дверь, и пожилая женщина вышла на крыльцо дома, построенного в викторианском стиле.
– Газовая компания, – ответил Фенберг. – Просто проводим измерения.
– В десять часов вечера в субботу? Я вызову полицию! – пригрозила миссис Каулинг.
Фенберг трусцой перебежал через дорогу на другую сторону улицы. В угловом доме не горел свет, и на мокрой лужайке не было никаких следов, по которым можно было бы проследить дальнейший путь брата и монстра. Фенберг потихоньку пошел по краю лужайки, пытаясь отыскать грязь, клок шерсти или след на боковой дорожке.
– Пст!
Фенберг оглянулся.
– Сюда! – Туберский вышел из тени и из всех сил махал ему.
Фенберг быстро посмотрел вверх и вниз по улице, проверяя, нет ли патрульных машин или слишком любопытных соседей. Потом" осторожно отступил в тень и поискал глазами существо.
– Майки, у нас большие трудности.
– Да, я знаю. Может, ты не расслышал, но у Элен был наш кузен, тот, что со значком. Какая-то старая карга настучала ему, что ты вошел в дом с "Существом из Черной Лагуны". Возможно, он где-то неподалеку ищет тебя сейчас.
Где тварь? – спросил Фенберг, оглядываясь вокруг.
– Это и есть наша проблема.
– Ты хочешь сказать, что он свободно бродит по городу?
– Почти. Но проблема состоит не в этом.
– Джон, у нас нет времени на десятки вопросов. Что случилось?
– Он похитил даму, которая шла по улице.
– Он, твою мать, что?
Туберский вытянул перед собой руки, защищаясь от Фенберга.
– Когда мы вылезли из окна, он прыгнул на меня, и я потерял его из виду. А потом я увидел, как он сгреб какую-то женщину в квартале отсюда.
– Что?
– Ну, он вроде выпрыгнул перед ней и, насколько я мог видеть в темноте, она вроде потеряла сознание. А он вроде подхватил ее и убежал.
– Перестань повторять "вроде".
– О'кей.
"Митикицкая. О господи!" – подумал Фенберг.
– На этой женщине была желтая лыжная куртка и бело-голубой ток?
– Что?
– Ток. Ну, шапка, черт!
Туберский с минуту соображал, потом кивнул:
– Кажется, да. Было темно, но я помню желтый цвет. Про шапку помню только, что она была полосатая. Я кричал ему, но он скрылся вон туда, – продолжал Туберский, указывая в сторону темных холмов.
– Дерьмо! – Фенберг прикусил губу и зашагал, пытаясь взять себя в руки и спокойно подумать. Думать, Не получалось. Вместо этого он дал брату тумака.
– Ай! – охнул Туберский, хватаясь за бицепс.
– Надо вернуть ее, – сказал Фенберг. Казалось, собаки со всего света собрались, чтобы полаять. Фенберг услышал рев мощных моторов и скрежет шин на соседней улице. Они с Туберским побежали в противоположном направлении, и тут же попали в слепящий свет фар и фонарей. Механический голос из громкоговорителя, совершенно лишенный эмоций, приказал им остановиться. Через три секунды Фенберг стоял посреди улицы с поднятыми руками. Он повернулся, чтобы сказать брату, как все это было невовремя, но Туберского не было рядом.
– Стой, – отрывисто крикнул помощник шерифа. Он напряженно сжимал двумя руками револьвер, локти прижаты по бокам. Туберский с криком побежал прямо на него, прыгнул на капот патрульной машины и упал на ее верх. Помощник сделал руками плавный полукруг и выстрелил прямо ему в спину. Фенберг видел, как брат схватился за позвоночник и упал. Потом он несколько раз попытался встать и не мог. Он упал ничком с распростертыми руками и лежал на холодном, мокром тротуаре.
Дальше Фенберг действовал автоматически, ни о чем не думая. Он подбежал к стрелявшему. Тот повернулся к нему лицом, на котором были удивление и страх. Фенберг вычислил, что у человека не хватит времени направить на него револьвер, и он успеет схватить его за горло. Но что– то отвлекло внимание Майкла. Толчок. Тупая боль. Он не почувствовал, как пуля из ружья попала ему в шею, но вдруг ощутил легкость. Голова, казалось, двигается независимо от тела, взгляд скользнул по вершинам деревьев и звездам, потом опустился к мужчинам в коричневых рубашках, и наконец он увидел мокрую, блестящую дорогу и пару черных ботинок с каплями воды на них. И темнота.
Глава XVI
Тюремные птички
Буба Фенберг гордился своей тюрьмой, и эта гордость была справедливой. Она была сама надежность. Тюрьме был 131 год, это был бункер, построенный из белого бетона и кирпича и расположенный на городской площади, на которой находились и другие государственные учреждения. Огромный уродливый сахарный куб был построен специально для Лупа Вальдеса, знаменитого захватчика чужих золотоносных участков и грабителя банков, который терроризировал Калифорнию во время Золотой Лихорадки. Кровожадная банда Лупа попыталась освободить своего предводителя из тюрьмы, и следы от пуль после неудачной попытки остались на толстых стенах как память и предупреждение тем, кто задумает оскорбить правосудие.
Гораздо более отчаянные люди, чем братья Фенберг, пытались хитростью или силой совершить побег из тюрьмы Бэсин Вэли. Туберский не мог даже похвастаться славой первого сидевшего там каннибала.
Артур Мэнтус, легендарный тромбонный убийца-индеец, летом 1931 года, во время Великой Депрессии, навел страх на всю долину. Жертвами Мэнтуса, психически ненормального и сильного физически алликликского воина, были юноши и старики, которых он до смерти забивал тромбоном и тут же съедал их теплые, свежие сердца.
– У Мэнтуса появляется много силы, когда он съедает сердца своих врагов, – сказал Мэнтус дальнему родственнику Фенберга, бывшему тогда издателем «Багл», плохо соображая, что дикий ритуал этот принадлежал ацтекам, а не алликликам. Он сделал три попытки бежать из тюрьмы, причем последние два раза он пытался напасть через решетку камеры на смотрителя, который находился на безопасном расстоянии двенадцати локтей от него. Мэнтуса линчевали.
Почти двадцать пять лет спустя в тюрьму Бэсин Вали попал другой преступник – спокойный и серьезный отличник старших классов Тодди Ханикат, совершивший массовое убийство. Тодди отравил всех участников встречи с бывшими выпускниками в Кугаре в 1953 году. Фотографии на пожелтевших страницах «Багл» производили неизгладимое впечатление. По всей длине дорожки вокруг футбольного поля лежала четверть всех тинэйджеров Бэсин Вэли, неловко уложенных в телеги и открытые машины, все еще в парадной форме и смокингах, взятых напрокат в девятнадцати милях оттуда. Это была одна из самых страшных национальных катастроф, произошедших в школе.
Последним убийцей в массовых масштабах был заезжий гастролер Карлос Каудерно. Во время пасхальных каникул в шестидесятых годах Каудерно напился пьяным и взобрался на вершину горы Роки Пойнт, с которой открывался вид на Роки Пойнт Парк. На высоте восьмисот метров над площадкой для пикников, выпив еще несколько бутылок дешевого вина, он решил расшатать и сбросить вниз четырнадцатитонный валун. Валун покатился на расположившийся ниже по склону пикник методистов. Шесть человек погибло, и многие получили увечья. Мэнтус, Ханикат, Каудерно и им подобные – все пытались совершить побег из тюрьмы Бэсин Вэли и никому еще это не удалось."
* * *
Туберский проснулся от неприятного ощущения, что лежит на грязной подушке. До него донеслись звуки рассекающего воздух металла и сопение дерущихся. Во сне у Туберского текли слюни. Все еще с открытым ртом и уткнувшись половиной лица в старую тюремную подушку, Туберский обвел взглядом знакомую обстановку. Камера номер два.
Через проход от него, и тоже на верхней койке спал на боку, повернувшись спиной к Джону, Чарли Два Парящих Орла. Чарли храпел после грандиозной пьянки. На полу в углу камеры дрожал под серым тюремным одеялом, натянутым до самых очков, Бин Брэс Браун. На небольшом пятачке в центре камеры Фенберг ловко уворачивался от ударов ножом, которые пытался нанести ему Рассмуссен Рыжая Собака.
Туберский поморгал и зевнул. Они с Фенбергом уже просыпались сегодня в шесть утра, завтракали и узнали, что им грозят серьезные неприятности. Бин Брэс прибыл вскоре после них.
Фенберг не разговаривал с Туберским.
Туберский застонал и сел, выпрямившись. Он потянулся и попытался потереть место на спине, куда попала прошлой ночью резиновая пуля с расширяющимся наконечником.
– Шедевр полицейского искусства, применяется для разгона толпы, – первым делом объяснил Туберский Фенбергу, который ничего не спрашивал. Фенберг казался разочарованным. – Они не проникают в тело, просто сшибают с ног и не вызывают никаких побочных эффектов, если не считать, что болят почки и, наверно, есть синяк.
Туберский постучал ногами по верхней койке и облизнул губы. Во рту было такое ощущение, как будто он лизал газету. Туберский быстро отдернул ногу, когда Рыжая Собака изо всех сил замахнулся, чтобы ударить Фенберга ножом в лицо. Фенберг попытался увернуться. Кровь закапала на угол деревянной спинки кровати Туберского.
Кровожадное выражение плоского, как топор, лица полуиндейца сменилось виноватым. На грязной рубашке Фенберга были следы ног, рукава разорваны в тех местах, где куда попадал ножом Рыжая Собака. На ухе Фенберга засохла кровь, волосы спутались, и у него болела голова. Он свирепо сжал зубы и бросился на Рассмуссена.
Туберский вздохнул. Он соскользнул с верхней койки и подошел к высоко расположенному и зарешеченному окну, потягиваясь на ходу. Снаружи стояло ясное голубое утро. Весна была не за горами. В камере Фенберг схватил Рыжую Собаку за горло и бил его о решетку.
– Не могу не признать, – сказал Туберский. Из окна ему была видна почти вся площадь. – Большинство людей с трудом привыкают к жизни в тюрьме. А ты влился сразу.
Бах-бах-бах по решетке, Фенберг расправлялся с мускулистым метисом.
– Как в большой семье, – философски заметил Туберский.
Бах-бах. У Рыжей Собаки глаза вылезли из орбит, и язык стал неестественно синим.
– Сильные клюют слабых. Маленькие становятся жертвами больших.
Бах.
Фенберг, все еще сцепив зубы, неохотно посмотрел на брата. Он глубоко вздохнул и поправил воротничок Рыжей Собаки.
– Он уже второй раз нападает и пытается убить меня, – сказал Фенберг, подняв вверх два пальца. – Второй раз!
Он смахнул нож с кровати.
Лицо Туберского прояснилось.
– Все равно я с тобой не разговариваю, – добавил Фенберг. Он швырнул нож в сторону Бина Брэса Брауна. Тот, подпрыгивая, упал на пол рядом с ним. – И с тобой я тоже не разговариваю. – Брэс сунул этот нож сегодня через окно. К несчастью, он сунул его Рыжей Собаке Рассмуссену. Вскоре после этого задержали и Бина.
Бин вяло улыбнулся.
– Все равно, черт бы побрал все это, – пробормотал Фенберг. Он прошел к своей койке мимо Рыжей Собаки. Собака все еще валялся, скорчившись, на полу и сжимал горло руками. Изо рта вырывалось хриплое, прерывистое дыхание. Фенберг сказал, что он является позором для всего индейского племени, и, пребывая по-прежнему не в духе, улегся на койку.
Туберский присел рядом с ним. Койка скрипнула от тяжести его веса. Фенберг отодвинулся, чтобы не прикасаться к брату.
– Ну, прости, – сказал Туберский.
Полное молчание со стороны Фенберга.
– Ты все еще не разговариваешь со мной?
Снова молчание.
– Знаешь, ты не можешь не разговаривать со мной всегда. Я имею в виду, что иногда ты должен поговорить со мной. Я ведь твой брат.
С верхней койки раздался стон. Чарли Два Парящих Орла стонал и пытался приподняться на локте. Попытка окончилась провалом.
Туберский смотрел на Фенберга. Фенберг неторопливо потер ладони рук. Туберский с надеждой улыбался и ждал, как щенок, доброго слова. Фенберг пригладил непослушные вихры. Туберский быстро подал ему свою черную пластмассовую расческу. Фенберг взял, плюнул на нее и вернул Туберскому.
– Ты все еще обижаешься, да? – спросил Туберский, вытирая расческу о джинсы.
Майкл посмотрел на Джона. Ха. Обижаюсь?
Туберский был бы рад, если бы Фенберг кричал на него, или ударил его, или улыбнулся своей ледяной, сардонической улыбкой. Тогда можно было надеяться, что как-нибудь, когда-нибудь все кончится сатанинской, изощренной шуткой. Как в старших классах школы, когда Фенберг привязал его к гаражной двери на выходные. Но Фенберг смотрел прямо перед собой и потирал ладони. Туберский делал то же самое.
Прошел час, и Фенберг заговорил.
– Что мне делать в моем положении… – сказал он и выпрямился.
– Что?
– Она сказала "в моем положении". – Фенберг вспомнил ангельское лицо Элен, ее волосы, слегка слипшиеся на висках после любовных ласк. Сияющие светло-голубые глаза, и эта аппетитная нижняя губа.
"Мне хочется поговорить с тобой о том, куда ведут нас наши отношения и что мне делать в моем положении", – вспомнил он слова Митикицкой.
– О-о господи! Как я мог быть таки тупым? – сказал Фенберг, застыв.
– Что? – спросил Туберский. – Что-что?
Взгляд Фенберга заметался. Он уже прошел через это. С Трейси. Ему надо было обратить внимание. Те же эмоциональные взрывы. Она расстраивалась и плакала по мелочам. Над теми самыми вещами, над которыми в обычном состоянии просто посмеялась бы. Отпрашивалась с работы. Ее тошнило по утрам. Выходит, чтобы это понять, нужно было, чтобы пещерный человек высек это у тебя на лбу и поднес тебе зеркало к лицу? Элен поправлялась, у нее увеличилась грудь, в конце концов она прямо спросила: "Что мне делать в моем положении?"
Господи. У нее будет ребенок.
– Это не считается. Я продолжаю не разговаривать с тобой, – сказал Фенберг брату. – Но каким хочешь способом, как угодно мы должны выбраться отсюда.
– Никому не удавалось выбраться отсюда, – сказал Туберский, поглядывая на решетки. – Бетонные стены в ярд толщиной и решетки из прочной стали.
– Я ухожу сегодня, Джон. Ты пойдешь со мной?
Туберский еще раз поглядел на решетки, потом на брата.
– Давай.
Фенберг стал расхаживать по камере, положив руки на пояс. План. Им нужен был план. И еще им надо было найти Митикицкую. Где же она может быть?
* * *
Элен была в лесу.
Она не знала, где находится.
Существо знало.
Тем вечером Элен размышляла о своих делах, гуляя по району, застроенному коттеджами, где вдоль улиц ровными рядами росли деревья. В голове ее бродили плохие мысли о Фенберге и о том, как ей придется подбирать себе эти ужасные одежды для будущих матерей. Ну и черт с ним. Она сама воспитает ребенка, думала Элен. Может, остаться здесь еще на шесть месяцев, до тех пор пока не будет по-настоящему видно, поставить в неудобное положение этого сукиного сына Фенберга перед всем городом, а потом уехать домой и родить маленькую девочку. Элен знала, что будет девочка. Она уже придумала ей имя – Кати Скарлет О. Митикицкая.
Вечер был подходящим для прогулок. Ветреный и сырой, но освежающий. Деревья и дома стояли чисто вымытые, и чувствовался бодрящий запах горной воды и сосен. Она ничего не заподозрила, когда залаяли собаки. На улице никого не было, когда она решила пройти через пустынную городскую площадь. Она обогнула высокий куст и наткнулась на что-то, что она немедленно приняла за быка. Он был достаточно большим и так же пах. Но, конечно, в Бэсин Вэли не было быков. Только монстры.
Перед Элен стояло существо Туберского. Оно хныкало и держалось за свою левую руку, как бы прося о помощи. Но Элен не заметила этого. Она подняла глаза и увидела два светящихся красных глаза, которые показались ей зловещими. Глаза, моргая, смотрели на нее. И все это действительно было. Митикицкая свалилась на землю. Она не чувствовала, как большие неуклюжие руки протянулись и подняли ее, как котенка.
Первые десять миль Митикицкая подсознательно чувствовала порывы холодного ветра и гулкие шаги. Она думала, что спит и что ее разбудило Калифорнийское землетрясение, но это был зверь Туберского, который то бежал, то шел через лес. Он нес ее на плече, как охотник добычу.
От него ужасно пахло, и Элен удивилась мыслям, которые приходят в голову человека во время стресса. Интересно, смогут ли потом в сухой химчистке удалить запах от одежды.
Она видела, как поднимаются его пятки, одна за другой, и земля все время убегает назад, как будто сидишь в последнем вагоне, завороженная мельканием убегающих вдаль шпал. Они без усилий преодолевали милю за милей какой-то Богом забытой местности. Существо бежало в гору, потом спускалось с нее. Оно с плеском перебегало через узкие, журчащие ручейки, и она завизжала, когда существо подняло ее над головой на высоту двенадцати футов, переходя реку поглубже. Время от времени оно перекладывало ее с одного плеча на другое, а в одном месте, когда они пересекали то, что показалось ей поляной, взял ее на руки. Он нес ее, как жених демон несет свою игрушечную невесту. Удары холодного ветра и ощущение скорости временами были приятны в ее шоковом состоянии, походившем на сон.
Они путешествовали всю ночь, и Элен стала беспокоиться, как бы тряска не повредила маленькому, медленно пробивающемуся в ней семени, которому когда-нибудь суждено стать (удар о волосатую спину) малышкой Кати Скарлет. Ворчанием и стонами она давала существу понять, что хочет спуститься вниз. Иногда оно позволяло ей это. Но потом, тревожно оглядываясь назад, оно снова хватало ее и бежало неизвестно куда.
К рассвету они прибыли к месту назначения. Это была пещера на склоне холма, скрытая от глаз двумя низкими, развесистыми дубами. Она выходила на восток. Элен поежилась и порадовалась теплым солнечным лучам. Существо осторожно, но бесцеремонно, сбросило ее, и ушло.
Сначала Митикицкая сидела съежившись и растирала себя. В тот момент она так замерзла и так была рада, что оказалась на твердой земле, что не думала о побеге.
Но постепенно она согрелась. Она разогнула ноги и прогнула шею и спину, медленно потягиваясь. Ничего не сломано, хотя она знала, что на боку должен быть здоровый синяк. Она похлопала себя по животу. Нет, с малышом все было в порядке. Со стороны выхода светило солнце, и она села поближе к нему. Тут Митикицкая осознала, что пещера была удивительно сухой и теплой. Сухо – это одно. Тепло – уже совсем другое. Тут не могло быть настолько тепло. Элен повернулась и нащупала стены пещеры. От них исходило приятное тепло. Теперь глаза ее привыкли к темноте, и Митикицкая подумала, не стоит ли заняться дальнейшим исследованием места. Нет. Нет уж, спасибо. Я не собираюсь наощупь пробираться в темной пещере, где, наверное, есть летучие мыши и прочие твари, разложившиеся трупы разной степени давности, и, вполне возможно, другие монстры. Нет уж, спасибо, подумала она.
Митикицкая заметила маленький светящийся огонек в дальнем углу пещеры. Еще один вход? Это хорошо бы разузнать, подумала она, потирая руки и дуя на них. Элен вытянула вперед голову, прислушалась. Как будто бежит вода. Это, конечно, возможно. Нет. Похоже, вода журчит где– то подальше. Элен уже пошла вдоль стены, но остановилась.
– Что я делаю? Остановись, Элен, – сказала она вслух. – Поиграешь в разведчиков в следующий раз.
Существо ушло. Она поняла, что это не монстр, а неуловимый Сесквоч. Неуловимый Сесквоч, который съел уже десять человек. Элен выругала себя за такие мысли. Она читала, что они веди ночной образ жизни. Может быть, он ушел, чтобы проспать где-нибудь весь день. Хорошо бы. Элен покачала головой и улыбнулась. Это было бы слишком легко. Просто выйти из пещеры и…
– И что?
На запад, подумала она.
А что, если оно там?
Этого ты не узнаешь, пока не высунешь голову из пещеры и не посмотришь.
Адреналин.
Митикицкая двинулась вперед. Она услышала, как что-то тяжелое двигается снаружи в кустах. Элен прижалась спиной к стене и подождала. Она услышала ворчание, и силуэт существа-мужчины загородил свет на входе в пещеру. Она видела глаза, красные и светящиеся. Она знала, что он увидит ее, куда бы она не направилась. Он пытался что-то объяснить ей жестами, но не смог. Тогда он взял ее за руку и повел наружу.
Митикицкая прикрыла глаза от внезапного солнечного света. Существо толчком заставило ее сесть и показало рукой на плоский камень, находившийся перед ней. На нем лежала белка. Она была мертва. Существо село напротив Элен и махнуло рукой в ее сторону, потом в сторону белки.
Митикицкая смотрела на мертвого грызуна, так как ей не хотелось смотреть на заросшее шерстью лицо охотника и на его желтые клыки. Существо дотронулось до белки черным, морщинистым указательным пальцем, потом подтолкнуло Элен.
"Кажется, оно пытается общаться", – подумала Элен.
– Я Элен. Это белка, – сказала Митикицкая и в первый раз отважилась поднять глаза на существо. Он отвернул голову в сторону и захныкал. Элен выругалась про себя и опустила глаза. Он был больше, страшнее и грязнее, чем шасси "Бьюика Роудмастера" 1958 года.
Существо нахмурилось. Оно казалось смущенным и расстроенным оттого, что не могло поговорить. Оно опять ткнуло пальцем в белку, потом в живот Митикицкой. Она смущенно засмеялась и отодвинулась, подняв руки.
– Понятно, это завтрак, – сказала она и улыбнулась.
– Спасибо. Большое спасибо, – повторила она, стараясь говорить так, как разговаривают с ребенком, предложившим грязный кусок пирога. – Ноя пока не хочу есть.
Она осторожно подтолкнула белку на половину каменного стола со стороны Снежного Человека.
– Ешь лучше ты. Я лучше съем салатный лист.
Существо глубоко вздохнуло носом. Оно слегка пощекотало грызуна под подбородком, покрутило его на камне и бесстрастно подтолкнуло ближе к Митикицкой.
Она подумала, что существо, может быть, улыбается. Трудно было сказать. Существо щелкнуло зубами, показало на свой открытый рот, потом на белку.
Митикицкая снова оттолкнула грызуна веточкой:
– Нет, спасибо. Для белок сейчас не сезон. Почему бы тебе не поймать еще одну? Тогда я могла бы сделать тебе муфточки для ушей.
Ее предложение прошло мимо ушей монстра.
Он опять подтолкнул белку, так что она повисла на самом краю камня, как будто упала в обморок.
Митикицкая улыбнулась и сказала:
Нет, спасибо, я вегетарианка.
Существо пробормотало что-то, причем в высказывании преобладал звук «р-р». Оно закричало на Митикицкую, колотя по каменному столу, из-за чего белка подпрыгивала в воздухе, как будто ее только что достали из тостера. Ну вот. Коронарное. Митикицкая всхлипывала с открытым ртом, слезы текли ей на колени. Она обезумела, испугалась, устала, ей было одиноко и ей надо было в туалет. Она хотела Фенберга и свою комнату, и свою мать, и свою сестру. Она схватила белку и запустила ею в монстра. Она ударилась о его грудь.
– Я ухожу, – бушевала Митикицкая, рыдая и твердо решив выйти пешком из леса куда угодно или погибнуть. Совершенно ошарашенное, существо смотрело, как она уходит, потом бросилось за ней, как щенок сенбернар. Он тогда не знал этого, но ему нравились сильные женщины. Митикицкая большими шагами бежала вниз по холму, пытаясь отогнать его, но он просто поднял ее и отнес к пещере. Только тогда Митикицкая поняла, что попала в трудное положение. Потому что существо гладило ее по щеке и издавало при этом странные воркующие звуки. Как там писали в старых романтических новеллах? Она стала вспоминать. Судьба худшая, чем смерть.
– Господи, я, конечно, смогу выбрать, – сказала Митикицкая.
* * *
– Привет, Малулу.
Маленький колокольчик на двери "Багл" зазвенел, и большая женщина, одетая в полиэстер, с булочкой в руке, ввела четырех неприветливых, испачканных детей в возрасте от трех до семи.
– Привет, Ванесса, – Малулу неохотно оторвалась от журнала "Семейный круг".
– Я хочу поместить платное объявление, – сказала женщина и, переваливаясь, подошла к стойке в углу. – Я продаю гараж.
– Вон там, напротив, такие объявления принимают бесплатно, – сказала Малулу, не пошевелившись.
– Да, я знаю. Уже давала. Но никто эту газету не читает. – Женщина осмотрелась.
Что-то незнакомое тревожило ее, но она не могла понять что.
– Здесь что-то изменилось?
– Новая репортерша. Она пришла в один из выходных и убрала. И принесла несколько комнатных растений.
Малулу встала с видимым усилием. Она облизнула пальцы и, порывшись, достала бланк на объявление.
– Что писать?
– Может быть, сверху написать большими буквами "Продается гараж"?
– Умно. И оригинально. – Малулу потрогала прическу сзади. У нее была новая короткая весенняя прическа, которая делала ее похожей на Джека Уэбба.
– А вы слышали насчет этой новой репортерши?
Малулу скорчила гримасу. Конечно, она слышала. Разве они находились не в Бэсин Вэли, где Малулу была правящей королевой и черной дырой всех сплетен? Майки и Джон были в тюрьме, а Митикицкую похитил огромный монстр-каннибал. Подумаешь! Это все знали. Ванесса, которую можно было назвать кратким справочником по личным делам других людей, торжествующе выпрямилась. Она небрежно спросила, слышала ли Малулу о взрыве М.Дж. Бегана?
– Он взорвался и сгорел?
– Нет. Ну, во-первых, уже ходили слухи, что мистер Беган, женатый человек с детьми и все такое, ухаживает за Митикицкой. Посылает ей подарки. И цветы. Он делал вид, что делает это, чтобы уговорить Элен работать в его газете. Но кого он хотел обмануть, этот старый дурак?
Малулу с интересом навалилась животом на стойку. Ванесса дала подзатыльник одному из своих детей, потом свирепо приказала всем сесть на скамейку и не мешаться под ногами.
Ванесса посмотрела в сторону здания напротив, как будто ее могли подслушать оттуда.
– Я была там, когда это случилось, – прошептала она. – Я помещала объявление и народу там было много. Тут подъезжает сам мистер Беган в своем "роллс– ройсе". Он, видимо, уезжал из города по делам. Ну вот, входит он внутрь, со всеми здоровается и все такое. Его жена, знаете, та, что выглядит как старшая сестра Джекки Кеннеди и пьет? Так вот, его жена рассказывает ему историю, которая произошла прошлой ночью. О том, как арестовали Майки и его брата и… – Малулу махнула рукой. Да-да. Это она уже знала. – Ну, Беган улыбается, как напившийся сливок кот. И тут она говорит ему, что восемнадцать человек видели, как этот монстр утащил ночью из города женщину-репортера прямо на плечах, совершенно нахальным образом.
– Это я знаю, – нетерпеливо прервала ее Малулу.
– Жена говорит ему, что репортерша пропала, и он подпрыгивает до потолка! То есть сначала он вел себя спокойно. Уставился в пол, как будто не верит своим ушам. А потом начал рвать на себе волосы. Я имею в виду буквально, Малулу Джин, начал вырывать волосы у себя из головы!
– Ты шутишь!
– Нет, – сказала Ванесса, твердо качая головой. – Он в ярости начинает сбрасывать все со столов, бить пишущие машинки, толкать людей. А потом он ударил жену, такую хрупкую. Я бы ему показала, если бы он попробовал обращаться так со мной, и никакой суд в мире не признал бы меня виновной.
– Он ударил ее?
– Сбил с ног! Потом он стал наносить себе удары и говорить что… – Ванесса скосила глаза, стараясь вспомнить, что именно он говорил. – Он сказал: "После стольких лет, этого не может быть, это не может случиться со мной". Стал говорить, что он должен пойти и найти ее. Вернуть ее. Убить этого чертова монстра. Потом он опять ударил жену. Ну, если это не любовь старого дурака к молодой женщине, тогда я не знаю, что это.
– Любопытно, – сказала Малулу Джин, устремив взгляд в пустоту. – Два десять, и мы поместим, Ванесса, твое объявление в среду, если газета еще будет существовать.
Ванесса поблагодарила Малулу и сказала, что деньги за гараж будут очень кстати, потому что она ждет своего пятого. Малулу посмотрела на четырех грязных детей и пожевала щеку. Дети. Это кое о чем напомнило ей. Злючка Джо и Клиффорд жили у нее, пока братья были в тюрьме. Джо иногда играл на гитаре до трех утра, а Клиффорд требовал, чтобы она называла его Норманом, Норманом Бейтсом. Малулу Джин Макклин от всей души надеялась, что Майклу Фенбергу и Джону Туберскому не грозит пожизненное заключение.
* * *
Туберский старался не смотреть брату в глаза. Он предложил брату урезанную версию своих трехмесячных скитаний в чащах Бэсин Вэли. Все объяснения только заставили Фенберга вздохнуть, подобно усталому и разочарованному Линдону Бэйнсу Джонсону.
Фенберг лежал на спине, положив руки под голову, думая свои мрачные гамлетовские мысли, как говорил Туберский. Временами он пугал Джона. Он лежал на тюремной койке и не улыбался. Взгляд серых глаз был устремлен в сложный лабиринт дешевых пружин, на которых лежал матрас соседа сверху, и Туберский знал, что немигающие глаза спокойно вычисляли сейчас решение всех проблем на случай, если придется хоронить Элен и что он скажет мальчикам. Фенберг был сильнее Джона по характеру. Но если присмотреться к нему повнимательнее, то можно было заметить его смятение и боль.
